Зарин Андрей Ефимович - В поисках убийцы

ни Чемизова, ни Дьяковой.

   Он вернулся к себе в "Лоскутную" гостиницу и увидел на столе справку из адресного стола. Волнение охватило его еще сильнее. Дьякова в Москве не значилась! Сергей Филиппович бросил справку на стол и растерянно стал ходить по комнате. Неужели Чемизов уже расправился с нею? Как хотелось ему видеть сейчас подле себя Патмосова.

   Было опасно предпринять какие-нибудь действия, и в то же время он боялся, что упустит благоприятный момент, и Чемизов успеет скрыться. Прохоров собирался послать вторую срочную телеграмму, как вдруг раздался стук в дверь и в номер вошел Пафнутьев. Сергей Филиппович бросился к нему:

   - Семен Сергеевич! А где же Борис Романович?

   - Он послал меня. Авось справимся и без него, - широко улыбнулся молодой помощник. Патмосова и, положив шляпу, опустился в кресло. - Вы не смущайтесь, Сергей Филиппович. Я тоже кое-что понимаю.

   - Помилуйте! Я в вас так же верю, как и в Бориса Романовича. Очень рад, что вы приехали. Отчего вы с таким запозданием?

   - Запоздание на несколько часов. Я, собственно, приехал с первым утренним поездом, но нужно было исполнить кое-какие дела, кой-чем распорядиться и потом уже к вам. Ну, уважаемый Сергей Филиппович, рассказывайте: где и что вы видели?

   - Погодите! Мы здесь в Москве, а по московскому обычаю, всухую ничего не делается. Я распоряжусь завтраком.

   - Превосходно! - сказал Пафнутьев и вынул папиросу.

   Прохоров позвонил, и скоро прислуга накрыла стол, уставив его бутылками, рюмками, посудою и вкусной едою.

   Сергей Филиппович налил водки и чокнулся с Пафнутьевым.

   - Ну, за успех нашего дела! - сказал последний, опрокидывая в рот рюмку. - Теперь будем есть и говорить. Рассказывайте, не теряя времени.

   - Рассказывать, собственно, нечего, - ответил Прохоров. - Я встретил путейского инженера и всем существом почувствовал, что это - переодетый Чемизов. У него приделаны борода и усы рыжеватого цвета, но глаза он спрятать не мог. Я его выследил и узнал, что он остановился в гостинице "Метрополь" под именем инженера Платонова.

   - Платонова? - ответил Пафнутьев. - Запишем! Когда вы его встретили?

   - Только вчера. Я увидел его в кофейне Филиппова, оттуда он отправился в ломбард и там закладывал какие-то футляры. Вслед за тем он проехал в гостиницу "Метрополь". Сегодня утром я часа два гулял перед гостиницей, но он не появился.

   - И отлично, - сказал Пафнутьев. - Вообще надо в этих случаях быть осторожным. Спугнуть птицу очень легко. Ну, спасибо за сведения. Будем теперь наводить о нем справки, а там за дело!

   - Вы меня известите? - спросил Прохоров.

   - Ручаться не могу. Мне хотелось бы довести дело до конца и лишь тогда поставить вас в известность. Будьте терпеливы, Сергей Филиппович. Одно могу сказать, что он от нас не увернется.

   - Спасибо вам! - сказал Прохоров. - В руки ваши предаю судьбу бедной женщины.

   - Ну, я думаю, она еще в безопасности. Слишком мало времени еще прошло.

   - Вечером вы будете свободны? Если да, то приезжайте ко мне и где-нибудь убьем время. Поедем в театр или за город.

   - Превосходно! Во всяком случае, часов в десять я вам позвоню. Вы будете дома?

   - Я никуда не ухожу. Мои личные дела кончены, и я совершенно свободен.

   - Тем лучше. Так, значит, сидите в номере до десяти часов. Если что будет занятного, я сообщу вам. А теперь отправлюсь.

   - С Богом! - пожелал Прохоров. - Ах да, забыл еще об одном: я справлялся в адресном столе о Дьяковой, ее нет.

   - Вполне понятно: если Чемизов обратился в Платонова, то, очевидно, он и Дьякову превратил в какую-нибудь Семенову или Егорову.

   Прохоров ударил себя по лбу.

   - Вот простая мысль, которая мне даже не пришла в голову!

   - Это свойство простых мыслей, - засмеялся Пафнутьев, пожав руку Прохорова, и вышел.

  

  

   Чемизов вынул из ящика комода два футляра, обтянутых сафьяном, и раскрыл их. Улыбка озарила его лицо, глаза жадно сверкнули: в одном футляре лежал широкий браслет, тускло мерцая кроваво-красными рубинами, в другом - золотые дамские часы, сверкая бриллиантами, осыпавшими их крышку. Чемизов осторожно закрыл футляры и начал одеваться. В форме инженера, с рыжеватой бородкой, густыми усами и рыжеватым париком, он был совершенно неузнаваем. Только пронзительный взор его черных глаз выдавал его. Он застегнул форменный сюртук и уже взялся за фуражку, когда в дверь постучались.

