Главная » Книги

Буссенар Луи Анри - Под Южным Крестом

Буссенар Луи Анри - Под Южным Крестом


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

   Луи Буссенар

Под Южным Крестом

Роман

Перевел с французского Е.Н.Киселев, 1911.

  
   Aventures d'un gamin de Paris à travers l'Océanie : Les Cannibales de la mer de corail (1883)
   Aventures d'un gamin de Paris à travers l'Océanie : Le Sultan de BornИo (1883)
   Aventures d'un gamin de Paris à travers l'Océanie : Les Pirates des Champs d'or (1883)
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Часть 1. Коралловое море
   Часть 2. Раджа Борнео
   Часть 3. Разбойники золотых полей
  
  

Часть 1

КОРАЛЛОВОЕ МОРЕ

ГЛАВА I

Пролог. - Парижанин Фрикэ и его друг Пьер де Галь. - Монте-Карло на крайнем Востоке. - Выставка сокровищ. - Макао. - Игроки всех цветов, одинаково обкрадываемые. - Шестидесятилетний шулер. - Торговцы людьми. - То, что называется "Баракон". - Корабль "Лао-Дзы". - Ложный путь. - Французы в западне.

   - Итак, вы отказываетесь уплатить долг?
   - Нет, синьор, нет. Примите мои извинения. Я не отказываюсь, я только не при деньгах сегодня. Но вы знаете, что здесь, как и на вашей славной родине, карточный долг - священный долг.
   - Гм... Священный долг. Смотря с кем имеешь дело.
   - Я вам даю слово Бартоломео ди Монте... Никто здесь не сомневается в слове Бартоломео ди Монте.
   - В слове торговца людьми.
   - Ваша милость хочет сказать - агента эмиграции.
   - Моя милость хочет сказать то, что говорит. А если мои слова вас оскорбляют, это не мое дело. Я окончательно потерял терпение за две недели пребывания в вашем вертепе.
   - Однако, синьор...
   - Молчать, черт возьми! Вы плут и больше ничего. Я прекрасно видел, как вы передали кучку пиастров вашему сообщнику, поспешившему дать тягу.
   - Как плут? Вы сказали, что я плут?!
   - Да, плут. Выигрыш меня не волнует. Я не игрок, но не желаю, чтобы какая-нибудь шоколадная кукла надувала меня и смеялась надо мной.
   - Я охотно простил бы, принимая во внимание вашу молодость, определение, брошенное на ветер, но последние слова, в которых я вижу оскорбление моей национальной гордости, заставляют меня требовать удовлетворения. Завтра, синьор, на рассвете, вы узнаете, что такое гнев Бартоломео ди Монте...
   Смех первого собеседника перебил эту речь, произнесенную на французско-испанско-португальском языке.
   - Да, но если я соглашусь на эту дуэль, то явлюсь не иначе, как с толстой бамбуковой палкой. Ах, какая у вас грозная шпага! Не этим ли оружием вы думаете рассечь нить моей жизни? Ха-ха-ха!
   - Это шпага великого Камоэнса.
   - Как, еще одна?.. Ведь мне уже предлагали продать с полдюжины шпаг великого Камоэнса. Впрочем, у нас во Франции у каждого антиквара найдется палка Вольтера.
   Этой насмешки знаменитый Бартоломео ди Монте не мог снести: он повернулся и, гремя своей чудовищной саблей, вышел на веранду.
   Француз остался один. Это был молодой человек, почти юноша. Его маленькие усики с особенным старанием были закручены кверху. Одет он был в синюю матросскую куртку, ноги его утопали в широчайших фланелевых панталонах, а клеенчатое американское кепи лихо сидело на макушке, придавая французу вид боевого петушка. Открытый ворот рубашки показывал бронзовую от загара и необыкновенно сильную грудь.
   Этот молодец, весивший не более полутораста фунтов, должен был быть страшно силен.
   Он еще улыбался, вспоминая стычку с желтым Бартоломео, когда тяжелая рука, с размаху опущенная на его плечо, и грубый голос за спиной заставили его вздрогнуть.
   - А, это ты, мой старый Пьер?
   - Я самый, мой мальчик.
   - Каким образом ты отыскал меня здесь?
   - Так же просто, как выпиваю свой вечерний грог. Когда ты сошел на берег, я рассудил, что бродить одному в этом гнезде португальских пиратов не совсем удобно, и, чтоб избавить тебя от неприятного абордажа, взял твой курс. Пробродив немного в этих переулках, грязных, как палуба угольного брига, я наконец нашел тебя, моего дорогого Фрикэ, и клянусь тысячью штормов, не оставлю теперь ни на минуту.
   - Дорогой Пьер, - ответил на эту громовую речь растроганный Фрикэ, - ты всегда добр ко мне.
   - Пустяки, мой мальчик. Я твой должник и, вероятно, не скоро еще поквитаюсь с тобой.
   И старый матрос снова опустил кулак величиной с голову ребенка на плечо Фрикэ.
   На голову выше юноши, вдвое шире его, он казался гигантом среди малорослых португальцев Макао. Каждый, кто знал Пьера де Галя, понимал, что гораздо лучше быть его другом, чем врагом.
   Но что за добрые глаза и открытое лицо были у этого буйвола! Его грубый, как рев муссона, голос дышал искренностью, а серые глаза, научившиеся пронизывать туман и темноту, взглядом веселили душу.
   - О чем ты думаешь, Фрикэ?! - воскликнул снова Пьер, встряхивая Фрикэ.
   - Я думаю, мой друг, о нас... Кажется, мы с тобой довольно постранствовали по свету, имели немало хороших и дурных приключений и все-таки натолкнулись здесь, в грязном Макао, на нечто совсем неожиданное. У меня только что была стычка с шоколадным дворянином Бартоломео ди Монте. И как подумаешь, что этот негодяй - отпрыск великой и сильной расы. Эта желтолицая обезьяна с кривыми ногами, помесь португальца и китаянки, имела, быть может, своим предком Альбукерка или Васко де Гама. Несчастное, худосочное растение, прозябающее в удушающей атмосфере среди подонков и отбросов Востока. Трус, нахал, предатель, - и мне придется драться с ним, с этим славным Бартоломео ди Монте!
   Пьер слушал молодого друга с разинутым ртом. На его лице было написано не столько удивление, сколько умиление перед познаниями Фрикэ.
   - Знаешь ли, дружище, - сказал он голосом, до смешного полным уважения, - ты стал так же умен, как корабельный доктор, клянусь тысячью штормов.
   - Да, я много работал, занимался, - отвечал конфузливо Фрикэ восторженному Пьеру. - Впрочем, в этом, так же как и во всей моей судьбе, заслуга дорогого Делькура.
   - Славный малый, - заметил задумчиво Пьер.
   - Бедный Делькур! - продолжал Фрикэ. - Если бы не крах, который его постиг, я продолжал бы свое образование и не забрался сюда, в этот грязный притон воров, для вербовки дешевых работников.
   - Мы вырвем их из когтей торговцев людьми.
   - Без сомнения. Ты, конечно, знаешь миссию, которая возложена на меня: взять этих несчастных, которые прозябают хуже, чем псы, и переправить их в нашу колонию на Суматре, где они будут не рабами, а свободными рабочими.
   - Да, если бы они были доверчивее и знали, какая судьба их ожидает, мы бы так долго здесь не торчали.
   - Да, бедняки боятся, что их постигнет участь австралийских рудокопов, возвращающихся, большею частью, на гробовых судах*.
   ______________
   * Китайцы, по законам своих предков, должны быть похоронены на территории Небесной империи. Пользуясь этим, англичане организовали целое пароходство для перевозки останков китайцев из мест эмиграции в порты Небесной империи. Часто в гробы кладут товары, и китайская таможня не может ничего сделать, так как открыть гроб считается большим святотатством. - Здесь и далее примечания автора, примечания переводчика или редактора - оговариваются.
  
   - Но теперь, кажется, все улажено, и мы можем выйти в море.
   - Завтра, завтра, дружище. Мне надо закончить с этим Бартоломео ди Монте.
   - Но пока тебе нечего здесь делать, мы можем уйти.
   - Сейчас, Пьер. Мне нужно сказать одному из этих игроков два слова.
   Молодой человек подошел к толпе, окружавшей игорный стол, и оставил Пьера де Галя наблюдать интересное зрелище.
   Под волшебным светом бумажных разноцветных фонарей, развешанных на потолке разными причудливыми фигурами, волновалась разношерстная толпа всех цветов кожи. На грязном столе шло адское макао, эта азартнейшая из азартных игр.
   Богатые китайские коммерсанты из самых отдаленных провинций и даже с острова Гайнана специально приезжают в это Монте-Карло крайнего Востока, чтобы проиграть несколько сотен золотых тэли*.
   ______________
   * Китайская монета, приблизительно равная английской кроне.
  
   Между желтыми лицами граждан Небесной империи виднелись индусы, негры, малайцы и европейцы, загорелые, почти черные, как актеры в мелодрамах, изображающие убийц. Банкомет, шестидесятилетний китаец с седой и жидкой косичкой, отвислыми губами и руками обезьяны, кидал карты, засаленные, как передник кочегара. После каждого тура он осматривал ставки ястребиным взглядом, ловко загребал проигрыши и со вздохом отсчитывал фунты и тэли немногим счастливцам.
   Кучка денег банкомета быстро росла. Настолько быстро, что один американский капитан, опустошив свой кошелек, закончил тем, с чего ему следовало начать: он стал присматриваться к рукам банкомета. После четверти часа наблюдений он бросился на китайца.
   - Каторжник, шулер, вор! - закричал он так, что стекла веранды зазвенели.
   Затем, схватив банкомета за косу так же спокойно, как хватал смолистую снасть корабля, он встряхнул его и, не обращая внимания на вопль испуганного китайца, распорол его балахон карманным ножом.
   О чудо! Сотни семерок, восьмерок и девяток высыпались из складок платья китайца, к величайшему негодованию игроков, которые думали, что имеют дело с честным банкометом.
   Этот короткий акт правосудия закончился полным скандалом: все бросились на деньги, и началась общая потасовка.
   Фрикэ, с грустью наблюдавший эту жалкую сцену, вдруг почувствовал острую боль в плече. Он обернулся и увидел Бартоломео ди Монте с поднятым ножом, пытавшегося воспользоваться удобной минутой, чтобы избежать дуэли.
   Фрикэ быстро схватил португальца за руку и так сжал, что тот отчаянно закричал:
   - Простите... синьор!.. Вы мне сломаете руку.
   - Негодяй, тебе недостаточно, что ты меня обокрал, ты хотел еще убить меня из-за угла, как трусливый шакал!
   - Простите, я вас едва задел, да и то потому, что меня нечаянно толкнули. Простите.
   Фрикэ разжал пальцы, высвободив онемевшую руку португальца.
   - Желтая макака, - сказал, смеясь, молодой человек, - я мог бы раздавить твою голову пяткой, но мне это противно. Вон отсюда, и живей!
   В эту минуту к Фрикэ протолкался Пьер де Галь.
   - Стоило ли оставаться, чтобы иметь дело с такими мошенниками? Сильно тебя ранила эта обезьяна?
   - О, пустяки, небольшая царапина.
   - Ну, в таком случае, идем из этого вертепа, а завтра в путь.
   Друзья покинули игорный дом, еще не затихший после скандала, и направились в свою гостиницу. Найти ее было нелегко. Нужно быть моряком, чтобы ориентироваться в лабиринте узких переулков, которые скорее похожи на галереи водостоков, чем на улицы. Они переплетаются между собой, карабкаются на горы, опускаются в овраги и наконец теряются среди китайских лачужек, разбросанных без всякого порядка.
   Основанный в 1557 году португальцами, Макао лежит на самой оконечности полуострова. Он насчитывает до двухсот тысяч жителей, из которых только семь тысяч европейцев. Часть города, где живут последние, представляет из себя крепость с пушками, повернутыми во все стороны.
   Фрикэ и Пьер бродили по этим переулкам и только к рассвету добрались до дома.
   В то время, когда они входили, мимо прошли две темные фигуры.
