Коллинз Уилки - Армадэль. Том 1

е в его душе, сын убийцы стоял на палубе и смотрел на сына человека, которого убила рука его отца.

   Борьба между спящим телом и бодрствующей душой усиливалась каждую минуту. Стоны спящего становились громче, руки поднимались и хватались за пустой воздух. Выдерживая борьбу со всепоглощающим страхом, который еще удерживал его, Мидуинтер тихо положил руку на лоб Аллэна. Как ни легко было прикосновение, какое-то таинственное сочувствие в спящем отвечало на него. Стоны его прекратились, и руки опустились медленно. Наступила минута неизвестности. Мидуинтер склонился ниже, дыхание его коснулось лица спящего. Прежде чем он успел вздохнуть в другой раз, Аллэн вскочил на колени, вскочил, как будто звук трубы коснулся его слуха.

   - Вам привиделся сон, - сказал Мидуинтер, когда Аллэн дико посмотрел на него в первую минуту пробуждения.

   Глаза Аллэна начали бродить по кораблю сначала смутно, потом с выражением гневного удивления.

   - Разве мы еще здесь? - сказал он, когда Мидуинтер помог ему подняться на ноги. - Уж опять я не засну на этом проклятом корабле! - прибавил он через минуту.

   Когда он произносил эти слова, глаза его друга с безмолвным вопросом рассматривали его лицо. Оба прошлись по палубе.

   - Расскажите мне ваш сон, - сказал Мидуинтер странно подозрительным тоном и со странно резким выражением.

   - Я еще не могу вам рассказать, - отвечал Аллэн. - Подождите немножко, пока я опомнюсь.

   Они опять прошлись по палубе. Мидуинтер остановился и снова заговорил:

   - Посмотрите на меня, Аллэн.

   В лице Аллэна, когда он посмотрел на говорившего, было заметно и волнение, оставленное еще сном, и естественное удивление при странной просьбе, сделанной ему, но ни малейшей тени недоброжелательства или недоверия. Мидуинтер быстро отвернулся и скрыл, как мог, непреодолимую вспышку облегчения.

   - У меня немножко расстроенный вид? - спросил Аллэн, взяв его за руку и опять увлекая его по палубе. - Не тревожьтесь обо мне, если точно я кажусь немножко расстроен, голова кружится, это скоро пройдет.

   Несколько минут они ходили молча взад и вперед. Один старался прогнать из мыслей страшный сон, другой старался узнать, в чем мог состоять этот страшный сон. Освободившись от страха, теснившего его, суеверная натура Мидуинтера разом сделала другое заключение. Что, если спящему представилось видение не прошлого? Что, если сон раскрыл те неперевернутые страницы в книге будущего, в которых рассказывается история его наступающей жизни? Подозрение это увеличило в десять раз желание Мидуинтера проникнуть в тайну, которую Аллэн скрывал от него.

   - Покойнее стала ваша голова? - спросил он. - Можете теперь вы рассказать мне ваш сон?

   Пока он задавал этот вопрос, последняя достопамятная минута приключения на разрушенном корабле приближалась к концу.

   Они дошли до кормы и только что вернулись, как Мидуинтер заговорил. Когда Аллэн раскрыл рот, чтобы отвечать, он машинально взглянул на море. Вместо ответа он вдруг побежал к гакаборту и замахал шляпой над головой с радостным криком.

   Мидуинтер присоединился к нему и увидел большую шестивесельную шлюпку, прямо направлявшуюся в канал. Человек, который показался им знакомым, приподнялся и также замахал шляпой в ответ Аллэну. Лодка подъехала ближе, рулевой весело закричал им, и они узнали голос доктора.

   - Слава Богу, вы здравы и невредимы! - сказал Гаубери, когда они встретили его на палубе разрушенного корабля. - Какой ветер занес вас сюда?

   Он смотрел на Мидуинтера, задавая этот вопрос, но Аллэн рассказал ему историю ночи, и Аллэн же стал расспрашивать доктора. Единственный всепоглощающий интерес в душе Мидуинтера - интерес проникнуть в тайну сна - делал его безмолвным. Не обращая внимания на то, что говорилось и делалось вокруг него, он наблюдал за Аллэном. Он следил за Аллэном, как собака, пока не настало время садиться в шлюпку. Зоркие глаза доктора Гаубери с любопытством примечали изменявшийся цвет его лица и беспрерывную тревогу рук.

   "Я не обменялся бы нервной системой с этим человеком, если бы мне предлагали за это огромное богатство", - думал доктор, когда взялся за руль, и приказал гребцам отчалить от корабля.

   Оставив все объяснения до тех пор, пока они возвратятся в Порт Сент-Мэри, Гаубери поспешил удовлетворить любопытство Аллэна. Обстоятельства, заставившие его поспешить спасать своих вчерашних гостей, были довольно просты. Пропавшую лодку встретили в море рыбаки из порта Эрина на западной стороне острова, узнали лодку доктора и тотчас отправили гонца к нему в дом с расспросами. Узнав, что случилось, Гаубери испугался за безопасность Аллэна и его друга. Он немедленно позаботился об оказании помощи и по указаниям рыбаков прежде всего отправился в самое опасное место на этом берегу, единственное место, в котором в тихую погоду могло случиться несчастье со шлюпкой, управляемой опытными людьми, в канал Соунд. Объяснив таким образом свое удачное появление в канале, доктор гостеприимно настоял, чтобы его вечерние гости сделались и его утренними гостями. Еще было рано отправляться в гостиницу, и они найдут постели и завтрак в доме мистера Гаубери.