   - Кто там? - окликнул Чемизов.

   Дверь приотворилась, и в номер вошел посыльный.

   - Господину Кувыркову, - сказал он, подавая Чемизову конверт. - Просят ответа.

   Григорий Владимирович вспыхнул и воскликнул:

   - Кувыркову, еловая голова, а я - Платонов. Ты бы хорошенько справился у швейцара. Какой тебе нужен номер?

   - Сто двадцать первый.

   - А у меня сто семнадцатый! Только людей беспокоишь, - и Чемизов, возвратив письмо, резко отвернулся.

   - Виноват, - смутился посыльный и вышел из номера.

   Чемизов надел пальто и сунул футляры в карман. Он спустился с лестницы, вышел на широкую улицу и медленно пошел. В это время на другой стороне улицы посыльный говорил высокому, худощавому господину в пальто с мерлушковым ободранным воротником и котиковой шапке:

   - Видите, Алехин, этого инженера? Так вот вы его ни на одно мгновение не выпускайте из виду. После придете в "Большую Московскую" ко мне и все расскажете.

   - Превосходно! - ответил Алехин и тотчас двинулся следом за переодетым Чемизовым.

   Посыльный направился в противоположную сторону. Он вышел на Тверскую улицу и скрылся позади каменного флигеля в полутемный тупик. Несколько минут спустя оттуда появился Семен Сергеевич Пафнутьев. Он вернулся в "Большую Московскую" гостиницу, поднялся в лифте на четвертый этаж, прошел по коридору и постучался в номер.

   - Войдите! - раздался голос Патмосова.

   - Все сделал, - сообщил молодой помощник. - Послал Алехина за Чемизовым. Теперь нужно ждать, что он принесет.

   Патмосов потер руки.

   - Ну, кажется, теперь мы напали на след! Только бы не упустить птицы и поймать вовремя! Этот господин времени не теряет, и - как знать? - может быть, богатая вдова уже на том свете, и он обрабатывает ее труп, как Коровиной.

   - Нет, я не думаю этого, - сказал Пафнутьев, вздрогнув. - Слишком короткое время.

   - Будем надеяться, что попали вовремя. Вот какую громадную роль в нашем деле играет случай! Если бы Прохоров не приехал в Москву или если бы, приехав, не встретил случайно Чемизова, то - как знать? - быть может, этот субъект ускользнул бы из рук, а Дьякова тоже фьють!

   - Да, - согласился Пафнутьев. - Случай случаем, но все-таки нельзя отрицать, что мы его нашли, а уже гнаться по его следам было легче.

   - И нашли случаем, - заметил Борис Романович. - Эту брошку негодяй по неосторожности подарил Дьяковой, к последней ходил тот же Прохоров, который так же случайно познакомился с Семечкиным и узнал про брошку. Все случай. Но наше искусство, Семен, в том, чтобы пользоваться случаем. Другие пройдут мимо него десять раз и не обратят внимания. Вот уметь обратить внимание, уметь сопоставить все случаи, уметь воспользоваться ими - в этом наше искусство! А теперь будем ждать Алехина, следующего случая, и потребуем сюда обед.

   - Обедать так обедать, - сказал Пафнутьев. - А Прохорова позовем?

   - Нет, нет! Он не должен знать, что я здесь. Только будет мешать. Пусть себе пожарится на огне нетерпеливого ожидания. Позвони слугу!

   Молодой человек позвонил, и вскоре они сели за обед.

   - Ты что делаешь после обеда? - спросил Семен Сергеевич.

   - Я? - Патмосов улыбнулся. - Мое дело одно: отчего казак гладок? Поел, да и на бок. Спать буду.

   - Ну, а я пройдусь. Обещался Кате привезти что-нибудь. Кстати, позвоню к Прохорову, чтобы не ждал.

   - Делай что угодно; отпуск тебе хоть до полуночи.

   - Ну, нет, мне хочется послушать Алехина.

   - Да, может быть, он не придет и к полуночи. Проследить человека - дело нешуточное: Бог его знает, где он летать будет. Человек свободный, с желаниями и не без вкуса, кажется, и деньги тратить умеет.

   - Во всяком случае, приду до двенадцати.

   Они кончили обед. Патмосов лег спать, а Пафнутьев отправился в универсальный магазин "Мюр и Мерилиз" и там долго ходил по отделениям, выбирая подарки для своей милой Кати. Часам к десяти он вернулся в гостиницу и застал Патмосова за просмотром своей записной книжки.

   - Не был? - спросил Пафнутьев.

   - Нет. Садись пить чай! Ну что, много денег истратил?

   - Не без этого. Неловко вернуться с пустыми руками.

   - Ну, ну, балуй ее!

   Пафнутьев улыбнулся.

   - Люблю я ее, Борис Романович, - сказал он прочувствованным голосом. - Кажется, что нет на свете лучше девушки, чем она, а жена будет на славу.

   - Ну, мир и любовь! Э... а вот и Алехин!

