Буссенар Луи Анри - Из Парижа в Бразилию, Страница 13 - Книги

sp; Подгоняемые голодом, друзья вмиг добежали до разбитого корабля, перескакивая с утеса на утес.

Бедная шхуна была изуродована страшно. Удивительно еще, как ядра не попали в крюйт-камеру, где был порох, и не привели к взрыву всей шхуны.

Все же остальное носило следы полнейшего непоправимого разгрома.

Первым ядром разнесло палубу. Внутри корабля, где разорвалось второе ядро, тоже было все разрушено.

Только заряды, сложенные в ящиках в трюме, каким-то чудом уцелели.

Предположение Жака оправдалось.

Среди хаоса и разгрома он отыскал своими зоркими, голодными глазами превосходный окорок в маленьком чуланчике при камбузе.

- Окорок! - вскричал он, хватая гушу за конец и потрясая ею, как молотом.

- Сухари! - в тон ему воскликнул Жюльен, снимая крышку, с одного из ящиков.

- И вино! Настоящее вино! - повторил Жак, из-под груды разного хлама откопавший уцелевшую бутылку.

- Браво! Теперь мы позавтракаем отлично,- сказал Жюльен.

Они принялись с аппетитом уписывать отысканную пищу.

- Ай! - вскричал вдруг опять, вскакивая, Жак.

- Что с тобой?

- Ах, мы обжоры!.. За едой-то совсем забыли об очень важной вещи.

- О какой?

- О какой? О такой, что ведь у нас нет оружия, а мало ли что еще может произойти.

- Это верно.

- Настолько верно, что я бросаю свой завтрак и иду в подвал, который моряки, кажется, называют трюмом. Там пропасть ружей и все ремингтоновские винтовки... и патроны к ним. Сейчас пойду, выберу два ружья и принесу их вместе с достаточным количеством патронов.

Отсутствие Жака длилось минут пять, не больше. Он вернулся, отыскав два совершенно неповрежденных ружья с зарядами к ним и штыками.

- Теперь мы вооружены,- сказал он важно,- и можем спокойно продолжать завтрак.

- Позавтракаем скорее и станем в засаду.

- В засаду?

- Да, около дома прокаженных.

- Ты прав.

- Бутлер и его сообщник, разумеется, явятся туда требовать от нас капитуляции. Вот мы им и покажем капитуляцию.

Боясь пропустить случай, друзья наскоро завершили трапезу и спустились со шхуны, прихватив с собой остатки ветчины и сухарей.

Они добежали до дома прокаженных и не без содрогания взглянули на отвратительную тюрьму, которая едва не сделалась их могилой.

Друзья взяли немного вправо и наметили себе группу гигантских тропических растений, окаймлявших дорогу в Бурро.

Там было превосходное место для засады.

Кто бы и откуда ни прошел по дороге к воротам больницы, он неминуемо попадал в поле действия винтовок, которые держали наготове жаждущие мщения путешественники.

Жак и Жюльен простояли в засаде до вечера, ужасно устали и никого не дождались. К удивлению их, ни Бутлер, ни Боб не показывались.

Это было в высшей степени странно. Уже одна алчность контрабандистов должна бы была привести их к стенам лепрозория.

Теряясь в догадках, французы поужинали сухарями и остатками ветчины, запили этот скромный ужин вином и легли спать.

Они проспали до утра и первою мыслью их при пробуждении было: "Что же это не приходят бандиты?"

Предполагая, что новый день в засаде окажется таким же неудачным, как и предыдущий, Жюльен предложил отправиться в селение Бурро.

- Идем,- согласился Жак.- Жители Бурро наверное помогут снабдить нас всем необходимым.

Через полчаса ходьбы они пришли в селение.

Местные рыбаки рассказали им, что накануне утром они продали много рыбы десяти вооруженным белым людям, которые сверх того чуть не насильно забрали в деревне всех свободных мулов и проводников.

Нельзя было сомневаться, что эти бесцеремонные господа были те самые бандиты, с которыми имели дело наши путешественники.

Французы все-таки решились преследовать всадников, несмотря на то, что сами были пеши.

Закупив по баснословной цене немного маисовой муки и сахару и приобретя также две сабли, они углубились в девственный лес и направились в Барбакоас. Дорога привела их в ту самую страну дождей, о которой ранее им приходилось читать, что дождь здесь не перестает никогда.

Под страшным ливнем путешественники пришли в деревню весьма непривычного вида.

То было настоящее болотное селение, в котором дома были построены на высоких сваях для защиты от наводнений. Казалось, будто они стоят не на земле, а парят в воздухе.

