Буссенар Луи Анри - Из Парижа в Бразилию, Страница 12 - Книги

"12 июня. Мы - государственные арестанты. Только вопрос: конституцию какого государства мы нарушили?

Не знаю даже что и думать по этому поводу.

Мы выехали из Альтара в дилижансе, который весь предоставлен исключительно в наше пользование. Мы можем в нем свободно курить, разговаривать, спать.

Но этим и ограничивается вся наша свобода. Во всем остальном мы страшно стеснены. Предписания начальства местные власти исполняют строго.

Транспортировка таких арестантов, как мы, обходится государству дорого, тем более что нас кормят, как эрцгерцогов, ни в чем нам не отказывая, и причем за казенный счет.

Но содержат нас в изоляции.

Дилижанс наш катит себе и катит. Майораль ругает форейтора; форейтор подстегивает лошадь... Мы мчимся во весь карьер.

Таким образом, через два дня прибудем в город Эрмосилио, отстоящий от Альтара на сто двадцать четыре километра.

13 июня. В Эрмосилио 12 тысяч жителей, так что для Мексики это уже большой город. В нем есть монетный двор, в котором в 1879 году было отчеканено на три миллиона франков золотых и серебряных монет.

14 июня. И вот мы снова мчимся по дороге в Гуаймас. Наш поезд чрезвычайно напоминает триумфальное шествие. Во Франции с преступниками так не обращаются, кто бы они ни были.

15 июня. Мельком взглянули на Гуаймас. Это городок, страдающий от нехватки воды, которые развозят по улицам в мехах.

19 июня. Остается сорок миль до Гулиакана. Жара убийственная, нечем дышать. Комары просто одолевают.

Дилижанс при помощи мягких матрацев превратили в спальный вагон. Питаемся на остановках, когда меняют лошадей.

25 июня. Венты, местечки, города следуют друг за дружкой без перерыва, и мы едем себе вперед.

До самой Гвадалахары не попадается ничего примечательного.

В этом последнем городе, насчитывающем 95 тысяч жителей, мне бы очень хотелось остановиться хоть на несколько часов. Здесь в первый раз после Сан-Франциско видишь следы цивилизации и благоустройства. Но нет. Нас везут мимо и не дают ни с кем перемолвиться словом.

26 июня. От Гвадалахары до Гуанахуато двести двадцать километров. Мы едем гористой местностью с живописными кручами и ущельями, способными привести в восторг пейзажиста и альпиниста.

Всеми этими прелестями мне бы так хотелось налюбоваться вдоволь, как следует...

Вперед!.. Наша проклятая колымага по-прежнему трещит, скрипит и дребезжит, а все-таки катится. Как бы я желал, чтобы она рассыпалась в щепки!

27 июня. Полдень. Мы в Кверетаро. Жителей 50 тысяч человек. Город благоустроенный, расположенный на чудной равнине. Окружен кокетливыми садами и роскошными плантациями. Замечательный водопровод.

Но зато какие мрачные воспоминания!

Двенадцать лет тому назад, в ясный летний день, недалеко от дороги, по которой мы теперь едем, три человека подставляли здесь свои груди взводу мексиканских солдат.

Стоявший в середине твердым голосом скомандовал солдатам: "Пли!" Все трое упали на землю, простреленные пулями.

Эти три человека, вместе встретившие свой трагический конец, были: генерал Мехия, генерал Мирамон и император мексиканский, эрцгерцог Максимилиан Австрийский.

Если первые завоеватели Мексики жестоко обращались с несчастными ацтеками, то как же страшно отомстили за них потомки Гватемозина праправнуку Карла Пятого!"

---

Измученные толчками экипажа, утомленные духотою, друзья крепко спали, когда дилижанс въехал в столицу мексиканской республики.

Это было 29 июня.

Когда карета запрыгала и заскрипела по городской мостовой, они проснулись, лениво потягиваясь и рассеянно поглядывая на улицы, по которым катилась колымага.

Затем дилижанс остановился и одновременно стих стук копыт конного конвойного отряда.

Дверца отворилась.

Разбитые тряской дорогой, помятые, Жюльен и Жак выбрались из кареты у монументального подъезда красивого здания, над которым развевался трехцветный флаг.

- Французское посольство! - воскликнул Жюльен, с волнением глядя на родной флаг.

Конвойный офицер сошел с лошади и в сопровождении четырех солдат, без оружия, вошел в здание, чтобы совершить передачу арестантов представителю их страны.

По исполнении этой формальности в присутствии надлежащих лиц и с соблюдением соответствующих правил, офицеры и солдаты удалились, твердо веруя, что спасли отечество от страшных злодеев.

Все было исполнено в несколько минут. Жак и Жюльен с любопытством ждали, что будет дальше.

Вошел лакей в ливрее и пригласил арестованных пожаловать к первому секретарю посольства, который за отсутствием посланника исполнял посольские дела.

Следуя за лакеем, друзья миновали длинную анфиладу роскошно меблированных комнат и остановились у полуотворенной двери.

Лакей громким голосом доложил:

- Граф де Кленэ! Господин Жак Арно!

Жюльен вошел в комнату первый и остолбенел, услыхав чей-то фамильярно-ласковый голос, приветствовавший его:

- Здравствуй, арестант! Как поживаешь! А ты какими судьбами здесь, Жак? Ведь ты всегда был неисправимым сиднем. Ну, что ты за несчастный человек, право: в кои-то веки собрался попутешествовать немного и попал в передрягу.

- Анри!.. Анри де Шатенуа! Товарищ наш!.. Однокашник!.. Ты здесь!..

- И состою первым секретарем французской миссии в Мексике. За отсутствием посланника в настоящее время исполняю его обязанности. К вашим услугам, друзья мои.

- А я думал, что ты не то в Голландии, не то в Швеции. Мы ведь так редко виделись со времен выпуска из гимназии.

- Я здесь служу вот уже полгода.

- И, значит, наш арест и быстрая езда по Мексике?..

- Дело моих рук.

- Ты получил мою телеграмму?

- Получил, но до того искаженную и переиначенную, что оказались не перевранными только ваши фамилии. Секретное донесение альтарского алькальда изображало вас какими-то ужасными злодеями. Подозревая более или менее умышленное извращение фактов, я решился пресечь козни в самом начале.

- Не с целью ли шантажа все это было затеяно?

- Конечно, с целью шантажа. Зная, что перед местной юстицией нельзя быть правым без денег, я решился вырвать вас немедленно из ее когтей и придумал добиться вашего ареста. На это я имел право как представитель Франции, хотя бы и временный. Я посоветовался с двумя мексикансними министрами, внутренних и иностранных дел,- оба они люди умные и порядочные,- мы втроем решили представить вас преступниками, нарушившими закон во Франции, и потребовать вашей выдачи от имени французского правительства.

- Теперь я начинаю понимать.

- Ах, да это так просто. Преступники, выдачи которых требует иностранное государство, пользуются в Мексике большим почетом. Местные власти отвечают не только за их побег, но и за малейший причиненный им вред: вот почему они и заботятся так обо всех удобствах арестантов, порученных их надзору. Надеюсь, что с вами поступали именно так?

- Это нас даже конфузило.

- Ну, значит, все слава Богу. Нечего и говорить о том, что вы свободны как ветер с той самой минуты, как кончилась комедия. Вы будете моими гостями все время вашего пребывания в Мексике. Ведь да? Здесь есть много любопытных вещей, которые я могу показать вам.

- Согласны! - в один голос отвечали путешественники.

- Далее. Если только я не ошибаюсь, из вашей депеши следует, что вы оба задумали пробраться в Бразилию, минуя водный путь. Жак едет получать наследство. Так?

- Совершенно верно.

- Естественным будет ваш отдых на перепутье. Комнаты вам готовы. Устраивайтесь там поскорее, приводите себя в должный вид после утомительной дороги и расскажите мне все подробности вашего оригинального вояжа. Я уверен, что услышу весьма много интересного.

Часть третья

ПО ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ

Глава I

Тайна вокзала панамской железной дороги.- Шхуна капитана Боба.- Крейсер.- На что нужны американцу четыре тысячи ружей Ремингтона и два миллиона патронов.- Ночное отплытие.- Кораблекрушение.- Полковник Бутлер.- Два француза.- Одиссея полковника Бутлера.- Капитан Боб с удовольствием узнает, что его пленники богаты.- Арифметика пиратов.- За оскорбление - особая плата.- Капитан Боб высчитывает миллионы, а французы, которых он думал запугать, обращаются с ним как с шутом.- Проект.- Страж таинственной крепости.- Страшное мучение.- Больница прокаженных.

Вдали слышен дуэт колокола и свистка, затем визг и лязг железных осей, цепей и колес.

Вот шум и грохот становятся все ближе и ближе, свистки и звонки все громче и громче, потом вдруг все разом смолкает.

Товарно-пассажирский поезд "межокеанской" железной дороги, пересекающей Панамский перешеек от Колона до Панамы, вплывает, окруженный облаком пара, под навес так называемого "Трансконтинентального" вокзала, за которым находится панамская пристань, а сейчас же за нею - необозримая гладь Великого океана.

Поезд останавливается.

Быстро, с чисто американской торопливостью выходят пассажиры из вагонов и получают свой багаж; не менее оперативно сдается на шлюпки и корреспонденция, простая и денежная, которая затем перевозится на пароходы.

Платформа быстро опустела. На ней остались только служащие станции.

- Мы одни? - спросил вдруг по-английски у одного из служащих, по-видимому начальника станции, какой-то человек, появившийся из товарного вагона, точно из ящика с сюрпризами.

- Одни, сэр,- коротко отвечал железнодорожный агент.

- Двери вокзала заперты?

- Слышите, их запирают.

- Хорошо. На ваших людей можно положиться?

- Да, если хорошенько им заплатить.

- Вы знаете, что я никогда не торгуюсь.

- Yes.

- Надеюсь, никто не найдет странным, что общественное место вдруг по чьему-то распоряжению становится недоступным для публики?

- Мы имеем предписание губернатора Панамы... Нам теперь вдвойне полезно следовать в точности этому распоряжению.

Во время этого разговора к пристани, возле которой находился вокзал, подошла и остановилась прехорошенькая шхуна. Вслед за тем со шхуны раздался хриплый голос:

- Черт бы вас всех побрал! Стоят, зевают и ничего не делают!.. Настоящие вороны.

- Здравствуйте, Боб, здравствуйте! - примирительно заговорил первый незнакомец.- Что вы все ворчите? Будет вам, право.

- Здравствуйте, Сайрус. Я ворчу, это правда, но только мне, быть может, уж скоро никогда больше не придется ворчать.

- Это почему же?

- Потому что меня завтра, быть может, повесят.

Незнакомец, которого называли Сайрусом, вздрогнул и переменился в лице, несмотря на свое самообладание.

- Так вы, стало быть, серьезно? - произнес он слегка изменившимся голосом.

- Настолько серьезно, что если бы можно было повременить с разгрузкой привезенного на поезде...

- Это совершенно невозможно.

- Я так и думал. Перуанцы ждать не могут, а в этом-то и заключается опасность для меня.

- Что же делать, дорогой Боб. Без труда ничего не дается. Риск у нас хоть и большой, зато и барыши немалые. Но скажите, пожалуйста, чего именно вы боитесь в данную минуту?

- Вот уже три дня, как один проклятый корабль крейсирует в водах Панамы недалеко от города.

- Даже ночью?

- Ночью в особенности. По крайней мере один раз в час на нем включается электрический прожектор, освещающий весь рейд, как днем. Проскользнуть не замеченным с этого корабля нельзя, уйти от него тоже, потому что у него исключительно быстрый ход.

- Но ведь я слышал, что ваша шхуна тоже замечательный ходок...

- Сразу видно, что вы не моряк, дорогой Сайрус: вы сказали глупость, недостойную янки. Да разве может какая бы то ни было шхуна соперничать в скорости с военным крейсером?.. Ну, да уж была не была, а рискнуть надо. Скажите, Сайрус, вы что привезли на поезде?

- Четыре тысячи ружей Ремингтона и два миллиона патронов. Скоро вы думаете отправиться?

- Да часа через четыре. Как только примем груз, сейчас поставим паруса и выйдем в море.

- Ночью?

- Мы пойдем вдоль берега, чтобы обмануть крейсер. Так менее опасно.

- По крайней мере, хорошо ли вы знаете этот берег?

- Лучше любого лоцмана.

- А как же быть с крейсером?

- Крейсеру из-за мелководья к нам не подойти.

- А если он нас потопит огнем?

- Я рассчитываю удачно лавировать под выстрелами.

- А если он вас все-таки пустит ко дну?

- Ну, тогда, значит, такая уж наша судьба. Надоели вы мне, Сайрус, со своими глупостями. Ступайте-ка лучше к своим вагонам, а я покуда тут все приготовлю для принятия груза. Вон уж там работают, поглядите.

Действительно, из вагонов товарно-пассажирского поезда негры тем временем выгружали ящики с ружьями и патронами, швыряя их на платформу так, что недалеко было и до взрыва.

Наступила ночь,- быстро, без сумерек, как бывает обыкновенно в тропиках. Работа продолжалась при свете факелов. К восьми часам она окончилась, начавшись в четыре.

Вместе с тем вокзал, бывший все это время закрытым для публики, отперли вновь, и он наполнился суетливою толпою.