   При первой паузе в разговоре между Аллэном и доктором Мидуинтер, не присоединявшийся к разговору и не слушавший его, дотронулся до руки своего друга.

   - Вам лучше? - спросил он шепотом. - Вы скоро успокоитесь настолько, чтобы рассказать мне то, что я желаю знать.

   Брови Аллэна нетерпеливо нахмурились. Его тон и упрямство, с каким Мидуинтер возвращался к нему, были равно неприятны для него. Он отвечал уже не со своей обыкновенной веселостью:

   - Я полагаю, что вы не оставите меня в покое, пока я не расскажу вам. Стало быть, лучше кончить тотчас.

   - Нет, - возразил Мидуинтер, посмотрев на доктора и на гребцов. - Не там, где другие могут слышать. И подождите, пока мы с вами будем одни.

   - Если вы желаете, господа, посмотреть в последний раз на вашу ночную квартиру, - вмешался доктор, - теперь пора, через минуту берег закроет корабль.

   Молча оба Армадэля посмотрели в последний раз на роковой корабль. Одиноким и погибшим нашли они разрушенный корабль в таинственности летней ночи, одиноким и погибшим оставили они его в лучезарной красоте летнего утра.

   Через час доктор поместил своих гостей в их спальнях и оставил их отдохнуть до завтрака. Только он ушел, двери из обеих комнат тихо отворились, и Аллэн и Мидуинтер встретились в коридоре.

   - Вы можете спать после того, что случилось? - спросил Аллэн.

   Мидуинтер покачал головой.

   - Вы шли в мою комнату? - сказал он. - Для чего?

   - Просить вас посидеть со мной. А вы зачем шли в мою комнату?

   - Просить вас рассказать мне ваш сон.

   - К черту этот сон! Я хочу забыть его.

   - А я хочу его узнать.

   Оба молчали, оба инстинктивно воздерживались сказать более. В первый раз с начала их дружбы между ними возникло неудовольствие по случаю этого сна. Прекрасный характер Аллэна остановил их на границах этого неудовольствия.

   - Вы самый упрямый человек на свете, - сказал он. - Но если вы хотите знать мой сон, то, нечего делать, вы должны его узнать. Пойдемте в мою комнату, и я вам расскажу.

   Он пошел вперед, Мидуинтер за ним. Дверь затворилась и заперла их вместе.

   Когда Гаубери встретился со своими гостями в столовой, страшный контраст в их характерах, уже примеченный им, произвел на него еще большее впечатление. Один сидел за уставленным обильными кушаньями столом голодный и счастливый, переходя от блюда к блюду и уверяя, что он никогда в жизни не завтракал так отлично. Другой сидел поодаль у окна, не допив чашки, не доев с тарелки. Утреннее приветствие доктора верно выразило различные впечатления, которые оба друга произвели на него. Он ударил Алл, та по плечу и приветствовал его шуткой. Мидуинтеру он принужденно поклонился и сказал:

   Я боюсь, что вы еще не оправились от ночной усталости.

   - Это не ночь, доктор, привела его в уныние, - сказал Аллэн, - а то, что я рассказал ему. Заметьте, это не моя вина. Если бы я знал, что он верит снам, я не раскрыл бы рта.

   - Снам? - повторил доктор, прямо посмотрев на Мидуинтера и ошибочно поняв значение слов Аллэна. - С вашей нервной системой вам следовало уже привыкнуть к снам.

   - Вы не так поняли, доктор! - вскричал Аллэн. - Это я видел сон, а не он. Не изумляйтесь, я спал не в этом удобном доме, а на том проклятом корабле. Дело в том, что я заснул перед тем, как вы увезли нас с корабля, и не стану отпираться, что я видел очень гадкий сон. Когда мы воротились сюда...

   - Зачем вы надоедаете мистеру Гаубери тем, что не может его интересовать? - заговорил Мидуинтер в первый раз и очень нетерпеливо.

   - Извините, - возразил доктор довольно резко. - Сколько я знаю, это интересует меня.

   - Вот это прекрасно, доктор! - сказал Аллэн. - Прошу и умоляю, заинтересуйтесь этим: я желал бы, чтобы вы выбили вздор из его головы. Как вы думаете, он убежден, что сон этот предостерегает меня избегать некоторых людей, и настойчиво уверяет, что один из этих людей он сам. Слышали вы что-нибудь подобное? Я очень старался объяснить ему все. Я говорил, что это предостережение ничего более, как следствие дурного пищеварения. Вы не знаете, что я ел и пил за ужином у доктора. Вы думаете, что он меня послушал? Не такой он человек! Попробуйте вы. Вы врач, и он должен вас послушать. Будьте так добры, доктор, дайте мне свидетельство в том, что мой сон был следствием дурного пищеварения, я с удовольствием покажу вам язык.

   - Достаточно посмотреть на ваше лицо, - сказал Гаубери. - Я сейчас дам вам свидетельство, что вы никогда в жизни не страдали от дурного пищеварения. Послушаем ваш сон и посмотрим, что мы можем из него извлечь, то есть если это для вас не неприятно.

   Аллэн своей вилкой указал на Мидуинтера.

   - Обратитесь к моему другу, - сказал он. - Он может лучше рассказать вам, нежели я. Поверите ли вы, он все записал с моих слов и заставил меня подписать, как будто это было "моим предсмертным признанием" перед тем, как я пойду на виселицу. Вынимай же, старикашка, я видел, как ты положил это в записную книжку. Вынимай!

   - Вы серьезно этого желаете? - спросил Мидуинтер, очень неохотно вынимая записную книжку.

   Такое недоверие в его собственном доме могло показаться доктору обидным. Гаубери вспыхнул.

   - Пожалуйста, не читайте, если чувствуете малейшее нежелание, - сказал он с подчеркнутой вежливостью оскорбленного человека.

   - Какой вздор! - закричал Аллэн! - Бросьте книжку сюда!

   Вместо того чтобы исполнить эту просьбу, Мидуинтер вынул бумагу из записной книжки и, встав со своего места, подошел к Гаубери.

   - Извините, - сказал он, сам подавая рукопись доктору.

   Глаза его смотрели в сторону, а лицо помрачнело, когда он извинялся.

   "Скрытный, угрюмый человек! - думал доктор, поблагодарив Мидуинтера с видимой вежливостью. - Его друг в тысячу раз лучше его".

   Мидуинтер отошел к окну и опять сел молча со своей прежней, недоступной пониманию покорностью, которая когда-то привела в недоумение Брока.

   - Читайте, доктор, - сказал Аллэн, когда Гаубери развернул рукопись. - Это рассказано не вокруг да около, как обыкновенно рассказываю я, но тут ничего не прибавлено и не убавлено. Тут все точь-в-точь, как я видел во сне, и точь-в-точь, как написал бы я сам, если бы думал, что это стоит записать, и если бы был мастер писать, а этого нет, - заключил Аллэн, спокойно мешая свой кофе. - Я только мастер писать письма, я мигом набрасываю их.

   Гаубери разложил рукопись на столе и прочел эти строки:

   Рано утром первого июня в тысяча восемьсот пятьдесят первом году я находился (по обстоятельствам, о которых нет никакой надобности упоминать здесь) один с моим другом - молодым человеком почти моих лет - на разрушенном французском корабле "La Grace de Dieu", который лежит в канале Соунд между материком острова Мэн и островком, называемым Каф. Не ложившись в постель прошлую ночь и чувствуя непреодолимую усталость, я заснул на палубе корабля. Я был совершенно здоров в то время. Солнце уже взошло, и мне привиделся сон. Вот, насколько я могу припомнить, что представлялось мне во сне в продолжение нескольких часов:

   1. Первое, что я помню, было появление моего отца. Он молча взял меня за руки, и мы очутились в каюте какого-то корабля.

   2. Вода медленно поднималась над нами в этой каюте. Я и мой отец вместе потонули в воде.

   3. Наступил промежуток забвения, а потом мне показалось, что я остался один в темноте.

   4. Я ждал.

   5. Темнота раскрылась и показала мне видение, как в картине, широкого уединенного пруда, окруженного открытой местностью. Над дальним краем пруда я увидел безоблачное западное небо, покрасневшее от заходящего солнца.

   6. На ближнем краю пруда стояла тень женщины.

   7. Это была только тень. Мне не виделось никакого признака, по которому я мог бы узнать ее или сравнить с каким-нибудь живым существом. Длинное платье показало мне, что это была тень женщины, но не увидел ничего больше.

   8. Настала опять темнота, а потом после некоторого промежутка раскрылась опять. Я очутился в комнате и стоял у длинного окна. Единственная мебель или украшение, виденное мной (или которое я помню), была небольшая статуя, стоявшая возле меня. Статуя была с левой руки, а окно с правой. Окно открывалось на луг и цветник, и дождь тяжело бил в стекла.

   9. Я был в комнате не один, напротив меня у окна была тень мужчины.

   10. Я видел не более, я знал не более об этой тени, как и о тени женщины. Но тень мужчины двигалась, протянула руки к статуе, и статуя упала на пол, разбившись вдребезги.

   11. Со смутным ощущением, походившим отчасти на гнев, отчасти на огорчение, я наклонился посмотреть на обломки. Когда я опять приподнялся, тень исчезла, и я не видел ничего более.

   12. Темнота открылась в третий раз и показала мне тень женщины и тень мужчины вместе.

   13. Никакой окружающей сцены (и ничего, что я мог бы теперь припомнить) не виделось мне.

   14. Тень мужчины была ближе. Тень женщины стояла позади. Оттуда, где она стояла, слышался звук будто тихо лившейся жидкости. Я видел, как она дотронулась до тени мужчины одной рукой, а другой подала ему рюмку. Он взял рюмку и подал ее мне. В ту минуту, когда я поднес ее к губам, смертельная слабость овладела мной с головы до ног. Когда я опомнился, тень исчезла, и третье видение кончилось.

   15. Темнота замкнулась надо мной опять, и наступил промежуток забвения.

   16. Я не сознавал ничего более, пока не почувствовал утреннего солнца на лице и не услыхал, как друг мой сказал мне, что я проснулся от сна".

  

   Прочтя рассказ внимательно, до последней строчки (под которой виднелась подпись Аллэна), доктор посмотрел через стол на Мидуинтера и начал похлопывать по рукописи с иронической улыбкой.

   - У всякого свое мнение, - сказал он. - Я не согласен ни с кем из вас насчет этого сна. Вашу теорию, - прибавил он, смотря на Аллэна с улыбкой, - мы уже опровергли, надо еще поискать ужина, которого ваш желудок не мог бы переварить. До моей теории сейчас придет очередь. Прежде обратим внимание на теорию вашего друга.

   Он резко обернулся к Мидуинтеру, и ожидаемое торжество над человеком, который ему не нравился, слишком ясно виделось в его лице и обращении.

   - Если я так понял, - продолжил он, - то вы полагаете, что этот сон служит сверхъестественным предостережением мистеру Армадэлю об опасных событиях, угрожающих ему, и об опасных людях, имеющих отношение к этим событиям, которых он должен был бы избегать. Могу я узнать, дошли ли вы до этого заключения потому, что всегда верите снам, или вы имеете свои причины приписывать особенную важность одному этому сну?

   - Вы очень верно определили мое убеждение, - отвечал Мидуинтер, сердясь на выражение лица и голос доктора. - Извините меня, если я попрошу вас удовольствоваться этим заключением и позволить мне умолчать о моих причинах.

   - Вот именно это он сказал и мне, - вмешался Аллэн, - а я думаю, что у него совсем нет никаких причин.

   - Тише! Тише! - сказал Гаубери. - Мы можем рассуждать об этом предмете, не вмешиваясь ни в чьи тайны. Перейдем прежде к моей методе насчет снов. Мистер Мидуинтер, вероятно, не удивится, когда услышит, что я смотрю на эти вещи с практической точки зрения...

   - Я совсем не удивлюсь, - возразил Мидуинтер. - Точка зрения медика, когда он должен решать проблему человечества, редко заходит далее его скальпеля.

   Доктор со своей стороны немножко обиделся.

   - Наши границы не так узки, - сказал он. - Но я охотно соглашусь с вами, что в ваших убеждениях есть некоторые пункты, в которые мы, доктора, не верим. Например, мы не верим, что рассудительный человек может приписывать сверхъестественную причину какому бы то ни было феномену, являющемуся его чувствам, до тех пор, пока он не удостоверится, что этот феномен нельзя объяснить естественным образом.

   - Это очень справедливо! - воскликнул Аллэн. - Он метко попал в вас "скальпелем", доктор, а теперь вы отплатите ему тем же вашим "естественным объяснением". Послушаем.

   - Извольте, - сказал Гаубери, - вот оно. В моей теории о снах нет ничего необыкновенного: эта теория принята большинством людей моей профессии. Сон есть воспроизведение в спящем состоянии мозга образов и впечатлений, произведенных на него наяву, и это воспроизведение бывает более или менее неполно и не лишено противоречий, так как действие некоторых способностей в спящем сдерживается более или менее влиянием сна. Не исследуя долее эту последнюю часть предмета - часть очень любопытную и интересную, - возьмем теорию вообще так, как я выставил ее, и приложим ее тотчас к сновидению, о котором идет речь.

   Он взял рукопись со стола и оставил официальный тон (как профессор на лекции), в который он незаметно впал.

   - Я вижу уже одно событие в этом сновидении, - продолжал он, - которое я знаю как воспроизведение впечатления наяву на мистера Армадэля в моем присутствии. Если он захочет помочь мне, сделав усилие над своей памятью, я не теряю надежды проследить весь ряд событий, записанных здесь до всего того, что он сказал, или думал, или видел, или делал в двадцать четыре часа или менее, предшествовавшие его сну на палубе разрушенного корабля.

   - Я с величайшим удовольствием постараюсь припомнить, - сказал Аллэн. - С чего мы начнем?

   - Начните с рассказа, что вы видели вчера, прежде чем я встретился с вами и с вашим другом на дороге, - отвечал Гаубери. - Когда вы встали и позавтракали, что было с вами потом?

   - Мы взяли экипаж, - сказал Аллэн, - и поехали из Кэстльтоуна в Дуглас проводить моего старого друга мистеpa Брока на ливерпульский пароход. Мы возвратились в Кэстльтоун и расстались у дверей гостиницы. Мидуинтер пошел в комнаты, а я - к моей яхте на пристань. Кстати, доктор, вы обещали поездить с нами по морю, прежде чем мы уедем с острова Мэн.

   - Очень благодарен, но будем продолжать. Что было потом?

   Аллэн колебался. Мысли его разбрелись в разные стороны.

   - Что вы делали на яхте?

   - О, знаю! Я приводил каюту в порядок - даю вам честное слово, что я все там перевернул вверх дном. Друг мой приехал с берега на лодке и помог мне. Кстати, я еще не спрашивал вас: не повреждена ли ваша шлюпка в прошлую ночь. Если с ней случилось какое-нибудь повреждение, я непременно требую, чтобы мне позволили поправить ее.

   Доктор отказался от дальнейших попыток воспользоваться памятью Аллэна.

   - Я сомневаюсь, достигнем ли мы нашей цели таким образом, - сказал он. - Было бы лучше по порядку следовать за событиями в сновидении и предлагать вопросы, которые представятся сами, когда мы будем продолжать. Начнем с первых двух. Вы видели во сне, будто ваш отец явился вам и вы с ним очутились в каюте какого-то корабля, что вода поднялась над вами и что вы с ним потонули. Могу ли я спросить, заходили ли вы в каюту разбитого корабля?

   - Я не мог зайти, - отвечал Аллэн, потому что каюта была полна воды. Я заглянул, увидел это и опять запер дверь.

   - Очень хорошо, - сказал Гаубери. - Вот впечатления, сделанные наяву, обозначились довольно ясно. У вас в мыслях была каюта, и вода, и плеск волн в канале, сколько я знаю, не спрашивая, был последний в ваших ушах, когда вы заснули. Мысль об утоплении является так естественно из подобных впечатлений, что об этом нечего распространяться. Нет ли еще чего, прежде чем мы будем продолжать? Да! Еще одно обстоятельство остается объяснить.

   - Самое важное обстоятельство, - заметил Мидуинтер, присоединяясь к разговору, но не вставая со своего места у окна.

   - Вы говорите о наружности отца мистера Армадэля? Я приступал именно к этому, - отвечал Гаубери. - Отец ваш жив? - обратился он к Аллэну.

   - Отец мой умер, прежде чем я родился.

   Доктор вздрогнул.

   - Это запутывается несколько, - сказал он. - Почему вы знаете, что фигура, явившаяся вам во сне, был ваш отец.

   Аллэн опять колебался. Мидуинтер отодвинул несколько стул свой от окна и первый раз внимательно посмотрел на доктора.

   - Ваш отец был в ваших мыслях, прежде чем вы заснули, - продолжал Гаубери. - Не думали ли вы о каком-нибудь портрете его?

   - Разумеется, - отвечал Аллэн, вдруг ухватившись за потерянное воспоминание. - Мидуинтер! Помните миниатюрный портрет, который вы нашли на полу в каюте, когда мы приводили в порядок яхту? Вы сказали, что я не дорожу этим портретом, а я сказал, что я дорожу, потому что это портрет моего отца...

   - А лицо, виденное вами во сне, походило на лицо миниатюрного портрета? - спросил Гаубери.

   - Точь-в-точь! Доктор, теперь это начинает становиться интересно!

   - Что вы скажете теперь? - спросил Гаубери, опять обратившись к сидевшему у окна.

   Мидуинтер торопливо встал со своего места и сел у стола с Аллэном. Так как он уже раз искал защиты от тирании своего суеверия в здравом смысле Брока, точно так и теперь, с такой же необдуманной горячностью, с таким же прямым и искренним намерением он искал прибежища в теории доктора о сновидениях.

   - Я говорю, что говорит мой друг, - отвечал он, вдруг вспыхнув внезапным энтузиазмом. - Это начинает становиться интересным. Продолжайте, пожалуйста, продолжайте!

   - Доктор посмотрел на своего странного гостя гораздо снисходительнее прежнего.

   - Вы единственный мистик, с каким мне случалось встречаться, - сказал он, - который не опровергает очевидного. Я не отчаиваюсь обратить вас, прежде чем наше исследование дойдет до конца. Перейдем к следующему ряду событий, - продолжал он, заглянув на минуту в рукопись. - Промежуток забвения, последовавший за первым появлением в сновидении, можно легко объяснить. Он означает мгновенное прекращение умственного действия мозга, между тем как глубокая волна сна залила его, точно так, как ощущение одиночества в темноте обозначает возобновление этого действия до воспроизведения другого рода впечатлений. Посмотрим, каковы они. Уединенный пруд, окруженный открытой местностью, закат солнца на дальней стороне пруда и тень женщины с ближайшей стороны. Очень хорошо. Теперь примемся за это, мистер Армадэль, как этот пруд попал в вашу голову? Открытую местность вы видели по дороге из Кэстльтоуна сюда. Но у нас здесь нет ни прудов, ни озер. Вы не могли видеть их недавно, потому что приехали сюда после путешествия по морю. Не видели ли вы этого на картине? Не читали ли вы в книге или не разговаривали ли с вашим другом?

   Аллэн взглянул на Мидуинтера.

   - Я не помню, чтобы я разговаривал о прудах и озерах. А вы?

   Вместо того чтобы отвечать на этот вопрос, Мидуинтер вдруг спросил доктора:

   - Есть у вас последний номер мэнской газеты?

   Доктор снял ее с полки буфета. Мидуинтер нашел страницу, заключавшую те выписки из недавно изданного "Путешествия по Австралии", которые так заинтересовали Аллэна накануне и чтение которых кончилось глубоким сном его друга. Там, в том месте, где описывают страдания путешественников от жажды и открытие, спасшее их жизнь, в самом интересном месте рассказа явился широкий пруд, виденный Аллэном во сне.

   - Не откладывайте газету, - сказал доктор, когда Мидуинтер показал ее ему с необходимым объяснением. - Прежде чем мы дойдем до конца исследования, очень может быть, что эти выписки понадобятся нам опять. Пруд мы нашли, а как закат солнца? Ни о чем подобном не упоминается в газетной выписке. Обратитесь снова к вашей памяти, мистер Армадэль. Нам нужны ваши впечатления наяву о закате солнца.

   Опять Аллэн не мог найти ответа, и опять быстрая память Мидуинтера помогла ему в этом затруднении.

   - Я думаю, что я могу добраться до этого впечатления так, как добрался до другого, - обратился он к доктору. - Когда мы приехали сюда вчера, мы долго ходили по холмам...

   - Именно! - перебил Аллэн. - Помню. Солнце закатывалось, когда мы воротились в гостиницу ужинать, красное небо было так великолепно, что мы оба остановились посмотреть на него. Потом мы стали говорить о мистере Броке и далеко ли отъехал он. Моя память, может быть, медленно сначала воспроизводит прошлое, доктор, но когда я достаточно сосредоточиваюсь, остановить ее невозможно! Я еще не кончил и половины.

   - Подождите минуточку из сострадания к памяти мистера Мидуинтера и моей, - сказал доктор. - Мы проследили ваши впечатления наяву: открытую местность, пруд и закат солнца, но тень женщины еще не объяснена. Можете вы найти нам оригинал этой таинственной фигуры в ландшафте вашего сна?

   Аллэн пришел в прежнее недоумение, а Мидуинтер ждал, что будет, не спуская глаз с лица доктора. В первый раз в комнате водворилось продолжительное молчание. Гаубери вопросительно смотрел то на Аллэна, то на его друга: никто из них не отвечал ему. Между тенью и ее оригиналом была огромная бездна таинственности, непроницаемая для всех троих.

   - Терпение, - сказал спокойно доктор. - Оставим пока фигуру у пруда и попытаемся, не можем ли мы определить ее опять, по мере того как мы будем продолжать. Позвольте мне заметить, мистер Мидуинтер, что в тени узнать личность нелегко, но мы отчаиваться не будем. Эта неосязаемая дама озера может быть расшифрована, когда мы опять встретимся с нею.

   Мидуинтер не отвечал. С этой минуты интерес его к исследованию начал ослабевать.

   - Какая следующая сцена в сновидении? - продолжал Гаубери, принимаясь за рукопись. - Мистер Армадэль очутился в комнате, он стоит перед большим окном, выходящим на луг и цветник, и дождь бьет в стекла. Он видит в комнате только один предмет - небольшую статую, и единственный собеседник его - тень мужчины, стоящего напротив него. Тень протягивает руки, и статуя падает на пол и разбивается вдребезги, а мистер Армадэль в гневе и огорчении от этой катастрофы (заметьте, господа, здесь мыслительные способности спящего несколько пробуждаются, и сновидение рационально переходит на минуту от причины к действию) наклоняется и смотрит на разбитые куски. Когда он поднял опять голову, сцена исчезла, то есть в отливе и приливе сна настала очередь прилива, и мозг несколько успокоился. Что с вами, мистер Армадэль? Разве ваша непокорная память опять возвратилась к вам?

   - Да, - отвечал Аллэн. - Эта разбитая статуя не что иное, как фарфоровая пастушка, которую я уронил с камина в гостинице, когда я звонил в колокольчик, чтобы подавали ужин. Как хорошо у нас идет, не правда ли? Это все равно что отгадывать загадку. Теперь ваша очередь, Мидуинтер.

   - Нет, - возразил доктор, - теперь моя очередь. Я предъявляю притязания на окно, цветник и луг, как на мою собственность. Вы найдете длинное окно, мистер Армадэль, в смежной комнате. Если вы посмотрите в окно, вы увидите цветник и луг, а если сделаете усилие над вашей чудной памятью, вы припомните, что вы обратили особенное внимание на мое красивое французское окно и мой хорошенький цветник, когда я вез вас и вашего друга в Порт Сент-Мэри вчера.

   - Совершенно справедливо, - отвечал Аллэн. - Но как же дождь, который я видел во сне? На прошлой неделе не было ни капли дождя.

   Гаубери колебался. Газета, оставшаяся на столе, попалась ему на глаза.

   - Если мы не вспомним ни о чем другом, - сказал он, - посмотрим, не можем ли мы найти дождь там, где мы нашли пруд.

   Он внимательно пересмотрел выписки.

   - Нашел! - воскликнул он. - Тут описывается дождь, упавший на страдавших жаждой австралийских путешественников и оставшийся в вашем воспоминании, когда вы читали вчера вашему другу эти выписки. Видите, мистер Мидуинтер, в этом сновидении смешались, по обыкновению, отдельные впечатления от случившегося наяву!

   - А вы можете отыскать наяву впечатления, которые объяснили бы человеческую фигуру у окна? - спросил Мидуинтер. - Или мы должны пропустить тень мужчины, как мы уже пропустили тень женщины?

   Он задал этот вопрос вежливо, но в тоне его голоса чувствовался сарказм, неприятно поразивший слух доктора и в одно мгновение взбудораживший в нем дух противоречия.

   - Когда вы подбираете раковины на берегу, мистер Мидуинтер, вы обыкновенно начинаете с раковин, лежащих ближе к вам, - возразил он. - Мы теперь подбираем факты и берем прежде те, которые полегче. Пусть тень мужчины и тень женщины станут рядом. Мы не потеряем их из виду, обещаю вам. Все в свое время, любезный сэр, все в свое время.

   Он тоже говорил вежливо, но саркастически. Краткое перемирие между оппонентами уже кончилось. Мидуинтер многозначительно возвратился на свое место, к окну. Доктор тотчас повернулся спиной к окну еще демонстративнее. Аллэн, никогда не оспаривавший ничьего мнения и не заглядывавший в глубину причин чужих поступков, весело барабанил по столу ручкой ножа.

   - Продолжайте, доктор, - сказал он. - Моя чудная память свежее прежнего.

   - Точно? - сказал Гаубери, опять возвращаясь к рукописи. - Вы помните, что случилось, когда мы с вами разговаривали с хозяйкой у буфета вчера вечером?

   - Разумеется! Вы подали мне рюмку с грогом, которую трактирщица только что налила для вас, а я был принужден отказаться, потому что, как я вам сказал, вкус водки всегда вызывает у меня тошноту и слабость, с чем ни была бы она смешана.

   - Точно так, - подтвердил доктор. - И это самое обстоятельство воспроизведено во сне. Вы видите тень мужчины и тень женщины вместе на этот раз. Вы слышите, как льется жидкость (водка из трактирной бутылки и вода из трактирной кружки); рюмку подает женская тень (трактирщица) мужской тени (мне), мужская тень подает рюмку вам (точь-в-точь как я), а слабость, которую вы мне описали, последовала за этим надлежащим образом. Мне неприятно сравнивать эти таинственные видения, мистер Мидуинтер, с такими жалкими и не романтическими оригиналами, как женщина, которая содержит гостиницу, и мужчина, который снабжает лекарствами провинциальный округ, но сам друг ваш скажет вам, что рюмка с грогом была приготовлена трактирщицей и перешла к нему через мои руки. Мы объяснили тени совершенно так, как я предполагал, и нам остается теперь только объяснить - а это можно сделать в двух словах, - каким образом они явились во сне. Воображение спящего после тщетных попыток отдельно воспроизвести те впечатления о докторе и трактирщице, которые наяву являлись вместе, пошло по настоящему пути и воспроизвело доктора и трактирщицу, как и следовало, вместе. Вот вам и все! Позвольте мне возвратить вам рукопись с благодарностью за ваше полное и поразительное подтверждение рациональной теории о сновидениях.

   Сказав эти слова, Гаубери возвратил рукопись Мидуинтеру с безжалостной вежливостью победителя.

   - Удивительно, ни одного пункта не пропущено с начала до конца! Клянусь Юпитером! - вскричал Аллэн с благоговением неведения. - Какая вещь - наука!

   - Ни одного пункта не пропущено, как сказали вы, - самодовольно заметил доктор, - а между тем я сомневаюсь, удалось ли нам убедить вашего друга.

   - Вы не убедили меня, - сказал Мидуинтер, - но я все-таки не беру на себя смелости уверять, что вы ошибаетесь.

   Он говорил спокойно, почти грустно. Страшное убеждение в сверхъестественной причине сновидения, убеждение, от которого он старался освободиться, опять овладело им. Весь его интерес к аргументам доктора истощился, вся его чувствительность к реальности и доказательности этих аргументов пропала. Если бы дело шло о другом человеке, Гаубери смягчила бы такая уступка, какую теперь его противник делал ему, но он так искренно ненавидел Мидуинтера, что не мог оставить его спокойно пользоваться своим собственным мнением.

   - Вы соглашаетесь, - спросил доктор еще задорнее прежнего, - что я проследил каждое событие в сновидении до соответствующего ему впечатления наяву на воображение мистера Армадэля?

   - Я не имею желания отрицать, что вы-то сделали, - покорно сказал Мидуинтер.

   - Я сличил тени с их живыми оригиналами?

   - Вы сличили их к полному удовлетворению моего друга и собственному вашему, но не к моему.

   - Не к вашему? А вы можете сличить их?

   - Нет, я могу только ждать, пока живые оригиналы обнаружатся в будущем.

   - Вы говорите как оракул, мистер Мидуинтер! А теперь вы имеете какое-нибудь понятие о том, кто эти живые оригиналы?

   - Имею. Я думаю, что наступающие события обнаружат, что оригиналом тени женщины будет одна особа, с которой друг мой еще не встречался, а оригиналом тени мужчины буду я сам.

   Аллэн хотел что-то сказать, доктор остановил его.

   - Поймем друг друга яснее, - сказал он Мидуинтеру. - Оставим пока в стороне вопрос о вас самих и позвольте мне спросить: каким образом оригинал тени, не имеющей никаких отличительных признаков, можно отыскать в живой женщине, которую ваш друг еще не знает?

   Румянец выступил на лине Мидуинтера. Он начинал чувствовать, что логика доктора сражала его беспощадно.

   - Ландшафт в сновидении имеет отличительные признаки, - отвечал он, - и в этом ландшафте живая женщина явится, когда ее увидят в первый раз.

   - То же самое случится, я полагаю, - продолжал доктор, - с мужской тенью, в которой вы настойчиво видите самого себя. В будущем вы будете соединены со статуей, разбитой в присутствии вашего друга, с длинным окном, выходящим в сад, и с проливным дождем, который будет бить в стекла. Вы говорите это?

   - Говорю.

   - Таким образом, я полагаю, объясняете вы и следующее видение. Вы и таинственная женщина будете стоять вдвоем в каком-нибудь неизвестном месте и подадите мистеру Армадэлю какую-то жидкость, тоже еще неизвестную, от которой ему сделается дурно. Вы серьезно мне скажете, что вы верите этому?

   - Я серьезно вам говорю, что я этому верю.

   - И по вашему мнению, когда это сновидение сбудется наяву, то счастье или жизнь мистера Армадэля подвергнется опасности.

   - Я в этом твердо убежден.

   Доктор встал, отложил в сторону свой скальпель, подумал с минуту и опять его взял.

   - Один, последний вопрос, - сказал он. - Имеете вы какие-нибудь причины, чтоб объяснить, почему вы принимаете такой мистический взгляд, когда перед вами лежит неопровержимо рациональное объяснение сновидения?

   - Никаких причин, - отвечал Мидуинтер, - которые я мог бы объяснить вам или вашему другу.

   Доктор посмотрел на свои часы с видом человека, который вдруг вспомнил, что он понапрасну теряет время.

   - У нас различные взгляды, - сказал он. - И если мы будем говорить до преставления света, мы все-таки не согласимся между собой. Извините меня, если я оставлю вас. Гораздо позже, нежели я думал. Мои утренние больные меня ждут в аптеке. Я убедил вас, мистер Армадэль, так что время, которое я убил на это рассуждение, еще не совсем потеряно. Пожалуйста, оставайтесь здесь и курите сигары, а я менее чем через час буду к вашим услугам.

   Он дружески кивнул Аллэну, церемонно поклонился Мидуинтеру и вышел из комнаты. Тотчас по уходе доктора, Аллэн встал со своего места и обратился к своему другу с той непреодолимой задушевностью в обращении, которая всегда находила путь к сочувствию Мидуинтера, с самого первого Дня, когда они встретились в сомерсетширской гостинице.

   - Теперь, когда состязание между вами и доктором кончилось, - сказал Аллэн, - я со своей стороны скажу два слова: сделаете ли вы для меня то, что не хотите сделать для себя?

   Лицо Мидуинтера внезапно просветлело.

   - Я сделаю все, о чем вы меня попросите, - сказал он.

   - Очень хорошо. Согласны вы с этой минуты никогда не упоминать в нашем разговоре об этом сне?

   - Хорошо, если вы этого желаете.

   - Сделаете ли вы еще более - согласитесь ли перестать думать об этом сне?

   - Это будет трудно, Аллэн, но я постараюсь.

   - Вот это хорошо! Теперь дайте мне этот листок бумажки, и разорвем его.

   Он хотел вырвать рукопись из рук своего друга, но Мидуинтер был проворнее его и отдернул руку.

   - Дайте! Дайте! - упрашивал Аллэн. - Я непременно хочу раскурить свою сигару этой бумагой.

   Мидуинтер мучительно колебался, тяжело было сопротивляться Аллэну, но он сопротивлялся.

   - Я подожду, - сказал он, - и пока еще не дам вам закурить вашу сигару этой бумагой.

   - Сколько? До завтра?

   - Дольше.

   - Пока мы уедем с острова Мэн?

   - Дольше.

   - Черт побери! Дайте мне ясный ответ на простой вопрос: сколько времени хотите вы ждать?

   Мидуинтер заботливо положил бумагу в свою записную книжку.

   - Я подожду, пока мы приедем в Торп-Эмброз.

  

  

   Торп-Эмброз.

   Июня 15, 1851

   Любезный мистер Брок, только час тому назад приехали мы сюда, когда слуги уже запирали дом на ночь. Аллэн лег в постель, устав от продолжительного путешествия, и оставил меня в комнате, называемой библиотекой, рассказать вам историю нашего путешествия в Норфольк. Привыкнув более его к усталости всякого рода, я могу, не смыкая глаз от дремоты, написать письмо, хотя часы на камине показывают полночь и мы ехали с десяти часов утра.

   Последние известия о нас вы получили от Аллэна с острова Мэн. Если я не ошибаюсь, он писал вам о той ночи, которую мы провели на разбитом корабле. Простите меня, любезный мистер Брок, если я ничего не скажу об этом предмете, пока время не поможет мне думать об этом несколько спокойнее. Я должен выдержать опять жестокую борьбу с самим собой, но с помощью Божьей я снова одержу победу, непременно одержу.

   Нет никакой необходимо