Население оказалось веселым, добродушным и гостеприимным. Путешественников пригласили в дом, накормили и напоили. Жюльен и Жак с удовольствием чувствовали себя защищенными от дождя, сырости и грязи.

Устроившись под гостеприимной кровлей, Жюльен первым делом пересмотрел у себя в сумке документы, рекомендательные письма и чистые листы бумаги.

Все оказалось в целости. Сумка была непромокаемая.

Жак сделал то же самое и перелистывал свой дневник. Ни одного листа в книжке не оказалось испорченным.

Вдруг он беспокойно ощупал себя и растерянно посмотрел на друга.

- Что с тобою? - спросил Жюльен.

- Я давно не смотрел, цел ли у меня в кармане мой бумажник, и вдруг теперь вижу, что карман разорван.

- И бумажник?

- Потерян.

- Очень жаль.

- Как ты равнодушно отзываешься о моей потере!

- А что же было в бумажнике?

- Письмо, в котором дядя назначает меня наследником своей гасиенды и своих миллионов.

Впрочем, потеря бумажника не имела для Жака особой важности.

В самом деле, если хорошенько рассудить, что такое особенно неприятное могло произойти от этой потери?

Самое большее - возникнут кое-какие затруднения при вступлении его во владение наследством. Но ввиду близости гасиенды Жаккари-Мирим от Рио-де-Жанейро эти формальности легко можно было уладить.

Наконец, управляющий покойного землевладельца имел, вероятно, самые подробные инструкции относительно будущего наследника.

Подобные соображения изложил Жюльен в ответ на известие о потере Жаком бумажника со знаменитым письмом.

Затем, поблагодарив гостеприимных жителей болотной деревушки, путешественники отправились дальше и достигли селения Барбакоас.

Дождь по-прежнему лил как из ведра.

Местность становилась все более пересеченной. Идти по ней было трудно, особенно потому, что ноги вязли и скользили по намокшей земле. И французы наняли в Барбакоасе носильщиков, или, по местному названию, каргуэро. Специальность этих каргуэро - проносить на себе путешественников через горы. Народ они, как правило, здоровый и сильный.

Каргуэро носят путешественников обыкновенно на стуле, который взваливают себе на спину. Не было еще случая, чтобы кто-то из них подскользнулся или уронил свою ношу.

Усевшись на стул, Жак завернулся в плащ и притих под страшным дождем.

На четвертый или пятый день при тех же погодных условиях путешественники прибыли в селение Сан-Пабло.

Сан-Пабло находится на высоте тринадцати тысяч метров. Дальнейшее путешествие обычно совершается на мулах.

Каргуэро получили щедрую плату и удалились, от души поблагодарив путешественников, которые пересели на мулов, с виду очень тощих, но оказавшихся на самом деле сильными и выносливыми.

Вместо носильщиков наняты были два проводника, простодушных метиса. Дорога была скверная, почти непроезжая, но, к счастью, совершенно безопасная, как и любая дорога в Западной Европе. Дурные встречи здесь были крайне редки.

Таким образом, друзья достигли долины реки Чоты, расположенной в солнечной стране.

Они находились на обширном плато, прилепившемся сбоку к откосу, на котором пышно цвело поле сахарного тростника, окруженное изгородью из алоэ.

Мехи с водою были давно уже пусты, и у путешественников не было в запасе ни одной капельки влаги.

А между тем до реки оставалось еще никак не менее трех четвертей часа пути.

Жюльену совершенно естественно пришла в голову мысль утолить жажду, пососав несколько стеблей сахарного тростника.

Он достал из ножен свой мачете, ловко сбил им несколько огромных листьев алоэ, проделав таким образом проход в гигантской изгороди, и углубился в него.

Зная по опыту, что в этих гигантских зарослях водятся змеи и всякие ядовитые гады, Жюльен постукивал по обе стороны палкой, чтобы удалить всевозможных ядовитых пауков, сколопендр и прочих хищников.

Он беспрепятственно прошел растительную стену, вышел на сахарное поле, проворно срезал несколько тростинок и наклонился, чтобы поднять их с земли.

Протянув руку к траве, он вдруг почувствовал у себя в указательном пальце такую сильную боль, что невольно вскрикнул и поспешно выбросил поднятые было тростинки, думая, что он укололся шипом алоэ.

Взглянув себе на руку, он побледнел, несмотря на все свое самообладание.

Ужас леденил в нем кровь. Волосы на голове встали дыбом.

Вокруг его пальца, вцепившись в него сжатыми челюстями, обвилась маленькая змейка размером с ручку пера. Она была странного пурпурного цвета.

Глава III

Несчастье с Жюльеном.- Неожиданная помощь.- Средство от укуса змей.- Город Ибарра.- Катастрофа 1868 года.- На экваторе.- Вулкан, извергающий миллионы рыб.- Вулкан Кайамба, соперник Чимборазо.- Несколько слов о столице Экуадора.- Единственный вид в мире.- Серьезное положение.- Чилийско-перуанская война.- Братья враги.- Воюющие флоты.- Блокада Иквикве.- Первое морское сражение.

Жак и проводник, услыхав крик Жюльена, бросились по только что проделанному проходу к изгороди.

- Коралловая змея!..- вскричал проводник тоном, крайнего ужаса.- Это коралловая змея!.. Ах, синьор, синьор!..

- Как! - пролепетал Жак в невыразимой тревоге.- Неужели это коралловая змея?

Он насилу мог говорить. Язык не слушался его.

- Да это одна из самых ядовитых, каких я только знаю,- отвечал Жюльен, к которому тем временем уже вернулась вся его твердость.- Для укушенных ею мало надежды на спасение...

- Но ведь если так...- задыхающимся голосом произнес Жак.- Но нет, нет... Я этого не хочу...

Он не мог продолжать. Его душили рыдания.

- Да, друг,- спокойно продолжал Жюльен,- мне осталось жить не более часов четырех... Если только...

- Если только я не отсеку сейчас же палец, зараженный ядом гадины.

С этими словами он первым делом рубанул саблею змею, которая все еще висела на пальце.

Затем он бросил на землю свою ремингтоновскую винтовку, положил на приклад свой раненый палец и, замахнувшись саблей, приготовился нанести самому себе удар.

Жак закрыл глаза, с ужасом ожидая удара, который должен был искалечить его друга, и, быть может, безо всякой для него пользы...

Действительно, средство, выбранное Жюльеном для своего спасения, было поистине героическим.

Требовалась, во-первых, необыкновенная твердость, чтобы нанести самому себе удар, самого себя искалечить. Во-вторых, это средство было само по себе опасно, так как ампутация могла иметь очень дурные хирургические последствия.

Еще секунда - и удар был бы нанесен. Но случилось нечто такое, что совершенно неожиданно остановило его. Увидав, что собирается делать Жюльен, проводник вышел из оцепенения, в которое впал перед тем, и схватил Жюльена за руку в самый последний момент.

- Ты что, любезный? - спросил его Жюльен с некоторой досадой.

Ему неприятно было, что проводник задерживает его, тогда как результат операции зависел всецело от быстроты, с которою будет отсечен источник заражения.

- Не теряйте надежды, синьор, не отчаивайтесь,- отвечал метис.- Не режьте пальца. Ведь у вас другой не вырастет,- прибавил он наивно.

- На что же мне надеяться? - с горечью отозвался Жюльен.

- На излечение.

- Кто же меня вылечит и чем?

- Я вылечу.

Раненый с сомнением пожал плечами. Метис продолжал с горячностью:

- Взгляните, синьор: в пятидесяти шагах растет дерево, которое содержит отличное противоядие.

- А вдруг ты ошибаешься?

- Нет, синьор, ручаюсь головой. Да вот что: я пойду к дереву, ваш друг пусть идет следом, держа меня под прицелом своего ружья, если он сомневается во мне и боится, что я убегу. Если затем вы, приняв лекарство, все же не выздоровеете к нынешнему же вечеру и не будете в состоянии ехать дальше, то пусть ваш друг меня убьет.

- Хорошо, я тебе верю,- сказал Жюльен отрывисто.- Только поскорее, пожалуйста, а то я уже начинаю чувствовать дурноту.

Метис бросился к дереву и в одну минуту влез на него с проворством обезьяны.

Во время этого короткого разговора, оглушенный несчастьем Жак, не слыша сабельного удара, открыл глаза, но по-прежнему пребывал в каком-то оцепенении.

Затем он начал постепенно вникать в смысл слов метиса и наконец все понял.

Возродившаяся надежда вернула его к жизни. Жак приободрился и даже сам стал поддерживать друга, бормоча какие-то бессвязные утешительные слова.

Жюльен, хранящий по-прежнему хладнокровное спокойствие, как ни в чем не бывало следил за симптомами заражения, которые проявлялись все явственнее и явственнее.

Его распухший палец сделался сине-багровым.

- Теперь уж и поздно отрезать его,- сказал он.- Онемение распространяется на сустав, и вся рука уже начинает менять цвет.

- Что, тебе очень больно? - с тревогою спросил Жак.

- Нет, не очень. Только я чувствую головокружение и тошноту, но это пустяки.

