Род Эдуар - Частная жизнь парламентского деятеля

- Нѣтъ, есть выходъ, есть одинъ!.. Выкажи силу воли! Поступи, какъ требуетъ честь, энергично! Стряхни съ себя эти путы!.. Такъ какъ вы не можете принадлежать другъ другу, перестаньте видѣться! Послушай, ты мужчина, у тебя есть разсудокъ, сила воли, мужество...

   - У меня? ничего нѣтъ!.. Я не могу...

   - Чтожь ты любишь собственную гибель, что-ли?

   - Да, люблю свою погибель... Это свыше моихъ силъ, я не могу ничего сдѣлать съ собой, не могу...

   - Все можно, если захотѣть,

   - Да, когда сердце свободно...

   - Ну, такъ вы погибли...

   - Что ты хочешь сказать?

   - О, ты знаешь это самъ... несмотря на свое безум³е, твоя голова достаточно ясна чтобы понять...

   - Ты хочешь сказать, что и у насъ кончится тѣмъ, чѣмъ всегда кончается у другихъ, что она просто сдѣлается моей тайной любовницей, не правда-ли? Нѣтъ, мой другъ, ты ошибаешься... Этого не будетъ никогда, никогда! И она не пойдетъ на это... у нея слишкомъ высокая душа, чтобы играть подобную роль, лицемѣрить, унижаться, извѣдать всю грязь и позоръ такого положен³я... Да и самъ я не хочу этого... Нѣтъ, нѣтъ, ужь не говоря о прочихъ причинахъ, которыя удерживаютъ меня, я слишкомъ люблю ее для этого!..

   Монде покачалъ головой:

   - Да, ты это можешь говорить и думать, но страсть найдетъ подходящую минуту, ослѣпитъ тебя... звѣрь, скрытый въ человѣкѣ, пробудится...

   - Это случается только въ натуралистическихъ романахъ... Мы владѣемъ собою, мы до этого не дойдемъ... Мы господа самихъ себя...

   - До того момента, когда перестанете ими быть...

   - Нѣтъ. Я хорошо знаю, что это въ нашей волѣ.

   Монде снова поднялся и ходилъ по комнатѣ, пока подавали кофе. Затѣмъ передъ дымящейся чашкой онъ произнесъ, съ выражен³емъ глубокаго сочувств³я:

   - Ахъ, вы оба ужасно несчастныя существа! Вы принуждены бороться съ самими собой, со своей природой. Повѣрь, если вы не остановитесь въ самомъ началѣ, вы такъ или иначе будете побѣждены. Что за чортъ! съ любовью плох³я шутки... и если у нея высокая душа, какъ ты выражаешься, то чтобы и ея разсудокъ и сила воли стояли въ уровень съ ея душой... Въ противномъ случаѣ... позволь мнѣ говорить съ тобою искренно, Мишель! такой старый другъ какъ я, можетъ забыть твое высокое положен³е... въ противномъ случаѣ страсть рано или поздно васъ поборетъ и паден³е будетъ болѣе тяжкое, чѣмъ у людей, ведущихъ скромную жизнь, незамѣтныхъ, существован³е которыхъ, вмѣстѣ съ ихъ ошибками и низостями, сливается съ сѣрымъ фономъ обыкновенной дѣйствительности. Въ жизни, которую ведутъ всѣ, страсть является только случаемъ, но когда она разыгрывается въ средѣ, къ которой принадлежите вы, то приводитъ къ катастрофѣ...

   Мишель не отвѣчалъ ни слова, а Монде смотрѣлъ на него съ тайной надеждой, что его слова быть можетъ разбудятъ въ немъ благоразум³е. Онъ спокойными, плавными жестами, как³е порою бываютъ у тѣхъ, въ душѣ которыхъ бушуетъ буря, закуривалъ сигару, слѣдя глазами за спиралью дыма, окрашивавшаго бѣлый свѣтъ электричества. Казалось, что онъ совершенно былъ поглощенъ этимъ созерцан³емъ и ни о чемъ не думалъ. Только послѣ долгаго молчан³я онъ проронилъ:

   - А, будь, что будетъ!

  

  

   Второй день, который провелъ Монде въ Парижѣ, онъ уже почти не разлучался съ нимъ. Тесье овладѣлъ своимъ другомъ и не отпускалъ отъ себя. Только послѣ полудня друзья разстались на нѣсколько минутъ.

   - Я долженъ встрѣтиться съ н_е_ю въ улицѣ Пирамидъ,- объяснилъ Мишель.- Поклонъ, пожат³е руки, три слова, которыми перекинешься стоя на тротуарѣ и все... И сейчасъ же возвращусь къ тебѣ.

   Теперь, когда онъ былъ откровененъ съ Монде, сами собой испарились всѣ неотложныя дѣла, коммисс³и, работы:

   - Отпускъ на одинъ день! - сказалъ онъ почти весело и прибавилъ съ откровенностью: - знаешь-ли, мнѣ было почти непр³ятно тебя увидѣть вдругъ, точно ты съ луны свалился... Мнѣ казалось, что у меня нѣтъ друзей: я боялся всѣхъ, всюду мерещились мнѣ подозрѣвающ³е, враждебные глаза... но ты для меня болѣе чѣмъ братъ!..

