Род Эдуар - Частная жизнь парламентского деятеля

ой придется охранять ихъ. Право, мнѣ дѣлается страшно при мысли, какая огромная отвѣтственность ляжетъ на меня; что никто не будетъ облегчать мнѣ ее. Подумайте, одна я должна воспитать ихъ, одна отвѣчу за то, какимъ образомъ сформируются ихъ души, а это тяжелая задача!

   "Не согласны ли вы со мной, что нравственная жизнь родителей, такъ сказать, приготовляетъ и опредѣляетъ жизнь ихъ дѣтей. Слѣдуя таинственному и непреложному закону, добро порождаетъ добро, здо производитъ зло. Меня часто преслѣдуетъ мысль и я спрашиваю, что навлечетъ на дѣвочекъ поступокъ ихъ отца? Если, дѣйствительно, нами управляетъ этотъ роковой законъ, то сѣмена несчаст³я и зла уже зародились въ ихъ судьбѣ и со временемъ дадутъ ростки. По временамъ у меня бываетъ (или мнѣ чудится, что бываетъ) предчувств³е того, что ждетъ моихъ дѣвочекъ впереди; особенно я боюсь за Анни, она вѣчно печальна, задумчива, и это, право, неестественно и грустно видѣть въ девятилѣтнемъ ребенкѣ. Она никогда не играетъ, говоритъ мало, точно вѣчно думаетъ или мечтаетъ о чемъ-то; ведетъ она себя какъ-то машинально хорошо, и, мнѣ кажется, ея обманчивое спокойств³е скрываетъ задатки бурь; въ ея большихъ темнихъ глазахъ еще не свѣтится ясно выраженная мысль, а между тѣмъ они смотрятъ такъ печально, что невозможно видѣть ихъ, не спрашивая себя: как³е-то образы отразятся въ нихъ? Как³я слезы изъ нихъ потекутъ? Бѣдныя дорог³я дѣти! Мнѣ бы хотѣлось, чтобы всю жизнь онѣ прожили такъ счастливо, какъ я двѣнадцать лѣтъ; двѣнадцать лѣтъ, промелькнувшихъ такъ быстро! Я хотѣла-бы, чтобы у нихъ было спокойное, здоровое счастье, безъ позднихъ сожалѣн³й, безъ стремительныхъ желан³й, словомъ, такое, какое было у меня. Въ нашемъ несправедливомъ свѣтѣ есть столько обездоленныхъ никогда не знавшихъ счастья, что, когда было цѣлыхъ двѣнадцать хорошихъ лѣтъ, казалось бы, слѣдовало свою жизнь считать полной, и спокойно перенести горе, нахлынувшее потомъ. Нѣтъ-же, неправда! послѣ сладкаго сна еще тяжелѣе проснуться; разъ уже года счастья прошли, они считаются ни во что. Прошлое умерло и никогда не вернется. Я только страдаю и боюсь того, что меня ждетъ впереди. Не легко мнѣ будетъ жить въ тяжеломъ утомительномъ уединен³и... Женщинѣ такъ трудно быть одной, и я такъ боюсь одиночества! Видите, мой другъ, как³я безпокойства, как³я думы волнуютъ меня передъ роковымъ днемъ. Мнѣ необходимо было кому нибудь повѣрить ихъ, а только съ вами я и могу говорить откровенно. Сейчасъ-же, по окончан³и развода, я съ дѣтьми уѣду въ Аннеси и проживу тамъ нѣсколько недѣль, потомъ, потомъ наступитъ неизвѣстное, неопредѣленное будущее.

  

   Монде къ Мишелю.

   "Еще время не ушло, мой другъ, еще можно вернуться назадъ и я съ послѣдней мольбой обращаюсь къ тебѣ! Въ мое письмо я вкладываю и письмо твоей жены, которое только что получилъ. Въ немъ нѣтъ фразъ, трогательныхъ восклицан³й, крикливаго отчаян³я, но видится такое материнское безпокойство, такое глубокое горе, такое вѣрное пониман³е дѣйствительности, что, если ты еще способенъ послушаться голоса справедливости, ты, быть можетъ, очнешься. Очевидно, ты уже нѣсколько мѣсяцевъ живешь какъ во снѣ, двигаешься какъ слѣпой, дѣйствуешь словно въ состоян³и гипноза, точно какая-то посторонняя сила руководитъ тобой и губитъ тебя. Еще есть время вырваться изъ подъ ея власти, спасти близкихъ тебѣ и самого себя! Довольно жертвъ принесъ ты твоей зловѣщей страсти: постарайся опомниться. Одно мѣсто въ письмѣ Сусанны особенно поразило меня, а именно, ея слова о твоихъ дочеряхъ. Подумалъ ли ты, что послѣдств³е твоей вины, точно тяжк³й приговоръ, обрушится на нихъ, что ты испортишь имъ жизнь, можетъ быть, смутишь ихъ души? Мать женскимъ инстинктомъ поняла это; вѣдь женщины иногда чуютъ приближен³е еще далекой опасности. Какъ хорошо она поняла, что особенно сильно опасаться слѣдуетъ за лучшую изъ нихъ двоихъ, за кроткую маленькую Анни, которую ты такъ любилъ, вѣроятно, за сходство съ собой; дѣйствительно, она походитъ на тебя, точно твое собственное отражен³е. Подумай, ты теперь ей создаешь будущность и отвѣтственъ за нее. Не вообрази, пожалуйста, что мнѣ поручили написать тебѣ. Отъ собственнаго имени, во имя нашей старой дружбы, я дѣлаю эту послѣднюю попытку, я не разсчитываю на силу своихъ доводовъ и если еще надѣюсь, то лишь потому, что ты не злой, не черствый человѣкъ и дружеск³я слова, сказанныя въ эту страшно важную минуту, быть можетъ, помогутъ тебѣ очнуться изъ твоей летарг³и. О, еслибы мое письмо могло разбудить твою совѣсть, вѣдь въ тебѣ же она есть, я увѣренъ въ этомъ, ты усыпилъ ее, но рано или поздно, она вступитъ въ свои права, и, если тогда непоправимое будетъ уже совершено, ея пробужден³е явится слишкомъ поздно.

   "Нечего и говорить, что здѣсь, гдѣ прежде тебя считали чѣмъ-то вродѣ героя или бога, очень много занимаются тобой, никто не извиняетъ твоего поведен³я; даже самъ я, хотя и стараюсь нѣсколько защитить тебя. Ты осужденъ единогласно, приговоръ точно явился результатомъ общественной совѣсти. Тебя ставили очень высоко, потому и судятъ строже, нежели другихъ. Неужели ты воображаешь, что всѣ заблуждаются, а ты одинъ правъ? Не думай, впрочемъ, что тебя порицаютъ слѣпо и безжалостно. Да, твой поступокъ бранятъ, но тебя все еще любятъ и, еслибы ты хотѣлъ, тебя бы простили вполнѣ; эти чуж³е, равнодушные люди, возлагавш³е на тебя свои самыя высок³я надежды, защищающ³е твое дѣло противъ тебя-же самого, еслибы ты снова вернулся на прежн³й путь, простилибы тебя такъ-же чистосердечно, какъ и твоя семья. Никакого слѣда не осталось бы отъ бури; ты могъ-бы возстановить и твою общественную жизнь, и твой домашн³й очагь. Вотъ что я хотѣлъ сказать тебѣ, мой милый другъ. Кромѣ страсти, еще упрямство и родъ отчаян³я теперь заставляютъ тебя дѣлать то, что ты дѣлаешь,- если это такъ, еще ничто не потеряно. Голосъ здраваго смысла, вмѣстѣ съ голосомъ долга, могутъ совершить чудо, которое спасетъ тебя. Если дружеская поддержка можетъ придать тебѣ мужество, напиши мнѣ и я сейчасъ-же пр³ѣду въ Парижъ. Я, какъ и друг³е, порицаю тебя, но люблю несравненно больше, чѣмъ они, и ты по прежнему можешь всегда разсчитывать на меня.

  

   Бланка къ Мишелю.

   "Пока еще есть время, умоляю васъ, Мишель, вернитесь назадъ. Я не хочу счастья, пр³обрѣтеннаго цѣной столькихъ слезъ. Если бы я раньше поняла весь ужасъ того, что мы дѣлаемъ! Но я была слѣпа, а теперь вижу, какъ всѣ съ любопытствомъ накинулись на васъ и на вашу семью; я читаю газеты и, милый Мишель, глубоко страдаю каждое утро. Мнѣ невозможно тяжело видѣть, какъ эти газетныя статьи терзаютъ васъ. Я не о себѣ думаю, говоря вамъ вернитесь назадъ; мнѣ ничто не страшно, когда я вспоминаю, что послѣ всѣхъ этихъ унижен³й, страдан³й, борьбы, мы съ вами уѣдемъ куда нибудь, гдѣ насъ не знаютъ и оставятъ въ покоѣ. Но мы разбиваемъ жизнь другихъ... Нужно вамъ сказать, что я получила отъ Монде письмо, взволновавшее меня до глубины души. Онъ говоритъ о Сусаннѣ, о вашихъ дочеряхъ, спрашиваетъ меня, неужели я не пожалѣю женщины, замѣнявшей мнѣ мать и ея дѣтей, которыхъ когда-то называла своими сестренками? "Только вы одна,- пишетъ онъ,- еще можете указать Мишелю на его обязанности; воспользуйтесь же своей властью надъ нимъ, чтобы вывести его на прямую дорогу, внѣ которой нѣтъ счастья". Его письмо длинно и несправедливо... Но онъ правъ, можетъ быть, правъ даже въ томъ, что такъ сурово говоритъ со мной. Господи Боже, если ужь этотъ человѣкъ, любивш³й моего отца, знавш³й меня ребенкомъ, такъ обвиняетъ меня, что же скажутъ друг³е? Все равно, ему незачѣмъ было писать мнѣ такъ жестоко; я бы и безъ того стала васъ молить исполнить вашъ долгъ... Да, мнѣ жаль Сусанны, дѣтей, но главное мнѣ жаль васъ, милый, милый другъ. Со мной вы не можете быть счастливы, вѣчное раскаян³е стояло бы между нами и отравляло бы нашу жизнь. Конечно, ужасно потерять васъ, но еще ужаснѣе быть вашей и видѣть, что вы страдаете, чувствовать, что я причина вашего паден³я, читать на вашемъ лицѣ отблески сожалѣн³я о прошломъ, понимать, что мысленно вы меня упрекаете за то горе, которое держите въ тайнѣ! Я не хочу, чтобы моя любовь составила ваше несчастье, и прошу только одного: сохраните въ сердцѣ очень нѣжное воспоминан³е обо мнѣ, съ сожалѣн³емъ думайте о томъ, чего вамъ когда-то хотѣлось и что не могло осуществиться; въ воспоминан³и, подъ окраской неисполнившагося желан³я, вы меня будете любить больше, нежели любили бы въ дѣйствительности. Видите, Мишель, я должна исчезнуть изъ вашего существован³я и теперь ужь навсегда. Напишите, что я права, что вы исполните вашъ долгъ, и дайте мнѣ забыть васъ... Забвен³е, конечно, придетъ со временемъ или, по крайней мѣрѣ, миръ душевный. Мнѣ кажется, я буду такъ спокойна, почти счастлива, когда узнаю, что вы примирились съ семьей.

   "Напишите мнѣ еще разъ на прощанье и разстанемся. Прощайте, дорогой, прощайте; все же ваша

  

   Сусанна къ Монде.

   "Дорогой другъ, все кончено; вслѣдъ за моимъ письмомъ я сама пр³ѣду къ вамъ, вся еще разбитая потрясен³ями этого послѣдняго дня. Да, я была права, что такъ боялась его; но дѣйствительность оказалась еще ужаснѣе всѣхъ ожидан³й. Вы не повѣрите, сколько страдан³й, унижен³й, отчаян³я пришлось пережить въ эти нѣсколько часовъ. Вообразите, что вашу судьбу рѣшаютъ люди холодные, какъ ледъ, а вы чувствуете, какъ васъ, точно въ кошмарѣ, охватываетъ страшная пустота и, несмотря на всѣ муки, нужно употреблять остатокъ силъ и воли, чтобы сохранить собственное достоинство, скрыть горе, сдержать готовыя хлынуть рыдан³я. Да, слезы мнѣ сдавили горло, душили меня; но вмѣсто того, чтобы предаться отчаян³ю, мнѣ пришлось спокойнымъ голосомъ, обстоятельно отвѣчать на вопросы предсѣдателя, слѣдователя, адвокатовъ... О, эти вопросы! Когда я думаю, что у меня нашлось мужество выслушать ихъ я не умереть отъ горя, мнѣ начинаетъ казаться, что теперь я не та, чѣмъ была прежде, точно часть моего существа исчезла куда-то, убита этой послѣдней борьбой... Слишкомъ большую чашу унижен³й мнѣ пришлось испить и слѣды отравы на вѣки подорвали мои силы.

   "Мишель держался очень хорошо; онъ привыкъ бороться и скрывать впечатлѣн³я, Онъ отвѣчалъ неторопливо, увѣренно, какъ человѣкъ знающ³й, что хочетъ сказать и не колеблющ³йся. Два или три раза онъ спокойно взглянулъ на меня. О, это превосходный комед³антъ, увѣряю васъ! Я уже давно это вижу, но ставила его искусство не на достаточную высоту. Однако, и ему дришлось пережить нѣсколько непр³ятныхъ минутъ: не предупредивъ меня, мой адвокатъ внезапно сдѣлалъ очень прозрачный намекъ на достаточно извѣстныя отношен³я моего мужа къ одной особѣ, которую онъ не считалъ себя въ правѣ назвать, и упомянулъ, что обѣ стороны точно сговорились умалчивать объ этой истор³и. Въ хитрыхъ запутанныхъ фразахъ онъ далъ понять, что, можетъ быть, въ этихъ отношен³яхъ и слѣдуетъ искать истинную причину нашего печальнаго процесса, что будущее укажетъ, конечно, на то - вѣрно ли его предположен³е, или нѣтъ. Мишель страшно поблѣднѣлъ, въ его глазахъ сверкнуло такое бѣшенство, что я думала онъ сейчасъ бросится на адвоката. Эти намеки произвели сильное впечатлѣн³е на присутствующихъ, меня же глубоко оскорбило то, что только это и затронуло Мишеля. Раньше ему высказывали жесток³я истины, напоминали о его брошенныхъ дѣтяхъ, неисполненномъ долгѣ, испорченномъ существован³и, погубленной карьерѣ; онъ, кажется, даже не слушалъ; но едва задѣли то, чѣмъ онъ только и дорожитъ теперь, Мишель смутился, поблѣднѣлъ.

   "Я никогда неговорила вамъ, какая тайная мысль была у меня въ продолжен³е всего этого дѣла; признаюсь въ ней, потому что въ настоящее время она уже не можетъ сбыться, а кромѣ того, мнѣ кажется, вы надѣялись на тоже самое: я разсчитывала, мечтала, что въ послѣднюю минуту, когда непоправимое будетъ уже совсѣмъ близко, Мишель вдругъ почувствуетъ, что жертва невозможна и вернется ко мнѣ, къ дѣтямъ. О, какъ бы чистосердечно я простила его! Но нѣтъ, онъ шелъ прямо, безъ оглядки, до конца, не думая о тѣхъ, которыхъ топталъ, идя впередъ. Конечно, и я виновата: если бы я первая не заговорила о разводѣ, онъ никогда бы не осмѣлился и думать о немъ (по крайней мѣрѣ, я утѣшаю себя этой мыслью); и если бы я не настаивала, если бы я больше думала о дѣтяхъ, чѣмъ о собственныхъ страдан³яхъ, если бы у меня было больше любви, чѣмъ самолюб³я... Но нѣтъ, намъ невозможно было жить такъ, какъ мы жили!... Къ чему, впрочемъ, поднимать все это? Зачѣмъ мучить себя? Если бы я знала, если бы, если бы... Никогда, ничего не знаешь заранѣе. И потомъ случилось только то, что должно было случиться; теперь все кончено. Нужно бы, сознавая всю непоправимость свершившагося, найти въ этой мысли силу перенести страшное горе, но я не могу; я не покоряюсь и ропщу. Я дурно разсчитала свои силы и не знала, что мнѣ будетъ такъ больно. Теперь я знаю, какъ это тяжело, знаю...

   "Что написать вамъ еще, дорогой другъ? когда я буду съ вами, я все повѣрю вамъ. Легче высказываться, а вы единствепное существо въ м³рѣ, передъ которымъ я могу излить всю душу, такъ какъ понимаю, что и ваше чувство было оскорблено, скажу даже болѣе, почти развѣнчанъ идеалъ. Этотъ несчастный никогда не узнаеть всю величину принесеннаго имъ зла, тотъ, кто вѣрилъ въ него, упалъ съ такой же большой высоты, какъ и онъ самъ! До свораго свидан³я, дорогой другъ, преданная вамъ

  

   Мишель къ Монде.

   "Я не отвѣтилъ на твое послѣднее письмо, дорогой другъ, и что же могъ бы я тебѣ написать? Ты взволновалъ, смутилъ меня, вселилъ въ мою душу новыя муки, указалъ, как³я новыя пропасти открылись и все, увы, напрасно! Ты знаешь: есть логика, управляющая нашими поступками,- одно наше дѣйств³е, какъ слѣдств³е, вытекаетъ изъ другого, и такъ мы идемъ до конца. Какъ-же я могъ избѣжать этого закона? Мнѣ нельзя было не окончить начатаго, а ты долженъ былъ понять, что ничто уже не могло меня остановить, что было бы трусостью вернуться назадъ въ послѣднюю минуту. Да, я выказалъ бы трусость, къ тому же возврата и не было. Правда, добрые люди сказали бы: онъ вернулся въ дому, но я бы обманулъ ихъ и новой слабостью только усилилъ бы свою вину. Есть, видишь ли ты, совсѣмъ особая мораль для тѣхъ, это уже разъ сошелъ съ прямой дороги, не такая ясная, какъ общ³й кодексъ нравственности, но и ей слѣдовать очень трудно и она предъявляетъ свои требован³я, и ей необходимы жертвы. Человѣкъ узнаетъ ее, когда имъ руководитъ только его собственный неувѣренный опытъ, его мучительное метанье изъ стороны въ сторону. Мораль эта управляетъ совѣстью, но не успокоиваетъ ее; не съ поднятой головой, не со спокойнымъ лицомъ подчиняются ей, но все же слушаются ее, потому что она остается единственнымъ указателемъ того, что необходимо дѣлать. Я не считаю себя правымъ, я знаю, что былъ обязанъ въ самомъ началѣ покорить и вырвать съ корнемъ зарождавшееся чувство, что это бы и значило исполнить долгъ, поступить вполнѣ добродѣтельно. Я это отлично сознаю, и потому такъ глубоко страдаю, тѣмъ не менѣе, я думаю, что въ той огромной цѣпи ошибокъ, которыя навлекла за собой эта первая слабость, я не былъ ни низкимъ, ни подлымъ. Я стараюсь уцѣпиться за это извинен³е теперь, когда ничего измѣнить уже нельзя. Когда передъ собой я вижу вполнѣ неизвѣстную новую жизнь. Я самъ хотѣлъ новой жизни и добровольно пожертвовалъ ей всѣмъ прежнимъ, но все время страдалъ, принося эту жертву, увѣряю тебя, послѣ всего случившагося во мнѣ на вѣки вѣковъ останется сердечная рана, которая никогда не заживетъ; какъ преступникъ о своемъ преступлен³и, я думаю о томъ, что разрушилъ своими руками и боюсь, что зло еще сильнѣе, нежели я предполагаю, такъ какъ и мнѣ приходитъ мысль о послѣдств³яхъ моего поступка.

   "Ты увидишь Сусанну. Изъ ея письма, присланнаго тобой, я узналъ о ея предположен³яхъ. Прошу, давай мнѣ о ней вѣсти, сообщай о состоян³и ея духа, ея горя. Что-то послѣ такихъ ударовъ происходитъ въ такой душѣ, какъ у нея? Я разсчитываю на тебя, надѣясь, что ты вылечишь ее; ты такъ добръ, такъ нравственно здоровъ, а эти-то качества и могутъ принести огромную пользу несчастнымъ раненымъ жизнью. Я знаю, что ты не откажешься заботиться о ней. Повѣрь, я страшно мучаюсь тѣмъ, что ничего не могу сдѣлать для нея. Увы, ранившая рука не можетъ залечить раны! Я теперь для нея чужой человѣкъ, быть можетъ, врагъ. Врагъ ей - бывшей мнѣ подругой въ продолжен³е двѣнадцати лѣтъ. Если бы я сказалъ ей, что по прежнему сильно привязанъ въ ней, она бы не могла мнѣ повѣрить, а между тѣмъ это правда.

   "Ты меня хорошо знаешь, потому поймешь, что у меня нѣтъ безплодныхъ сожалѣн³й. Что сдѣлано, то сдѣлано! Я ни о че.мъ не сожалѣю; только оплакиваю, что эта неминуемая жертва принесла столько горя. Намъ необходимо было разстаться, чтобы съ достоинствомъ выйти изъ нашего рокового положен³я. Послѣ всего, что произошло, наша совмѣстная жизнь была бы основана на лжи; у насъ было-бы слишкомъ много тайныхъ думъ, злопамятнаго чувства, слишкомъ много недовѣр³я, которыя приходилось бы скрывать друтъ отъ друга. Прошлое поставило бы между нами слишкомъ много воспоминан³й и наши сердца измучились бы, напрягая силы уничтожить ихъ. Мы оба поступили мужественно и откровенно. Несмотря на всеобщее осужден³е, о которомъ ты мнѣ говоришь, мнѣ кажется, мы выбрали наименѣе дурной исходъ. Прен³я приняли особенно тяжелый оборотъ и мнѣ приходится вслѣдств³е этого измѣнить мои намѣрен³я. Я говорилъ тебѣ, что думаю послѣ развода вступить въ новый бракъ черезъ довольно большой промежутокъ времени. Къ несчастью, наша тайна не такъ хорошо сохранялась, какъ я надѣялся, и адвоватъ моей жены сдѣлалъ всѣмъ понятный намекъ; ни минуты мнѣ не пришло въ голову мысль обвинить Сусанну въ предательствѣ или мести; это произошло безъ ея вѣдома и было эфектомъ, котораго мэтръ Д. не хотѣлъ лишить себя. Тѣмъ не менѣе ударъ попалъ въ цѣль: черезъ два дня послѣ процесса, я получилъ отъ г-на Керье письмо. Отчимъ Бланки говорилъ въ немъ, что послѣ всего, что случилось, онъ проситъ меня прервать всяк³я сношен³я съ его падчерицей. Я отвѣчалъ немедленной просьбой ея руки и получилъ отрицательный отвѣтъ. Вотъ въ какомъ положен³и стоитъ дѣло. Впрочемъ, Бланку не смутитъ это противодѣйств³е. Мы предвидѣли его и обвѣнчаемся послѣ формальнаго, законнаго оповѣщен³я родителей; отчимъ, никогда не занимавш³йся Бланкой, мать, никогда не любившая ее, не заслуживаютъ другого обращен³я съ ними, но все-же вѣдь это ея семья, и вотъ еще приходится бороться, разрушать все прежнее, причинять страдан³я, впрочемъ, не глубок³я; m-me Керье только недавно замѣтила, что у нея есть дочь, и скоро забудетъ, что эта дочь не повинуется ей. Больше всего я горюю о томъ, что Бланкѣ приходится пережить новую печаль или, вѣрнѣе, унижен³е. Теперь ея имя, какъ и мое, вмѣстѣ съ моимъ, повторяется всѣми, а наша бѣдная любовь служитъ предметомъ разговоровъ. Если для мужчины и вдобавокъ еще общественнаго дѣятеля тяжело знать, что онъ служитъ предметомъ сплетенъ, каково же это переносить молодой дѣвушкѣ, только и мечтавшей тихо и спокойно прожить свой вѣкъ. О, какъ мнѣ хочется поскорѣе уѣхать съ нею подальше отъ людей, которые пересуживаютъ ее и не подозрѣваютъ, не узнаютъ никогда, сколько благородства, великодуш³я, прелести заключено въ ея любви ко мнѣ. Но что смотрѣть на эти безсмысленные приговоры! Я знаю, чего стоитъ ея душа, а она знаетъ, чего, несмотря на все, стою я. Насъ осудили, отталкиваютъ, изгоняютъ; хорошо! Пускай мы будемъ совершенно одиноки въ м³рѣ и только выиграемъ отъ этого. Мы не узнаемъ ничего о томъ, что будетъ говориться о насъ и, несмотря на свѣтъ, найдемъ счастье! Конечно, это не будетъ счастье полное, его отравитъ та цѣна, которой оно куплено! Но все же мы будемъ счастливы. Я хочу, чтобы бѣдняжкѣ, отдавшей мнѣ всю жизнъ, было хорошо. Я тебѣ дамъ знать о томъ, куда мы ѣдемъ, также напишу и о днѣ вѣнчан³я сейчасъ-же, какъ назначимъ его. Я увѣренъ, что несмотря на порицан³е, ты остаешься моимъ другомъ, а я, что бы ты ни сказалъ мнѣ, всегда сохраню дружбу къ тебѣ.

  

  

   Несмотря на всѣ предосторожности, довольно много репортеровъ и любопытныхъ зѣвакъ тѣснилось въ залѣ мэр³и въ день вѣнчан³я Мишеля и Бланки. Всѣ ждали чего-то необыкновеннаго и не вполнѣ ошиблись въ разсчетѣ. Банальная церемон³я гражданскаго брака довольно сильно отличалась отъ того, что привыкли обнкновенно видѣть. Женихъ и невѣста пр³ѣхали вмѣстѣ. Одѣтый въ сюртукъ, Мишель казался непроницаемо хододнымъ, серьезнымъ. Бланка куталась въ дорожный плащъ, ея лицо закрывалъ плотный вуаль. Никто не сопровождалъ ихъ. До послѣдней минуты Керье старались противиться браку, который производилъ скандалъ и вредилъ ихъ свѣтскимъ отношен³ямъ. Къ тому же они теперь считали Тесье погибшимъ, нигдѣ не принятымъ человѣкомъ. Мишель-же не хотѣлъ безпокоить ни одного изъ своихъ друзей, потому подъ брачнымъ контрактомъ подписались тѣ случайные свидѣтели, которыхъ всегда можно найдти у входа въ мэр³ю, они даютъ свою подпись за небольшую подачку на водку, или просто изъ удовольств³я росписаться на гражданскомъ актѣ.

   При входѣ Мишеля и Бланки на скамейкахъ послышались разныя замѣчан³я.

   - Бѣдная,- сказала одна молоденькая дѣвушка,- какъ ей приходится вѣнчаться!

   - У нея, значитъ, нѣтъ родителей? - спросило нѣсколько человѣкъ.

   - Нѣтъ,- возражали друг³е,- у нея есть мать, вышедшая замужъ во второй разъ; но только родные не захотѣли пр³ѣхать на свадьбу.

   - И это называютъ бракомъ,- замѣтила толстая дама, покачивая головой.- Такихъ свадебъ еще и не видано!

   Потомъ всѣ перестали болтать; наступило глубокое молчан³е, казалось, что страхъ или мучительное ожидан³е охватило присутствующихъ. Помощникъ мэра безстрастнымъ голосомъ, можетъ быть, немного медленнѣе обыкновеннаго, прочелъ установленныя формулы, поверхъ очковъ посматривая на стоявшую передъ нимъ чету.

   - Да,- твердо отвѣтилъ Мишель.

   Головка Бланки, съ лицомъ, закрытымъ вуалью утвердительно наклонилась; затѣмъ новобрачные быстро вышди изъ залы, толпа разступилась, давая имъ дорогу и провожая долгимъ, любопытнымъ, немного сострадательнымъ взглядомъ.

   - Какъ это все печально,- сказалъ кто-то тихонько; другой, болѣе рѣзк³й, голосъ произнесъ:- что посѣешь, то и пожнешь! не начать-ли еще имъ сожалѣть!

   Толпа разошлась.

   Бланка и Мишель молча сидѣли въ уносившей ихъ каретѣ; однѣ и тѣ же думы преслѣдовали ихъ обоихъ. Оба сожалѣли и печалились объ одномъ и томъ же.

   Богъ не даетъ своего благословен³я на то, что дозволяетъ законъ, потому бракъ былъ уже заключенъ; Мишель и Бланка принадлежали другъ другу; они разбили всѣ препятств³я, стоявш³я между ними и ничто больше не могло помѣшать имъ рука объ руку идти по жизненному пути; съ этой минуты они могли наслаждаться давно желанной близостью въ сторонѣ отъ всего враждебнаго имъ м³ра, точно на необитаемомъ островѣ, о которомъ мечтаютъ влюбленные.

   - Моя дорогая,- сказалъ Мишель и взялъ руку Бланки,- какъ вамъ было тяжело.

   Слезы выступили на ея глазахъ, но она постаралась улыбнуться и тихонько отвѣтила:

   - Что за важность? - голосъ Бланки дрожалъ, скажи она еще слово и у нея бы не хватило силъ сдержать рыдан³я.

   - Свѣтъ очень жестокъ,- промолвилъ Тесье, помолчавъ, и прибавилъ:- но мы такъ любимъ другъ друга.

   Маленькая ручка, лежавшая въ его рукѣ, съ отчаян³емъ пожала ее, а печальный любящ³й взглядъ смотрѣлъ черезъ вуаль на него, спрашивая многое, многое, на что нельзя отвѣтить словами.

   Имъ пришлось разстаться на нѣсколько часовъ, чтобы окончательно приготовиться къ отъѣзду.

   Вечеромъ Бланка и Мишель сѣли на поѣздъ, идущ³й въ Руанъ; тамъ новобрачные хотѣли остаться дня два, три, а потомъ ѣхать въ Англ³ю; они рѣшили въ этой странѣ провести первые мѣсяцы совмѣстной жизни, поселившись въ одномъ изъ уютныхъ, уединенныхъ, утопающихъ въ зелени коттеджей. Ничьи любопытные глаза не будутъ тамъ слѣдить за ними.

   Другъ противъ друга, они молча сидятъ въ отдѣлен³и вагона, надѣясь, что никто больше не придетъ къ нимъ; но нѣтъ, пассажировъ очень много; вотъ двое, поколебавшись съ минуту, входятъ и садятся въ двухъ противуположнихъ углахъ ихъ купэ. Одинъ изъ путешественниковъ, маленьк³й толстый человѣкъ, съ щетинистыми усиками на лицѣ, дышетъ часто, прерывисто и постоянно отираетъ лысый лобъ; другой, помоложе, смуглый и черноволосый, держится очень важно, прилично и спокойно. Первый сначала все никакъ не можетъ усѣсться, нѣсколько разъ снимаетъ и надѣваетъ на лысину бархатную ермолку, мѣняетъ поэу, точно кошка, которая готовится лечь спать; наконецъ, въ ту минуту, когда поѣэдъ начинаетъ двигаться, толстякъ развертываетъ газету и углубляется въ чтен³е; на его подвижной физ³оном³и ясно отражаются всѣ впечатлѣн³я, сначала онъ недоволенъ какими-то депешами или биржевыми извѣст³ями, потомъ очевидно одобряетъ передовую статью, смѣется отъ забавной шутки журналиста.

   Вдругъ брови толстяка приподнялись и сдвинулись, образуя все болѣе и болѣе острый уголъ, повидимому, что-то раздражило, разсердило его. Въ порывѣ негодован³я онъ скомкалъ газету и громко сказалъ, обращаясь къ своему сосѣду.

   - Это ужь слишкомъ!

   Черноволосый, упорно смотрѣвш³й на чахлыя деревца, на домики съ красными крышами и сады, тянущ³еся вдоль предмѣстья, такъ и привскочилъ, точно его внезапно разбудили. Онъ, минуту поколебавшись, навлонился къ толстяку, въ глазахъ его мелькнуло выражен³е вѣжливаго изумлен³я.

   - Я говорю объ этой статьѣ,- объяснилъ старш³й пассажиръ,- вотъ эта, подписанная М., въ ней говорится о бракѣ Тесье. Нѣтъ, право, это превосходитъ всяк³я ожидан³я!

   - Бракъ Тесье? - спросилъ младш³й собесѣднивъ съ недовѣр³емъ.

   - Да, женитьба Тесье, Мишеля Тесье. Вѣдь только объ этомъ и говорили въ продолжен³е многихъ мѣсяцевъ.

   - Да, да, помню,- отвѣчалъ черноволосый,- но я думалъ, что это уже давно кончено?

   - Какъ? Да онъ только сегодня утромъ женился, и о его бракѣ написана уже большая статья. Газеты скоро разузнаютъ все, спора нѣтъ, но эта статья меня изъ себя выводитъ. Послушайте-ка конецъ, послѣдн³я строки.

   Толстый господинъ фамильярно наклонился къ своему собесѣднику, а тотъ, въ видѣ слуховой трубы, приставилъ руку къ лѣвому уху, чтобы показать, что онъ немного глуховатъ и проситъ говорить погромче. Дрожащимъ отъ гнѣва голосомъ толстякъ прочиталъ:

   "Это трагическое паден³е, безпокоротное отречен³е ото всего, отчаянное бѣгство съ любимой до безум³я жешциной, можетъ быть, лучш³й поступокъ изъ всей жизни Мишеля Тесье. Какъ бы странно ни казалось подобное сужден³е, оно не пародоксъ".

   - Нѣтъ, конечно! - злобно проворчалъ читавш³й - "не парадоксъ!" Пусть только подумаютъ,- продолжалъ онъ,- въ нашъ анемичный вѣкъ рѣдко кто дѣйствуетъ подъ вл³ян³емъ инстинкта, подъ вл³ян³емъ любви, а двигателями Тесье были именно эти силы.

   - Гмъ,- сильно сказано!

   - Если вы сомнѣваетесь, постарайтесь измѣрить силу его чувства тѣмъ, что оно стоило ему. У него были горяч³я, глубок³я, чистосердечныя семейныя привязанности (тотъ, кто видѣлъ его въ домашнемъ кругу, можетъ судить объ этомъ), онъ пожертвовалъ ими. Тесье былъ честолюбивъ и, повидимому, могъ вполнѣ удовлетворить этому чувству; онъ отказался отъ карьеры. Тесье стремился приносить пользу и добровольно лишился возможности дѣлать добро. Онъ дорожилъ общественнымъ положен³емъ, а теперь самъ отдалъ свое доброе имя на растерзан³е. Вы видите: нѣтъ низкаго разсчета въ его сумасшеств³и. Я думаю и повторяю: Мишель Тесье никогда не совершилъ ничего безкорыстнѣе. Онъ былъ честенъ даже въ своемъ проступкѣ. Пусть же заурядные моралисты, судящ³е лишь по грубымъ фактамъ, не задумываясь надъ причинами, породившими ихъ, не анализирующ³е чувства, преслѣдуютъ его, но люди съ сердцемъ и тонкимъ пониман³емъ пусть пошлютъ послѣднее прости этому человѣку въ ту минуту, когда въ его лицѣ гибнетъ одинъ изъ самыхъ видныхъ дѣятелей послѣднихъ лѣтъ. Друг³е же могутъ успокоиться. Тесье самъ себя накажетъ: онъ никогда не будетъ счастливъ!

   Бланка и Мишель невольно прислушивались и каждое слово, какъ ножемъ, рѣзало ихъ, потомъ подъ вл³ян³емъ одного и того-же чувства оба они, стараясь не взглянуть другъ на друга, отвернулись къ окну и стали смотрѣть на окрестности, все болѣе и болѣе принимавш³я деревенск³й видъ.

   Какое имъ дѣло до того, что могутъ сказать о нихъ? Они добровольно согласились на осужден³е и изгнан³е изъ общества. Только бы не слыхать внутренняго голоса, который, правда, въ другихъ выражен³яхъ, но тоже обвиняетъ ихъ.

   - Понимаете вы это? - спросилъ толстякъ, снова комкая газету,- скажите, вы понимаете это?

   Черноволосый, кажется, не хорошо разслышавъ, съ порицан³емъ покачалъ головой, не рѣшаясь заговорить.

   - Честное слово,- продолжалъ первый,- эти журналисты съ ума сошли, а M., правду сказать, еще безумнѣе другихъ; любовь! инстинктъ! что онъ подразумѣваетъ подъ этими словами? Поддаваться вл³ян³ю любви, инстинкта, когда есть дѣти, нечего сказать, хорошо это. Прекрасный отецъ! Неправда ли?

   - Понятно.

   - Представьте: передъ вами пожилой серьезный человѣкъ; общество уважаетъ его, онъ занимаетъ видное положеnie, въ скоромъ времени можетъ стать министромъ, страна довѣряетъ ему, и вотъ этотъ дѣятель встрѣчаетъ молоденькую дѣвушку, сейчасъ-же, какъ дуралей, влюбляется въ нее, бросаетъ семью, жертвуетъ для нея общественнымъ положен³емъ, всѣми обязанностяни и намъ говорятъ: любовь! инстинктъ!

   Собесѣдникъ толстяка, повидимому, не мотъ соображать очень быстро и легко волноваться.

   - Да, да,- произнесъ онъ только. - Тесье безспорно поступилъ очень дурно.

   Мишель, взгллнувъ на черноволосаго путешественника, еле сдержалъ гнѣвное движен³е и снова сталъ упорно смотрѣть въ окно.

   Толстяку непремѣнно хотѣлось продолжать разговоръ.

   - Видите ли,- снова началъ онъ,- эти съ виду высокодобродѣтельные люди всегда поступаютъ такъ. Тесье разыгривалъ въ палатѣ депутатовъ святого и я всегда не довѣрялъ ему, несмотря на то, что всѣ были очаровани имъ, потому что не вѣрю въ святыхъ; казаться ангеломъ, все равно, что притворяться дуракомъ, сказалъ, не помню, какой-то писатель. Вѣроятно, ни вы, ни я не совершенства. Понимаете, я не въ обиду говорю вамъ это, я васъ не знаю и даже въ первый разъ встрѣчаю на этой желѣзной дорогѣ, по которой ѣзжу каждую недѣлю. (Да, у меня въ Пуасси имѣн³е). Но, я предполагаю, что вы такой-же человѣкъ, какъ всѣ, какъ самъ я. При случаѣ отчего-же и не повеселиться, не кутнуть слегка, безъ вреда для кого бы то ни было? Но поступать вродѣ Тесье... чортъ возьми!

   Глава и ротъ его стали совсѣмъ круглы, отчего приняли почти важное выражен³е, совершенно серьезнымъ его лицу мѣшало сдѣлаться очевидная природная веселость говорливаго пассажира и игривыя воспоминан³я, вызванныя имъ.

   Черноволосый слушалъ очень сосредоточенно, съ видомъ судъи, наконецъ, произнесъ положительнымъ тономъ:

   - Да, вы правы, вполнѣ правы, я тоже держусь вашего мнѣн³я. Статья эта нелѣпа, но что хотите? теперь всѣ склонны усложнять самые простые вопросы. A между тѣмъ въ жизни все такъ просто, что тамъ ни говори. Добро - хорошо, зло - дурно; нужно дѣлать хорошее и воздерживаться отъ дурного вотъ и все!

   Толстякъ шумно одобрилъ эту философ³ю.

   - Только бы немножко повеселиться,- замѣтилъ онъ со смѣхомъ и, снова дѣлаясь серьезнымъ, прибавилъ:- странно, какъ честные люди легко сходятся въ основныхъ правилахъ. Мы встрѣтилисъ случайно, заговорили объ этомъ дѣлѣ и безъ споровъ пришли къ соглашен³ю.

   - Тутъ не о чемъ и спорить, вина очевидна и нѣтъ смягчающихъ ее обстоятельствъ.

   - Совершенно вѣрно, дѣло крайне просто, въ Тесье мы видимъ человѣка, который не исполнилъ обязанности и поступилъ дурно. Мы его судимъ и говоримъ: этотъ человѣкъ негодяй!

   Мишель поблѣднѣлъ какъ смерть, съ величайшимъ трудомъ ему удалось сдержать себя. Глаза Бланки отчаянно слѣдили за нимъ; они оба чувствовали, какъ внутренн³й глухой голосъ, въ другихъ не такихъ опредѣленныхъ и потому еще болѣе жестокихъ выражен³яхъ, обвиняетъ ихъ.

   - Да,- повторилъ спокойно черноволосый,- этотъ человѣкъ негодяй.

   - Впрочемъ,- продолжалъ толстявъ, хотѣвш³й исчерпать предметъ,- всѣ такъ его и называютъ; это единогласное мнѣн³е; никто не защищалъ Тесье и у него должно быть часто звенѣло въ ушахъ; вся честная часть нашего общества, точно мы съ вами, въ одинъ голосъ, обвинила его сегодня. Пусть онъ попробуетъ когда либо представиться въ депутатское собран³е, пусть только осмѣлится попробовать, ни одного голоса не будетъ за него!

   - Къ несчастью, вы преувеличиваете, такъ какъ всегда найдутся люди, готовые извинить чуж³я ошибки, вѣроятно, въ надеждѣ, что и имъ, при случаѣ, отплатятъ тою-же монетой. Статья, только что, прочитанная вами, лучше всего подтверждаетъ мои слова.

   - О, газетная статья, это развѣ что либо значитъ? Она выражаетъ или мнѣн³е единичной личности, нарочно высказывающей странныя понят³я, чтобы обратить на себя вниман³е, или изъ себя представляетъ выходку сумасшедшей головы, вродѣ М. Нѣтъ, нѣтъ это ничего не доказываетъ! Общественная совѣсть - вотъ высш³й и самый справедливый судья! Вѣдь что бы ни говорили, существуетъ общественная совѣсть и въ подобныхъ случаяхъ она проявляется очень ясно.

   - Я хотѣлъ бы вѣрить вамъ.

   - Увѣряю васъ, я правъ; этотъ журналистъ и подобный ему могутъ дѣлать как³я имъ угодно заключен³я, они не измѣнятъ приговора общества. Общественная совѣсть не ошибается, такъ какъ не входитъ въ ненужныя тонкости, не дѣлаетъ исключен³й. Думая про ея приговоры, утѣшаешься въ тѣхъ нелѣпостяхъ, как³я приходится читать въ книгахъ и газетахъ.

   - Я вижу вы хорошаго мнѣн³я о людяхъ. Я нѣсколько менѣе оптимистъ. Но не все ли равно? Въ главномъ мы вполнѣ сходимся.

   Свистокъ локомотива далъ знать, что поѣздъ подходитъ къ Пуасси, разговоръ прервался.

   Толстякъ заботливо сложилъ смятыя газеты и приготовился выйти изъ вагона, его собесѣдникъ тоже всталъ.

   - Какъ,- вскрикнулъ говорливый пассажиръ,- вы тоже тутъ выходите?

   - Да.

   - Вы мнѣ не сказали объ этомъ.

   - Мы разговаривали о болѣе интересныхъ вещахъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ, я очень радъ, и надѣюсь мы ближе познакомимся съ вами.

   Поѣздъ остановился; оба пассажира вышли, уступая одинъ другому дорогу въ дверь.

   По платформѣ они шли рядомъ; толстякъ все размахивалъ руками, сухощавый держался спокойно, нѣсколько согнувшись.

   Бланка и Мишель остались одни.

   Они слышали весь разговоръ. Обернувшись къ окну и схотря на чистыя лин³и низкихъ холмиковъ, на текущ³я между ними рѣчки, они еще лучше нежели слова этихъ незнакомыхъ людей слышали звукъ внутренняго голоса, прежде заглушеннаго сладкими мечтами, но теперь ставшаго сильнымъ, торжествующимъ въ своемъ поражен³и. Теперь они смотрѣли другъ на друга грустными проницательными глазами и въ каждомъ изъ нихъ шевелилось скрытность и недовѣр³е въ другому. Развѣ они могли сказать все, что думали? Есть оттѣнки чувствъ, которые нельзя объяснить словами, есть вещи, о которыхъ лучше не говорить, такъ какъ, разъ онѣ будутъ выражены громко, умъ уже никогда не найдетъ силъ отдѣлаться отъ нихъ.

   Новобрачные сидѣли молча, пока поѣздъ не двинулся, только глаза ихъ говорили о томъ, что они со страхомъ хотѣли скрыть другъ отъ друга и чего скрыть было нельзя. Потомъ Бланка подошла къ мужу и близко, близко сѣла подлѣ него, все въ ней выражало умоляющую нѣжность.

   - Правда ли, что вы никогда не будете счастливы?- спросила она дрожащимъ голосомъ.

   Онъ взялъ ее руки и привлекъ въ себѣ, точно чтобы охранить, и защитить отъ невидимой опасности.

   - Счастливъ? - отвѣтилъ онъ,- счастливъ? Я такъ счастливъ, что...- лживыя слова жгли его губы. Въ ту минуту, когда онъ произносилъ это увѣрен³е и зналъ, что любимая женщина вполнѣ принадлежитъ ему, что онъ можетъ увезти ее куда ему угодно, въ то мгновен³е, какъ его губы были готовы прижаться къ ея желаннымъ губамъ, между нимъ и ею вставали образы существъ съ разбитымъ сердцемъ, видѣлись развалины домашняго очага, представлялась вся гибель его жизни, всѣ муки, которыя онъ вызвалъ, чтобы создать себѣ счастье, и это видѣн³е дѣлало его вполнѣ безсильнымъ; онъ не узнавалъ себя больше, чувствовалъ, что его душа точно не могла больше радоваться и любить! Ему казалось, что прежней души въ немъ больше нѣтъ. A Бланка, положивъ голову къ нему на плечо, старалась поймать его взглядъ. Она могла бы понять, что происходило съ нимъ, потому Мишель сильно прижалъ ее къ себѣ движен³емъ, въ которомъ былъ и вызовъ судьбѣ и отчаян³е, цѣловалъ ее и шепталъ:

   - Да, я счастливъ! A вы, а ты.

   - О, я! я тебя люблю, я счастлива и ни о чемъ не думаю.

   Послѣдн³я слова выдали Бланку; тоть же торжествующ³й голосъ, который жестоко мучилъ и Мишеля и ее, громко произнесъ:

   - Это не правда!

   Они одни въ купэ. Поѣздъ уноситъ ихъ къ туманному невѣдомому будущему, избранному ими и оба чувствуютъ, что весь воздухъ кругомъ нихъ точно наполненъ угрожающими м³азмами вѣчной лжи, страха передъ собой, неизгладимыхъ воспоминан³й, которыхъ ничто не изгонитъ и которыя вѣчно будутъ отравлять имъ жизнь.