   Раздался слабый стук в дверь, и в номер скользнул Алехин. Он снял шапку, пальто, поежился, подул на руки и потом поздоровался с Патмосовым и Пафнутьевым.

   - Согреться хочешь, Константин Иванович? - спросил знаменитый сыщик.

   - Если позволите, то с удовольствием. Промерз, продрог, устал как собака.

   - Ну, ну... Позвони-ка, Сенечка!

   Пафнутьев нажал кнопку звонка и приказал:

   - Подайте водку и отбивную котлету! Скорее!

   Алехин закурил папиросу и начал свой рассказ:

   - Инженер, который был препоручен мне Семеном Сергеевичем, прямо пошел в ломбард. Я - за ним. Там он заложил браслет с рубинами и золотые часы с бриллиантами, денег получил семьсот тридцать рублей.

   - Не дурак! - усмехнулся Патмосов. - Дело обделывает.

   - После того он взял извозчика и проехал к Филиппову. Там позавтракал.

   - Он почему-то любит Филиппова, - сказал Пафнутьев. - Сергей Филиппович там же встретил его.

   - Завтракал он бульоном с пирожками.

   - Брось! - махнул рукою Патмосов. - Ты еще будешь рассказывать, что он пил и ел, сколько заплатил. Короче! Видался он с кем-нибудь или нет?

   - Нет, один сидел, поел скоро, потом взял извозчика и поехал. И уж ехал-ехал... Господи Боже мой! В самый конец Большой Дмитровки, а потом повернул в проулочек; есть там тупичок такой и церковь Спиридония, а подле меблированные комнаты Колчина, называются "Китай-город", грязные, так, средней руки. Большею частью на сутки сдают.

   - Ну, ну...

   Патмосов насторожился. Пафнутьев смотрел на Алехина горящим взглядом.

   Тем временем принесли водку и котлету.

   Алехин жадно набросился на еду и продолжал рассказывать:

   - Вошел он туда и пробыл, надо быть, часа два, потом вышел оттуда с дамой. Последняя под вуалем и, видно, не совсем здоровая - шла, опираясь на его руку. Опять сели на извозчика и поехали в трактир "Трехгорный".

   - Знаю! - и Патмосов кивнул головою.

   - Там обедали. После он даму завез опять в "Китай-город", а сам отправился к себе. Я сейчас у этого Колчина - я его знаю - справку навел. Сказывает, госпожа Васса Алексеевна Томилина, вдова статского советника. "Часто, - говорю, - инженер у нее бывает?" - "Почитай каждый день. Приехал и привез ее, сам уехал, а потом постоянно у ней бывает". - "И подолгу у ней сидит?" - "Как придется; случается, что и до полуночи".

   Патмосов кивнул.

   - Колчина этого знаешь, говоришь?

   - Очень хорошо.

   - А кто у него в номерах служит?

   - Коридорный Егор.

   - Горничные есть?

   - Две, - ответил Алехин, кончив с едой и закуривая папиросу.

   - Вот что, Алехин, - обратился к нему Борис Романович, - перво-наперво скажи Колчину, что ему хорошо заплатят. Пусть он возьмет на место этого Егора нового коридорного, которого ты приведешь. Это - раз! А потом правдами и неправдами пусть освободит комнату рядом с этой Томилиной. Скажи, заплачу вдвое, а для чего - не сказывай.

   - Слушаю, Борис Романович, все понимаю, - твердил Алехин. - Это я вам завтра сделаю.

   - Ну, вот. А теперь с Богом! Получи свое! - Патмосов дал агенту десять рублей и прибавил: - Завтра утром все это ты мне состряпай.

   - Непременно, будьте спокойны! Алехин пожал руки, оделся и вышел.

   - Золотой человек, - сказал Патмосов, - если бы не пьяница.

   - Очень старательный, - добавил Пафнутьев. - Ты займешь номер - это так. А кого в коридорные поставишь?

   - Тебя, Семен, вот кого! Ты за коридорного мужика денька два поработаешь, а я - барином: будешь мне сапоги чистить и самовар готовить.

   - Идет! Я для своего дорогого тестюшки все готов, - и Пафнутьев засмеялся. - А как ты думаешь, птицу поймали?

   - Я уверен, что дело у нас в кулаке. - Патмосов поднял руку и сжал кулак. - Теперь только схватить вовремя - и шабаш!

  

  

   Пройдя путь от официанта в ресторане "Прага" до хозяина меблированных комнат, Колчин был хитрый мужичонка. Что ему за дело до господских затей? Лишь бы платили денежки. И он тотчас согласился на предложение Алехина; поморгал красными, воспаленными веками, подергал седую козлиную бороденку, подтянул штаны и рассудил:

   - Что же, Константин Иванович, сделайте ваше одолжение! Мужика тащите, я с него только пять рублев в день возьму и ничего спрашивать не буду, а что до комнаты, так я сейчас жильца высажу, а часика через три милости просим. У меня тут шантрапа такая живет - не то художник, не то праздношатай; уйдет и целый день шаты шатает, а деньги платить - когда три рубля, когда два. Сейчас попрошу его о выходе. - И он направился к двери, за которой жил бесшабашный художник.