   Старая интимность вновь установилась между ними, и симпат³я сквозила въ ихъ разговорахъ, вертѣвшихся все вокругъ одной и той-же темы. Монде понималъ, что въ отношен³и къ нему Мишеля много эгоизма влюбленраго, который дорожитъ другомъ главнымъ образомъ потому, что съ нимъ можно говорить о ней. Но истинная дружба не знаетъ самолюб³я: онъ съ радостью готовъ былъ услужить другу и безъ всякой задней мысли отдавался этому потоку конфиденц³альныхъ изл³ян³й, столь долго сдерживаемыхъ и теперь хлынувшихъ черезъ край. Сказать по правдѣ, онѣ нѣсколько его изумили. Онъ думалъ, что всесторонне знаетъ Мишеля, думалъ, что понимаетъ вполнѣ его подвижную и властную натуру, со всѣми ея особенностями, достоинствами и недостатками, въ мужественномъ складѣ которой таилось зерно капризной женственности. Слушая, наблюдая, разспрашивая его, онъ видѣлъ его въ различныхъ фазахъ жизни: ребенкомъ, немного дикимъ, съ неожиданнымъ взрывомъ веселости, иногда вмѣшивающимся въ игры товарищей, которыхъ обыкновенно избѣгалъ; потомъ трудолюбивымъ студентомъ, честолюбивымъ и блѣднолицымъ, похудѣвшимъ отъ ночей, проведенныхъ при свѣтѣ лампы за книгами, отдавшись всецѣло труду, забывая объ удовольств³яхъ; еще позднѣе, начинающимъ журналистомъ, писателемъ, наконецъ главою парт³и. Въ тоже время, разбирая друг³я воспоминан³я, онъ шагъ за шагомъ слѣдилъ развит³е того частнаго человѣка, который дополнялъ парламентскаго дѣятеля: существо, надѣленное способностью глубоко. чувствовать, хотя мало экспансивное, тонкая душа, которая открывалась всегда съ колебан³емъ, подобно улиткѣ мгновенно прячась при всякомъ ееосторожномъ прикосновен³и. Какъ могъ такой человѣкъ быть вмѣстѣ съ тѣмъ способенъ на безразсудную страсть?

   - Я никогда не думалъ, что ты можешь быть такимъ!- повторялъ Монде, съ удивлен³емъ, въ которомъ за упрекомъ таилось уважен³е.- Пустая интрижка, мгновенная прихоть, которая-бы такъ-же быстро прошла, какъ и пришла, не компрометируя твою карьеру, ни семейную жизнь, это еще можно допустить, но страсть, настоящая, безумная, романическая страсть, когда не разсуждаютъ, когда все ставятъ на карту!.. Вѣдь подумай, какого вздора только ты мнѣ не наговорилъ со вчерашняго вечера!..

   И онъ пускался въ благоразумныя разсужден³я, разсматривалъ сложную проблему со всѣхъ сторонъ, поворачивалъ ее и такъ, и эдакъ, усиливаясь найти выходъ, компромисъ...

   - Сколько-бы ты ни искалъ, все равно ничего не придумаешь,- говорилъ ему Тесье съ своимъ обычнымъ спокойств³емъ.

   - Кто знаетъ? - возражалъ Монде.- Ты не найдешь, это правда, потому что ты самъ дѣйствующее лицо, а я быть можетъ и найду, такъ какъ я лицо въ дѣлѣ непосредственно не замѣшанное,- затѣмъ прибавилъ: - во всякомъ случаѣ, вотъ что я тебѣ скажу: забери себя въ руки, хоть на небольшое время... наконецъ вы должны пойти на жертву и она, вмѣсто мнимаго счастья, за которымъ вы гонитесь, и которое никогда не поймаете, дастъ вамъ истинное удовлетворен³е сознан³емъ, что вы поступили согласно требован³ямъ долга и чести.

   Тесье пожималъ плечами:

   - Все это безполезныя слова,- говорилъ онъ.

   Тогда Монде искалъ иного рѣшен³я. И не находилъ. Онъ ничего не придумалъ до самаго отъѣзда.

   - Берегись! - повторялъ онъ еще стоя съ провожавшимъ его Мишелемъ на платформѣ дебаркадера,- умоляю тебя, удвой осторожность... Подумай, что если жена твоя узнаетъ...

   - Какъ она узнаетъ?

   - Какъ узнаетъ? непредвидѣнный, пустой случай, инстинктъ... Она такъ тебя любитъ!.. Ахъ, несчастный, что тебя толкаетъ исковеркать свою жизнь?.. Но я буду знать, что съ тобою случится, ты мнѣ напишешь, я надѣюсь?

   - Непремѣнно. Еслибъ ты зналъ, какъ много добра ты мнѣ сдѣлалъ! Какъ облегчаетъ возможность высказать все, что лежитъ на сердцѣ.

   Они пожали другъ другу руки, и поѣздъ унесъ на югъ смущеннаго Монде, а Тесье вернулся домой, пѣшкомъ, въ раздумьи.

   Черезъ недѣлю, Монде получилъ обѣщанное послан³е: "Я пишу тебѣ, добрый другъ мой, ради удовольств³я открыть свою душу, облегчить ее откровенной бесѣдой, пожаловаться на судьбу. Кромѣ этого, мнѣ рѣшительно нечего тебѣ сказать. Дни проходятъ, не принося никакой перемѣны въ нашемъ положен³и, и это еще слава Богу, потому что оно не можетъ измѣниться иначе, какъ въ худшему. Состоян³е моего духа остается такимъ же болѣзненно подавленнымъ. Порою, мнѣ почти кажется, что я счастливъ; и несмотря ни на что, наша мучительная любовь полна скрытыхъ радостей: случайныя встрѣчи, наши так³я коротк³я, так³я рѣдк³я свидан³я, письма... Ребячество, скажешь ты; да, ребячество, но я уже сказалъ тебѣ, что въ груди моей бьется юношеское сердце, что его желан³я не соотвѣтствуютъ моимъ лѣтамъ. И знаешь, когда я не вижу ея долго, когда нашему свидан³ю помѣшаютъ, все измѣняется: меня бьетъ лихорадка, меня пожираетъ тоска, я становлюсь жертвою ужасныхъ мучен³й, я самъ не свой, пока не свижусь съ нею. И въ эти моненты я начинаю ясно все видѣть, такъ путникъ, заблудившись ночью, видитъ себя на краю бездны при блескѣ молн³и. Внутренн³й гоюсъ предостерегаетъ меня, что мы еще можемъ остановиться, что надо спѣшить, что еще не поздно, но что такъ продолжаться не можетъ, что наша любовь все возрастаетъ и придетъ часъ, когда мы болѣе не въ состоян³и будемъ владѣть собою. И въ тоже время, когда я трепещу отъ желан³й, и безумно призываю ту минуту, когда все будетъ забыто, я съ величайшей ясностью представляю себѣ скорбь, отчаян³е, гибель, которая за нею послѣдуетъ. Ахъ, зачѣмъ не могу я закрыть на все глаза, и не видѣть будущаго! Если бы я обладалъ той способностью все забывать легко, той безсознательностью, которыми обладаютъ друг³е люди! Тогда бы я ничего не предвидѣлъ, жилъ данною минутою, и не страдалъ заранѣе, переживая страдан³я завтрашняго дня. Но нѣтъ, увлекаемый потокомъ, я вижу тѣ острыя скалы, на которыя онъ меня низвергнетъ. Я въ двухъ шагахъ отъ крушен³я, я стою на краю подмытаго, готоваго рухнуть въ кипящ³я волны островка. Я знаю, что волны отрываютъ отъ него кусокъ за кускомъ. Я это знаю, и ничего не могу сдѣлать... Я въ агон³и непрестаннаго ожидан³я рокового конца! A между тѣмъ надо жить, разыгрывать передъ всѣми комедю, лгать, лгать постоянно словами, взглядами, губами, глазами, лгать передъ близкими, передъ тѣми, кого я люблю! Я презираю себя за слабость, ненавижу за двоедуш³е, чувствую себя низкимъ, малодушнымъ человѣкомъ, короче, я несчастенъ, мой другъ, и съ каждымъ днемъ все болѣе и говорю тебѣ все это, чтобы высказаться и чтобы ты меня пожалѣлъ. Напиши мнѣ, поговори о себѣ, это меня разсѣетъ. A впрочемъ, нѣтъ: это я опять лгу, ты хорошо знаешь, что ничто, ничто не можетъ меня разсѣять, отвлечь отъ того, что единственно интересуетъ меня. И такъ, говори со мною о насъ, прошу тебя. Наибольшее облегчен³е больному, когда съ нимъ говорятъ о его болѣзни. Но не ищи лекарствъ, это безполезно, онѣ мнѣ не помогутъ".

   Тесье, въ обнявшемъ его безум³и, и не подозрѣвалъ, что обычная прозорливость покинула его. Онъ не замѣчалъ, что Сусанна страдала, что ее пожирала тоска, которая на всѣ вещи набрасываетъ траурную дымку. Она стала совершенно равнодушной къ хозяйству, къ свѣтскимъ обязанностямъ, она уже не заботилась по прежнему о мужѣ, о дѣтяхъ даже. Да, смѣхъ Лавренц³и болѣе не радовалъ ее и она оставляла Анни погружаться въ задумчивое молчан³е. Время отъ времени та или другая изъ дѣвочекъ спрашивала ее:

   - Мама, ты больна?

   И она прижимала дочь въ себѣ, съ приливомъ нѣжности, и глаза ея наполнялись слезами. Однажды Анни вдругъ сказала ей, въ порывѣ того дѣтскаго предчувств³я, которое заставляетъ отзывчиваго ребенка угадывать то, чего онъ еще не понимаетъ:

   - Я не хочу, чтобы ты умерла!

   A Сусанна, цѣлуя ее головку, прошептала:

   - A я такъ бы желала умереть!

   Ихъ гости, постоянно навѣщавш³е ихъ, близк³е знакомые, еще не догадываясь о разыгравшейся драмѣ, замѣчали однако то, чего не видѣлъ Мишель. Порою они толковали между собою о странной перемѣнѣ въ семьѣ Тесье. Долгое время соглас³е, семейное счастье Тесье составляло предметъ общаго удивлен³я, почти обожан³я, миръ, сердечныя, теплыя отношен³я, постоянно ровное настроен³е дѣлали привлекательной для всѣхъ атмосферу отеля въ улицѣ Сенъ-Жоржъ. Теперь это смѣнилось какой-то тяжелой искусственностью, проникшей даже въ маленькую гостиную внизу. Иногда Торнъ или Пейро спрашивали Мишеля:

   - Что съ m-me Тесье? Она повидимому больна.

   Мишель отвѣчалъ въ удивлен³и.

   - Ничего. Она здорова. Что съ нею можетъ быть?

   Въ самомъ дѣлѣ, что происходило въ этой душѣ, раненой до самой сокровенной глубины?

   Въ тотъ день, когда истина внезапно предстала передъ нею, Сусанна почувствовала, что жесток³й ударъ разбилъ все ее счастье. Она упала съ высоты такихъ сладкихъ иллюз³й! Это было такъ чудовищно - человѣкъ взрослый, отецъ семейства, честный дѣятель у ногъ молоденькой дѣвушки!... Въ ту минуту внезапно передъ ней разверзлась такая бездна его порочности и лицемѣр³я, что она не могла нарушить спокойств³е двухъ любовниковъ и поспѣшила затворить дверь, словно желая вырвать изъ глазъ зрѣлище его позора. Потомъ, въ долг³е часы одинокаго отчаян³я, задыхаясь отъ рыдан³й, она ощущала, какъ пробуждались въ ней, одно за другимъ, чувства, въ первую минуту подавленныя отвращен³емъ и ужасомъ: ревность, точившая ее, и увы! уязвленное самолюб³е, которое дѣлало еще болѣе острыми ея мучен³я, примѣшивало къ отчаян³ю, охватившему ея сердце, эгоистическую ноту ненависти, жестокости, мести. Потомъ, когда въ ней вновь вернулась способность разсуждать, она поняла истину, поняла, что между Бланкой и Мишелемъ установилась связь, уже достаточно сильная, но еще быть можетъ не приведшая къ преступной развязкѣ, что по всей вѣроятности они еще борятся съ собою. Но хотя это нѣсколько смягчило ея негодован³е, тѣмъ не менѣе она по прежнему терзалась. Ея воля, парализованная, отступила передъ рѣшен³емъ.

