Главная » Книги

Жаколио Луи - В трущобах Индии, Страница 4

Жаколио Луи - В трущобах Индии



й отрядом, удовольствовался, как мы видели, арестом главных пленников, которых поймали благодаря хитрой уловке шпионов.
   Как только отряд скрылся из виду, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Ауджали и погнал его со всею скоростью, на какую тот был способен, к Пуант де Галль, держась лощины, которая была известна ему одному и шла по горе, сокращая спуск наполовину.
   Он прибыл в город раньше отряда и тотчас же созвал к себе в доме группу друзей; он сообщил им о том, какой опасности подвергается Сердар, принесший столько незаменимых услуг их общему делу, а затем предложил составить совещание, чтобы выработать главные основы плана для спасения Сердара и его товарищей.
   В Пуанте де Галль находилось восемьсот членов общества, которых решили немедленно уведомить о случившемся, поручив каждому из присутствующих передать это известие своим знакомым, которое поручил передать следующим. При таком количестве послов достигнуть цели можно было менее, чем в полчаса.
   План, предложенный Рамой-Модели своим друзьям, был принят им с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить всех членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй, то мы на месте действия сами увидим, каким образом скомбинировал ее заговорщик пантер для более легкого и быстрого успеха. Быстрого особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от экспланады, где должна была совершиться казнь, всегда стояли с открытым и начиненным картечью жерлом с самого начала восстания сипаев-индусов.
   Что касается записки, полученной Сердаром, то ее передал сторож Тхава, приятель Рамы-Модели, бросив в камеру заключенных.
   Как только Сердар прочитал ее, первою мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических обязанностей в таких случаях, как письма к родным, завещание, распределение прядей волос и других маленьких подарков на память, - священные обычаи, от которых осужденные на смерть никогда не отступают, - что боялся, помешав ему в этих интересных занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем внушить подозрение относительно планов, затеваемых для их спасения.
   Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм так тесно соединялся с драматизмом, что их нельзя было отделить друг от друга, возымел бы самое лестное мнение относительно его мужества. Он решил пожертвовать своею жизнью и умереть, как джентльмен, не забыв ни одного из обычаев, установленных бесконечным рядом осужденных.
   Особенно замечательно было его завещание; он не имел никакого решительно имущества, но как уйти из этого мира, не сделав никакого завещания!
   Он взял последний лист бумаги и написал:
   "Это мое завещание.
   "Сегодня я, здравый телом и душою, готовясь умереть нежелательным для меня способом по вине этого негодяя Максуэлла - да будет на нем проклятие Божие - завещаю своей семье..."
   Смущенный остановился он на этом слове.
   - Что мне завещать своей семье, Фред?
   - Свои последние мысли, - отвечал, улыбаясь, Сердар.
   - Правда ведь, а я не подумал об этом.
   И он продолжал:
   "Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату своему Вилли Барнету все мои права на дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в королевстве Аудском, и разрешаю делать с ними, что он пожелает."
   "Я умираю американцем, как и родился им; я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максуэлла, без которого я, наверное, достиг бы самых верхних пределов старости".
   Он прочитал все это вслух.
   - Все, не правда ли, Фред?
   - Превосходно! - отвечал Сердар, который, вопреки всей торжественности этой минуты, еле удерживался от того, чтобы не засмеяться.
   Боб Барнет, довольный его одобрением, подписал завещание и запечатал, а затем встал и позвал одного из сторожей, которому и вручил запечатанный конверт.
   В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что наступила роковая минута.
   - Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер, - сказал Боб с сознанием собственного достоинства. - Неужели вам неизвестны эти традиции?
   Офицер немедленно распорядился, чтобы ему дали то, о чем он просил.
   Боб залпом выпил стаканчик виски и закурил сигару.
   - Идем, - сказал он, - я готов.
   Такое удивительное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены. Честный Барнет думал, что следует позировать для истории и позировал.
  

VI

Планы побега. - Последняя сигара. - Шествие на казнь. - Сожаление Барнета. - Спасены слоном.

   Мы должны сказать, что Сердар не смотрел с таким хладнокровием на предшествовавшую трагедию, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар хладнокровно встретился бы со смертью, несмотря на сожаление, какое принесла бы ему гибель дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с молодым Эдуардом Кемпуэллом он сделался совсем другим человеком. Какие же это были приятные или тяжелые воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном воспоминании о ней, толстый слой ненависти, покрывавший его сердце, вдруг растаял под наплывом нежного чувства.
   Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпуэлла, которое он не произносил иначе, как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. "Диана не могла бы соединить своей судьбы с человеком, способным на такие преступления", и этого было достаточно, чтобы уничтожить зловещий характер того факта, что во время избиения человек этот был старшим комендантом крепости Гоурдвар-Сикри.
   И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, которого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.
   Дверь тюрьмы раскрылась и осужденные вышли, высоко подняв голову и без малейшего, по-видимому, волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:
   - Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется наилучшей!
   Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалезы, живущие в Пуанте де Галль, были буквально залиты волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.
   Три английских парохода, приехавших накануне, были сплошь покрыты зрителями и все реи их буквально увешаны кистями из человеческих тел. Все это общество видимо старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не потерять из предстоящего зрелища, тем более, что суда стояли на якоре всего в 240 саженях от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто и флаг его спущен.
   - God bless me! - воскликнул Барнет, заметив, какое небольшое пространство отделяет его от места казни. - Я не успею докурить своей сигары.
   Пленники не были связаны... где же было им бежать, когда они со всех сторон были окружены сипаями... им даже разрешили идти вольным шагом.
   В ту минуту, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:
   - Идите медленно, мы готовы.
   Он пробовал дать себе отчет, кто мог шепнуть ему такой совет... кругом него никого не было, кроме бесстрастных сипаев.
   Двигаясь вперед, Сердар к великому удовольствию своему заметил, что женщины и дети попадаются реже и эшафот окружен одними только мужчинами.
   Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое распределение должно до значительной степени облегчить его исполнение.
   На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах, которые, несмотря на ранний утренний час, жаждали увидеть, как умрет знаменитый Сердар, подвиги которого занимали всю Индию.
   Знаменитый генерал Говелак, похищение которого было задумано Сердаром и должно было совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым они приехали сражаться и который должен был кончить свою жизнь виселицей, как обыкновенный преступник.
   Несколько англичан, приехавших из своих вилл, распорядилось, чтобы кареты их стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая вполне насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьим хаудаком и корнаком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черную пантеру, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было, по крайней мере, всеобщее предположение, внушенное присутствием красивого животного.
   Продолжая идти к месту казни, Сердар всматривался в лица и заметил, что большинство смотрят на него с ободряющим видом, а между тем никто не двигается с места, и он начинал уже спрашивать себя, не парализованы ли намерения его друзей воинствующей обстановкой, устроенной по распоряжению губернатора. Напрасно присматривался он к расстоянию, отделяющему его от эшафота, он все же не понимал, почему спасители его медлят и ждут, пока пленники приблизятся к экспланаде, уставленной двумя батальонами сипаев.
   По мере того, как уменьшалось расстояние, тревога все больше и больше сжимала его сердце, лицо покрывалось каплями холодного пота, нервы как бы начинали судорожно подергиваться и ему приходилось употреблять всю силу своей энергии, чтобы идти спокойно... В мужестве его не могло быть никакого сомнения, но он не хотел умирать теперь... Погибни он во время бесчисленных стычек с англичанами, это было бы естественным явлением войны... и затем... вот уже двадцать лет, как завеса прошлого скрыла его воспоминания, но теперь... не лежит ли на нем обязанность великого долга?.. Переживет ли Диана смерть своих детей? Невинен этот человек или виновен, не должен ли он его спасти? Не налагает ли на него эту законную обязанность прошлое?.. И железный человек этот, который во всякое другое время шел бы на казнь, как на последний подвиг, видя теперь свою беспомощность, чувствовал, что ноги его дрожат, а глаза заволакиваются слезами, тогда как Барнет, продолжая курить сигару, посылал в лицо сипаям, пораженным его дерзким видом, душистые клубы дыма коренгийской сигары.
   Нариндра был фаталист, "что должно случиться, то случится"; он даже не упрекал себя в том, что неосторожное преследование его было причиной гибели его друзей: это было написано в книге судеб и судьба его исполнялась, а потому он никого не обвинял и не позировал перед смертью, как Барнет.
   Еще несколько шагов и железный круг, образованный штыками сипаев, должен был сомкнуться за пленниками, когда тот же голос снова шепнул на ухо Сердару:
   - Пусть Сердар предупредит своих друзей! Прыгайте на слона и бегите к горе!
   Сердар бросил взгляд кругом себя... ни одного малабара не было вблизи него, который мог бы это сказать ему. Неужели кто-нибудь из сипаев был подкуплен? Но он не останавливался долго на этой мысли и поспешно повторил Бобу по-французски только что сказанные ему слова, уверенный, что никто из присутствующих не поймет его.
   Это сообщение произвело страшное впечатление на янки... лицо его побагровело от внезапного прилива крови к мозгу и в течение нескольких секунд можно было подумать, что с ним случится апоплексический удар.
   - Спокойствие и хладнокровие! - сказал ему Сердар.
   Оставалось всего несколько шагов до того места, где стоял слон, мимо которого должны были непременно пройти пленники, когда тот, как по внезапному капризу, стал на дыбы, брыкнул ногами и двинулся назад, а затем, поравнявшись с пленниками, упал вдруг на колени. Пленникам ничего больше не оставалось, как прыгнуть в хаудах, и чтобы облегчить им эту операцию, толпа малабаров, густо сплотившаяся в этом месте, хлынула влево, испуская громкие крики, как бы испуганная слоном, и увлекая за собой пикет сипаев в противоположную сторону от пленников.