   Алехин приехал в "Большую Московскую" гостиницу к Патмосову довольный.

   - Милости просим, Борис Романович, часика через три, а вы, Семен Сергеевич, сейчас!

   - Превосходно! - обрадовался Пафнутьев. - Вы мне, Константин Иванович, записочку к Колчину дайте, я и пойду. Потому мне отсюда переодетым идти неловко, а в таком виде, пожалуй, в коридорные не возьмут.

   - Ты, значит, сейчас отправишься, а я с Константином Ивановичем попозднее. Все-таки и мне принарядиться надо, - заметил Патмосов.

   Красивый и расторопный мужик вышел из Пафнутьева. Он надел смазные сапоги, ситцевую рубашку, а поверх нее жилетку с серебряной цепочкою и пиджак. Припомаженные волосы гладко лежали по обе стороны пробора, и простое, открытое русское лицо как нельзя более подходило к его роли. Колчин, встретивший его, усмехнулся в бороденку и сказал:

   - Пять рубликов с вашей милости, а вы будете на кухне будто всякую работу справлять.

   - Знаю, знаю, - ответил Пафнутьев. - А жить где?

   - А тут, на кухне, - пояснил Колчин. - Только, опять, простите, ваша милость, мне иногда и покричать на вас надо.

   - Сделай такое одолжение! - засмеялся Пафнутьев. - Ну, здесь, значит, и жить? Да? Ну, так получи вперед! - добавил он, передавая двадцатипятирублевку Колчину, вследствие чего тот сразу проникся к нему глубоким уважением. - Сейчас, значит, нет никакой работы?

   - Сейчас никакой. Смотрите вот на эту таблицу и, как где звонок, пожалуйте в номер. А звать как?

   - Зови просто Семен.

   - Отлично. А когда господин приедут?

   - Вероятно, скоро.

   Колчин с нетерпением стал ждать нового жильца. Действительно, вскоре приехал господин с черной бородою, густыми усами, в очках.

   - Пошли человека взять вещи с извозчика, а сам покажи комнату, - обратился он к хозяину.

   Низко кланяясь, Колчин провел нового жильца в полутемную, грязную комнату с порванными обоями, с дешевой мебелью.

   - Тут, - пояснил он, - девяносто рублей в месяц, а ежели посуточно, то по четыре рубля.

   - Беру посуточно, - сказал Патмосов. - Вели мужику принести чемодан.

   - Мигом, ваша милость!...

   Колчин вышел, отдал приказание и вернулся.

   Патмосов внимательно осматривал комнату и ее убогую меблировку. Около внутренней запертой двери стоял комод, напротив - обычный круглый стол, диван и два кресла; в углу - этажерка, а у входной двери - кровать за занавеской. Патмосов уточнил:

   - А где барыня?

   - Тут, - и Колчин указал на запертую дверь.

   - Стенка толстая?

   - Самая тоненькая перегородочка; можно сказать, паутинка. Все слышно, - шепотом ответил Колчин.

   Патмосов снисходительно улыбнулся.

   - Ну, пока до свиданья!

   Не успел хозяин "Китай-города" откланяться, как в комнату с чемоданом в руках вошел Пафнутьев.

   - Ну, здравствуйте вам! - сказал он, садясь в кресло.

   - Тсс... Что ты, дурак, рот открыл? Здесь перегородка, как паутина. Шепотом говорить надо, - прошептал Патмосов сердито.

   Тот сконфузился и приблизился совсем вплотную к Патмосову.

   - Что мне делать?

   - Сейчас ничего. Ты только следи, когда он приходит и уходит - один или со своей дамой. Вот и вся твоя работа. А теперь иди отсюда, - и он стал развязывать чемодан.

   Вошла коридорная поменять постель и принесла воду.

   - Как вас звать? - поинтересовался Патмосов.

   - Таня, - ответила девушка.

   - Так вот, Таня, после мы с вами поговорим по душам, а теперь возьмите полтинничек.

   - Много вами благодарна, - удалилась коридорная.

   В номере было тихо. Казалось, в нем замерла жизнь. Борис Романович внимательно осмотрел стену соседней комнаты и дверь, а потом лег на диван и закурил папиросу. Прошло много времени. Патмосов, быть может, дремал; вдруг раздался стук в дверь и просунулась голова Пафнутьева.

   - Пришел! - тихо шепнул он.

   Патмосов тотчас приник ухом к дверной щели. Но тщетно он напрягал свой слух. До него доносились гул голосов, звуки передвигаемой мебели, звякнула чайная ложка о край стакана, на пол упал нож, и все смолкло, потом раздался смех и опять невозможно было различить голоса. Патмосов отошел от двери и снова прилег на диван.

   Спустя некоторое время Пафнутьев заглянул в номер:

   - Оба уехали. Меня посылали за извозчиком. Поехали в какой-то бар на Никитской.