   Что дѣлать въ самомъ дѣлѣ? Бросить мужа, уѣхать? Это значило бы очистить имъ дорогу. И потомъ дѣти, многолѣтн³я привычки, и слабая надежда, мысль какъ бы не жалѣть послѣ! Бороться, защищать свои права, права супруги и матери! Молчать, притворяться, что не знаешь ничего? Игнорировать?.. И Сусанна, скрѣпя сердце, молчала, собирала послѣдн³я силы, чтобы по старому жить, дружески улыбаться Мишелю, пожимать руку Бланкѣ, когда та являлась и искала глазами своего Мишеля. Она молчала долго, рѣшась жертвовать собой. Она не безъ борьбы съ противуположными чувствами заставляла себя молчать. Порою, обрекая себя на страдан³е, и возбуждая въ себѣ мужество, она утѣшала себя, говоря: "Есть еще болѣе несчастныя. A у меня есть хоть дѣти!.." Порою въ головѣ ея кипѣли безнадежныя мысли: "Ну, такъ что-жь, что дѣти?.. Все кончено, все кончено, мнѣ нельзя больше жить!.." То съ тоскою, въ которой таилась надежда, она спрашивала себя: "Неужели же онъ не замѣятъ, что я знаю все, что я умираю? Неужели онъ до того ослѣпленъ, что не увидитъ, какъ я мучаюсь?.." A то думалась ей: "Да неужели же вся наша прошлая любовь, наши совмѣстные труды, заботы, горести, радости, неужели всѣ года, что мы прожили вмѣстѣ, все дѣля пополамъ, неужели это все такъ таки и разбилось и ужь ничего нѣтъ больше отъ прошлаго и возврата нѣтъ? Неужели онъ не вернется наконецъ ко мнѣ во имя прошлаго, во имя долга или хоть изъ жалости, Боже мой!.." И она ловила признаки его привязанности, но и тутъ ея мгновенная радость была отравлена. Горькая мысль убивала возрождавшуюся надежду! "Да, безъ сомнѣн³я,- говорила она себѣ,- онъ меня немного любитъ, онъ оставилъ меня про запасъ,- на второмъ мѣстѣ, онь отдаетъ мнѣ то, что она позволила мнѣ отдать, что ей не нужно!.."

   Но несмотря на свою тоску и горе, Сусанна еще да извѣстной степени относилась снисходительно къ мужу, находила для него извинен³я. Но она ненавидѣла Бланку, ненавистью возроставшею день ото дня, которая увеличивала ея злопамятство, ее сдержанный, затаенный гнѣвъ, растравляла ея самолюб³е, и дѣлала ея сердце болѣе жестокимъ, чѣмъ оно было отъ природы. Что было такого въ этой дѣвченкѣ, чтобы предпочесть ее всѣмъ остальнымъ? Ни красивѣе, ни интеллигентнѣе, ни болѣе богата духовными дарами, чѣмъ мног³я друг³я. Почему же онъ выбралъ именно ее, между столькими, стоившими гораздо большаго, между тѣми безчисленными женщинами, которыхъ привлекалъ его двойной ореолъ славы и силы?.. Послѣ каждой его рѣчи, онъ получалъ кучи нѣжныхъ или признательныхъ писемъ. Часто онъ ихъ показывалъ Сусаннѣ. Она думала:

   "Онъ не обращаетъ на нихъ вниман³я, потому что любитъ меня"... Увы, онъ потому бросалъ эти письма подъ столъ, что любилъ другую!..

   Тогда новый вопросъ неотступно преслѣдовалъ ее, требуя разрѣшен³я: какъ давно началась эта любовь? сколько уже мѣсяцевъ или лѣтъ у ней нѣтъ мужа? Она старалась угадать, припоминала, соображала.

   Но все, что открывала она, увеличивало лишь ея отчаян³е. Порой ей казалось, что все это, со стороны Мишеля, минутвая прихоть, капризъ. Но нѣтъ, это была настоящая любовь, безпричинная, какъ всякая истинная любовь. Мишель любилъ Бланку не въ силу тѣхъ или иныхъ соображен³й, за ея глаза, за волосы, за грац³ю или умъ: онъ ее любилъ просто потому, что любилъ. Здѣсь было нѣчто неуловимое, и съ чѣмъ потому самому нельзя было бороться; это и приводило въ отчаян³е Сусанну; она не могла не чувствовать, что это что-то слѣпое фатальное какъ судьба: "По крайней мѣрѣ, хоть бы она была достойна его!" повторяла она часто.

   Одно упускала изъ виду или забыла, что всегда есть нѣчто достойное любви въ женщинѣ, съумѣвшей ее внушить, но только любящ³е это знаютъ, что въ каждой душѣ таится скрытое сокровище, которое открывается одной любви. То, что сверкало въ душѣ Бланки, какъ легендарное золото, покоющееся въ водахъ священной рѣки, что сначала манило, потомъ очаровало Мишеля, а теперь держало его въ экстазѣ, того Сусанна не могла видѣть: для нее, ея соперница была интриганткой, которая просто желала записать въ поклонники великаго человѣка, быть можетъ и не любя его, во всякомъ случаѣ любя въ немъ не его самого, такъ какъ она и не знала его бѣднымъ, скромнымъ, незначительнымъ человѣкомъ.

   Эти мысли и мног³я друг³я, въ безсонныя ночи роивш³яся въ усталой головѣ бѣдной женщины, доставляли порою Сусаннѣ нѣчто въ родѣ злобнаго утѣшен³я. Она съ злорадствомъ говорила себѣ, что Мишель дуракъ и вовсе у него не такое благородное сердце, какъ она думала; она радовалась тому, что въ ихъ любви было не мало горечи, что сознан³е преступности и низости ихъ связи должно ихъ убивать; она радовалась, что имъ трудно видѣться, что возникаютъ постоянныя препятств³я, мѣшающ³я ихъ близости, что ихъ мучаетъ голодъ, который они не смѣютъ насытить; ея тѣшило то, что они должны хитрить, что ложь жжетъ имъ губы. Но сейчасъ же это мнимое утѣшен³е разлеталось прахомъ: "какъ бы то ни было, думала она, они счастливы". Тогда ей представлялось, что не вѣчно же это будетъ продолжаться, что на свѣтѣ все кончается, кончится и это. И она представляла себѣ, что Мишель вернулся въ ней разбитый, измученный, опозоренный, несчастный. Что онъ во всемъ ей признался и она ему говоритъ мягко: "Я все давно знаю: я прощаю тебя". Или ей представлялось, что она поступитъ иначе, что это будетъ возмезд³емъ, что настанетъ тогда его очередь страдать:- "Ты самъ на это пошелъ, терпи же послѣдств³я твоихъ поступковъ! что я могу для тебя сдѣлать? Мое сердце умерло, ты его убилъ!"

   Да, въ банальностяхъ привычнаго обихода, въ правильной суетнѣ регулярной жизни, исполняя обязанности хозяйли дома, принимая гостей, слушая ихъ и имъ отвѣчая, въ свѣтѣ, въ театрѣ, сидя у постели своихъ дѣтей, смѣясь съ ними, Сусанна думала все объ одномъ, все эти мысли, и еще друг³я, болѣе безумныя, жесток³я роились въ ея мозгу. Порою печальныя мечтан³я повергали ея въ полубезсознательное состоян³е; все забывъ, сидѣла она, отдавшясь ихъ потоку, пока сладк³й поцѣлуй не пробуждалъ ее: это Анни обнимала ее и спрашивала:

   - Мама, ты не больна?

   Или то была Лауренц³я, приподнимавшаяся на ципочки, чтобы достать до ея губъ...

  

  

   Наконецъ гроза разразилась, внезапно, безъ всякаго видимаго повода. Тесье проводилъ въ палатѣ ужасную недѣлю. Дѣло шло о бюджетѣ и въ частности предстояла борьба изъ за суммъ, отчисляемыхъ на нужды церави, "budget des cultes". Но радикальное большинство еще держалось. Послѣ трехдневной батал³и, богатой всевозможными осложнен³ями, атака консервативной парт³и была отбита слабымъ большинствомъ. Мишелъ оставался на своемъ посту, проявляя такую стойкость, такую энерг³ю, что можно было подумать, будто онъ вкладываетъ всю дугпу въ эти дебаты, и въ тоже время терзаясь при мысли, что успѣхъ его тактики налагаетъ на него новое бремя, которое украдетъ у него еще нѣсколько изъ рѣдкихъ и безъ того минутъ счастья. Занятый, нервный, тревожный, онъ подавлялъ въ себѣ эти чувства и напрягая всю свою волю, шелъ впередъ. И одна только Сусанна, изъ тѣхъ, кто наблюдалъ за нимъ среди парламентской схватки, могла-бы угадать, что всѣ эти возвышенныя слова, которыя повидимому заставляли трепетать его могуч³й властный голосъ, эти пламенные жесты оратора, все это оставляло его въ глубинѣ души совершенно равнодушнымъ. Что бюджетъ, министерства, побѣда или провалъ его парт³и, совершенно его не занимаютъ, какъ онъ ни распинается съ трибуны.

   Что онъ бросается въ свалку только для того, чтобы заглушать муки сердца; что наконецъ, въ минуту полнаго кризиса, когда страсти наэлектризовываютъ парламентскую чернь и она бѣснуется и реветъ вокругъ него, какъ ураганъ вокругъ мачты, онъ думаетъ о ней, все лишь о ней, ни о чемъ кромѣ ея.

   Въ субботу, послѣ послѣднихъ усил³й и поражен³я, Мишель вернулся домой, вмѣстѣ чувствуя себя и счастливымъ, отъ сознан³я, что исполнилъ долгъ свой до конца, и утѣшая себя тѣмъ, что хотя и былъ побѣжденъ, но не можетъ себя упрекнуть ни въ единой уступкѣ. Въ то же время онъ до того усталъ, что ему только и мечталось, касъ онъ завалится спать. Дѣти были въ маленькой гостиной съ матерью. Онъ почти весело обнялъ Анни, взялъ Лауренц³ю къ себѣ на колѣни, и вскричалъ, играя съ ея локонами:

   - Ну, кончено... Ухъ, давно пора! Теперь я просплю всю ночь, а завтра буду отдыхать... Кстати,- прибавилъ онъ безпечнымъ тономъ,- я встрѣтилъ Бланку, и просилъ ее придти провести воскресенье съ нами.

   Анни, любившая Бланку, захлопала рученками. Но изъ груди матери, полубезсознательно, почти противъ ея воли, излетѣлъ крикъ:

   - Я не хочу!..

   Она почувствовала, что часъ объяснен³я наступилъ, что она болѣе не въ силахъ себя сдерживать. Она быстро отослала дѣтей, сказавъ имъ, что ихъ позовутъ обѣдать, и оставшись наединѣ съ мужемъ, ждала.

   - Какъ, ты не хочешь, чтобы Бланка обѣдала у насъ въ воскресенье? - спросилъ Мишель, усиливаясь принять удивленный видъ и одолѣть свое волнен³е.- Почему? Что съ тобою?

   Она поднялась и подошла къ нему.

   - Что со мною? - произнесла она трепещущимъ голосомъ, мѣряя его взглядомъ.- Ты спрашиваешь, что со мною?

   Морщина, пересѣкшая ея лобъ, ея блѣдность, рѣшительное выражен³е ея лица, въ которомъ сверкали молн³и гнѣва, дали понять Мишелю, что наступила роковая минута.

   Собравшись съ силами, призвавъ все свое хладнокров³е, онъ отвѣчалъ безстрастнымъ тономъ, слѣдуя инстинктивно этой тактикѣ лжи, которая одна представилась ему исходомъ:

   - Я не поннмаю, что ты хочешь сказать...

   Она не дала ему продолжать:

   - Не говори мнѣ ничего... Ты солжешь... И это будетъ безполезно: я все знаю!..

   Онъ попытался отклонить ударъ:

   - Все?.. но ничего нѣтъ!.. Ничего, клянусь тебѣ!..

   Она вновь перебила его:

   - Замолчи!.. Я видѣла!.. О, давно уже... Въ тотъ день, когда пр³ѣхалъ Монде... Она сидѣла въ этомъ креслѣ... здѣсь... В ты былъ у ея ногъ, она ласкала твои волосы, а ты ей шепталъ всяк³я нѣжности... Я отворила дверь, увидѣла васъ и опять вышла... Вы ничего не слышали, не замѣтили... Вы были въ забытьи... Въ двухъ шагахъ отъ меня, отъ дѣтей...

   Мишель блѣднѣлъ, слушая ее. Невозможно было никакою ложью опровергнуть то, что она видѣла собственными глазами.

   Онъ понялъ это и рѣшилъ защищаться иначе:

   - Успокойся,- сказалъ онъ,- я не буду лгать, не буду отпираться... я уже достаточно лгалъ, и это мнѣ не дешево стоило. Но не упрекай меня, я это дѣлалъ для тебя!

   Сусанна хотѣла протестовать; съ своей стороны, онъ жестомъ остановилъ ее и продолжалъ:

   - Да, я это дѣлалъ для тебя, желая, чтобы ты какъ можно долѣе не знала о несчаст³и... да, о несчаст³и, противъ котораго мы ничего не можемъ сдѣлать, и не страдала бы... Мы лгали, жалѣя тебя и это не единственная жертва, которую кы принесли ради тебя... Мы любимъ другъ друга, это правда, но тутъ и все, слышишь ты? Мы понимаемъ, что никогда не будемъ принадлежать другъ другу...

   Сусанна съ горечью усмѣхнулась.

   - Ты не любовникъ еще ея? - вскричала она,- ты это хотѣлъ сказать, неправда ли? Но мнѣ развѣ отъ этого легче!.. Я предпочитала бы, чтобы она была твоею любовницей: ты бы ее меньше любилъ!.. Ахъ, такъ только ты и можешь сказать въ свою защиту! Но оставимъ это... Скажи мнѣ лучше, что ты намѣренъ дѣлать... потому что, ты понимаешь, надо это чѣмъ нибудъ кончить... Человѣческ³я силы имѣютъ предѣлъ, а я слишкомъ страдала и не могу больше! Теперь твоя очередь. И Сусанна упала въ кресло, закрывъ лицо руками, между тѣмъ какъ Мишель возбужденно ходилъ ввадъ и впередъ по комнатѣ:

   - Я сдѣлаю все, что тебѣ угодно, Сусанна,- сказалъ онъ наконецъ мягко, заглядывая въ лицо своей женѣ.

   Она недовѣрчиво посмотрѣла на него.

   - Да,- повторилъ онъ,- я сдѣлаю все, чего ты ни потребуешъ. Ты страдаешь: если бы ты знала, до чего мнѣ больно это видѣть!.. Бѣдная моя, неужели ты думаешь, что я самъ не страдалъ? Ахъ, еслибъ ты знала, каково мое счастье, въ которому ты ревнуешь, ты успокоилась бы! Вотъ ужь нѣсколько мѣсяцевъ, что я живу, въ постоянной тревогѣ, презирая, ненавидя самого себя и трепеща передъ мыслью о роковомъ концѣ, думая о томъ, какъ ты будешь страдать по моей винѣ... а между тѣмъ сдѣлать ничего нельзя.

   При послѣднихъ словахъ Сусанна пожала плечами:

   - Ты ничего не можешь сдѣлать! - повторила она съ горечью.- Но ты можешь перестать видаться, во время остановиться... И ты это бы и сдѣлалъ, безъ сомнѣн³я, если бы думалъ о мнѣ... Но ты считалъ меня совершенно слѣпой, ты успокоивалъ себя: я ее обману; она ничего не узнаетъ, а этого только и надо! Но ты ошибся, мой другъ, я все знаю, и намѣрена дѣйствовать, не оставлю такъ, повѣрь...

   Мишель молчалъ. Она продолжала:

   - Ты разсчитывалъ на мою доброту, на мою слабость? A знаешь ли ты, что я больше не добра? Я не желаю быть слабой! Я страдала - теперь ты долженъ страдать... Надо кончить! Мы не можемъ больше жить вмѣстѣ, ты со своею ложью, я со своею раной... Разъѣдемся!

   Мишель, принявш³йся было опять ходить по комнатѣ, остановился передъ ней:

   - Это невозможно! - вскричалъ онъ,- ты это сама отлично знаешь!

   - Ахъ, да,- съ ирон³ей подхватила Сусанна,- твое положен³е, парт³я, твоя газета, твоя роль наконецъ, роль честнаго человѣка! Объ этомъ было время думать, а я ужь довольно думала.

   - Нѣтъ, меня не это останавливаетъ... Я думаю о дѣтяхъ, Сусанна, о тебѣ самой...

   - О мнѣ?.. О, развѣ я иду въ счетъ!

   - Но ты вѣдь по прежнему моя жена, Сусанна! Моя жизнь съ тобою, юность, впечатлѣн³я, годами складывавш³яся въ сердцѣ моемъ...

   Она съ сарказмомъ прервала его:

   - Ты скоро начнешь увѣрять, что любишь меня по прежнему... и гнѣвно прибавила:- Лжецъ!

   Но Мишель отвѣчалъ кротко:

   - Да, я могу сказать, что люблю тебя, и это не будетъ ложью. Я люблю тебя - не такъ, какъ ты желала бы быть любимой, но люблю тебя иначе и быть можетъ лучше... И ты это хорошо знаешь... Ты знаешь, что между нами существуетъ связь, которую ничто не можетъ порвать... Да, Сусанна, я люблю тебя, несмотря на мою вину, несмотря на все...

   Она его слушала, и въ ней возраждалась надежда, та безумная надежда, которая является вопреки очевидности.

   - A ту, другую,- вскричала она,- ее ты не любишь? Скажи мнѣ, что ты ее не любишь, что ты ее никогда не любилъ, и я тебѣ повѣрю быть можетъ... Скажи мнѣ, что это была минутная прихоть, что все это прошло, что все это кончилось...

   Она почти умоляла. Она готова была бы повѣрить лжи.

   - Нѣтъ,- сказалъ Мишель съ глубокою грустью,- я этого никогда не скажу... Я не могу лгать. Я и ее такъ же люблю...

   Послѣдовало долгое молчан³е. Наконецъ Тесье съ усил³емъ сказалъ:

   - Тѣмъ не менѣе, если надо пожертвовать одною изъ васъ, ты сама знаешь, что это не ты будешь... Она не имѣетъ правъ на меня, ты же...

