Уэдсли Оливия - Миндаль цветет

bsp; Дора взглянула на него и, заикаясь, едва слышно сказала:

   - Газеты... в газетах сказано...

   - Это "утка"! - перебил ее Рекс; его бледное лицо вспыхнуло ярким румянцем. - Надеюсь, ты не поверила этому. - Он попытался рассмеяться: - Джи показала мне за обедом эту заметку. Это ужасно; я уже послал опровержение. Безобразие, как эти репортеры лгут...

   Он говорил только для того, чтобы немного прийти в себя; после болезни он был очень слаб. Дора глухо сказала:

   - Это ничего - я говорю про ложь в газете. Ты здесь, жив... здоров...

   Ее смущенные глаза жалобно остановились на нем.

   - Дора, - ласково сказал он, - дорогая моя, все благополучно. Конечно, это поразило тебя. Но как... зачем ты пришла, одна, так поздно?

   Она улыбнулась ему сквозь набежавшие слезы.

   - Я узнала правду... так поздно, - прошептала она.

   В ее глазах и голосе было то, что редко удается видеть и слышать мужчине.

   Рекс задрожал... Эта надежда после отчаяния... он заставил себя отвергнуть ее; он не смел верить, не смел понимать!

   Раздались шаги. Инстинктивно, желая остаться одни, они вошли в библиотеку и закрыли за собой дверь.

   Здесь было темно; окна были открыты в маленький, находившийся при доме сад; слабый ветерок колебал тяжелые драпировки.

   Дора воскликнула с отчаянием в голосе:

   - Зачем ты дрался? От того ли, что ты... ты знал?

   - Я дрался потому, что ненавидел Саварди, - горячо заговорил Рекс. - Я ненавидел его за то, что он любил тебя. Никто не может любить своего счастливого соперника. Он может уважать его, если он считает его достойным человеком. Я знал, что Саварди негодяй, и он стоял мне поперек дороги; я жаждал подраться с ним, и я рад, что сделал это.

   - Но я... я приняла его любовь такой, какой она была, сознательно, - пробормотала Дора. - Я... ты должен знать это... и... я не знаю, как объяснить...

   - И не нужно, - спокойно сказал Рекс. - Я давно знал. Я понял. Когда любишь, то понимаешь.

   Она близко подошла к нему.

   - Я поняла, когда прочла, что ты болен, Рекс. Тогда я узнала... Точно кто-то освободил меня от меня самой, порвал путы, сковывавшие мои шаги. Помнишь тогда, в Париже, ты поцеловал меня и сказал, что я вспомню? Вот сегодня я вспомнила...

   Он обнял ее, едва касаясь ее рукой, и все-таки всем существом своим она чувствовала это прикосновение.

   Нежно держа ее в своих объятиях, он сказал:

   - Я понимаю тебя... всегда... - Голос его стал нетвердым, очень юным, и в нем звучал сдерживаемый пыл: - Дора, это правда? Ты в самом деле любишь?

   Он все еще медлил с поцелуем. Он как будто чего-то еще ждал, и она поняла, что он ждет потому, что хочет продлить это незабвенное мгновение.

   Вдруг он по-детски быстро вздохнул и прошептал ее имя.

   Она высвободила свою руку и притянула к себе его голову.

   - О да, да! - прошептала она, прижавшись губами к его губам. - Это в самом деле, это правда, мой любимый. Я чувствую, что мое сердце, наконец, найдет покой... в твоем!

  

   OCR & SpellCheck: Larisa_F, 2009.

   Источник текста: Уэдсли Оливия. Миндаль цветет. М: Терра, 1993.

   Первоисточник текста: Оливия Уэдсли. Миндаль цветет / пер. с англ. Д.А. Теренина; под ред. Д.М. Горфинкеля. - Ленинград: Время, 1927. - 287 с. ; 19 см.