Коллинз Уилки - Бедная мисс Финч

жность не упоминать о нем. Но этого сделать нельзя. Я должна писать об этом презренном человеке, и вы должны читать о нем, нравится это нам с вами или нет.

   Дни заточения Луциллы были также днями, когда я начинала разочаровываться в моем фаворите. Он и его брат как будто поменялись характерами. Теперь Нюджент терял в сравнении с Оскаром. Он удивил и огорчил брата, внезапно уехав из Броундоуна. "Все, что я мог сделать для вас, я сделал, - сказал он. - В настоящее время я не могу принести вам никакой пользы. Отпустите меня. Я задыхаюсь в этом жалком месте. Мне необходима перемена". Просьбы Оскара не поколебали его, и однажды утром он уехал, ни с кем не простившись. Говорил, что уедет на неделю, но отсутствовал месяц. До нас дошли слухи, что он ведет беспутную жизнь среди порочных людей. Говорили, что им овладела какая-то необъяснимая лихорадочная жажда деятельности. Возвратился он в Броундоун так же внезапно, как покинул нас. Его живая натура уже испытывала другую крайность. Он выражал глубокое раскаяние в своем необдуманном поведении, хандрил, не находил ни в чем утешения, отчаивался в себе и в своей будущности, то говорил о возвращении в Америку, то собирался поступить на военную службу. Угадал ли бы кто другой на моем месте, что все это означало? Сомневаюсь, если б этот другой был так же, как и я, погружен день и ночь в заботы о Луцилле. Даже если б я была подозрительной женщиной - чего, слава Богу, нет, - моя подозрительность была бы подавлена, как я уже говорила, заботами о коротавшей дни и ночи в темной комнате Луцилле.

   Вот те несколько слов о поступках главных лиц моего рассказа в продолжение шести недель, отделяющих первую его часть от второй.

   Начинаю опять с девятого августа.

   Это был памятный день, избранный доктором для первой проверки результатов операции. Предоставляю вам возможность вообразить (я отказываюсь описать) волнение, царившее в нашем маленьком обществе, когда мы оказались накануне великого события, которое я обещала описать на этих страницах.

   В этот день в приходском доме я встала раньше всех. Моя пылкая французская кровь волновалась. Предо мной неотступно вставали воспоминания о давно прошедшем времени. О том времени, когда мой славный Пратолунго и я, гонимые судьбой и тиранами, бежали искать безопасности в Англии, мы - жертвы неблагодарной республики (да здравствует республика!), которой я отдала свое состояние, а муж мой - свою жизнь.

   Я открыла окно и приветствовала, как доброе предзнаменование, восход солнца на безоблачном небе. В ту минуту, когда я хотела уже отойти от окна, на лужайке появился человек, вышедший крадучись из кустов. Человек приблизился, и я узнала Оскара.

   - Что вы там делаете так рано? - спросила я.

   Он приложил палец к губам и подошел к окну, прежде чем ответить.

   - Тш! - сказал он. - Чтобы Луцилла не услышала нас. Спуститесь ко мне как можно скорее. Я хочу поговорить с вами.

   Спустившись к нему в сад, я тотчас же заметила, что он расстроен.

   - Не случилось ли что-нибудь в Броундоуне? - спросила я.

   - Нюджент обманул мои ожидания, - отвечал Оскар. - Помните вечер, когда вы вышли мне навстречу после поездки к мистеру Себрайту?

   - Как нельзя лучше.

   - Я сказал вам тогда, что намереваюсь попросить Нюджента уехать из Димчорча в тот день, когда Луцилла увидит в первый раз.

   - Ну?

   - Он не хочет уезжать из Димчорча.

   - Вы объяснили ему причины своей просьбы?

   - Конечно. Я сказал ему, как трудно предугадать, что может случиться. Я напомнил ему, как необходимо оставить Луциллу в заблуждении только на некоторое время после того, как она прозреет. Я обещал вызвать его, лишь только она привыкнет к моей наружности, и в его присутствии рассказать ей правду. Все это я сказал ему, и что же он ответил мне?

   - Он отказался решительно?

   - Нет. Он отошел от меня к окну и подумал немного. Потом внезапно повернулся и сказал: "Помнишь ты мнение мистера Себрайта? Он полагает, что первый взгляд на тебя будет для нее облегчением, а не ударом. В таком случае для чего же мне уезжать? Ты можешь признаться немедленно в том, что она видит тебя, а не меня".

   Сказав это, он положил руки в карманы (вы знаете его самоуверенность) и отвернулся к окну, как будто все решил.

   - Что же вы сказали ему на это?

   - Я сказал: предположи, что мистер Себрайт ошибается. А он мне: "Предположи, что мистер Себрайт прав". Я никогда не слышал, чтоб он говорил со мной так неприветливо, как в эту минуту. Я подошел к нему. "Почему ты не хочешь уехать дня на два?" - спросил я. - "По очень простой причине, - ответил он. - Мне надоела эта бесконечная путаница. Бесполезно и жестоко продолжать эту комедию. Совет мистера Себрайта - умный и справедливый совет. Пусть она увидит тебя в настоящем виде". С этим ответом он ушел из комнаты. Что так расстроило Нюджента, не понимаю. Попробуйте, пожалуйста, не удастся ли вам уговорить его. Вся моя надежда на вас.