   Сусанна перебила:

   - Не говори мнѣ этого!

   И глухимъ голосомъ, съ возростающей силой, она объяснила:

   - Я не хочу, чтобы ты остался при мнѣ изъ-за долга, слышишь ты? Я не хочу владѣть тобою противъ твоей воли. Ты свободенъ, ты можешь уѣхать!

   Онъ пожалъ плечами.

   - Это слова, однѣ слова, я не свободенъ. Если бы я и хотѣлъ, то не могу съ тобою разстаться. И ты говоришь мнѣ это изъ одного самолюб³я. Прошу тебя! не поддавайся этому чувству. Или ты не понимаешь, что я честный человѣкъ? Я слабъ, это вѣрно, я не могъ совладать со своимъ сердцемъ. Но я поборю его... И прежде всего я знаю, что долженъ сдѣлать: ты не должна страдать по моей винѣ.

   Сусанна прошептала:

   - Слишкомъ поздно, теперь слишкомъ поздно... Я уже слишкомъ много страдала...

   - A въ особенности,- продолжалъ Мишелъ,- я не желаю, чтобы изъ-за меня страдали дѣти... Какъ ни велико мое безум³е, но я этого не хочу... Я чувствую, что это было бы несправедливо и невозможно... Она это то же чувствуетъ. И неужели же ты думаешь, что жертва съ твоей стороны будетъ больше той, которую мы принесемъ?

   - Я,- отвѣчала Сусанна съ болѣзненной ирон³ей,- я ничего въ этомъ не понимаю. Эти вещи слишкомъ тонки для меня! Я знаю только одно, что тебѣ надо выбирать... Она или я, мой милый, она или я.

   Вновь воцарилось молчан³е.

   - Она также составляетъ часть моей жизни, меня самого,- началъ наконецъ Мишель.- Такъ вдругъ нельзя порватъ... это выше силъ моихъ. Надо время. Мало по малу все въ насъ перегоритъ, останется только дружба... и тогда...

   Сусанна прервала его рѣзкимъ жестомъ.

   - Ты хочешь увильнуть! - вскричала она.- Время, нужно время! Для васъ это будетъ счастьемъ, а для меня страдан³емъ... Нѣтъ, нѣтъ, безъ отсрочекъ! Я не хочу болѣе ждать...

   Мишель съ минуту подумалъ:

   - Я не могу ее однако такъ бросить,- пробормоталъ онъ, отвѣчая болѣе на свои собственныя мысли, чѣмъ на слова жены.

   Сусанна рѣзко подхватила:

   - Ну, а меня ты можешь бросить?

   - Если бы она предоставила мнѣ на выборъ, думаешь ли ты, что я поколебался бы? Но она и не думала объ этомъ!

   - Ужь рзвумѣется; что она для тебя? Она хорошо знаетъ, что все, что ты ей даешь, принадлежитъ мнѣ, что она это у меня уврала... О, какъ бы она должна была стыдиться, если бы у ней была хоть капля гордости!..

   - Она это сознаетъ, чувствуетъ и все же любитъ меня! Ты такъ добра, а къ ней у тебя нѣтъ никакой жалости.

   - Жалѣть? Жалѣть ту, которую ты любишь? Ту, которая тебя отняла у меня, у моихъ дѣтей? Слушай, Мишель, ты говоришь не какъ разумный человѣкъ! Ты ослѣпленъ, ты совсѣмъ свихнулся... Или ты не знаешь совсѣмъ женщинъ? Или ты не знаешь меня? И подумать, что въ течен³е столькихъ лѣтъ, прожитыхъ нами вмѣстѣ, ты не потрудился вглядѣться въ мой характеръ!.. Ты разсуждаешь, возражаешь, какъ будто говоришь съ постороннимъ дѣлу лицомъ. Неужели ты не видишь, что я тебя не слушаю? Я не могу разсуждать... Я хочу только чтобы ты выбралъ: она или я, она или я!..

   Видя всѣ своя усил³я разбитыми передъ этой непокорной волей, Мишель чувствовалъ, что въ немъ поднимается глухой гнѣвъ: гнѣвъ силы, готовый вмѣсто аргумента употребить насил³е.

   - Берегись, Сусанна! - сказалъ онъ тономъ, въ которомъ слышалась гроза.

   Она вскочила и близко придвинулась въ нему.

   - Угрозы! - вскричала она,- угрозы, теперь! Ты смѣешь мнѣ еще грозить, ты, ты!..

   Ему стало стыдно. Онъ понизилъ голосъ.

   - Я не грожу тебѣ, я знаю, что на твоей сторонѣ справедливость... Я просто усталъ... и прошу тебя быть разсудительнѣе, подумать немного, не доводить меня до крайности...

   - Не доводить до крайности? Подумать можно, что ты жертва, а я твой палачъ! Я что-ли тебя обманула?

   - Я знаю, что я виноватъ, но мы все-же не два врага, несмотря на все, что произошло. Напротивъ, мы два друга, и должны сообща дѣйствовать противъ опасности... Мы имѣемъ семью, родныхъ, не забывай этого!

   - A ты объ этомъ помнилъ?

   - Ради семьи, ради дѣтей мы прежде всего и должны жить. Они не должны страдать, ни отъ нашихъ раздоровъ, ни отъ нашихъ страстей...

   - Отъ твоихъ. Я тутъ ни при чемъ.

   Съ минуту они помолчали. Наконецъ Сусанна сказала, смягчившись:

   - Все, что я могу сдѣлать, Мишель, это простить тебя, потомъ, когда все это уйдетъ въ даль... Да, тебя я прощу, ради дѣтей... и ради себя самой... потому что я не могу жить помня зло. Я забуду. И кто знаетъ? Быть можетъ мы еще будемъ опять счастливы!

   Онъ пробормоталъ, съ выражен³емъ, которое все сказало:

   - О! счастливы!..

   И сейчасъ-же пожалѣлъ, что этотъ неосторожный крикъ сердца вырвался у него.

