Хаггард Генри Райдер - Братья

груди с левой стороны краснела вышивка в виде кинжала. Ее длинные черные волосы падали на плечи, полураскрытые раздвинутым спереди покрывалом, которое спускалось у нее с головы. Еще никогда не казалась она д'Арси такой красивой.

   - Привет вам, братья Питер и Джон, - обратилась к ним Масуда по-французски. - А разве это подходящее занятие для пилигримов? - прибавила она, указывая не мечи, которые они точили. Братья поклонились ей.

   - Да, - ответил Вульф, - для пилигримов в этот святой город.

   Девушки, чистившие кольчуги, тоже поклонились; казалось, в этом дворце Масуда была лицом важным. Она взяла одну из кольчуг и резко сказала:

   - Плохо вычищено. Я думаю, вы лучше болтаете, чем работаете. Ну, ничего. Помогите этим рыцарям надеть их. Глупая! Это кольчуга сероглазого путника. Дай мне ее, я буду его оруженосцем, - и она вырвала кольчугу из рук служанки. Когда Масуда отвернулась, девушки переглянулись.

   Братья полностью вооружились и накинули на себя плащи, Масуда одобрила:

   - Теперь вы совсем похожи на пилигримов. Слушайте, у меня есть к вам дело. Господин, - и она нагнула голову так же, как и служанки, угадавшие, о ком она говорит, - через час примет вас, до тех пор, если вам угодно, мы погуляем по саду, который стоит посмотреть.

   Д'Арси пошли за ней, и подле занавеси она шепнула им:

   - Во имя любви к жизни, помните все, что я вам говорила, главное же о вине и кольце, - если вы впадете в сон от выпитых напитков, вас обыщут. Со мной говорите только о ничего не значащих вещах.

   В галерее за занавесью стояли стражи в белых одеждах, вооруженные копьями; они безмолвно повернулись и пошли за братьями. Прежде всего д'Арси отправились в конюшню взглянуть на своих лошадей; заслышав их шаги, Огонь и Дым тихонько заржали. Лошади были в хорошем виде, и целое общество конюхов собралось вокруг них, обсуждая их стати и красоту; все низко поклонились братьям. Из конюшни д'Арси прошли в знаменитые сады, которые считались самыми роскошными на всем Востоке. И действительно, прекрасны были они, засаженные редкими деревьями, кустами и цветами. Между одетыми папоротником скалами вились ручейки и падали с высоких утесов в виде пенистых водопадов. Местами кедры бросали такую густую тень, что под их ветвями яркий день превращался в сумрак, открытая почва была, как ковром, покрыта цветами, которые наполняли воздух благоуханием. Повсюду красовались розы, мирты, деревья, увешанные великолепными плодами, со всех сторон неслось воркование голубей и пение множества птиц с яркими перьями, которые, как блистающие драгоценности, перепархивали с одной пальмы на другую.

   Целую милю шли братья по дорожке, усыпанной песком. Масуда и стража сопровождали их. Миновав заросли шелестящих, похожих на тростники растений, д'Арси увидели низкую стену, через которую они переехали, направляясь в замок.

   - Этот широкий ров окружает внутреннюю часть города, крепость и сад, - пояснила Масуда. - И кто в наши дни может перебросить через него такой мост? Теперь пойдем обратно.

   Они вернулись в замок другой дорогой. Их ввели в переднюю, где стояли двенадцать часовых. Масуда ушла, оставив обоих д'Арси посреди воинов, окаменело смотревших на них. Но скоро она вернулась и знаком предложила им идти за ней по длинному коридору. В конце этого прохода д'Арси увидели занавесь, которую охраняли двое часовых. При виде братьев воины раздвинули занавесь. Тогда рука об руку Годвин и Вульф вошли в большую залу, длинную, как церковь Стоунгейтского аббатства, и наполненную толпой людей, сидевших на полу; дальше она сужалась, как церковный притвор.

   Тут стояло и сидело еще много людей, со свирепыми глазами, с тюрбанами на головах и с большими ножами за поясом. Впоследствии Д'Арси узнали, что это были фидаи, которые ждали только, чтобы исполнять приказы своего господина. В конце узкой части залы опять висели занавеси, а за ними были двери, охранявшиеся часовыми. Их створки распахнулись, и братья очутились на залитой солнцем, открытой террасе. Справа и слева сидели старые, длиннобородые люди, числом двенадцать, скромно склонив головы. Это были даи, или советники аль-Джебала.

   В конце террасы под балдахином, покрытым великолепной резьбой, стояли два исполина-воина, и на их белых одеждах рдели красные кинжалы. Между воинами лежала черная подушка, а на ней виднелась какая-то странная черная же груда. Сначала, глядя из яркого солнечного света в тень, братья не могли понять, что это такое. Потом они рассмотрели блестящие глаза, и им стало ясно, что это совсем не груда, а человек в черном тюрбане на голове и в черном одеянии, скроенном вроде колокола и застегнутом на груди сияющим камнем, красным как кровь. Он от своей тяжести так погрузился в мягкую подушку, что на виду остались только складки его колоколообразного платья, красный камень на груди и голова. Странный человек этот походил на свернувшуюся кольцами черную змею, и его блестящие черные глаза тоже походили на змеиные. В глубокой тени, падавшей от занавеси и от широкого черного тюрбана, нельзя было рассмотреть его лицо.

