Сальгари Эмилио - Владыка морей

попал в наши руки.

   - И это еще не все, - сказал Каммамури. - В этой шайке заговорщиков есть и другие лица. Знаете, что поведал мне один из бывших слуг Тремаль-Наика - тот самый, который помог мне пробраться через лагерь даяков и вернуться в факторию? По его словам, пилигрим, который взбунтовал даяков и вооружил их, не араб, как думали до сих пор, а индус.

   - Индус?! - воскликнули одновременно Янес и Тремаль-Наик.

   - Слушайте еще. Это должно вам открыть глаза на то, кто наш враг. Слуга рассказал мне, что однажды ночью он застал пилигрима в хижине, когда тот, преклонив колени, как будто молился перед небольшим сосудом, в воде которого плескались золотые рыбки Ганга.

   - Черт побери! - воскликнул Янес, останавливаясь на ходу, словно пораженный громом. Тремаль-Наик вскочил на ноги с бледным и искаженным лицом.

   - Сосуд с рыбками Ганга? В таком случае этот человек - туг, - пробормотал Тремаль-Наик с жестом отчаяния.

   - Да, господин, - утвердительно кивнул Каммамури. - Только туг может поклоняться золотым рыбкам Ганга, в телах которых воплощается частичка души мстительной богини Кали.

   Несколько мгновений в комнате царило молчание.

   - Необходимо, однако, выяснить, - оживился Янес, - кто был тот человек, который рассказал тебе это.

   - Это Кария, даяк, который находился у нас в услужении, а теперь вернулся к своему племени. Человек умный, опытный. Он обязан мне жизнью. Теперь я встретил его в лесу, когда пытался пробраться сквозь ряды даяков к кампонгу. Вместо того, чтобы выдать меня пилигриму, он проводил меня сюда, предварительно известив вас о моем прибытии при помощи стрелы из сумпитана. Мы можем вполне доверять его рассказу, потому что он никогда и ничего раньше не слышал о "душителях" Индии и был очень удивлен, узнав от меня, что поклоняющийся рыбам пилигрим вовсе не мусульманин.

   - Янес! - сказал взволнованным голосом Тремаль-Наик. - Что же ты думаешь предпринять?

   Португалец, склонившись над столом и подпирая рукой голову, казалось, предался размышлениям.

   - Мы были глупы, как ослы. Надо быть слепцами, чтобы не догадаться сразу, кто такой этот проклятый пилигрим-тут. Та ненависть, которую он питает к тебе, Тремаль-Наик, похитителю их сокровища, жрицы храма Кали, освободившему из плена украденную ими Дарму, твою дочь, которая должна была заменить в храме свою мать, - этого ведь было достаточно, чтобы объяснить нам все.

   Помолчав немного, португалец добавил:

   - Если бы мы не видели их вождя, Суйод-хана, испускающим дух под кинжалом Сандакана, можно было бы подумать, что вся эта дьявольская махинация - дело его рук. Но он убит, это неоспоримо. И мертвые не встают из могил. Мы видели, как его тело было зарыто в яму вместе с сотнями казненных сипаев Дели.

   - Мы уже говорили об этом, - отозвался индус, - и теперь лучше подумаем о ближайшем будущем. Что мы должны предпринять? Подумай, Янес! Теперь, когда мы узнали, с кем мы имеем в действительности дело, я начинаю волноваться за жизнь моей дочери.

   - Нам остается одно, - прозвучал ответ португальца: - уйти отсюда, уйти как можно скорее и добраться до Сандакана. Здесь делать больше нечего.

   - Конечно. Но как пробиться сквозь ряды осаждающих?

   - Что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. Пойдем отдыхать, пока даяки так любезны, что оставляют нас в покое.

   И они удалились в свои помещения, но на их лицах читалось выражение глубокой тревоги. Они искали выход и пока не находили его; это их угнетало.

   Ночь прошла, как и можно было предвидеть, спокойно.

   Еще до восхода солнца Янес, который спал и плохо и мало, был уже на ногах. Казалось, его занимала какая-то идея, так как вместо того, чтобы спуститься по обыкновению в столовую к чаю, он забрался на террасу, на которой торчали остатки разрушенной даякской артиллерией башенки, и принялся выяснять для себя внутреннее расположение самого кампонга.

   Фактория образовывала широкий параллелограмм, пересеченный посередине постройками и навесами, что позволяло разделить силы защитников на два отряда. Первая часть кампонга, куда вела дорога от подъемного моста, состояла из каменных зданий. Во второй части помещались погреба, конюшни, помещения для прислуги, хлева и прочие служебные постройки.

   Это расположение поразило португальца.

   - Черт возьми! - пробормотал он, весело потирая руки. - Это как раз отвечает моим намерениям. Все зависит от того, насколько велики в самом деле запасы в погребах моего друга, Тремаль-Наика. Если только у него достаточно ликера, то дело можно считать сделанным. В любви к выпивке даяки недалеко ушли от негров. Это, надо надеяться, нас и спасет. Ну, собака из Мекки, я мастерски приготовлю тебе пакость!

   Успокоенный, оживленный, он сошел с платформы и увидел Тремаль-Наика и его оруженосца Каммамури за столом.

   - Ну, придумал ли ты какой-нибудь выход из нашего положения? - спросил Янес, обращаясь к другу.

   - Думал всю ночь напролет, но ничего не выдумал, - ответил Тремаль-Наик угрюмо. - Остается только одно: открыть двери и... идти напролом. Ничего лучшего не могу предложить.

   - Гм... Недурной способ, - улыбнулся Янес. - А кстати, или некстати... Сколько бочек брамы имеется в твоем распоряжении?

   - А зачем это? - изумленно спросили и Тремаль-Наик и Каммамури.

   - Чтобы получить свободный выход из кампонга.

   - Ты шутишь, Янес?

   - Ничуть Разве сейчас время шутить?

   В нескольких словах Янес объяснил свой план, правда, несколько рискованный, но все же обещавший успех: покинуть лучшую, наиболее укрепленную часть кампонга и запереться во второй, где расположены сельскохозяйственные постройки, предоставив даякам... весь наличный запас брамы. Благо запас этот оказался колоссальным: фактория Тремаль-Наика, как выяснилось, снабжала этим драгоценным продуктом все окрестные племена.

   Пробившись внутрь кампонга, даяки не преминут разыскать бочки с ликером и набросятся на них.

   - Но ведь мы не можем долго продержаться в хилых постройках, покинув каменную цитадель! - возражал Тремаль-Наик.

   - Нам и не нужно много времени, - отвечал Янес. - Час-полтора продержимся, и этого будет достаточно. Ты увидишь сам, что выйдет.

   - Но поддадутся ли они на эту уловку?

   - Непременно. Ведь их разведчики прячутся в живой колючей изгороди, и как только увидят, что платформы нами покинуты и подъемный мост никем не охраняется, - сейчас же оповестят сородичей.

   - Когда мы проделаем это? - вмешался Каммамури.

   - Как только начнет темнеть, чтобы в сумерках легче было ускользнуть из кампонга...

   - Так за дело! - воскликнул, оживляясь, Тремаль-Наик. - Я вполне доверяю теперь твоему плану, Янес.

   - А у тебя есть лошадь для Дармы?

   - Целых четыре, и все отличные.

   - Прекрасно. Мы заставим даяков гнаться за нами до самого берега. Сколько времени тебе, Каммамури, понадобилось, чтобы добраться до моря?

   - Три дня.

   - А мы попробуем проскочить быстрее. Рыбацких поселков на берегу много, и мы всегда можем рассчитывать найти на берегу какую-нибудь пирогу или прао.

   Совещание закончилось полным одобрением выработанного Янесом плана, причем сейчас же все защитники кампонга были оповещены о принятом решении и встретили это известие без малейших возражений.

   Затем спешно были произведены необходимые приготовления к самому побегу. Спингарды сняли со стен и разместили за внутренним палисадом на поспешно построенных платформах, погреба опустошили и всю браму вынесли во двор. Ее запасы составляли около восьмидесяти бочек колоссальных размеров, по два-три гектолитра в каждой. Таким количеством этого крепкого дурманящего напитка можно было свалить с ног целое войско.

   Перед заходом солнца, изолировав несколько террас, чтобы привлечь внимание даяков, гарнизон поджег часть строений, заставляя осаждающих думать, что в кампонге вспыхнул пожар.

   Закончив эти приготовления, сложив несколько костров под навесами и в нижних этажах павильонов, наполненных горючими веществами, гарнизон удалился за внутренний палисад и стал ждать врага. Как и предвидел Янес, осаждавшие, привлеченные видом пожара, разрушавшего те самые укрепления, о которые недавно разбились их отчаянные атаки, не замедлили покинуть свои палатки и снова ринуться на приступ. Они рассчитывали, что, очутившись между двух огней, гарнизон сдастся.

   Сумерки спускались на землю, когда патрули на форпостах кампонга известили о приближении врага. Даяки, сформировав семь отдельных штурмующих колонн, с громкими криками прибежали к укреплению. Они заранее торжествовали победу.

   Янес, видя, что они проходят зону колючего кустарника, приказал поджечь груды хвороста, сложенные под навесами и в жилых помещениях, и затем, убедившись, что гарнизон находится уже в пределах второго палисада, открыл стрельбу из спингард в ускоренном темпе, чтобы симулировать отчаянную защиту. Даяки в этот момент были уже под самыми стенами. Увидев, что стены отчасти разрушены, осаждавшие на миг остановились, опасаясь попасть в ловушку, но сейчас же вновь ринулись вперед и ворвались внутрь кампонга, издавая дикие крики и победоносно размахивая гарантами.

   Увидев, что даяки первым делом набросились на бочки с брамой, стоявшие около горевших зданий, Янес распорядился прекратить стрельбу, чтобы не слишком раздражать нападающих.