   - Вперед, Индия и Франция! Ко мне, Нариндра! - крикнул Сердар тем же громовым голосом, каким он призывал к битве, и одним прыжком очутился в хаудахе, куда за ним тотчас же последовали Барнет и Нариндра.
   - Ложитесь! Ложитесь! - крикнул им корнак, голос которого они сразу узнали.
   Это был Рама-Модели, так же великолепно переодетый, как и великолепный слон Ауджали, темную кожу которого смазали сначала соком мангов, служившим, так сказать, первоначальным грунтом для дальнейшей окраски с помощью извести.
   Следуя словам корнака, все трое бросились на дно хаудаха. Ауджали не надо было подзадоривать, он сам пустился галопом по направлению к горе. И странная вещь! Толпа, как бы заранее кем-то предупрежденная, расступалась на всем пути, стараясь не мешать его движению.
   Все это случилось так просто и с такой быстротой, что сипаи, оглушенные криками толпы и пробовавшие проложить себе путь сквозь напиравшие на них человеческие волны, не заметили исчезновения пленников. Они не могли видеть их, потому что те успели лечь на дно хаудаха прежде, чем поднялся слон.
   Всем, кто не был предупрежден или не был близким свидетелем этой сцены, казалось, что слон бежит к горе по приказанию своего корнака. Вот почему малабары, народ вообще веселого и смешливого нрава, не могли удержаться от взрывов громкого хохота, когда услышали приказание английского офицера, командовавшего взводом сипаев, вести пленников на экспланаду.
   Зато с террасы губернатора видели подробно все фазы замечательного приключения и можно поэтому представить себе гнев губернатора и волнение окружавшего его официального мира.
   Под влиянием первого впечатления губернатор хотел дать немедленное приказание в Королевский форт стрелять в толпу, участвовавшую в этом смелом побеге, но тут же понял, что такое времяпрепровождение могут позволить себе только немногие властители в мире. Желая, однако, чем-нибудь вознаградить себя, он бросился в свой кабинет, где у него был телеграфный аппарат, соединенный с аппаратом Королевского форта, и отдал приказание стрелять без передышки по слону, который, благодаря особенному расположению горы, представлял в течение получаса прекрасную мишень для пушечных выстрелов.
   Единственная лощина, как мы уже видели, прорезанная небольшими плато на известном расстоянии друг от друга, давала возможность подняться по отвесному почти склону Соманта-Кунта, - и теперь, когда о присутствии их на Цейлоне должны были, разумеется, дать знать по всем областям острова и разослать вооруженные отряды по всем его направлениям, в распоряжении беглецов оставалось только одно: бежать поспешно в джунгли Аноудхарапура, где Боб едва не погиб при встрече своей с носорогом.
   Спустя несколько минут после отданного губернатором приказания крепостная пушка загремела с остервенением, покрывая пулями склоны горы, так как расстояние до нее было слишком велико, чтобы картечь попадала в цель.
   Толпа с жадным любопытством следила за первыми выстрелами: всем было ясно видно, с какой головокружительной быстротой подымался слон на гору, взбираясь с необыкновенной ловкостью по самым крутым извилинам. Всем было любопытно видеть, на сторону которого из двух противников этой странной дуэли перейдут шансы; но дело в том, что английские артиллеристы, несмотря на всю свою ловкость, не могли верно попасть в цель ввиду того, что у них были старые пушки, которые действовали в Индии еще во времена Дюплекса и затем в течение трех четвертей столетий спокойно спали на укреплениях форта Пуанте де Галль.
   Выстрелы достигали горы, но уклонялись в сторону ввиду того, что цель отстояла на расстоянии ста пятидесяти или двухсот метров; это немало способствовало радости малабаров, счастливых побегом своего легендарного героя. С того момента, когда пушка оказалась ненужной, дальнейшее применение ее становилось смешным и не прошло четверти часа, как губернатор приказал прекратить стрельбу.
   Так кончился смелый побег Сердара, эпизод бесспорно исторический из великого восстания 1857 г., рассказы о котором наполняли в течение двух месяцев все журналы и газеты Индийского океана, начиная от Калькутты до Сингапура. Старинные колонисты, - ибо и приключение это теперь уже старо, - вспоминая иногда прошлое, никогда не забывают рассказать вновь приехавшим историю забавного губернатора, который ничего лучшего не мог придумать, как стрелять из пушки в пленников, которые были спасены своим слоном и бежали на нем от подножия самой виселицы.
   Часа через два беглецы были в безопасности в обширном бассейне девственных непроходимых лесов, торфяных и тонких болот, который называется джунглями Аноудхарапура. Они могли быть уверены, что англичане не последуют туда за ними, так как в этих недостижимых лабиринтах, кишащих хищниками, четыре решительных человека могли постепенно уничтожить все отряды, высланные на поимку за ними.