   Все в этом существе было так ужасно, оно так мало походило на человека, что братья невольно вздрогнули. Хотя все они были люди, однако между грудой с глазами-бисеринками и двумя высокими воинами-европейцами в сияющих кольчугах и цветных плащах и шлемах разница была не меньше, чем между жизнью и смертью.

  

   Масуда выбежала вперед и бросилась ниц перед балдахином, Годвин и Вульф стояли и смотрели на черную груду, груда смотрела на них. Потом, по одному знаку его подбородка, Масуда поднялась и обратилась к д'Арси:

   - Чужестранцы, вы стоите перед властелином Синаном, Господином Смерти. Преклоните колена и приветствуйте властелина.

   Братья выпрямились - они не хотели опуститься на колени и только поднесли руки ко лбу. И вот откуда-то из пространства между черным тюрбаном и черным одеянием послышался глухой голос, спрашивавший по-арабски:

   - Это те люди, которые привезли мне львиную шкуру? Чего вы хотите, франки?

   Д'Арси молчали.

   - Устрашающий властелин, - объяснила Масуда, - эти рыцари только что приехали из Англии через моря и не понимают нашего языка.

   - Расскажи мне, кто они и чего просят, - приказал аль-Джебал.

   - Страшный господин, - начала свой рассказ Масуда, - как я прислала сообщить тебе, они - родственники рыцаря, который во время сражения спас жизнь того, кто правил перед тобой и ныне сделался жителем рая.

   - Я слышал, что был такой рыцарь, - прозвучал голос. - Его звали д'Арси, и на его щите был такой же знак - знак черепа.

   - Господин, это братья д'Арси, и они пришли просить твоей помощи против Салах ад-Дина.

   При имени султана черная груда заволновалась; так двигается змея, почуяв опасность. Под большим черным тюрбаном выпрямилась голова.

   - Какой помощи и зачем? - спросил голос.

   - Господин, султан украл девушку из их дома, племянницу того д'Арси, рыцари - ее братья и просят тебя помочь им вернуть ее.

   Глаза-бисеринки загорелись любопытством.

   - Мне донесли об этой истории, - снова раздался голос. - Но какие доказательства есть у этих франков? Тот, кто был до меня, дал кольцо, а вместе с ним известные права в нашей стране рыцарю д'Арси, который помог ему в опасности. Где же то священное кольцо, с которым он, по безумию, расстался?

   Масуда перевела вопрос, но, увидев предостерегающий свет в ее глазах и помня все, что она говорила им, братья отрицательно покачали головами, и Вульф ответил:

   - Наш дядя, рыцарь сэр Эндрью, был зарублен воинами Салах ад-Дина и, умирая, велел отыскать тебя, властелин. Он не мог успеть рассказать нам о кольце.

   Голова в тюрбане упала на грудь.

   - Я думал, женщина, - сказал Синан Масуде, - что это кольцо у них, и потому позволил тебе привезти их сюда, посте того как ты донесла мне о них из Бейрута. Нехорошо, что святая печать ходит по миру. Тот, кто ушел до меня, умирая, поручил мне вернуть ее. Пусть они отправятся в свою страну и вернутся сюда с древним кольцом, тогда я помогу им.

   Масуда перевела только последнюю фразу, братья опять сделали отрицательный знак. На этот раз заговорил Годвин:

   - Далеко лежит наша страна, о господин, и где можем мы найти давно потерянный перстень? Да не будет наше путешествие тщетно, о могучий, окажи нам помощь против султана Салах ад-Дина.

   - Я все дни моей жизни совершал суд над Салах ад-Дином, - произнес Синан, - а между тем он властвует надо мной. Теперь я сделаю вам одно предложение, франки: принесите мне его голову или, по крайней мере, убейте его. Я скажу вам, как сделать это, и тогда мы потолкуем снова.

   Услышав эти слова, Вульф по-английски сказал Годвину:

   - Мне кажется, нам лучше уехать. Нехорошо здесь. - Но Годвин промолчал. Так они стояли, не зная, что ответить; в это время в дверях показался человек, упал на руки и на колени и подполз к подушке между двойным рядом даи.

   - Докладывай, - по-арабски приказал Синан.

   - Господин, твоя воля относительно корабля выполнена. - Дальше он заговорил шепотом, так что д'Арси не могли ни слышать, ни понять его слов. Когда он умолк, Синан повелел:

   - Пусть войдет фидай и сам расскажет все, пусть также приведут пленников.

   Один из даи, тот, который сидел ближе всего к балдахину, поднялся и, указав пальцем на братьев, спросил:

   - Какова твоя воля, властитель, относительно этих франков?

   Черные глаза, которые, казалось, проникали в самую душу, пристально посмотрели на братьев. Довольно долго Синан молча раздумывал. Д'Арси дрожали, зная, что он мысленно рассуждал о них, что от его слова зависит, жить им или умереть.

   - Пусть остаются, - произнес он наконец. - Может быть, я захочу задать им несколько вопросов.

   Минуты две стояла полная тишина. Синан, Господин Смерти, ушел в свои мысли, сидя в черной тени балдахина, даи смотрели куда-то вдаль, стражи-исполины застыли, точно статуи, Масуда из-под длинных ресниц смотрела на братьев, а д'Арси не спускали глаз с резкого края тени, падавшей от балдахина на мраморный пол. Они старались казаться спокойными, но их сердца бились быстро, так как они предчувствовали, что скоро свершатся великие события, хотя и не знали - какие.