   Признаюсь, мне не хотелось вмешиваться. Как ни странно было, что Нюджент так внезапно изменил свою точку зрения, мне казалось, что он прав. С другой стороны, Оскар был так расстроен, что у меня не хватило духу, в особенности в такой день, огорчить его резким отказом. Я обещала постараться уладить дело, а в душе надеялась, что обстоятельства избавят меня от вмешательства.

   Обстоятельства не оправдали моей эгоистической надежды на них.

   Я пошла после завтрака в деревню по хозяйственным делам, касавшимся кулинарных приготовлений для приема Herr Гроссе, когда услышала, что кто-то произнес мое имя, и, обернувшись, очутилась лицом к лицу с Нюджентом.

   - Надоедал вам сегодня утром брат мой? - спросил он.

   Я тотчас же определила по его голосу, что он опять в том угрюмом состоянии духа, которым поразил и огорчил меня во время нашего последнего свидания в саду приходского дома.

   - Оскар говорил со мной сегодня утром, - ответила я.

   - Обо мне?

   - О вас. Вы огорчили его, обманув его ожидания...

   - Знаю, знаю. Оскар хуже ребенка. Я начинаю терять с ним всякое терпение.

   - Мне грустно слышать это от вас, Нюджент. Вы были так добры с ним до сих пор и сегодня сделаете ему, конечно, уступку. Вся его будущность зависит от того, что случится через несколько часов в комнате Луциллы.

   - Оскар делает из мухи слона, вы тоже.

   Эти слова были произнесены с горечью, почти грубо. Я, со своей стороны, ответила резко.

   - Вы менее чем кто-либо имеете право говорить это. Оскар находится в ложном положении относительно Луциллы с вашего ведома и с вашего согласия. Вы пошли на обман ради брата. Вас просят уехать из Димчорча тоже ради брата. Почему вы отказываетесь?

   - Я отказываюсь, потому что кончил тем, что согласился с вами. Что вы сказали об Оскаре и обо мне в беседке? Вы сказали, что мы злоупотребляем слепотой Луциллы. Вы были правы. Мы поступили жестоко, скрыв от нее истину. Я, со своей стороны, не хочу принимать дальнейшего участия в обмане. Я не хочу обманывать ее - низко обманывать - в такой день, когда она прозреет!

   Я совершенно не способна передать тон, которым Нюджент произнес этот ответ. Могу только сказать, что он на минуту лишил меня способности говорить. Со смутными подозрениями, возникшими у меня, я внимательно посмотрела ему в лицо. Он выдержал мой взгляд не потупившись.

   - Ну? - сказал он, ожидая от меня возражений.

   Я не прочла ничего в его лице. Я могла только руководствоваться моим женским инстинктом. Инстинкт подсказал мне, как действовать в сложившейся ситуации.

   - Я правильно поняла, что вы решили остаться здесь? - спросила я.

   - Без сомнения.

   - Что же вы намерены делать, когда приедет Herr Гроссе и мы все соберемся в комнате Луциллы?

   - Я намерен присутствовать среди вас при самой замечательной минуте в жизни Луциллы.

   - Нет! Вы этого не сделаете!

   - Сделаю.

   - Вы забыли нечто, мистер Нюджент Дюбур.

   - Что такое, мадам Пратолунго?

   - Вы забыли, что Луцилла считает брата с синим лицом за Нюджента, а брата со светлым лицом за Оскара. Вы забыли, что доктор запретил нам волновать ее всякими объяснениями, пока он не убедится в полном успехе лечения. Вы забыли, что обман, в котором вы сейчас отказались участвовать, будет, тем не менее, не объяснен, когда Луцилла прозреет в вашем присутствии. Ваше собственное решение - не приближаться к приходскому дому, пока Луцилла не узнает истины.

   Этими словами я захлопнула западню. Я поймала мистера Нюджента Дюбура.

   Он был бледен как смерть. Глаза его в первый раз не выдержали моего взгляда.

   - Благодарю вас, что вы напомнили мне, - сказал он. - Я забыл.

   Он произнес эти слова каким-то смиренным тоном, что-то в его голосе или в его потупленных глазах заставило мое сердце забиться быстрее от смутного предчувствия, которое я не могла объяснить.

   - Вы согласны со мной, - спросила я, - что вам нельзя быть среди нас в комнате Луциллы. Что же вы сделаете?

   - Я останусь в Броундоуне, - ответил он.

   Я почувствовала, что Нюджент лжет. Не спрашивайте меня почему, я не знаю почему, но когда он сказал: "Я останусь в Броундоуне", я почувствовала, что он лжет.

   - Почему же не исполнить просьбу Оскара? - продолжала я. - Если вы не будете присутствовать, то не все ли вам равно, где быть? Есть еще время уехать из Димчорча.

   Он поднял глаза.

   - Вы с Оскаром считаете меня деревяшкой или камнем, - воскликнул он зло.

   - Что вы хотите сказать?