   Несмотря на то, что они были спасены в данный момент, положение их ни в коем случае нельзя было назвать блестящим; они не могли вечно оставаться в джунглях и в тот день, когда они вздумали бы выйти оттуда, неминуемо попали бы в руки своих противников, которым достаточно было стоять у двух единственных проходов, чтобы помешать им выйти из этой ужасной пустыни. В этом случае беглецам ничего не оставалось бы, как забыть всякую осторожность и сделать попытку силою прорваться через отряд неприятеля.
   Так действительно и поступил губернатор Цейлона, побуждаемый к этому генералом Говелаком и вице-королем Индии, потребовавшим, как исполнения патриотического долга с его стороны, чтобы он не выпускал из рук человека, который был руководителем всего восстания и приехал на Цейлон с единственной целью, без сомнения, причинить новые затруднения своим врагам.
   Лишенный поддержки Сердара, Нана-Сагиб не замедлит совершить какую-нибудь важную ошибку, которая будет способствовать подавлению восстания и отдаст его самого в руки англичан.
   Смело поэтому можно сказать, что Сердар никогда еще не находился в таком отчаянном положении, как теперь.
  

VII

Сэр Сильям Броун и Кишная-душитель. - Зловещий союз. - Цена крови. - Таинственное предостережение. - Два старых врага. - Отъезд в Пондишери Эдуарда и Мари.

   После этого происшествия, которое довело его до невероятного бешенства ввиду того, что на радостях он тотчас телеграфировал по всем направлениям, что знаменитый Сердар в его власти, а теперь должен был сознаться, что он, так сказать прозевал его, сэр Вильям Броун, правительственный губернатор Цейлона - (остров этот не входил в состав владений Ост-Индской Компании) - ходил взад и вперед по своему кабинету, погруженный в самые неприятные размышления, когда слуга доложил ему, что какой-то индус просит принять его.
   Губернатор хотел прогнать его, но Сиркар сказал ему:
   - Это тот самый шпион, который сегодня ночью заманил пленников в засаду.
   Слова эти заставили губернатора одуматься, и он приказал ввести туземца. Войдя в комнату, последний бросился ниц на ковер, отдавая губернатору честь "шактанга или повержение к стопам", которая воздается только раджам и браминам более высокого чина.
   - Что тебе нужно от меня? - спросил сэр Вильям, когда тот поднялся.
   - Кишная, сын Анадраи, предал уже раз Сердара, - отвечал он, - не его вина, если сипаи выпустили его из рук.
   - Надеюсь, что ты не для этого только хотели меня видеть?
   - Нет, Сагиб! Предавший в первый раз врага, может предать его и во второй. Но так как дельце на этот раз будет потруднее, то все зависит от...
   - От платы за твои услуги, - перебил его губернатор с оттенком нетерпения в голосе.
   - Сагиб отгадал мою мысль.
   - Ты смешной негодяй... Ну-с, посмотрим! Мне некогда терять времени на разговоры с тобой. Как скоро доставишь ты нам снова Сердара?
   - С товарищами?
   - Все равно... мне лично важен один начальник. Заметь только! Если я снова соглашаюсь на сделку с тобой, то лишь для того, чтобы все сразу было покончено... терпением мы ничего не достигнем.
   По лицу индуса пробежала улыбка недоверия, замеченная губернатором.
   - Ты не веришь моим словам? - сказал последний.
   - Сердара не так просто захватить, - отвечал индус.
   - Я приказал как можно тщательнее охранять проходы и ему нельзя будет выбраться из джунглей. Он будет там одинаково бессилен, как и у нас в плену; все дело в том, чтобы он не был в состоянии присоединиться к революционерам на юге Индии до тех пор, пока генерал Говелак не подавил восстания. Не знаю, впрочем, зачем теряю я время в разговорах с тобой о таких вещах, которые тебя не касаются.
   - Жду твоих повелений, Сагиб!
   - Через сколько времени можешь ты доставить Сердара в Пуант де Галль?
   - Мертвым или живым?
   - О! Я не желаю больше повторения утренней сцены! К тому же с тех пор, как военный суд приговорил его к смертной казни, ты только исполнишь этот приговор.
   - Понимаю. Мне нужно восемь дней для исполнения такого поручения.
   - Срок вполне разумный и мне, следовательно, не долго придется ждать расплаты. Остается назначить цену, какую ты определишь в возмещение всевозможных затруднений и опасностей, которым ты подвергаешься.
   - О! Опасности! - воскликнул негодяй презрительным тоном.
   - И ты считаешь себя в силах помериться с таким человеком? Велика у тебя, однако, самонадеянность, нечего сказать! Если хочешь знать мое истинное мнение, то я заключаю с тобою условие лишь потому, что в случае удачи с твоей стороны ты окажешь нам большую услугу; на самом деле я так мало доверяю твоему успеху, что и двух пенни не дал бы за твою шкуру. Сегодня утром, например, не будь там моих сипаев, ты не увидел бы восхода солнца. Итак, сколько ты хочешь?
   - Известна ли Сагибу цена, предложенная президентом Бенгальским?
   - Да, восемьдесят тысяч рублей... двести тысяч франков. Мы не так богаты, как Индия, и эта премия...
   - Пусть Сагиб успокоится, я не прошу денег... я прошу только разрешить мне и моим потомкам носить трость с золотым набалдашником.
   - Ты честолюбив, Кишная!
   Трость с золотым набалдашником имеет в Индии такое же значение, как орден Почетного Легиона во Франции; она дастся за серьезные заслуги, и лица, получившие ее, очень гордятся и не расстаются с эти отличием, как со своею тенью. Это местный орден и в той же мере, как степени Почетного Легиона узнаются по банту, так и степени трости узнаются по ее длине: вместо "кавалер", "офицер", "командир" и т.д. здесь говорят - "маленькая трость", "средняя трость", "большая трость с золотым набалдашником".
   Не считайте этих слов за шутку с нашей стороны, но в этой стране, где социальные отличия имеют такую силу, нет ни одного индуса, который не согласился бы отдать половину своего состояния за право прогуляться с этой знаменитой тростью. В сущности я не нахожу особенного различия между тростью с золотым набалдашником и бантом; то и другое нечто иное, как пустая погремушка человеческого тщеславия, над которой все смеются и которой все добиваются. Раз мы находим смешным одно, потому не смеяться над другим.
   В прежнее время властители Габона на берегу Африки украшали своих заслуженных офицеров крышками от коробок из под сардинок. Когда узнали об этом факте в Европе, то все там надрывались со смеху, не замечая, что единственное различие между орденами властителей Габона и украшенными бриллиантами орденами наших властителей Европы заключаются в том, что последние можно заложить в ломбард, тогда как за первые ничего не дадут под залог. Если вы, читатель, можете мне указать какое-либо другое различие между этими двумя предметами, я буду очень счастлив узнать его. А пока вы найдете его, король мыса Лопец будет продолжать в той же степени гордиться своей крышкой от коробки сардинок, как и Македонский король своей бриллиантовой звездой.
   Ничего, следовательно, нет удивительного в том, если шпион Кишная предпочел деньгам трость с золотым набалдашником, которая считалась высочайшим отличием, какое можно было только доставить человеку в его стране. Я, быть может, удивлю вас, если скажу вам, что французские губернаторы в Пондишери, унаследовавшие право прежних раджей давать эту награду, так скупы на этот счет, что при населении в полмиллиона жителей вы найдете только двух-трех индусов, получивших право носить трость с золотым набалдашником, тогда как на то же количество населения вы найдете во Франции более двухсот кавалеров ордена Почетного Легиона.
   Как видите теперь, Кишная требовал очень высокой награды, такой высокой, что сэр Вильям даже колебался несколько минут, назначить ему ее или нет. Но арест Сердара заслуживал такой награды и постыдный торг был заключен.
   В последующие за этим восемь дней шпион должен был доставить Сердара живым или мертвым.
   - Сколько сипаев дать тебе в твое распоряжение? - спросил его губернатор.
   - Мне никого не нужно, - отвечал негодяи с гордостью, - я отослал прочь даже людей своей касты, которые сопровождали меняю. Я могу успеть только, когда буду один... совершенно один.
   - Это твое дело. Если ты успеешь в этом деле, ты получишь, могу тебя заверить, не только обещанное отличие, но правительство королевы сумеет вознаградить тебя за твою услугу.
   И, сказав это, сэр Вильям встал со своего места, показывая этим, что аудиенция окончена. Туземец повторил "шактангу", род приветствия, означающего на индусском языке "повержение к стопам шести", потому что в таком положении прикасаются к полу или земле две ступни ног, два колена и два локтя.
   - Еще одно слово, Сагиб, - сказал Кишная, подымаясь, - я могу успеть только в том случае, если оба прохода в "Долину трупов" будут тщательно оберегаться солдатами, которые не должны выпускать оттуда Сердара и его товарищей.
   - Я, кажется, уже говорил тебе, что им не позволят выйти оттуда.
   Туземец удалился, опьяненный радостью и гордостью. Начальник касты душителей в Бунделькунде и Марваре, он был схвачен однажды в ту минуту в окрестностях Бомбея, когда вместе с друзьями-сектантами приносил кровавую жертву богине Кали, и присужден со многими из своих товарищей к пожизненной каторге. Когда началось великое восстание в Бенгалии, он предложил свои услуги губернатору Бомбея, который отказался сначала от них из боязни, чтобы негодяи не воспользовались своей свободой и не подговорили весь юг Индостана, то есть весь древний Декан, принадлежащий Франции при Дюплексе, перейти на сторону революции; но скоро подвиги Сердара и быстрые успехи его на юге понудили его прибегнуть к крайним мерам, и он вступил в переговоры с Кишнаей, выпустил его на свободу и с ним его приверженцев. Предводитель душителей бросился по следам авантюриста; день изо дня преследуя его, донес он англичанам об отряде махратов, оставленном Сердаром в пещерах Эллора, и наконец, появившись вслед за ним на острове Цейлоне, устроил ему засаду и настолько удачную, что если бы ни Рама-Модели, так быстро организовавший побег, англичане навсегда избавились бы от самого ловкого и непримиримого врага.
   Кишная не принадлежал, как видите, к числу обыкновенных преступников, которыми можно пренебрегать: способный на самые отважные поступки, как большинство людей его касты, он отличался кроме того бесспорным мужеством и поразительной ловкостью. Изучивший до тонкости все хитрости, которыми в течение целых столетий пользовались его соплеменники, чтобы завлечь свои жертвы в расставленные ими западни, он был самым ужасным противником, какого только могли придумать для Сердара, особенно после пробудившейся в нем надежды вернуться в свое селение с высшим знаком отличия, какой только мог быть дарован туземцу.
   Выйдя от губернатора, Кишная медленным шагом направился к базару, наводненному в эту минуту огромным количеством солдат и офицеров, прибывших накануне с пароходами, и проходя мимо малабара, предлагавшего покупателям меха ягуаров и черных пантер, которые так дорого ценятся на Цейлоне, сделал ему едва заметный знак и как ни в чем не бывало продолжал идти дальше.
   Продавец тотчас же подозвал мальчика, стоявшего подле него и, поручив ему товар, догнал Кишнаю и оба скоро затерялись среди извилистой части туземного города.
   Веллаен, продавец мехов пантеры, был человеком, который лучше всех сингалезов, за исключением Рама-Модели, знал опасную долину, где Сердар и товарищи его вынуждены были искать себе убежище. Впоследствии мы узнаем, какие узы общих интересов связывали этих двух людей.
   В шесть часов вечера, незадолго до захода солнца, сэр Вильям Броун возвращался со своей обыкновенной прогулки по живописной дороге в Коломбо, окруженный адъютантами и взводом уланов-телохранителей, когда перед его каретой очутился вдруг полуголый туземец, размахивающий конвертом. Губернатор сделал знак одному из офицеров, чтобы он взял этот конверт, принятый им за петицию. Сломав печать, он быстро пробежал написанное и, побледнев от гнева, приподнялся в карете и крикнул:
   - Догнать этого человека, арестовать его... не дать ему бежать!
   Люди, окружавшие его, бросились вперед, рассыпались по всем кустам, отыскивая туземца, который мгновенно скрылся из виду, но вряд ли успел спрятаться где-нибудь. Напрасно однако офицеры, солдаты, служители шныряли по окрестностям на расстоянии полумили кругом; все вернулись один за другим, не открыв ни малейших следов таинственного посланника.
   Вот что было написано в письме, так поразившем губернатора:
   "Сэру Вильяму Броуну,
   королевскому губернатору Цейлона,
   посвященные члены
   Общества "Духов Вод"
   шлют свой привет!
   Когда солнце восемь раз опустится позади горизонта, душа Сагиба-губернатора предстанет перед мрачным Судьей мертвых, а тело его будет брошено на съедение вонючим шакалам.
   Пундит Саэб, Судья "Духов Вод".
   Год тому назад почти в тот же день получил такое же письмо губернатор Бенгалии, который затем в назначенный ему день пал под ударами фанатиков среди разгара празднества.
   Не было еще примера, чтобы приговор, произнесенный знаменитым тайным обществом, не был приведен в исполнение; никакие предосторожности не спасали намеченных жертв от ожидания их участи и, редкая вещь, общественное мнение и даже мнение самих европейцев находило приговор этот справедливым. Надо сказать однако правду, таинственное общество, назначавшее для исполнения своих решений фанатиков, которые не отступали даже перед страхом пытки, пользовалось только в исключительных случаях своей ужасной властью. Главная цель этого общества заключалась в том, чтобы защищать бедных индусов от гнусного произвола некоторых правителей внутри страны, которые пользовались огромными расстояниями в пятьсот-шестьсот миль иногда, отделявших их от центрального управления, и эксплуатировали свои области самым бессовестным образом, не останавливаясь ни перед каким видом преступлений и подлостей. Таким образом, когда общество это поражало какого-нибудь чиновника, можно было с достоверностью сказать, что последний не только изменял долгу своей службы и был взяточником, но что он совершал такие гнусные поступки, как насилие над женщинами и уничтожение тел своих жертв, за которые в Европе он не избежал бы эшафота.
   Роль, одним словом, которую они играли в течение почти целого столетия, была такова, что честный Кальбрук, судья верховной палаты в Калькутте, сказал о нем: "Правосудие нашло в этом обществе помощника, способствовавшего тому, чтобы некоторые чиновники не забывали, что они имеют честь быть в Индии представителями цивилизованной нации".
   И действительно оно поражало только в крайних случаях, когда долгий ряд преступлений переполнял, так сказать, меру всякого терпения.
   До сих пор общество никогда еще не занималось политикой; ему стоило захотеть и оно могло поднять весь Декан, но оно желало удержать за собою роль судьи. Один только раз изменило оно своим привычкам, приговорив к смерти губернатора Бенгалии, который побудил лорда Далузи завладеть королевством Аудским, и теперь вот по тому же побуждению присудило к смерти сэра Вильяма за его гнусный договор с Кишнаей.