- А проводник наш все не возвращается!

- Возвращается, синьоры, возвращается! - раздался вдруг радостный голос запыхавшегося проводника.

Метис примчался во всю прыть, неся два каких-то плода величиною с гусиное яйцо, фляжку с водой, вынутую из мешка за седлом, и небольшую жестяную кружку вроде солдатской.

- Вот и лекарство, синьор,- проговорил он, между тем как взгляд Жюльена был прикован к плодам, от которых зависела его жизнь.

Плоды были мясистые, с косточкой в середине. Метис извлек косточки, очистил их от пленки, вскрыл и вынутые ядра положил в кружку.

Не теряя ни минуты, он налил туда воды и дал отпить половину Жюльену.

Затем, увидав кончик носового платка, торчавший у Жака из кармана, метис вытащил его, обвязал им вздувшийся палец и вылил на него остаток жидкости.

Прошло не более четверти часа с тех пор, как Жюльена укусила коралловая змея, хотя и маленькая, но не менее опасная, нежели гремучая.

Покуда метис чистил плоды, у Жюльена началась рвота, окончившаяся обмороком. Это было несомненным признаком отравления уже всего организма.

Проглотив поднесенную ему жгуче-горькую жидкость, Жюльен почувствовал общую слабость и хотел было лечь на землю, чтобы ускорить действие лекарства. Однако проводник стал отговаривать его.

- Лучше находиться в движении, синьор,- возразил метис.- На ходу лекарство подействует скорее и вернее.

- Хорошо. В таком случае, я пойду взглянуть на чудесное дерево, которое, может, спасет мне жизнь. Это будет, так сказать, мой благодарственный визит.

Все четверо медленно приблизились к дереву, щадя больного, который слабел на глазах, несмотря на его физически крепкое сложение. Дерево оказалось из породы пальм, с очень прямым стволом и вершиною из больших перистых листьев.

- Как оно называется? - спросил Жак.

- У нас оно зовется цедрон и считается священным,- отвечал проводник.

То был действительно знаменитый цедрон, целебные свойства которого стали известны белым недавно, примерно с 1828 года.

В настоящее время признан факт, что ядра плодов этого дерева нейтрализуют самый смертоносный змеиный яд, лечат лихорадку, горячку, эпидемическую дизентерию и другие желудочные болезни, а также и болезни, происходящие от малокровия.

Визит к цедрону пошел Жюльену на пользу.

Совет проводника - ходить, чтобы лучше усвоить противоядие, оказался весьма полезным. Лекарство начало действовать необыкновенно быстро, и вскоре зловещие признаки заражения крови стали исчезать, как по мановению волшебной палочки.

Это выздоровление было равнозначно воскресению из мертвых.

Сделали привал неподалеку от целебного дерева и на другой день с зарею двинулись дальше, прихватив с собою большой запас косточек из плодов цедрона.

В полдень друзья прибыли в Ибарру, главный город провинции Имбабуры.

Это был симпатичный городок с населением в 25 тысяч жителей. Выстроенный со вкусом в благословенных краях, с прекрасным климатом, он, увы, рискует в любую минуту превратиться из миленького городка в груду развалин.

Так, в 1868 году ужасное землетрясение разрушило в городе почти все дома, уничтожило много замечательных памятников седой старины и погребло десять тысяч человек в черте Ибарры и втрое больше в провинции.

Жюльен и Жак пробыли в Ибарре полсуток и направились дальше на юг, минуя вулкан Имбабуру, который отстоит от города всего в пятнадцати километрах.

Этот вулкан, потухший уже около ста лет тому назад, время от времени выбрасывает из своих недр огромное количество грязи и органических веществ. Некоторые полагают даже, что самое название вулкана произошло от слияния двух слов: имба - небольшая рыба черного цвета, и бура - производить. Действительно, в 1691 году вулкан Имбабура выбросил громадное количество мелкой рыбы, очевидно, жившей в каком-нибудь подземном озере.

По невозможнейшим дорогам путешественники проехали селения и местечки Тупигаче, Тобокундо и Качикуанто.

Слева от них, в шести тысячах метрах, величественно возвышался вулкан Кайамбе, превосходящий по высоте даже знаменитый Чимборазо.

Вдруг Жюльен остановился и указал на огромный конус, покрытый вечными снегами, в которых отражался ослепительный свет палящих солнечных лучей.

- Зааешь ли, в какой точке земного шара мы находимся? - спросил он друга.

- Да,- отвечал Жак,- мы достигли экватора.

---

На другой день утром путешественники прибыли в город Квито, расположенный на 0° 13' ниже экватора.