Корабля, который так беспокоил и даже пугал капитана Боба, уже не было видно. Он куда-то исчез или не стал видим в темноте.

Северо-западный ветер надул паруса шхуны, и она вышла из бухты.

Установленные морскими правилами огни не были зажжены.

Капитан решил держаться берега, таинственное исчезновение крейсера, естественно, внушало живейшее беспокойство.

Капитан Боб искусно маневрировал своей быстроходной шхуной, которая неслась по волнам, как огромная морская птица.

На рассвете она пришла в пустынную Коколитскую бухту, у Колумбийского берега под 7° 20' северной широты.

Капитан бросил якорь, решив простоять здесь весь день до ночи и с наступлением темноты идти дальше.

Он надеялся, что ему удалось сбить крейсер со своего следа, и рассчитывал благополучно достичь места назначения.

Вечером шхуна опять вышла в море с тем же успехом, что и в водах Панамы, и шла до утра.

Но вместо того, чтобы на день благоразумно зайти в какую-нибудь бухту, американец прельстился благоприятным ветром и оставался в пути весь день. Шхуна шла так хорошо, что вечером с левого берега вахта заметила остров Горгоны, недалеко от Колумбийского берега.

Благополучно удалившись таким образом на шестьсот километров от Панамы, капитан Боб имел, казалось, все основания считать, что он вне опасности.

Вдруг с его уст сорвалось одно из его самых безобразных ругательств.

Вдали, в открытом море, среди мелкой зыби внезапно вспыхнул длинный сноп яркого света и разом осветил море на значительное расстояние.

- Черт бы всех нас побрал!.. Проклятый корабль...

- Это крейсер, должно быть? - спросил пассажир, которого звали Сайрусом.

- Да, черт возьми! И он нас видит, как днем.

- Что же теперь с нами будет?

- Понятно что: нас повесят, а груз и корабль конфискуют.

- В таком случае уж лучше зажечь шхуну и понестись прямо на стальное чудовище, чтобы погубить его вместе с собою.

- Капитан не настолько глуп: он нас даже и не подпустит.

- В таком случае мы погибли.

- Если только мы не сядем на мель.

- Но ведь это для нас разоренье.

- Зато жизнь спасем... Стойте!.. Я придумал!.. Ура!

- Что такое?

- Мы не будем ни разорены, ни повешены. Видите вон там на берегу красноватый огонек?

- Смутно вижу. Я еще ослеплен электрическим светом.

- Или я сильно ошибаюсь, или это огонь маяка, освещающего вход в маленькую бухту Бурро.

- Так какая же нам польза от бухты и ее маяка?

- Она надежна, неглубока и, следовательно, недоступна для броненосца. Мы в ней отлично укроемся. Я, не теряя ни минуты, направлю шхуну на маяк.

Капитан взялся за руль.

Он молчал в течение получаса и сосредоточенно управлял кораблем, ведя его к берегу.

Огонь на берегу быстро увеличивался, и капитан, удивляясь, что все еще нет прилива, собирался уже изменить курс, как вдруг невдалеке послышался рев бурунов.

В то же время шхуна, подхваченная внезапным вихрем, закружилась на одном месте и, не слушаясь руля и парусов, ударилась об утес, торчащий из воды.

Воплям ужаса, раздавшимся на шхуне, отвечали другие - с берега, который был в нескольких саженях.

Люди, лежавшие возле огня, разведенного на высоком берегу, вскочили и побежали на помощь потерпевшим крушение, размахивая горящими головнями.

Капитан Боб, изрыгая потоки ругани и воплей, рвал на себе волосы.

- Горе негодяям, которые зажгли этот огонь и погубили нас! - кричал он.- Из-за них я подумал, что нахожусь в виду Бурро. За это я изрублю их в куски... Эй, матросы, ко мне!.. ,

Между тем люди, бывшие невольною причиною несчастья, спешили предложить свою помощь потерпевшим крушение.

При свете головней можно было, как днем, видеть их лица. На них читалось самое глубокое сострадание.

Затем раздался громкий победоносный крик:

- Гром и молния!.. Да ведь это мои французы, граф де Кленэ и его друг Жак Арно!

- Полковник Бутлер! - в один голос воскликнули два друга, изумленные до последней степени.

- Ах, черт возьми! Я снова вас встречаю, и при каких обстоятельствах!.. Здесь не Дворцовая гостиница, и я, клянусь честью, не желал бы теперь оказаться в вашей шкуре.

Отчаянный спекулянт, думавший до сих пор только об одной наживе, полковник Бутлер, как истинный янки, не знал, что такое ненависть, покуда судьба не столкнула его с Жюльеном де Кленэ и Жаком Арно.

Мы помним, как он погнался за путешественниками по Мексике и как его постигла неудача на Аризонской дороге. Но эта неудача не укротила свирепого янки, а лишь подстегнула его энергию в дальнейших происках. Он мечтал взять французов живыми, чтобы предать их пыткам по индейским обычаям.

Без всякого определенного плана, а лишь руководствуясь инстинктом, он приехал в Гуаймас, где встретился со своим старым приятелем и сообщником, конрабандистом капитаном Бобом, давным-давно заслужившим, как и он, виселицу.

Капитан вел в это время контрабандную торговлю с республиками Центральной Америки.

Между Перу и Чили шла кровопролитная война на суше и на море. Обе стороны вооружались с лихорадочной поспешностью. Особенно заботился о своем вооружении Перу, арсеналы которого были почти пусты к началу военных действий. Перуанское правительство скупало оружие всюду, где придется, и по любой цене, не торгуясь.

Капитан Боб и полковник Бутлер носом почуяли перспективу хорошей наживы.

Случай свел их с перуанским консулом в Гуаймасе, который перед тем получил от своего правительства циркуляр, предписывавший всем дипломатическим агентам заботиться о пополнении военного арсенала.

Консул прямо предложил им обоим взять на себя поставку военных снарядов и оружия, и вручил им рекомендательные письма ко всем дипломатическим агентам в Перу и Соединенных Штатах.

У капитана Боба был под рукой хороший экипаж. Он снарядил свою быстроходную шхуну, поднял якорь, через некоторое время доставил полковника в Панаму и, спокойно расположившись в гавани, дожидался поезда, который должен был доставить нужный товар.

Все шло хорошо вплоть до известной уже нашим читателям катастрофы.

Легко понять ярость капитана Боба и полковника Бутлера, когда их шхуна гибла и благодаря кому? - тем самым лицам, погибели которых они сами искали.

Жака и Жюльена, прибежавших на помощь, в одну минуту скрутили веревками.

Они не успели даже пальцем шевельнуть для своей защиты.

Между тем полковник Бутлер бесновался, с пеною у рта, осыпая связанных французов бранью и угрозами.

- Подлые гадины!.. Вы мне за все это заплатите. Я изорву вас в клочки... Я растерзаю вас...

Грубый смех капитана Боба остановил расходившегося компаньона.

- Потише, приятель. Знаю я ваши замашки. У вас расправа короткая.

- А что же еще делать с такой дрянью?

- Они могут, например, заплатить нам за убытки, если они достаточно богаты. Поэтому не лучше ли вам успокоиться и остыть немного? Впрочем, позвольте лучше мне с ними потолковать. Вы слишком возбуждены для этого. Послушайте, джентльмены,- обратился он персонально к Жаку,- вы, конечно, согласны с тем, что ваша прямая обязанность заплатить нам за убытки, которые вы нам нанесли?

- Надо сначала знать, в чем заключаются убытки и велика ли сумма, которую вы желаете получить,- хладнокровно возразил Жак.- Нас задержали совершенно незаконно, и этот отвратительный бандит угрожает нам чем-то... мы должны прежде всего от вас потребовать объяснения.

- Мне очень нравится ваша речь, джентльмен,- отвечал капитан Боб,- исключая то место, где вы так сурово отзываетесь о моем друге, полковнике Бутлере. В чем заключается нанесенный вами ущерб, спрашиваете вы? Вот в чем: вы развели на берегу огонь. Этот огонь я принял за маяк Бурро и направил на него свою шхуну. Шхуна налетела на скалы и разбилась. Таким образом, вы являетесь прямым виновником крушения. Моя шхуна была замечательным ходоком и необыкновенно хорошо приспособлена для моего дела. Подыскать другую такую будет мне очень трудно. Оценить ее следует по крайней мере в двести тысяч франков.

- Это очень дешево. Почти даром.

- Нет, это цена достаточная. Я не бессовестный человек, лишнего не запрашиваю. Далее: груз стоит, скажем, пятьсот тысяч франков.

- Из чего же он состоял?

- Из патронов и ружей Ремингтона для перуанского правительства.

- Вот как?

- Это вас удивляет?

- Да, признаться. Вы больше похожи на бандитов, ускользнувших от виселицы, нежели на честных поставщиков военного оружия.

- Наружность иногда обманчива,- наставительно заметил капитан Боб.

- Пятьсот тысяч да двести тысяч,- продолжал Жак,- это составит ровно семьсот тысяч. Это все?

