Коллинз Уилки - Новая Магдалина

gn="justify">   Тотчас увидев непрошеную гостью, она сердито посмотрела на Мерси.

   - Что я вам говорила?- спросила она.- Вы испугались? Нет? Нисколько не испугались? Удивительно!

   Она обернулась к слуге.

   - Ждите в библиотеке, вы, может быть, опять понадобитесь мне.

   Она посмотрела на Джулиана.

   - Предоставь все мне, я могу с этим справиться.

   Она сделала знак Орасу.

   - Оставайтесь на своем месте и молчите.

   Сказав теперь всем, что было необходимо, она подошла к той части комнаты, где стояла Грэс с нахмуренными бровями и твердо сжатыми губами, вызывая на бой каждого.

   - Я не имею желания оскорблять вас или жестоко поступить с вами,- начала ее сиятельство очень спокойно, - я только указываю вам, что ваши визиты в мой дом не могут привести ни к каким положительным последствиям. Я надеюсь, что вы не принудите меня сказать более жестокие слова, надеюсь, вы поймете мое желание, чтобы вы ушли.

   Приказание уходить не могло быть дано с более человеколюбивым вниманием к предполагаемому умственному недугу той, к которой оно относилось. Грэс тотчас воспротивилась этому в самых ясных выражениях.

   - Из справедливости к памяти моего отца, из справедливости ко мне, - ответила она, - я настаиваю, чтобы меня выслушали. Я отказываюсь уйти.

   Она решительно взяла стул и села в присутствии хозяйки дома.

   Леди Джэнет подождала с минуту, терпеливо сдерживая свой гнев. В промежуток времени молчания Джулиан воспользовался случаем сделать увещание Грэс.

   - А вы что обещали мне? - спросил он спокойно. - Вы дали мне слово, что не вернетесь в Мэбльторн.

   Прежде чем он успел сказать более, леди Джэнет дала волю своему гневу. Она начала свой ответ Грэс тем, что повелительно указала пальцем на дверь библиотеки.

   - Если вы не последуете моему совету, пока я дойду до этой двери, - сказала она, - я лишу вас всякой возможности идти мне наперекор. Я привыкла, чтобы мне повиновались, и требую повиновения. Вы принуждаете меня употреблять жестокие слова. Я предостерегаю вас, пока еще не поздно. Ступайте.

   Она медленно пошла к библиотеке. Джулиан пытался опять увещевать Грэс. Тетка остановила его движением, ясно говорившим: "Я настаиваю, чтобы действовать самой".

   Он посмотрел на Мерси. Неужели она останется бесстрастной? Да. Она не поднимала головы, она не сходила с того места, на котором стояла поодаль от остальных. Сам Орас напрасно старался привлечь ее внимание.

   Дойдя до двери библиотеки, леди Джэнет взглянула через плечо на маленькую неподвижную черную фигуру, сидевшую на стуле.

   - Вы уйдете? - спросила она в последний раз.

   Грэс сердито вскочила со своего места и бросила на Мерси свой ехидный взгляд.

   - Я не хочу быть выгнанной из дома вашего сиятельства в присутствии этой самозванки, - сказала она. - Я могу уступить силе, но не уступлю ничему другому. Я настаивайю на моем праве занимать то место, которое она украла у меня? Ни к чему бранить меня, - прибавила она, угрюмо обратившись к Джулиану.- Пока эта женщина здесь под моим именем, я не могу и не хочу уйти из этого дома. Я предостерегаю ее, что написала к моим друзьям в Канаду! Я призываю ее перед всеми вами отказаться от того, что она отверженная обществом и авантюристка Мерси Мерик!

   Вызов этот принудил Мерси принять участие в происходящем для своей защиты. Она решилась победить Грэс Розбери. Она хотела заговорить, но Орас остановил ее.

   - Вы унижаете себя, отвечая ей,- сказал он.- Возьмите меня под руку и уйдем отсюда.

   - Вы! Выведите ее! - закричала Грэс. - Ей должно быть стыдно находиться в одной комнате с честной женщиной. Она должна уйти отсюда, а не я.

   Мерси выдернула свою руку из руки Ораса.

   - Я не пойду из этой комнаты,- сказала она спокойно.

   Орас все старался уговорить ее уйти.

   - Я не могу выносить, чтоб вас оскорбляли, - возразил он.- Эта женщина оскорбляет меня, хотя я знаю, что она не знает сама, что говорит.

   - Ничье терпение не будет подвергаться дальнейшему испытанию, - сказала леди Джэнет.

   Она посмотрела на Джулиана и, вынув из кармана карточку, которую он дал ей, отворила дверь библиотеки.

   - Ступайте в полицию,- сказала она слуге вполголоса, - и отдайте эту карточку дежурному инспектору. Скажите ему, что нельзя терять ни минуты.

   - Постойте! - сказал Джулиан, прежде чем его тетка успела опять затворить дверь.

   - Постойте! - резко повторила леди Джэнет.- Я отдала приказание этому человеку. Ты что хочешь сказать?