   В тот же час, когда измена грозила жизни героя, посвятившего себя борьбе за независимость Индии, оно выступило на защиту его. Сэр Вильям Броун вернулся в свой дворец в состоянии самого неописуемого волнения; он немедленно послал за генералом-директором полиции и, объяснив ему свое положение, просил его совета, как поступить.
   - Желаете, ваше превосходительство, чтобы я говорил с вами без всяких обиняков, - отвечал директор после зрелого размышления.
   - Я требую этого.
   - В таком случае я должен высказать свое глубокое убеждение, что вашему превосходительству остается жить всего восемь дней.
   - Неужели вы не можете найти никаких средств, чтобы защитить меня от фанатиков?
   - Никаких... члены этого общества находятся среди всех классов, и я не поручусь за то, что тот, которому приказано убить вас, не может быть ваш собственный слуга, верно служащий вам в течение долгих лет. Вам, по-моему, остается только два исхода и они гораздо важнее всех предосторожностей, которые я мог бы посоветовать вам.
   - Какие же это исходы?
   - Первый заключается в том, чтобы уложить свои вещи и навсегда покинуть Индию, как поступают в настоящее время все чиновники, получившие уведомление о таком приговоре. Последний превратится таким образом в изгнание и могу заверить вас, что центральное управление со своей стороны много раз уже выражало одобрение такого рода очисткам.
   - Это годится только для чиновника более низкого ранга, имя которого неизвестно, у которого нет ни состояния, ни общественного положения, ни связей, но губернатор Цейлона, один из самых видных сановников королевства, член королевского совета, не может бежать, как обыкновенный чиновник. Я сделаюсь посмешищем всей Англии, поступив таким образом.
   - Можно под предлогом болезни...
   - Довольно! Второй исход?
   - Он проще... отказаться от договора, заключенного с Кишнаей.
   - Чтобы люди эти сказали, что сэр Вильям Броун уступил их угрозам... никогда, сударь! Бывают случаи, когда человек не может уступить из трусости и должен умереть на своем посту. Я не удерживаю вас больше, сударь!
   - Можете быть уверены, ваше превосходительство, что я приму для вашей безопасности все зависящие от меня меры.
   - Исполняйте ваши долг, сударь, я буду исполнять свой.
   Несколько часов спустя после этого разговора губернатор получил через неизвестного посла второе письмо, содержащее в себе только одну фразу:
   "Бесчестья не может быть в том, чтобы отказаться от бесчестной меры".
   Это второе послание довело до крайний границ удивление и волнение сэра Вильяма. Итак, таинственные судьи знали уже об его разговоре с директором полиции; ясно, что они осуждали бесчестную войну, полную всяких засад, измены, захвата врасплох, которую готовились вести с Сердаром. Низкое сообщничество губернатора Цейлона с негодяем Кишная, каторжником, который всего какой-нибудь месяц тому назад ходил с ядром у ноги в Бомбейской тюрьме.
   Но сэр Вильям Броун был англичанином; он верил, что никакой поступок, самый даже низкий, не может обесчестить человека, когда дело идет о службе... а так как сохранение владений Индии было вопросом жизни и смерти для Англии, он дал себе клятву не уступать.
   И к тому же не в собственных ли руках его были все средства для защиты? Он пользовался безграничной властью. Индусские сикеры убивают всегда кинжалом, - кто мешал ему надеть кольчугу? Он мог также ввиду исключительных обстоятельств выбрать сотню солдат из тех, которые отправлялись в Калькутту и поручить им охрану своего дворца.
   Генерал Говелак со своей стороны советовал ему не уступать и сам выбрал отряд телохранителей среди высадившихся солдат; в тот же вечер все служители-индусы были заменены солдатами шотландского полка.
   Отношения обеих сторон начинали обостряться. Получалось нечто вроде дуэли, в которой каждая сторона ставила на карту свою жизнь... Кто же должен был выйти из нее победителем? Сердар или сэр Вильям Броун?
   Но борьба эта была бы еще ожесточеннее, имей оба противника возможность встретиться и узнать друг друга, ибо в прошлом их случилось нечто мрачное, что даст повод к такой жгучей ненависти, которую может погасить лишь кровь одного из противников. Двадцать лет прошло с тех пор, но жажда мести оставалась по-прежнему неутолимой и безумной, как в тот день, когда один умирающий употребил последние силы свои, чтобы доползти к ним и остановить их бешенство, когда только клятва, вырванная у них человеком в предсмертный час свой, разлучила их... Но они дали клятву встретиться с друг другом и разрешить этот спор и несмотря на то, что обстоятельства жизни держали их вдали друг от друга и они в течение целой четверти столетия потеряли один другого из виду, они так хорошо помнили, что принадлежат друг другу, что дали себе слово никогда не жениться с исключительной целью не оставить позади себя горя в тот день, когда встретятся в последний раз... Но и судьба имеет свои случаи. Не отыскивая друг друга, они вдруг очутились под одним и тем же небом и вступили в борьбу, не узнавая друг друга... еще ужаснее должна была произойти встреча в тот час, когда она состоится!