- Какие вы ловкие!.. Нет, не все: мы не досчитали еще до миллиона. Это только на закуску.

- Очень хорошо. И много таких миллионов вы надеетесь от нас потребовать?

- Много - и не только потребовать, но и получить, что еще важнее.

- Мне кажется, это вам будет довольно трудно.

- Вы отказываетесь? В таком случае у меня есть средство вас принудить; позвольте только мне посоветоваться с моим приятелем.

Капитан Боб взял под руку бледного от злобы полковника, отвел его в сторону и начал с ним о чем-то сговариваться.

Совещание шепотом длилось две-три минуты. Потом бандиты вернулись к связанным пленникам.

- Итак, господа, вы отказываетесь от сделки? - грубо спросил их капитан Боб.

- Решительно отказываемся,- отвечали в один голос Жюльен и Жак.

- Прекрасно. Я этого ожидал и потому придумал предложить вам пожить в одном укромном местечке до тех пор, пока вы не одумаетесь. Не так ли, Сайрус?

Бандит что-то злобно промычал.

- Что же вы намерены с нами делать? - спокойно спросил Жюльен.

- Вы это узнаете через четверть часа, если соблаговолите последовать за нами.

- Мы не можем идти, мы связаны.

- В таком случае мои люди вас понесут. Эй, вы,- крикнул он матросам,- снесите этих джентльменов.

- Есть, капитан!

- Я пойду вперед, а вы, Сайрус, идите сзади. Да револьвер не забудьте держать наготове. Вперед, друзья!

Через четверть часа шествие приблизилось к высокой белой стене, которая выглядела при свете ночных звезд как ограда крепости.

Послышалось на испанском языке: "Кто идет?" Голос был какой-то надтреснутый. Капитан сделал знак. Шествие остановилось.

Из мрака арки ворот выступила какая-то фигура.

- Это ты, сторож? - не без робости в голосе спросил капитан Боб.

- Я, синьор,- отвечал надтреснутый голос.

- Вот тебе два новых пансионера. Смотри в оба, чтобы они не сбежали, и не допускай никаких сношений с окружающими.

- Стены у нас высокие, синьор, а дверь крепка. Отсюда никто не выходит... даже после смерти.

Вслед за этими словами сторож в темноте вернулся к двери и повернул со скрипом ключ в заржавленном замке.

С визгом дверь отворилась. Французов внесли в какое-то темное помещение и бросили на линкую, грязную землю.

- Поскорее отсюда,- проворчал капитан Боб.- Мне самому здесь страшно. Сам воздух здесь как будто заражен чумой.

- Подождите, мне нужно сказать им еще одно слово,- возразил полковник Бутлер, желавший до конца насладиться своей местью.- Эй, господин Арно!.. Господин де Кленэ!.. крикнул он.- Слышите вы меня через эту дверь или нет?.. Наверное, слышите. Вы, разумеется, желали бы знать, где вы находитесь?

Ответа не было.

- Однако вы не любопытны. Ну, так и быть, я вам скажу. Вы находитесь в доме, откуда не выносят даже покойников. Это дом прокаженных.

Глава II

Из Мексике в Гватемалу.- По Центральной Америке.- Ужасная ночь.- Страшная действительность.- Чудо!..- Сломанное дерево и разрушенная стена.- Выстрел.- Размышления по поводу ядра, не попавшего в цель.- Завтрак на развалинах.- Подле дома прокаженных.- По горячим следам.- Деревня на болоте.- Пропажа завещания.- Каргуэросы.- Поле сахарного тростника.- Укус змеи.

Теперь читателю следует объяснить, каким образом Жак Арно и Жюльен де Кленэ очутились в етоль критических обстоятельствах возле малоизвестного порта Бурро, на территории Соединенных Штатов Колумбии, под 2° 55' северной широты и 80° 20' западной долготы.

Читатель помнит, конечно, как они чудом улизнули от нападавших, попали под арест и благополучно прибыли во французское посольство в Мексике. Помнит он, без сомнения, и радостную встречу с секретарем посольства, столь счастливо оказавшимся старым товарищем.

Они пробыли в Мексико две недели, пользуясь радушным гостеприимством Анри де Шатенуа, и затем продолжили свое странствие.

Считаем излишним утомлять читателя описанием многочисленных, порою неприятных и всегда опасных обстоятельств их дальнейшего путешествия.

Жаку Арно и Жюльену де Кленэ довелось познакомиться с лихорадкой, пару раз висеть над пропастью, встречаться со змеями и кайманами, изведать трудности пути среди скал, болот, непроходимых лесов и многоводных рек.

Из Мексико они преодолели двести километров по железной дороге до Тагуакана, оттуда верхом на лошадях - проскакали в Тегуантепек, через Оахаку. Дорога была прескверная, через горы и скалы.

От Тегуантепека, обогнув русло одноименной реки, они добрались до небольшого городка Метапы на гватемальской границе, что на расстоянии семисот километров от Оахаки.

Затем их путь пролегал вдоль линии холмов, отлого спускающихся между песчаным побережьем Великого океана и плоскогорьем Гватемалы.

Республику Сан-Сальвадор, напоминавшую рельефом Гватемалу, путешественники проехали так же быстро, следуя вдоль берега Великого океана по отлогому склону холмов.

После утомительного пути по лесам и горам они выехали на труднейшую "костоломную" дорогу в Панаму и вскоре очутились на территории перешейка - в буквальном смысле слова: узкая полоса земли между Атлантическим и Тихим океанами, соединяла два американских материка и между Колоном и Панамой имела не более шестидесяти двух километров ширины.

Приехав в гавань Панамы, они запаслись провизией и дали себе небольшой отдых на несколько дней. Затем обогнули с востока Панамскую бухту, взяв сначала юго-восточное, затем южное направление и вступили наконец на землю Южной Америки.

Со времени отъезда из Мексико они проехали шестьсот миль в три месяца. Это очень много ввиду необычайной сложности пути.

На протяжении пяти градусов они следовали затем вдоль колумбийских берегов Великого океана, между океаном и независимою от Кордильер цепью гор Сьерра-Баудо, переправились через бесчисленное множество рек, из которых самые значительные Рио-Баудо и Сан-Хуан, два дня отдыхали в маленьком порте Санта-Буэнавентура, благополучно миновали бухту Чоко с гибельными для европейца испарениями и в один прекрасный вечер сделали привал на холме близ местечка Бурро, где с ними и приключилась описанная нами в предыдущей главе драматическая история.

Несмотря на всю свою душевную стойкость, Жюльен и Жак содрогнулись всем телом, когда услыхали из-за запертой двери зловонной темницы злобные слова полковника:

- Вы - там, откуда не выносят даже покойников, вы - в доме прокаженных.

Не раз во время своих странствований в тропиках наши путешественники встречали людей, пораженных страшной болезнью, известной под именем лепры, или проказы. Сам вид этих несчастных возбуждал в них всегда ужас и отвращение.

Проказа распространена преимущественно в местах жарких и болотистых и поражает в основном людей, живущих скученно и бедно. Лепра считается до сих пор болезнью неизлечимой, в некоторых местностях западно-колумбийского побережья она свирепствует довольно сильно.

От несчастных прокаженных люди бегают как от чумы, брошенные на произвол судьбы, они умирают там, где их застает смерть, чаще всего от недостатка средств к существованию.

Но, как правило, заболевших проказой в городах насильно или по доброй воле запирают в больницы, которые похожи на все что угодно, но только не на медицинские учреждения.

Хотите знать, что это такое - больница прокаженных? Представьте группу гнилых, тесных хижин, кое-как сколоченных и обнесенных высокою каменною отрадой, через которую нет никому доступа ни внутрь, ни наружу.

Пища больных скудна и малопитательна, подается она два раза в неделю через форточку, которая немедленно захлопывается.

Капитан Боб знал, что делал, когда бросил французов в подобную тюрьму. Это было отличным средством сломить упорство самого строптивого человека.

- Дом прокаженных! - прошептал Жюльен изменившимся голосом.- Лучше бы уж он бросил нас в гнездо самых ужасных змей.

- О, бандит! - проворчал Жак.- Зачем мы не дали Жозефу Перро размозжить этому подлецу голову? Что теперь делать? Ночь так темна...

- Подождем рассвета. Незачем волноваться. Я не допускаю мысли, чтобы мы остались в подобном положении.

- На что же ты надеешься?

- Я и сам еще не знаю на что. Прислонимся к стене и будем сидеть смирно. В настоящий момент нам не грозит никакая опасность. Если я сам взволнован несколько, то это просто нервы шалят... Мне противно здесь находиться, меня тошнит, вот и все.

Ночь для наших друзей тянулась мучительно медленно. Вокруг слышались стоны несчастных, валявшихся также на липкой земле. Наконец эта бесконечная ночь прошла, взошло солнце и осветило ужасную картину.