Несмотря на желание как можно скорее ехать дальше, им все-таки пришлось сделать остановку в столице Экуадора.

Возможности человеческого организма не беспредельны. Путешественники проделали большое расстояние, так что отдых им был просто необходим.

Да, наконец, и Жюльен не совсем еще оправился после укуса змеи.

Но и помимо всего этого возникла необходимость пробыть хоть несколько дней в Квито. Полученные друзьями по приезде в город известия были настолько важны, что приходилось подумать о более глубоком изучении страны, которую им предстояло проехать.

Поэтому старинный город Квито, несмотря на все его своеобразие и экзотику, друзья осмотрели лишь поверхностно, мельком.

Правда, им довелось пережить несколько минут эстетического наслаждения, когда с холма перед ними развернулась чудеснейшая в мире панорама из семи вулканов: Кайамбе, Антизаны, Коразона, Хинизы, Котопахи и Пичинчи, из которых два последних до сих пор действующие.

Возвратившись затем на крутые улочки города, они нанесли визит французскому консулу, который принял их очень радушно и предоставил им целую коллекцию газет, вышедших за последние месяцы.

Узнав о намерении французов во что бы то ни стало добраться до Бразилии сухим путем, консул любезно сообщил им самые подробные сведения о странах, лежащих на пути их следования.

Эти сведения были весьма кстати, ибо теперь, пускаясь в рискованное предприятие, путешественники по крайней мере знали, чего им следует беречься, и заранее могли принять меры для избежания опасностей.

В Южной Америке в то время кипела война, которой не предвиделось конца.

Перу в союзе с Боливией вела войну с Чили, войну кровавую, истребительную, беспощадную, сродни кровной вражде внутри одного семейства или племени.

Не будем вдаваться в анализ всей совокупности причин и поводов к этой войне. Все они, надо сознаться, не делают чести Боливии и Перу, государственные мужи которых, запутавшись в экономических трудностях, грозивших им полным банкротством, во что бы то ни стало хотели войной прикрыть собственные недочеты и промахи {Авторская трактовка причин и событий Тихоокеанской войны 1879-1883 гг. не всегда совпадает с точкой зрения ученых.}. У многих охотников ловить рыбку в мутной воде были при этом и личные виды на обогащение.

Что касается Перу, то этой стране решительно нечего было терять, даже в случае поражения ее дела не стали бы хуже: они и так уже были катастрофически плохи. От былой славы и прежнего богатства давно уже остались одни лишь смутные воспоминания. Война же, напротив, могла многое поправить.

Точно в таком же гибельном положении находилась и Боливия, где какое-то жалкое подобие правительства вершило дела республики.

Зато положение Чили было совершенно иным.

Избавившись в 1810 году от неумелого и недееспособного правления испанцев, эта страна тружеников не стала на путь внешнеполитической интриги и военных переворотов, а в полном соответствии со своим девизом, заключающимся в двух словах: trabajo, cordura, то есть "Труд и здравый смысл", добилась необыкновенного процветания, возбудив тем самым зависть промотавшихся соседей, а зависть, в свою очередь, породила глухую ненависть, которая при первом же поводе переросла в явную вражду.

Нищета - плохая советчица. Она и помогла двум разорившимся республикам отыскать предлог, чтобы поссориться с третьей, преуспевающей. Спор возник первоначально между Боливией и Чили из-за неясных границ. Выведенное из терпения недостойными придирками и притеснениями жителей пограничных районов, правительство Чили объявило Боливии войну.

Между Боливией и Перу еще раньше было заключено двустороннее военное соглашение. Однако объявление Чили войны Боливии застигло Перу врасплох.

Но как бы там ни было, а перуанцам, в силу договора, пришлось тоже включиться в войну.

В первой же стычке с чилийским отрядом численностью в 500 человек, высадившимся в Антофагасте и в марте 1879 года взявшим город Коламу, боливийцы были разбиты наголову.

Но республика Перу нисколько не смутилась неудачей союзницы. Перуанцы объявили, что сотрут Чили в порошок, и приняли на себя всю тяжесть войны, надеясь на высокие боевые качества своей армии, а в особенности на свой броненосный флот.

Но их с первых же шагов ожидало горькое разочарование.

Покуда перуанское правительство с лихорадочной поспешностью проводило мобилизацию, чилийцы преспокойно взяли в блокаду важнейший стратегический объект перуанцев - гавань Иквикве.

И с какими кораблями!.. Господи Боже!..

Потребовалась большая смелость со стороны Чили, чтобы принять вызов в такой неравной борьбе,- неравной ввиду относительной слабости чилийского флота.