   Так глубока была тишина, так ужасно казалось это нечеловеческое, похожее на змею существо, такими странными представлялись его дряхлые бесстрастные советники, что страх, как во время кошмара, охватывал д'Арси. Годвин спрашивал себя, не может ли аль-Джебал видеть кольцо, лежавшее на его груди, и что случится, если он увидит его; Вульфу хотелось громко крикнуть, пошевелиться, сделать что-нибудь, что нарушило бы мертвую тишину. И минуты для братьев тянулись как часы.

   Наконец позади д'Арси послышалось какое-то движение, и по приказанию Масуды они разошлись и остановились друг против друга. В ту же минуту занавеси раздвинулись. Вошли четверо людей, которые несли носилки, покрытые полотном; под этим покрывалом виднелся абрис неподвижной человеческой фигуры. Носилки поставили на пол подле балдахина, невольники распростерлись ниц, потом ушли, отступая до края террасы.

   Снова все смолкло. Братья спрашивали себя, чей труп лежал на носилках, - что это было мертвое тело, они не сомневались. Снова распахнулись занавеси, и на террасе появилось шествие. Впереди двигался высокий человек, весь в белом, с красным вышитым кинжалом на груди, за ним появилась высокая женщина, окутанная длинным покрывалом, за ней шел плотный рыцарь во франкском вооружении и в шлеме, закрывавшем ему лицо, за ним четыре стража. Все прошли между двумя рядами даи. Братья со странным замиранием сердца смотрели на движения закутанной женщины, которая не поворачивала головы ни вправо, ни влево. Глава небольшой процессии остановился перед балдахином и, бросившись ниц рядом с носилками, несколько минут не двигался. Женщина, которая шла за ним, тоже остановилась и, увидев черную груду, похожую на змею, вздрогнула.

   - Открой лицо, - приказал ей голос Синана.

   Она колебалась, потом быстро сняла какую-то застежку, и вуаль спала с ее головы. Братья посмотрели и протерли глаза - перед ними стояла Розамунда.

   Да, это была Розамунда, усталая, измученная болезнью, но, несомненно, она. При виде бледной, царственной красоты девушки груда на подушке задвигалась и в глазах-бисеринках загорелся свет. Даже даи очнулись. Масуда закусила красные губы, и ее оливковая кожа побледнела, пожирающим взглядом впивалась она в Розамунду, точно желая прочитать в ее сердце.

   - Розамунда! - в один голос вскрикнули братья.

   Она услышала. Когда д'Арси кинулись к ней, молодая девушка посмотрела на них и с легким восклицанием обняла одной рукой шею Годвина, другой - Вульфа. Ее ноги подогнулись, и коленями она коснулась земли. В ту минуту как братья наклонились, чтобы поднять ее, Годвин вспомнил, что Масуда выдала Розамунду за их родную сестру. С сестрой их могли оставить, а в противном случае дьявол в черном платье...

   - Послушайте, - шепнул он по-английски, - мы приходимся вам не двоюродными братьями, а родными, от разных матерей, и мы не говорим по-арабски.

   И Розамунда, и Вульф услышали, остальные подумали, что они обмениваются приветствиями, тем более что Вульф начал без разбору кричать по-французски: "Привет тебе, сестра, найденная сестра!" - и так далее.

   Розамунда открыла глаза и подала братьям обе руки. В это время послышался голос Масуды, которая переводила слова Синана.

   - Ты, госпожа, кажется, знаешь этих рыцарей?

   - Знаю, хорошо, - ответила она, - это мои братья, меня украли, опоив их, наш отец был убит...

   - Как это может быть, госпожа? Ведь говорят, ты племянница Салах ад-Дина? Разве эти рыцари тоже племянники Салах ад-Дина?

   - Нет, - объяснила Розамунда, - они сыновья моего отца, но от другой жены...

   По-видимому, Синан поверил Розамунде, по крайней мере, он перестал задавать вопросы. Он задумчиво сидел, все молчали, через несколько мгновений в конце террасы послышался шум, и обернувшиеся братья увидели, как плотный рыцарь старается пробиться вперед, а стража не пускает его. И Годвин вспомнил, что как раз перед тем, как Розамунда сняла покрывало, этот же рыцарь внезапно отошел к концу террасы.

   Синан тоже посмотрел в ту сторону, откуда донесся шум, и сделал знак. Двое даи вскочили, подбежали к занавеси, подле которой стоял рыцарь, и сказали ему несколько слов, он подошел к балдахину, но неохотно. Теперь его голова была открыта, и Годвин и Вульф не отрывали от него глаз, они хорошо знали эти широкие плечи, большие круглые черные глаза, толстые губы, тяжелую челюсть.

   - Лозель, это Лозель, - тихо произнес Годвин.

   - Да, - отозвалась Розамунда, - это Лозель, дважды предатель, сначала он предал меня солдатам Салах ад-Дина, а когда я отвергла его любовь, отдал в руки властителя Синана.

   Лозель подошел ближе, Вульф выступил вперед и с проклятием ударил его по лицу рукой в железной перчатке. Воины бросились между ними, а Синан велел Масуде спросить Вульфа:

   - Почему ты в моем присутствии осмелился ударить этого франка?

   - Потому, господин, что именно этот бесчестный человек навлек великие несчастья на наш дом. Я вызываю его на поединок не на жизнь, а на смерть.

   - Я тоже вызываю его, - присоединился к брату Годвин.

   - Я готов, - крикнул взбешенный оскорблением Лозель.

   - Тогда почему ты, собака, хотел бежать, увидев нас? - возмущенно воскликнул Вульф.