На широком прямоугольном дворе, обсаженном деревьями, валялись на грязной земле полуголые люди - негры, индейцы и мулаты. У некоторых из них лица были до того обезображены проказой, что представляли одну сплошную язву. У других язвы были только на груди и на руках, у третьих еще не было видно резко выраженных внешних признаков болезни: они были лишь недавно заражены.

Довершал ужасную картину лежащий в углу двора под деревом труп, над которым вились орлы-стервятники и клевали его мясо. Там и сям валялись человеческие кости.

Жюльен и Жак с неописуемым отвращением взирали на эту сцену, и каждый из них думал о том, что предпочел бы смерть подобной жизни.

- Нет, мы не должны умереть! - воскликнул вдруг Жюльен с внезапным порывом энергии.- Нет, это невозможно. Я чувствую, что наш час еще не пробил.

- - А но-моему,- возразил Жак,- осталось рассчитывать только на чудо.

- Чудо, ты говоришь? Вот оно! - с неожиданной радостью вскричал Жюльен.- Слышишь? Видишь?

В тот момент, когда Жюльен произнес слово "чудо", широкая толстая стена ограды вдруг раздалась и обрушилась. Огромные камни полетели во все стороны, одним из них было срезано чуть не под корень громадное, толстое дерево.

Вся окрестность содрогнулась от страшного гула и треска. Прокаженные в ужасе закрыли лица руками и попрятались кто куда мог.

- В пролом! В пролом! - закричали в один голос оба друга и в несколько быстрых скачков достигли зияющего отверстия посреди стены.

Полминуты спустя они были уже на свободе, в долине, никто и не думал их преследовать.

- Наконец! - произнес Жак, с наслаждением вдыхая чистый воздух.- Наконец-то мы свободны после стольких тревог!.. Но это странно. Я не вижу кругом никого. Кто же обрушил нашу стену?

- Пушечный выстрел,- не менее радостно отвечал Жюльен.- Пушечное ядро, не попавшее в цель.

- Как это?

- Посмотри на море.

- В полукилометре отсюда я вижу только шхуну нашего врага, разбитую об утесы.

- А дальше... вот эту черную точку?

- Вижу и ее; это, по-видимому, пароход.

- И без сомнения, тот самый крейсер, который гнался за шхуной.

- А это что за маленькое белое облачко, вьющееся над морем?

- Это новый пушечный выстрел. Очевидно, крейсер упражняется в стрельбе по разбитой шхуне.

- Ты думаешь?

- Да вот тебе доказательство.

Громадное ядро, пущенное с замечательной меткостью, обрушилось на шхуну, искалечив ее корму и срезав мачту, которая тяжко рухнула на палубу.

- Ну что, ты теперь понял, чему мы обязаны нашей свободой?

- Понял: ядру, которое не долетело до цели.

- Да, и сделано это было комендором нарочно. При упражнениях в стрельбе, когда расстояние хорошо известно, делаются обыкновенные сначала два пробных выстрела: одно дальше цели, другое ближе. С третьего стрельба уже прицельная. Дом прокаженных находится за целью, то есть сзади потонувшей шхуны.

- Значит, первое ядро перелетело через цель, которую имел в виду крейсер?..

- И достигло той, которую имели в виду мы.

Вырвавшись из проклятой темницы, друзья очутились на морском берегу. В желудках была пустота. Теперь, на свободе, они с особой остротой почувствовали голод, и переглянулись между собой.

- Поищем какой-нибудь пищи,- сказал Жюльен.- Тут на берегу должны быть крабы.

Вдруг Жак ударил себя по лбу.

- Какие мы дураки!

- Мы просто голодные люди,- возразил Жюльен.- А ты разве что-нибудь придумал?

- Чем питаться моллюсками и крабами, не лучше ли поискать чего-нибудь посущественней? Я уверен, что у нас под носом достаточно продуктов.

- Не понимаю?

- Да ведь теперь отлив.

- Ну, что же из этого?

- Да разве ты не видишь кузов разбитой шхуны?

- Действительно, вода отливает, и шхуна остается на мели, на утесах. Только я не понимаю, что же, по-твоему, общего между остовом разбитой шхуны и нашим завтраком?

- А то, что крейсер не до конца ее разрушил, пустив в нее лишь два ядра.

- Все-таки отказываюсь понимать.

- Какой ты стал непонятливый! Да ведь если кузов шхуны цел, то и кладовая, вероятно, цела, а если кладовая цела, то, стало быть, мы найдем там какие-нибудь консервы и позавтракаем.

- Ты совершенно, совершенно, совершенно нрав. И как это мне не пришло в голову самому? Я, должно быть, отупел от голода. Ну, живо, марш к шхуне.

&nb