   - Прежде чем вы пошлете карточку, я хочу сказать наедине несколько слов этой даме,- ответил Джулиан, указывая на Грэс. - Когда это будет сделано, - продолжал он, подходя к Мерси,- я обращусь к вам с просьбой, я попрошу вас предоставить мне случай поговорить с вами без помехи.

   Тон его голоса заключал в себе намек. Мерси не решалась взглянуть на него. Признаки тягостного волнения начали проявляться в ее изменяющемся лице и тревожном молчании. Пробужденные многозначительным намеком Джулиана на то, что произошло между ними, лучшие побуждения ее сердца уже пытались возвратить свое влияние на нее. В эту критическую минуту она, может быть, уступила бы более благородным побуждениям своей натуры - она, может быть, стала бы выше недобрых воспоминаний об оскорблениях, которыми она была осыпана,- если б злость Грэс не увидела в нерешительности Мерси средство оскорбительно намекнуть на ее свидание с Джулианом Грэем.

   - Пожалуйста, не колеблясь оставьте его наедине со мной,- сказала она с насмешливо-притворной вежливостью, - мне нет никакого смысла пленять мистера Джулиана Грэя.

   Ревнивое недоверие Ораса (уже возбужденное просьбой Джулиана) уже готово была открыто проявить себя. Прежде чем он успел заговорить, негодование, владевшее Мерси, подсказало ей ответ.

   - Я очень вам обязана, мистер Грэй,- обратилась она к Джулиану (но все не поднимая на него глаз),- мне нечего больше вам сказать. Мне ни к чему беспокоить вас опять.

   Этими опрометчивыми словами она отказалась от признания, которое собиралась сделать. Этими опрометчивыми словами она показала, что хочет сохранить положение, незаконно занятое ею, в присутствии женщины, у которой она отняла его.

   Орас принужден был замолчать, но не остался доволен. Он видел, что глаза Джулиана смотрели с грустью и проницательностью на лицо Мерси, пока она говорила. Он слышал, как Джулиан вздохнул, когда Мерси кончила говорить. Он приметил, как Джулиан, после минуты серьезного размышления и бросив взгляд на незнакомку в черном платье, поднял голову с видом человека, принявшего внезапное решение.

   - Дайте мне сейчас эту карточку, - сказал он слуге. Тон его голоса показывал, что с ним нельзя шутить.

   Слуга повиновался.

   Не отвечая леди Джэнет, которая все решительно настаивала на своем праве действовать самой, Джулиан вынул карандаш из записной книжки и прибавил свою подпись к словам, уже написанным на карточке. Когда он отдал карточку обратно слуге, он извинился перед теткой.

   - Простите, что я осмеливаюсь вмешиваться, - сказал он, - на это есть серьезные причины, которые я вам объясню в более удобное время. Пока я не препятствую более тому, что вы намереваетесь сделать, напротив, я сейчас помог вам достигнуть цели, которую вы имеете в виду.

   Говоря это, он поднял карандаш, которым подписал свое имя.

   Леди Джэнет, естественно, приведенная в недоумение и (может быть, основательно) также оскорбленная, не отвечала. Она махнула рукой слуге и отослала его с карточкой.

   В комнате наступило молчание. Глаза всех присутствующих смотрели с большим или меньшим беспокойством на Джулиана. Мерси была удивлена и испугана. Орас, так же как леди Джэнет, оскорблялся, сам не зная хорошенько почему. Даже Грэс Розбери поддалась предчувствию чьего-то приближающего вмешательства, для которого она не была совсем подготовлена. Слова и поступки Джулиана с той минуты, как он расписался на карточке, были окружены таинственностью, которую не мог разгадать никто из окружающих его.

   Причину его поведения можно, однако, описать в двух словах. Джулиан все еще верил врожденному благородству характера Мерси.

   Он без особого затруднения сделал заключение из тех слов, какие Грэс сказала при нем Мерси, что оскорбленная женщина воспользовалась безжалостным преимуществом своего положения при свидании, которое он прервал. Вместо того чтобы обратиться к состраданию и чувству справедливости Мерси, вместо того чтобы принять выражение ее искреннего раскаяния и поощрить ее стремление загладить свою вину как можно скорее, Грэс, очевидно, оскорбила и обидела ее. Как неизбежный результат, терпение ее лопнуло от чувства справедливого гнева и нестерпимой обиды.

   Поправить вред, таким образом нанесенный, можно было (как Джулиан тотчас приметил), поговорив наедине с Грэс. Надо только успокоить Грэс признанием, что его мнение о справедливости ее прав переменилось в ее пользу, а потом убедить Грэс в том, что для ее собственной выгоды необходимо позволить ему передать Мерси такие выражения извинения и сожаления, какие могут привести к дружескому соглашению между ними.

   Побуждаемый этими причинами, он высказал просьбу поговорить отдельно с той и другой. Сцена, последовавшая затем, новое оскорбление, нанесенное Грэс, и ответ, который она вырвала у Мерси, убедили Джулиана, что такое вмешательство, какое он задумал, имеет весьма мало надежды на успех.

   Теперь оставалось только попробовать предоставить все естественному ходу событий и, безусловно, положиться на благородный характер Мерси.