   Тем временем "Эриманта", простоявшая тридцать шесть часов в гавани Пуант де Галль в ожидании почты из Китая, готовилась покинуть Цейлон, чтобы продолжать свой путь по Бенгальскому заливу. Собравшись на задней части судна, пассажиры в последний раз любовались чудным зрелищем, равного которому нет в мире.
   Несколько в стороне от них стояла небольшая группа из трех человек, которые тихо разговаривали между собой, с тревогой поглядывая время от времени на крутые склоны, покрытые роскошной растительностью, на которых выстрелы из пушек преследовали слона Ауджали. Группу составили Эдуард Кемпуэлл со своей прелестной сестрой Мари и Сива-Томби-Модели, брат Рамы, который сообразно данному ему приказанию сопровождал молодых людей в Пондишери.
   Все трое говорили, само собою разумеется, об утреннем происшествии и о горе Эдуарда и Мари, когда они увидели Сердара, идущим на казнь. Напрасно Сива-Томби старался успокоить их, уверяя, что брат его, наверное, все уже подготовил для побега пленников, слезы их высохли и они успокоились только, когда увидели, что Ауджали скрылся наконец по ту сторону Соманта-Кунта.
   - Не бойтесь, теперь, - сказал им молодой индус, - ловок будет тот, кто их поймет. Мой брат много лет подряд жил в джунглях, отыскивая берлоги пантер, у которых он отнимал детенышей, а затем дрессировал их и продавал фокусникам. Он знает там все ущелья, проходы, и пока все будут уверены, что Сердар и его товарищи окружены со всех сторон, они успеют перебраться через пролив и присоединятся к нам.
   Эти слова успокоили молодых людей, которые в мечтах своих видели уже отца своего возвращенным их любви благодаря Сердару.
   Матросы ходили уже на шпиле и отдан был приказ, чтобы все посторонние лица на борте отправлялись по своим лодкам, когда какой-то макуа, подъехавший к пакетботу в своей пироге, в три прыжка взобрался на палубу и подал Сива-Томби один из тех пальмовых листьев, которые на табульском наречии зовутся "оллис". Туземцы царапают на нежной кожице их буквы с помощью тоненького шила.
   - От твоего брата, - сказал он и затем, так как пакетбот двинулся путь, по планширу спустился в море и вплавь добрался до своей пироги.
   На оллисе оказалось несколько слов, на скорую руку написанных Рамой-Модели.
   - "Через две недели будем в Пондишери".
   Уверенность, с которой написаны были, по-видимому, эти слова, увеличила радость и спокойствие молодых людей. Они были не в состоянии оторвать взоры от вершин, где в последний раз увидели того, кого теперь называли не иначе, как спасителем своего отца.
   Выйдя из фарватера, пакетбот шел несколько времени вдоль восточной оконечности острова, где течение способствует более быстрому движению судов к Индостанскому берегу. Скоро глазам путешественников открылся восточный склон Соманта-Кунта, по которому Барнет спустился в долину; судно так близко шло здесь от берега, что простым глазом можно было рассмотреть малейшие уступы скал и прямые, стройные стволы бурао, представляющих собою самую роскошную растительность тропиков. Там и сям виднелись огневики с ярко-красными цветами, индийские фикусы с толстыми ветками и темной зеленью, тамаринды, покрытые лианами разнообразных оттенков и вьющиеся розы, самым невообразимым образом перемешавшие в живописном беспорядке свои ветви и цветы. Лощина затем как бы прерывалась вдруг, скрытая за утесами, которые стояли на первом плане и представляли собой последние укрепления бо

Другие авторы
  • Коллоди Карло
  • Аксаков Сергей Тимофеевич
  • Житова Варвара Николаевна
  • Неизвестные Авторы
  • Плавт
  • Черниговец Федор Владимирович
  • Уоллес Эдгар
  • Лазаревский Борис Александрович
  • Волконский Михаил Николаевич
  • Путилин Иван Дмитриевич
  • Другие произведения
  • Рукавишников Иван Сергеевич - Л. И. Шиян. Иван Рукавишников и его роман "Проклятый род"
  • Горький Максим - Жизнь Клима Самгина. Часть первая
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Михаил Васильевич Ломоносов. Сочинение Ксенофонта Полевого
  • Гиппиус Зинаида Николаевна - Гиппиус З. Н.: биобиблиографическая справка
  • Мамышев Николай Родионович - Суп из костей
  • Розен Егор Федорович - Е. Ф. Розен: биографическая справка
  • Вяземский Петр Андреевич - Граф Алексей Алексеевич Бобринский
  • Шулятиков Владимир Михайлович - Один из забытых
  • Левит Теодор Маркович - Киплинг
  • Андерсен Ганс Христиан - Веселый нрав
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 383 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа