Главная » Книги

Сальгари Эмилио - Владыка морей, Страница 5

Сальгари Эмилио - Владыка морей


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

у парламентеру со словами:
   - А это - плата комедианту за удачный фокус. Иди!
  

X. Штурм кампонга

   На островах Малайского архипелага и Полинезии и в наши дни проводится испытание огнем. В Европе в добрые старые времена, как, конечно, знает наш читатель, испытание огнем практиковалось в течение многих столетий, войдя в различные юридические кодексы как средство для якобы неопровержимого доказательства виновности или, наоборот, невиновности человека в совершении какого-либо преступления. Но на востоке испытание огнем - не оружие правосудия, а, скорее, своеобразный религиозный обычай, нечто вроде религиозной церемонии. В стране, к которой относится наше повествование, время от времени жрецы организуют испытание огнем в честь тех божеств, которым они служат. Не будем подробно описывать все, что происходит при этих своеобразных мистериях, потому что приблизительное понятие о них читатель уже составил себе, ознакомившись с содержанием предыдущей главы.
   Однако если нас спросят, чем объяснить способность некоторых субъектов действительно выдерживать испытание огнем, мы ответим что, несмотря на многочисленные попытки ученых разгадать эту тайну, с нее и до сих пор не полностью сорван покров мистицизма. Несомненно, факирам Индии, как и многим дервишам Борнео, известен какой-нибудь химический состав, анестезирующий кожу и, главное, на известный промежуток времени охраняющий ее от самого сильного жара. Между прочим, общеизвестен факт, отмечаемый и учебниками физики, что опытные рабочие на литейных заводах умеют проделывать следующий весьма рискованный эксперимент: зачерпнув из котла, полного расплавленного свинца, пригоршню металла голой рукой, они выплескивают его, стряхивая с руки, как капли воды, при этом кожа остается совершенно неповрежденной.
   Но, повторяем, не будем останавливаться на рассказанном выше эпизоде, ибо, отмечая его как факт, мы не располагаем достаточно удовлетворительным объяснением этому. Вернемся к действующим лицам нашего повествования.
   Поведение Янеса, швырнувшего парламентеру пилигрима свой перстень в качестве платы за представление, возымело свое действие: это невероятно унизило самого пилигрима, низведенного одним ударом с положения полубога до положения кривляющегося на потеху толпе за грошовую плату фигляра или клоуна. И притом - на глазах у сотен фанатично ему преданных, экзальтированных, одурманенных, кровожадных дикарей.
   Естественно, что последствием мог быть только взрыв негодования, припадок неудержимого бешенства.
   И действительно, едва парламентер возвратился в лагерь даяков, как там поднялся поистине адский шум.
   - Здорово! - злорадно засмеялся Янес, прислушиваясь к завываниям даяков. - Очень похоже на то, что выделывают красные обезьяны, когда набьют себе пасти толченым перцем. Драка будет первосортная. И нам придется защищаться, пока у нас есть хоть один патрон или пока жив хоть один даяк, одураченный пилигримом. Ну да ладно.
   Потом португалец воскликнул:
   - Ребята! Займите ваши места и бейтесь с врагом. Помните: если попадете в руки этим демонам, то вас ждут такие мучения, что простая смерть покажется райским блаженством. Так бейтесь же до последней капли крови.
   Члены экипажа погибшей "Марианны" и люди гарнизона кампонга мгновенно заняли свои места. Наблюдая за их маневрами, Янес с удовольствием констатировал, что "представление" пресловутого пилигрима не произвело на старых бойцов Мопрачема и на преданных Тремаль-Наику яванцев и малайцев ни малейшего впечатления.
   Да, они видели "чудо". Но что же из этого?
   Они были рождены, чтобы сражаться всю жизнь и умирать, сражаясь, с мечом в руке, против таких "чудотворцев", как пилигрим, или против кого-либо другого - это, в сущности, все равно. Не изменять же старому знамени, вождям, которых они знали столько лет, с которыми они совершили столько походов и одержали столько побед!
   И потом - в душах этих людей горела страсть к бою, жажда мести за погубленных даяками товарищей. Их не надо было воодушевлять, не требовалось гнать в бой. И они не нуждались в указаниях, что кому делать.
   Янес невольно промолвил про себя:
   - Кажется, даякам придется поломать зубы, прежде чем они разгрызут такую твердую кость.
   В ожидании начала штурма португалец и Тремаль-Наик опять взошли на сторожевую башенку. Там же оказалась и дочь индуса.
   - Ну, Дарма! - обратился к ней Янес. - Тут тебе, ей-Богу, не место. Знаю, что ты отлично владеешь карабином, но отсюда тебе не уйти. Сейчас заговорят лилы и миримы даяков, осыпая стены кампонга ядрами и гранатами, и я не хочу, чтобы ты без нужды подвергалась опасности.
   - Вы все-таки предполагаете, что даяки пойдут на приступ? - спросила девушка.
   - Видишь ли, - ответил, улыбаясь, португалец, безмятежно раскуривая свежую сигару и кольцами выпуская ароматный дым. - Видишь ли, дитя, таков свет. Нет на свете теперь благодарности...
   - Что такое? - удивилась Дарма.
   - Ну да! - продолжал Янес, покуривая. - Я ведь швырнул пилигриму в награду за его искусство ходить по огню, не сжигая подошвы, перстень, которому цена не меньше тысячи дукатов. Всякий комедиант был бы сверх меры доволен, получив такую щедрую плату. А эта скотина недовольна и, вместо изъявления признательности, собирается устроить здесь новый скандал.
   - Ах, сеньор Янес! - невольно засмеялась мужественная девушка. - Вы неисправимы. Я думаю, вы будете шутить и тогда, когда вам придется отправляться в страну теней.
   - Может быть, - ответил Янес. - Но я должен тебе сказать, что и ты молодчина, девушка. И ты смеешься, хотя понимаешь, что нам всем, не исключая и тебя, грозит смерть.
   - Рядом с отцом и с вами, сеньор Янес, я не боюсь ничего, - ответила серьезным тоном Дарма.
   Грохот пушечного выстрела прервал разговор: даяки пустили в ход один из миримов. Но ядро со свистом перелетело через кампонг и упало, не причинив защитникам никакого вреда.
   - Уходи, Дарма! - настойчиво потребовал Тремаль-Наик. - Сейчас твое присутствие тут совершенно бесполезно. Но обещаю, если нам понадобится лишний карабин, я прикажу позвать тебя. А пока оставайся внизу. Там тебе не будет грозить опасность.
   Опять прогрохотали пушки. На этот раз, кроме тяжелых миримов, заговорили еще и маленькие лилы, громя стену, защищавшую кампонг.
   - Иди, иди, Дарма, - понукал индус свою дочь спуститься в нижний этаж павильона. - Кстати, посмотри на кухне, чтобы не были загашены огни.
   - Ты посылаешь ее на кухню? - удивился Янес, обращаясь к индусу, в то время как Дарма медленно спускалась по воздушной лесенке, не обращая внимания на проносящиеся над кампонгом ядра. - Разве ты, Тремаль-Наик, готовишь завтрак для милейших даяков?
   - Да, да, - ответил индус. - Угощение. Но особого рода. Адское кушанье, которое заставит получивших его выть, как проклятых. Кстати, когда-то ты был первоклассным артиллеристом, Янес.
   - Когда-то, когда-то любил я жизнь солдата, - засмеялся Янес. - Но теперь - стал я стар, стал я слаб... А впрочем, попробуем.
   И он, швырнув в сторону окурок сигары, взялся за тонкую и длинную спингарду, стоявшую на подвижном лафете, которая могла обстреливать равнину по всем направлениям.
   Должно быть, даяки получили и усвоили наставления таинственного пилигрима: они не бежали, как обычно, на приступ толпами, а, напротив, сформировав четыре боевые колонны, в каждой из которых насчитывалось от семидесяти до восьмидесяти человек, шли уверенно и в полном порядке, прикрываясь громадными квадратными щитами. Все воины этих четырех колонн были вооружены только парангами.
   Зато пятая колонна в количестве около ста человек, поголовно вооруженных мушкетами, прикрывала нападающих: она растянулась цепью по опушке леса и оттуда осыпала осажденный кампонг пулями. Под прикрытием этих стрелков держались и артиллеристы даяков с их лилами и миримами, в свою очередь поддерживавшими беспрерывную канонаду по кампонгу Тремаль-Наика.
   - Сразу видно, что наш друг, комедиант и пилигрим, потомок Магомета и шарлатан, сознаюсь, недурно показывающий фокусы, в то же время неплохой солдат в современном смысле этого слова, - сказал португалец, наблюдая за маневрами даяков. - Но вес экс сомневаюсь, чтобы он имел особый успех и заслужил общее одобрение почтеннейшей публики. Ведь остальные артисты никуда не годятся. Сейчас идут стройно. А как начнется приступ - поддадутся своим инстинктам, и тогда - пиши пропало. Но музыка начинается. Боже, какая какофония!
   В самом деле, "музыка" гремела: трещали мушкеты, коротко и сердито рявкали пушки.
   - Самбильонг взялся за работу, - проворчал Янес, видя, как старый боец направил дуло своей спингарды на колонну, спешившую к подъемному мосту.
   - Есть! - сказал он через секунду, когда ядро из пушки, поставленной Самбильонгом, врезалось в самую гущу даяков.
   Пушки кампонга не могли состязаться в силе и дальнобойности с артиллерией даяков. Но зато, во-первых, кампонг был отлично защищен палисадами из тикового дерева, крепкого, как железо, а, во-вторых, все внутреннее пространство за палисадами было покрыто большими деревьями, ветви и густая листва которых представляли отличное убежище для отборных стрелков. Поэтому с первого же момента приступа, направив все свои пушки на приближающиеся штурмовые колонны, защитники кампонга поддерживали непрерывный огонь, нанося даякам огромный урон и расстраивая их ряды. Не молчали, конечно, и карабины, пули которых соперничали с небольшими ядрами и бомбами спингард в дальности полета.
   Янес не терял ни секунды. Пока канониры заряжали спингарду, сам он стрелял по даякам из карабина. Бросив карабин кому-нибудь для перезарядки, он брался за спингарду, а потом, разрядив пушку, опять прицеливался из карабина. И буквально каждый его выстрел сваливал по меньшей мере одного из осаждавших.
   Каждый удачный выстрел португальца вызывал крики восторга со стороны осажденных и злобные вопли со стороны даяков.
   Последние не особенно полагались на собственную артиллерию, которой недоставало хороших наводчиков, и на стрелков, которые оказались более привычными к метанию стрел, чем к упражнениям с ружьями, поэтому старались как можно быстрее перебежать подвергавшееся обстрелу поле до стен кампонга. При этом они подбадривали самих себя свирепыми, воинственными криками.
   На бегу даяки тщательно прикрывались огромными щитами, но это очень мало помогало против пуль индийских карабинов, достаточно сильных для того, чтобы пробуравить щит и уложить воина.
   Однако, хотя все четыре штурмовые колонны несли огромные потери и быстро таяли, даяки еще не выказывали намерения отказаться от приступа и приближались к палисаду.
   Их колонны по-прежнему сохраняли относительный порядок, моментально смыкая расстроенные ряды.
   - Картечью их! - распорядился, наблюдая за ходом сражения, Янес. - И целься пониже. По ногам.
   Опять загремели спингарды, на этот раз посылая в ряды врагов мелко изрубленный свинец, гвозди, пули вместо ядер. Потери даяков быстро росли, но, однако, нападающим все-таки удалось перейти наиболее опасную зону, и значительная часть их добралась до близких к палисадам кустарников, в гуще которых они и скрылись. Теперь по ним уже нельзя было стрелять из пушек, но зато прибавилось работы у карабинов.
   - Становится немножко жарко, - сказал Янес. - Из даяков, оказывается, можно приготовить великолепный боевой материал. Я, например, никак не ожидал, что им удастся добраться до кустов. Но до приступа им все же довольно далеко. Жаль, однако, что спингардам придется теперь помолчать.
   - Не очень жалей, - отозвался Тремаль-Наик. - Я приготовил для нападающих недурной сюрприз. Нечто такое, что более действенно, чем рубленый свинец и картечь. Палисады крепки, и даяки со своими парангами скоро увидят, что не так легко пробиться внутрь.
   - Но меня начинает беспокоить их артиллерия.
   - Напрасно. Стреляют прескверно. Пилигрим не успел научить их стрельбе в цель.
   - Но что же они делают? Я ничего не слышу и не вижу!
   - Пробираются поближе к стенам по кустарникам.
   Даяки в самом деле довольно успешно осуществляли план штурма: в то время как лилы и миримы своими неточными, но все же изредка достигавшими цели выстрелами причиняли определенный вред палисадам, пробивая здесь и там небольшие отверстия, колонна стрелков, цепью перебегая с места на место и пользуясь каждым естественным прикрытием, тоже приближалась к кампонгу. Однако штурмующим пришлось преодолевать еще одно препятствие по пути к стенам и рвам кампонга: им надо было пробиться сквозь кустарник, сплошь состоявший из колючих растений" И вот, как только первые ряды даяков врезались в эти "живые изгороди", оттуда понесся гул, вернее сказать, яростный вой сотен голосов: колючки терзали нагие тела даяков, действуя не хуже картечи.
   - Недурно для начала, - злорадно пробормотал Янес, выглядывая из-за спингарды. - Я ничего не имею против того, чтобы эти черти, так яростно стремящиеся перерезать нам глотки, оставили на колючках все свое мясо...
   - Да, но они проберутся, - ответил следивший за приближением осаждающих индус. - Вот смотри. Один уже вырвался из колючек и бежит к стене палисада.
   - Но он ничего не расскажет своим товарищам о том, по вкусу ли ему крепостная стена, - отозвался Янес, вскидывая карабин. Прогрохотал выстрел, и даяк, с диким криком бежавший от "живой изгороди" к палисаду, вскинул руки, упал на колени, а потом лег ничком.
   - Огонь по кустарнику! - скомандовал португалец.
   Картечь брызнула в кусты "живой изгороди", и отчаянные крики из чащи доказали, что не все выстрелы пропали даром. Однако секунду спустя уже целая толпа даяков, перебежав к стене палисада, принялась рубить столбы своими тяжелыми парангами. В то же время их миримы и лилы удвоили скорость стрельбы, чтобы помешать защитникам кампонга перебить тех из осаждающих, которые работали над проломом палисада.
   В это мгновение на стенах показались восемь человек из числа защитников кампонга, вызванных сигнальным свистом Тремаль-Наика. Они тащили громадные котлы, от которых вокруг распространялся острый и удушливый дым. Янес, неосторожно вдохнувший порядочную порцию этого ядовитого снадобья, принялся одновременно и кашлять, и чихать без счету, со слезами на глазах, что вызвало общий хохот.
   - Что за гадость? - закричал португалец, переводя дыхание. - Что тут такое?
   - Сейчас увидишь, - ответил индус. - Но лучше отойди, дай место этим людям. Это завтрак для наших непрошеных гостей. Надеюсь, они останутся довольны.
   - Однако они карабкаются по столбам палисадов.
   - Ничего, Янес. Сейчас полезут вниз, как только получат свою порцию десерта. Это расплавленный, или, точнее, кипящий каучук, не больше и не меньше.
   На головы и нагие тела копошившихся под стеной палисада даяков вдруг брызнули струи кипящей темной жидкости, напоминающей смолу. И через секунду у палисада раздались отчаянные вопли даяков.
   Многие тут же падали и корчились на земле, другие откатывались от палисада. Третьи, ослепленные, с обожженными телами, побросав щиты и оружие, стремглав бежали от палисада под прикрытие "живой изгороди", но по дороге падали под меткими выстрелами людей с "Марианны" и яванцев Тремаль-Наика.
   - Браво! - хлопал в ладоши Янес. - Твои повара - настоящие артисты, Тремаль-Наик!
   Поражение штурмующих колонн оказалось полным.
   Напрасно стрелки пилигрима пытались остановить беглецов, собрать их, заставить опять идти на приступ: даяки разбегались в разные стороны.
   Две минуты спустя около кампонга виднелись только трупы убитых да тела нескольких раненых, у которых не хватало сил подняться.
  

XI. Каммамури возвратился

   Неудавшийся штурм существенно не изменил положения обитателей кампонга: даяки, понеся тяжелые потери при попытке взять кампонг прямым нападением, уже не решались повторять этот эксперимент, но зато предприняли правильную осаду кампонга, рассчитывая взять его защитников измором. Люди пилигрима, который не показывался на глаза, устроили четыре укрепленных траншеями лагеря со всех сторон кампонга, чтобы обезопасить себя от возможной вылазки его защитников. Проведенные осаждающими фортификационные работы неоспоримо указывали на деятельность таинственного хаджи, обнаруживая в нем опытного и знающего солдата.
   Одновременно осаждающие при помощи параллельных траншей расположили свою артиллерию в непосредственной близости от кампонга, и хотя канонада лил и миримов еще не причинила осажденным существенного вреда благодаря неискусной стрельбе канониров пилигрима, тем не менее Тремаль-Наику и Янесу постоянно приходилось держать весь свой маленький гарнизон начеку, потому что в любой момент, пользуясь траншеями, осаждающие при поддержке пушек могли возобновить попытку взять кампонг приступом.
   Так прошло пять дней, считая со дня первого приступа, и за это время даяки истратили огромное количество снарядов и наделали много шума. Единственным их успехом можно было считать только гибель сторожевой башенки: несколько выстрелов повредили ее настолько, что защитники кампонга сочли за лучшее снять с ее верхней платформы спингарду.
   Янесу начинала смертельно надоедать эта история. Хотя по виду он был флегматик, на самом деле его натура требовала живой и непрерывной деятельности. Теперь же ему приходилось сидеть сложа руки по целым суткам. И даже излюбленные сигары, которые португалец за это время истреблял в неимоверном количестве, уже не успокаивали его.
   На самом деле, по крайней мере пока, обитателям осажденного кампонга не приходилось жаловаться на особые лишения, вызванные осадой: всего было в изобилии.
   Навесы сохраняли громадное количество габа - лучшего в мире риса, культивируемого яванцами и во много раз превосходящего своими качествами пресловутый рангунский рис. Сотни и сотни куропаток, заполнявших птичий двор, ежедневно давали превосходное свежее мясо. В плодах и фруктах и подавно недостатка не было. И, наконец, в погребах сохранялись огромные запасы освежающего и бодрящего превосходного напитка брама - ликера Малайзии и Полинезии, неведомого Европе. К услугам тех, кто хотел в часы досуга покурить, оставался почти нетронутый и казавшийся неистощимым запас тонких манильских сигар, а также папирос ророк, пользующихся большим спросом у яванцев, которые готовят его из табака мелкой крошки, завернутого в тонкие и сухие листы пипа.
   - Что ты хмуришься? - допытывался Тремаль-Наик у Янеса. - Чего тебе в самом деле недостает? Право, я думаю, от сотворения мира ни один осажденный врагами гарнизон не располагал таким комфортом, как наш. А ты все скучаешь...
   - Да, бездеятельность порождает в моей крови лихорадку, - отвечал португалец другу. - Скучно, когда вокруг все так тихо...
   - Тихо? Слава тебе, Аллах, Брама и прочие боги! Все время гремят пушки даяков, их ядра сыплются на наши стены, а ты говоришь: слишком тихо.
   - Стреляют без толку.
   - А тебе хотелось бы, чтобы их выстрелы укладывали одного за другим наших бойцов? Странный вкус, признаюсь.
   - Ах, не в том дело! - раздраженно отозвался португалец. - Пойми, тоска берет сидеть тут, как в мышеловке.
   - Хочешь прогуляться? Поразмять кости? Ничего нет проще: прикажи спустить подъемный мост и отправляйся за палисад, - засмеялся Тремаль-Наик. - Но я на твоем месте все же предпочел бы погулять тут, в пределах нашего кампонга. Знаешь, друг, я думаю, твое недовольство вызвано главным образом отсутствием известий от Сандакана.
   - Разумеется, и это играет роль, - живо откликнулся Янес. - В самом деле, ведь было бы очень интересно знать, как идут дела на Мопрачеме. Хотелось бы узнать о Каммамури.
   - Ничего не поделаешь: надо ждать.
   - Ведь если Каммамури вывернулся, у него было достаточно времени, чтобы вернуться в кампонг.
   - Ты забываешь о тех препятствиях, которые должен был встретить на своем пути храбрец Каммамури. Но заберемся на верхнюю террасу: прежде чем зайдет солнце, поглядим еще раз на окрестности. Посмотрим, что поделывают даяки.
   Друзья покинули комнаты павильона, где происходил этот разговор, и вместе с Дармой поднялись на платформу.
   Там, наверху, находился небольшой отряд ночной стражи, состоявший из яванцев. Бронзоволицые дети знойного острова, таинственной Явы, сидя под зубцами парапета, с завидным спокойствием и еще более завидным аппетитом изготовляли и истребляли под пулями врагов замысловатые блюда своей оригинальной кухни: на плоских глиняных блюдечках перед воинами лежали кучки бласианг - чересчур ароматного для избалованного европейца кушанья, состоящего из крошечных морских полупрозрачных рачков и миниатюрных рыбок, консервированных в глиняных же горшках в собственном соку. За этим деликатесом, отравлявшим воздух запахом гнили, следовал уд-анг - своего рода пастила из сушеных раковин, измолотых в порошок вместе с их скорлупой. А некоторые наслаждались еще, поглощая ларон - высоко ценимое яванцами блюдо из личинок термитов.
   Казалось, пребывание в осаде совершенно не отразилось ни на аппетите, ни, тем более, на настроении яванцев: они держались непринужденно и беззаботно пережевывали неизменный бетель своими острыми, напоминающими мелкие гвозди, совершенно почерневшими от ядовитого зелья зубами.
   Когда Янес и индус взглянули на равнину с высоты платформы, они сразу обнаружили, что между даяками происходит какое-то необычное движение.
   Предводители осаждающих суетливо перебегали от одной группы воинов к другой, страстно и яростно жестикулируя, и показывали то на кампонг, то на лес, словно стремясь во что бы то ни стало воодушевить бойцов. Здесь и там перед отдельными хижинами или шалашами, выросшими за первые дни осады, даяки исполняли воинственный Танец мечей с парангами и крисами. И на эту дикую сумятицу проливало странный, призрачный свет заходящее солнце, готовое опуститься в свинцовую тучу, затянувшую горизонт.
   - Все сразу, - улыбнулся Янес, показывая Тремаль-Наику на зловещие краски заката и на охваченный лихорадочным оживлением лагерь даяков. - И ураган, и атака. Даяки хотели бы воспользоваться сумятицей в природе и под прикрытием дождевой завесы добраться до наших шкур.
   - Да, выбрали удобное время! - озабоченно отозвался индус. - Ведь когда ливень бьет в лицо и молния слепит взоры, стрелки становятся беззащитны.
   - Но, надеюсь, у нас еще имеется запас каучука? А стрелков мы в один миг прикроем временными навесами, - отозвался Янес.
   В это мгновение явственно просвистела в воздухе тонкая стрела и впилась в один из столбов террасы. Судя по внешнему виду, такая стрела могла быть выпущена только из сумпитана.
   - Ах, предатели! - воскликнул Янес, одним прыжком подскочил парапету и склонившись над ним с пистолетом в руке.
   Он внимательно осмотрел находившиеся внизу растения, но ни одна ветвь не шевелилась и ни малейший звук не нарушал тишины господствовавшей в окаймлявших стены кампонга колючих кустарниках.
   - Вы видели этого негодяя? - спросил подбежавший Самбильонг, который издалека наблюдал разыгравшуюся сцену. - Не отравлена ли стрела, от чего сохрани вас Боже, соком упаса [*]?
  
   [*] - Упас - туземное название анчара, сок которого используется в качестве яда для стрел сумпитанов.
  
   - Покушавшийся скрылся моментально, - ответил Янес. - Что же касается стрелы, то мы сейчас выясним, отравлена она или нет.
   Он подошел к торчавшей в столбе стреле и вскрикнул от изумления:
   - Стрела с письмом!
   Он сразу заметил на кончике стрелы что-то белое, похожее на кусок бумаги. Обломив стрелу и распутав нитку, прикреплявшую послание, он развернул полученное таким необычным путем письмо.
   - Что тут случилось? - полюбопытствовал подошедший в этот момент Тремаль-Наик.
   -Неизвестный почтальон прислал мне на конце стрелы вот эту бумажку, - ответил Янес. - Что бы это могло быть? Неужели предложение о сдаче?
   Бросив быстрый взгляд на письмо, он вдруг испустил радостный крик:
   - Каммамури!
   Послание заключало в себе следующие строки, написанные по-английски:
   С сегодняшнего утра я нахожусь в окрестностях кампонга. Этой ночью попытаюсь проникнуть внутрь фактории с помощью одного бившего слуги Тремаль-Наика, который находится сейчас среди восставших. Спустите с обращенного к югу угла кампонга веревку и приготовьтесь к защите. Даяки скоро пойдут на приступ.
   Каммамури.
   - Кто бы мог быть этот твой бывший слуга? - спросил Янес.
   - Их довольно много сейчас среди восставших даяков, - ответил Тремаль-Наик. - У меня в услужении находилось около двадцати даяков, и с появлением пилигрима все они бежали из фактории к своим сородичам.
   - Ну, друзья, - сменил тему разговора португалец, - пора и в самом деле готовиться к защите. По всему следует ожидать, что вторая атака будет гораздо неистовее первой. Не забывайте, что если даяки сумеют ворваться сюда, то красоваться нашим черепам в их разбойничьих коллекциях.
   Над факторией Тремаль-Наика спустилась тропическая ночь. Темная, таинственная ночь, не обещавшая ничего хорошего. Большая черная туча заволокла все небо, громыхая надвигающейся с юга грозой. Тяжелая тишина царила над лесом и равниной. Воздух был так удушлив, что становилось трудно дышать, и так насыщен электричеством, что нервы всех обитателей кампонга были напряжены, как туго натянутые струны.
   В лагере даяков тоже было тихо. Лилы и миримы уже в течение нескольких часов больше не ревели своими огненными пастями.
   Все защитники кампонга, поспешно соорудив над спингардами навесы, чтобы защитить их от надвигавшегося дождя, собрались на широких парапетах террас с карабинами и другим оружием в руках, тревожно вглядываясь в непроницаемую темноту ночи. Янес, Тремаль-Наик и полдюжины пиратов разместились около подъемного моста, защитив его, как наиболее доступное место, снятой со сторожевой башни пушкой большого калибра. Все были встревожены и озабочены. Царившее в лагере даяков молчание производило на них гораздо большее впечатление, чем самая сильнейшая канонада.
   - Я предпочел бы самую бешеную атаку этому спокойствию, - сказал Янес, яростно затягиваясь сигарой. - Они, вероятно, ползут сейчас, как змеи, по направлению к кампонгу. Или же ждут ливня, который сделал бы почти бесполезными наши карабины.
   - Ничего! - ответил Тремаль-Наик. - Расплавленный каучук не отсыреет, как порох. Я распорядился поставить на огонь все котлы, какие только у нас есть.
   В этот момент чудовищных размеров молния рассекла огненным, мечом небо, начинавшее уже сеять по земле тяжелые брызги дождя, и мощный раскат грома потряс воздух. Почти в то же самое мгновение находящиеся на стене часовые издали крик:
   - К оружию! Неприятель близко!
   Янес и Тремаль-Наик, которые улеглись было вздремнуть у парапета, вскочили на ноги.
   - К спингардам! - закричал португалец громовым голосом. При непрерывном свете ослепительных молний было видно, как даяки, разбившись на группы, бегом пересекали долину, защищаясь своими гигантскими щитами от начавших лить как из ведра дождевых потоков.
   Они казались вырвавшимися из ада демонами, призраками, освещаемыми фантастическими вспышками молнии, которая окрашивала их тела то в багровый, то в зеленоватый цвет.
   И чудилось, что встали из могил и носятся на полях прежних битв павшие за последние дни бойцы, охваченные жаждой мести...
   Спингарды кампонга зарокотали, и дождь свинцовых и чугунных осколков принялся хлестать колышущиеся вершины кустарников "живой изгороди". Стреляли, конечно, из ружей. Но эффект достигался довольно незначительный: не было возможности прицеливаться, и к тому же ружья стали все чаще и чаще давать осечку.
   Ураган сразу достиг колоссальной силы.
   Вообще говоря, в этих широтах бури очень редко бывают продолжительными. Чаще всего достаточно каких-нибудь двадцати- тридцати минут, чтобы воцарилась обычная тишина. Но зато эти недолгие минуты господства разъяренной стихии представляют собой что-то неописуемое, совершенно невероятное.
   Бурные порывы ветра, словно стремящегося стереть с лица земли все на ней находящееся, залпы грома, бороздящие небо молнии, вихрем несущиеся над самой землей клочья, лохмотья черных туч и целые потоки вод, низвергающихся сверху, - все это смешивается, связывается в одно целое, представляя великолепное, но ужасное зрелище.
   И под грохот раскатов грома, к которым присоединяли свои голоса пушки и карабины, под завывание беснующейся бури, при призрачном адском свете молний шла отчаянная борьба не на жизнь, а на смерть.
   Даяки, на этот раз ринувшиеся на приступ не сомкнутыми колоннами, а врассыпную, успели добраться до "живой изгороди", почти не понеся никаких потерь, ибо защитники кампонга в эту ужасную ночь не могли похвастаться меткостью стрельбы.
   Врезавшись в колючий кустарник, даяки с изумительной быстротой прокладывали себе дорогу, яростно срубая тяжелыми парангами ветви и стволы растений. Их усилия направлялись, вне всякого сомнения, к подъемному мосту. Это был ключ к кампонгу - наиболее защищенный его пункт, но одновременно представлявший и наибольшую опасность для защитников кампонга. Сюда мчались даяки, волоча за собой тяжелые бревна, которыми они рассчитывали действовать, как таранами, чтобы пробить брешь в палисаде кампонга.
   Янес и Тремаль-Наик, отлично понимая, что на карту в этой ужасной игре поставлено все, поторопились принять все возможные меры для организации защиты, и моментально в находящемся под угрозой пункте собрались все свободные люди гарнизона с котлами, полными кипящего каучука, который должен был снова сыграть решающую роль в борьбе.
   Уже приближались даяки, стремительно прорубаясь сквозь "живую изгородь". Один отряд добрался до палисада и осадил подъемный мост, пытаясь пробить брешь толстым бревном, которое раскачивали тридцать или сорок человек. Целый дождь кипящего каучука, брызнув на головы этих врагов, обжигая нагие тела, заставил их, однако, отказаться от достижения намеченной цели. Другой отряд повторил ту же отчаянную попытку, но с тем же успехом. В этот момент к палисаду пробилась целая толпа даяков, которых не могли остановить спингарды. Двести или триста человек, ожесточенных упорным сопротивлением осажденных, набросились на палисад, приставляя к стене толстые стволы деревьев, чтобы устроить из них импровизированные лестницы.
   Момент был критический.
   На крик Янеса и Тремаль-Наика к этому пункту сбежался почти весь гарнизон кампонга, оставив только несколько канониров около спингард.
   Швырнув карабины, ставшие бесполезными при обрушивавшемся на головы сражающихся дожде, защитники кампонга схватились за тяжелые паранги, эти ужасные мечи.
   На осаждающих отовсюду лились кипящие и дымящиеся струи расплавленного каучука, сжигая их тела. Но обезумевшие от злобы даяки не останавливались перед этим препятствием и лезли на палисады под оглушительный воинственный крик. Десятки падали вниз, получив ужасные раны, но на смену павшим лезли и лезли другие, размахивая сверкающими парангами. Ничто не могло, казалось, остановить их. Эти фанатики, вдохновляемые голосом пилигрима, наступали так отчаянно, что заставляли бледнеть Янеса, которого начинало охватывать сомнение в благополучном исходе сражения. Но защитники кампонга, особенно пираты Малайзии, старые соратники Сандакана, не уступали даякам ни в храбрости, ни в стойкости; на вопли даяков они отвечали не менее воодушевленными криками в честь родного гнезда, вольного Мопрачема. Три раза воины хаджи шли навстречу смерти под огнем спингард, под потоками кипящего каучука, под смертоносными ударами парангов на приступ фактории. Три раза они взбирались на парапеты. И трижды отливала назад их волна, наполняя ров мертвыми и изувеченными телами.
   - Держись! Еще одно усилие! - прогремел Янес, увидя обнаружившееся в рядах нападавших замешательство. - Еще одно усилие, и мы отбросим врага.
   Защитники кампонга усилили канонаду пушек и ружей, малайцы "Марианны" и яванцы гарнизона снова, передохнув, схватились за паранги, а слуги Тремаль-Наика опять взялись за котлы с кипящим каучуком.
   Начался четвертый приступ. Но уже чувствовалось отсутствие прежнего воодушевления, прежней фанатичной, слепой ярости, заставлявшей осаждающих презирать смерть.
   Их охватывал страх, и они больше не взывали к Аллаху.
   Тем не менее, и этот натиск грозил опасностью. Ряды даяки были еще многочисленны, тогда как гарнизон уже потерял часть своих защитников, особенно сильно пострадав от огня даякских стрелков, скрывавшихся в чаще. Кроме того, защитниками кампонга овладевала смертельная усталость.
   И вот опять даяки у палисада, опять они карабкаются вверх по приставленным к стенам стволам бамбука, а целый отряд с отчаянной смелостью и непостижимым упорством громит "подъемный мост".
   Горе, если защитники растеряются. Горе, если они допустят врага проникнуть внутрь кампонга.
   Кажется, пробил последний час для всех этих бойцов и для грациозной Дармы.
   Янес повернул спингарду таким образом, чтобы она могла обстреливать края парапета, и отозвал людей в сторону. Моментально волна даяков захлестнула парапет, торжествуя, но грянул выстрел спингарды вдоль всего парапета, по живой массе даяков, сметая ее, и в то же время слуги Тремаль-Наика, подбежав к подъемному мосту, выплеснули вниз все содержимое котлов с кипящим каучуком.
   Один человек уцелел после выстрела Янеса на парапете. Он стоял, словно демон, окутанный клубами дыма, который распространяли струи каучука. И вот в это мгновение откуда-то появился великолепный и страшный тигр. Одним могучим прыжком животное перенеслось через отделявшее его от остолбеневшего даяка пространство и рухнуло на дикаря, дробя зубами его кости, разрывая когтями тело.
   Эту ужасную картину осветила продолжительная вспышка яркой молнии уже утихавшей грозы, и даяки увидели тигра. Животное казалось грозным призраком, порождением ада. И оно пришло на помощь не к тем, кто нападал во имя Аллаха, а к тем, на кого нападали.
   Значит, сама судьба стояла на стороне защитников кампонга. Значит, напрасны все усилия сокрушить их твердыню. Пытаться бороться с людьми, которым помогают призраки, - идти против воли неба.
   И даяки бросились в отчаянное бегство, не обращая внимания на крик пилигрима, призывавшего их к новому штурму.
   Гарнизон оправился, и вслед беглецам опять понеслись выстрелы, сея в их рядах смерть и ужас.
   В это время из толпы вырвался человек, который, как сумасшедший, побежал не от кампонга, а к нему. Было чудом, что он с первого же шага не упал под пулями защитников укрепления.
   - Янес! Тремаль-Наик! - кричал он, размахивая на бегу руками.
   - Каммамури! - в один голос отозвались друзья, останавливая своих людей, готовых расстрелять смельчака.
   - Я опоздал. Правда, господин? - кричал Каммамури, добегая до палисада и хватаясь за веревку, брошенную для того, чтобы дать ему возможность подняться внутрь кампонга, не спуская подъемного моста.
   - Действительно, немного запоздал, - отозвался Янес, вынимая свежую сигару и раскуривая ее. - Но если желаешь полюбоваться, как даяки сверкают пятками, время еще есть. Представление не окончено. Ты был на берегах Мопрачема? Видел Малайского Тигра? Давно?
   - Семь дней назад, - ответил Каммамури, которого втащили на парапет.
   - Но подкрепление? Ты привел кого-нибудь, Каммамури? Говори же.
   - Никого, - ответил старый боец печально. - Со мной ни души.
   - Подожди, Янес, - остановил допрос Тремаль-Наик. - Он выбился из сил. И потом, не мешает проводить беглецов еще парочкой выстрелов. А ты, друг Каммамури, спустись в нижние комнаты, отдохни, подкрепись. Мы сейчас придем к тебе.
   Потом, обернувшись к великолепной тигрице, которая тут же, на парапете, в двух шагах от спингарды, стояла над изуродованным телом даяка, окликнул свою любимицу:
   - Дарма! Оставь этого человека, иди на кухню.
   Тигрица опустила голову и побрела с парапета, мурлыча, как сконфуженная кошка.
  

XII. Оргия даяков

   Десять минут спустя Янес и Тремаль-Наик, убедившись, что даяки очистили не только равнину, но и зону, защищенную растительностью, и что по крайней мере этой ночью можно будет спокойно отдохнуть, спустились к маратху. Они нашли Каммамури в столовой. Старый боец поглощал обильный обед, но, впрочем, ему усердно помогала в этом его приятельница-тигрица.
   - Ну, какие новости ты принес нам из Мопрачема? - спросил Янес, усаживаясь перед Каммамури. - Я очень удивился, что ты не привел никого нам на помощь. Кажется, в Мопрачеме никогда не было недостатка в охотниках побывать в бою.
   - Это так, господин. Но они там нужны сейчас не менее, чем здесь, - ответил маратх. - Я несу вам издалека очень важные вести.
   - Говори же скорее! Что может угрожать убежищу Малайского Тигра? - нетерпеливо воскликнул португалец.
   - Это враг, не менее таинственный, чем пилигрим из Мекки. Его поддерживают англичане и новый раджа Саравака, племянник Джеймса Брука. Того, дело рук которого разрушил некогда Сандакан, прогнав раджу Саравака нищим в Англию.
   Янес стукнул кулаком по столу с такой силой, что задрожали стоявшие там стаканы и бутылки.
   - Значит, Мопрачему тоже угрожают? - воскликнул он гневно.
   - Да, и положение вещей гораздо более серьезно, чем вы, вероятно, думаете. Губернатор Лабуана известил Сандакана о необходимости очистить остров. Он пишет Малайскому Тигру, что присутствие на острове бывших пиратов представляет вечную угрозу развитию и спокойствию английской колонии. Слишком близкий и слишком хорошо защищенный остров придает смелость пиратам Борнео, которые вновь начинают поднимать головы в расчете на помощь и поддержку Сандакана.
   - И что ответил Сандакан наглецу? - спросил Янес.
   - Он заявил, что готов защищать свои владения и не отступит ни перед чем. Сандакан сзывает на Мопрачем волонтеров, старых бойцов, помогавших ему прогнать Джеймса Брука и освободить Саравак. Одни в пути, другие уже прибыли на Мопрачем из Саравака.
   - Да, в Сараваке, - сказал Янес довольным тоном, - еще не перевелись люди, которые помнят, что именно мы разрушили могущество самозваного раджи, английского авантюриста, принесшего рабство на эти берега. Но кто заваривает всю эту кашу? С одной стороны - неведомо откуда вынырнувший пилигрим, с другой - старые наши враги, англичане, и в придачу - даяки, которых подстрекают против нас. А ведь до самого последнего времени мы были в сносных отношениях с губернатором Лабуана.
   - По-видимому, племянник Брука, теперешний раджа Саравака, - заметил Каммамури, - принимает деятельное участие в гонении, организованном на нас. Один из кораблей этого князька, без всякой видимой причины и повода, недавно потопил одно из прао Сандакана, по1убив весь его экипаж. Когда за судном раджи погналась "Марианна", чтобы потребовать объяснений, то экипаж нашего судна получил приказание от корабля раджи следовать за ним в Саравак.
   - Что, разумеется, не было исполнено? - сказал Тремаль-Наик.
   - Да. Но "Марианна" должна была более чем поспешно вернуться в Мопрачем, преследуемая огнем неожиданно появившегося для поддержки судна раджи парохода, на мачте которого тоже развевался флаг раджи Саравака.
   - Тремаль-Наик! - вскричал Янес, поднявшись с кресла и нервно расхаживая по комнате. - Мне приходит в голову одна мысль. Я думаю, что весь этот заговор против нас является делом раджи, который хочет таким образом отомстить за своего дядю. Новоявленный саравакский князек, несомненно, вступил в соглашение с английским правительством. Это тем более возможно, что мы уже давно представляем действительную угрозу самому существованию столь близкого к Мопрачему Лабуана. Кстати, ты вспомни, что этот Лабуан несколько лет тому назад едва не

Другие авторы
  • Алипанов Егор Ипатьевич
  • Никифорова Людмила Алексеевна
  • Маклакова Лидия Филипповна
  • Гурштейн Арон Шефтелевич
  • Сумароков Панкратий Платонович
  • Бибиков Петр Алексеевич
  • Дуров Сергей Федорович
  • Сильчевский Дмитрий Петрович
  • Гливенко Иван Иванович
  • Фурманов Дмитрий Андреевич
  • Другие произведения
  • Суриков Иван Захарович - Василько
  • Тургенев Иван Сергеевич - Затишье
  • Страхов Николай Николаевич - Нечто о петербургской литературе
  • Плавт - Хвастливый воин
  • Ремезов Митрофан Нилович - Ремезов М. Н.: Биографическая справка
  • Успенский Глеб Иванович - Федор Михайлович Решетников
  • Беллинсгаузен Фаддей Фаддеевич - Беллинсгаузен Ф. Ф.: Биографическая справка
  • Короленко Владимир Галактионович - Братья Мендель
  • Фонвизин Денис Иванович - Э. Хексельшнайдер. О первом немецком переводе "Недоросля" Фонвизина
  • Воейков Александр Федорович - Ответ господину М. С. на его возражение
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 431 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа