Буссенар Луи Анри - Из Парижа в Бразилию

дешние жители не решаются выходить в это время из своих домов.

   - Вы не так поняли восклицание моего друга,- вмешался третий собеседник.- Живя здесь, нам совершенно не на что пожаловаться. Ваше радушие выше всяких похвал, комнаты отведены нам прекрасные, стол отличный, а уж мистрисс Андерсон мы не знаем как и благодарить.

   - Вообще мы вам бесконечно благодарны и от души, и от желудка,- прибавил еще один собеседник, четвертый.

   - И все-таки вам ужасно хочется в путь, несмотря на погоду, в которую, как говорится, добрый хозяин собаки из дому не выгонит.

   - Но ведь это отчего? Оттого, что мы здесь сидим и ничего не делаем, а до Бразилии далеко.

   - Прекрасно, но чем же я-то виноват, если погода никуда не годится и дождик льет, как во время потопа?

   - Вот что, капитан: скажите, пожалуйста, неужели так-таки и нет никакой возможности переехать в санях через эту проклятую реку?

   - Monsieur Арно, ваши соотечественники любят повторять фразу, что во французском языке нет слова "нельзя", "невозможно". Но дело в том, что человек, составивший эту поговорку, вероятно, никогда не бывал под 155°30' западной долготы и 64°42' северной широты, то есть у ворот форта Нулато, на правом берегу реки Юкон, и вдобавок еще в то время, когда преждевременная и дружная весна находится в разгаре своего спора с необыкновенно суровой зимой. Вы как думаете, monsieur Лопатин?

   - Я с вами совершенно согласен, капитан, и тоже боюсь, что всякая попытка будет неудачна,- отвечал тот самый собеседник, который делал поправку к печальному восклицанию Жака "Увы!"

   - И не только неудачна, а даже, может быть, и гибельна,- заметил Жюльен де Кленэ, то есть четвертый собеседник, благодаривший "от души и желудка" гостеприимного хозяина.- Ну, милый Жак,- продолжал он,- не будь же капризным ребенком, который сердится, что ему не дают поиграть луной в ведре. Со стихией ничего не поделаешь. У ней есть много способов смирять непокорных: ураганы, бури, метели и не знаю еще что.

   - Но ведь сегодня, право же, не холодно: после дождя пошел снег, и ртуть поднялась выше нуля.

   - Вот это-то повышение температуры и опаснее всего. Ведь так, капитан?

   - Так, monsieur де Кленэ. С минуты на минуту нужно ожидать оттепели и разлива реки. Слышите, какой ужасный треск раздается по временам? Это лед ломается.

   - Оттепель! Разлив! - вскричал Жак.- Да что вы!.. Значит, Юкон скоро освободится ото льда, а я все еще здесь!

   - И слава Богу, что все мы здесь, а не где-нибудь под дождем...

   - Вам-то хорошо говорить, а я...

   - Что ж вы? Чем вам здесь плохо? - спросил капитан.

   - Да, в самом деле,- поддержал капитана Жюльен.- Отчего тебе здесь хуже, чем нам, Жак? Или ты из другого теста сделан? Особенно важный господин?

   - Совсем не в этом дело, а просто я хочу выбраться отсюда.

   - Домой в форт? Отлично. Нам тоже пора идти.

   - Вовсе не в форт... Я хочу переправиться на другой берег реки.

   - Да ведь тебе уже сказано, что это невозможно.

   - Несчастный! Чего же ты хочешь? Дожидаться, что ли, следующей зимы, когда река опять замерзнет? Нет, благодарствую. Я уже здесь досыта насиделся. А ехать по реке две тысячи метров...

   - Две тысячи восемьсот,- поправил капитан.

   - Я не поеду водой. Я путешествую посуху. Ты обещал, что не будет плавания. Изволь держать свое слово.

   Треск льда стал настолько силен, что ответа Жюльена нельзя было расслышать. Точно пятьдесят пушек непрерывно стреляли, сопровождаемые частой ружейной пальбой.

   - Капитан,- сказал Жак, воспользовавшись минутным затишьем,- дайте мне, пожалуйста, сани и немного провизии.

   - Зачем вам?

   - Покуда еще есть время, я на собственный страх и риск переправлюсь через реку по льду и буду ждать на другом берегу конца разлива.

   - Нет, сударь, этого я не сделаю,- коротко отрезал капитан.- Я не желаю обременять свою совесть вашей гибелью.

   - Ну, хорошо; в таком случае я пойду через реку пешком.

   - А мы вас не пустим силой.

   - Увидим... Взгляните-ка, взгляните, пожалуйста! - вдруг воскликнул Жак с искренним торжеством.- Вот какие-то два человека, даже и не французы, доказывают вам наглядно, что невозможного не существует.

   Действительно, на реке показалась запряженная двенадцатью собаками легкая нарта, в которой двое неизвестных пытались переехать через реку.

   Они были еще в пятистах метрах от берега, на котором стояли европейцы, и всеми силами погоняли собак, которые, чуя опасность, и сами добросовестно старались поскорее вытащить сани.

   - Несчастные! - прошептал капитан.

   - Да, я им не завидую,- сказал Жак,- но только потому, что они едут с берега, на который мне бы страстно хотелось попасть.

   - Они обречены.

   - Ничего подобного! Через четверть часа они будут здесь, еще через пять минут я подойду к ним, а самое большее через полчаса они перевезут меня на другой берег.

   Однако надеждам Жака не суждено было сбыться. Вследствие быстрого повышения температуры конфигурация льда на реке сильно изменилась.

   Юкон уже давно делал усилия сбросить ледяной панцирь, который вздулся на середине, образуя опасные покатости с края. Вода снизу напирала все больше и больше.

   Вдруг раздался страшнейший грохот, точно залп артиллерии. По ледяной коре побежали во все стороны широкие трещины, перекрещиваясь, перепутываясь между собой, и вода хлынула через них неудержимыми потоками.

   Сани в это время находились на самом краю огромной, внезапно образовавшейся трещины. Вдруг та часть льдины, на которой они стояли, оторвалась от общей массы и почти отвесно стала погружаться в воду.

   Люди, экипаж, собаки исчезли под водой на глазах у потрясенных европейцев, безмолвных свидетелей страшной сцены.

   - Ну что, monsieur Арно,- нарушил наконец тягостное молчание капитан,- излечились вы теперь от вашего упрямства? Подействовал ли на вас этот страшный урок?

   - Действительно, страшный,- отвечал Жак,- я сдаюсь, я отказываюсь от борьбы с неумолимой стихией.

   - Вы, значит, согласны теперь, что переезжать реку нельзя?

   - Увы! - произнес опять Жак тем же тоном, как и прежде.

   - Ну-с, так пойдемте-ка домой в форт,- продолжал капитан.- Это самое лучшее, что мы можем сделать. За стаканом горячего грога мы поищем компромиссный вариант между вашим неприятием водного пути и желанием непременно ехать.

   Полчаса спустя после этого трагического события, имевшего для Жака весьма важные последствия, капитан Андерсон и его гости уютно сидели за большим столом в зале комендантского дома. Сняв эскимосские шубы и оставшись в удобных суконных костюмах, все четверо с наслаждением тянули из стаканов вкусный грог, но воспоминание о гибели нарты с пассажирами не выходило у них из головы.

   Фактория, или форт Нулато, находится на расстоянии 200 верст с небольшим от залива Нортона, в бассейне Берингова моря, на берегу реки Юкон, где эта река делает решительный крутой поворот с северо-востока на юг. Форт принадлежит той территории Северной Америки, которая в 1867 году куплена у России Соединенными Штатами и известна теперь под названием Аляски.

   Богатства края, состоящие преимущественно из дорогостоящих мехов, эксплуатируются с широким размахом "Товариществом американской пушной торговли", которое, таким образом, является серьезным соперником старинной английской Компании Гудзоном залива, преследующей точно те же цели.

   С туземцами сделки совершаются обыкновенно меновые, как и в Сибири на нижнеколымской ярмарке. Меновой единицей служила прежде бобровая шкура, но теперь бобры стали очень редки и единицей служит шкура бизона. Индеец или вообще какой-нибудь траппер является в факторию с трофеями своей охоты. От агента компании он получает столько деревянных марок, сколько бизоньих шкур он принес; если он доставит какую-нибудь более ценную шкуру, равную, например, по цене двум бизоньим, то получает эа каждую две марки, и т. д. На эти марки он тут же, в фактории, имеет право получить в специально для того существующих магазинах компании все нужное для трапперского обихода: порох, топоры, пули, ножи, ружья, одежду.

   Форт Нулато, построенный некогда для обороны от туземцев, до сих пор еще сохранил, несмотря на давность постройки и суровый климат, вполне внушительный вид.

   Он состоит из крепкого палисада в шесть метров высотой, построенного из толстых, глубоко вбитых в землю бревен, связанных между собой крепкими поперечинами. Палисад имеет форму обширного параллелограмма с четырьмя четырехугольными бастионами по углам; в них проделаны отверстия для стрельбы; крыша имеет коническую форму. В середине ограды стоит крепкий дом, в котором живет комендант форта и главные агенты товарищества. Дом в два этажа и с виду вполне приличен, хотя в окнах вместо стекол вставлены крепко натянутые тюленьи пузыри.

   Остальную часть двора занимают постройки, в которых помещаются склады мехового товара и предметов для менового торга, жилой дом для низших служащих, пороховой магазин и небольшая часовня, в которой за неимением пастора капитан Андерсон сам читает по воскресеньям Библию для живущих в фактории.

   Когда все жители в сборе, что бывает очень редко, население форта Нулато состоит из пятидесяти мужчин, сорока женщин и двадцати пяти детей.

   Это все народ рабочий: артельщики при складах, кузнецы, плотники, охотники. Происхождения самого разношерстного: американцы, англичане, канадцы, метисы; но все живут между собой дружно, объединенные великодушием и твердостью капитана Андерсона.

   Хотя мистер Андерсон и носит воинственное звание капитана, тем не менее статуса и полномочий коменданта крепости он не имеет.

   У него под командой нет ни одного солдата. Все охотники, все служащие в фактории в минуты первой же опасности готовы превратиться в бойцов, но в обыкновенное время они простые, скромные труженики.

   Еще в то время, когда территория Аляски принадлежала России и Компания Гудзонова залива брала у казны на откуп местную меховую торговлю, управляющие факториями величались обыкновенно капитанами, а фактории - фортами. Это название сохранилось по старой памяти до сих пор, даже после того, как территория перешла во владение Америки. Такова сила традиции, сила привычки. Впрочем, капитаном зовут Андерсона, так сказать, неофициально его подчиненные и индейцы; официальное же его звание главноуполномоченный. Итак, наш chief-factor, или, если хотите, капитан Андерсон, сидел у себя в зале в кресле, откинувшись на спинку, вытянув ноги и положив их на решетку камина. Это был добродушный пятидесятилетний мужчина, твердый, хладнокровный и хорошо образованный. Потягивая горячий грог, он старался убедить Жака Арно в том, что проще пересечь Юкон в лодке, нежели подниматься до ее истоков, как непременно того желал неисправимый ненавистник воды.

   Лопатин и Жюльен тоже сидели в креслах, но не в позе капитана, а в более учтивой, принятой у европейцев. Покуривая сигары, они с улыбкой слушали спор Жака с капитаном. Их взоры в сотый, быть может, раз безучастно и рассеянно останавливались на американском девизе "Epluribus unum" {Из многих единое (лат.).}, который держал в когтях взлетающий орел. Рядом капитан Андерсон оставил на стене залы, вероятно как реликвию, старинный герб Компании Гудзонова залива. На этом вычурном и довольно безвкусном гербе были изображены: на одной половине на серебряном поле - горностай, а на другой, на голубом поле - лисица. Под гербом девиз: "Cutem acutus tollet acuti".

   Жак все жаловался на то, что зима неожиданно проходит и наступает непрошеная весна.

   - Просто ужасно! - говорил он.- Я рассчитывал, что здесь зима протянется до июня, а между тем оттепель наступила еще в апреле... На что это похоже?

   - Ваш расчет был совершенно верен относительно сибирского берега,- возражал капитан,- но относительно американского нужна совсем другая мерка.

   - Это почему?

   - Да потому, что температура здесь совершенно иная, хотя широта та же.

   - Вы серьезно говорите? Или, может быть, шутите? Когда мы постучались в вашу гостеприимную дверь, на дворе было тридцать пять градусов мороза. Неужели это, по-вашему, теплее, чем в Сибири?

   - Не теплее; я говорю в другом смысле: в том, что наша зима короче сибирской. Да уже одного взгляда на растительность нашего и сибирского берегов достаточно, чтобы сразу уяснить разницу в климате. На американском берегу возле мыса Принца Валлийского в изобилии растет лес, а в Сибири на той же самой широте только мох и лишаи.

   - Но ведь это странно. Отчего такая разница? Или ваши соотечественники ухитрились поставить какой-нибудь искусственный нагреватель? С них это станется. Чего доброго, они и тундру, пожалуй, разогрели бы, попадись она к ним в руки.

   Капитан громко захохотал, сотрясая своим тучным телом кресло.

   - Ну нет,- возразил он, насмеявшись от души,- до этого еще не дошло. Правда, мы придумали отапливать дома паром, но менять климат еще не научились. Со временем, конечно, кто знает... Нет, господин Арно, разница в климате тут зависит не от нас, а от самой природы.

   - На мою беду! - вздохнул Жак, которого снова кольнуло воспоминание о разлившейся реке.

   - И это легко объяснить,- продолжал капитан.- Вы, конечно, знаете, что во всех морях существуют течения, направления которых настолько неизменны, как будто бы они в самом деле заключены в какое-нибудь твердое русло.

   - Кое-что слышал, читал. Но все равно: продолжайте.

   - Массы воды, нагретые у тропиков, течением относятся с юга на север, проникают в Японское море и далее в Берингово. Для атмосферы они такой же источник тепла, как и ветры.

   - Хорошо. Но почему же это тепло не равномерно распределяется между обоими берегами? Что за каприз природы?

   - Это происходит оттого, что теплое течение встречает крутые подводные берега Азии и отклоняется к берегам Америки; сверх того холодное полярное течение устремляется в северную воронку Берингова пролива и вследствие вращения земли отклоняется вправо, к берегам Сибири. Так как плотность воды в обоих течениях не одинакова, то воды их не смешиваются, вследствие чего сохраняется разница температур на обоих берегах. Вот вам и весь секрет необыкновенного явления.

   - Благодарю вас, я теперь все отлично понимаю и вижу, что моему горю помочь нельзя. Кажется, я так никогда и не пройду между Сциллой и Харибдой морозов и оттепелей. Но повторяю вам самым решительным образом: водой через Юкон я не поеду ни за что, хотя бы мне пришлось дожидаться здесь следующей зимы или подниматься вверх до истоков реки по берегу, или лететь на воздушном шаре...

   - На воздушном шаре? - переспросил капитан.

   - Да, на аэростате... Называйте меня, пожалуй, сумасшедшим, если хотите.

   - Нет, я вас так не назову, потому что у меня есть для вас кое-что.

   - У вас есть воздушный шар?!

   - Yes, sir {}Да, сэр (англ.)..

   ...Читатель помнит, конечно, как наши путешественники спаслись от преследования разбойников благодаря случайной встрече с канадским охотником Жозефом Перро и его братьями. Отпустив якутов домой и щедро наградив их, путешественники в сопровождении трапперов через шесть дней достигли форта Нулато, где нашли радушный прием у управляющего фактории, мистера Андерсона.

   Европейцы хотели немедленно продолжать путь на санях до Виктории, главного города Колумбийского округа, но, как на грех, наступили такие ужасные холода с бурями и метелями, что пускаться в дорогу было опасно, и потому капитан Андерсон задержал гостей до наступления более благоприятной погоды.

   Лопатину и Жюльену очень пришлась по душе эта неожиданная задержка, но Жак Арно плохо мирился с нею и беспрерывно жаловался на судьбу, опасаясь какого-нибудь еще нового приключения.

   И вдруг, к его ужасу, опасения оправдались. После морозов наступило внезапное повышение температуры, полил дождь, началась оттепель.

   Мы уже стали свидетелями подвижки льда на многоводной реке Юкон.

   Жак совсем был готов прийти в отчаяние. Вдруг его выручил капитан Андерсон, упомянув о воздушном шаре.

   Воздушный шар! Здесь, в форте Нулато! - Жак положительно не верил своим ушам.

   - Этот шар можно купить? - спросил он.

   - Можно.

   - За сколько?

   - Сколько дадите.

   - Значит, дело решено. Где он у вас? В хорошем ли он состоянии?

   - Вполне. Впрочем, вы можете осмотреть его сами.

   - Но где вы раздобыли этот снаряд для плавания по воздуху? - вмешался живо заинтересованный Жюльен.

   - Его три года тому назад оставил у меня капитан Роджерс, отправляясь открывать свободный ото льда проход в Ледовитом океане. Как и множество других путешественников этого рода, капитан Роджерс - увы! - не вернулся назад. Членов экспедиции я снабдил припасами, одеждой и оленями для нарт. Они обещались оплатить расходы по возвращении. Стоимость шара едва покрывает собой сумму всех затрат. Следовательно, он моя неоспоримая собственность.

   - Где он у вас хранится?

   - В одном из бастионов. Пойдемте, я вам покажу.

   Шар оказался в превосходном состоянии. Он был очень большой и сделан из прочной материи, на которой после тщательного осмотра друзья не нашли ни малейшего повреждения. Чрезвычайно легкая и удобная гондола могла свободно вместить четырех человек. Шелковая сетка казалась прочной, словно сделанная из стальных волокон.

   - Решено, капитан,- произнес с веселым видом Жак,- я покупаю у вас шар. Как только наступит хорошая погода, мы немедленно приступим к надуванию его. Нужно выработать газ. У вас, конечно, есть и цинк, и серная кислота.

   - By God!.. {О, боже! (англ.).} Роджерс не оставил мне ни того, ни другого.

   - Вот тебе раз! - Стало быть, газ взять негде! - с огорчением воскликнул Жак.

   - Да, голубчик, тебе действительно не везет,- заметил Жюльен.- Как нельзя ружье зарядить без пороха, так нельзя и аэростат надуть без газа.

   - Ты все шутишь, а мне, ей-богу, не до смеха... Послушайте, monsieur Лопатин, неужели нельзя добыть водород как-нибудь иначе?

   - Я знаю способ добывать водород из воды при помощи электричества.

   - Где же нам взять электричество? У нас и аппаратов никаких нет

   - Ничего не поделаешь, придется оставить и эту мысль, - сказал Жюльен.

   Но Жак не хотел сдаваться. Он мрачно стоял, глядя пристально на шар, и, наморщив брови, думал. Вдруг лицо его прояснилось, и он обратился к друзьям с некоторой насмешкой:

   - Так нельзя надуть шар? А? Нельзя, по-вашему?.. Эх вы, ученые!

   - Попробуй, надуй сам.

   - И надую. Только пусть никто мне не мешает. В первый же ясный день я полечу по воздуху. Капитан, можете вы достать мне следующие вещи: ножницы, несколько аршин медной проволоки, тюленью кишку, бутыль с двадцатью фунтами масла, железную трубу от переносной печи и железный или деревянный обруч?

   - Могу.

   - Так вот, пожалуйста... Жюльен, можно покупать шар...

   На следующий день дождь перестал, проглянуло солнце.

   Наступила хорошая погода.

   Жак, получив желаемые вещи от капитана, заперся в бастионе, где на потолке, точно люстра, висел аэростат, и принялся за свою таинственную работу.

   Он вырезал в нижней части шара круг и вставил в него обруч, прикрепив проволокой; к обручу он подвесил бутыль с маслом, в которую пропустил фитиль, зажег его, прикрыв пламя железной трубой, как ламповым стеклом; верхний конец трубы он вставил в кишку, которая, будучи прикреплена к обручу, соединялась с шаром.

   Сделав все это, Жак позвал друзей полюбоваться его трудами.

   Те вошли и остановились в изумлении.

   - Ты додумался сделать монгольфьер! {Воздушный шар, наполненный нагретым воздухом.} Наполняешь шар нагретым воздухом! Только подумай: труба может накалиться и шар сгорит.

   - Не сгорит. Труба достаточно изолирована от материи, из которой сделан шар.

   - Но лампа, наконец, может потухнуть, когда не будет притока свежего воздуха.

   - Я проделал в трубе отверстие внизу, смотри сам. Помоги мне вынести шар на воздух, испытаем его.

   Шар вынесли из бастиона. Он стал заметно надуваться. Жака горячо поздравляли с удачной выдумкой.

   - Да ты у нас просто гений! - кричал Жюльен, весело улыбаясь.

   Изобретатель занял место в гондоле. Шар, надуваясь все больше и больше, поднялся уже фута на два от земли.

   - Ничего, на нем можно перелететь через Юкон,- сказал капитан.- Это вполне безопасно... Да вот что: я думаю, шар достаточно силен, чтобы поднять двух. Мне ужасно вдруг захотелось с вами. Вы позволите?

   - О, пожалуйста.

   Капитан Андерсон вошел в гондолу. Он был человек дородный, тучный, и шар тотчас опустился на землю. Пришлось прибавить огня в лампе. С новым притоком нагретого воздуха шар поднялся опять на прежнюю высоту.

   - Чудесно! - кричал снизу Жюльен.- Замечательный корабль! Как мы его назовем?

   - "Аляска",- подсказал Лопатин.

   - Прекрасно! - подхватили остальные.- Ура, "Аляска"!.. Вот и окрестили... Надо теперь спрыснуть крестины - и в путь.

   - Первый опыт удался,- сказал капитан Андерсон.- Пока довольно. Пойдемте в дом и чокнемся перед отъездом.

   С этими словами он выпрыгнул из гондолы на землю. Жак хотел сделать то же, как вдруг... Все присутствующие разом вскрикнули. Шар, избавившись от тяжести грузного капитана, моментально взмыл вверх, как подброшенный резиновый мячик. Веревка выскользнула из рук ничего не ожидавшего служителя, приставленного ее держать, и быстро провизжала по блоку.

   Через несколько секунд Жак был уже на высоте тысячи метров от земли, а зрители стояли, задрав головы, раскинув руки и разинув рты.

  

  

   Берега Аляски, то есть бывшей Русской Америки, неоднократно изучались русскими офицерами флота. Ранее других их исследовали Лаперуз, капитан Кук и Ванкувер; позднее их посетил капитан Мак-Клюр, предпринявший экспедицию по розыску сэра Джона Франклина, а в сравнительно недавнее время - француз Пинар, основательно их исколесивший.

   Но до 1865 года никто из путешественников, за исключением русского офицера Загоскина, не проникал в глубь страны. Заходили туда лишь торговцы мехами и агенты Гудзонбайской компании, но ни те, ни другие не считали нужным делиться с широкой публикой добываемыми сведениями об этой интересной земле.

   Географические сведения о целой огромной территории ограничивались знанием ее границ и приблизительного пространства, достигающего 1 500 000 квадратных верст. Эти границы суть: на севере - Ледовитый океан, на западе - Берингово море с одноименным проливом, на юге - Великий, или Тихий океан, на востоке - Английская Америка.

   Кроме того, из текста документов о продаже Россией своих владений Соединенным Штатам следует, что к ним причисляются: Диомедовы острова, остров Св. Лаврентия, острова Прибылова, Алеутские, идущие полукруглой цепью от полуострова Аляски до Камчатки, остров Кадиак, Ситха, остров Адмиралтейства, архипелаг Короля Георга, архипелаг Принца Валлийского.

   Сведения об Аляске пополнились совершенно случайно благодаря двукратной неудаче, постигшей попытку соединить Америку с Европой подводным телеграфным кабелем. Когда он порвался во второй раз, американская компания придумала соединить Старый свет с Новым обыкновенной надземной телеграфной сетью, и с этой целью были предприняты изыскания, обогатившие географию новыми данными об Аляске.

   Хотя практического результата эти изыскания не имели, потому что в 1866 году подводный кабель удалось наконец уложить и надземный телеграф не понадобился, но тем не менее данные, добытые Фредериком Винтером, которому были поручены эти изыскания, открыли возможность считать Аляску в числе исследованных стран.

   Явилась возможность уточнить направление течения реки Юкон, до того времени изображавшееся на чертежах совершенно ошибочно. Даже устье этой великой реки, которая превосходит Ориноко и почти равна Миссисипи, обозначалось неточно: его помещали на семь градусов севернее и на три градуса западнее, чем нужно. Ошибка, как видит читатель, весьма значительная.

   А между тем эта река справедливо может считаться одной из величайших рек мира. В двухстах верстах от устья она имеет три версты в ширину, а в самом устье еще шире и образует громадные лагуны, усеянные бесчисленным множеством островов.

   Длина Юкона не менее поразительна. Члены телеграфной комиссии, исследовавшей Аляску, поднимались вверх по реке на шестьсот пятьдесят французских миль, то есть на всю длину такой реки, как Ориноко, и все-таки не дошли шестисот верст до истоков. Что касается притоков Юкона, то каждый из них считался бы в Европе большой рекой.

   При взгляде на этого великана, омывающего громадную территорию, в которой могли бы поместиться целые царства, вполне понятной делается наивная гордость прибрежных туземцев. Индейцы, населяющие бассейн Юкона, всегда говорят о себе с большим чувством собственного достоинства: "Мы не дикари, мы индейцы с берегов Юкона".

   Население Аляски насчитывает 75 тысяч туземцев и 3 тысячи белых. Туземцы принадлежат к краснокожему, эскимосскому и чукчинскому типам {То есть коренному американскому типу и особой арктической разновидности монголоидной расы.}. Из них самые способные и развитые, но зато и самые беспокойные - бесспорно, индейцы.

   Но вернемся к нашему наследнику бразильской гасиенды Жаккари-Мирим, плывущему на монгольфьере получать свое богатое наследство.

   Всякий знает, что нет ничего проще, чем вывести из равновесия надутый воздушный шар: стоит только хоть на малую толику облегчить его. Случается, что шар, прочно удерживаемый на земле малейшим избытком веса, вдруг поднимается в воздух при уменьшении балласта на каких-нибудь два-три фунта.

   Понятно, с какой быстротой взлетел на воздух Жак Арно, когда его монгольфьер освободился от груза семипу-дового капитана Андерсона.

   Скорость подъема увеличилась еще вследствие большой разницы между плотностью теплого воздуха в монгольфьере и окружающей среды, температура которой не превышала трех градусов тепла. Соединение этих двух причин привело к тому, что наш путешественник почти в одно мгновение поднялся на полторы тысячи метров над уровнем моря.

   Озадаченный неожиданным полетом, слыша еще в ушах крики ужаса, доносившиеся снизу, несясь над землей на головокружительной высоте, бедный Жак Арно растерянно присел в своей корзине и долго не мог опомниться и прийти в себя.

   Положение было для него совершенно непривычное. До этого времени он ни разу не летал на воздушном шаре, и вдруг такой неожиданный сюрприз.

   Он не знал, что ему делать, что предпринять. Более того, он не знал, что и думать.

   Подъем произошел настолько внезапно, что произвел эффект падения вниз, вызвав страшное сотрясение, так что Жак инстинктивно ухватился за корзинку.

   Между тем шар стал подниматься все медленнее и медленнее и наконец пришел в равновесие.

   Но Жак не мог определить, закончен ли подъем. Для этого нужно было иметь под руками барометр, а он отсутствовал. Да и вообще его гондола ничем не была снабжена для воздушного путешествия: не было ни балласта, ни провизии. Жак даже не знал, правильно ли действует клапан, устроенный в верхней части монгольфьера. Из необходимых инструментов оказался налицо только маленький стальной четырехлопастный якорь, по счастью, привешенный снаружи гондолы вместе с канатом.

   Даже для опытного воздухоплавателя подобное положение было бы весьма затруднительным, а для такого новичка в этом деле, как Жак, и вовсе опасным.

   Понемногу, однако, он пришел в себя, и к нему вернулась способность соображать.

   Он просунул голову через шелковые веревочки, соединявшие гондолу с сеткой, и с удивлением, но довольно спокойно осмотрелся кругом.

   - Э! - произнес он.- Да я все еще лечу! Шар перемещается боком и довольно быстро. Почти как поезд на железной дороге. А между тем странно: я не чувствую ветра. Отчего это?.. Предметы на земле быстро бегут подо мною. Вот эта крошечная хижинка, затерявшаяся в лесу,- этот форт Нулато. Каким он кажется маленьким!.. А эта серебряная лента, причудливо извивающаяся,- это Юкон, величайшая река Аляски... Для меня это не Юкон, а Рубикон... только как странно я перехожу через него. Цезарю такой способ был неизвестен... Однако, черт возьми, шар несется все быстрее и быстрее. Этак я, пожалуй, и невесть куда улечу. Оно бы недурно, если бы со мной были Жюльен и Лопатин. Как жаль, право, что их нет... Вот, я думаю, индейцы-то здешние дивятся, видя мой шар. Что они думают обо мне?.. Впрочем, пора подумать и об остановке. Не довольно ли лететь? Я думаю, что довольно. Высмотрю местечко, где удобнее спуститься на землю, открою клапан и выпущу теплый воздух.

   С этими словами Жак развернул канат якоря и спустил его вниз, затем потянул бечевку от клапана.

   Монгольфьер начал медленно опускаться, и Жак с удовлетворением наблюдал, как на земле постепенно увеличивались предметы, видимые им сверху.

   Но вскоре его радость сменилась крайним изумлением. Жак заметил, что по мере снижения шар несся все быстрее в боковом направлении.

   Деревья, холмы, ручьи, долины мелькали словно за окном вагона курьерского поезда.

   Жак долго всматривался в картинки земли, как вдруг почувствовал некоторый дискомфорт. Сначала появилось легкое головокружение, затем оно усилилось, и, наконец, бедный воздухоплаватель с ужасом убедился, что его начинает тошнить.

   Голову как будто сжимали тиски, в висках стучало, на лбу выступил холодный пот.

   Он сейчас же вспомнил симптомы перенесенной им дважды морской болезни.

   - Черт побери! - вскричал он.- Нашла-таки она меня, проклятая, и где же? В воздухе!.. Стоило после этого лететь!.. Лучше бы уж дождаться окончательной оттепели и переплыть через Юкон в лодке. Это было бы и быстрее, и безопаснее. Проклятый шар! Как он быстро летит. Это значит, что на земле сильный ветер: надо подняться кверху и подождать, когда он уймется. Только бы у меня достало масла на это время...

   Жак опять закрыл клапан, и монгольфьер поднялся на прежнюю высоту, но продолжал лететь боком еще быстрее, потому что попал в воздушное течение.

   Впрочем, у Жака было теперь то преимущество, что, не видя перед глазами мелькающих предметов, он перестал ощущать тошноту.

   Зато на него напало какое-то тяжелое оцепенение. Во всем теле он чувствовал свинцовую тяжесть.

   Желудок его уже давно просил пищи. Но где же было ее взять? Утешая себя пословицей: "Сон заменяет обед", Жак плотнее укутался в шубу и, весь съежившись в своей корзинке, уткнулся носом в колени и заснул.

   От сна, который, по всей вероятности, продолжался довольно долго, его пробудил внезапный, сильный толчок и яростные, дикие крики, раздавшиеся внизу под гондолой.

   Жак в испуге открыл глаза и увидал, что его монгольфьер наполовину съежился. Лампа потухла и перестала нагревать воздух.

   Затем, бегло осмотревшись вокруг, Жак заметил цепь высоких гор, снежные вершины которых отливали пурпуром в лучах заходящего солнца.

   Шар быстро спускался на землю. Внизу виднелись темно-зеленые верхушки сосен, над которыми во многих местах медленно взвивались черные дымы костров.

   По мере приземления крики становились все слышнее.

   Жак высунулся из гондолы и невольно отпрянул в ужасе.

   Несколько краснокожих индейцев ухватились за якорный канат и, повиснув на нем, изо всех сил тянули шар вниз, между тем как кругом бесновалась, орала и плясала целая орда дикарей, потрясая луками, томагавками и даже ружьями.

   - Индейцы! - прошептал несчастный воздухоплаватель.- Индейцы! Но где же это я в самом деле? Куда залетел? Неужели эта громадная цепь - Аляскинские горы? Но ведь это значит, что я удалился на двести верст от форта Нулато... О, мои друзья!.. Увижусь ли я когда-нибудь с вами?

  

  

   Возвратимся тем временем в форт Нулато и посмотрим, что делалось там после неожиданного исчезновения Жака.

   Друзьям воздухоплавателя, разумеется, страстно хотелось броситься вслед на его поиски, но, несмотря на всю их тревогу и беспокойство, они ничего не могли предпринять: ледоход на Юконе являлся неустранимой преградой.

   Жюльен и Лопатин все-таки сделали было безумную попытку преодолеть реку, покрытую плывущиии льдинами, и окончательно убедились в том, что плыть по реке не было ни малейшей возможности.

   Возобновлять подобную попытку ранее окончания ледохода было бы безумием, равнозначным самоубийству.

   Пребывая все время в смертельной тревоге за Жака, друзья хранили сумрачное молчание, тая в себе свои опасения; только один капитан Андерсон не умолкал и то и дело бранил себя за "глупую", как он говорил, неосторожность.

   Он ругал себя и за то, что влез в эту воздушную гондолу, и за то, что вовремя не вылез из нее; упрекал себя за то, что надоумил Жака воспользоваться шаром, и за то, что помог превратить его в монгольфьер; вместе с собой он посылал к черту и все вместе взятые воздушные шары, и всех тех, кто их выдумал.

   Под конец он даже поставил себе в вину свою тучность и грузность.

   В другое время Жюльен и Лопатин рассмеялись бы, но теперь им было не до смеха. Что-то теперь делает их Жак, летящий на столь ненадежном монгольфьере?

   В течение дня они несколько раз выходили в сопровождении капитана к воротам форта и смотрели на бушующую реку. Но дело укрощения ее нисколько не подвигалось от этого вперед.

   Однажды, когда они стояли так втроем в мрачном молчании, к ним подошел старший из братьев Перро, тех самых братьев-охотников, которые помогли нашим путешественникам избежать нападения разбойников и проводили их в Нулато. Перро служили в фактории под началом капитана Андерсона.

   - Капитан,- сказал великан траппер,- не унывайте. И вы также, господа.

   - А что, разве вы что-нибудь придумали, Перро? - спросил Жюльен, в душе которого мелькнул луч надежды.

   - Ничего не придумал, земляк, я хочу только заметить, что это еще не настоящая оттепель.

   - Как не настоящая?

   - Прошу вас, не мешайте, дайте мне досказать. Дело в том, что ветер, дувший все это время с запада, теперь переменился и стал северным. Этим ветром вашего бедного друга, вероятно, унесло в Английскую Америку. И, кроме того, заметно похолодало. Я уверен, что к ночи будет мороз, а следовательно к завтрашнему утру Юкон опять покроется крепким льдом.

   - Неужели? Вы в самом деле так думаете?

   - Совершенно уверен в этом, чтоб мне помереть. Только уж вы не мешкайте. Готовьтесь скорее в путь. Да вот еще что: попросите капитана, чтобы он позволил мне и моим братьям, Жофруа и Андрэ, сопровождать вас. Мы люди сильные и не трусы, будем вам полезны.

   - Перро,- сказал капитан, тронутый этой бесхитростной готовностью охотника помочь ближнему,- вы молодец, и ваши братья также; вы все трое славные люди. Поступайте как хотите. Я предоставляю вам полную свободу действий.

   - Спасибо, капитан...

   - А от нас примите сердечное спасибо,- проговорил Жюльен, пожимая руку охотника.- Я с удовольствием принимаю от вас услугу как от честного, хорошего человека и как от земляка, француза.

   Предсказание траппера сбылось в точности. За ночь температура вдруг упала до 15° ниже нуля; ледоход разом прекратился; треск льда смолк; когда взошло солнце, жители снова увидали Юкон под крепкою ледяною корою. При таких условиях переезд через реку не представлял уже ни малейшего затруднения.

   Достали трое саней, в каждые запрягли по дюжине собак, взяли достаточный запас провизии, оружия и зарядов и впятером тронулись в путь, дружески простившись с капитаном Андерсоном.

   В передних санях ехал один Жозеф Перро в качестве проводника. В следующих сидел Жюльен с Жофруа Перро, а в последних Лопатин с Андрэ.

   Канадцы гикнули на собак, и нарты быстро помчались по льду Юкона.

   - Что бы Жаку подождать четыре часа! - с огорчением думал Жюльен, вспоминая бесполезный полет друга на шаре.

   Это происходило 30 апреля. Вследствие ранней оттепели верхний слой снега растаял, а когда вслед за тем подморозило, то сделалась гололедица, и потому дорога для саней стала гладкой и легкой. Собаки весело и быстро бежали вперед, подгоняемые трапперами.

   Канадец держался направления, принятого аэростатом Жака, и дорогой беспрестанно расспрашивал встречных индейцев, не попадался ли им летящий шар.

   Индейцы народ зоркий. Они, действительно, видели большой желтоватый шар, носившийся по воздуху. По их мнению, это была луна, бежавшая по небу среди белого дня. Только она, бедняжка, должно быть, была больна: цвет ее был землистый, без блеска. Кроме того, она была несколько больше своего обыкновенного размера, распухла как будто.

   Так говорили Жозефу индейцы, объясняясь с ним на каком-то фантастическом языке, представлявшим собой смесь французского, английского и местных наречий.

   Со своей стороны, со слов траппера индейцы пришли к заключению, что луна действительно сбежала и что белый охотник гонится за ней, чтобы ее поймать и возвратить на место.

   Хитрый траппер не стал их разуверять. Он полагал, что если этот слух распространится среди индейцев, то в крайнем случае Жаку Арно можно будет воспользоваться привилегированным положением рыцаря сбежавшей планеты.

   Между местным населением всякий слух распространяется необыкновенно быстро. Не успеет, например, в Нортонскую бухту прибыть корабль, как об этом уже известно всем индейцам на огромном расстоянии от бухты. Или выбросит буря кита на берег - сейчас же эта новость облетает весь край с быстротой молнии, и целые толпы сбегаются к чудовищу урвать хоть кусочек от его громадной туши.

   То же было и в данном случае. Всюду, куда ни приезжала наша экспедиция, о цели ее прибытия, оказывалось, знали уже заранее.

   Расспрашивать о луне не приходилось. Всякий сам, перебивая, спешил сообщить все, что знал или что слышал о беглянке.

   Благодаря всему этому наши путешественники не сбивались с правильного направления и ехали тем путем, по которому до них пронеслась сбежавшая луна.

   Они надеялись скоро догнать