   - Кому вы обязаны тем, что случится сегодня, - продолжал он, горячась все сильнее и сильнее. - Вы обязаны мне! Кто один из всех вас не хотел верить, что она слепа на всю жизнь? Я! Кто привез сюда человека, который возвратил ей зрение? Я! И один я должен оставаться в неизвестности, чем это кончится. Другие будут присутствовать, а меня отсылают прочь. Другие увидят, а я узнаю по почте (если кто-нибудь соблаговолит написать мне), что она сделает, что она скажет, как она взглянет в первую божественную минуту, когда глаза ее откроются на окружающий мир.

   Он поднял руки вверх и разразился диким хохотом.

   - Я удивляю вас, не правда ли? Я хочу занять положение, на которое не имею права. Может ли все это интересовать меня? О, Боже! Какое мне дело до женщины, которой я дал новую жизнь!

   При последних словах голос его перешел в рыдание. Он схватился за грудь, как бы задыхаясь, повернулся и ушел.

   Я остолбенела. Истина мгновенно осенила меня, как откровение. Наконец я поняла ужасную тайну - Нюджент любил ее!

   Моим первым побуждением, когда я опомнилась, было бежать домой как можно скорее. На минуту или на две я, вероятно, лишилась рассудка. У меня было страшное подозрение, что он пошел к ним и в эту минуту пробирается в комнату Луциллы. Когда оказалось, что все спокойно, когда Зилла уверила меня, что никакой посетитель не приближался к нашей части дома, я немного успокоилась и ушла в сад, чтоб придти в себя, прежде чем войти к Луцилле.

   Спустя некоторое время я справилась с охватившим меня ужасом и представила свое собственное положение довольно ясно. В Димчорче не было ни души, на кого я могла бы положиться. Что бы ни вышло из этого страшного стечения обстоятельств, я должна рассчитывать только на себя.

   Я пришла к такому заключению и пролила горькие слезы, вспомнив, как жестоко не раз судила бедного Оскара. Я решила, что мой фаворит Нюджент - презреннейший негодяй в мире и что я сделаю все, что в моих силах может сделать женщина, чтобы изгнать его из Димчорча, когда голос Зиллы, звавшей меня в дом, возвратил меня к действительности. Я подошла к ней. Зилла передала мне поручение молодой хозяйки. Бедная Луцилла скучала и тревожилась, она удивлялась, что я покинула ее, она требовала, чтоб я пришла к ней немедленно.

   Переступив порог дома, я приняла первую предосторожность против сюрприза со стороны Нюджента.

   - Нужно избавить нашу бедную Луциллу от посетителей на сегодняшний день, - сказала я Зилле. - Если придет мистер Нюджент Дюбур и спросит ее - не говорите об этом ей, скажите мне.

   После этого я пошла наверх и присоединилась к Луцилле.

  

   Она сидела одна в темноте, с повязкой на глазах, покорно сложив на коленях свои красивые руки. Сердце мое сжалось, когда, взглянув на нее, я подумала об ужасном открытии, сделанном мной.

   - Простите меня, что я покинула вас, - сказала я так спокойно, как только могла, и поцеловала ее.

   Луцилла сразу же заметила мое волнение, как ни старалась я скрыть его.

   - Вы тоже боитесь? - воскликнула она, взяв мои руки.

   - Боюсь, друг мой, - повторила я. (Я была поражена, я решительно не знала, что сказать.) - Да. Теперь, когда минута так близка, мужество покидает меня. Всевозможные ужасы приходят мне в голову. О! Когда этому будет конец? Каким окажется Оскар, когда я его увижу?

   Я ответила на первый вопрос. Кто мог ответить на второй?

   - Herr Гроссе приедет к нам с утренним поездом, - сказала я. - Конец будет скоро.

   - Где Оскар?

   - На пути сюда, вероятно.

   - Опишите мне его еще раз, - попросила она с жаром, - в последний раз, прежде чем я его увижу. Его глаза, его волосы, цвет его лица - все!

   Как я исполнила бы ее просьбу, не могу и представить. К моей невыразимой радости меня прервали в самом начале внезапным появлением семейной депутации.

   Первым, ступая медленными, торжественными шагами, внушительно прижав руки к груди своего клерикального сюртука, появился достопочтенный Финч. За ним следовала его жена, лишенная всех своих обычных принадлежностей - кроме младенца. Без повести, без кофты, без шали, даже без носового платка, который она вечно теряла, одетая в первый раз с тех пор, как я ее знала, в приличное платье, миссис Финч была неузнаваема. Если бы не младенец, я в полумраке приняла бы ее за незнакомку. Она стояла в нерешительности на пороге (очевидно, не уверенная в приеме) и заслоняла собою третьего члена депутации, жалобно взывавшего к нам тоненьким голоском хорошо знакомыми словами:

   - Джикс хочет войти.

   Ректор снял руку с груди и простер ее, протестуя против вмешательства третьего члена. Мистрис Финч машинально подвинулась вперед. Джикс вошла, держа свою оборванную куклу, и приблизилась ко мне, оставляя на ковре следы недавнего странствия. Остановившись предо мной, она устремила на меня глаза, взяла куклу за ноги, головой ее ударила меня по коленям и сказала:

   - Джикс хочет сесть сюда.

   Я усадила Джикс, как она желала. Между тем мистер Финч торжественно подошел к Луцилле, положил руки на ее голову, поднял глаза к потолку и произнес басовыми нотами, дрожавшими от отеческого волнения:

   - Да благословит тебя Бог, дитя мое!

   При звуках великолепного голоса мужа, мистрис Финч стала опять сама собою.

   - Как ваше здоровье, Луцилла? - спросила она ласково и, усевшись в угол, принялась кормить младенца.

   Мистер Финч произнес речь.

   - Мой совет, Луцилла, не был исполнен. Мое отеческое влияние было отвергнуто. Мой нравственный вес, так сказать, был отброшен. Я не жалуюсь. Поймите меня, я не жалуюсь, я только констатирую факты. (Тут он заметил меня.) Здравствуйте, мадам Пратолунго, надеюсь, что вы здоровы? Между нами произошла размолвка, Луцилла. Я пришел, дитя мое, с приветствием на крыльях (приветствие в этом случае должно было означать примирение), я пришел и привел с собою жену мою, - не говорите, мистрис Финч! - чтобы выразить мои сердечные желания, мои горячие молитвы в этот знаменательный день в жизни моей дочери. Не праздное любопытство направило сюда мои стопы. Никакой намек не вылетит из моих уст относительно предчувствий, внушаемых мне этим чисто земным вмешательством в пути неисповедимого Провидения. Я здесь как родитель и примиритель. Жена сопровождает меня - молчите, мистрис Финч! - как представительница матери и примирительницы. (Понимаете различие, мадам Пратолунго? Благодарю вас. Добрая душа.) Могу ли я проповедовать прощение обид с кафедры и не показывать примера прощения обид дома? Могу ли я остаться в этот торжественный день в размолвке с своею дочерью? Луцилла! Я прощаю тебя. С сердцем, полным любви, и с глазами, полными слез, я прощаю тебя. (У вас, кажется, не было детей, мадам Пратолунго? А! Вам не понять этого. Не ваша вина, добрая душа, не ваша вина.) Поцелуй примирения, дитя мое, поцелуй примирения.

   Ректор величественно наклонил свою голову с щетинистыми волосами и запечатлел поцелуй примирения на лбу Луциллы. Он вздохнул глубоко и в приливе великодушия протянул руку мне.

   - Моя рука, мадам Пратолунго. Успокойтесь. Не плачьте. Да благословит вас Бог.

   Мистрис Финч, глубоко тронутая благородством своего супруга, истерически зарыдала. Младенец, потревоженный в своей дремоте движениями тела мамаши, издал сочувственный писк. Мистер Финч подошел к ним, чтобы успокоить членов своей семьи.

   - Слезы делают вам честь, мистрис Финч, но при теперешних обстоятельствах это не должно продолжаться. Успокойтесь ради младенца. Таинственный механизм природы! - воскликнул ректор, заглушая голос все громче и громче кричавшего младенца. - Таинственная и прекрасная связь, делающая материнское молоко, как мы видим в настоящем случае, проводником чувств между матерью и ребенком. Какие проблемы стоят перед нами, какие силы окружают нас даже в этой смертной жизни! Природа! Великое значение матери! Неисповедимое Провидение!

   "Неисповедимое Провидение" было роковым выражением для нашего ректора, оно всегда сопровождалось какою-нибудь помехой, так случилось и теперь. Прежде чем мистер Финч (преисполненный патетическими восклицаниями) успел произнести еще слово, дверь отворилась и в комнату вошел Оскар.

   Луцилла узнала его шаги.

   - Не видать еще Гроссе, Оскар? - спросила она.

   - Его экипаж показался на дороге. Он сейчас будет здесь.

   Говоря это и проходя мимо моего стула, чтобы сесть по другую сторону от Луциллы, Оскар бросил на меня умоляющий взгляд, ясно говоривший: "Не оставляйте меня в критическую минуту". Я наклонила голову, чтобы показать, что понимаю его и сочувствую ему. Он сел на свободный стул рядом с Луциллой и молча взял ее руку. Трудно сказать, чье положение из них двоих в эту минуту было мучительнее. Я никогда не видела ничего столь простого и трогательного, как вид этих двух молодых людей, сидевших рука в руку, в ожидании события, которое должно было составить счастье или несчастье их будущей жизни.

   - Видели вы брата? - спросила я таким равнодушным тоном, каким только могла при терзавших меня опасениях.

   - Нюджент пошел навстречу Гроссе.

   Глаза Оскара опять устремились на меня, и я опять прочла в них мольбу. Он понимал, как и я понимала, что Нюджент пошел навстречу доктору с тем, чтобы с его помощью получить доступ в дом.

   Прежде чем я успела еще сказать что-нибудь, мистер Финч нашел повод произнести новую речь. Мистрис Финч оправилась от рыданий, младенец успокоился, остальные молчали и слушали. Словом, домашняя конгрегация [Конгрегация (лат. congregatio - соединение) - образование, организация] мистера Финча была в его полном распоряжении. Он подошел к Оскару. Не думает ли он продолжить чтение "Гамлета"? Нет! Тогда ректор решил призвать благословение на голову Оскара.

   - В эту интересную минуту, - начал ректор своим проповедническим тоном, - теперь, когда мы собрались все вместе, в одной комнате, все исполненные одной надеждой, я желаю как пастор и отец... (Да благословит вас Бог, Оскар. Я смотрю на вас как на сына. Мистрис Финч, следуйте моему примеру, смотрите на него как на сына). Я желаю, как пастор и отец, сказать несколько назидательных и утешительных слов...

   Дверь - дружелюбная, милая, предусмотрительная дверь - вовремя прервала угрожавшую нам проповедь, отворившись снова. На пороге появилась коренастая фигура Гроссе. За ним, как я и ожидала, стоял Нюджент Дюбур.

   Луцилла побледнела как полотно: она слышала, как дверь отворилась, она поняла инстинктивно, что пришел доктор. Оскар встал, наклонился надо мной и шепнул: "Ради Бога, уведите Нюджента из комнаты". Я понимающе пожала ему руку и, поставив Джикс на пол, пошла поздороваться с добрым Гроссе.

   Ребенок опередил меня. Джикс и знаменитый окулист встретились однажды в саду и почувствовали поразительное влечение друг к другу. С тех пор Гроссе никогда не приезжал к нам без какого-нибудь небольшого лакомства в кармане для Джикс, а Джикс в награду за это целовала его, сколько он хотел. Доктор был единственным живым существом, которому она позволяла нянчить свою куклу. Схватив теперь эту куклу обеими руками и пользуясь ею как осадным орудием, Джикс заударяла изо всей мочи по коротким ногам доктора, требуя, чтоб он обратил на нее внимание, прежде чем заговорит с кем-нибудь другим. Пока доктор разговаривал с Джикс на своем удивительном английском языке, пока ректор и жена его извинялись за поведение ребенка, Нюджент вышел из-за спины Гроссе и с таинственным видом отвел меня в угол комнаты. Следуя за ним, я увидела безмолвное страдание на лице Оскара, стоявшего за стулом Луциллы. Это принесло мне пользу, это усилило мою решимость до крайности и заставило меня почувствовать себя достойной, даже более чем достойной соперницей Нюджента Дюбура.

   - Боюсь, что я вел себя очень странно во, время нашей встречи в деревне, - начал он. - Дело в том, что я не совсем здоров. Я был в каком-то странном лихорадочном состоянии в последнее время. Воздух этой местности мне, вероятно, вреден.

   Он остановился, не сводя с моего лица пристального взгляда, стараясь прочесть мои мысли.

   - Ваши слова, - отвечала я, - не удивляют меня. Я сама заметила, что вы были не совсем здоровы в последнее время.

   Мой тон и манеры, совершенно спокойные, выражали учтивую симпатию и ничего более. Я видела, что он поражен. Нюджент начал опять.

   - Надеюсь, я не сказал и не сделал ничего грубого? - спросил он.

   - О, нет!

   - Я был встревожен, болезненно встревожен. Вы слишком добры. Я уверен, что мне следует извиниться перед вами.

   - Право, нет! Вы, конечно, были встревожены, как вы выражаетесь, но и мы сегодня все неспокойны. Обстоятельства служат вам достаточным оправданием, мистер Нюджент.

   Ни малейшего следа недоверия к нему не подметил он на моем лице. Его смущенный взгляд служил мне доказательством, что я его бью его собственным оружием. Он сделал последнюю попытку выпытать у меня, знаю ли я его тайну, он попробовал воспользоваться моим недовольством.

   - Вы удивлены, конечно, видя меня здесь, - продолжал он. - Я не забыл, что обещал остаться в Броундоуне. Не сердитесь на меня. Распоряжения доктора помешали мне исполнить мое обещание.

   - Я не понимаю вас, - ответила я все тем же спокойным тоном.

   - Я вам объясню, - отвечал он. - Помните ли вы, что мы уже давно объяснили Гроссе положение Оскара относительно Луциллы?

   - Могу ли я забыть это, когда первая предостерегла вашего брата, что Гроссе может неумышленно выдать истину?

   - Помните ли вы, как он принял наше предостережение?

   - Помню. Он обещал остерегаться, но в то же время попросил не вмешивать его больше в наши семейные тайны. Он сказал, что намерен сохранить свою докторскую свободу действия, не стесняя себя семейными затруднениями, которые могут касаться нас, но никак не касаются его. Довольны вы моею памятью?

   - У вас память удивительная. Теперь вы поймете меня, когда я скажу, что Гроссе хочет и в настоящем случае сохранить свою докторскую свободу действий. Он это сам сказал мне на пути сюда. Он считает очень важным чтобы Луцилла не испугалась в первое мгновение, когда откроет глаза. Лицо Оскара, без сомнения, поразит ее, если будет первым лицом, которое она увидит. Поэтому Гроссе просил меня присутствовать (как, единственного другого молодого человека) и встать так, чтоб я был первым, кого увидит Луцилла. Спросите его сами, мадам Пратолунго, если не верите мне.

   - Я, конечно, верю вам, - отвечала я. - Странно было бы противоречить доктору в такое время.

   С этим я отошла от него, выразив ровно столько беспокойства, сколько выразила бы на моем месте ничего не подозревающая женщина. Зная, что скрывается за этими словами, я поняла, что Нюджент ухватился за предложение доктора, как за средство ввести в заблуждение Луциллу в первую минуту, чтобы потом, может быть, подло воспользоваться ее ошибкой. Нашим единственным шансом было удалить его в критическую минуту, но как ни ломала я голову, способа к достижению этой цели не видела никакого.

   Когда я присоединилась к другим присутствующим, Оскар и Луцилла сидели на том же месте, мистер Финч рассказывал что-то доктору, а Джикс сидела в углу на стуле, пожирая ярко-желтую пряничную лошадь из немецкого теста с такой жадною поспешностью, что страшно было смотреть на нее.

   - А, моя милая мадам Пратолунго! - сказал Herr Гроссе, останавливаясь на пути к Луцилле, чтобы поздороваться со мной. - Приготовили вы мне сегодня один из ваших чудных майонезов? Я специально приехал с пустым желудком и с волчьим аппетитом.

   - Взгляните на эту крошку, - продолжал он, указывая на Джикс. - Ach, Gott, я решительно влюблен в нее. Я послал во все концы Германии за пряниками для моей Джикс. Ага! Джикс! Липнет он к зубам? Очень сладко?

   И ласково глядя на ребенка через очки, он сентиментально засунул мою руку за жилет.

   - Обещайте мне такого ребенка, как моя обожаемая Джикс, - сказал он торжественно, - и я обязуюсь вам жениться на первой женщине, какую вы мне представите: на гадкой женщине, на хорошей женщине - мне все равно! So! Вот вам мои сердечные чувства. Довольно об этом. Теперь к моей милой Финч. Скорей, скорей!

   Он прошел через комнату к Луцилле и сделал Нюдженту знак следовать за ним.

   - Откройте ставни, - сказал он. - Света, света, света, побольше света для моей прелестной Финч.

   Нюджент открыл ставни, начав с крайнего окна и кончив тем, у которого сидела Луцилла. Теперь ему стоило только остаться там, где он остановился, чтоб быть первым, кого она увидит. Негодяй так и сделал. Я выступила вперед, решившись вмешаться, и остановилась, не зная, что сказать или сделать. Доктор повернул Луциллу лицом к окну, и Нюджент очутился прямо пред нею. И хоть бы какая идея пришла мне в голову! Немец протянул свои сильные руки и взялся за узел повязки, чтобы снять ее.

   Луцилла дрожала с головы до ног.

   Herr Гроссе поколебался, взглянул на нее, оставил повязку и, взяв ее руку, пощупал пульс.

   В эту минуту меня осенила блестящая идея. Та самая, в которой я так нуждалась, промелькнула, наконец, в моей голове.

   - So! - воскликнул Гроссе, выпустив руку Луциллы с досадой и удивлением. - Кто испугал мою милую Финч? Почему эта дрожь? Почему такой пульс? Кто-нибудь из вас, признавайтесь. Что это значит?

   Мне только того и нужно было. Я тотчас же реализовала свою идею.

   - Это значит, - сказала я, - что в этой комнате слишком много зрителей. Мы смущаем и пугаем ее. Уведите Луциллу в ее спальню, Herr Гроссе, и впускайте нас, когда сочтете возможным, по одному.

   Наш милый доктор тотчас же ухватился за мою идею и сделал ее своей.

   - Вы феникс [Феникс (гр. phointix) - в древнеегипетской мифологии сказочная птица, обладавшая способностью при приближении смерти сгорать и потом вновь возрождаться из пепла.] между женщинами, мадам Пратолунго, - сказал он, отечески потрепав меня по плечу. - Что прекраснее, ваш совет или ваш майонез, я не берусь решить.

   Он повернулся к Луцилле и осторожно поднял ее со стула.

   - Пойдемте со мной в вашу комнату, моя бедная Финч. Там мы посмотрим, можно ли будет развязать вам глаза сегодня.

   Луцилла сложила руки с мольбой.

   - Вы обещали, - сказала она. - О, Herr Гроссе, вы обещали позволить мне взглянуть сегодня!

   - А вы мне вот что скажите, - возразил немец. - Знал я, когда обещал, что найду вас сегодня дрожащей, как в лихорадке, и бледной, как моя рубашка, когда ее приносят из стирки?

   - Я теперь совершенно спокойна, - просила Луцилла. - Ничего не мешает снять мне повязку.

   - Вот как! Так вы знаете лучше меня? Кто из нас глазной доктор, вы или я? Не упрямьтесь. Дайте мне руку. Пойдемте в вашу комнату.

   Он взял ее под руку и подвел до двери. Там Луцилла вдруг передумала. Она порывисто остановилась. Лицо ее горело, мужество возвратилось к ней. К моему ужасу, она отняла руку у доктора и отказалась идти в другую комнату.

   - Нет, - сказала Луцилла. - Я опять совершенно спокойна. Я требую, чтобы вы исполнили свое обещание. Осмотрите мои глаза здесь. Я хочу, я решила увидеть Оскара в первый раз в этой комнате.