Республика Перу располагала восемнадцатью военными кораблями, из которых четыре были броненосцы: фрегат "Independencia" и три монитора: "Huascar", "Atahualpa" и "Manco-Capas", кроме того, два корвета и двенадцать более мелких судов, в том числе одна броненосная канонерка.

Чилийский флот состоял всего лишь из 9 кораблей, в числе которых было только два броненосца.

Командующий эскадрой, стоявшей в водах Иквикве, адмирал Реболледо, несмотря на скудость военных сил, решился идти к Кальяо и дать перуанцам сражение. Для поддержания блокады он оставил перед Иквикве всего два корабля, находившихся в таком плачевном состоянии, что считались совершенно не пригодными к бою.

То были корвет "Эсмеральда", с 25-летним стажем службы, и маленькая шхуна "Кавандонга", отнятая у испанцев в 1866 году,- оба судна, разумеется, деревянные.

И это было все.

Спустя два дня после отплытия главной эскадры в виду Иквикве появились два больших перуанских корабля: "Индепенденсия" и "Гуаскар". Гордые броненосцы полагали, что стоит им только показаться, как чилийцы тут же снимут осаду и сдадутся в плен на своих ветхих кораблях.

Однако это не входило в намерение командиров "Эсмеральды" и "Кавандонги", дона Артуро Прата и дона Карлоса Канделя. Оба молодые, бесстрашные, до конца верные присяге и долгу, они решились сражаться до последней капли крови и дорого продать свою жизнь.

"Гуаскар" наметил "Эсмеральду", у которой машина едва действовала, а "Индепенденсия" понеслась на "Кавадонгу".

"Эсмеральде" предстояло стать первой жертвой.

Командир "Гуаскара", разгневанный дерзким сопротивлением старой скорлупы, изрешеченной ядрами и все-таки усердно отвечавшей на артиллерийский огонь, приготовился потопить ее стальным тараном.

Два раза удалось "Эсмеральде" увернуться от столкновения с монитором {Бронированным военным кораблем с сильной артиллерией.}.

Чилийский капитан поднял на грот-мачте национальный флаг.

Моряки знают, что это значит.

Это значит, что корабль пойдет ко дну, но не сдастся.

Снова монитор несется на корвет, и снова корвет ускользает от удара. Оба корабля почти соприкасаются бортами.

Тогда капитан Прат, в сопровождении офицера и солдата, с саблей наголо бросился на палубу "Гуаскара", воодушевив своих матросов личным примером и громкой командой:

- На абордаж!

К несчастью, монитор как раз в этот момент отошел от корвета, и экипаж последнего не имел возможности последовать за своим героем-капитаном. Дон Артуро Прат сдержал слово и погиб со своими товарищами на палубе неприятельского корабля, который тем временем снова бросился на "Эсмеральду" и врезался в ее борт.

Машина остановилась. Корвет, продержавшись с минуту, пошел ко дну.

Но гибель корвета не осталась без отмщения.

Как ни странно, но жалкая паровая шхуна "Кавадонга" все время стойко держалась в бою с громадной "Индепенденсией" и, хотя вся была изранена ядрами, энергично отвечала из своих двух пушек тем страшным 18 орудиям, которые осыпали ее целым градом снарядов.

Машина шхуны оставалась невредимой.

Взбешенный командир "Индепенденсии" решил немедленно потопить дерзкую посудину. Фрегат устремился на "Кавадонгу", но капитан Кандель, великолепно знавший конфигурацию дна у берегов, обратился в притворное бегство и, пользуясь малым водоизмещением шхуны, смело понесся над подводным скалами.

Перуанский фрегат, преследуя его на всех парах, с разбега налетел на скалы.

"Гуаскар" выслал шлюпки спасать погибающих матросов "Индепенденсии", а "Кавадонга", едва держась на воде, гордо вошла в гавань Антофогасту латать свои пробоины...

---

Теперь можно вернуться к продолжению нашего политического экскурса.

Республика Перу, нуждаясь в оружии для своих рекрутов, с самого начала войны заключила контракты с разными оружейными заводами в Европе и Америке.

Беспрерывным потоком шли в Перу обозы оружия и военных припасов через Панамский перешеек, представлявший кратчайший и удобнейший путь. Тщетно чилийские консулы протестовали против такого вопиющего нарушения нейтралитета. Протестов этих никто не принимал до тех пор, покуда наконец успехи чилийцев не поубавили спеси у перуанцев. Только тогда республики, державшие пристрастный "нейтралитет", спохватились и поняли, что с маленькою юго-западною республикою приходится считаться.