   Пусть она увидит, как полицейский в партикулярном платье войдет в комнату. Пусть она ясно поймет, каков будет результат его вмешательства. Пусть она увидит выбор между тем, чтобы засадить Грэс Розбери в дом умалишенных и чтоб сознаться в правде,- что случится тогда! Если доверие Джулиана к ней было основательно, она благородно простит оскорбления, которыми осыпали ее, и будет справедлива к женщине, которую обидела.

   Если, с другой стороны, его доверие к ней не что иное, как слепое доверие обольщенного человека, если она сделала выбор и все будет настаивать на своей личности, что тогда?

   Доверие Джулиана к Мерси отказывалось дать место в его мыслях этой мрачной стороне вопроса. Решительно от него зависело впустить или нет полицейского в дом. Он помешал леди Джэнет применить на практике его карточку, послав в полицию предупреждение не обращать внимания на уведомление, если на карточке не будет его подписи. Зная ответственность, которую он берет на себя, зная, что Мерси не сделала ему никакого признания, на которое он мог бы сослаться, Джулиан подписал карточку без минуты колебания, и вот теперь стоял и смотрел на женщину, благороднейшие черты натуры которой он решился оправдать, будучи из всех присутствующих один спокоен в этой комнате.

   Ревность Ораса увидела нечто подозрительное в том внимании, с которым Джулиан смотрел на потупленное лицо Мерси. Не имея предлога для открытого вмешательства, он сделал усилие, чтобы разлучить их.

   - Вы сейчас говорили,- сказал он Джулиану,- что хотите сказать несколько слов наедине этой особе.

   Он указал на Грэс.

   - Не уйти ли нам, или вы уведете ее в библиотеку?

   - Я не хочу ни о чем говорить с ним, - вспылила Грэс, прежде чем Джулиан успел ответить,- я знаю, что он менее всех способен быть ко мне справедливым. Ему просто завязали глаза. Если уж надо говорить с кем-нибудь наедине, то с вами. Вы имеете больше всех прав узнать правду.

   - Что вы хотите сказать?

   - Желаете вы жениться на уличной женщине?

   Орас сделал шаг к ней. На лице его было выражение, ясно показывавшее, что он способен выгнать ее из дома собственными руками. Леди Джэнет остановила его.

   - Вы были правы, предлагая сейчас Грэс уйти отсюда,- сказала она,- уйдем все трое. Джулиан останется здесь и отдаст этому человеку нужные распоряжения, когда он придет. Пойдемте.

   Нет. По странному противоречию, теперь Орас не хотел, чтобы Мерси ушла из комнаты. В пылу негодования он потерял всякое чувство собственного достоинства, опустился до уровня той женщины, рассудок которой считал расстроенным. К удивлению всех присутствующих, Орас отступил назад и взял со стола футляр, который поставил туда, когда вошел в комнату. Это был свадебный подарок, подарок его матери, который он принес своей невесте. Его оскорбленному самолюбию представился случай оправдать Мерси, публично сделав ей этот подарок.

   - Подождите! - произнес он сурово. - Эта тварь получит ответ. У нее достаточно разума, чтобы видеть, и достаточно разума, чтобы слышать. Пусть она видит и слышит!

   Он раскрыл футляр и вынул оттуда великолепное жемчужное ожерелье в старинной оправе.

   - Грэс,- сказал он с большим чувством,- моя мать с любовью поздравляет вас с нашей наступающей свадьбой. Она просит вас принять как часть вашего подвенечного наряда этот жемчуг. Она сама в нем венчалась. Он несколько столетий находится в нашей старинной фамилии. Как члену нашей фамилии, уважаемому и любимому, моя мать дарит их моей жене.

   Он поднял ожерелье, чтобы застегнуть его на шее Мерси.

   Джулиан смотрел на нее, затаив дыхание. Выдержит она испытание, которому Орас невольно подвергнул ее?

   Да! При столь дерзком поведении Грэс Розбери чего она только не могла выдержать? Ее гордость восторжествовала! Ее прелестные глаза сверкнули, как только могут сверкать глаза женщины, когда они видят драгоценные камни. Ее прелестная головка грациозно наклонилась принять ожерелье. Лицо Мерси покрылось румянцем, ее красота как бы собрала все свое очарование. Ее торжество над Грэс Розбери было полное. Голова Джулиана опустилась. В эту грустную минуту задал он себе вопрос:

   "Неужели я в ней ошибся?"

   Орас надел ей жемчуг.

   - Ваш будущий муж надевает вам на шею этот жемчуг, мой ангел,- сказал он гордо и остановился посмотреть на нее.- Теперь,- прибавил он, бросив презрительный взгляд на Грэс,- мы можем пойти в библиотеку. Она все видела и слышала.

   Он думал, что заставил ее замолчать. На самом деле он просто дал себя ужалить ее ядовитому языку.

   - Вы услышите и вы увидите, когда мои доказательства придут из Канады, - возразила она. - Вы услышите, что ваша жена украла у меня мое имя. Вы увидите, как вашу жену выгонят из этого дома!

   Мерси повернулась к ней в страшном порыве гнева.

   - Вы помешаны! - закричала она.

   Леди Джэнет не выдержала этой напряженной атмосферы, повисшей в воздухе комнаты. Она также обернулась к Грэс. Она также сказала:

   - Вы помешаны!

   Орас последовал примеру леди Джэнет. Он был вне себя. Он устремил взгляд, полный презрения и гнева, на Грэс и повторил те же слова:

   - Вы помешаны!

   Грэс замолчала, она была напутана, наконец. Тройное обвинение показало ей в первый раз существование страшного подозрения, которому она подвергнула себя. Она отступила назад с тихим криком ужаса и наткнулась на стул. Она упала бы, если б Джулиан не бросился и не подхватил ее.

   Леди Джэнет пошла в библиотеку. Она отворила дверь, вздрогнула и вдруг отступила, чтобы оставить свободным проход.

   В отворенных дверях показался человек.

   Это был не джентльмен, это был не работник, это был не слуга. Он был одет дурно, в платье из лоснистого грубого черного сукна. Его фрак висел на нем, как на вешалке. Жилет его был слишком короток и узок. Панталоны напоминали безобразные черные мешки. Перчатки слишком велики. Начищенные сапоги отвратительно скрипели, когда он передвигался. У него были очень зоркие глаза - глаза, казавшиеся способными видеть сквозь замочные скважины. Его большие уши, торчавшие по сторонам, как у обезьяны, были созданы для подслушивания под дверьми. Его обращение было хладнокровно-бесцеремонно, когда он говорил, скрытно и самоуверенно, когда он молчал. Этого человека с головы до ног окружала какая-то атмосфера секретности - так казалось присутствующим. Он осмотрел кругом великолепную комнату, не обнаруживая ни удивления, ни восторга. Он внимательно рассмотрел каждого в этой комнате пристальным взглядом своих хитро-зорких глаз. Поклонившись леди Джэнет, он не отрекомендовался, а вместо этого показал ей карточку, призвавшую его. Чувствовал он себя непринужденно, всем стало ясно, что эта злевещая личность - полицейский в партикулярном платье. Никто с ним не говорил. Все внутренне брезговали им, как будто в комнату вползла гадина.

   Он продолжал осматриваться без всякого замешательства, стоя между Джулианом и Орасом.

   - Мистер Джулиан Грэй здесь? - спросил он.

   Джулиан подвел Грэс к креслу. Взгляд ее был устремлен на этого человека. Она дрожала, она шептала:

   - Кто это?

   Джулиан заговорил с полицейским, не отвечая ей.

   - Подождите,- сказал он, указывая на стул в самом отдаленном углу комнаты,- я сейчас буду с вами говорить.

   Полицейский подошел к стулу, скрипя сапогами. Он прикидывал, шагая по ковру, сколько стоит ярд. Он оценил и стул, когда сел на него, подсчитал - почем дюжина. Полицейский чувствовал себя совершенно свободно. Ему было все равно - ждать и не делать ничего или разбираться в частных отношениях каждого в этой комнате, только бы ему платили за это.

   Даже намерение леди Джэнет действовать самой не могло выдержать появления полицейского в партикулярном платье. Она предоставила своему племяннику распоряжаться. Джулиан посмотрел на Мерси, прежде чем сделал следующий шаг в этом деле. Он знал, что конец зависит теперь не от него, а от нее.

   Мерси чувствовала на себе его взгляд, между тем как сама смотрела на полицейского. Она повернула голову, колебалась и вдруг подошла к Джулиану. Так же как и Грэс Розбери, она дрожала. Так же как и Грэс, она прошептала:

   - Кто это?

   Джулиан прямо сказал ей кто.

   - Зачем он здесь?

   - Не можете ли вы отгадать?

   - Нет.

   Орас оставил леди Джэнет и подошел к Мерси и Джулиану, чтобы услышать содержание разговора между ними.

   - Я вам не мешаю? - осведомился он.

   Джулиан отступил немного назад. Он прекрасно понял Ораса. Джулиан оглянулся на Грэс. Почти вся длина обширной комнаты отделяла их от того места, где она сидела. Она не пошевелилась с тех пор, как он посадил ее на кресло. Самый ужасный страх овладел ею - страх неизвестной опасности. Нечего было бояться, что она вмешается, нечего было бояться, что она услышит, что они говорят, пока они будут говорить негромко. Джулиан подал пример, понизив голос.

   - Спросите Ораса, зачем здесь полицейский, - сказал он Мерси.

   Она тотчас задала вопрос.

   - Зачем он здесь?

   Орас посмотрел на Грэс и ответил:

   - Он здесь для того, чтобы освободить нас от этой женщины.

   - Вы хотите сказать, что он ее уведет?

   - Да...

   - Куда он ее отведет?

   - В полицию.

   Мерси вздрогнула и посмотрела на Джулиана. Он внимательно наблюдал за малейшими переменами в ее лице. Она опять взглянула на Ораса.

   - В полицию! - повторила она. - Для чего?

   - Как вы можете задавать этот вопрос? - раздраженно ответил Орас.- Разумеется, для того, чтобы отдать ее под надзор.

   - Вы хотите сказать - в тюрьму?

   - Я хочу сказать - в дом умалишенных.

   Опять Мерси повернулась к Джулиану. На лице ее теперь выражались и удивление, и ужас.

   - О! - сказала она ему. - Орас, наверно, ошибается. Этого быть не может!

   Джулиан опять предоставил Орасу отвечать. Все его внимание все еще было поглощено наблюдением за лицом Мерси. Она была вынуждена опять обратиться к Орасу.

   - Неужели в дом умалишенных? - спросила она.

   - Конечно, - отвечал он. - Чему вы удивляетесь? Вы сами сказали ей, что она помешана. Боже великий, как вы бледны! Что с вами?

   Она обернулась к Джулиану в третий раз. Страшный выбор, предоставленный ей, стал очевидным без всяких секретов. Возвратить Грэс украденную личность или запереть ее в дом умалишенных - надо было выбирать! В этом виде вырисовывалось сложившееся положение в ее уме. Мерси выбрала тотчас же. Прежде чем она заговорила, ее благородное решение Джулиан прочитал в глазах Мерси. Присущий им внутренний блеск, который он видел в них уже однажды, опять засиял ярче и чище прежнего. Совесть, которую он укрепил, душа, которую он спас, глядела на него и говорила: "Не сомневайся в нас более!"

   - Отошлите этого человека.

   Это были ее первые слова. Она заговорила (указав на полицейского) чистым, звучным, решительным голосом, слышным в самом отдаленном углу комнаты.

   Пожатие руки Джулиана сказало ей, что она может полагаться на братское сочувствие и помощь. Все другие, находившиеся в комнате, смотрели на нее с безмолвным удивлением. Грэс встала. Даже человек в партикулярном платье вскочил. Леди Джэнет (торопливо присоединившись к Орасу и вполне разделяя его недоумение и испуг) взяла Мерси за руку и стала трясти, как бы желая заставить ее понять, что она делает. Мерси твердо стояла на своем, Мерси повторила решительно, что уже сказала:

   - Отошлите этого человека.

   Леди Джэнет потеряла всякое терпение.

   - Что с вами сделалось? - спросила она сурово. - Знаете ли вы, что говорите? Человек этот находится здесь для вас столько же, сколько для меня! Человек этот здесь для того, чтоб избавить вас и меня от дальнейших неприятностей и оскорблений. А вы настаиваете, настаиваете в моем присутствии, чтоб его отослали! Что это значит?

   - Вы узнаете, что это значит, леди Джэнет, через полчаса. Я не настаиваю, а только повторяю мою просьбу. Пусть этого человека отошлют!

   Джулиан отступил в сторону (глаза тетки сердито следили за ним) и заговорил с полицейским.

   - Идите назад в полицию, - сказал он, - и подождите там, пока я дам вам знать.

   Нахальные глаза человека в партикулярном платье искоса посмотрели на Джулиана и Мерси и оценили ее красоту, как ковер и стулья.

   "Старая история,- подумал он,- красивая женщина всему причиной, и рано или поздно красивая женщина настоит на своем".

   Он перешел через комнату, скрипя сапогами, поклонился с омерзительной усмешкой, которая перетолковывала все происходящее в самую худшую сторону, и исчез за дверью библиотеки.

   Воспитание леди Джэнет не позволило говорить что-нибудь, пока полицейский не ушел. Тогда, только тогда, обратилась она к Джулиану.

   - Я полагаю, вы знаете, что это значит? - сказала она.- Я полагаю, вы имеете какую-нибудь причину идти наперекор моим распоряжениям в моем собственном доме?

   - Я никогда не нарушал уважения к вашему сиятельству,- ответил Джулиан, - вы скоро узнаете, что я и теперь не нарушил этого уважения.

   Леди Джэнет посмотрела через комнату. Грэс жадно слушала, сознавая, что в последнюю минуту события приняли какой-то таинственный оборот в ее пользу.

   - В ваши распоряжения моими делами, может быть, входит и то, - продолжала ее сиятельство, - чтоб эта особа оставалась в моем доме?

   Страх, овладевший Грэс, еще не совсем прошел. Она предоставила Джулиану отвечать. Прежде чем он успел заговорить, Мерси перешла через комнату и шепнула Грэс:

   - Дайте мне время признаться письменно. Я не могу признаться при всех - когда это надето на моей шее.

   Она указала на ожерелье. Грэс бросила на нее угрожающий взгляд и вдруг молча отвернулась.

   Мерси отвечала на вопрос леди Джэнет:

   - Я прошу ваше сиятельство позволить ей остаться здесь, всего на полчаса,- сказала она.- Моя просьба сама по себе объяснится в это время.

   Леди Джэнет не чинила больше препятствий. Что-то в лице Мерси, что-то в ее тоне заставило умолкнуть и ее, и Грэс.

   Потом заговорил Орас. Еле сдерживая ярость, полный подозрений, он обратился к Мерси, которая стояла напротив него возле Джулиана.

   - Касается ли меня, - спросил он, - ваше обязательство объяснить ваше странное поведение через полчаса?

   Его рука надела на шею Мерси свадебный подарок его матери. Сильная боль кольнула ее сердце, когда она глядела на Ораса и видела, как глубоко она уже огорчила и оскорбила его. Слезы выступили на ее глазах, она смиренно и слабым голосом ответила ему.

   - Если вы позволите, - вот все, что она могла сказать, прежде чем сильное сердцебиение заставило ее замолчать.

   Чувство оскорбления Ораса не успокоилось такой покорностью.

   - Я терпеть не могу таинственностей и намеков,- продолжал он сурово,- в нашем семейном кругу мы привыкли откровенно обращаться друг с другом. Для чего я должен ждать полчаса объяснения, которое может быть дано теперь? Для чего мне ждать?

   Леди Джэнет пришла в себя, пока Орас говорил.

   - Я совершенно согласна с вами, - сказала она, - я тоже спрашиваю, для чего нам ждать?

   Даже Джулиана оставило самообладание, когда тетка его повторила этот прямой вопрос. Как Мерси ответит на него? Выдержит ли ее мужество?

   - Вы меня спрашиваете, для чего вам ждать, - сказала она Орасу спокойно и твердо.- Ждать, чтоб услышать о Мерси Мерик.

   Леди Джэнет слушала с выражением скуки и отвращения.

   - Не возвращайтесь к этому! - сказала она. - Мы уже достаточно знаем о Мерси Мерик.

   - Извините, ваше сиятельство, не знаете. Только я могу вам сообщить.

   - Вы?

   Она почтительно наклонила голову.

   - Я просила вас, леди Джэнет, дать мне полчаса,- продолжала она. - Через полчаса я торжественно обязуюсь представить Мерси Мерик в эту комнату. Леди Джэнет Рой, мистер Орас Голмкрофт, вы должны подождать этого.

   Высказав в этих выражениях твердое решение сделать признание, она сняла жемчуг с шеи, положила его в футляр и отдала Орасу.

   - Сохраните,- сказала она, и голос ее на минуту ослабел, - до нашего свидания.

   Орас молча взял футляр. Он действовал как человек, ум которого был как бы парализован от удивления. Рука его двигалась машинально. Глаза его с восторгом следили за Мерси. Леди Джэнет, по-видимому, совсем по-другому испытывала странное состояние, овладевшее им. Смутное предчувствие беды нависло как туча над ее головой. В эту достопамятную минуту леди Джэнет почувствовала, как она стара, да и на вид кажется старухой.

   - Ваше сиятельство, позвольте мне, - почтительно сказала Мерси, - пойти в мою комнату?

   Леди Джэнет наклоном головы дала согласие на эту просьбу. Последний взгляд Мерси, прежде чем она вышла, был брошен на Грэс.

   "Довольны вы теперь?" - как будто печально говорили большие серые глаза.

   Грэс отвернулась быстро и с досадой. Даже ее озлобленная натура против воли раскрылась на минуту и почувствовала сострадание.

   Прощальные слова Мерси поручили Грэс заботливости Джулиана.

   - Вы постараетесь, чтоб ей дали комнату, где подождать? Вы сами ее предупредите, когда пройдет полчаса?

   Джулиан отворил для нее дверь библиотеки.

   - Прекрасно! Благородно! - шепнул он. - С вами все мое сочувствие, можете рассчитывать на мою помощь.

   Глаза ее взглянули на него и поблагодарили сквозь слезы. И его глаза были полны слез. Она спокойно прошла по комнате и скрылась из виду, прежде чем он затворил дверь.

  

   Мерси была одна.

   Она хотела побыть полчаса одна в своей комнате, намереваясь за это время написать свое признание в письме к Джулиану Грэю.

   В ее положении не произошло никакой перемены, которая смягчила бы ужас признания Орасу и леди Джэнет в том, что она завоевала их привязанность под чужим именем. Через Джулиана может она только открыть истину, которая возвратит Грэс Розбери ее настоящее положение в этом доме.

   Как ей обратиться к нему с признанием? Письменно или словесно?

   После всего, что случилось с того времени, как появление леди Джэнет помешало им, она почувствовала бы скорее облегчение, чем замешательство, открыть свое сердце человеку, который так хорошо понял ее, который так поддержал дружеским советом в тяжелое для нее время. Но постоянное проявление ревнивых подозрений Ораса говорило ей, что она только накалит обстановку в доме и поставит Джулиана в затруднительное положение, если будет иметь с ним свидание наедине, пока Орас находится в этом доме.

   Ей оставалось только следовать принятому ею решению. Намериваясь адресовать рассказ об обмане Джулиану в своем письме, она хотела прибавить в конце некоторые указания о том, как она хочет, чтоб он поступил.

   Эти указания содержали просьбу сообщить содержание ее письма леди Джэнет и Орасу в библиотеке, в то время как Мерси, признаваясь, что она та самая женщина, которую она обязалась представить, будет ожидать в соседней комнате, какой приговор они вынесут ей. Ее решимость не прятаться за Джулианом от последствий, к которым приведут ее признания, укрепилась в душе ее с той минуты, когда Орас сурово спросил ее (и когда леди Джэнет присоединилась к этому вопросу), почему она откладывает свое объяснение и зачем она заставляет их ждать. Из того самого страдания, которое вызывали эти вопросы, возникла мысль ожидать своего приговора в одной комнате, между тем как письмо к Джулиану будет говорить за нее в другой.

   "Пусть они разобьют мое сердце, если хотят, - думала она в эту унизительно-горькую минуту, - я заслужила это".

   Она заперла дверь и открыла свою письменную шкатулку. Зная, что должна делать, Мерси старалась собраться с мыслями и приняться за письмо.

   Усилие было напрасно. Люди, владеющие искусством письма, вероятно, только одни могут представить обширное расстояние, отделяющее задуманное в голове и передачу его словами на бумаге. Сильное душевное волнение, которое Мерси испытывала несколько часов, сделало ее совершенно неспособной для деликатного и трудного изложения событий в письме в должной последовательности и в надлежащем соответствии одного факта с другим. Несколько раз пыталась она начать письмо, и всякий раз ее останавливала путаница в мыслях. Она в отчаянии отказалась от задуманного.

   Учащенное биение сердца, тяжесть и боль в груди предостерегали ее не оставаться без занятия, не становиться добычей болезненного допроса самой себя и воображаемого страха.

   Она инстинктивно обернулась, чтоб как-нибудь занять себя на время, подумать о своей будущности. Тут не было никаких усложнений и препятствий. Перспектива начиналась и кончалась ее возвращением в приют, если смотрительница примет ее. Она не была несправедлива к Джулиану Грэю. Это великое сердце будет сожалеть о ней, эта добрая рука будет ей протянута, она это знала. Но что случится, если она необдуманно примет все, что его сочувствие может ей предложить? Сплетни укажут на ее красоту и его молодость и по-своему гнусно перетолкуют чистейшую дружбу, которая могла бы существовать между ними. И страдальцем будет он. Потому что он мог лишиться репутации - репутации пастора. Нет! Для него, из признательности к нему, ее прощание с Мэбльторном должно быть также и прощанием с Джулианом Грзем.

   Драгоценные минуты проходили. Она решилась написать смотрительнице и спросить, может ли она надеяться, что ее простят и возьмут опять в приют. Занятие над этим письмом, которое написать было легко, могло иметь положительное действие на ее душевное состояние, могло проложить путь к письму, которое написать было тяжело. Она подождала с минуту у окна, думая о той прошлой жизни, к которой она скоро должна была вернуться, прежде чем опять взялась за перо.

   Окно ее комнаты выходило на восток. Туманное сияние многочисленных огней Лондона бросилось ей в глаза, когда она смотрела на небо. Оно как будто манило ее обратно к ужасу темных улиц, указывало насмешливо путь к мостам над черной рекой, влекло ее к парапету и страшному прыжку в лоно Господа или к полному уничтожению - кто знал куда?

   Она с трепетом отвернулась от окна.

   - Кончится ли это таким образом,- спросила она себя, - если смотрительница скажет нет?

   Она начала письмо:

  

   "Милостивая государыня!

   Столько прошло времени с тех пор, как вы имели от меня известие, что я почти со страхом пишу к вам. Я боюсь, что вы уже назвали меня в вашем сердце бездушной, неблагодарной женщиной.

   Я вела фальшивую жизнь, до сегодняшнего дня я была недостойна писать к вам. Теперь, когда я делаю что могу, чтоб загладить вред перед теми, кому я нанесла его, теперь, когда я раскаиваюсь от всего сердца, могу я просить позволения вернуться к другу, который имел терпение со мной и помогал мне много печальных лет? О, милостивая государыня, не отвергайте меня! Мне не к кому обратиться, кроме вас.

   Позволите ли вы мне признаться вам во всем? Простите ли вы мне, когда узнаете, что я сделала? Возьмете ли вы меня назад в приют, если имеете для меня какое-нибудь занятие, которое даст мне возможность заработать себе убежище и пропитание?

   До наступления вечера я должна оставить дом, из которого теперь пишу. Мне некуда идти. Те немногие деньги и ценные вещи, которые у меня есть, я должна оставить здесь, они были получены под ложными предлогами, они не мои. Нет на свете в эту минуту существа более одинокого - чем я. Вы христианка. Не ради меня, а ради Христа, сжальтесь надо мной и возьмите меня назад.

   Я хорошая сиделка, как вам известно, и проворно работаю иглой. Тем или другим способом не можете, вы найти занятия для меня?

   Я могу также учить без больших притязаний. Но это бесполезно. Кто поручит своих детей женщине, потерявшей репутацию? Для меня нет надежды в этом отношении. А я так люблю детей! Я думаю, что могла бы не сделаться счастливой, может быть, но довольной моей участью, если б каким-нибудь образом могла заниматься с детьми. Нет ли благотворительных обществ, которые стараются помогать неимущим детям, шатающимся по улицам? Я помню о своем неимущем детстве, но! Мне так было бы приятно спасти других детей от того, чем кончила я. Я могла бы работать для такой цели с утра до вечера и никогда не уставать. Я отдалась бы этому всем сердцем и имела бы то преимущество перед счастливыми и достаточными женщинами, что мне ни о чем другом было бы думать. Конечно, мне могли бы поручить бедных, голодных маленьких уличных бродяг, если б вы сказали слово за меня. Если я прошу слишком много, пожалуйста, простите меня. Я так несчастна, так одинока и так обижена жизнью.

   Остается еще одно. Время моего пребывания здесь очень коротко. Угодно ли вам ответить на это письмо (да или нет) телеграммой?

   Я известна здесь не под тем именем, под которым вы знали меня. Я должна просить вас адресовать телеграмму: "Преподобному Джулиану Грэю, Мэбльторн, Кенсингтон". Он здесь и покажет ее мне. Никакими словами не могу описать, чем я обязана ему. Он никогда не отчаивался во мне - он спас меня от меня самой. Господь да благословит и вознаградит добрейшего, вернейшего, лучшего человека, какого я когда-либо знала!

   Мне не о чем больше писать. Мне остается только просить вас извинить меня за это длинное письмо и считать себя вашей признательной слугой".

  

   Она подписалась, вложила письмо в конверт и написала адрес. Потом в первый раз препятствие, которое ей следовало бы предвидеть прежде, вдруг возникло перед ней.

   Не было времени отправить ее письмо обычным способом по почте. Его должен был отнести нарочный. Слуги леди Джэнет до сих пор были все в распоряжении Мерси. Могла ли она теперь послать кого-нибудь из них по своему делу, когда, может быть, через полчаса ее с позором прогонят из дома? Лучше было бы положиться на случай и явиться в приют, не прося прежде позволения.

   Пока она еще обдумывала этот вопрос, ее испугал стук в дверь. Отворив, она увидела горничную леди Джэнет с сложенной бумажкой в руках.

   - От миледи, мисс,- сказала женщина, подавая ей записку, - ответа не надо.

   Мерси остановила ее, когда она выходила из комнаты. Появление горничной внушило ей мысль задать вопрос. Она спросила, не пошлют ли в город кого-нибудь из слуг.

   - Пошлют, мисс. Конюх едет верхом с приказанием ее сиятельства к каретнику.

   Приют был возле квартиры каретника. Воспользовавшись этим обстоятельством, Мерси осмелилась прибегнуть к услуге конюха. Теперь простительно было воспользоваться его услугами.

   - Отдайте, пожалуйста, конюху это письмо, - сказала Мерси,- это ему по дороге. Ему надо только отдать и больше ничего.

   Горничная охотно исполнила эту просьбу. Оставшись опять одна, Мерси посмотрела на записочку, поданную ей.

   В первый раз ее благодетельница использовала такой формальный способ общения с ней, когда они находились в одном доме. Что значило это отступление от принятых привычек? Не получила ли она отказ? Не догадался ли уже о правде здравый ум леди Джэнет? Нервы Мерси были расстроены. Она страшно дрожала, развертывая сложенную записочку.

   Она начиналась без всякого обращения к ней и кончалась без подписи. Вот что в ней было написано:

  

   "Я должна просить вас отложить на некоторое время объяснение, которое вы обещали мне. В мои лета неприятные сюрпризы очень мучительны. Мне надо иметь время успокоиться, прежде чем я буду в состоянии услышать, что вы хотите сказать. Я постараюсь заставить вас недолго ждать. Пока все будет продолжаться по обыкновению. Мой племянник Джулиан, Орас Голмкрофт и дама, которую я нашла в столовой, по моему желанию останутся в доме, пока я буду в состоянии встретиться опять с ними и с вами".

  

   Тут записка кончилась. На какое заключение указывала она?

   Угадала ли истину леди Джэнет, или она только предположила, что ее приемная дочь каким-нибудь постыдным образом соединила с тайною "Мерси Мерик"? Строчка, в которой она называла непрошеную гостью в столовой "дамой", очень заметно показывала, что в ее мнении произошла перемена в этом отношении. Но достаточно ли оправдывала эта фраза предположение, что она уже предвидела сущность признаний Мерси? Нелегко было разрешить это сомнение в эту минуту - и оказалось также затруднительно пролить на это свет и впоследствии. До конца своей жизни леди Джэнет решительно не хотела сказать никому, к какому заключению пришла она мысленно, какую скорбь втайне подавила в этот день.

   Между многим, однако, что было окружено неизвестностью, одно, по крайней мере, оставалось ясно. Время, которым Мерси могла располагать в своей комнате, было продлено на неопределенный срок ее благодетельницей. Много часов могло пройти, прежде чем открытие, которое она обязалась сделать, потребуют от нее. За эти часы она сможет наверняка привести в порядок свои мысли и написать свое признание Джулиану Грэю.

   Снова положила Мерси перед собой лист бумаги. Опустив голову на руку, она старалась проложить себе путь сквозь лабиринт прошлого, начиная с того дня, когда она встретила Грэс Розбери во французском домике, и кончая тем днем, который свел их лицом к лицу во второй раз в столовой Мэбльторна.

   Ход событий начал ясно складываться в ее мыслях, звено за звеном.

   Она заметила, продолжая вспоминать прошлое, как странно Случай или Судьба проложили путь с самого начала к ее присвоению чужой личности.

   Если б Мерси и Грэс встретились при обычных