   Я боялась, буквально боялась взглянуть на Оскара. Вместо этого я посмотрела на Нюджента. На лице его была дьявольская улыбка. Увидев это, я едва не лишилась рассудка.

   - Вы хотите и решили, - повторил Гроссе. - Слушайте. - Он вынул часы. - Я даю вам подумать минуту. Если через минуту вы не пойдете со мной, вы увидите, что будет так, как я хочу и решил. Ну!

   - Почему вы отказываетесь уйти в свою комнату? - спросила я.

   - Потому, что я хочу, чтоб вы меня видели, - отвечала она. - Сколько вас здесь?

   - Пять человек: мистер Финч и мистрис Финч, мистер Нюджент Дюбур, Оскар и я.

   - Я желала бы, чтоб здесь было пятьсот человек, а не пять! - воскликнула она.

   - Для чего?

   - Для того, чтоб вы увидели, что я смогу отличить Оскара от всех остальных, лишь только мне снимут повязку.

   Луцилла все еще не отказалась от своего рокового заблуждения, что образ Оскара, сложившийся в ее уме, вполне реален! Опять, при всем моем желании, я не решилась взглянуть на Оскара.

   Herr Гроссе опустил часы в карман.

   - Минута прошла, - сказал он. - Поймите, что я не могу осмотреть как следует ваши глаза при всем этом народе. Скажите, милая моя Финч, да или нет?

   - Нет, - воскликнула она упрямо и, как ребенок, топнула ногой. - Я хочу, чтобы все увидели, что я узнаю Оскара, лишь только мне развяжут глаза.

   Гроссе, застегнув сюртук, поправил на носу свои круглые очки и взял шляпу.

   - Прощайте, - сказал он. - Мне здесь нечего делать ни с вами, ни с вашими глазами. Лечите себя сами как знаете, строптивая Финч. Я уезжаю в Лондон.

   Он отворил дверь. Луцилла вынуждена была уступить.

   - Вот животное-то! - сказала она с негодованием, взяв его под руку.

   Гроссе разразился своим сардоническим смехом.

   - Когда вы будете в состоянии видеть, душа моя, - отвечал он, - вы убедитесь, что я не такое животное, каким кажусь.

   С этими словами он увел ее из комнаты.

   Мы остались ждать в гостиной, пока доктор не решит, можно ли позволить Луцилле в этот день проверить свое зрение или нет.

   Пока другие волновались, каждый по-своему, в тревожном ожидании, я была покойна духом, как младенец, спавший теперь на руках матери. Благодаря твердости, с которой Гроссе воспользовался моей идеей, я сделала невозможным для Нюджента, если даже будет снята в этот день повязка, поймать первый взгляд Луциллы. Жениху ее, конечно, можно позволить, ради такого исключительного случая, войти в спальню в сопровождении ее отца или меня. Но простое чувство приличия должно затворить двери перед Нюджентом. Пусть ждет, если хочет, в гостиной, пока она не выйдет туда. Теперь, когда инициатива была в моих руках, я решила, что Луцилла не увидит его, пока не узнает, кто из близнецов Нюджент и кто Оскар. Упоительная радость победы наполнила мою душу. Я сопротивлялась сильному искушению взглянуть, как Нюджент переносит свое поражение. Взгляни я на него, и он по моему лицу увидел бы, как я торжествую, перехитрив его. Я сидела на стуле, сложа руки на коленях, таким олицетворением невинности, простоты и благовоспитанности, что любо было посмотреть.

   Минуты медленно тянулись одна за другой, и мы все ждали безмолвно. Даже у мистера Финча в этом единственном случае не повернулся язык сказать хоть слово. Он и его жена сидели в одной стороне комнаты, Оскар и я - в другой, а Нюджент стоял у окна, погруженный в свои думы, видимо, соображая, как отомстить мне.

   Оскар первый прервал молчание. Оглядев комнату, он внезапно обратился ко мне:

   - Мадам Пратолунго! - воскликнул Оскар. - Куда девалась Джикс?

   Я совсем забыла о ребенке. Я в свою очередь оглядела комнату и убедилась, что Джикс действительно исчезла. Мистрис Финч, видя наше удивление, робко успокоила нас. Материнский глаз заметил, что Джикс выскользнула из комнаты вслед за Гроссе. Цель ребенка была очевидна. Пока была вероятность найти в карманах доктора какое-нибудь лакомство, наша Цыганка, увертливая и проворная, как котенок, не выпускала из виду своего друга. Зная ее, нельзя было сомневаться, что она прокралась в комнату Луциллы под прикрытием широких фалд сюртука Гроссе.

   Лишь только мы объяснили таким образом исчезновение Джикс, как дверь спальни отворилась и послышался голос доктора, звавшего Зиллу. Минуту спустя нянька вошла в гостиную с поручением из соседней комнаты.

   Мы все окружили ее одним и тем же вопросом: как решил Herr Гроссе? Она сообщила, что Herr Гроссе решил не снимать повязку в этот день.

   - Очень огорчена Луцилла? - спросил Оскар с беспокойством.

   - Не могу вам сказать, сударь. Она совсем не похожа на себя. Я до сих пор никогда не видела, чтобы мисс Луцилла выносила так спокойно неприятности, как теперь. Когда доктор позвал меня в спальню, она сказала только: "Подите, Зилла, скажите им". И больше ничего.

   - Не говорила она, что хочет видеть меня? - спросила я.

   - Нет, сударыня. Я сама решилась спросить, не желает ли она видеть вас. Мисс Луцилла покачала головой, села на диван и посадила рядом с собою доктора. "Оставьте нас одних", - сказала она, и я ушла.

   Следующий вопрос задал достопочтенный Финч. Димчорчский папа был опять самим собою. Многословный человек нашел случай поговорить.

   - Добрая женщина, - сказал ректор с величавой учтивостью, - подойдите сюда. Я хочу поговорить с вами. Не сделала ли мисс Финч в вашем присутствии какого-нибудь заявления, указывающего на ее желание получить утешение при посредничестве человека, связанного с нею двойными узами, - пастора и родителя?

   - Мисс Луцилла ничего такого при мне не говорила, сударь.

   Мистер Финч махнул рукой с недовольным видом, показывая, что аудиенция Зиллы кончена. Нюджент выступил вперед и в свою очередь остановил няньку, когда она выходила из комнаты.

   - Разве вам нечего больше сказать нам? - спросил он.

   - Нечего, сударь.

   - Почему они не идут сюда? Что они там делают?

   - Я уже сказала вам, что они делали. Они сидели рядом на диване. Мисс Луцилла говорила, а доктор слушал. А Джикс, - прибавила Зилла, почему-то повернувшись ко мне, - сидела возле них и копалась в кармане доктора.

   Оскар также обратился к няньке, но гораздо ласковее:

   - Что же говорила мисс Луцилла доктору? - г Не знаю, сударь.

   - Не знаете?

   - Я не слышала. Мисс Луцилла говорила шепотом. После этого ответа нечего было больше спрашивать.

   Зилла, оторванная от своих хозяйственных занятий и спешившая на кухню, воспользовалась представившейся возможностью уйти из комнаты, и так поспешно, что забыла затворить за собою дверь. Мы все переглянулись. Какой вывод можно было сделать из ответов няньки? Оскар, конечно, не мог (как бы ни был он подозрителен) ревновать к человеку таких лет и такой наружности, как Гроссе. Тем не менее затянувшееся свидание пациентки с доктором после того, как решение было уже принято и проверка зрения отложена до другого дня, казалось по меньшей мере странным.

   Нюджент, раздраженный услышанным, полный подозрений, погруженный в свои мысли, возвратился к окну. Достопочтенный Финч, задыхаясь от избытка непроизнесенных слов, встал с своего места. Не нашел ли он опять повода помучить нас своим красноречием? В этом не могло быть сомнений. Ректор взглянул на нас, как удав на кролика, и начал речь своим громозвучным голосом.

   - Мои друзья во Христе!

   Нюджент, не обращая на него внимания, продолжал смотреть в окно. Оскар, равнодушный сейчас ко всему, кроме Луциллы, бесцеремонно отвел меня в сторону, подальше от ректора.

   Мистер Финч продолжал:

   - Мои друзья во Христе! Я хочу сказать несколько соответствующих случаю слов.

   - Идите к Луцилле, - прошептал Оскар, взяв меня с умоляющим взглядом за обе руки. - Вы можете не церемониться с ней. Посмотрите, пожалуйста, что там делается.

   Мистер Финч продолжал:

   - Случай как будто взывает к человеку в моем положении, требуя подкрепляющего совета о христианском долге. Я говорю о долге выносить мужественно разочарования...

   Оскар настаивал:

   - Сделайте мне величайшее одолжение. Узнайте, прошу вас, что делает Луцилла с этим человеком.

   Мистер Финч прочистил горло и поднял правую руку, готовя вступление к следующему изречению.

   Я отвечала Оскару шепотом:

   - Мне не хочется мешать им. Луцилла сказала няньке, чтоб их оставили вдвоем.

   Произнося это, я внезапно почувствовала сзади толчок. Обернувшись, я увидела Джикс, с куклой в руках, готовившуюся к новому нападению на меня. Девочка остановилась, увидев, что я заметила ее, и, уцепившись за мое платье, начала тащить меня из комнаты.

   - Уведите ребенка! - воскликнул ректор, выведенный из терпения новой помехой.

   Джикс тащила меня все сильнее и сильнее. Очевидно было, что за пределами гостиной случилось что-то такое, что произвело на нее сильное впечатление. Ее миленькое пухлое личико горело, ее блестящие голубые глазки были широко раскрыты.

   - Джикс хочет говорить с вами, - сказала она с нетерпением.

   Я наклонилась, намереваясь исполнить приказание ректора и доставить удовольствие ребенку, унеся Джикс из комнаты, как вдруг меня поразил голос, долетевший из спальни, громкий, повелительный голос Луциллы.

   - Пустите меня, - кричала она. - Я женщина, я не позволю обращаться с собой, как с ребенком!

   Наступила минутная тишина, и в коридоре послышался приближающийся шум ее платья.

   В ту же минуту раздался несомненно сердитый и взволнованный голос Гроссе.