Жаколио Луи - В трущобах Индии

sp;    - Вот и вы наконец, - сказал он, как только заметил их. - Я еще со вчерашнего дня жду вас и не ушел бы до вашего приезда.

   - Что случилось? Говори скорей, - сказал Сердар с невыразимым волнением.

   - Пароход, который привез твою сестру, ее мужа и детей, приехал шесть дней тому назад, когда ты уезжал на Цейлон. Мне дал знать об этом член нашего общества в Бомбее; в то же время он сказал мне, что на настоятельные вопросы твоей сестры, удивленной, что ты не встретил ее, он нашел нужным открыть ей тайну твоего убежища и сообщить о том, какой долг чести удерживает тебя вдали от нее. - "Не я, само собою разумеется, буду порицать брата за то, что он остался верен в несчастии", - сказала она.

   - Милая и благородная сестра! - воскликнул Сердар. - Продолжай, Анандраен!

   - Она попросила провести ее к вам в Нухурмур.

   - Так она здесь!.. У тебя, быть может? - прервал его Сердар с криком радости.

   - Мужайся, Сердар!

   - Ну говори же, не томи меня.

   - Ты прерываешь меня и замедляешь мой рассказ, - спокойно отвечал ему индус.

   Сердар понял и замолчал. Анандраен продолжал:

   - Меня уведомил твой корреспондент, что он отправил ко мне маленький караван, который я должен провести в Нухурмур; леди Кемпуэлл, ее муж и дети выехали дня четыре тому назад в повозках, запряженных буйволицами...

   - Ну? Ради Бога!

   - Ну... с этой минуты о них ничего больше неизвестно.

   - Но это невозможно! - воскликнул Сердар. - Они должны были приехать к тебе еще вчера.

   - Нет! Иначе сын мой проводил бы их сюда.

   - Но как же ты знаешь?

   - Спокойствие, Сердар, спокойствие! Выслушай меня сначала, а затем будешь возражать, хотя несравненно лучше, если ты вместо возражений подумаешь, что тебе предпринять. Я сказал, что о них никто и ничего больше не слышал потому, что они не явились в назначенный день. Обеспокоенный их отсутствием, я пошел им навстречу и дошел до самого Бомбея, но нигде не встретил их. Тогда я поспешил назад с несколькими членами общества "Духов Вод"; мы обыскали дорогу по всем направлениям, спрашивали жителей, с которыми встречались, но не могли узнать, что с ними случилось. Я разделил все пространство между своими товарищами, чтобы они продолжали поиски, а сам поспешил сюда.

   Несчастный Сердар ломал руки от отчаяния и то и дело повторял:

   - А я-то, я был в отсутствии! Ах! Будь проклято это путешествие!.. Да буду я проклят за то, что не был там, чтобы помочь им, защитить!..

   - Успокойся, Сердар, - сказал Анандраен отрывистым и повелительным тоном. - Теперь некогда горевать, надо действовать.

   - Ты прав, извини меня! Я не могу рассуждать, я действую, как сумасшедший! Я успокоюсь... да, я... О! Горе тому, кто задумал поставить им западню!.. Нет такой ужасной пытки, нет такой медленной смерти...

   - Сердар, мы просим тебя, все мы, твои друзья, не допускай себя до таких взрывов гнева, которые лишают тебя способности рассуждать и мешают нам хладнокровно обсудить дело и найти средство выйти из трудного положения.

   - Да, вы мои друзья... я вас слушаю; видите, я спокоен теперь...

   Но поступки несчастного не согласовались с его словами; он, как безумный, вцепился ногтями в свое тело и рвал на себе волосы... Но это был кризис и надо было дать ему пройти. После целого потока слез, рыданий, вскрикиваний он сделался снова тем же энергичным человеком, каким его знали.

   - Довольно. Поговорим теперь, - сказал он мрачным тоном. - Если они умерли, я буду жить, чтобы отомстить за них.

   - И мы с тобой, Сердар! - крикнули хором присутствующие.

   Анандраен принадлежал к числу самых важных членов тайного общества "Духов Вод", которое представляет собою не романтическую выдумку, а существует действительно в Индии и существовало в течение многих веков подряд. Начало свое оно ведет с первых времен мусульманского владычества и было устроено с целью защитить народ от лихоимства завоевателей. Только благодаря этому обществу могли Нана-Сагиб и Сердар подготовить великое восстание, которое едва не уничтожило английского владычества; благодаря ему также мог Нана-Сагиб до сих пор еще укрываться от поисков англичан. Всем известен тот бесспорный исторический факт, что принца этого не могли найти, что он бежал, унося с собой скипетр императоров Дели, и живет в неведомом никому уголке далекого Востока под покровительством этого могущественного общества.

   Анандраен был человек спокойный, хладнокровный, который, на основании давнего знакомства с Сердаром, мог говорить с ним таким языком, каким никто из окружающих его не осмелился бы с ним говорить.

   - Сердар, - сказал индус, видя, что тот успокоился, - я исполнил свой долг и должен вернуться к моему посту, но сначала хочу высказать тебе свое мнение об этом печальном для нас происшествии. Твои родные похищены тугами, с этой стороны не может быть никакого сомнения; тебе, я думаю, только чудом удастся найти их и явиться туда вовремя, чтобы спасти их. Я говорю не для того, чтобы лишить тебя мужества, а хочу, чтобы ты употребил все свои усилия и собрал все силы своего ума, всю энергию своей воли, ибо великая пуджа, или праздник душителей, будет через три дня, и все пленники, которых они забрали несколько месяцев тому назад, будут зарезаны на алтаре богини Кали по случаю этого торжества. На этот раз они так сумели скрыть свои следы, что мы никак не могли узнать места, назначенного для исполнения их кровавых таинств, а между тем я пустил в ход своих самых искусных людей. Мне остается одна только надежда. Если Рудра приехал из Бегара, где он живет и куда я послал нарочно за ним, он, может быть, успеет там, где другие потерпели неудачу. Это самый удивительный человек на свете; ты знал его во время войны за независимость и видел его на деле. Если он у меня, я сейчас пришлю его к тебе.

   - Благодарю тебя, Анандраен, - отвечал Сердар, который слушал последнего, не прерывая его, - благодарю, что ты не скрыл от меня ужасной истины. Мы с друзьями постараемся по возможности скорее составить план кампании; нельзя же ехать наудачу, несмотря даже на неотложную спешность дела, но через час мы будем во всяком случае в дороге.

   - Спускайтесь по Слоновой горе, это самый долгий, может быть, зато самый легкий путь сюда; я указал его Рудре на тот случай, если бы он вздумал явиться сюда в Нухурмур. Я очень удивлен, что его нет до сих пор. Салам, Сердар, и да хранят тебя боги!

   - Я пришлю кого-нибудь на его место. Не беспокойся, впрочем, одни только туги могут задумать что-нибудь против него, но они не посмеют показаться сюда.

   - Не беспокойся обо мне, - сказал принц, присутствовавший при этом разговоре, - я слишком многим обязан тебе, мой друг, чтобы не сочувствовать твоему горю. Иди спасай своих родных, со мной может случиться лишь то, что угодно небу.

  

   Не успел уйти Анандраен, как тотчас же началось горячее поспешное совещание, - без излишних и праздных споров; все находились в крайне лихорадочном возбуждении, каждый понимал трудность предприятия после серьезных слов, сказанных начальником поста на Вейлоре.

   - Туги должны были иметь какое-нибудь основание, - начал Сердар, - чтобы оставить развалины Карли, где они могли выдержать продолжительную атаку, но где их легко было открыть. В то время, как все думали, что они находятся там, они были в другом месте, в каком-нибудь мрачном убежище среди чащи леса, и занимались там приготовлениями к празднеству, куда затем из предосторожности и отправились в последнюю минуту.

   - Да ушли ли они из этих развалин? - сказал Барбассон. - Они тянутся на громадное пространство и с самыми разнообразными разветвлениями; туги могли вернуться обратно через какое-нибудь место, выходящее в лес, сделав предварительно вид, что совсем покидают развалины.

   - Это необходимо проверить, - отвечал Сердар. - Не думаю, во всяком случае, чтобы они ушли далеко. Их более двухсот человек, не считая женщин и детей, а такая толпа не может ведь не оставить после себя следов. Если бы Анандраен не заверил меня, что он послал на поиски своих самых ловких ищеек, я бы ни за что не поверил, чтобы их не могли найти в течение целых четырех дней.

   - Позвольте мне сказать слово, Сердар! - вмешался снова Барбассон.

   - Говорите, мой друг! Мы научились ценить справедливость ваших слов.

   - Я буду по возможности краток, - отвечал провансалец, - позвольте мне только высказать несколько соображений, я всегда придерживаюсь логических выводов. В нашем распоряжении три дня: это мало и в то же время много. Вы сейчас увидите почему. Я желаю установить тот факт, что время, потраченное на обсуждение, не только не потеряно, но, напротив, употреблено с величайшею пользою, ибо от нашего решения, принятого твердо и быстро исполненного, зависит успех нашего предприятия. Родные ваши покинули Бомбей четыре дня тому назад, ровно двадцать четыре часа после того, как корреспондент этого города уведомил Анандраена об их отъезде. Последний тотчас же отправился к ним навстречу, то есть уехал из Вейлора в то время, как путешественники двинулись в путь; он должен был встретить их почти на половине дороги, то есть у развалин Карли. Но он никого не встретил и дошел до самого Бомбея. Это указывает яснее ясного, что родные ваши исчезли в первый же день своего отъезда и что туги, совершив это похищение, не выказывают больше признаков жизни. Подумайте: в этом случае им оставалось всего несколько часов, чтобы оставить эту местность и перекочевать в другую. Если же они действительно уехали, как же случилось, что Анандраен и его люди не встретили их, несмотря на то, что два раза в один и тот же день избороздили одну и ту же дорогу, а после них исколесили всю местность посланные общества "Духов Вод"? Я считаю физически невозможным, чтобы Кишная и его приверженцы могли сделать хотя бы один шаг и не быть встреченными, если вспомнить при этом, что местность заселена как с одной, так и с другой стороны развалин. Ручаюсь собственной головой и головой почтенного Барбассона-отца - провансалец ни при каких обстоятельствах жизни не мог отказаться от шуток и всегда разнообразил ими свою речь, - да, я ручаюсь двумя этими благородными головами, что туги набросились на караван, затащили его в подземелье Карли и затем уничтожили свои шалаши, избушки и палатки, устроенные кругом храмов, чтобы заставить всех думать, будто они ушли. Это самое простое, что они могли сделать, потому что жить постоянно в уединенной местности они не могут и должны вернуться в деревню после празднования своих мистерий... Я сказал и не прибавлю больше ни единого слова, потому что, видите ли, логика - вот главное!

   По лицу Сердара, несмотря на его горе, пробежала бледная улыбка удовольствия.

   - Барбассон, - сказал он, - вы избавили нас от целого часа споров и хождений ощупью. Ваше рассуждение так ясно, так точно, что нет возможности не согласиться с ним. Туги, действительно, не имели времени удалиться в другое убежище, если бы даже оно было приготовлено у них, как я думал сначала. Остается направить поиски к Карли, и это подаст мне некоторую надежду; нам ни в каком случае не могло хватить трех дней на то, чтобы тщательно осмотреть двадцать миль, покрытых лесами, горами, долинами и ущельями, которые отделяют нас от Бомбея.

   - Это не уменьшает предстоящих нам затруднений, - заметил Нариндра. - Я слыхал, что подвалы и подземелья Карли так обширны и многочисленны, что в первые времена мусульманского завоевания в них несколько месяцев подряд скрывалась часть жителей целой провинции.

   Факт, приведенный махратом, неоспоримо верен. В Индии, а именно в Эллоре, Элеоранте, Сальцете и Карли встречается огромное количество пещер, подземелий и храмов, которые в свою очередь высечены из цельного гранита; они относятся к первобытным временам троглодитов, когда человек не умел еще строить и рыл себе жилье в самой земле кругом пагод, посвященных богам. С тех пор, как англичане стали преследовать касту тугов, последние воспользовались этими местами, пустынными и покрытыми густыми лесами, для совершения своих ужасных мистерий.

   В Европе рассказывали множество самых нелепых басен относительно этой мрачной касты, которая в настоящее время насчитывает очень мало приверженцев. Изложим в нескольких словах их верования. Тугизм не есть собственно каста, а религиозная секта, которая принимает к себе людей всех каст Индии, начиная от последнего судры до брамы, за исключением парий, которые не принадлежат ни к какой касте и считаются отбросами человечества. В этой стране различных пережитков секта эта является последним остатком эпохи, когда на всем Индостане совершались человеческие жертвоприношения. Со времени смягчения нравов, естественного явления цивилизации, жертвоприношения эти перестали быть общей принадлежностью культа всей нации и сохранились только среди небольшого количество фанатиков, которых не смели преследовать все время, пока длилось владычество браминов, - на том основании, что они являлись первобытными традициями предков, а ни в какой стране не уважаются так традиции, как в Индии.

   Мусульманское нашествие, хотя и не могло совершенно уничтожить их, все же принудило поклонников Кали приносить свои кровавые жертвы втайне среди пустынных мест: ужас, который они внушали всем, был так велик и они так ловко умели скрывать свое местопребывание, что англичане в течение ста лет своего владычества не подозревали даже о существовании такой касты. С тех пор они делали все возможное, чтобы уничтожить ее, и воображают, благодаря полному и непроницаемому молчанию, воцарившемуся кругом них, что тугов не существует больше в Индии или, по крайней мере, кровавые жертвоприношения их низведены на степень исключения. На самом же деле туги научились прятаться более тщательно и по-прежнему продолжают праздновать каждый год знаменитую пуджу, или великий праздник Кали, который является в настоящее время единственной церемонией культа, совершавшегося в течение столетий.

   Туга нельзя узнать ни по каким признакам; он может быть вашим соседом, другом, родственником, и вы не будете знать этого. В один прекрасный день он поступает в касту и затем каждый год с помощью знаков, понятных только ему, получает таинственное уведомление о том, что в такой-то час, в такую-то ночь и в таком-то месте будет совершено кровавое жертвоприношение. Место для этого выбирается всегда в каком-нибудь мрачном лесу, или на пустынном песчаном берегу, или в развалинах древнего храма, или в древних пещерах троглодитов, или же в уединенном доме, принадлежащем одному из начальников.

   Место это никогда не освещается ярко, чтобы посвященные, мужчины и женщины, не могли узнать друг друга; одна только коптящая лампочка бросает зловещий свет на алтарь, где приносятся жертвы. Обычно их бывает восемь, десять и более; нечетная цифра предпочитается. Обнаженные, они привязаны к столбу и ждут своей очереди. Жрец вскрывает тело одним ударом огромного ножа, вытесанного из камня, ибо металлический нож считается негодным, затем погружает руки в дымящиеся внутренности, как это делали древние гаруспексы* и волхвы, и начинает целый ряд предсказываний. Каждый зритель мог подойти и спросить оракула; сердце и внутренности сжигались потом на треножнике. Когда последняя жертва убита, когда последний крик прозвучит под мрачными сводами развалин, в уединенных подвалах или на пустынных песчаных берегах, тогда лампа гаснет и начинается оргия, на которую всякое пристойное перо накинет негодующий покров. Затем участники этих отвратительных собраний уходят крадучись домой и не думают о них до будущего года.

   ______________

   * Утробогадатель.

  

   На западе, вблизи гор и джунглей Малабарского берега, некоторые деревни, целиком населенные тугами, оставались нетронутыми до последнего восстания сипаев; но англичане воспользовались присоединением Индии к королевским владениям вследствие этой войны, которая показала неспособность Ост-Индской Компании, и разослали повсюду до того строгие приказы, что туги рассеялись и слились с населением, как и собратья их из других провинций.

   Такова была участь, ожидавшая родных несчастного Сердара, если бы он не поспел вовремя спасти их. Какое сверхчеловеческое мужество надо было иметь этому человеку, чтобы не пасть под тяжестью горя и смертельного беспокойства, удручающих его!

   Была минута, когда он думал воспользоваться амнистией и отправиться в Бомбей, чтобы захватить там 4-й шотландский полк, командир которого находился в плену у тугов, и напасть с ним на развалины, чтобы не оставить в живых ни одного из скрывающихся там негодяев. Но Рама остановил его одним словом:

   - Не делай этого! Ты хорошо знаешь Кишнаю и потому должен знать, что при первом шуме, при первой попытке твоей все жертвы будут безжалостно убиты.

   Увы, он был прав! Надо было спасать осторожно, пробраться ползком в это логово, когда его найдут, схватить за горло палачей и, воспользовавшись общим смятением, вырвать у них добычу... Какую страшную нравственную пытку испытывал Сердар, думая о сестре своей Диане, о прелестной юной Мари, доставшихся этим диким зверям!

   - Скорее, друзья мои, - сказал он, - каждая лишняя минута увеличивает мою душевную тревогу... Я чувствую, что только тогда успокоюсь, когда мы доберемся до места, где укрываются эти проклятые.

   - Отправляемся, - отвечал Барбассон, - вы сами увидите, Сердар, что я был прав.

   Это был не тот Барбассон, который так любил свои удобства и ничего больше не желал, как кончить дни свои в Нухурмуре. Как хорошая охотничья собака, почувствовавшая дичь, провансалец, почуяв дело, жаждал приключений и опасностей.

   В ту минуту, когда все приготовились следовать за Сердаром, послышался вдруг сигнал, хорошо известный всем посвященным. Нариндра побежал отворить вход и не успел повернуть камень, как в пещеры вбежали два человека и крикнули:

   - Закройте, закройте скорей! Нас преследуют!

   Это был Анандраен и с ним какой-то туземец, неизвестный авантюристам.

   - Сердар, положение усложняется, - сказал он, входя в пещеру, где заседало совещание. - Я встретил по дороге Рудру, и первые слова его были: "За мною по пятам гонятся два туга и английский офицер". Мы бросились с ним в хорошо знакомую мне лощину, думая, что преследователи будут продолжать свой путь по склону Слоновой горы. Но, огибая озеро, мы увидели вдруг, что они быстро карабкаются по горе, направляясь в нашу сторону. Офицер этот известный негодяй Максуэлл.

   - Убийца моего отца! - прервал его Рама-Модели с выражением необыкновенной радости. - Да будет благословен Шива, посылающий его мне, - на этот раз он не убежит от меня.

   Анандраен продолжал:

   - Товарищи офицера - это проклятые души Кишнаи, его правые руки во всех экспедициях; все трое идут сюда для осмотра местности, так как начальник тугов узнал от Рам-Шудора, что тот нашел убежище Нана-Сагиба, хотя не мог указать ему, где находится вход в пещеры, потому что сам этого не знал.

   - Мы все же отправимся, - отвечал Сердар, энергию которого ничто больше не могло сокрушить, - и тем хуже для препятствий, которые мы встретим по дороге: мы их устраним.

   - Худое известие вознаграждается хорошим, - отвечал Анандраен. - Рудра - я представляю его тебе - пришел вчера и, узнав от моего сына, чего я желаю от него, тотчас же направился прямо к развалинам Карли, чтобы отыскать следы тугов и... Впрочем, он здесь, а потому сам лучше меня расскажет, что с ним случилось.

   - Охотно, - отвечал вновь пришедший. - Мне сказали, будто Кишная и его шайка покинули развалины, и, странная вещь, я нигде кругом не видел их следов, а между тем у развалин были заметны признаки поспешного бегства... Тогда я стал еще внимательнее присматриваться ко всему, но с тем же неуспехом, тогда как несколько выше я нашел следы европейцев, двух женщин, из них одна совсем молодая, и двух мужчин, тоже разных возрастов.

   - Ты видел их? - прервал его Сердар.

   - Нет... Среды, найденные мною, останавливались у развалин.

   - Как же ты знаешь...

   - О! Это так просто, даже ребенок не ошибется; следы бывают разные, смотря по полу и возрасту. С европейцами были два туземца; они сходили с повозок у самых развалин, чтобы осмотреть их, потому что еще выше я нашел на песке следы колес и ног буйволиц.

   - О! Неосторожные! Сами предали себя этим негодяям!

   - Не найдя обратных следов, я сделал заключение, что они попали в руки тугов, но по отсутствию следов последних я заключил, что они скрываются в подземельях, одно из которых тянется на семь-восемь миль и соединяется с подземельями Эллора. Это сообщение устроено было еще древними буддистами, которые скрывались там от преследования браманистов. Я решил тогда провести ночь в развалинах, чтобы удостовериться в этом факте. Я спрятался в одном из передних подвалов и стал ждать. Только что село солнце, как подъехал английский офицер верхом на лошади и с ним два сипая. Офицер слез с лошади и, войдя в первый подвал, вынул свисток и свистнул три раза; несколько минут спустя я увидел, как явился к нему туг, личность которого я сразу узнал из первых же слов офицера.