Все вышеизложенное в достаточной мере проливает свет и на деятельность капитана Боба и полковника Бутлера, как раз и занимавшихся доставкою оружия перуанцам.

Глава IV

Новый маршрут.- Mayordomo и appiepo.- В виду Чимборазо.- Перед Аренальским ущельем.- Буйство стихий.- На краю бездны.- Помогите!..- Надо спасти майордомо.- Смелый план.- Воздушный разбойник.- Нападение кондора.- Борьба на краю бездны.- Спасены! - Возвращение в теплые страны.- Гуаякиль.- Несколько часов в Гуаякиле.- Ворох газет, журналов, брошюр и тому подобное. - Два письма из Ричфильда. - Жак соглашается сесть на корабль... но Жюльен решительно отказывается.- Близ рейда Салаверри.- Средневековый город.- В городской тюрьме.

Несмотря на реальные опасности, угрожающие на каждом шагу, наши путешественники все-таки решились во что бы то ни стало ехать через Боливию и Перу.

Они прикинули свой маршрут через Гуаякиль, Тумкез (маленький пограничный перуанский городок), Лиму, Арекину, Пуньо, через озеро Титикака и город Чуквизака.

Жюльен, зная по опыту, как трудно нанять в пути для поклажи мулов, решил купить их целую дюжину.

Метис-проводник, вылечивший Жюльена от укуса змеи, горячо привязался к обоим французам, а те, в свою очередь, к нему. Когда этот честный человек попросил разрешения сопровождать их и далее, они, разумеется, с радостью согласились.

Путешественники немедленно сделали его своим mayordomo {Управляющим.}, и он принялся исполнять свои обязанности с большим усердием и расторопностью.

Прежде всего он занялся покупкой мулов и подыскиванием подходящего товара.

Appiepo, или погонщик мулов,- это чрезвычайно оригинальный человеческий тип, встречающийся в Андаде. Он везде одинаков - на юге, на севере и в центре. Одежда appiepo состоит почти всегда из полотняных панталонов, засученных до колен, и из пестрой, очень короткой рубашки, надетой навыпуск и подпоясанной ремнем, на котором висит длинный и крепкий мачете.

Очень редко appiepo бывает обут в кожаные башмаки, а сапог и вовсе никогда не носит.

Устроив покупку мулов и наняв хорошего погонщика, новый mayordomo занялся вместе с Жюльеном заготовкой провизии в дорогу и предметов обихода.

Когда все было готово, маленький караван, состоящий из двух французов, одного appiepo, метиса-проводника, двух пеонов и двенадцати мулов, ранним утром 2 ноября покинул столицу Экуадора.

На третий день пути путешественники увидели усеченный конус вулкана Карихуаиразо, не действующего с 1699 года. Вершина его, высотою в пять тысяч метров, покрыта вечными снегами.

Вслед за тем показался и вулкан Чимборазо - "el геу", то есть "король", как его зовут местные жители. Белоснежная вершина его возвышается на ярко-лазоревом фоне неба на высоте 5600 метров.

Дорога была сплошь загромождена глыбами, извергнутыми огнедышащим жерлом вулкана. В некоторых скалах были проделаны отверстия, из которых смотрели оскаленные человеческие черепа.

Жак невольно воскликнул от удивления.

- Что это значит?

- Ах, синьор,- заметил appiepo,- это очень дурное место.

- А что?

- Мы приближаемся к Ареналю.

- Знаю,- перебил Жюльен.- Это песчаное ущелье, окаймленное пропастями. В нем каждый день бывает после полудня такая буря, против которой ничто не может устоять.

- Как, синьор? Вы знаете Аренальское ущелье? - воскликнул изумленный проводник.

- Отлично знаю. Мне вся здешняя местность хорошо знакома.

- Но я все-таки не понимаю, при чем же здесь кости и черепа? - сказал Жак.

- Это - остатки неосторожных жертв этой ежедневной бури...

- Ах, синьор, синьор! - вскричал вдруг жалобно проводник.

- Что случилось?

- Нам не выбраться из ущелья... Сейчас разразится буря.

- Не может быть!

- Взгляните сами на эти тучи... Слышите, как завывает ветер?.. Солнце затмевает мгла... Слышите: "el rey" гудит... Святая Матерь Божья! Сжалься над нами! Не погуби нас!

И действительно, внезапно налетела и разразилась страшная буря.

Как бы в опровержение слов Жюльена: "Не может быть", природа решила доказать обратное.

Обыкновенно эти бури случаются после полудня и никогда не, бывают поутру, так что на этот раз произошло непредвиденное исключение, какого не помнили даже старожилы этих мест.