   - Пусть мы не будемъ счастливы,- вскричала Сусанна, съ омрачившимся лицомъ,- но ты самъ видишь, что долженъ остаться съ семьей; ты не можешь насъ оставить, не погубивъ все свое будущее. Это она должна насъ оставить! И не говори, что у тебя нѣтъ силы; нужно, чтобы у тебя она была, потому что она должна быть.

   Мишель почти не колебался, убѣжденный этой логикой, которая въ немъ пробуждала, помимо его, чувства чести и долга, присущ³я ему. И все-такитѣ слова, которыхъ она добивалась, не выходили изъ его горла.

   - Слушай, Сусанна,- сказалъ онъ наконецъ,- оставь насъ, прошу тебя, дай намъ время подумать вдвоемъ хотя до послѣ завтра... Сегодня я ничего не могу ясно различить, я отуманенъ совсѣмъ... Мы найдемъ быть можетъ исходъ...

   - Ахъ, нѣтъ! - вскричала она нетерпѣливо,- безъ размышлен³й, довольно ихъ! Ужъ больше мѣсяца, какъ я размышляю: это только хуже и ни къ чему не ведетъ. Рѣшай, прошу тебя, сейчасъ, останешься ты съ нами или нѣтъ!

   Тесье сдѣлалъ безнадежный жестъ.

   - Нѣтъ, положительно,- заключилъ онъ послѣ небольшого молчан³я,- я ничего не могу обѣщать... Я желаю, чтобы она узнала все, что произошло. Она тоже имѣетъ голосъ въ этомъ дѣлѣ.

   Съ этими словами онъ вышелъ. Сусанна не могла его удержать.

  

  

   Вотъ письма, которыми Тесье, Бланка и Сусанна обмѣнялись въ течен³е весьма короткаго промежутва времени между собою. Тотъ переломъ, который выразился въ нихъ, продолжался всего полтора дня.

   "Не приходите завтра, Бланка, наша несчастная тайна открыта тою, которой мы болѣе всего опасались, и ею одною. Я прямо говорю вамъ это, безъ обиняковъ; простите, что я наношу вамъ ударъ, который, знаю, болѣзненно отзовется на всемъ существѣ вашемъ; но что можно еще прибавить, какими словами измѣнить то, что совершилось? часто я представлялъ себѣ эту минуту и спрашивалъ себя, какъ поступить? Но все, что мнѣ тогда приходило въ голову, оказывается непримѣнимымъ.

   "Роковой часъ насталъ...

   "Не отчаявайтесь, прошу васъ, не теряйте мужества. Въ минуту опасности и надо быть храброй. Не существуетъ положен³я непоправимаго, изъ котораго нелъзя было-бы выйти съ честью, разъ оно будетъ разъяснено съ полною откровенностью передъ самимъ собой.

   "Что касается меня, то я чувствую себя гораздо сильнѣе теперь, когда мы болѣе не опутаны этой, тяготѣвшей надъ нами, ложью. И мнѣ кажется, что я былъ-бы радъ тому, что все открылось, такъ я страдалъ отъ необходимости лгать, еслибы я не ощущалъ той скорби, которую вамъ это причинитъ, еслибъ я не видѣлъ тѣхъ опастностей, которыя съ этой минуты угрожаютъ намъ.

   "Одна изъ нихъ превышаетъ всѣ остальныя и я гоню мысль о ней: я не хочу васъ потерять, Бланка; я буду защищать васъ, какъ свое сокровище.

   "Что изъ этого произойдетъ? Я не знаю. Вчера у меня съ Сусанной было бурное объяснен³е. Но она не останется при тѣхъ намѣрен³яхъ и въ томъ настроен³и, въ которомъ она теперь: я ее слишкомъ хорошо знаю, чтобы не быть въ этомъ увѣреннымъ.

   "Чѣмъ болѣе я думаю, тѣмъ менѣе вижу, что намъ должно предпринять. Однако мнѣ кажется, что вамъ слѣдуетъ ей написать. Да, напишите ей. Выскажите ей все, съ полной искренностью.

   "У ней возвышенная душа, быть можетъ она пойметъ, что мы такъ-же несчастны, какъ и она сама. Во всякомъ случаѣ она должна узнать, что наша любовь не похожа на тѣ случайныя связи, когда два безпорядочныхъ сердца кидаются въ бездну, объятыя слѣпой страстью, что это одно изъ тѣхъ чувствъ, которыя сковываютъ двѣ жизни, сливаютъ ихъ, дополняя другъ другомъ, и сила, продолжительность и сущность которыхъ, имѣетъ нѣчто, извиняющее ихъ.

   "Быть можетъ она по прежнему будетъ страдать, но иначе, это будетъ болѣе благородная скорбь, которая станетъ выше самолюб³я и можетъ пройти, не оставивъ дурныхъ слѣдовъ. Она уже знаетъ, что мы возлагаемъ на нее всѣ надежды, что вы не были и никогда не будете для меня чѣмъ либо болѣе друга... обожаемаго друга. Я сказалъ ей это и она повѣрила: она слишкомъ хорошо видитъ, что я не желаю болѣе ее обманывать.

   "Бланка, моя дорогая Бланка, мнѣ казалось, что мы можемъ любить другъ друга всю жизнь такъ, какъ любили позавчера, любить всю жизнь, до самой смерти не принадлежа другъ другу, но вмѣстѣ съ тѣмъ и не прерывая ни на минуту общен³я нашихъ душъ, соединенные вопреки всему, что насъ разъединяетъ. Теперь, эта мечта, въ которой воплощалось все счастье, на которое мы могли разсчитывать въ будущемъ, теперь эта мечта болѣе невозможна. И мнѣ страшно.

   "Я не смѣю, я не желаю думать, что намъ придется быть можетъ отказаться отъ счаст³я видѣть другъ друга. Она требуетъ этой жертвы, но я не могу на нее рѣшиться, это выше силъ моихъ. Я не могу болѣе жить безъ васъ; вы стали частью меня самого.

   "Завтра утромъ я такъ-же напишу ей, потому что въ эту минуту я не въ силахъ. Все зависитъ отъ этого письма. Боже мой! г