   - Ну, Кишная, - сказал он, - я сдержал свое слово; благодаря мне никто не будет тебя беспокоить и вы спокойно можете отпраздновать в этом году великую пуджу. Настало время исполнить твое слово и передать мне по твоему выбору Сердара или Нана-Сагиба: ты ведь утверждал, что можешь сделать это.

   Кишная отвечал, что не может оставить подземелий раньше окончания праздника, потому что, говорил он, за ним следят члены общества "Духов Вод"; потом же он передаст ему Сердара... того самого, который был в плену на Цейлоне и который будет, вероятно, скоро казнен...

   - Сердар - это я, - прервал его Сердар, которому слова Рудры вернули надежду.

   Рудра поклонился и продолжал рассказ.

   - Я знал, что Кишная не мог передать Сердара, зато он серьезно рассчитывал передать в руки офицера Нана-Сагиба. Офицер с презрением взглянул на него и отвечал: "Ты все тот же, Кишная, но ты напрасно пробуешь обмануть меня; если завтра вечером, после захода солнца, Нана-Сагиб не будет в моей власти, я нападу на развалины с целым батальоном шотландцев, которыми я командую, - он расположен в полумиле отсюда по моему приказанию - с единственной целью - помешать вам удрать отсюда. Ты видишь, я принял свои меры. Если ты не доставишь мне Нана-Сагиба, я прикажу всех вас перевешать на крепких деревьях. Это так же верно, как то, что я зовусь Максуэллом, а ты знаешь, умею я справиться с этим или нет". - У меня, значит, был перед глазами знаменитый Максуэлл, который залил Индию кровью женщин и детей. Но далее будет еще интереснее. "Ты понимаешь, - говорил он Кишнае, - что меня всегда оправдают за то, что я повесил двести, триста негодяев, подобных тебе, так как вы похитили полковника того же полка, батальон которого находится поблизости, и всю его семью".

   - О, негодяи! - воскликнул Сердар.

   - Часы его сочтены, - мрачно сказал Рама.

   - Кишная, - продолжал Рудра, - видя, что шутки плохи, дал офицеру все указания, какие имел, чтобы найти Нана-Сагиба. Он указал ему долину, которая сообщается с пещерами, и объяснил ему, что достаточно взорвать камень, который находится против последнего баобаба, чтобы проникнуть во внутренности пещер, прибавив при этом, что необходимо запастись лестницами для спуска вниз. Довольный этим указанием, Максуэлл просил его дать ему двух человек для осмотра местности, а затем уже собирался провести шотландцев и сделать окончательную атаку. Кишная обещал дать ему их сегодня. Я решил тогда дождаться их, чтобы предупредить вас об их присутствии; я узнал от сына Анандраена, что отец его был в Нухурмуре. Я сидел, притаившись, в соседних кустах, готовый каждую минуту опередить их, как только они двинутся в путь. Ты знаешь остальное.

   - Рудра, - сказал Сердар, - ты не подозреваешь, какую услугу делаешь всем нам и особенно мне. Достаточно тебе сказать, что европейские пленники тугов связаны со мной самыми дорогими узами... Ты можешь просить у меня награду, какую желаешь. Я заранее обещаю тебе ее, если только она в моей власти.

   - И в моей, - прибавил принц.

   - Так это твои родные, - сказал Рудра, - очень хорошо; нет ничего легче, как их спасти...

   - Неужели ты нашел средство... И их не убьют при первой же попытке нашей проникнуть в развалины?

   - Нет ничего проще, - настаивал индус.

   - Скромен он, наш друг, - сказал Барбассон, которому не удавалось до сих пор вставить ни словечка, - устраивает всякие чудеса одним мановением руки, успевает там, где такие старые, опытные люди, как Анандраен, терпят неудачу, а он, видите ли, говорит... не поморщившись даже... что это очень просто.

   - На свете есть только один Рудра! - с гордостью воскликнул индус.

   - В таком случае довольно, - сказал Барбассон, - единственный экземпляр, могу сказать... Беру назад свой комплимент.

   - Какое же средство? - с нетерпением прервал его Сердар.

   - Очень простое, повторяю, - продолжал индус, пристально всматриваясь в Барбассона (индусы мало понимают шутки), - вооружитесь хорошенько и отправляйтесь туда сегодня же вечером; спрячьтесь в развалинах... Надеюсь, вы не дадите уйти Максуэллу и его двум спутникам... Я свистну три раза, и, когда появится Кишная, думая, что это свисток офицера, мы схватим его и, приставив ему нож к горлу, прикажем провести нас к пленникам, которых немедленно и освободим.

   Только утопающий, который чувствует вдруг спасительную руку, испытывает радость, равную той, какая наполнила вдруг сердце Сердара; реакция была так сильна, так неожиданна, что глаза его наполнились слезами и он несколько минут не мог произнести ни одного слова. Как все нервные люди, он был рабом тех маленьких нервных узлов, которые передают ощущения мозгу и на минуту парализуют его под влиянием слишком сильного волнения. Но все поняли, что на этот раз то были слезы радости.

   - Не само ли небо послало тебе внушение, мой милый Анандраен, - сказал Сердар, пожимая последнему руки, - и ты привел нам такого союзника?