   - Ладно! Нам это все равно, - сказал Патмосов, лениво поднимаясь. - Пройди к хозяину и спроси, нет ли у него ключа от двери.

   Пафнутьев довольно скоро вернулся с ключом.

   - Только хозяин сказал, что он должен быть с нами, потому что опасается.

   - Пусть!

   Борис Романович вышел в коридор и открыл дверь в соседний номер. Колчин вошел следом за ним в жалкую, ободранную комнату, сел в кресло и стал следить за тем, что будет делать его странный новый жилец. Последний между тем сказал Пафнутьеву несколько слов, и тот сейчас же вышел из номера. Патмосов оглядел стену, прилегающую к его комнате, и стукнул по ней в трех местах, потом обернулся к хозяину.

   - Вот и все! А теперь посидим минутку. - Поинтересовался: - Доходное дельце ваш "Китай-город"?

   - Так что на Бога жаловаться не приходится, - торопливо ответил Колчин. - Главным образом номера на сутки. Место бойкое, недалеко бульвар. Нет-нет да и зайдут отдохнуть.

   - А этого инженера знаете?

   - Нет. Привез свою даму, заплатил за месяц и оставил. Ничего барыня, хорошая; одна никуда не выходит, все сидит дома, а вдвоем уедут, пообедают и назад. Редко когда поздно возвращаются.

   В это время раздались шорох, треск, и из стены вышел конец коловорота.

   - Заплачу за стену, - успокоил Патмосов Колчина. - Три дырки - не беда!

   Старик только кивнул головой.

   - А видно не будет?

   - Авось проглядят, - ответил Патмосов. - Дырка не Бог весть какая, а обои у вас рваные, старые и такие темные, что ничего на них не увидишь.

   - По мне, беды нет, - вздохнул старик. - Долго вы тут еще будете?.

   - Нет, с вами же и выйду. Запирайте дверь!

   Борис Романович вернулся в комнату, где его ждал Пафнутьев.

   - Ну, сегодня буду делать наблюдения, а завтра надо бы и за работишку. Теперь ты, друг мой, иди и сторожи их возвращение. Хотя, положим, я и сам услышу, - прибавил он.

   - А когда мы с тобой, Борис Романович, обедать отправимся?

   - Ну, сегодня уж без обеда. Пошли Таню за закусками да чай устрой.

   Пафнутьев позвал горничную; Патмосов отдал ей нужные распоряжения, а потом придержал ее за руку, давая полтинник со словами:

   - А что, милая Таня, за теми жильцами не видала ты чего-либо занятного?

   - Нет, ничего особенного; люди как люди. Барыня сначала была очень веселая, а теперь все задумавшись. Как инженер придет, она радостная, смеется, а как уйдет - будто уснулая. Никуда не ходит, все в постели лежит. А как придет инженер, сперва говорят они: тру-ту-ту, тру-ту-ту, а потом тихо-тихо станет, а там и поедут.

   - Целуются? - спросил Патмосов, подмигивая девушке.

   Таня засмеялась.

   - Один раз пришла - она у него на коленях, а он ее обнял. Сейчас соскочила и начала скатерть на столе поправлять. Барыня, видно, богатая.

   - Ты почему думаешь?

   - Много вещей драгоценных. Как придешь комод убирать, так сейчас подле зеркала и на столе все дорогие вещи лежат. И духи тонкие...

   - Ну, милая, вот тебе деньги: беги скорее в буфет. Поем и спать лягу.

   Оставшись один, Патмосов подошел к проверченным дыркам и стал прикладывать к ним свой глаз. Он увидел и стол, и половину комода у противоположной стены, и диванный столик, и часть занавески, скрывавшей кровать.

   - Отлично! - пробормотал он.

   Таня принесла закуски и вино, а Пафнутьев с расторопным видом коридорного слуги внес самовар, а потом чайник со стаканом.

   - Добро! Сегодня что-нибудь да узнаю, - сказал Патмосов, отправляя Пафнутьева.

   Борис Романович только-только успел поесть и приготовился писать письмо, как вдруг услышал в соседней комнате скрежет дверного ключа. Патмосов поспешил приникнуть глазом к одной из дырок, а в другую вставил конец слуховой трубки. Дверь распахнулась, и в комнате оказалась высокая, стройная дама в дорогом манто, а с нею - инженер. Он помог ей снять шляпу с густой вуалью, и Патмосов увидел бледное, восковое лицо с безжизненными глазами. Вся фигура женщины изобличала молодость, силу и энергию, но Борис Романович видел вялые, нерешительные движения. Дама подошла к креслу у письменного стола и, опустившись в неге, зажала голову руками.

   - Голова болит, - слабым голосом произнесла она. Инженер снял пальто, фуражку и подсел к женщине.

   - Пустяки! - сказал он глубоким, бархатным голосом. - Я приложу к твоему лбу руку, поцелую твои глаза, и ты успокоишься.

   - Успокой меня! - тихо попросила женщина.

   Патмосов, не отрываясь, смотрел на то, что происходило перед его глазами. Ни одно слово не ускользало от его слуха, ни одно движение не пропадало для его глаз. Время, казалось, летело. Прошел час, другой, третий, а Патмосов внимательно смотрел в щелку и следил за всем, что происходило в соседней комнате. Наконец женщина встала, перешла к алькову и скрылась за занавеской. Инженер оделся и крикнул: "До свидания, до завтра!" Дверь хлопнула, по коридору раздались шаги. Почти тотчас Пафнутьев вошел в комнату.

   - Можешь говорить громче, - сказал Патмосов. - Теперь, друг, я все знаю. Завтра днем будем делать облаву. Спроси у хозяина адрес-календарь "Вся Москва". Я сейчас уеду.

   Пафнутьев скоро вернулся с толстым адрес-календарем.

   - Ну, будем искать врача-психиатра, - раскрыл книгу Борис Романович, он нашел отдел "врачи" и стал водить пальцем по длинному столбцу фамилий. - Вот, - сказал он. - Чермозов переулок. Спроси хозяина, далеко ли это?

   Пафнутьев узнал.

   - Говорит - недалеко. Тридцать копеек извозчику за глаза.

   - Ну и превосходно! Чермозов переулок, дом тридцать два, доктор Петр Аркадьевич Переверзев. Запиши, Сеня! Как понадобится, сейчас за ним полетишь. Понял?

   - Чего не понять? Запишем.

   - А теперь я ухожу, - сказал Патмосов. - Вызови Алехина, чтобы он был здесь и ждал меня. Приготовь выпить и закусить, он всегда голоден: пить много не давай.

   Патмосов надел галоши, пальто, шапку и торопливо вышел из меблированных комнат.

   Он съездил в Чермозов переулок и долго разговаривал там с доктором Переверзевым, выйдя от него, взял извозчика и приказал ехать в "Лоскутную" гостиницу.

  

  

   Прохоров терял всякое самообладание. Словно какая-то насмешка! Приехал Пафнутьев, показался, наболтал и скрылся; обещался посещать его и сообщать о ходе своих занятий - и словно утонул: ни слуху ни духу, и, как нарочно, не сообщил своего адреса. Неужели он упустил птицу?

   Целых три дня Прохоров томился в неизвестности, боялся выйти из номера - вдруг приедет Пафнутьев! - и сидел здесь словно арестант. В волнении он ходил взад и вперед по комнате, истреблял десятками папиросы, принимался за чтение, но бросал книгу и снова ходил. Он боялся даже отлучиться из номера и требовал к себе и обед, и завтрак, и ужин. Он побледнел, осунулся, движения его стали нервны.

   Было уже двенадцать часов ночи; прошел еще один день, а он не имел никаких известий от Пафнутьева. Он тяжело вздохнул и стал медленно раздеваться. Лежа в постели, он взял уголовные речи Кони, но его взор рассеянно бегал по строкам. Вдруг раздался стук, и Сергей Филиппович наконец услышал знакомый голос:

   - Можно?

   В один миг Прохоров соскочил с постели и в одном белье, на босу ногу, побежал открывать дверь. В комнату вошел Патмосов.

   - Вы?! Борис Романович! - воскликнул Прохоров. - Сейчас приехали?

   - Какое! Вы, дорогой мой, оденьтесь, а то простудитесь в этом неглиже. - Патмосов повесил пальто, снял галоши, положил на столик шапку и, сев в кресло, продолжал: - Какое! Я здесь уже третьи сутки околачиваюсь. Приехал вместе с Семеном Сергеевичем, его к вам послал, а сам стал дела обделывать.

   - Вы были здесь, а я и не знал, горел, как на раскаленных углях! Ну что? Узнали что-нибудь?

   - Многое, дорогой мой. Скажу вам попросту: завтра мы поймаем Чемизова.

   - Да ну? - и Прохоров так и подскочил.

   - Рассказывать особенно нечего, - продолжал Патмосов, - а вот вам приказ: одевайтесь и едемте со мною. По дороге кое-что расскажу, а на месте дам наставления.

   - Мигом, сейчас! Значит, и я послужу вам.

   - Непременно! Самое главное для меня, чтобы вы сказали, госпожа ли Дьякова с ним или другая. На беду, я не знаю ее в лицо, а это очень важно. Во всяком случае, он сейчас обрабатывает богатую барыню. И шельмец же!...

   - Я сию минуту! Куда же мы поедем?

   - А поедем ко мне на квартиру. Здесь я снял номерок в меблированных комнатах. Там будут и Пафнутьев, и еще один мой помощник. Вот вчетвером сядем и все обмозгуем. Собирайтесь.

   Прохоров оделся со скоростью пожарного, и они вышли из гостиницы. Борис Романович дорогой говорил спутнику:

   - Хитрая, батенька, эта шельма! И сколько у него на душе преступлений, я и сказать боюсь!

   - Но она... она жива? - нервничал Прохоров.

   - Это вы мне скажете, - ответил Патмосов. - Я уже докладывал вам, что Дьяковой в лицо не знаю. Думается мне, что жива. Дама, которую сейчас обрабатывает этот негодяй, с виду высокая...

   - Да, да, и Елена Семеновна высокая... И лицо такое оживленное; глаза смеются.

   - Ну, это, может быть, так и было, а теперь, с позволения сказать, одна грусть. Ну, да вы увидите!

   - Поезжай скорее, голубчик! - сказал Прохоров извозчику.

   Сердце Прохорова сжималось. Что значили слова Патмосова? Быть может, Елена умирает; быть может, этот негодяй отравляет ее медленным ядом - она тает, и нет для нее спасения.

   - Как вы думаете, что он с ней делает? - спросил он, обернувшись к своему спутнику.

   - А это, дорогой мой, мы увидим. Ну, вот сейчас и поедем.

   Они въехали в узкий переулок и недалеко от церкви Спиридония остановились подле убогого подъезда меблированных комнат "Китай-города". Прохоров расплатился с извозчиком и пошел следом за Патмосовым по узкой и грязной лестнице, тускло освещенной керосиновой лампой. Патмосов провел спутника в свой номер. Здесь за круглым столом сидели Пафнутьев с Алехиным. Прохоров изумленно посмотрел на Семена Сергеевича, одетого коридорным слугою, и с упреком сказал:

   - Не стыдно вам?

   Пафнутьев горячо пожал его руку.

   - Что же могу я, Сергей Филиппович, если мне Борис Романович запретил? Я к вам всей душою, а он говорит: "Пусть подождет!"

   - Ничего, ничего! Зато теперь все дело у нас, как облупленное яйцо, - и Патмосов засмеялся. - А они уже все поели и выпили, - сказал он, встряхивая почти пустую бутылку. - Ну, выпьем с вами, Сергей Филиппович, по единой, а потом станем разговаривать. Говорите только вполголоса. - Он налил две рюмки, чокнулся, выпил и представил: - Вот это - мой помощник Константин Иванович Алехин.

   Алехин поспешно вскочил, шаркнул ногою и смущенно улыбнулся. Прохоров протянул ему руку.

   - Ну, а теперь слушайте. Я доподлинно узнал, что негодяй Чемизов занимается гипнотизмом над своей жертвой. Завтра он должен прийти сюда утром. Вот поэтому-то я вас и пригласил сюда, так как утром вы могли бы попасться ему на глаза и испортить все дело; теперь же вы здесь проведете ночь, а с утра мы начнем наблюдения. Если мои предположения оправдаются, то, как только я подам сигнал, Семен тотчас поедет за доктором. Ты записал адрес? Петр Аркадьевич Переверзев. Я уже переговорил с ним обо всем. Константин Иванович неотступно будет следовать за этим инженером, а что касается нас с вами, то мы будем действовать сообразно обстоятельствам.

   - А где она? - замирая, спросил Прохоров.

   - Здесь! - и Патмосов указал на стену.

   Сергей Филиппович вскочил, потом бессильно опустился в кресло. Голова у него закружилась: она здесь! Жертва наглого обманщика.

   - Только вы уж сохраните спокойствие! - сказал Патмосов, словно угадывая его мысли. - Она спит. Сегодня я видел тяжелую картину. Он усыплял ее. В этом я мало понимаю, но догадался. И потом она отдала ему какие-то футляры.

   - Значит, он постепенно отбирает ее вещи и ходит в ломбард закладывать их?

   - Вот именно. По всем вероятиям, деньги он уже забрал. Что он будет делать завтра, хорошо не знаю, но кажется мне, что что-то решительное. Здесь мы его и зацапаем. - Борис Романович потер руки. - Ну, Семен, ты - кухонный мужик, иди к себе на кухню, а ты, Константин Иванович, беги домой. Вот твоя мзда, - Патмосов подал ему десять рублей, - и чтобы завтра утром, часов в восемь, ты уже был тут. Понял? Ну, и отлично! А мы с Сергеем Филипповичем расположимся на ночевку.

   - Вы ложитесь на постель, - обратился Патмосов к Сергею Филипповичу, когда все ушли, - а я здесь, на диване.

   - Зачем? Нет, уж вы, Борис Романович, ложитесь, как всегда, а я могу и не ложиться.

   - Что нам с вами спорить? Говорю, ложитесь, и все.

   - Нет, у меня не сон на уме, - сказал Прохоров, опуская голову.

   - Да. Завтра решится важный вопрос - она или не она. Если не она, то это - уже третья жертва этого негодяя: Коровина - раз, Дьякова - два и эта - третья...

   - Ужасно! Как такой мерзавец может жить?

   - Ну, как говорит пословица: "Как веревку ни вить, а концу быть". Вот и пришел конец! Быть бычку на веревочке. Вот и попался! Ну, извините меня!... Беру свою дорожную подушку и ложусь. - Патмосов бросил на диван подушку, снял сюртук и жилетку и прикрылся пледом. - Ложитесь и вы, - нетерпеливо сказал он Прохорову.

   Сергей Филиппович ушел за занавеску. Патмосов загасил огонь и вскоре заснул, оглашая комнату храпом. Но Прохоров спать не мог. Мысли вихрем проносились в его голове; кровь приливала к вискам, когда он думал, что, быть может, завтра не увидит Дьяковой, что она уже погибла, и ему, как Семечкину, остается только месть. Не менее ужасно, если, будучи во власти Чемизова, она навсегда потеряла здоровье. У Сергея Филипповича разгоралась ненависть к Чемизову, потом злоба сменялась жалостью и нежной любовью к Дьяковой, а при мысли, что, может быть, она здесь, за стеною, сердце его замирало в тоске, и он нетерпеливо ждал дня. А рассвет все не наступал, и ночные часы тянулись томительно долго. Наконец Прохоров заснул, но тревожны были его сновидения, и он метался и стонал.

   - Ну, дорогой, пора вставать и чай пить! - услышал он сквозь сон голос и открыл глаза. - Вставайте, вставайте, - говорил Патмосов, стоя подле его кровати, - напьемся чаю и станем на страже. Уже девять часов.

   Прохорову казалось, что он спал всего несколько минут. Он быстро поднялся, освежил лицо холодной водою и сел к столу, на котором уже кипел самовар. Алехин сидел за столом, шумно потягивая с блюдца чай в ожидании приказаний Патмосова. Прохоров поздоровался и присоединился к чаепитию.

   В дверь раздались три условных стука.

   - Пришел! - шепотом сказал Патмосов, поднимая палец. - Теперь внимание! Пожалуйста, дорогой, - обратился он к Сергею Филипповичу, - воздержитесь от всяких возгласов. Вот дырка. Взгляните и, если увидите женщину, скажите, Дьякова это или нет. Сапоги лучше снять.

   Прохоров снял сапоги, подошел к стене и жадно приник глазом к просверленному отверстию. В ту же минуту он обернулся к Патмосову с взволнованным лицом и трижды кивнул ему головою.

   - Отлично, - шепотом сказал Борис Романович и подошел к другому отверстию. - Теперь внимание!

   И они оба замерли, в то время как Алехин в ожидании налил шестой стакан чая.

  

  

   Дьякова сидела в кресле у письменного стола, одетая в изящный байковый капот со шнурами. В ней нельзя было узнать прежнюю молодую красавицу; она с немой покорностью смотрела пред собою; ни одно движение не выдавало ее волнения или чувств. Раздался стук в дверь. Она подошла, повернула в двери ключ, и Прохоров невольно содрогнулся, увидев вошедшего Чемизова в форме инженера.

   - Ты только что встала? - спросил последний Елену Семеновну.

   - Да.

   - Чай пила? Нет? Ну, так распорядись чаем!

   Негодяй разделся. Дьякова позвонила прислуге и, когда вошла Таня, сказала равнодушным голосом:

   - Приготовьте чай и сходите за булками.

   - Как ты провела ночь? - спросил Чемизов, целуя руки молодой женщины.

   Слабая улыбка мелькнула на ее губах.

   - Я спала крепко и хорошо, - ответила она. - Ты сегодня проведешь со мною весь день?

   - Весь день, моя дорогая. А завтра мы уедем с тобою в Крым.

   Лицо Дьяковой немного оживилось.

   - Я не знаю отчего, - сказала она, вяло проводя по лицу бледною рукою, - но чувствую себя все время совершенно утомленной и обессиленной. Мне даже начинают казаться забавные вещи. Вдруг горничная называет меня Вассой Алексеевной. Я поправила ее три раза и сказала: "Зови меня Елена Семеновна", - а она опять: "Васса Алексеевна".

   - Она глупая, - сказал Чемизов. - Вероятно, эта Васса жила здесь долго, и она привыкла.

   Таня принесла чай, булки, масло и сахар и вышла.

   Чемизов придвинулся к Дьяковой, взял ее руки и устремил на нее взгляд. Прохорову стало страшно. Он смотрел в щелку, сжимая кулаки. Чемизов вдруг резко сказал: "Спи!" Голова Дьяковой откинулась к спинке кресла, и руки повисли вдоль тела. Чемизов подержал их, потом выпустил и стал говорить тихим, внятным голосом:

   - Ты все еще не хочешь подчиниться моим приказаниям. Ты меня слышишь?

   - Слышу, - произнесла Дьякова.

   - Запомни же: ты - не Дьякова, ты - не Елена Семеновна, ты - Томилина, вдова статского советника, Васса Алексеевна. Запомнила? Так, повтори!

   - Я - Томилина, Васса Алексеевна, вдова статского советника.

   - Так! Теперь слушай! Когда ты проснешься, то должна подписать мне обещанную дарственную на имение, но когда будешь подписывать, то опять станешь Дьяковой. Что ты должна сделать?

   - Я должна подписать тебе дарственную на свое имение Отрадное и снова быть Дьяковой.

   - Мы после поедем с тобою к нотариусу, и там ты скрепишь свою подпись.

   - Да.

 &n