Жюльен не успел опомниться, как попал под страшный дождь с градом, и налетевший порыв ветра повалил его наземь вместе с мулом.

Лежа на земле среди поваленных мулов и вьюков, молодой человек с ужасом озирался по сторонам.

Молнии бороздили небо, которое казалось объятым сплошным огнем. Буря ревела, срывая утесы и бросая их в бездну.

Все живое казалось уничтоженным.

Буйство стихий продолжалось часа два.

Но вот облака рассеялись. Гром постепенно утих. Дождь прекратился, из-за туч проглянуло солнце и как ни в чем не бывало заиграло на белоснежных вершинах гор.

Во время бури мулы припали к земле, руководимые инстинктом самосохранения. Это спасло их от бездны, куда ветер мог снести бы их прочь, как легкие щепки.

Жюльен встал с земли и увидал Жака, прижавшегося к утесу. Видя друга целым и невредимым, Жак, все еще не покидая безопасного места, приветствовал его громким "Ура!"

Услыхав этот крик, appiepo и два пеона тоже поднялись с земли, радостно вскрикивая.

- A mayordomo? - воскликнул вдруг Жюльен, хватившись своего спасителя.

В то же время из глубин соседней бездны раздался жалобный, молящий крик:

- Ко мне!.. Погибаю!.. Помогите!.. Синьоры, помогите вашему верному слуге, спасите его!..

Услыхав отчаянный зов своего слуги, Жак и Жюльен, не думая о себе, склонились над краем бездны и окинули взглядом ее темные глубины.

По всем признакам пропасть была вулканического происхождения, стены ее были почти отвесные, поросшие кое-где диким кустарником. За один из таких кустов несчастному метису и удалось при падении ухватиться. Но тонкие ветви сгибались под его тяжестью, грозя обломиться, и он каждую минуту рисковал сорваться вниз.

- Бедный! - содрогаясь, произнес Жюльен.

- Как же нам его спасти? - Жак был взволнован не меньше друга.- Он от нас в метрах пятидесяти.

- Спасти его нужно во что бы то ни стало,- отвечал Жюльен, уже начавший обдумывать смелый план.- Сколько у тебя запасных ремней для привязывания вьюков? - обратился он с вопросом к appiepo, который весь дрожал от страха...

- Только три, синьор.

- По десяти метров каждый. Связать все три вместе - выйдет тридцать метров. А что, крепки они? Выдержат одного человека?

- Хоть двух, синьор.

- Хорошо. Слушай, Жак. Ты меня обвяжешь этим ремнем под мышками. Потом вы все вместе возьметесь за свободный конец и будете держать его как можно крепче.

- Нет,- возразил решительно Жак.- Это гимнастика, следовательно, мое дело. Спущусь я, а не ты.

- Нельзя ли без лишних споров? Время не ждет. Ты забыл одно: ведь ты в полтора раза тяжелее меня, так что придется спустить меня.

Жюльена обвязали ремнем под мышками, как он велел, и неустрашимый француз спустился в мрачную бездну.

Жак и appiepo, крепко вцепившись в ремень, осторожно опускали его вниз. Прошло две минуты, показавшиеся им целою вечностью. Натяжение прекратилось.

- Пускай! - крикнул снизу Жюльен, благополучно достигнув выступа.

Затем, обращаясь к метису, который, видя спускавшегося к нему Жюльена, перестал кричать, прибавил:

- Мужайся друг, мы тебя спасем.

Жак бросил веревку в бездну. Жюльен, отвязав от себя один конец и укрепившись на выступе, спустил другой конец метису, который висел метрах в пятидесяти ниже.

Затем, напрягшись, откинулся всем корпусом назад, а ногами как можно тверже уперся в выступ и начал медленно и осторожно тянуть вверх несчастного метиса.

Ослепленный ярким светом, пронизывающим тьму, оглушенный таинственным шумом, доносившимся из глубины бездны, злополучный mayordomo почувствовал головокружение и впал в беспамятство.

В таком состоянии его тащил кверху Жюльен.

Вот уже остается не более пяти метров... Вот и еще меньше... Еще минуты две - и метис будет спасен...

Вдруг из уст всех стоявших над пропастью вырвался дружный крик ужаса.

В тот же миг Жюльен увидел, что над его выступом появилась какая-то большая тень, и послышался свист и хлопанье могучих крыльев.

Огромная, чисто сказочной величины птица, с иссиня-черным оперением, с желтыми глазами, свирепыми и кровожадными, как у тигра, с плоскою, прижатою с боков головою на крепкой шее, недвижно реяла над французом и метисом.