   - Черт возьми! - воскликнул Барбассон с некоторым оттенком зависти. - Говорил же я вам, что эти мерзавцы туги не ушли из развалин!

   В эту минуту вбежал Сами, еле переводя дыхание.

   - Господин, - сказал он Сердару, - я был сейчас на верхушке баобаба и слышал целый разговор. Англичанин говорил тугу: "God bless me! Настоящая чертова дыра эта долина, но - ба! - мы спустим лестницы". И потом он стал говорить, что заставит сто человек спуститься вниз, а весь остальной батальон разместит со стороны озера и заставит охранять выход...

   - Хорошо, Сами! Очень хорошо, кончай!

   - Я не слушал больше, я думал, что важнее дать знать сюда... но, если хочешь, я вернусь туда.

   - Бесполезно, мое дитя! - отвечал Сердар. - Мы знаем уже достаточно, а теперь, господа, берите карабины и постараемся не впустить их. Мы спрячемся в небольшом пальмовом лесу, который находится у лощины, и если сами они не заставят нас принять крутые меры, то приведем их здравыми и невредимыми в Нухурмур. Надо оставить их всех пока в живых, если только окажется возможным. Я хочу представить этих негодяев нашему судебному трибуналу в Нухурмуре.

   Сердар произнес эти слова с необыкновенно странной и несвойственной ему улыбкой; глаза его, обыкновенно добрые, блеснули при этом металлическим блеском, придав лицу его выражение ненависти и жестокости, которого никогда еще не видели у него.

   Когда маленький отряд вышел из пещер, направляясь под руководством Сердара к тому месту, где он должен сесть в засаду, последний заметил, что Рудра безоружен, и спросил его, не забыл ли он взять с собой карабин.

   - У меня его нет, - отвечал индус со вздохом, - оружие белых слишком дорого для нас, туземцев.

   - Позвольте мне, Сердар, предложить ему вот это, - сказал Барбассон, передавая индусу прекрасный американский карабин Кольта. - Это мой, и я прошу его принять в воспоминание блестящих услуг, оказанных нам.

   - Все это хорошо, Барбассон, но как же вы...

   - Я возьму себе карабин бедного Барнета; он будет напоминать мне превосходного друга, которого я потерял.

   Получив подарок, имевший для него необыкновенную ценность, индус запрыгал от радости, как ребенок. Никогда за всю бытность свою следопытом и собирателем корицы, - два ремесла, доставлявшие ему пропитание, - не смел он даже и во сне мечтать о таком оружии.

   В ожидании врагов они разместились по три с каждой стороны дороги, на расстоянии четырех метров друг от друга, чтобы иметь возможность задержать Максуэлла и его двух тугов, преградив им путь своими карабинами. Не успели они занять свои места, как выше над ними послышался разговор; это был Максуэлла, который излагал своим спутникам план на завтрашний день.

   - Слушай! - сказал Сердар шепотом.

   Все поспешно скрылись за пальмами. Барбассон взял на себя главную, руководящую роль, мотивируя свой смелый план желанием избежать напрасной траты зарядов. Все с удовольствием согласились на его предложение. Когда Максуэлл и оба туга дошли до середины группы, все карабины моментально опустились по команде Барбассона - гоп! - и окружили их железным кругом, готовым каждую минуту осыпать их выстрелами.

   Вслед за этим на дорогу выступил Барбассон. Максуэлл и спутники его едва не опрокинулись навзничь, так были они поражены непредвиденным нападением.

   - Добрый день, джентльмен! - начал провансалец, обращаясь к офицеру. - Рад видеть вас в моем государстве. Ни шагу назад! Оставайтесь там, где стоите. Видите вы эти маленькие жестяные трубочки... Они так походят на трубки органа... Они могут сами по себе двинуться на вас, к великому моему сожалению.

   Максуэлл, столь же трусливый, как и жестокий, дрожал всем телом, как лист, колеблемый ветром, и был бледен, как солнце Лондона в самый разгар лета.

   - Что значит эта шутка? - спросил презренный трус.

   - Шутка, синьор Максуэлл? Как мало знакомы вы с моим характером! Спросите джентльменов, которые наслаждаются свежим воздухом позади этих пальм; они знают, что я никогда не шучу.

   Слыша, что его зовут настоящим его именем, убийца женщин задрожал еще сильнее, придя к тому заключению, что засада эта сделана ради него, и поняв, что он погиб.

   - Взгляните мне в лицо, любезный лорд, - продолжал Барбассон. - Может быть, у меня нет одного глаза? Ну же, отвечайте, любезнейший милорд, или мы начнем серьезно сердиться.

   Несчастный, не понимая, к чему ведет эта матросская шутка, отвечал "нет" сдавленным от ужаса голосом, стуча зубами.

   - Так вот-с, - продолжал провансалец торжествующим голосом, - вы видите, что я никогда не шучу, ибо всякий раз, когда это со мной случается, я теряю один глаз.

   И довольный своей остротой моряка, он прибавил:

   - Давно, мой друг, горю я желанием познакомиться с вами. Когда вы избивали жителей Шиншера, я говорил себе: "Хорошо он работает, мой Максуэлльчик! Поставят перед ним две, три тысячи мужчин, женщин и детей, и не успеешь сказать "нет!" - никого уж и нет!" Когда мне рассказывали о ваших удалых подвигах в Лукнове, о двухстах женщинах, утопленных в озере вместе с детьми, я воскликнул: "Черт возьми! Что за хитрая бестия этот Максуэлл моего сердца; другой на его месте оставил бы детей, а он, поди ты! Они вырастут, малютки, если Бог пошлет им жизнь!.. В воду карапузов!" Наконец, когда мой друг Рама-Модели - он здесь, большого роста, налево, всмотритесь в него хорошенько, вам еще ближе придется познакомиться - сообщил мне, что ты расстрелял его отца в числе пяти-шести сот других стариков и такого же количества женщин, не считая детей... О! Тогда я не выдержал и сказал: "Да неужели я никогда не увижу его, этого душечку Максуэлльчика? Божественного Максуэлла! Милого Максуэлла! Нет, Барбассон, тебе необходимо познакомиться с ним!" - Барбассон - это мое имя. Барбассон Мариус, законный и единственный сын Филиберта-Петруса Барбассона, родившийся в Марселе (Буш на Роне); нос не орлиный, средний рот, как утверждают эти шутники парижане... Итак, мой любезный, остроумный капитан Максуэлл, отрада души моей...

   - Сократите, пожалуйста, вашу речь, Барбассон, - сказал ему Сердар, - вы видите, что этот презренный трус сейчас упадет в обморок, и нам придется нести его на руках!

   Что касается тугов, то оба хладнокровно уселись на корточках и вид их был несравненно приличнее вида английского офицера.

   - Вы этого непременно хотите, Сердар?.. Пусть по-вашему! Я просто желал доставить вам удовольствие, - отвечал провансалец. - Если бы вы знали, какое счастье я испытываю, имея возможность видеть, как негодяй этот трясется, точно обрывок соломы, крутимый вихрем. Итак, мой Максуэлльчик, в своем великом желании познакомиться с тобой я просил нескольких друзей сопутствовать мне, - я знал, что ты собираешься в наши места, - чтобы они помогли мне пригласить тебя посетить владения Мариуса Барбассона, владетеля Нухурмура и других окрестностей по соседству. Я уверен, что ты с удовольствием примешь это приглашение.

   - Чего хотите вы от меня? - спросил негодяй, совершенно уничтоженный этими словами.

   - Предложить на несколько минут гостеприимство у себя... О! Это будет ненадолго, - продолжал Барбассон с жестоким смехом. - Ты пробудешь столько, сколько потребуется для сведения счетов с присутствующим здесь Рамой-Модели и со мной, как с исполнителем завещания моего друга Барнета, должником которого ты состоишь после того, как обокрал его и выгнал из дворца в Ауде. Но это пустячки, тебе предстоят несравненно более серьезные счеты... Желаешь взять меня под руку?.. Ну же, кроткий мой лорд!

   - Нет, я не желаю идти с вами. По какому праву мешаете вы гулять английскому офицеру? - пролепетал несчастный, призвав к себе весь остаток своих сил.

   - По какому праву, мой добрый Максуэлл? По какому праву? И ты еще спрашиваешь, неблагодарный, ты не видишь, что по своему расположению к тебе я желаю избавить тебя от опасности быть расстрелянным за то, что ты предал тугам своего полковника со всей семьей, - потому что ты хотел занять его место.

   Максуэлл понял, что никакие увертки не помогут ему больше, и дал увести себя, как бык, не сознающий, что его ведут на бойню.

   - Полно, мой друг, мужайся! - сказал ему Барбассон, передавая его на руки Раме и Нариндре.

   Затем провансалец обратился к Сердару и указал ему на тугов, сидевших на корточках.

   - Не стоит вести этих в Нухурмур, не правда ли?

   Сердар наклонил голову в знак согласия. "Две проклятые души Кишнаи", по выражению Анандраена, которые захватили его Диану, и Мари, и молодого Эдуарда, и благородного Лионеля Кемпуэлла... у него для них не было жалости в сердце.

   - Не беспокойтесь, мои ягнятки, - сказал им Барбассон, - вы и так хороши, как есть.

   Он взял револьвер и пулей размозжил голову тугу, сидевшему ближе к нему. Второй туг моментально вскочил на ноги.

   - На лету! - крикнул Барбассон.

   Раздался выстрел, и туг с размозженной головой упал рядом со своим товарищем. Зловещий исполнитель правосудия Бога и людей одним ударом ноги отправил в пропасть обоих негодяев, мера преступлений которых переполнилась.

   Максуэлл, при виде такой быстрой казни упал без сил на руки своих проводников. Поблизости протекал ручеек; Барбассон наполнил свою шляпу водой и брызнул ему в лицо. Ощущение свежести сразу привело капитана в себя.

   - Полно, мужайся! - сказал ему Барбассон. - Это ничего, свежей водицы тут немного... в озере у Лукнова несравненно больше... Не дрожи так, твой черед еще не наступил. Офицер ее величества заслуживает большего... К тому же надо сначала объясниться и свести счеты, которые ты забыл. Ты знаешь пословицу: "Счет дружбы не портит"? Ты и сам ведь не захочешь уйти, не подведя итогов?

   Маленький отряд вошел в Нухурмур.

   - Ну-с, что мы сделаем с ним? - спросил Сердар. - Бесполезно разыгрывать комедию правосудия с этим презренным чудовищем человеческого рода. Существа такого рода стоят вне закона и даже вне человеколюбия. Я, по крайней мере, отказываюсь от этого. Как подумаю я только, что он уведомил Кишнаю о прибытии моей сестры и семьи ее в Бомбей, а также о поездке их в Нухурмур!.. Вся кровь закипает в моих жилах, и я нахожу, что смерть слишком легкое наказание для этого чудовища.

   - Сердар, - отвечал Рама-Модели, - в один прекрасный день он велел расстрелять под стенами Гоурдвар-Сикри две тысячи человеческих существ, и в то время, когда он командовал расстрелом, слышны были крики грудных детей, лежавших у груди своих матерей*; после четвертого выстрела артиллерийской батареи, изрыгавшей картечь на стадо людей, все крики прекратились, но в первом ряду среди трупов находился старик, который был только ранен; он встал и просил помилования... только он избежал смерти. Среди солдат послышались крики, заглушенные волнением: помиловать! помиловать! Но человек, который командовал, повернулся к ним и спросил: "Кто смеет говорить здесь о помиловании?" - С ним была одна из тех собак-догов, у которых английская голова, потому что они водятся в Англии. Он сказал этой собаке, указывая на старика: "Пиль, Том! Пиль!" И собака прикончила старика. Этот старик, - продолжал Рама глухим от волнения и гнева голосом, - этот старик был мой отец, Сердар! Отдай же мне убийцу моего отца для достойной мести!

   ______________

   * Исторический факт.

  

   - Человек этот принадлежит тебе, - отвечал Сердар. - Я не чувствую никаких угрызений совести в том, что не защищаю его от твоей мести. Совершай правосудие за Шиншера, Гоурдвар-Сикри, Лукнов!

   И обернувшись к своим спутникам, Сердар сказал им:

   - Друзья мои, солнце сядет через час, нам пора к развалинам Карли. Разрушим логово разбойников. Мы недостаточно скоро поспеем туда, чтобы спасти жизнь и честь несчастных, которые так много настрадались и так близки мне.

   - Если я не нужен тебе, Сердар... - начал Рама-Модели с мрачным видом.

   Сердар понял... С минуту он колебался, но великодушное чувство скоро отошло на задний план... Что мог ответить он старинному спутнику своих трудов, своих страданий, своего изгнания в тот час, которого тот с таким нетерпением ждал, чтобы отомстить за своего отца и тысячи невинных жертв, умерших в ужасных пытках?.. Максуэлл оставил за собой целое море крови... Сердар отказался от него, но все же, желая снять с себя нравственную ответственность, он отвечал:

   - Я увожу Сами, ты будешь охранять Нухурмур.

   Сердар и спутники его удалились... В пещерах остались Нана-Сагиб в своих апартаментах и Рама-Модели со своим пленником. Тишина, наступившая после ухода авантюристов, производила мрачное, зловещее, ужасное впечатление... Тишина, которую не нарушал ни единый звук извне... Тишина погребального склепа!

   Максуэлл, почувствовавший чуть больше уверенности в себе, когда увидел, что остался с одним индусом, тоже поддался влиянию этой ужасной тишины... Он стоял под каменным сводом, в узком проходе, слабо освещенном тусклым светом закоптевшей лампы, которая стояла на земле, загоняя все тени на потолок и придавая им самые причудливые формы... Тени эти двигались при мелькающем свете лампы, точно мстительные призраки.

   Сидя в углу на корточках, Рама-Модели смотрел на Максуэлла глазами хищника, который наслаждается видом жертвы прежде, чем ее пожрать... Он не спешил покончить с ним; перед ним впереди целые часы, даже дни, чтобы наслаждаться своей местью и выбрать для этого лучший способ, потому что он не решил еще, что ему делать с этим человеком... Убийца был в его власти, и этого было пока достаточно.

   Он зажег гуку и, окружив себя густыми облаками дыма, погрузился в безумный бред курителей гашиша... Взгляд его подымался и опускался от хрустального кальяна к пленнику и от пленника к кальяну... Страх Максуэлла переходил постепенно в безумный ужас; он знал, что дым индийской конопли имеет страшное свойство возбуждать мозг в голове курильщиков и доводит до безумного экстаза мысль, наиболее озабочивающую его. В ту минуту, когда возбуждение это начнет действовать, когда наступит час безумия, что сделает с ним индус?.. О, он знал, что позавидует тогда быстрой и легкой смерти своих спутников на склонах Нухурмура... ибо для него не оставалось больше надежды. Нельзя смягчить этого человека, отца которого он приказал разорвать своей собаке! И нигде нет выхода, чтобы попытаться на отчаянный побег... Кругом толстый и безмолвный камень, заглушающий призывы о помощи и крики жертв, да и кто услышит его, чтобы прийти к нему и освободить?..

   Попробовать бороться? Нечего было и думать о борьбе с таким сильным противником с револьвером и индийским кинжалом за поясом... Нет, надо покориться смерти.

   Но какой род варварской, небывалой казни придумает этот мозг, когда он дойдет постепенно до ярости, до бешенства, которое не рассуждает?

   Крупные капли пота струились по лбу несчастного и только инстинктивный страх ожидающих его ужасных пыток поддерживал его силы и мешал ему упасть в обморок...