   Масуда стала переводить слова Синана, обращаясь к Лозелю и говоря в первом лице, как "уста" аль-Джебала.

   - Я благодарю тебя, рыцарь, за твои прежние услуги, - звучал ее голос, - у меня побывал твой гонец-франк, которого я знал в старые годы. По твоему совету я послал одного из своих фидаев с отрядом, велев убить всех воинов Салах ад-Дина на корабле, взяв в плен эту благородную даму, его племянницу, и это было исполнено. Твой гонец требовал, чтобы эту девицу передали тебе, но рыцари, стоящие здесь, говорят, что ты украл их родственницу, и один из них ударил тебя по лицу и вызвал тебя на поединок, ты же принял этот вызов. Я не помешаю вам, мне давно хотелось видеть, как франкские рыцари по своему обычаю сражаются между собой. Я все приготовлю, тебе дадут мою лучшую лошадь, пусть другой рыцарь сражается на своем собственном коне. Вот как это произойдет. Вы встретитесь на мосту, между внутренними и внешними воротами города, и будете биться ночью во время полнолуния, то есть ровно через три дня. Если победишь ты, рыцарь, мы поговорим с тобой о даме, на которой ты хочешь жениться.

   - О господин, - ответил Лозель, - кто же может биться копьем на ужасном мосту при лунном свете? Так-то ты, властитель, держишь свое слово?

   - Я могу и хочу биться, - крикнул Вульф, - я бился бы с вами во вратах адовых!

   - Молчи, рыцарь Лозель, - приказал Синан. - Ведь ты же принял вызов этого франка? Когда ты убьешь его и этим покажешь несправедливость его притязаний, тогда и говори о моем слове. Довольно, довольно, молчи. После поединка мы потолкуем, но не раньше. Отведите его во внешнюю часть замка и дайте ему все самое лучшее. Приведите ему мою большую вороную лошадь. Пусть он ездит на ней по мосту или где угодно, не выезжая за стены крепости, днем ли, ночью ли, все равно, но не позволяйте ему разговаривать с дамой, которую он отдал мне в руки, или с этими рыцарями, его врагами, не допускайте его и ко мне. Я не хочу видеть человека, которого ударили по лицу, пока он не смоет кровью своего позора.

   Масуда кончила переводить, и раньше, чем Лозель успел ответить, Синан кивнул головой своим телохранителям, они бросились к сэру Гуго и увели его с террасы.

   - Счастливого пути, сэр вор! - насмешливо проводил его Вульф. - До свидания на мосту, там мы сведем наши счеты! Вы бились с Годвином, может быть, вам больше посчастливится с Вульфом.

   Лозель обернулся и посмотрел на него пылающим взглядом, но, не найдя ответа, ушел.

   - Докладывай, - повелел Синан, обращаясь к высокому фидаю, который все время лежал ниц рядом с неподвижным телом на носилках. - Ты должен был привести еще одного пленника, великого эмира Хасана. Где же он, и где франкский шпион?

   Фидай поднялся и заговорил:

   - Господин, я исполнил твое приказание, воинов Салах ад-Дина мы перебили, принца Хасана взяли в плен. Нескольких воинов мы оставили охранять корабль. Матросов пощадили (все они были слугами франка Лозеля) и выпустили их на берегу, так же как и франкскую женщину, служанку этой высокородной госпожи. Вчера утром мы двинулись к Массиафу, принц был в носилках имеете с франкским шпионом, который донес тебе, господин, о приближении корабля. Ночевали они также в одной палатке, принца я связал и приставил к нему шпиона, но утром, заглянув в его шатер, мы увидели, что он ушел, каким образом - я не знаю, а на полу лежал мертвый франкский шпион, заколотый в грудь. Смотри...

   Сняв покров, он показал окаменелое тело шпиона Никласа, на мертвом лице которого застыло выражение ужаса.

   - Безуспешно обыскав окрестности, я вернулся к тебе с этой дамой, твоей пленницей, властелин, и с франком Лозелем. Я все сказал, - закончил фидай.

   Синан забыл о своем спокойствии, он поднялся с подушки, сделал два шага вперед и остановился. В его блистающих глазах горело бешенство. С мгновение он молча поглаживал бороду, и братья заметили, что на первом пальце его правой руки блестело кольцо, как две капли воды похожее на перстень, скрытый на груди Годвина.

   - Что ты сделал? - тихо сказал Синан. - Ты упустил эмира Хасана, а ведь он самый доверенный друг султана Дамасского! Он теперь в Дамаске или близ него, и через шесть дней по нашим долинам двинется армия Салах ад-Дина. Кроме того, ты оставил в живых матросов и франкскую женщину, они тоже расскажут о захвате корабля, о пленении этой дамы, родственницы Салах ад-Дина, которую он ценит больше целого франкского королевства! Что ты ответишь мне?

   - Господин, - склонился высокий фидай, и его рука задрожала. - Великий господин, я не получил приказания убить весь экипаж, а франк Лозель заверил меня, что ты, властелин, позволил пощадить матросов.

   - Он обманул тебя, - ответил Синан, - в это же время он через шпиона передал мне, что матросы будут убиты; кроме того, разве ты не знаешь, что когда я не даю особых приказаний, я думаю о смерти, а не о жизни? Но что скажешь ты о принце Хасане?

   - Я ничего не знаю, властитель. Я только думаю, что он подкупил шпиона Никласа и, когда тот перерезал его веревки, убил его, - подле трупа мы нашли тяжелый кошелек с золотом. Хасан ненавидел его, как ненавидел и франка Лозеля. Я знаю это. На корабле он назвал их псами и предателями и плюнул на них издали, так как его руки были связаны. Видя, что Лозель боится Хасана, я приставил к нему шпиона Никласа, который был смелым малым, а также выставил двоих воинов к его палатке. Мы же с Лозелем караулили благородную пленницу.

   - Привести воинов, - приказал Синан, - пусть они тоже расскажут все.

   Воинов привели. Они поклялись, что не спали во время караула, не слышали ни звука, однако с наступлением утра увидели, что принц исчез.

   Снова Господин Смерти молча погладил свою черную бороду, потом показал им перстень, проговорив:

   - Вы видите знак? Идите.

   - Властелин, - произнес фидай, - я много лет верно служил тебе.

   - Твоя служба окончена. Иди, - был суровый ответ.

   Фидай наклонил голову в виде поклона, с мгновение постоял неподвижно, точно в глубокой задумчивости, наконец резко повернулся, твердым шагом подошел к краю глубокого рва и прыгнул с террасы. На солнце блеснула его белая развевающаяся одежда, из глубины послышался шум упавшего тела, и все замолкло.

   - Идите за вашим предводителем в рай, - повелел Синан воинам.

   Один из них обнажил кинжал и хотел заколоться, но к нему подбежал старый даи:

   - Неужели ты хочешь пролить кровь перед твоим властителем? Разве ты не знаешь обычаев? Иди.

   И бедняги ушли. Первый твердыми шагами, другой, менее храбрый, точно пьяный, зашатался подле края пропасти.

   - Все кончено, - объявили даи, слегка хлопая в ладоши. - Страшный Господин, мы благодарим тебя за справедливость.

   Но у Розамунды закружилась голова; даже д'Арси побледнели. Ужасен был этот человек (если это был человек, а не дьявол), и он держал их в своей власти. Может быть, и их скоро пошлют в пропасть? Но в своем сердце Вульф поклялся, что если его заставят броситься в бездну, с ним отправится также и Синан.

   Тело лжепилигрима унесли, чтобы бросить на съедение орлам, которые всегда вились над домом Смерти, а Синан, опустившись на подушку, продолжал говорить через свою переводчицу Масуду.

   - Госпожа, - обратился он к Розамунде, - немудрено, что Салах ад-Дин желает видеть такую красавицу при своем дворе. Этот поганый султан - мой враг, и его, конечно, охраняет Сатана, потому что даже мои фидай не сумели убить его. Теперь, может быть, между нами начнется война из-за тебя, но не бойся, госпожа, за тебя потребуют такую плату, которой Салах ад-Дин не пожелает дать. Поэтому ты можешь жить спокойно в моем недоступном замке, и все твои желания будут исполнены. Скажи, чего ты хочешь?

   - Я желаю, - тихим, спокойным голосом произнесла Розамунда, - чтобы я была здесь в безопасности от Гуго Лозеля.

   - Будет исполнено. Властитель Гор покрывает тебя своей мантией.

   - Я желаю, - продолжала она, - чтобы мои братья жили невдалеке от меня, и я не чувствовала бы себя одинокой среди чужестранцев. Подумав немного, аль-Джебал ответил:

   - Твои братья, госпожа, будут жить в замке для гостей, встречаться с тобой во время пиров и в саду. Знаешь ли ты, что, веря в рассказ о старом обещании, которое дал тот, кто ушел из жизни раньше меня, они хотели с моей помощью увезти тебя от Салах ад-Дина? Как странно, что они встретили тебя здесь. Даже моя мудрость изумляется, в этой встрече я вижу предвестие. Ты та, которую рыцари хотели спасти из рук Салах ад-Дина, может быть, они пожелают увезти тебя и от аль-Джебала? Поймите же вы все, что от Господина Смерти только одна дорога. Вон она, - и он указал на отвесную скалу, с которой бросились в бездну его слуги.

   - Рыцари, - он взглянул на Годвина и Вульфа, - проводите вашу сестру. Сегодня вечером я приглашаю всех вас на пир. А до тех пор прощайте. - Женщина, - приказал он Масуде, - веди их. Ты знаешь свои обязанности. Эта госпожа поручена тебе. Не допускай к ней никого постороннего, главное же - франка Лозеля. Даи, заметьте то, что я скажу, и возвестите всем. Этим троим франкам даровано мое покровительство, но они могут покинуть стены моего замка только под знаком моей печати... нет, только показав ее.

   Даи поклонились и снова сели. В сопровождении Масуды и окруженные стражами, братья д'Арси и Розамунда спустились с террасы, прошли в узкое место залы, где люди сидели на полу, миновали ее широкую часть и переднюю, в которой по знаку Масуды часовые отдали им честь, и наконец очутились в своей комнате. Тут Масуда остановилась и сказала:

   - Роза Мира, так справедливо названная, я пойду приготовить вашу комнату. Вероятно, вы хотите поговорить с вашими... братьями. Не бойтесь, я позабочусь, чтобы вас не тревожили. Однако у стен есть уши, а потому советую вам говорить по-английски, потому что в стране аль-Джебала никто не понимает этого языка, даже я не знаю его.

   Она поклонилась и ушла.

  

  

   Братья переглянулись с Розамундой. Им нужно было столько сказать, что они не знали, с чего начать. Наконец с легким восклицанием Розамунда предложила:

   - О, поблагодарим Бога, Который после стольких странствий и опасностей снова привел нас свидеться! - И, упав на колени, они поблагодарили Господа.

   Потом, выйдя на середину комнаты, где, как им казалось, никто не мог услышать их, они начали тихо говорить по-английски.

   - Расскажите, что было с вами, Розамунда, - попросил Годвин. По возможности в коротких словах она передала все, что случилось с ней; братья д'Арси слушали, не прерывая ее ни словом.

   После этого Годвин рассказал о том, что было с ними. Выслушав его, Розамунда спросила почти шепотом:

   - Почему эта красивая темноглазая женщина так дружески относится к вам?

   - Не знаю, - ответил Годвин, - может быть, только потому, что мне удалось спасти ее от львицы.

   Розамунда посмотрела на него и слегка улыбнулась, Вульф тоже улыбнулся.

   - Да благословит Господь эту львицу и все ее потомство, - сказала Розамунда. - Молю Богу, чтобы эта женщина нескоро забыла об опасности, грозившей ей, потому что, кажется, наша судьба зависит от ее расположения. В каком мы отчаянном положении!.. Как странно, что вы приехали сюда, несмотря на ее советы, которые, и по моему мнению, она давала от чистого сердца.

   - У нас было указание, - напомнил Годвин, - перед смертью вашего отца осенила прозорливость, и он видел невидимое для нас.

   - Да, - согласился Вульф, - но мне хотелось бы, чтобы мы встретились где-нибудь в другом месте, потому что я боюсь аль-Джебала, по одному знаку которого люди бросаются в бездну.

   - Он противен, - вздрогнув, заметила Розамунда, - он даже хуже рыцаря Лозеля, мне отвратительно, когда он поднимает на меня свои глаза. О, если бы нам удалось убежать...

   - Угорь, попавший в плетеную корзину, может больше надеяться на освобождение, чем мы, - мрачно изрек Вульф. - Будем, по крайней мере, радоваться, что мы все трое в одной клетке... хотя неизвестно, надолго ли...

   В это время вошла Масуда, а за ней служанки; поклонившись Розамунде, красавица сказала:

   - По воле нашего властелина, госпожа, я покажу вам комнаты, приготовленные для вас, отдохните там до начала пира. Не бойтесь, за столом вы встретите ваших братьев. А вы, рыцари, если угодно, покатайтесь верхом по садам. Ваши кони, оседланные, стоят во дворе, и девушки, - она указала на служанок, которые недавно чистили кольчуги братьев, - проводят вас к ним.

   - Иными словами, мы должны уйти, - шепнул Годвин и громко прибавил: - До свидания, сестра, до вечера.

   Во дворе они увидели лошадей, а также конную свиту, состоявшую из четырех фидаев и одного офицера. Когда братья сели на коней, предводитель отряда знаком предложил им ехать за ним, и скоро они очутились в саду. Перед ними бежала широкая, усыпанная песком дорога, тут офицер пустил свою лошадь галопом. Дорога шла по краю пропасти, окружавшей цитадель и внутренний город, площадь которого занимала мили три.

   Братья ехали вдоль пропасти, сдерживая лошадей, чтобы они не обогнали коня предводителя отряда, хотя он скакал быстро. Вдруг навстречу им показались всадники. Впереди скакал один из ассасинов, как франки называли слуг аль-Джебала [7], а за ним на великолепной вороной, как уголь, лошади и в сопровождении стражи ехал франкский рыцарь в кольчуге.

  

   [7] - Слово "ассасин" является искажением слова "гашиш". Крестоносцы называли фидаев ассасинами, так как знали о методике подготовки будущих убийц: невежественных молодых людей одурманивали гашишем и показывали им картины "рая", а потом убеждали их, что совершив деяние, угодное Старцу Гор, они после смерти попадут в этот рай навсегда. Слово "ассасин" до сих пор используется в ряде западноевропейских языков как синоним убийцы, политического убийцы.

  

   - Это Лозель, - сказал Вульф, - он на коне, которого предложил ему Синан.

   При виде этого человека Годвина охватило бешенство. С криком он обнажил свой меч. Лозель увидел это, и в ответ его лезвие тоже блеснуло. Оба промчались мимо ассасинских офицеров и, круто осадив коней, остановились друг против друга. Лозель первый нанес удар, Годвин отразил его щитом, но раньше, чем он мог ответить на нападение, фидаи обоих отрядов бросились между ними и разделили их.

   - Жаль, - заметил Годвин, когда ассасины повернули его лошадь. - Если бы они не помешали, думаю, брат, я избавил бы тебя от поединка при свете месяца.

   - Я не хочу пропустить его, однако, не помешай тебе слуга Синана, голове Лозеля грозила беда, - ответил Вульф.

   Лошади снова пошли галопом, и братья больше не видели Лозеля. По-прежнему по краю пропасти, окружавшей внутренний город и крепость, они доехали до перекинутого через нее узкого моста. Тут офицер повернул свою лошадь и, знаком пригласив д'Арси ехать за ним, поскакал на мост. Помчались и братья, сначала Годвин, потом Вульф. В глубокой нише ворот на противоположном конце моста они остановили лошадей. Предводитель отряда повернул коня и стремглав помчался назад.

   - Обгоним их! - крикнул Годвин и, бросив поводья на шею своего Огня, приказал ему лететь еще быстрее.

   Огонь рванулся вперед. Дым не отставал от него. Они нагнали фидая и пролетели мимо него. Между ними и пропастью не оставалась даже дюйма, ассасин, ждавший, что его сбросят в бездну, ухватился за гриву лошади с ужасом в глазах. Доехав до города, братья остановили коней и засмеялись, поглядывая на изумленных фидаев.

   - Клянусь честью, - воскликнул предводитель отряда, думая, что рыцари не понимают его, - это не люди, а дьяволы, и их лошади - горные козы. Я думал, что испугаю их, но испугался-то я, потому что они пронеслись мимо меня, как орлы.

   - Храбрые наездники и быстрые, хорошо объезженные кони, - с восторгом в голосе поддержал своего начальника один из фидаев. - Стоит посмотреть на бой при свете полной луны.

   И снова д'Арси выехали на песчаную дорогу и поскакали. Так они трижды объехали город, и в последний раз с ними не было никого, потому что и предводитель отряда, и остальные фидаи остались далеко позади. Только когда братья расседлали своих лошадей, появились их спутники, шпорившие взмыленных коней. Д'Арси, прогнав конюхов, сами накормили и напоили Огня и Дыма. Потом вернулись в дом для гостей, надеясь увидеть Розамунду, но ошиблись. Братья беседовали обо всем удивительном, что случилось с ними, и обо всем, что могло произойти дальше. Так наступил закат, пришли слуги, проводили д'Арси в ванны, где черные невольники омыли и надушили их ароматами, а поверх их кольчуг набросили свежие туники.

   Когда они вышли из здания с ваннами, солнце уже скрылось, служанки с зажженными факелами в руках отвели д'Арси в большую, великолепную залу, которой они еще не видели; она была выстроена из туфов, и ее покрывал резной и расписанный красками потолок. Вдоль боковой стены, освещенной канделябрами, виднелось много открытых арок, круглых вверху и опиравшихся на изящные белые колонны; за ними шла мраморная терраса, от которой ступени спускались в сад, расстилавшийся внизу. На полу этой залы сидели седобородые советники аль-Джебала за покрытыми инкрустациями столами. Их было около ста человек, все в белых одеждах, с красными кинжалами. Все молчали, точно погруженные в глубокий сон.

   Когда д'Арси вошли в комнату, женщины оставили их, слуги с золотыми цепями на шеях проводили братьев к помосту в середине этой большой комнаты. Там лежало множество подушек, пока еще не занятых никем и размещенных полукругом, в центре которого стоял роскошный диван.

   Братьям указали на подушки против дивана, и рыцари остановились подле них. Ждать им пришлось недолго - вскоре послышалась музыка, и позади толпы поющих женщин показался Синан, медленно направляясь через залу. Это было странное шествие: за женщинами двигались престарелые даи в белых одеяниях, за ними властелин аль-Джебал, теперь одетый в красную, как кровь, нарядную одежду и с драгоценностями на тюрбане. Его окружали четыре невольника, черные, как черное дерево, каждый нес пылающий факел. За Властелином Гор шли те самые исполины, которые на террасе стояли под его балдахином. При виде аль-Джебала все поднялись, бросились ниц и не встали, пока их господин не сел; только двое братьев стояли, точно оставшиеся в живых на поле брани.

   Синан уселся на одном краю дивана, махнул рукой, и тогда все приглашенные, а вместе с ними и д'Арси, опустились на подушки. Наступило молчание. Синан нетерпеливо посматривал на противоположный конец залы, и вскоре д'Арси поняли причину этого. Из двери появилась новая толпа поющих женщин, а за ними, в окружении четырех черных невольниц с факелами, шла Розамунда; ее сопровождала Масуда.

   Несомненно, это была Розамунда, но другая, изменившаяся, теперь она казалась восточной царицей. Ее голову окружала корона из драгоценных камней, с которой спускалась легкая фата, не закрывавшая, однако, ее лица. Драгоценности блистали в тяжелых прядях ее волос, на розовой шелковой материи ее платья, на поясе, на обнаженных руках, как бы выточенных из слоновой кости, даже на ее туфельках. Все гости смотрели на ее царственную красоту и переговаривались между собой. Наконец, точно поддаваясь одному порыву, они вскочили и поклонились ей.

   - Что это значит? - пробормотал Вульф Годвину, но Годвин ничего не ответил.

   Розамунда поднялась на помост. Синан, протянув ей руку, усадил ее рядом с собой.

   - Не выражай удивления, Вульф, - шепнул Годвин, подметивший предостерегающий взгляд Масуды, которая остановилась подле Розамунды.

   Пир начался. Невольники бегали взад и вперед и ставили блюда на маленькие столики. Годвин и Вульф ели, хотя не были голодны. Они все время наблюдали за Синаном и старались услышать, что он говорит. Братья видели, что Розамунда боится, хотя и старается скрыть свои чувства. Синан много раз подносил ей отборные куски, одни на серебряных блюдах, другие просто пальцами, последние она была вынуждена брать. Принесли налитое в золотые кубки вино, приправленное ароматами и пряностями. Аль-Джебал сделал несколько глотков и передал чашу Розамунде. Но девушка покачала головой и попросила Масуду дать ей чистой воды, сказав, что она не пьет ничего крепкого. Ей подали воды, охлажденной снегом. Д'Арси тоже попросили воды, и Синан подозрительно взглянул на них, спросив, почему они не хотят вина. С помощью Масуды Годвин ответил, что они дали обет воздерживаться от крепких напитков до возвращения на родину. Тогда Синан многозначительно заметил, что исполнять обеты похвально, но что, пожалуй, рыцарям, в силу клятвы, придется пить воду до конца жизни. Братья молча выслушали его, и их сердца замерли. Под влиянием вина обычно молчаливый Синан сделался болтлив.

   - Вы встретили франка Лозеля в саду, - сказал он через Масуду, - и ты, рыцарь, обнажил меч. Почему же ты не убил его? Разве он сильнее тебя?

   - По-видимому, нет, - ответил Годвин. - Один раз я уже ранил его и, как видишь, сижу перед тобой невредимый. Твои слуги, властитель, бросились между нами.

   - Да, да, - проговорил Синан, - помню, я приказал им... Но мне жаль, что ты не убил его, неверного пса, который осмелился поднять глаза на Розу Мира, вашу сестру.

   Все это Масуда перевела, Розамунда опустила голову, чтобы скрыть лицо, на котором отразились презрение и страх. Вульф злобно взглянул на аль-Джебала, но тот, к счастью, смотрел в другую сторону. От бешенства у молодого человека перед глазами сгустился туман, и сквозь эту дымку ему почудилось, будто властелин народа убийц покрыт кровью. Он сжал рукоятку меча... В это мгновение Годвин, заметивший ужас в глазах Масуды, а также движение Вульфа, быстро сбросил со стола на мраморный пол золотую тарелку и ясным голосом произнес по-французски:

   - Брат, не будь же так неловок, подними тарелку и ответь властелину.

   Вульф поклонился, исполняя совет Годвина, его ум прояснился, и он высказал Синану свое желание:

   - Я не хочу, чтобы брат поразил его, господин, ведь мне дано позволение покончить с ним на третью ночь после сегодняшней. Если я не убью его, тогда позволь, властитель, моему брату заменить меня, но не раньше.

   - Ах, я и забыл о моем решении, - будто только что вспомнил о нем Синан, - а между тем я желаю видеть этот бой... Если он убьет тебя, пусть бьется твой брат; если погибнете вы оба, может быть, я сам, Синан, выступлю против него... по-своему... Прекрасная дама, Роза Мира, побоишься ли ты смотреть на бой на мосту?

   Розамунда побледнела, но гордость превозмогла страх:

   - Раз мои братья не боятся, я тоже не боюсь. Они - храбрые рыцари, хорошо владеют оружием, и Бог, Который держит в своей деснице судьбу всех людей, даже твою, о Господин Смерти, сохранит правого.

   Выслушав перевод ее ответа, Синан заявил:

   - Знай, госпожа, что я голос и пророк Аллаха, а также меч его, карающий неправедных и неверных. Хорошо, если то, что я слышал, верно; говорят, твои братья - искусные наездники, которые не побоялись обогнать моего слугу на узком мосту. Скажи мне, которого из них ты любишь меньше? Пусть тот первый выедет навстречу мечу Лозеля.

   Пока Розамунда обдумывала ответ, Масуда пристально всматривалась в ее лицо из-под полуопущенных ресниц, но, что бы ни чувствовала молодая девушка, ее черты остались каменно спокойными.

   - Для меня они оба как один человек, - она посмотрела на братьев, - я люблю их равно.

   - Значит, пусть все останется, как сказано. Первым будет биться брат Синие Глаза; если он падет, на мост выедет брат Серые Глаза. А теперь, - прибавил аль-Джебал, - пир окончен, наступило время моих молитв. Невольники, наполните кубки, госпожа моя, прошу тебя, стань на край помоста.

   Розамунда повиновалась. По знаку Синана за ней собрались черные невольницы с пылающими факелами в руках. Аль-Джебал тоже поднялся и закричал:

   - Слуги аль-Джебала, славьте, приказываю вам, цветок цветов, высокорожденную принцессу Баальбека, племянницу Салах ад-Дина, султана, которого люди называют великим, - тут Синан усмехнулся, - хотя он далеко не так велик, как я... Славьте эту королеву девушек, которая вскоре... - он замолчал, выпил вина и с низким поклоном подал пустой, осыпанный драгоценными камнями кубок Розамунде.

   Пирующие огласили залу криками:

   - Королева, повелительница! - слышалось отовсюду. - Властительница нашего властелина и всех нас!

   Синан улыбнулся, потом знаком велел всем замолчать, поцеловал руку Розамунде и ушел из залы с поющими женщинами, даи и стражниками.

   Годвин и Вульф хотели поговорить с Розамундой, но Масуда встала между ними и холодно объявила:

   - Это не позволено. Идите, рыцари, освежитесь в саду, там, где струится холодная вода. Не бойтесь за вашу сестру - ее охраняют.

   - Пойдем, - обратился Годвин к Вульфу, - лучше повиноваться.

   Они прошли на террасу, спустились в сад и остановились, с наслаждением вдыхая ночную свежесть, приятную после душного воздуха залы пиршества. Потом братья стали бродить между благоухающими деревьями и цветами. Сияла луна, и при ее свете д'Арси увидели странную картину. Под многими деревьями были раскинуты палатки, и там, на коврах, лежали люди, выпившие вина.

   - Они пьяны? - спросил Вульф.

   - Кажется, да, - ответил Годвин.

   Но эти люди казались не пьяными, а скорее безумными, они держались на ногах, но смотрели невидящими глазами, и они не спали, лежа на коврах, а глядели в небо и что-то шептали, с лицами, полными странного восторга. Иногда они поднимались, делали несколько шагов с распростертыми руками, потом возвращались обратно и снова падали на ковры. К ним подходили женщины в белых покрывалах, и, пр