   Перед бочками даяки вновь приостановились: они не знали, что именно было в бочках, и еще не исчез остаток недоверчивости, боязни попасть в западню. Но запах алкоголя, просачивавшийся сквозь недостаточно плотно пригнанные пробки, не замедлил достигнуть их обоняния. - "Брама! Брама!" - был общий вопль. Дикари ринулись к бочкам, вырвали пробки и, подставляя руки под струи ароматной жидкости, пили одуряющий напиток. Радостный рев прокатывался по толпе осаждавших. Ничто не мешало насладиться драгоценным напитком, тем более что осажденные прекратили огонь.

   Один глоток, только один глоток, и затем снова в атаку!

   Но первые же капли выпитой брамы совершенно изменили их намерения. Их тянуло как можно дольше пользоваться бездеятельностью притаившихся, охваченных, казалось, полной паникой защитников кампонга. С другой стороны, этот драгоценный напиток был, конечно, гораздо вкуснее свинцовых пуль, которые ждали впереди.

   И напрасно надрывались вожди, понукая даяков идти вперед: ничто не могло отогнать дикарей от их добычи.

   Восемьдесят бочек брамы. Какое счастье! Никогда они не имели в своем распоряжении столько этого напитка!

   Они побросали все, что можно, даже щиты и паранги, и пили, пили до одурения, оставаясь глухими к крикам и угрозам своих вождей.

   Это была небывалая, фантастическая оргия, вакханалия, озаренная багровым светом пожарища.

   Янес и Тремаль-Наик следили за тем, как люди гарнизона бесшумно расшатывали и вытаскивали в одном месте колья палисада, подготавливая себе путь к отступлению.

   Между тем уже начали гореть навесы, и из всех окон жилых строений покинутой части кампонга повалили густые клубы дыма.

   Еще несколько мгновений, и между осаждающими и осажденными должна была вырасти непроходимая стена огня.

   Даяки, казалось, не обращали ни малейшего внимания на пожар, угрожающий охватить кампонг. Они по-прежнему опустошали одну за другой драгоценные бочки, причем их вожди, отчаявшись воздействовать на позабывших дисциплину воинов, кончили тем, что и сами последовали с усердием, достойным похвалы, их благому примеру и прилипли к бочкам с брамой.

   Хаджи, руководивший штурмом издали, находясь в лагере и никогда не показываясь перед кампонгом, не видел, как его люди, сраженные брамой, падали, словно пораженные молнией, у обольстивших их бочек, под дождем искр все сильнее и сильнее разгоравшегося пожара.

   Вскоре почти все здания кампонга обратились в один сплошной огненный столб.

   Настал долгожданный момент.

   - Вперед! - скомандовал Янес. - Оставляйте все, кроме оружия и припасов!

   Неся раненых, отряд в глубоком молчании покинул палисад, перебрался за внешние стены и быстрым шагом двинулся к лесу.

   Дарма скакала на лихом коне. Ее оберегали с одной стороны отец, с другой - Янес, тоже верхом.

   Достигнув лесной опушки, отряд, состоявший приблизительно из сорока человек, включая семерых раненых, остановился перевести дыхание и посмотреть, что делается в покинутом кампонге. Фактория превратилась в один сплошной гигантский костер. Палисады дымились и разрушались вместе с платформами и домами. Наряду с треском горящего тикового дерева слышался рев пожарища и грохот взрывающихся спингард, которые остались заряженными. Несколько человек метилось по развалинам, перетаскивая подальше от огня пьяных дикарей, которым угрожала опасность заживо сгореть около погубивших их бочек с предательским ликером.

   Должно быть, пилигрим держал в резерве несколько отрядов. Они предназначались, разумеется, для поддержки осаждающих колонн, если бы последним не удалось проникнуть в кампонг, и теперь, не слыша больше шума битвы, эти отряды направились к фактории, чтобы ознакомиться с положением дел.

   - Хоть бы ад пожрал весь этот сброд! - выругался Янес, подгоняя своего коня. - Я жалею только об одном: пришлось уйти, не сведя счеты с этой проклятой собакой, пилигримом. Ну да ладно! Наше не уйдет... Посмотрим. Еще встретимся когда-нибудь...

   - Когда-нибудь? - отозвался Каммамури. - Не когда-нибудь, а теперь. Надо уносить ноги: нас уже заметили, и за нами погоня.

  

   При зареве пожара, заливавшего всю равнину, маратх заметил отряд даяков, продвигавшийся быстрым шагом вдоль лесной опушки и в то же время старавшийся остаться незамеченным. По-видимому, это был последний резерв хаджи, специально направленный в погоню за беглецами. Янес и Тремаль-Наик с первого взгляда убедились, что вступать в открытую борьбу с этим отрядом не имело никакого смысла, хотя и было несомненно, что главные силы даяков в дело не вступят.

   - Да их не меньше сотни, и большинство вооружено огнестрельным оружием! - воскликнул португалец. - Посадим лучше наших раненых на лошадей - их переноска задерживает движение, а сами доверимся быстроте наших ног. Ты, Тремаль-Наик, и Каммамури сойдите с лошадей, а ты, Самбильонг, сформируй арьергард для прикрытия отступления.

   Шестеро раненых были усажены на трех освободившихся лошадей, а седьмой поместился вместе с Дармой, и весь отряд форсированным маршем устремился по направлению к западу. Самбильонг с восемью отборными бойцами из экипажа "Марианны" остался позади, чтобы огнем задержать наседавших преследователей.

   Между отрядом Янеса и преследующими его даяками оставалось расстояние в несколько миль, и беглецы делали отчаянные усилия, чтобы удержать за собой преимущество в этом отношении.

   Стремительный бег под сенью гигантских тропических растений продолжался добрый час. Затем Янес и Тремаль-Наик, встретив на своем пути густые заросли, подали сигнал к остановке, чтобы дать более слабым возможность перевести дух. Эти заросли представляли беглецам преимущество еще потому, что в них легче было защищаться от нападения даяков, если бы последние настигли отряд.

   - Подождем здесь, - сказал Янес. - Если они не потеряли наши следы, то нападут на нас, и я воспользуюсь случаем расстрелять их среди этих растительных колоссов, поскольку это легче, чем в другом месте, более открытом. А между прочим, надолго ли одурманивает пьяниц брама, друг Тремаль-Наик?

   - По крайней мере, на сутки.

   - Ага! Это отлично! Так мы доберемся до морского берега раньше даяков.

   - Да, если только они не догадаются перерезать нам путь, спустившись вниз по Кабатуану. Путь по реке гораздо короче нашего.

   - Об этом я не подумал. Ну да ничего. Если они нападут на нас на море, то там уж мы сумеем себя защитить Важно будет только найти пару-другую пирог.

   - Их-то мы найдем, - сказал Каммамури. - В поселке, где я остановился перед отплытием на Мопрачем, я видел много лодок. Рыбаки с удовольствием продадут нам пару.

   Больше часа отряд, прячась среди зарослей, ожидал появления даяков, но затем, решив, что следы его даяками окончательно потеряны, тронулся опять в путь. Путешествие продолжалось всю ночь, и только под утро был сделан короткий привал на берегу небольшой реки, являвшийся, по всем признакам, притоком Кабатуана. Опасения быть настигнутыми погоней мало-помалу рассеивались, и отряд начинал уже надеяться, что ему удастся добраться до морского берега без дальнейших схваток. Следующие трое суток также прошли совершенно спокойно в странствованиях по бесконечно тянувшемуся лесу, и к утру пятого дня беглецы уже поднимались на первые возвышенности Хрустальных гор, высокая цепь которых тянулась с севера на юг вдоль восточного берега острова. В полдень шестого дня, обозрев с высоких скал расстилавшееся вдали море, отряд Янеса спустился в узкую долину, которая должна была привести его к самому берегу.

   Беглецы шли уже в течение четырех часов, соблюдая полное молчание, продвигаясь гуськом, потому что проход был очень узок. Вдруг послышавшиеся издали крики заставили их застыть на месте.

   - Даяки? - промолвил Янес, быстро оборачиваясь.

   В это время над долиной прогремел выстрел, и на окаймлявших ее возвышенностях показался многочисленный отряд даяков, быстро спускавшихся на дно долины, по направлению к беглецам.

   - Недурно! - сказал несколько раздраженным голосом португалец. - Эти господа предоставили нам спокойно промчаться по всему лесу с тем, чтобы уже тут, недалеко от берега, поймать нас в расставленную ловушку.

   - Море, как говорит Каммамури, находится всего только в трех милях отсюда, - отозвался Самбильонг. - Возьмите Дарму, всех раненых и идите туда. Я же вместе с остальными загорожу дорогу нашим врагам, чтобы дать вам возможность раздобыть пироги. Если мы не остановим их, то сложим тут свои головы, и никто из нас не увидит нашего родного, вольного Мопрачема. Решайтесь скорее. Враг настигает.

   -А можешь ли ты сопротивляться в течение получаса? - спросил озабоченно Янес.

   - Даже целый час. Там, - сказал Самбильонг, показывая на отдельно возвышающуюся над долиной скалу, - мы сможем продержаться долго.

   - Если так, ладно, - сказал Янес. - Мы доберемся до берега и тогда дадим знать об этом выстрелами из карабинов. Тогда пробивайся и ты. Пироги будут уже готовы.

   В это время над головами начали посвистывать первые пули настигавших отряд преследователей.

   - До свидания! - крикнули Янес и Тремаль-Наик, вскакивая на лошадей и направляясь к видневшемуся вдали морскому берегу.

   Самбильонг и Каммамури собрали остальных людей и увели на вершину холма, выбранного ими для своей цели.

   В несколько прыжков они достигли вершины скалы, пробираясь среди густой травы, и скрылись между торчащими тут и там камнями. Верная подруга маратха, тигрица Дарма, тоже была с ними.

   Преследователи спустились в долину. Колонна даяков состояла из полутора сотен человек, прекрасно вооруженных мушкетами и карабинами и являвшихся, по-видимому, отборной гвардией пилигрима. Увидев, что "Тигры Мопрачема" вместо перехода в стремительное и бурное наступление заняли оборонительную позицию, даяки рассеялись у подножия скалы и стали обстреливать ее вершину, надеясь свинцовым градом выбить пиратов с их позиции.

   Те не остались в долгу, и завязалась оживленная перестрелка. Первая группа даяков, слишком неосторожно приблизившаяся к осажденным, была буквально расстреляна.

   - Начало удачное! - крикнул Самбильонг, оборачиваясь к Каммамури.

   Приведенные в ярость гибелью своих товарищей, даяки скоро убедились, что перестрелка не дает желанных результатов, испустили громкий боевой клич и с парангами в руках устремились в атаку. Но у подножия скалы, осыпаемые меткими выстрелами воинов Самбильонга, замялись и опять схватились за ружья.

   - Друзья! - обратился Самбильонг к своим соратникам, которые стойко удерживали позицию, хотя многие из них были уже ранены. - Пришел час, который решит нашу участь. Сумейте умереть, сражаясь!

   Невзирая на потери, понесенные в этой перестрелке, даяки с яростными криками поднимались уже на откосы скалы.

   И вот враги столкнулись вплотную. Произошла ожесточенная схватка. За секунду до этого Самбильонг, видя, что враги совсем рядом, крикнул Каммамури, по-прежнему выпускавшему заряд за зарядом в подползавших к вершине холма даяков:

   - Каммамури! Спусти Дарму!

   Великолепный зверь, которого малайцы скрыли от пуль даяков за большим камнем, с ревом бросился на нападающих.

   Пораженные появлением ужасного врага, даяки в смятении отхлынули назад. Дарма гналась за ними, но в это время чья-то предательская пуля поразила ее. Бедное животное с ревом приникло к земле, потом несколько мгновений еще держалось, глядя пылающими глазами на врагов, но наконец силы покинули Дарму, и она упала на землю безжизненным трупом.

   - Дарма! Моя Дарма! - горестно воскликнул Каммамури, который любил тигрицу, как собственное дитя.

   А в это мгновение издали донесся рокот трех последовательных выстрелов.

   - Сигнал! Наконец-то! - скомандовал Самбильонг отступление. Затем он увлек за собой Каммамури, обезумевшего от горя при виде смерти тигрицы, со словами:

   - Оставь ее! Она умерла!

   Кучка храбрецов, в которой оставалось всего около десяти человек, воспользовавшись замешательством даяков, бросилась со скалы, оставляя на роковой вершине трупы павших в неравном бою товарищей. Беглецы мчались по направлению к морскому берегу, откуда в это время донеслись новые выстрелы Янеса.

   Под градом пуль, непрерывно преследовавших беглецов, маленький отряд товарищей Самбильонга добрался до берега, где находилось около дюжины рыбачьих хижин.

   Там шумело море, на волнах которого плясали у самого берега пироги с распущенными парусами, готовые отправиться в путь.

   - Скорее! - приветствовал Янес спасшихся товарищей.

   - А где же остальные? - спросил Тремаль-Наик, оглядывая печальным взором кучку израненных и измученных беглецов.

   - Там! - ответил Самбильонг. - Погибли!

   - Погибли вместе с Дармой! - рыдая, произнес Каммамури. Тень глубокой скорби легла на чело индуса при вести о гибели красавицы тигрицы, которую он любил не меньше Каммамури.

   Две пироги под распущенными парусами тронулись в путь, направляясь по морю к юго-востоку. Они были заполнены остатками защитников кампонга. А на берег, только что покинутый людьми Янеса и Тремаль-Наика, уже выбегали даяки, оглашая воздух криками бессильной ярости и проклятиями в адрес беглецов. И видно было, как обитатели рыбачьего поселка, покинув свои убогие хижины, торопливо убегали вдоль берега, прячась от свирепых врагов в прибрежном кустарнике.

   Через несколько минут мирный поселок уже пылал, подожженный дикарями, искавшими, на ком бы сорвать свою слепую ярость.

   Обе пироги, подгоняемые свежим береговым бризом, обогнули остров Гайя, готовясь войти в залив Санангар, - тот самый, к водам которого Кабатуан катит свои мутные волны.

   Пирогу несколько больших размеров, к тому же вооруженную небольшой пушкой, занимал Тремаль-Наик с дочерью. На другой пироге, которой командовал Янес, была только одна спингарда.

   - Дрянь лодки! - отозвался о судах импровизированной флотилии Самбильонг. - Они стары, как я.

   - Лучших, к сожалению, для нас с тобой выстроить не успели, - угрюмо пошутил Янес. - Видишь ли, мы слишком поздно предупредили рыбаков о нашем визите... Для нас большое счастье, что хоть эти скорлупки раздобыли.

   - Куда направимся? На Мопрачем? - заговорил снова Самбильонг.

   - Нет. Придется сначала пройти берегом до Насонга, - ответил Янес. - Я не очень доверяю этим скорлупкам, которые впитывают в себя воду, словно губки.

   Солнце уже близилось к закату. Над морем спускались тени ночи. Янес сидел на корме своей утлой лодки на небольшом камне, который заменял суденышку якорь, докуривая последние свои сигары, в то время как большинство разместившихся с ним людей из бывшего экипажа "Марианны" отдыхало, лежа на дне лодки.

   На потемневшем море не блестело ни единого огонька. На берегах, мимо которых плыли пироги, тоже царила глубокая тьма. Только около небольшого островка Санангара, расположенного при входе в бухту с тем же названием, сверкала красноватая точка - вероятно, огонь фонаря какого-нибудь рыболова, вышедшего на ночную работу.

   Едва только пироги обогнули остров Гайя, как бриз улегся, и беглецы стали продвигаться с ничтожной скоростью.

   - Я предпочел бы быть сейчас за сто миль от этой бухты, - пробормотал португалец. - Устье Кабатуана едва не стало роковым для моей "Марианны".

   Ночь прошла спокойно. Почти до полуночи Янес бодрствовал, исполняя обязанности рулевого. Потом, сломленный усталостью, сдал руль отдохнувшему Самбильонгу, а сам растянулся под банкой и заснул. Несколько часов спустя его разбудил возглас Самбильонга:

   - К оружию!

   В это время только начинало светать, и обе лодки, которые за ночь почти не продвинулись вперед, находились у северного конца острова Гайя.

   Услышав крик Самбильонга, Янес вскочил на ноги и спросил:

   - Что случилось? Дьявольщина! Неужели мне не дадут отдохнуть?

   Однако тотчас же его внимание было привлечено видом джонки - судна, по размерам значительно превышающего пироги и шедшего под двумя треугольными парусами. Джонка выбиралась в море из бухты, сопровождаемая полудюжиной двойных шлюпок, по обычаю даяков скрепленных между собой своеобразным помостом. Тут же виднелся паровой баркас, на мачтах которого не было видно определяющего его национальность флага.

   - Что понадобилось от нас этой флотилии? - с удивлением пробормотал португалец.

   Холостой выстрел из пушки, сделанный с борта джонки, был, казалось, ответом на его вопрос.

   Флотилия приказывала беглецам остановиться.

   - Даяки! - вскричал Самбильонг, бросившийся на нос, чтобы лучше рассмотреть экипаж флотилии. - Нам надо править к берегу.

   - Опять? Но это наш конец, - отозвался, стиснув зубы, португалец. - Пытаться вступать в открытый бой с таким многочисленным и хорошо вооруженным врагом - безумие. Но и бежать некуда...

   В самом деле, если еще можно было рассчитывать уйти от парусников, то не было никакой надежды спастись от преследования быстроходного парового баркаса.

   Беглецам не оставалось ничего другого, как опять повернуть к берегу, или, в лучшем случае, пристать к острову Гайя, покрытому густыми лесами.

   - К берегу и - заряжай ружья! - распорядился Янес.

   Прао Тремаль-Наика, находившееся на некотором расстоянии от судна Янеса, уже изменило курс и теперь быстро двигалось по направлению к острову Гайя. К сожалению, времени было слишком мало. Отгадав план беглецов, джонка искусным маневром врезалась между обоими судами, а вслед за ней тот же маневр проделал и паровой баркас, который начал обстреливать пироги из своих пушек.

   Янес схватил свой великолепный дальнобойный карабин и с лихорадочной быстротой стал посылать один выстрел за другим по джонке, целясь в людей, толпившихся на ее палубе. Остальные последовали его примеру.

   - Лучше потонуть, - кричал Янес, - но не попасть живыми в руки этих зверей!

   Экипаж пироги Тремаль-Наика, в свою очередь, упорно отстреливался от врагов с джонки и баркаса.

   Но с каждым мигом яснее становился неизбежный конец этой неравной и по существу бесполезной борьбы.

   Удачный выстрел с баркаса сбил мачту с пироги индуса, а следующая граната раздробила ей корму.

   Пирога Янеса метнулась на помощь к суденышку Тремаль-Наика, но путь оказался прегражденным джонкой.

   Пирога индуса тонула, наполняясь водой. И в то же время паровой баркас налетел на нее, пытаясь взять ее на абордаж, а джонка решительно двинулась на пирогу португальца.

   - Стреляйте по командному мостику, друзья! - кричал вне себя Янес. - По крайней мере, мы отомстим за наших друзей!

   С кормы джонки прозвучал металлический голос:

   - Сдавайтесь пилигриму из Мекки! Я сохраню вам жизнь! Таинственный враг наконец показался на палубе. На его голове по-прежнему был традиционный зеленый тюрбан. В руке пилигрим держал короткую индийскую саблю.

   - Ты здесь? - воскликнул Янес. - Получи!

   Он вскинул заряженный карабин и, прицелившись, выстрелил. Хаджи взмахнул руками и упал навзничь. Его падение вызвало яростные крики всего экипажа джонки.

   - Наконец! - сказал Янес. - Теперь можем выкурить последнюю, действительно последнюю сигару...

  

   Гибель "тигров Мопрачема" была неизбежна.

   Судно Тремаль-Наика, захваченное паровым баркасом и двумя двойными прао, несмотря на отчаянное сопротивление экипажа, уже было взято на абордаж и готовилось затонуть. Янес с невыразимым волнением и тоской видел, как Тремаль-Наика, Дарму и немногих беглецов схватили и перетащили на паровой баркас, который в то же мгновение направился на юг, не заботясь о дальнейшем ходе сражения.

   На прао Янеса осталось всего только семь человек, в то время как экипаж надвигавшейся джонки превышал это количество в четыре раза и кроме того, к месту сражения отовсюду неслись челноки даяков, переполненные воинами.

   Оставалось или сдаться, или пойти ко дну. Тем не менее, на судне Янеса не прекращали стрельбы. Срезав удачным выстрелом паруса на прао, джонка прекратила канонаду, и экипаж стал готовиться к рукопашной схватке.

   Увидев это, Янес решился на отчаянное предприятие: не дожидаясь нападения, он задумал сам перейти в атаку.

   После очередного залпа из карабинов уцелевшие вокруг Янеса люди, побросав ружья, схватились за паранги, как вдруг где-то совсем поблизости прогрохотал пушечный выстрел, облачко дыма поднялось на корме джонки и срезанная взрывом гранаты мачта упала на палубу, накрывая своим громадным парусом весь экипаж.

   Янес, удивляясь неожиданной помощи, живо обернулся, чтобы посмотреть, кто ее оказывает. И увидел с северной стороны острова Гайя великолепный пароход больших размеров, на палубе которого виднелись толпы одетых в белое людей, по-видимому, европейцев.

   - Друзья, тигрята, мы спасены! - воскликнул он, в то время как второй снаряд, пущенный с парохода, сорвал руль джонки и в секунду рассек надвое одну из шлюпок, находившихся у нее на борту.

   Вскочив одним прыжком на корму и сложив ладони рупором, португалец закричал:

   - Ко мне, на помощь, дети Старого Света!

   Второй, третий, четвертый выстрелы из пушки. И каждый достигал своей цели, то разрезая пополам какое-нибудь прао даяков, то разбивая руль беспомощной джонки. Один из снарядов парохода впился в борт джонки и при взрыве образовал огромную пробоину у ватерлинии, в которую потоками хлынула вода.

   На крик португальца экипаж парохода отвечал сочувственными криками и жестами, не прекращая обстреливать даяков. Было ясно, что пароход, европейское судно, увидев картину неравного боя, вмешался в дело, потому что моряки обнаружили опасность, которая грозила прао Янеса, тоже европейца, со стороны многочисленных дикарей.

   Прао даяков при появлении на сцене парохода поторопились скрыться в южном направлении, предоставив джонку ее собственной участи, тем более что они были лишены возможности рассчитывать хотя бы на поддержку парового баркаса, который уже скрылся на юге вместе с пленниками.

   Джонку, получившую уже три пробоины и накренившуюся на один бок, заливало водой. Очевидно, она неминуемо должна была пойти ко дну. Матросы, расстреляв все свои снаряды, один за другим бросались в воду.

   - Друзья! Беритесь за весла! - крикнул Янес своим товарищам. - Во что бы то ни стало пилигрим должен оказаться в наших руках!

   И пока пароход спускал на воду две шлюпки с вооруженными людьми, пираты Мопрачема за несколько ударов весел долетели до готовой погрузиться в воду джонки. На борту ее оставались только мертвецы да несколько раненых. Остальной экипаж, бросившись за борт в воду, делал отчаянные попытки вплавь добраться до острова.

   Янес, Каммамури и Самбильонг, причалив к джонке, как кошки взобрались на ее облитую кровью палубу и бросились к корме, надеясь найти там пилигрима.

   Они не ошиблись: их таинственный враг лежал на подстилке из паруса, судорожно зажимая рукой глубокую рану в груди.

   Он не был мертв, потому что едва только увидел Янеса и его спутников, как неожиданным движением поднялся на колени, выхватил из-за пояса длинный индийский пистолет и уже навел его на португальца, но Каммамури, рискуя получить пулю, выхватил смертоносное оружие из рук пилигрима.

   - Я думал, что ты ушел в страну теней, - сказал пилигриму маратх. - Но так как ты еще жив, то мы поможем тебе отправиться туда, откуда ты пришел, - в ад.

   Он приставил дуло пистолета к виску хаджи и собирался спустить курок, но Янес удержал его, схватив за руку.

   - Он гораздо дороже нам живой, чем мертвый, - сказал португалец. - Самбильонг! Забери этого человека и перенеси его на прао. Да поторапливайся. Джонка, собирается стать подводным кораблем.

   Янес и его товарищи с телом пленного хаджи спрыгнули в прао как раз в тот момент, когда с одной из двух шлюпок, спущенных пароходом, им кинули буксирный канат.

   Сидя в прао, которое следовало за шлюпкой, Янес быстро и ловко связал пленника, вернее, почти спеленал его.

   - Кажется, европейцы? - говорил он, работая, своим товарищам. - Но какой национальности? Может быть, англичане?

   - По крайней мере, - отозвался Каммамури, - офицер на шлюпке отдавал приказание по-английски.

   - Черт! Было бы презабавно, если бы мы оказались обязанными своим спасением нашим не менее непримиримым и беспощадным врагам, чем даже даяки.

   И затем португалец с тяжелым вздохом добавил:

   - А Тремаль-Наик? А Дарма? Что случилось с ними?

   - Паровой баркас ушел к югу, - сказал Самбильонг.

   - Верно ли это? Не пошли ли они к устью Кабатуана? Но если ты прав, то возникает вопрос: кто же именно взял в плен наших друзей? И куда могли их отправить?

   Как раз в этот момент прао подошло к пароходу.

   На верхней платформе трапа стоял человек лет пятидесяти, с остроконечной бородкой, в морской форме из темно-голубого сукна с золотыми пуговицами. Это был капитан парохода.

   Янес быстро поднялся по трапу и сказал, обращаясь к поджидавшему его там командиру парохода:

   - Сердечно благодарю вас, сеньор, за вашу любезную помощь. Еще несколько минут, и мой череп оказался бы украшением коллекции какого-нибудь из этих ужасных охотников за головами.

   - Очень рад, мистер, что мог вас спасти, - ответил капитан, пожимая руку португальцу. - И полагаю, что всякий человек белой расы поступил бы на моем месте точно так же.

   - Простите. Я имею честь говорить с командиром этого судна?

   - Да, сэр. Пароход этот находится под моей командой.

   - Позвольте представиться: Янес де Гомейра. Капитан даже подскочил от удивления.

   - Янес де Гомейра?! - воскликнул он. - Это имя для меня, черт возьми, не ново. Это вы - товарищ того необыкновенного человека, который несколько лет тому назад разнес эфемерное царство Джеймса Брука, "истребителя малайцев"?

   - Да, это я.

   - Представьте, я был как раз в Сараваке в тот роковой день, когда ваш друг, мистер Сандакан, так неожиданно нагрянул в гости к Бруку. Я очень, очень рад, что мог оказать вам, сэр, маленькую услугу. Но не откажите в любезности объяснить, что нужно было от вас этим дикарям?

   - Это долгая история. Сразу не расскажешь" Позвольте мне, в свою очередь, задать вам маленький вопрос: вы не англичанин?

   - Мое имя Гарри Брайан. Америка. Калифорния.

   - А этот корабль, который, как я вижу, оборудован и снаряжен лучше любого первоклассного крейсера?

   - Да, недурная штучка, сэр? А?! - засмеялся капитан. - Ведь, право же, во всех этих водах вы не найдете ничего лучшего!

   Затем капитан, обратившись к своим морякам, которые с любопытством расспрашивали товарищей португальца, в то время, как судовой врач исследовал состояние раненого "хаджи из Мекки", таинственного врага Сандакана и Тремаль-Наика, сказал:

   - Накормите-ка вы хорошим завтраком этих храбрецов. А вас, мистер де Гомейра, попрошу пожаловать в мою каюту. Но раньше скажите, что я должен сделать с вашей посудиной? - И он показал, улыбаясь, на болтавшуюся у борта парохода изувеченную лодку.

   - Отрежьте буксир, - коротко ответил Янес, глядя на жалкую скорлупку, в которой было пережито за последние часы столько тревог.

   - Где вы, сэр, хотели бы сойти на берег?

   - Как можно ближе к Мопрачему, - ответил португалец. - Если, разумеется, вам не трудно подвезти меня и моих товарищей.

   - Довезем прямо до вашего знаменитого Гнезда Тигров, - отозвался американец. - Мопрачем лежит как раз по моему курсу, и я буду рад заглянуть туда. Но идемте же, сэр, в мою каюту.

   За обильным и вкусным завтраком, сервированным в капитанской каюте, Янес подробно рассказал обо всех своих приключениях и поведал об опасности, угрожавшей Сандакану.

   - Мистер де Гомейра! - сказал, выслушав его, капитан, протягивая гостю ароматную сигару. - Я хочу сделать вам одно предложение. Знаете ли, куда я хотел отправиться? В Саравак, чтобы попытаться там продать этот пароход, который вам так понравился.

   Янес буквально вскочил из-за стола.

   - Вы хотите продать это судно? Разве оно не принадлежит американскому военному флоту?

   - Вовсе нет, сэр! Это судно было выстроено на верфях Орегона для султана Шемириндана, который собирался отомстить голландцам за убитого отца.

   К сожалению, когда я доставил, согласно условию, судно на место назначения, то узнал, что наш заказчик уже приказал долго жить: какой-то его родственник, подкупленный теми же голландцами, отправил бедного султана на тот свет. А его наследник, боящийся гнева голландцев, не захотел и слышать об уплате за судно. Я телеграфировал об этом конфликте заводу, и дирекция поручила мне постараться сбыть пароход радже Саравака или какому-нибудь другому местному царьку. Хотите ли вы купить мое судно? С этим великолепным пароходом вы можете стать настоящим владыкой здешних вод.