Жаколио Луи - В трущобах Индии

   Звук голоса Арджуны, говорившего на иностранном языке, глубоко взволновал Анандраена; вот уже второй раз находился он вместе с браматмой и второй раз замечает странное сходство с кем-то, ему знакомым, - сходство, которое производило на него сильное впечатление... Но как и тогда на собрании жемедаров, так и теперь отогнал он от себя эти мысли, осаждавшие его голову, - тем более, что среди этого многочисленного собрания он не нашел никого, кто мог бы помочь ему проверить себя. Общество за два или за три года до восстания, не желая обращать на себя внимание англичан, избегало назначать общие собрания, которые происходили обыкновенно каждый год; а потому никто из приглашенных не знал браматму настолько, чтобы сообщить Анандраену сведения на этот счет... И вот здесь, в темном подвале, где зрение не могло играть никакой роли, слух подтвердил то же впечатление... Затем этот иностранный язык, звуки которого тождественны были с теми, которые он слышал так часто... И мысли начальника Веймура полетели на крыльях фантазии... Но вот, когда шум шагов душителей замер в отдалении, браматма обратился к своим товарищам:

   - Братья, - сказал он, - вы, вероятно, спрашиваете, куда этот негодяй, продавший себя англичанам, запер нас? Вы слушали, не издав ни единой жалобы, как замазывали над нашей головой плиту, которую Кишная назвал нашим надгробным памятником, - и мольбы ваши не порадовали сердце этого чудовища в образе человеческом!.. Вы мужественны и сильны - и я был прав, когда выбрал вас, чтобы спасти общество "Духов Вод" и отомстить за Индию... А между тем вы думаете, вероятно, что жизнь ваша, которую вы заранее принесли в жертву, уже кончена? Да, человеческие останки, которые вы попираете ногами, говорят вам, что мы находимся в подвале дворца Омра, куда прежние раджи бросали жертв своей мести. Мертвецы, предшествовавшие нам, указывают, какая участь ждет и нас. Скажите, кто из вас согласился бы сохранить свою жизнь, изменив и древнему обществу, которое всегда защищало слабого от сильного, и изгнанному принцу, который там, в неведомом уголке Малабарского берега, хранит знамя независимости? Есть ли между вами хотя бы один, который согласился бы отказаться от того и другого, чтобы вернуть себе свободу и выйти из этой могилы?

   Единодушные восклицания встретили эти слова браматмы.

   - Нет! Нет! Скорее смерть, и пусть кости наши присоединятся к костям мучеников, спящих здесь! - сказал Анандраен от имени всех.

   И в ту минуту раздался общий крик, повторенный три раза:

   - Да здравствует Нана-Сагиб! Смерть англичанам! Да здравствует браматма!

   Старый Анандраен, схвативший Арджуну за руку, судорожно сжимал ее, - и вдруг, как бы пораженный какой-то внезапной мыслью, громко крикнул:

   - Друзья, мы забыли благородного чужеземца, который двадцать лет посвятил себя нашему делу. Если его нет здесь, чтобы руководить нами, то покажем по крайней мере, что он всегда занимает должное ему место в наших сердцах... Да здравствует Сердар!

   Все присутствующие с восторгом подхватили этот крик. Анандраен почувствовал при этом, что рука браматмы, которую он держал в своих, судорожно подергивалась.

   - Кто ты такой, ради самого неба? - шепотом спросил его Анандраен.

   - Темнота мешает тебе узнать того, чью руку ты пожимаешь, мой милый Анандраен!.. Это я, Арджуна-Веллая, сын Дамары Веллая... я все дни радуюсь счастливому случаю, давшему мне возможность встретить тебя.

   - И мое счастье велико, - отвечал начальник Веймура, - ибо боги, желая, вероятно, увеличить мою привязанность к тебе, дали тебе черты и голос самого дорогого из моих друзей; не будь лицо твое бронзового цвета, как у сыновей земли лотоса, я подумал бы, что какие-нибудь важные причины не позволяют тебе признаться тому, кто любит тебя как своего сына.

   - Боги посылают иногда сходство лиц тем, кто сходен сердцами, - отвечал Арджуна.

   Анандраен вздохнул и замолчал.

   - Друзья! - начал снова Арджуна, обращаясь ко всем. - Туг осмелился назвать нас убийцами за исполнение приговора над Ватсоном, который с сигарой во рту присутствовал при избиении в Серампуре. Более двух тысяч человек пало под ударами его солдат, а в деревне не было ни единого человека, который в состоянии был бы держать в руках оружие; желая избежать мести красных мундиров, индусы без боязни оставили дома детей, матерей и седовласых старцев, думая, что слабость и невинность лучшая защита для них... Нет, никогда еще не было такого справедливого приговора и исполнение его не было так законно!.. Теперь очередь сэра Лауренса... Более миллиона человеческих существ было хладнокровно убито по приказанию этого тигра, жаждавшего крови, - хотя борьба была уже прекращена... Он должен отправиться туда же, чтобы отдать отчет Богу! Три раза уже предупреждали его, чтобы он остановил потоки крови, наводнившей всю Индию, но он не принимал этого к сведению... Бросим же Англии, как вызов, голову ее вице-короля! Вы спрашиваете, как могу я говорить такие слова, пока мы находимся во власти нашего жестокого врага? Изменник Кишная думал, что клал над нами надгробный памятник, когда замазал цементом верхние плиты. Но это подземелье принадлежит к числу тех, в которых имеется несколько потайных сообщений; некогда они служили палачам для того, чтобы приходить сюда тайком и наслаждаться криками своих жертв, или подслушивать тайны, которыми те делились между собою, мучимые голодом и жаждой. - Следуйте же за мной! Через несколько минут мы выйдем отсюда.