   - Клянусь брюхом тюленя, - вскричал Пьер, пристально всмотревшись, - это тот самый американец, который вздул шулера, и португалец, который хотел тебя убить!
   Наутро друзья отправились в "Баракон", как называется здание китайской эмиграции. Некогда это здание было монастырем иезуитов, теперь же служило перевалочным пунктом для бедных кули*.
   ______________
   * Нарицательное имя китайских рабочих.
  
   Первым навстречу французам попался португалец Бартоломео. С удивительным бесстыдством он подошел к Фрикэ и с подобострастием стал расспрашивать о здоровье. Не получив ответа, негодяй удалился, делая отвратительную гримасу, которая должна была изображать улыбку.
   - Прощайте, синьор, - говорил он, уходя, - будьте здоровы. Надеюсь, что вы никогда не забудете вашу встречу с Бартоломео ди Монте.
   Пьер де Галь и Фрикэ, не обращая внимания на слова португальца, вошли к главному агенту эмиграции.
   Жилище его было убрано с безумной роскошью, в которой европейский комфорт спорил с богатством Востока. Но едва вышли за дверь кабинета в коридор, как все изменилось.
   Тут начиналось царство нищеты и голода. Бедные, оборванные китайцы, в течение целых суток не имевшие щепотки риса во рту, покорно ожидали решения своей участи. Они с унынием, гонимые неумолимым голодом, покидали зеленые берега Небесной империи, как будто чуя, что больше их не увидят.
   Действительно, из десяти тысяч китайцев, которые ежегодно покидают Макао и уезжают в Калао, из пяти тысяч направляющихся в Гавану после закрытия Сан-Франциско, - добрая половина не возвращается совсем, и очень многие совершают обратное путешествие на кораблях-гробах.
   Лучшая участь постигает работников, которые уезжают на плантацию французских колонистов в Суматре: там на них не смотрят, как на рабов или вьючных животных, а главное, никогда не лишают свободы, в то время как в английских и испанских колониях рабочие попадают в вечную кабалу.
   Она, собственно, начинается с первого дня поступления китайца в "Баракон". Его кормят несколько недель и записывают это в счет; хозяин берет его в работники, и чудовищные комиссионные деньги вычитаются из будущего жалованья китайца; болезнь или малейшая неточность в работе наказываются крупными штрафами из скудного жалованья, и несчастный, работая, как вол, находится долгое время в полном рабстве.
   Мы уже знаем, что Фрикэ и Пьер де Галь были посланы французскими колонистами Суматры для найма рабочих. Честные и гуманные труженики не хотели приобретать рабов, - им нужны были только способные работники.
   Судно, зафрахтованное для транспорта, было невелико, всего в семьсот тонн, при двигателе в двести лошадиных сил. Оно было построено в Америке, но владелец почему-то дал ему китайское имя "Лао-Дзы".
   Кроме того, капитан нарисовал на носу корабля огромный глаз, как это делают китайцы для отведения морских бед, что придавало пароходу вид каботажного судна китайских портов. Когда все формальности были соблюдены и колониальный служащий обошел ряды китайцев с вопросом, по своей ли воле они едут, Фрикэ подписал контракт с агентством и внес за каждого китайца по восьмисот франков.
   На этом закончилась двухнедельная процедура найма работников, и остановка была только за "Лао-Дзы", начавшим разводить пары, чтоб сняться с якоря.
   Этот американский пароход с китайским названием был чрезвычайно грязен. Цветной экипаж его, как будто набранный со всего мира для коллекции, был скорее похож на шайку бандитов, чем на честных матросов.
   Бросив взгляд на черную палубу, на убранные паруса, на беспорядочно наваленный товар, Пьер де Галь, старый матрос французского военного флота, только покачал головой и проворчал несколько самых сильных морских проклятий.
   - Грязная шаланда для мусора, - говорил почтенный моряк. - Это скорее китайский пират, чем честный купец*. И разве это экипаж?.. Какой-то малаец, хромоногий негр, косой португалец... Тысяча залпов, это зверинец и больше ничего!
   ______________
   * На морском языке "купцом" называется всякое торговое судно.
  
   Рассуждать было уже поздно: "Лао-Дзы" отдал все швартовы и отвалил от пристани.
   - Вперед! - раздалась команда с мостика.
   - Черт возьми! - вскричал Фрикэ, обернувшись. - Капитан нашей шаланды, оказывается, тот самый малый, который побил вчера шулера в игорном доме! Да и старшего помощника вчера мы тоже встречали.
   - Молодцы! - ответил с презрением Пьер. - Оставили пароход и две недели пропадали в вертепах. То-то и палуба так убрана. Впрочем, пароход так хорошо нагрузили, что волны смоют всю грязь, прогуливаясь по ней.
   Предсказания старого моряка сбылись очень скоро. "Лао-Дзы" прошел Сульфурский пролив, миновал острова Сано, Патун, Лантао и вышел в открытое море.
   Это было в ноябре. Норд-остовый муссон в это время особенно свиреп, а океан беснуется. Бедный пароход качало, как жалкую шлюпку, и волны непрерывной чередой перекатывались через палубу.
   Капитан с хладнокровием янки прогуливался по мостику, как будто считал, что все будет благополучно, если только аккуратно жевать двойную порцию табака.
   - Отчего эта обезьяна не поставит парусов? - ворчал Пьер де Галь. - Качка была бы не так чувствительна для тех бедняков, которые находятся на нижней палубе.
   К вечеру янки пришел к тому же мнению. Два десятка разношерстных матросов, как обезьяны, поползли по марсам и через четверть часа "Лао-Дзы" нес марселя, фок и бизань*.
   ______________
   * Название парусов. - Прим. перев.
  
   Этот маневр, сделанный словно в угоду Пьеру, не прекратил его ворчаний.
   - Чудеса, право! - говорил он Фрикэ. - Мы черт знает куда идем. Муссон - норд-ост. Двигаясь к Сингапуру, мы должны чувствовать его затылком, но реи так обрасоплены, как будто мы держим курс к Филиппинским островам.
   - Я ничего не могу тебе сказать, - отвечал Фрикэ, - ведь я невежда в морском деле; впрочем, у янки может быть какое-нибудь намерение.
   - Конечно, но его намерение что-то не чисто.
   - Пойдем-ка лучше спать, Пьер. Ты ведь знаешь, что лучший советник - сон.
   Но старый моряк не разделял этого мнения.
   На рассвете он проснулся и с удивлением заметил, что ни стука машины, ни толчков винта не слышно. Он бросился на верхнюю палубу.
   Самое сильное ругательство невольно вырвалось у него, когда он увидел, что "Лао-Дзы", рискуя потерять мачты, поднял все паруса. Любой клочок парусины, не исключая бом-брамселей, был поставлен назло сердитому муссону, который гнал пароход со скоростью десять узлов.
   - Допустим, это прекрасно, - ворчал Пьер, - форсировать вовсю, но почему эта каналья не сворачивает к западу?
   Чтобы получить ответ на этот вопрос, бравый моряк полез на мостик к компасу. Он почти взобрался туда, как вдруг был остановлен грубым голосом рулевого:
   - Пассажиры сюда не входят!
   - Но я хотел бы взглянуть на компас, - отвечал Пьер де Галь.
   - Я вам повторяю, что пассажирам вход сюда запрещен! - крикнул еще грубее американец.
   Взбешенный Пьер вернулся на палубу и, встретив помощника капитана, пожаловался на грубость рулевого.
   - Курс парохода - не ваша забота, - ответил Пьеру помощник и скрылся в рубке.
   Старый матрос ничего не ответил и спустился в каюту. Когда Фрикэ проснулся, то увидел, что Пьер чистит свой револьвер.
   - Что с тобой, старина? - спросил молодой человек.
   - Готовлюсь всадить две унции свинца в голову этой обезьяны, которая командует нашей шаландой.
   - Что ты хочешь этим сказать? Неужели твои подозрения справедливы?
   - Или я непозволительно ошибаюсь, и мне нужно матросскую фуфайку заменить бабьим чепчиком, или эта каналья ведет нас в Тихий океан.
   - Будь мы одни, я мало беспокоился бы о нашей жизни, - озабоченно произнес Фрикэ, - но мы обязаны исполнить поручение друзей, которые рискнули всем своим капиталом.
   - Во всяком случае, этот долговязый американец нам дорого заплатит! - угрожающе закричал Пьер, потрясая револьвером.
   Настало время завтрака, и наши друзья, хотя и сильно смущенные непонятным поведением капитана, подкрепили свои силы несколькими китайскими блюдами.
   Тут произошло что-то загадочное.
   Они впали в глубокий тяжелый сон. Сколько он продолжался, друзья не знали.
   Когда они проснулись, полная темнота царила вокруг. Головы были точно налиты свинцом, а руки и ноги связаны.
   - Черт возьми, - прошептал Фрикэ, - я на четырех якорях!
   - Тысячу смертей! - воскликнул громовым голосом Пьер. - Мы брошены в трюм!
  
  

ГЛАВА II

Строгий арест. - Моряк, который не согласен иметь кормилицу. - Замыслы бандита. - Страшные угрозы. - Почему бандит не выбросил обоих пассажиров за борт. - Два океанских пути из Макао в Сидней. - На всех парах. - Рискованный маневр. - Неминуемая авария. - Прощайте, хорошие дни. - На коралловой отмели. - Агония погибшего судна. - Капитан, который оставляет свой корабль первым. - Что произошло в глубине трюма "Лао-Дзы". - Побег эмигрантов.

   Фрикэ был прав, а Пьер ошибался.
   Они лежали связанными по рукам и ногам не в трюме, а около своей каюты. Сильное наркотическое средство сделало свое дело: оно ослабило мускулы моряков, иначе вряд ли веревки удержали бы их.
   С хладнокровием человека, бывшего и не в таких переделках, Фрикэ попробовал разорвать веревки и, убедившись в их крепости, прервал молчание.
   - Пьер, все это произошло по моей вине, я должен был учесть твои подозрения.
   - Разве можно было что-нибудь сделать?
   - Конечно.
   - Как?
   - Очень просто. Я схватил бы за шиворот капитана, ты - второго бандита, его помощника. Мы спрятали бы их в надежном месте, и поверь мне, что тот сброд, который составляет экипаж парохода, не выразил бы ни малейшего протеста, если бы мы приняли на себя командование "Лао-Дзы".
   - Да, мой друг, нам нужно было поступить так, хотя эти проклятые янки даже во сне держатся за рукоятку револьвера. Но хуже всего то, что мы отвечаем за бедных работников. О, если бы речь шла только о нас...
   - Да, это главное несчастье, - грустно подтвердил Фрикэ.
   - Но что нужно этому бандиту? - яростно воскликнул Пьер. - Почему этот мерзкий пингвин связал нас и бросил сюда? Неужели из-за того, что я вчера интересовался компасом? О, если бы я мог предположить это, то набрал бы полный рот морской воды и держал ее до самой Суматры.
   - Успокойся, мой друг, - сказал Фрикэ, - ты ни в чем не виноват. Я догадываюсь, к чему ведется игра нашего бандита. Американец, очевидно, и не собирался доставлять нас по назначению. С того самого дня, как начался прием работников на палубу парохода, он уже задумал отнять у нас и перепродать бедных кули. Немного позже, немного раньше, - его жестокость должна была проявиться. Ты, может быть, только ускорил, но не вызвал ее. И вот что приходит мне в голову. Не связан ли со всем происходящим шоколадный дворянин Бартоломео ди Монте? Ты припоминаешь его последнюю угрозу?
   - Как же, очень хорошо помню эту обезьяну с безобразной улыбкой, когда он что-то кричал нам вслед. Если мне придется снова побывать в Макао, то вряд ли он будет когда-нибудь улыбаться.
   - Кроме того, - прибавил, ворочаясь, Фрикэ, - положение наше не самое удобное: у меня болят все кости.
   - Бедный мальчик, - с состраданием взглянул на товарища Пьер, - сразу видно, что ты первый раз в такой передряге. В молодости мне часто приходилось иметь дело с пеньковыми шнурочками. Терпи и утешайся тем, что бандиты нас не разлучили.
   В это время брезент, закрывавший трап, открылся, и в каюту проник свет. Через минуту по трапу спустился молодой китаец с огромной дымящейся чашкой рисовой похлебки, в которой плавали ломтики сомнительного мяса.
   - Ба! - вскричал Фрикэ. - Нам падает манна с неба.
   - Молчать! - вдруг раздался грубый голос в каюте.
   Это был часовой, который пришел вслед за китайским мальчиком.
   Поваренок, дрожа, поставил миску, набрал полную ложку похлебки и поднес ее к лохматой физиономии Пьера.
   - Проклятие, - вскричал тот, - долговязый бандит хочет дать мне кормилицу! Мне, Пьеру де Галю, старому боцману фрегата "Молния" и патентованному первому рулевому! Никогда!
   Китаец, видя такой энергичный отказ, поднес ложку ко рту Фрикэ. Тот, превозмогая отвращение, сделал несколько глотков.
   Увидя это, бретонец смирился и позволил себя накормить.
   - Так и быть, - покорно шептал бедняга, протягивая губы вперед, когда мальчишка подносил к нему ложку с похлебкой.
   Когда окончился скудный завтрак и китаец унес свою миску, Пьер де Галь подозвал часового и обратился к нему с речью на каком-то фантастическом языке, который должен был считаться английским.
   - Хотя вы и порядочный мошенник, - начал он, - но все-таки матрос, значит, должны знать, что моряку после еды нужна порция табака за щеку.
   Американец выслушал и безмолвно отошел в угол.
   - Животное! - выругался Пьер де Галь. - Хорошо, мне не придется завязывать узелок на память для того, чтобы рано или поздно заставить тебя плясать под свою дудку.
  
  
   Пятнадцать смертельно томительных дней протекло, не принеся ни малейшего облегчения в судьбе заключенных. Единственным утешением для Пьера был сюрприз, сделанный маленьким китайцем: он незаметно сунул моряку пакет с табаком.
   - Бедный юнга, - говорил Пьер, - невесело твое житье на этом проклятом пароходе, судя по синякам, которые украшают твою рожицу. И несмотря на это, ты все-таки остался добрым малым.
   Моряк схватил зубами драгоценный пакет и после нескольких минут самых нечеловеческих усилий раскрыл его и заложил за щеку гигантскую дозу табаку.
   - О прелесть! - шептал он, захлебываясь от восторга. - Ведь это бархат! Бедный Франсуа, как жаль, что ты не понимаешь в нем вкуса!
   - Да, старина, я не нахожу в этом удовольствия, но я отдал бы день жизни за несколько глотков чистого воздуха. Без этого моя голова расколется на части.
   - Не отчаивайся, чем-нибудь все это да кончится.
   Прошло еще два дня, и Пьер де Галь стал серьезно беспокоиться о здоровье друга. Наконец на третий день в их каюту вошел капитан парохода.
   - Я полагаю, - начал он без всякого предисловия, - что вам здесь довольно скучно.
   - Нет, ничего, - ответил иронически Пьер, - а вам?
   - Дело идет о вашем освобождении. Я не буду тратить слов, ибо вы знаете, что время - деньги.
   - Что нужно от нас? - спросил Пьер.
   - Вот что, - ответил американец, больше обращаясь к Фрикэ, - вы должны продать мне китайцев. Они мне нужны. Акт перепродажи будет составлен на французском и английском языках. Вы его подпишите...
   Пьер де Галь и Фрикэ застыли, потрясенные этим бесстыдным предложением.
   - К сожалению, - продолжал бандит, - состояние моих финансов не позволяет предложить вам высокую цену, но все-таки вы получите пятьсот долларов, то есть две тысячи франков. Конечно, эта цифра гораздо меньше той, которую вы заплатили, но что делать... Я вас высажу на берег Австралии, недалеко от Сиднея, и вы, если захотите, найдете себе выгодное дело в английских колониях.
   - Значит, мы идем не на Суматру, а в Австралию? - вскричал Фрикэ, видя, что его предположение оправдалось.
   - Да, - невозмутимо вымолвил капитан.
   - А если я не подпишу акта? - спросил Фрикэ, едва сдерживая крик негодования.
   - Тогда, к сожалению, я вынужден буду продержать вас здесь без пищи и воды до тех пор, пока голод и жажда не дадут вам лучший совет.
   - Вы самый последний из плутов! - крикнул в бешенстве Фрикэ.
   - О, как французы болтливы! Поймите, это лишние слова, а время все-таки деньги. Скажите ваш окончательный ответ.
   - Если бы не веревки, я задушил бы вас, вот мой ответ, - сказал Фрикэ и отвернулся.
   - Как вы вспыльчивы, молодой человек. Я мог бы преспокойно послать вас путешествовать на дно океана, но это не скрепит акта перепродажи, и потому я подожду. До свидания, через два дня хорошего поста мы опять поговорим.
   Американец насмешливо поклонился и вышел.
   - И это моряк, капитан! - с негодованием сказал Пьер, молчавший до сих пор. - Позор, позор для всего американского торгового флота!
   - Знаешь, старина, дела наши улучшаются!
   - Как? - вскричал изумленный Пьер. - Разве тебе приятно умереть с голоду?
   - Пьер, милый мой, ты старый боцман, бравый матрос и не можешь догадаться, что бандит находится в невыгодном положении. Он не может нас выбросить за борт, ведь для входа в порт ему нужны документы, дубликаты тех, которые остались у португальских властей, с моей подлинной подписью о перепродаже работников. Если у него не будет этого документа, то как только станет известно, что "Лао-Дзы" не прибыл на Суматру, его сейчас же арестуют.
   - Понимаю. Значит, этому кашалоту туго придется.
   - Разумеется, иначе мы давно бы пошли на завтрак акулам.
   - Тсс! - вдруг произнес Пьер, прислушиваясь. - Мы, кажется, пошли под парами.
   Это обстоятельство, казалось бы незначительное, произвело большое впечатление на друзей.
   Вот что произошло со дня их заключения.
   "Лао-Дзы", подняв все паруса, взял обычный курс из Макао в Сидней. Этот путь, которым идут все суда, ведет сначала на остров Люцон, один из Филиппинских островов, затем опускается по каналу, который отделяет Люцон от Минданао, входит в океан, пересекает экватор на меридиане Анахоретовых островов и, описав отлогую кривую, кончается у Сиднейской бухты.
   Таким образом, весь путь похож на гигантскую букву S, где Макао верхняя точка, Сидней нижняя, а середина кривой приходится как раз на экватор.
   Первую половину пути "Лао-Дзы" прошел блестяще. Попутный муссон гнал его со скоростью девять и даже десять узлов. Скоро пароход достиг экватора и вдруг попал в полосу безветрия. Капитан, боясь надолго заштилеть в этих широтах, тотчас велел развести пары. Но для того, чтобы сократить путь, топливо и припасы, он решил не описывать вторую половину кривой, а идти по прямой линии. Его новый путь шел через острова Адмиралтейства, пролив Дампиера и архипелаг Луизиады.
   Этот путь был настолько рискованный, что ни один моряк никогда не избрал бы его. Но американец, как азартный игрок, шел ва-банк и не принимал во внимание водный лабиринт коралловых рифов, которого так страшатся моряки. Он приказал только, для успокоения, кидать лот* с обоих бортов, хорошо понимая, что это не спасет "Лао-Дзы", если встретятся рифы.
   ______________
   * Прибор для измерения глубины моря.
  
   Такое легкомыслие не могло благополучно обойтись. На выходе из канала Дампиера американец направил пароход на мыс главного острова из группы Люзанских, и вдруг судно получило страшный подводный удар. Крик ужаса вырвался у сотни несчастных китайцев, запертых на нижней палубе, когда широкая струя воды ринулась в пробоину.
   Капитан остановил машину и спустил двух водолазов для осмотра подводной части парохода. Они убедились, что киль сильно пострадал, но обшивка надежна и, кроме пробоины, нигде больше не повреждена. Отверстие заделали, и капитан скомандовал "вперед".
   Увы! "Лао-Дзы" остался на месте безмолвен и недвижим: машина не работала. Очевидно, толчок нанес ее сложному механизму какое-то серьезное повреждение.
   Тем временем начал дуть ветерок. Капитан решил воспользоваться им и поставил паруса. "Лао-Дзы" потихоньку двинулся вперед.
   Ветер постепенно свежел, поднялись волны. На "Лао-Дзы", как будто издеваясь над опасностью, были подняты все паруса.
   Так прошла ночь. Наутро послышался зловещий шум прибоя.
   - Право на борт! - бешено закричал капитан.
   Но было поздно. "Лао-Дзы" на полном ходу выскочил на самую середину коралловой мели. Раздался страшный треск; пароход застонал, раза два покачнулся и плотно уселся на рифах. Судно спело свою последнюю песню.
   Капитан, увидев это и не желая предпринимать бесполезных попыток сняться, распорядился спустить на воду лучшую шлюпку. Взяв белый экипаж корабля, вооруженный с головы до ног, деньги, припасы и воду, он горестно махнул рукой и оставил погибавший пароход.
   Понимая, что "Лао-Дзы" продержится недолго, что вскоре он лопнет по швам и волны разнесут его по щепкам, негодяй ни на минуту не задумался о судьбе несчастных эмигрантов, заботясь только о своей шкуре.
   Малайцы, бенгальцы, индусы, составляющие половину команды парохода, обезумели от ужаса при виде капитана, удалявшегося на шлюпке с белыми матросами, и метались с воплями по палубе, хлопоча около оставшихся лодок.
   Крики и стоны, несшиеся с нижней палубы, где были заключены китайцы, вдруг смолкли. Что стало с несчастными двумястами китайцами? Неужели вода уже залила их?
   Поспешность, с которой белые оставили погибающее судно, объяснялась очень просто: несчастные, по распоряжению капитана запертые в душном помещении лицом к лицу с опасностью, были бы ужасны, если бы освободились и по заслугам отплатили своим мучителям. Капитан был знаком с результатами нескольких возмущений эмигрантов, доведенных до отчаяния. Они становились у решетки, упираясь в нее спинами, и через несколько часов нечеловеческих усилий, беспрерывно толкая ее, пробивали брешь и разбегались по судну, не щадя никого.
   Какое дело было бандиту до жизни двухсот человек? Он застраховал свой живой груз также, как и пароход.
   Однако то, чего он страшился, случилось. Когда они отплывали, решетка, закрывавшая ход в помещение эмигрантов, разлетелась вдребезги, и из черного, зиявшего как бездна, отверстия появились изможденные, изнуренные, полузадохнувшиеся существа с безумно блуждающими глазами.
   Шатаясь, как пьяные, ослепленные дневным светом, они разбежались по палубе, смешавшись с толпой цветных матросов, хлопотавших около шлюпок. Первые китайцы упали мертвыми, обагрив кровью палубу. Человек пятьдесят, увидев, что шлюпка капитана уже отплыла, а другие еще не готовы к спуску, бросились в море, вплавь догоняя американца.
   Но янки были не так глупы, чтобы позволить отнять у себя шлюпку. Они встретили китайцев градом пуль, сабельных ударов, за несколько минут успокоив навеки человек двадцать. Остальные, увидев бесполезность попытки, поплыли обратно на корабль, а шлюпка с бандитами быстро скрылась из виду.
   Когда пловцы вернулись на "Лао-Дзы", палуба была усеяна трупами индусов и малайцев, на которых пленники выместили свою злобу.
   А Фрикэ и Пьер, связанные, по-прежнему лежали на старом месте. В минуту аварии капитан позабыл о них.
  
  

ГЛАВА III

Ужасные мучения пленников. - На наводненной палубе. - Бред. - Счастливая находка. - Плот. - Салют флагу. - Невольное заключение на острове. - Новые Робинзоны. - Пленение краба. - Первая встреча с туземцами.

   Оба пленника лежали в темноте измученные, с воспаленными глазами, запекшимися губами и онемевшими руками и ногами, чувствуя, что скоро наступит конец. Во время суматохи на трап навалили груды вещей. Приток свежего воздуха почти прекратился, и несчастные французы задыхались.
   - Мы сидим на рифах, - хриплым голосом прервал молчание Пьер.
   - Тем лучше, - шепотом ответил ему Фрикэ, - скорее закончатся наши мучения...
   - О проклятие! Моряк должен умереть в море, но не связанным, как мешок с сухарями.
   Фрикэ ничего не отвечал.
   - Мальчик, что с тобой? Отвечай! - с ужасом закричал Пьер, думая, что его товарищ умер.
   - Что тебе нужно? - слабеющим голосом ответил Фрикэ.
   - Ты не отвечаешь, твое молчание меня пугает.
   - Каждое слово, которое я произношу, молотом стучит в моей голове. Но ты не беспокойся, я сохранил силы и деятельно работаю.
   Пьер затих и подумал, что его товарищ бредит.
   - Будь спокоен, старина, - продолжал Фрикэ, - ранее, чем через двенадцать часов, мы будем свободны. Но эти проклятые веревки чертовски крепкие. Впрочем, терпение. Поживем - увидим, - закончил парижанин, продолжая свое таинственное занятие.
   С минуты на минуту их страдания становились мучительнее. Когда судно с размаху село на риф, толчок едва не убил друзей. Затем они слышали, как острые коралловые отростки впились в бока судна и в нескольких местах пробили его.
   К тому времени, когда Фрикэ закончил свою работу и с торжеством потрясал в воздухе ножом, испачканным собственной кровью, волна с адским шумом ворвалась на палубу и прошлась по их головам.
   - Победа! С одной веревкой покончено...
   Новая волна прервала его речь: он захлебнулся соленой водой.
   Освободив одну руку, Фрикэ ничего не стоило справиться с другими веревками. Он перерезал их и вскочил на ноги.
   - Пьер!
   Ответа не было. Океан, точно торжествуя победу над бедным судном, бешено катил свои волны по палубам парохода, унося все, что можно.
   - Пьер, - ещ

Категория: Книги | Добавил: Ash (09.11.2012)
Просмотров: 890 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа