Ермолова Екатерина Петровна - В свете и дома

Оленька приехала в Воздвиженское, с утра приглашенная княгиней. Юлия Федоровна поджидала ее и встретила на крыльце.

   - Княгиня занята, у нее гости, которых она вовсе не ждала: я знаю, что вы не любите видеть посторонних людей, - говорила она, провожая ее чрез внутренние комнаты: - но эти гости долго не останутся. Не угодно ли вам дождаться княгини со мной?

   "Пойдемте, Юлия Федоровна, я очень рада посидеть с вами", - сказала Оленька, которая очень полюбила ее в это последнее время. В коридоре встретился с ними камердинер князя с его дорожным чемоданом. Юлия Федоровна очень смешалась. Оленька взглянула с удивлением на чемодан, на запыленное платье человека, и на лицо его, которое показалось ей знакомым; потом обернулась с вопросом к Юлии Федоровне:

   - Кто же это у вас приезжие? Опять барон? - спросила она.

   - Нет, он уехал, это не его человек, это так... здешний, - проговорила Юлия Федоровна, запинаясь и не смотря на нее.

   Оленька стала догадываться.

   - Да кто же такой у княгини? - спросила она не совсем твердым голосом. - Вы мне не назвали кто у нее в гостях.

   - Гостей немного, из чужих только Надежда Николаевна с мужем, они недавно приехали в свое Никольское.

   - И больше никого? - спросила Оленька, входя в кабинет княгини и прислушиваясь к дальнему говору, который доходил невнятно из второй гостиной.

   - Никого чужих.

   - Из родных княгини есть кто-нибудь?

   - Гостей нет, только князь Юрий Андреевич приехал нынче из Андреевки, мы его не ждали вовсе, княгиня даже испугалась, когда ей доложили.

   Оленька чуть не вскрикнула при этой новости. Она ухватилась обеими руками за стул, чувствуя, что ноги ее дрожат и подкашиваются. Она потерялась совершенно при мысли, что он здесь рядом, что ежеминутно может он войти, и что она не в силах будет скрыть от него свое волнение.

   - Зачем же вы мне не сказали этого прежде, как только я приехала? - сказала, наконец, Оленька, стараясь говорить хладнокровно: - я не хочу беспокоить княгиню. Я понимаю, что она захочет провести вечер с сыном, посторонние люди тут совсем некстати. Я лучше уеду. Пожалуйста, скажите княгине, что я приеду в другое время. - И она сделала шаг к двери.

   - Нет, уж не уезжайте не видавши ее: она ждала вас весь день нынче, и не простит мне, что я не сумела уговорить вас остаться.

   - Она ждала меня прежде, она не знала, что ее сын приедет, а теперь ей не до гостей, она так давно не видала князя, я не хочу мешать ей; поверьте, она и не заметит, что я не приехала, и не вспомнит, что приглашала меня.

   - Вы не помешаете, вы не то, что другие, чужие; вы никогда не можете быть лишней: княгиня вас так любит. Надежда Николаевна теперь скоро уедет, и тогда вы увидите княгиню: с князем ведь вы знакомы...

   - Нет, Юлия Федоровна, извините меня перед ней, я уеду, - сказала Оленька решительно: - пойдемте, я думаю, что еще моя карета не успела уехать, я приеду в другой раз.

   Она опять пошла к двери, но старушка остановила ее словами:

   - Вам нельзя ехать сейчас, карета ваша уехала, как это всегда водилось, она теперь уже на дороге в Грачево. Да зачем вам торопиться? Останьтесь: я знаю, что княгиня будет очень рада видеть вас.

   - Что вы со мной сделали? - сказала Оленька с упреком, не в силах долее скрывать свое беспокойство: - зачем вы отправили мою карету?

   Она села, потому что ноги ее дрожали сильнее прежнего. Юлия Федоровна подошла к ней и взяла ее за руку; рука ее была совсем холодна.

   - О чем же вы беспокоитесь? - сказала она тихонько ласковым голосом: - Зачем вам уезжать? Разве вы не хотите видеть князя?

   Оленька с удивлением и испугом взглянула на нее, но не могла ничего выговорить.

   - Неужели вы не хотите встретиться с ним, дать ему взглянуть на вас, поговорить с вами? Ему так хочется вас видеть, - прибавила она тихонько.

   - Юлия Федоровна, что с вами? Я вас не понимаю, что вы говорите? Перестаньте, - проговорила Оленька, между тем как разнородные чувства кипели и боролись в ее груди при этих вкрадчивых словах.

   - Вас все любят, я знаю, что княгиня вас полюбила как родную дочь, и князь вас любит, я это знаю. В вас, верно, многие влюблены, но так, как он, любить не всякий может: у него такое привязчивое сердце. Неужели вам вовсе не жаль его?

   - Ради Бога, Юлия Федоровна, перестаньте, зачем вы мне это говорите, я не хочу вас слушать, я не хочу этого знать, все это вы только вообразили себе, - проговорила Оленька в страшном волнении и стараясь победить это чувство и прервать этот разговор.

   Но Юлия Федоровна ее не слушала.

   - Разве вы его не любите? - опять спросила она у нее, глядя на молодую девушку своими не очень умными, но добрыми серыми глазками.

   - Юлия Федоровна, перестаньте, пожалуйста, или я уйду от вас; вы говорите мне такие вещи, которых я не могу и не хочу понять, - отвечала Оленька: - вы, верно, шутите, но я вас прошу перестать, потому что я не могу слушать вас долее.

   - Я говорю не вздор и не пустяки, а серьезно, Ольга Павловна; я знаю, что князь вас любит, - сказала Юлия Федоровна прямо, - я это знаю от него самого, он мне нынче рассказал все. Я прежде тоже слышала, но не от него, а через других. Он любит вас и хочет просить вашей руки. Он за тем и приехал. Неужели вы ему откажете, неужели вы его не любите?

   Как громом пораженная, Оленька сидела без движения, не в силах выговорить слова. Она только чувствовала, как сердце ее бьется чуть-чуть в груди, будто замирая от счастья.

   - Он меня любит? - чуть слышно выговорила она, наконец, стараясь понять эти слова.

   - Да, он вас любит, - отвечала Юлия Федоровна: - он так долго горевал, бедный, он и теперь не смеет надеяться. Он приехал сюда, потому что узнал о вашем несчастье. Как только он узнал, что вы остались одни на свете, он не вытерпел и приехал.

   Оленька вспомнила о своей матери, и слезы заблистали в ее глазах, вспомнила о княгине и сказала гордо и твердо: "Княгиня не захочет этого, а я ни за что на свете не пойду в семью, где мне не будут рады".

   - Княгиня желает этого, она вас любит, она вас знает. Она сама первая писала к князю, да это письмо разъехалось с ним и не застало его. Он прискакал сам, как только узнал о вашем несчастье. Вы пойдете за него, вы его любите? - спросила она под конец, высказав ей все, что знала и что обещалась княгине скрывать от всех, и что князь ей говорил по секрету.

   Оленька не могла выговорить своего ответа; она думала в эту минуту, как порадовалась бы ее счастью ее мать, и тихонько плавала на груди доброй Юлии Федоровны от радости и горя.

   Потом они разговорились, и Оленька призналась, как она любила князя без надежды на счастье. Она припомнила слова Кити и барона и спросила у Юлии Федоровны, правду ли они говорили, и кто была невеста князя, и как все это было?

   На это старушка не умела и теперь дать ей полного объяснения, но совершенно успокоила ее, сказав, что князь никогда не желал той свадьбы и любил только ее одну.

   Занятые своим разговором, не замечая времени, они проговорили долго, и не слыхали, как говор в гостиной затих, как прогремел уезжавший со двора экипаж, как приближались два говорящие голоса, один мужской, другой женский. Они говорили негромко, но можно б было, прислушавшись, узнать их. Наконец отворилась дверь. Поднимая драпри своего кабинета, княгиня показалась в дверях. Обе, Оленька и Юлия Федоровна, смутились при ее входе. Княгиня посмотрела на них пристально; один взгляд объяснил ей все, что происходило между ними. Оленька опустила глаза, понимая, что судьба ее решается в эту минуту.

   - Юлия Федоровна, вы, кажется, и тут тоже меня предупредили? - спросила княгиня, обращаясь к старой девушке, которая встала в смущении перед ней: - вы не с одним Юрием, а, кажется, и с Оленькой поговорили прежде меня?

   - Княгиня, простите мою смелость; я право сама не помню, как я это сделала, как я все выболтала.

   - Она вас выслушала? Так Бог вас простит, Юлия Федоровна: я не сержусь на вас, хотя вы отняли у меня наслаждение первого объяснения с ними, - сказала княгиня. - Оленька, вы знаете теперь все; согласны ли вы выйти замуж за моего сына? Скажите только да или нет.

   Еще минута, и князь, который слушал за дверью, бросился в комнату и с благоговением остановился, увидев ту, которую он так горячо любил, в объятиях своей матери!

   Неделю спустя все в Москве уже знали о предстоящей свадьбе, и сплетням не было конца. Больше всех доставалось от матушек Марье Ивановне: все уверяли, что дело было слажено ею одною, и что на такие тонкие дела старые девушки-бабушки способнее самих матерей.

   С тех пор прошло несколько лет. Любовь, влияние любящей женщины привязали князя к жизни, преобразив его жизнь и характер. Из вялого и ленивого он стал деятельным и сильным человеком, способным к полезному делу. Княгиня, мать его, не нарадуется на своего сына, не налюбуется на его семейное счастье.

    

   1855-1856