   Несмотря на окружающую тьму, браматма твердым шагом направился в сторону подвала, противоположную той, где падиал и Утсара нашли отверстие и ход к вытяжному колодцу. Он нажал рукой часть стены, которая тотчас повернулась и открыла проход, куда через бойницу лился слабый свет, достаточный для того, чтобы идти по узкому коридору. Арджуна шел впереди и легко справлялся с разными механизмами, которые встречались им на пути; достаточно было видеть его уверенность, чтобы понять, как обстоятельно составлен план потайных ходов, который браматмы передавали друг другу. Арджуна привел своих товарищей в большой круглый зал, устроенный во внутренней башне, которая была совершенно скрыта стенами дворца. Зал этот, превосходно освещенный сверху, остался таким же, каким был во время Дара-Адила-Шаха: широкий диван шел кругом всей стены зала, середина которого была занята большим столом из красного дерева, покрытого лаком; на столе в некотором расстоянии друг от друга были вделаны шахматные доски, состоящие из белых и черных квадратиков - слоновая кость и черное дерево. Всех досок было девять и все они были расположены таким образом, чтобы у каждой могли сидеть два игрока в шахматы.

   Это был шахматный стол Адила-Шаха и зал, куда он удалялся вместе со своими друзьями, чтобы отдохнуть от государственных дел.

   - Вот чудесный зал для совета, - сказал Арджуна, - и несмотря на указ, уничтожающий общество "Духов Вод", мы можем показать нашим врагам, что оно по-прежнему еще страшно и могущественно.

   Когда факир и дорваны удалились через ходы, указанные им Арджуной, последний предложил Верховному Совету Семи немедленно устроить заседание для серьезных обстоятельств данного момента.

   Согласно решению, принятому на общем собрании жемедаров, последним были даны новые инструкции, которые относились ко дню, назначенному для восстания. В этот же день сэр Лауренс, на котором лежит ответственность за самые бесчеловечные и жестокие указы, Гавелок, который ознаменовал себя самыми кровавыми экзекуциями, и пять членов совета, способствовавшие вице-королю в гнусных репрессиях, должны были пасть под ударами кинжала правосудия. Пусть мир узнает о смерти их в одно время с известием о пробуждении Индии, которая вторично взялась за оружие, чтобы отомстить за умерших и вернуть себе независимость.

   Был также обсужден и вопрос о том, следует ли требовать вице-короля к ответу перед Советом Семи, и решен в утвердительном смысле. Ввиду отсутствия Утсары, исчезновение которого браматма никак не мог себе объяснить, это требование поручено было передать Судазе, исполнителю приговора над Ватсоном, доказавшему свою необыкновенную ловкость в этом случае.

   Покончив со всеми неотложными делами, браматма, желая остаться один, предложил членам совета пойти отдохнуть. Большинство из них достигли довольно пожилого возраста и чувствовали себя разбитыми под тяжестью волнений и усталости в течение всей ночи. На совете, устроенном браматмой, они несколько раз переглядывались с улыбкой: последний говорил, действительно, как будто бы он не был в заключении, а только что вышел из Джахара-Бауг. Все они не прочь были отдохнуть, но для этого не хватало по-видимому места. Арджуна понял их мысли и улыбнулся в свою очередь... Он открыл нечто вроде шкафа, вделанного в стену, где спрятаны были еще шахматы, служившие свите раджи; он нажал пружину - и стенка шкафа вместе со всеми полочками отодвинулась в сторону, открыв перед глазами Семи маленькую винтовую лестницу.

   - В каждом этаже, - сказал Арджуна, - находится такая же комната, как и эта, но только разделенная на четыре спальни с широкими диванами; они ничем не освещаются, так как башня устроена в месте пересечения четырех внутренних стен. В темноте сон ваш будет еще крепче, и вы без всяких опасений можете предаться полному отдыху; нигде нет ни малейшего сообщения с нижним этажом и пройти к вам можно только через этот зал.

   Все Семь удалились, и браматма остался один.

   - Наконец, - сказал он, - наступает тот день, когда я приму участие в борьбе, о которой мечтаю в течение двадцати лет. Юг Индии восстанет, как один человек, под управлением четырех раджей, которых я склонил на свою сторону, а Север, хотя истекающий кровью, с тем же бешенством возьмется за оружие по призыву Нана-Сагиба. Полк морской пехоты, расположенный в Пондишери и управляемый одним из моих друзей, доставит нам три тысячи человек, которые дадут нам возможность снабдить туземные войска достаточным количеством офицеров. "Диана", "Раджа" и четыре других судна Ковинды-Шетти только что прибыли в Гоа, снабженные пушками, ружьями нового образца и всеми снарядами. Недели через две мы двинемся против красных мундиров с двумя миллионами хорошо вооруженных людей - и тогда конец Индийской империи и британскому владычеству в мире... Честь моя восстановлена, это правда, но я не могу забыть, что двадцать лет тому назад англичане несправедливыми обвинениями разбили мою жизнь. К моей ненависти человека прибавляется еще ненависть француза, ибо я не могу забыть, что Англия в течение нескольких столетий всегда пользовалась самыми тяжелыми событиями нашей истории, чтобы разорить Францию, вырвав лучшие жемчужины из ее колоний... Теперь я вырву у нее Индию! Все идет по моему желанию, и в этот час я вознагражден за все мои страдания. О! Сэр Джон Лауренс, ты думаешь, что я нахожусь во Франции и спокойно наслаждаюсь шестимесячным отпуском?.. Какое тяжелое пробуждение готовлю я тебе, и ты не знаешь, что близок уже час возмездия за все твои преступления...

   "Подумать только, что не приди мне в голову мысль воспользоваться этим странным сходством и просить Арджуну позволить мне присутствовать на последнем собрании жемедаров, чтобы узнать настроение умов, - все принятые мною меры потерпели бы полную неудачу! Этот проклятый Кишная нашел способ взять в свои руки даже укрепление общества "Духов Вод"! Хорошо еще, что я переписывался с одним только Арджуной, - иначе все тайны мои, все проекты были бы известны этому негодяю. Кроме часа, назначенного для восстания, Кишная ничего не знает о наших союзниках, о действительных силах наших, не знает, наконец, о моем пребывании в Индии. А последнее покушение его против нас, которое он считает необыкновенно ловким ударом, совсем отдаст его в наши руки. Слишком понадеялся он на толщину плит, заделанных над нашей головой! Я сыграл большую игру, допустив арест, которого мог избежать, - но бывают случаи, когда смелость полезнее осторожности. Это было единственное средство усыпить бдительность наших противников, дав им возможность наслаждаться своим триумфом. Без этого события дошли бы до такой точки, когда пришлось бы начинать борьбу, не будучи еще к ней подготовленными. Недели две еще необходимы нам для того, чтобы вооружить наших людей, а в это время Кишная, совершенно успокоенный на наш счет, устроит экспедицию в Нухурмуре, где все уже подготовлено Барбассоном к его приему. Вице-король будет ждать терпеливо взятия в плен Нана-Сагиба, в котором он теперь вполне уверен. И только после этого думает он начать действия против раджей Декана".

   Пока браматма говорил вполголоса, делая обзор всего положения вещей, чтобы проверить, приняты ли все предосторожности и не упущено ли чего-нибудь из виду, в зал неслышно вошел Анандраен и остановился позади кресла мнимого Арджуны, рискуя выдать свое присутствие охватившим его волнением.

   Сердар - читатель, конечно, узнал его - сидел несколько минут молча, подперев голову руками и погрузившись в глубокие размышления. Затем продолжал:

   - Я так прекрасно замаскировался, что никто меня не узнал, за исключением Анандраена... Честный друг! Неуверенность, вызванная моими словами, заставила его страдать, я уверен в этом... А между тем старание мое уклончиво отвечать на все его вопросы должно было доказать ему, что он не ошибается!.. Мое недоверие в этом случае огорчило его, конечно, но он должен был понять, что я не мог делать признаний при факирах и при дорванах; я не хотел открывать своего инкогнито и другим членам Совета. Тайна, известная стольким лицам, не тайна больше... Что касается старого Анандраена, то сегодня же вечером я предупрежу его...

   - Ты, следовательно, прощаешь мою нескромность, - сказал Анандраен, который не в состоянии был больше удерживаться от душившего его волнения...

   - Ты! Здесь! - воскликнул Сердар, оборачиваясь к нему.

   - Так же верно, как то, что в течение двадцати лет ни одно облачко не омрачило моей привязанности к тебе - верно и то, что я пришел сюда не подслушать твои мысли... Когда ты появился на собрании жемедаров, я узнал тебя глазами и сердцем, несмотря на твою туземную одежду и на бронзовый цвет кожи, вытертой куркумой... Напрасно старался я заснуть в комнате над тобою, которую я сам себе выбрал, я решил придти и сказать тебе... Сердар, это ты! Зачем скрываешься ты от своего верного друга?

   - А я отвечаю тебе: да, это я, и у меня нет тайн от моего самого преданного и старинного друга... Ты первый человек, с которым я познакомился в Индии, Анандраен...

   - И ты прощаешь меня?

   - Нужно ли это?

   - Какое счастье видеть тебя снова!

   Оба крепко пожали друг другу руку.

   - Что ты слышал? - спросил Сердар.

   - Все или почти все, - отвечал Анандраен.

   - Одобряешь ты меня?

   - Совершенно.

   - Как я играл свою роль, по-твоему?

   - Превосходно! Ты обманул даже Кишнаю... Никогда Арджуне, который вот уже несколько месяцев ведет с ним борьбу, не удалось бы проникнуть во все его хитрые планы.

   - Его странное поведение и пробудило во мне подозрение... Мне нечего больше передавать тебе.

   - Есть еще один пункт, оставшийся непонятным для меня.

   - Какой?

   - То, что ты говорил о солдатах Пондишери.

   - Все это очень просто... В качестве губернатора владений моей родины в Индии я назначил одного из моих друзей полковником тамошнего гарнизона; он предан делу, которое я защищаю, и в одну прекрасную безлунную ночь, недели через две, в тот час, когда вся Индия будет вооружена, полк этот покинет французскую территорию и присоединится к нам. Индийской армии не хватает командиров, к которым она питала бы доверие; всех офицеров полка мы произведем в генералов, унтер-офицеров в полковников, а солдат в капитанов. Полковник де Лотрек будет назначен командующим армией, которая отправится в Бенгалию против Гавелока; начальник батальона Картье де Лагесней, направится в Мадрас, тогда как Нана-Сагиб и я двинемся во главе западной армии на Бомбей. Четыре раджи во главе двухсот тысяч махратских всадников под начальством Нариндры займутся очисткой центра, мешая англичанам соединиться и отрезая их от всех пунктов, откуда доставляются съестные припасы... Если все удастся, как я рассчитываю, недель через шесть в Индии не будет ни одного красного мундира.

   - Да услышит тебя Шива! - сказал Анандраен. - Это прекрасный сон и я боюсь, что он, как и все сны, не был бы далек от действительности.

   - Откуда у тебя такие мрачные предчувствия?

   - Я боюсь, чтобы раджи юга не лишились мужества и смелости в последнюю минуту.

   - Они слишком скомпрометированы, чтобы колебаться. Не сами ли они, впрочем, всеми силами старались возбудить народ к этому восстанию?

   - Да, я знаю. Пока дело идет о заговорах, о героических решениях, они всегда впереди других, но как только слова должны перейти в действие, так никого нет. Один за другим все изнеженные потомки наших древних королей позволили англичанам ограбить себя и лишились трона, и ни один из них не сел на лошадь, чтобы защитить наследие своих предков, ни один из них не предпочел славную смерть на поле битвы печальной чести увеличивать собой придворный кортеж вице-короля Калькутты.

   - Я это знаю, Анандраен! Но в то время древняя Индия не доходила еще до того состояния, чтобы с дрожью нетерпения ждать свержения чужеземного ига. Соперничество между провинциями, между набобами и раджами были главной причиной торжества наших врагов. Но последние увидят теперь перед собой настоящее народное движение, в котором мусульмане севера соединятся с браманистами юга для одной и той же цели. И поверь мне, трудно бороться с народом, состоящим из двухсот пятидесяти миллионов человек! Но оставим это, мой старый друг, теперь время не разговаривать, а действовать... Пойди и отдохни несколько часов; я должен быть один, мне нужно отправить важное письмо Барбассону и кончить еще несколько неотложных дел... Не забудь, что для всех здесь я по-прежнему Арджуна.

   - Не беспокойся, я не выдам твоей тайны... Еще одно слово и я покину тебя: где скрывается тот, которого ты так удачно заменил собою?

   - Настоящий Арджуна? Я послал его в Нухурмур к Нана-Сагибу, чтобы он на словах передал ему обо всем, что происходит в Беджапуре; я жду его возвращения с нетерпением, чтобы вернуть ему знаки его достоинства, а себе - свободу действий.

   После ухода Анандраена Сердар несколько часов подряд работал один.

   Но всякая энергия имеет свои границы. Вот уже несколько дней, как этот железный человек не отдыхал ни минуты; глаза его закрылись помимо его воли, голова медленно склонилась над столом до тех пор, пока не встретила точки опоры и... он заснул глубоким сном.

  

  

  

   Вечером этого памятного дня сэр Джон Лауренс удалился в свою спальню с такою радостью и довольством, каких он давно не испытывал. Смерть Ватсона, который был всегда предан ему, правда, сильно омрачила его настроение, но событие это вознаграждалось другими настолько счастливыми обстоятельствами, что он забыл о нем. Эгоист, как все люди, пользующиеся властью, он видел только, что его вице-королевство, сильно пошатнувшееся вследствие его неспособности умиротворить Индию, снова должно было укрепиться: уничтожение общества "Духов Вод" почти уже осуществлено; близится и поимка Нана-Сагиба, которого Кишная обещал доставить через пять дней.

   Лауренс был тем более доволен, что совсем не знал о присутствии Сердара в Индии и думал поэтому, что весь заговор - ни более, ни менее, как предлог, выдуманный Кишнаей и его приверженцами для привлечения Нана-Сагиба в Беджапуре. Он не боялся больше и за свою жизнь, потому что не было головы, которой повиновался кинжал правосудия.

   - Бедный Ватсон! - говорил он себе. - Он поплатился жизнью из-за борьбы, которую я предпринял. Но это последняя жертва ужасной шайки, с которой до сего дня не в силах были бороться никакие власти, управлявшие Индией... Какая слава выпадает на мою долю! Ведь я успел там, где деспот Ауренг-Цеб и железные губернаторы, как Клайвс и Гастингс вынуждены были капитулировать из боязни, чтобы кинжал общества "Духов Вод" не коснулся их самих. Смерть Ватсона будет иметь важные последствия. Не случись этого, я, быть может, из опасения неудачной поимки Нана-Сагиба, не решился бы так скоро привести в исполнение свой декрет об уничтожении общества. А кто знает, не вздумал бы в этот промежуток времени фанатик браматма погубить и меня!.. Теперь этот бесноватый заперт со всей своей бандой в подземельи замка. Напрасно только Кишная велел заделать отверстие; посоветуйся он со мной, я не согласился бы на это... Впрочем, это, пожалуй, лучший способ навсегда отделаться от опасного общества! Они исчезнут бесшумно - и никто не узнает, куда они делись...

   Этот властитель так же смешивал интересы государства с интересами своего мелочного и эгоистичного честолюбия, как и все его собратья. Двенадцать человек обречены были им на голодную смерть и могли дойти до того, что начали бы пожирать друг друга, - а сэр Джон умывал себе руки...

   Управляя одной из самых обширных в мире стран, человек этот думал только о собственном интересе. Раз двадцать уже подвергал он вверенную ему страну самым ужасным бедствиям, не желая прекратить ни на минуту своей политики борьбы с предрассудками, верованиями, нравами восточного народа, которым в сущности легче было управлять, чем кем-либо в мире. Восемь веков подряд выносил этот народ иго монголов, которые грабили его, требуя лишь уважения к его религии, нравам, традициям, семейным устоям; ему было безразлично, кому он платит налог, - только бы он мог поклоняться своим богам и жить спокойно в деревне, обрабатывая рисовое поле своих предков.

   Назначенный вице-королем, сэр Лауренс, уезжая, обещал обратить всю Индию в лоно англиканской Церкви. Несмотря на то, что по прошествии некоторого времени он убедился в невозможности всякой попытки в таком роде, он для поддержания престижа власти продолжал ту же политику, которая, вызвав восстание сипаев, едва не лишила Англию ее лучших колониальных владений; эта политика поддерживала Индию в состоянии постоянного заговора, который мог кончиться вторым восстанием, еще более грозным, чем первое.

   Вице-король часто получал сведения о том, что все кругом в заговоре. Собственные слуги его были на стороне заговора и почти открыто изменяли ему; все секреты его, все решения его совета становились известными еще до того, как были опубликованы; Нана-Сагиб ускользал от всех его преследований благодаря упорному и единодушному молчанию индусского народа; даже большинство английских чиновников было на стороне индусов, ибо не желали пасть под ударами кинжала... Сэр Лауренс ничего не хотел понимать и не переставал вступать в сделку с людьми самого низкого происхождения; он составил из них особую туземную полицию, издавая самые нелепые декреты против религиозных обычаев, стараясь насильно ввести Библию вместо Вед.

   Монголы после нескольких слабых попыток борьбы кончили тем, что примирились с браматмой, как это сделали во Франции с великим магистром массонов, - с тою только разницею, что последний сохранил меньше власти за собой, чем браматма. Но Франция - не Индия, где обычаи укореняются тем более, чем они древнее.

   Даже сами английские губернаторы скоро пришли к тому убеждению, что тайная власть "Духов Вод", - власть, которая никогда не мешалась в гражданские и политические дела, преследовала только постыдное взяточничество и была, так сказать, властью моральной; она даже помогала администрации, обуздывая, сдерживая лихоимцев. Они окружали поэтому браматму самым высоким уважением, предоставляя ему в полное распоряжение его древнюю резиденцию Беджапура, который сделался оплотом древних традиций Индии.

   Политика такого рода была хорошая политика и Англия почти сто лет мирно и спокойно владела Индией. Но в Великобритании существовала партий пиэтистов, или святых, как их иронически называли в Лондоне, - с убеждениями которых не мирились такие послабления; с самого начала проповедовала она обращение Индии и обвиняло правительство, что оно не исполняло своего назначения в мире. Так же хорошо организованная, как иезуиты, но более могущественная, эта партия настояла на том, употребила все силы свои, чтобы вице-королем Индии назначили одну из ее креатур, - человека низкого происхождения, который добился высокого положения в Индии благодаря необыкновенной ловкости, неутомимому терпению, а главное - своему присоединению к могущественной партии святых. Таков и был Джон Лауренс.

   Превратившись в "сэра" Джона Лауренса, он предоставил Индию во власть миссионеров, которые буквально наводнили ее. А скоро можно было видеть, как частью по убеждению, а частью из желания возвыситься, все чиновники гражданской службы, офицеры армии и даже генералы ходили не иначе, как с библией в руках; всеми в стране, с одного конца ее и до другого, овладела мания обращения; все проповедовали и раздавали целые груды библий на перекрестках дорог, на площадях деревень и городов, во дворах казарм...

   Прошло два года такой ревностной проповеди - и ни один индус не обратился, ибо обратиться значило отказаться от семьи, потерять социальное положение среди своих, другими словами опуститься до уровня парии.

   Надо отдать справедливость обществу "Духов Вод": первые предупреждения исходили от него; браматма, бывший тогда верховным вождем, отправлял к вице-королю посла за послом, умоляя его положить конец этой мании обращения, если он не хочет вызвать самых страшных бедствий. Ничто не помогало. Вот тогда-то восстали двести пятьдесят тысяч мусульман, служащих в армии. А так как туземные войска Индии состояли почти исключительно из людей этой религии, то правительство осталось только со своими европейскими солдатами, которых было всего семь-восемь тысяч человек. Все индусы браминской религии, то есть весь Декан, ждали первых результатов борьбы, чтобы присоединиться к восставшим. Но Гавелок задушил восстание, а сэр Джон Лауренс, чтобы терроризовать страну, буквально утопил Бенгалию в крови.

   Тогда-то француз, известный под именем Сердара, присоединился к Нана-Сагибу, затем спас его после взятия Дели и скрыл его от англичан. Мы не вернемся больше к этим событиям; мы не можем открыть настоящие имена участников описываемых здесь событий, ибо некоторые из этих лиц еще живы и могут пострадать от мести англичан.

   Француз этот, оставшийся верным Нане, живет еще до сих пор с принцем в маленьком уголке земного шара, неизвестном его врагам. Только после смерти их напишем мы историю последних дней жизни Нана-Сагиба и его верного защитника*.

   ______________

   * Эти строки написаны в 1889 г.; Л.Жаколио умер в 1894 году.

  

   Первое восстание, вместо того, чтобы послужить уроком сэру Лауренсу, еще сильнее рассердило его, и он затеял борьбу с Деканом, который в восстании не участвовал. Все это должно было привести к тем же результатам, как и в Бенгалии. Не ограничиваясь разосланными им декретами, стеснявшими индусов в исполнении их религиозных обрядов, Лауренс сам явился к Беджапур, - этот таинственный оплот всех древних традиций.

   В этот вечер, несмотря на предупреждения, получаемые им со всех сторон, сэр Джон Лауренс был счастлив. Он верил в упрочение своего положения, и надеялся, что его могущественные покровители добьются продления его полномочий еще, по крайней мере, на целое пятилетие.

   Некоторое время сидел он, предаваясь всевозможным размышлениям по поводу событий, которые только что разыгрались, а затем впал мало-помалу в то дремотное состояние, когда дух освобождается от власти материальной обстановки и улетает куда-то на волшебных крыльях воображения... В таком полусонном состоянии, находясь еще под впечатлением трагического конца своего друга, вице-король увидел вдруг словно призрак Ватсона, который протягивает к нему руки, желая прижать его к своей груди... Волнение лорда было так сильно, что он не мог удержать крика испуга и, откинувшись назад, конвульсивно замахал руками, как бы желая оттолкнуть от себя ужасное видение... Когда он, наконец, убедился, что это был лишь плод расстроенного воображения, то пришел в себя.

   - Какое счастье, что это был сон! - сказал он со вздохом облегчения.

   Вид громадных развалин, выглядывающих ночью из-за темной растительности, которая окружала дворец Омра, невольно возбуждал в нем какое-то жуткое чувство. Чтобы отделаться от него, он закрыл окно и позвал дежурного слугу.

   Камердинер появился со своими помощниками, чтобы приготовить комнату и постель. В то же время вошел и Эдуард Кемпуэлл, за получением приказаний на ночь. Он был, по-видимому, чем-то удручен и делал неимоверные усилия, чтобы не выказать этого.

   - Не удвоить ли часовых, ваша светлость? - спросил он, когда слуги вышли по знаку своего господина.

   - Всякая предосторожность хороша, Эдуард, - отвечал, улыбаясь, сэр Джон, но не замечая тревожного состояния своего адъютанта. - Возьмите стул, Эдуард, я имею сообщить вам хорошую новость.

   - Я к услугам вашей светлости, - отвечал молодой офицер, кланяясь.

   - Оставим на минуту дела службы, Кемпуэлл. - сказал вице-король, - хотя то, что я хочу сообщить вам, косвенно относится к ней... Я уже выражал вам свое удовольствие по поводу аккуратного исполнения вами своих обязанностей и давно ищу случая вознаградить вас, не оскорбляя самолюбия ваших товарищей, которые старше вас чином.

   - Назначив меня в штаб вашего превосходительства, вы исполнили все мои желания; в данную минуту я ничего большего не смею желать.

   - Скромность - похвальное чувство, молодой друг, но будущее человека всегда почти зависит от первого шага, который дает ему возможность выдвинуться из ряда раньше других; такой шаг не пропадает даром... Я, например, приписываю свое назначение вице-королем Индии не тем заслугам, которые я оказал своей стране, когда занимал разные служебные посты, - а тому, что в начале своей карьеры мне посчастливилось оказать большую услугу губернатору Мадраса, - и спас его утопающего сына. За это я был назначен ассистентом в Каддулуре на десять лет ранее того, когда назначают обыкновенно на такой высокий пост... Ни один из моих конкурентов не мог потом догнать меня. Благоприятные обстоятельства подняли меня, и с того дня уже можно было предвидеть, что я буду управлять одним из четырех президентств Бомбея, Мадраса, Агры или Лагоры, - чего редко кто достигает из гражданских чиновников. Я хочу оказать вам ту же услугу, возвысив вас на много лет раньше обыкновенного до чина капитана. Вы будете продолжать ваши обязанности поручика, но по власти, данной мне королевой, я назначаю вас капитаном свиты в 4-м шотландском полку, где вы уже числитесь.

   - Я - капитан? - пробормотал молодой человек, который не мог верить своим ушам. - Но ведь надо прослужить пять лет поручиком, а я служу всего год.

   - Вы забываете, - прервал его сэр Джон Лауренс, - что этот параграф воинского устава отменяется в экстренных случаях... А ловкость, с которою вы арестовали вождей ужасного общества, столько веков заставлявшего мириться с ним все правительства, дает право на отличие. Вот и патент на чин.

   - Ах, ваша светлость! - воскликнул молодой офицер, тронутый этим до слез. - Если представится когда-нибудь случай отдать свою жизнь за вас... - Он бросился к сэру Джону и покрыл его руки поцелуями.

   - Я видел вашего отца в деле, Эдуард, и знаю, что вы принадлежите к семье, на которую можно рассчитывать.

   Несмотря на свое счастье, Эдуард Кемпуэлл был видимо чем-то встревожен; но всякий, кто не знал причин этой тревоги, мог, как и вице-король, принять это за волнение по случаю повышения.

   - На патенте не достает только, - сказал сэр Джон, - печати королевы; я сейчас приложу ее.

   Когда он встал, чтобы взять из золотого ящика печать королевы, молодой человек сжал руки и пробормотал:

   - Что делать, Боже мой! Что делать? Если я буду молчать, то совершу двойную измену против своей страны и своего благодетеля... А если скажу...

   Вдруг он ударил себя по лбу:

   - Да, - сказал он, - само Небо внушает мне эту мысль... Только мать моя может помешать непоправимому несчастью...

   - Вот и сделано, - сказал вице-король, кладя печать обратно на место. - Желаю, мой милый Эдуард, чтобы открывшаяся вакансия дала вам возможность скоро занять ваше место.

   - Ваша светлость, - отвечал Эдуард, принявший решение, - если я бы не боялся злоупотребить вашей добротой...

   - Вы имеете ко мне просьбу? Говорите, не бойтесь, мой милый капитан, я заранее согласен на нее.

   - У нас теперь военное положение, и я не смею...

   - Я читаю ваши мысли, - прервал его сэр Джон Лауренс, - вы желаете получить отпуск на неделю, чтобы лично передать новость полковнику и леди Кемпуэлл.

   - Неделю! - воскликнул Эдуард, невольно вздрагивая. - О, нет! Это слишком много, достаточно половины.

   - Ваша рука дрожит, Кемпуэлл, здоровы вы?

   - Это ничего... избыток счастья... удивление... нервный приступ, которого я не могу преодолеть...

   - Полно, успокойтесь, дитя мое, - ласково сказал ему вице-король. - Поезжайте в Бомбей к вашим милым родителям, я не назначаю вам срока вашего отпуска, вы возвратитесь, когда пожелаете. Мы теперь в периоде спокойствия, и я надеюсь, что мне долго не придется прибегать к вашей помощи, а когда вы вернетесь, срок вашего пребывания в Декане будет близиться к концу.

   - Прошу вас, ваша светлость, не убаюкивайте себя видом обманчивого спокойствия... С таким фанатичным народом нельзя быть никогда уверенным в завтрашнем дне.

   - Поезжайте, мой молодой друг, и без всяких задних мыслей пользуйтесь отпуском, который я разрешил вам, вы не знакомы с положением дел так хорошо, как я, - иначе перестали бы тревожиться. Можно сказать, что общество "Духов Вод" всегда было душой и головой всех заговоров, всех восстаний... Оно исчезло, - и теперь ни один индус не тронется с места. Сам Нана-Сагиб, предоставленный лишь собственным силам, утратит свое влияние на юге Индии, где ненавидят мусульман, а дней через пять он будет у меня в руках.

   "Боже мой! Я не могу убедить его, - подумал молодой человек, - остается только одно средство: ехать в Бомбей."

   - Берегите себя, ваше превосходительство, - продолжал он громко. - Я дрожу при мысли, что драгоценные дни ваши зависят от кинжала какого-нибудь презренного факира.

   - Благодаря вам, Эдуард, те, которые вооружали руку этих фанатиков, не в состоянии больше вредить нам...

   - Вы в этом уверены, ваша светлость?

   Странная улыбка пробежала по лицу вице-короля.

   - Колодец Молчания, - отвечал он, - никогда не отдавал своих жертв... И потом, верьте мне, они не посмеют так высоко занести свой кинжал.

   - Я во всяком случае прикажу удвоить часовых и поставить по одному у всех выходов, которые ведут в ваши апартаменты.

   - Хорошо! Предосторожности никогда не излишни... Когда вы рассчитываете выехать?

   - Дежурство мое кончается сегодня вечером, и я тотчас же двинусь в путь.

   - Счастливый путь... Привет полковнику!

  

   Выйдя из покоев вице-короля, Эдуард Кемпуэлл осмотрел все караулы дворца, которые зависели прямо от него, поставил часовых во всех коридорах и у всех дверей и, приняв таким образом все необходимые при настоящем положении дел предосторожности, передал дежурство офицеру, сменяющему его; затем он вышел из дворца, не заходя в свою комнату.

   - Наконец-то я свободен! - сказал он с глубоким вздохом облегчения.

   Перед ним тянулась узкая тропинка, которая извивалась дальше среди развалин и шла по направлению к древнему Беджапуру, где находились пагода Шивы, Джахара-Бауг и другие здания, устоявшие в борьбе с временем. Молодой офицер пошел по этой тропинке, стараясь по возможности больше заглушать свои шаги.

   После двадцати минут ходьбы он добрался, наконец, до Джахара-Бауг, который казался совсем пустым после экспедиции, предпринятой сюда Кишнаей. Он ловко проскользнул подле небольшого павильона налево, который служил жилищем дорванам, арестованным вместе со своим господином... В эту минуту на верхушке старой пагоды раздался стук гонга, и молодой офицер насчитал двенадцать ударов, за которыми последовала обычная фраза, сказанная свежим и молодым голосом:

   - Полночь, люди высшей и низшей касты, спите спокойно, нового ничего нет!

   Это был голос сына падиала, заменявшего своего отца, который в эту минуту находился вместе с Утсарой в Колодце Молчания.

   - Полночь! - повторил Кемпуэлл с глубоким разочарованием. - Я опоздал на целый час!

   Тем не менее он подошел к павильону, задерживая дыхание, которого было достаточно, чтобы выдать его присутствие среди ночной тишины, и приложившись ухом к циновке, закрывавшей вход, внимательно прислушался... Несколько секунд достаточно было, чтобы убедиться, что внутри никого нет. Сильный запах коринги, надушенной жасмином, исходил из павильона, указывая на то, что курившие этот острый табак не так давно ушли оттуда.

   - Да, верно, - сказал Эдуард Кемпуэлл про себя, - здесь было у них свидание... Но ведь оно назначено было на одиннадцать часов...

   Он не успел докончить своей мысли; со стороны дворца донесся легкий шум, и молодой человек поспешил скрыться в кустах, чтобы не быть застигнутым врасплох. Глаза его свыклись с темнотой, и он увидел двух туземцев, которые медленно шли к выходной двери, разговаривая шепотом между собою. Каково же было его удивление, когда в одном из них он узнал старого пандарома, который два дня тому назад был у вице-короля и сказал Ватсону, что ему остается жить всего три часа.

   В голове Эдуарда сразу блеснула мысль, что перед глазами у него убийца полковника или, по крайней мере, один из его сообщников. Что нужно было в этот час старому нищему и его спутнику в Джахара-Бауг? Не их ожидал он встретить здесь.

   Странное происшествие случилось сегодня при заходе солнца с молодым офицером. С тех пор, как он находился в Беджапуре, он каждый вечер отправлялся на террасу дворца, где жил вице-король, и любовался чудесными переливами света заходящего светила среди грандиозных развалин древнего города. Зрелище это нравилось его поэтической и мечтательной душе, и ночь часто заставала его в созерцании этих останков другого века, которых ничто не могло спасти от разрушения.

   С одной стороны у конца террасы возвышалась средняя стена второго дворца; в ней устроен был ряд отверстий, которыми заканчивались, вероятно, ходы в толще стен для проветривания потайных частей дворца.

   Эдуард Кемпуэлл стоял прислонившись к стене, и с тихой, безотчетной грустью любовался прелестным мавзолеем из белого мрамора, воздвигнутым в честь королевы Нухурмаль - и вдруг невольно вздрогнул... Странные слова, как бы выходившие из глубины камня, поразили его слух... Он отскочил от стены, и странный феномен прекратился... Он принял прежнее положение - и к нему снова долетели звуки, которые он мог приписать только человеческому голосу, но не так громко, как в первый раз, когда он ясно расслышал: "Весь Декан по первому сигналу"...

   Одно из отверстий находилось почти на уровне его лица; он инстинктивно приложился к ней ухом и с этой минуты мог с возрастающим интересом следить за разговором, который, по-видимому, начался уже несколько времени тому назад и теперь подходил к концу.

   - Ты ручаешься за четырех раджей юга? - спросил первый голос.

   - Как за себя, - отвечал второй. - Они знают, что сэр Лауренс приехал в Беджапур с целью низвергнуть их, - и предпочитают борьбу унизительному рабству.

   - Особенно если народ узнает, что Сердар вернулся в Индию инкогнито, чтобы стать во главе движения. Тогда возьмутся за оружие все, - и поток унесет за собою и набобов.

   Сердар, Фредерик де Монморен, его дядя - в Индии!.. При этих словах Эдуарда Кемпуэлла охватило такое сильное волнение, что кровь прилила к мозгу, в ушах зазвенело, голова закружилась, и он вынужден был прислониться к стене... Это помешало ему слышать ответ второго собеседника; он узнал бы, что один из собеседников был именно Сердар.

   - Ты придаешь слишком большое значение моему влиянию, Анандраен, - сказал Сердар своему другу.

   Оба продолжали свой секретный утренний разговор в комнате Анандраена, куда тот удалился для отдыха. Не подозревая, кто были эти собеседники, Эдуард Кемпуэлл все же узнал из их разговора все подробности заговора, силы, на которые рассчитывали, и день, назначенный для восстания. Он слышал также, что незнакомцы назначили вечером свидание в Джахара-Бауг, в павильоне дорванов, но причины свидания он не расслышал; говорившие понизили голос, как поступают обыкновенно при сообщении какой-нибудь важной тайны.

   Не заботясь о том, чтобы открыть убежище, где скрывались заговорщики, молодой офицер погрузился в тяжелые размышления... Как должен вести он себя в виду такого серьезного открытия? Объявить? Но ведь вождь предполагаемого восстания - брат его матери, спаситель полковника Кемпуэлла в Гоурдвар-Сикри, Фредерик де Монморен, его дядя... Англичане начнут преследовать его; быть может даже они пошлют его, Эдуарда Кемпуэлла, во главе отряда и затем повесят несчастного, как разбойника с большой дороги... Молчать? Но ведь молчанием своим он будет способствовать восстанию, которое уничтожит, быть может, навсегда британское владычество в Индии.

   В этот момент он и решил отправиться в Бомбей, чтобы рассказать обо всем леди Кемпуэлл и полковнику и получить от них совет, как поступить. Но прежде чем отправиться в большой город Малабарского берега он решил присутствовать на свидании двух таинственных лиц в Джахара-Бау