Коллинз Уилки - Армадэль. Том 1

ери. - Не пугайтесь: ничего дурного не случилось.

   - Где мой друг? - спросил Мидуинтер.

   - На пристани, - отвечал доктор. - В некотором отношении на мне лежит ответственность за его поступок. Мне кажется, с ним следовало бы быть какому-нибудь осторожному человеку, такому, как, например, вы.

   Этого намека было достаточно для Мидуинтера. Он и доктор немедленно отправились к пристани. Дорогой мистер Гаубери упомянул об обстоятельствах, заставивших его прийти в гостиницу.

   Аккуратно в назначенный час Аллэн явился к доктору и объяснил ему, что он оставил своего друга так крепко спящим на диване, что у него недостало духу разбудить его. Вечер прошел приятно, разговор переходил на разные предметы, пока в несчастную минуту мистер Гаубери намекнул, что он любит кататься по воде и что у него есть собственная шлюпка у пристани. Этот любимый предмет так одушевил Аллэна, что гостеприимному хозяину не оставалось ничего более, как отправиться с Аллэном на пристань и показать ему шлюпку. Красота ночи, тихий ветерок сделали остальное, внушили Аллэну непреодолимое желание покататься по воде при лунном сиянии. Больные, удержавшие доктора, не дали ему возможность проводить его гостя, и доктор, сам не зная, что ему делать, решился побеспокоить Мидуинтера, скорее чем допустить мистера Армадэля (как ни привык он к морю) отправиться в море одному в полночь.

   Во время этого объяснения Мидуинтер и доктор пришли к пристани. Армадэль был в шлюпке, поднимал парус и пел во все горло матросскую песню.

   - Иди сюда, старый дружище! - закричал Аллэн. - Ты как раз поспел вовремя к прогулке при лунном сиянии!

   Мидуинтер посоветовал прогуляться в шлюпке днем, а пока лечь в постель.

   - В постель! - закричал Аллэн, легкомысленную веселость которого гостеприимство мистера Гаубери не могло остепенить. - Послушайте его, доктор! Подумаешь, что это девяностолетний старец! Лечь в постель! Экий старый соня! Посмотри-ка сюда и думай о постели, если можешь.

   Он указал на море. Луна сияла на безоблачном небе, ночной ветерок тихо веял с берега, спокойные волны весело струились в тишине этой великолепной ночи. Мидуинтер повернулся к доктору с покорностью, благоразумной обстоятельствам. Он видел, что все его увещания пропали бы даром.

   - В котором часу начнется прилив? - спросил он.

   Гаубери сказал ему.

   - Весла в шлюпке?

   - Да.

   - Я привык к морю, - сказал Мидуинтер, спускаясь со ступеней. - Вы можете быть уверены, что я буду беречь моего друга и шлюпку, - Прощайте, доктор, - закричал Аллэн. - Ваше виски с содовой - восхитительно, ваша шлюпка - красавица, а такого отличного человека, как вы, мне не случалось встречать.

   Доктор засмеялся и махнул рукой. Шлюпка вышла из гавани. Мидуинтер правил рулем.

   Сообразуясь с ветром, они скоро поравнялись с западным мысом Пульвашской бухты и решили вопрос: выйти ли в открытое море или держаться берега. Благоразумие требовало, в случае если ветер спадет, не удаляться от земли. Мидуинтер повернул шлюпку, и они плыли медленно по направлению к юго-западу вдоль берега.

   Мало-помалу утесы становились выше, а в скалах, диких и зубчатых, появились расщелины, сияющие черными пропастями со стороны моря. У мыса, называемого Испанской Головой, Мидуинтер многозначительно посмотрел на свои часы, но Аллэн попросил еще полчаса, чтобы взглянуть на знаменитый канал Соунд, к которому они быстро приближались и о котором он слышал разные удивительные истории от работников, чинивших его яхту. Новый курс, который согласие Мидуинтера на эту просьбу сделало необходимым в направлении движения шлюпки, позволил с одной стороны увидеть самые южные берега острова Мэн, а с другой - черные пропасти островка, называемого Каф и отделенного от твердой земли мрачным и опасным каналом Соунд.

   Мидуинтер опять взглянул на часы, - Мы отъехали довольно далеко, - сказал он. - Станем под паруса.

   - Постой!.. - закричал Аллэн с носа шлюпки. - Боже мой! Прямо перед нами разбитый корабль!

   Мидуинтер повернул шлюпку посмотреть, куда указывал Аллэн. Там, на самой середине Соунда, между скалами, обрамлявшими канал с каждой стороны, лежал корабль. Он никогда уже не сможет встать на морские волны из своей могилы. На подводной скале одиноко, высоко и мрачно, как призрак, при желтоватом сиянии луны будет ждать своей окончательной гибели.

   - Я знаю, какой это корабль, - сказал Аллэн в сильном волнении. - Я слышал, как работники на моей яхте говорили о нем вчера. Его занесло сюда в темную ночь. Это старый, жалкий купеческий корабль, Мидуинтер. Его купили на сломку корабельные маклеры. Подъедем взглянуть.

   Мидуинтер колебался. Вся прежняя страсть к морской жизни побуждала его принять предложение Аллэна, но ветер спадал, и Мидуинтеру казалось подозрительным неспокойное течение воды в канале:

   - В такое место опасно въехать в шлюпке, особенно когда оно неизвестно, - сказал он.

   - Какой вздор! - возразил Аллэн. - Светло как днем, а этой шлюпке нужно только два фута глубины.

   Прежде чем Мидуинтер успел ответить, течение понесло шлюпку в канал прямо к разбитому кораблю.

   - Спустите парус, - спокойно сказал Мидуинтер, - и возьмемтесь за весла. Мы теперь быстро приближаемся к кораблю, хотим мы этого или нет.

   Оба так привыкли управлять веслами, что успели направить шлюпку на более спокойную сторону канала, ту, которая была ближе к островку Каф. Когда они тихо приблизились к разбитому кораблю, Мидуинтер передал свое весло Аллэну и, выждав удобную минуту, ухватился лодочным крюком за руслени корабля. Через минуту шлюпка стояла безопасно под наветренной стороной корабля.

   Лестница, используемая работниками, висела над русленями. Мидуинтер поднялся по лестнице с веревкой во рту, прикрепил один конец веревки к кораблю, а другой спустил к Аллэну в лодку.

   - Прикрепите эту веревку к лодке, - сказал он, - и подождите, пока я посмотрю, все ли безопасно на корабле.

   С этими словами он исчез за бортом.

   - Подождать? - повторил Аллэн, изумленный необыкновенной осторожностью своего друга. - Что это значит? Вот еще! Стану я ждать! Куда один, туда и другой!

   Он зацепил конец веревки за переднюю банку шлюпки и, поднявшись на лестницу, через минуту стоял на палубе.

   - Уж нет ли здесь чего страшного? - с насмешкой спросил он, встретившись со своим другом.

   Мидуинтер улыбнулся.

   - Ничего, - отвечал он, - но я хотел удостовериться, одни ли мы на корабле. Я обошел и осмотрел все кругом.

   Аллэн прошелся по палубе и сделал критический обзор всему увиденному, с носа до кормы.

   - Дрянной корабль! - сказал он. - Французы вообще лучше строят корабли.

   Мидуинтер прошел через всю палубу и молча посмотрел на Аллэна.

   - Французы? - повторил он через некоторое время. - Разве это корабль французский?

   - Да.

   - Почему вы это знаете?

   - Работники, чинившие яхту, сказали мне. Они знают.

   Мидуинтер подошел ближе. Его смуглое лицо показалось Аллэну необыкновенно бледно при лунном сиянии.

   - Говорили они, какой торговлей занимался этот корабль?

   - Да, торговлей строевым лесом.

   Когда Аллэн ответил на этот вопрос, худощавая смуглая рука Мидуинтера схватила его крепко за плечо, а зубы Мидуинтера вдруг застучали, как у человека, вдруг охваченного сильным холодом.

   - Вам сказали, как называется этот корабль? - спросил он голосом, вдруг понизившимся до шепота.

   - Кажется, сказали, только я забыл. Потише, мой любезный! Ваши длинные когти уж чересчур крепко ухватились за мое плечо.

   - Не назывался ли он...

   Мидуинтер замолчал, отнял свою руку и отер крупные капли пота, выступившие у него на лбу.

   - Не назывался ли он "La Grace de Dieu"?

   - Вы как это узнали? Точно, этот корабль называется "La Grace de Dieu".

   Одним прыжком Мидуинтер вскочил на борт.

   - Шлюпка!!! - воскликнул он с ужасом, голосом, раздавшимся далеко в ночной тишине и заставившим Аллэна тотчас броситься к нему.

   Нижний конец небрежно прикрепленной веревки висел в воде, а впереди корабля, на полосе, проведенной лунным сиянием, виднелся уже далеко небольшой черный предмет. Лодка неслась по течению.

   Оба друга - один, стоя под темной тенью борта, другой, смело выступив на желтый свет луны, - обернулись и молча посмотрели друг на друга. Через минуту врожденный оптимизм Аллэна позволил пошутить над сложившимся положением. Он сел верхом на борт и залился веселым смехом.

   - Это моя вина, - сказал он, - но теперь горю не поможешь. Вот мы сами попались в ловушку, и лодку доктора поминай как звали! Выйдите из темноты, Мидуинтер, я совсем вас не вижу, а хочу знать, что нам теперь делать.

   Мидуинтер не отвечал и не шевелился. Аллэн сошел с борта и, взобравшись на фор-кастель, внимательно посмотрел на пролив.

   - Одно верно, - сказал он, - при течении с этой стороны и при подводных скалах с той мы не можем выбраться отсюда вплавь. Вот это видно с этого конца корабля. Посмотрим, что будет с другого. Пробудитесь же, товарищ! - весело закричал он, проходя мимо Мидуинтера. - Пойдем посмотреть, что нам покажет корма.

   Он пошел, засунув руки в карманы и напевая комическую песню.

   Его приглашение не произвело, по-видимому, никакого впечатления на друга, но от легкого прикосновения его руки Мидуинтер вздрогнул и медленно вышел из тени борта.

   - Пойдем! - закричал Аллэн, перестав петь и оглядываясь.

   Мидуинтер последовал за ним, все еще не говоря ни слова. Три раза он останавливался, прежде чем дошел до кормы. В первый раз для того, чтобы сбросить шляпу и откинуть волосы со лба и с висков, во второй раз для того, чтобы ухватиться за рым-болт, находившийся под рукой, потому что он зашатался от головокружения, но последний раз (хотя Аллэн находился в нескольких ярдах впереди) для того, чтобы украдкой оглянуться с тайной осторожностью человека, полагающего, что чьи-то шаги звучат за ним в темноте.

   - Нет еще! - прошептал он сам себе, устремив глаза в пустое пространство. - Я увижу его на корме, держащегося рукой за замок каюты.

   На корме не было сора, наваленного в других частях корабля. Тут единственным предметом, видневшимся на гладкой поверхности палубы, была низкая деревянная постройка, в которой была сделана дверь в каюту и которая закрывала каютную лестницу. Руль и нактоуз были сняты, но вход в каюту и все, что к нему принадлежало, оставили нетронутым. Люк остался, и дверь была заперта.

   Аллэн подошел прямо к корме и посмотрел на море через гакаборт: никакой лодки не виднелось на спокойной, освещенной луной воде. Зная, что зрение Мидуинтера лучше, чем его, он позвал:

   - Подите сюда и посмотрите, не виднеется ли какого-нибудь рыбака, который услышал бы наш крик.

   Не слыша ответа, он оглянулся. Мидуинтер дошел за ним до каюты и остановился. Он позвал опять, громче, и нетерпеливо поманил его рукой. Мидуинтер услышал зов, поднял глаза, но не тронулся со своего места. Он стоял там, как будто дошел до борта корабля и не мог идти дальше.

   Аллэн вернулся к нему. Нелегко было узнать, на что он смотрел, потому что Мидуинтер отвернулся от лунного света, но вот свет попал на лицо, и стало ясно, что глаза его были устремлены со странным вопросительным выражением на дверь каюты.

   - На что тут смотреть? - спросил Аллэн. - Проверим, заперта ли она.

   Он сделал шаг вперед, чтобы отворить ее, но рука Мидуинтера вдруг схватила его за воротник и принудила вернуться. Через минуту рука, не выпуская воротника, ослабла, как рука человека, теряющего силы.

   - Я должен считать себя арестованным? - спросил Аллэн с изумленной улыбкой. - Почему, позвольте спросить, не спускаете вы глаз с двери каюты? Разве вы слышите подозрительный шум внизу? Не к чему пугать крыс - если вы об этом думаете, - с нами нет собак, а живых людей здесь не может быть, потому что они услыхали бы нас и вышли бы уже на палубу. Мертвые? Это совершенно невозможно! Как же экипаж мог бы утонуть в районе, окруженном землей, если бы корабль не потонул вместе с ними, а этот корабль стоит себе твердо и сам говорит за себя. Как ваша рука дрожит! Что так пугает вас в этой сгнившей старой каюте? Отчего вы так дрожите? Нет ли здесь чего сверхъестественного? Уж не видите ли вы призрак?

   - Я вижу два! - отвечал Мидуинтер, подчинившись безумному искушению открыть истину. - Два! - повторил он, и дыхание его вырвалось глубоко и тяжело, когда он тщетно старался удержать страшные слова. - Призрак человека, похожего на вас, утопающего в каюте и призрак человека, похожего на меня, запирающего за ним дверь!

   Опять веселый смех молодого Армадэля громко и продолжительно раздался в тишине ночной.

   - Он запирает дверь каюты, - сказал Аллэн, как только смех позволил ему говорить. - Это чертовски некрасивый поступок, мистер Мидуинтер, со стороны вашего призрака. После этого мне ничего более не остается, как выпустить мой призрак из каюты!

   Превосходя в силе друга, он освободился от Мидуинтера.

   - Вниз! - весело позвал он, положив сильную ладонь на ветхий замок и отворив настежь дверь каюты. - Призрак Аллэна Армадэля, выходи на палубу!

   В страшном неведении истины он сунул голову в каюту и, смеясь, посмотрел на то самое место, где умер его убитый отец.

   - Фу! - воскликнул он, вдруг отступив назад с явным отвращением. - Здесь воздух совсем испортился, и каюта полна воды.

   Это была правда. Подводные скалы, о которые разбился корабль, пробили в днище доски, и вода прошла сквозь щели в нем. Здесь, где преступление было совершено, роковая параллель между прошлым и настоящим была очевидна. Какова была каюта при отцах, такова была она теперь при сыновьях.

   Аллэн опять затворил дверь ногой, немало удивляясь внезапному молчанию своего друга с той минуты, когда он взялся за замок каютной двери. Когда он обернулся посмотреть, причина молчания немедленно обнаружилась. Мидуинтер упал на палубу и лежал без чувств перед дверью каюты. Лицо его, бледное и неподвижное, при лунном сиянии походило на лицо мертвеца.

   В одну минуту Аллэн был возле него. Тщетно, положив голову Мидуинтера на свои колени, смотрел он вокруг корабля, ища какой-нибудь помощи.

   - Что я буду делать? - сказал он сам себе в первом порыве испуга. - Ни капли воды поблизости, кроме испорченной воды в каюте.

   Внезапное воспоминание промелькнуло в голове, румянец вспыхнул на его лице. Он вынул из кармана оплетенную бутыль.

   - Спасибо доктору за то, что он дал мне это перед нашим отъездом! - сказал юноша с жаром, наливая в рот Мидуинтера несколько капель виски из бутылки.

   Это возбуждающее средство немедленно подействовало на чувствительную, нервную систему лежавшего в обмороке человека. Он слабо вздохнул и медленно раскрыл глаза.

   - Не во сне ли привиделось мне? - спросил он, смутно смотря на лицо Аллэна.

   Глаза его широко раскрылись, и взгляд устремился на изломанные мачты корабля, тянущиеся в черное небо. Он задрожал при виде их и спрятал лицо в колени Аллэна.

   - Не сон! - прошептал он сам себе печально. О Боже мой! Это не сон!

   - Вы слишком утомились за целый день, - сказал Аллэн, - и это проклятое наше приключение расстроило вас. Выпейте еще виски: это непременно принесет вам пользу. Вы можете сидеть один, если я прислоню вас к борту?

   - Зачем один? Зачем вы хотите оставить меня? - спросил Мидуинтер.

   Аллэн указал на еще стоявшие ванты.

   - Вы не так здоровы, чтобы оставаться здесь до тех пор, пока работники придут утром, - сказал он. - Мы должны попасть на берег сейчас, если можно. Я взберусь, на ванты и хорошенько осмотрю все кругом: нет ли где дома, в котором услышали бы наш крик.

   Даже в ту минуту, которая прошла, пока говорились эти слова, глаза Мидуинтера недоверчиво обратились на дверь каюты.

   - Не подходите к ней! - шепнул он. - Не старайтесь отворить, ради Бога!

   - Нет, нет, - отвечал Аллэн, потакая этой причуде. - Когда я спущусь с вантов, я прямо приду сюда.

   Он сказал эти слова несколько принужденно, приметив в первый раз расстройство на лице Мидуинтера, которое огорчило и привело его в недоумение.

   - Вы не сердитесь на меня? - сказал он с присущей ему добродушной простотой. - Я знаю, что то моя вина. Я скот и дурак, что смеялся над вами, когда мне следовало видеть, что вы больны. Мне очень жаль, Мидуинтер! Не сердитесь на меня!

   Мидуинтер медленно поднял голову. Взгляд его с печальным участием долго и нежно остановился на встревоженном лице Аллэна.

   - Сержусь ли я? - повторил он тихим и кротким голосом. - Сержусь ли я на вас? О, мой бедный Аллэн!

   Разве вы заслуживаете порицания за то, что вы были добры ко мне, когда я лежал больной в старой гостинице? А я разве заслуживаю порицание за то, что я чувствовал вашу доброту с признательностью? Разве мы виноваты, что никогда не сомневались друг в друге и не знали, что мы слепо идем вместе по пути, который должен был привести нас сюда?

   Наступает жестокое время, Аллэн, когда мы будем оплакивать тот день, в который мы встретились. Пожмите мою руку, брат, на краю пропасти. Пожмите мне руку, пока мы еще братья.

   Аллэн быстро обернулся, убежденный, что рассудок Мидуинтера еще не оправился после обморока.

   - Не забывайте виски! - сказал он весело, прыгнув на такелаж и взбираясь на бизань-мачту.

   Был третий час, луна пропадала, и темнота, наступавшая перед рассветом, начинала собираться вокруг корабля. Позади Аллэна, смотревшего с высокой бизань-мачты, расстилалось широкое и пустынное море. Перед ним виднелись низкие, черные, торчащие скалы и неровные волны канала, плавно вливавшиеся в безбрежный океан. С правой руки величественно поднимались из воды скалы и возвышенности с травянистыми площадками; между ними покатые равнины и вересковые пустыни острова Мэн. С левой руки поднимались утесы и кручи острова Каф, то перерезанные глубокими черными ущельями, то закрытые длинными плоскогорьями, покрытыми травой и вереском. Ни с одного берега не слышалось ни малейшего звука, нигде не виднелось огней. Черные линии мачт корабля слабо вырисовывались в таинственной темноте. Ветер, дувший с земли, спал. Небольшие береговые волны разбивались без шума. Ни далеко, ни близко не слышно ничего, кроме печального журчания воды, текущей в тишине, в которой земля и океан ждали наступающего дня.

   Даже беззаботная натура Аллэна почувствовала торжественное приближение этого часа. Звук собственного голоса испугал его, когда он посмотрел вниз и закричал своему другу:

   - Я вижу один дом, направо.

   Он опять посмотрел, чтобы удостовериться, на маленькое белое пятно, приютившееся в травянистой впадине.

   - Это, кажется, каменный дом с забором, - продолжал он. - Я закричу на всякий случай.

   Он обвил рукой веревку, приложил обе руки ко рту и вдруг опустил их, не решившись закричать.

   "Как страшно тихо! - сказал он про себя. - Я боюсь кричать".

   Он опять посмотрел на палубу.

   - Я не испугаю вас, Мидуинтер? - спросил он с тревожным смехом.

   Он опять посмотрел на слабый белый предмет в травянистой впадине.

   "Незачем было приходить сюда по-пустому", - подумал он и опять приложил обе руки ко рту.

   На этот раз он закричал изо всех сил:

   - Эй, вы, там на берегу! Эй-эй!

   Последние звуки его голоса затихли, но ему не отвечало ничто, кроме журчания воды.

   Он посмотрел на своего друга и увидел темную фигуру Мидуинтера, ходившего взад и вперед по палубе, все не терявшего из виду каюту и не проходившего дальше каюты, когда он возвращался к корме.

   "Он с нетерпением хочет уехать, - думал Аллэн, - я опять попытаюсь".

   Он опять крикнул и, наученный опытом, поднял свой голос до самого пронзительного тона. На этот раз ему отвечало не одно журчание; мычание испуганных коров поднялось из строения в зеленистой впадине и уныло раздалось в тишине утреннего воздуха. Аллэн ждал и прислушивался. Если это строение ферма, крики скота разбудят людей. Если это только хлевы - ничего более не будет. Мычание испуганных коров поднималось и затихало. Прошло несколько, но не случилось ничего.

   - Еще раз! - сказал Аллэн, смотря на неугомонную фигуру, проходившую внизу.

   В третий раз он окликнул и в третий раз ждал и прислушивался.

   В тот промежуток, когда смолкло мычание скота, он услыхал позади себя, на противоположном берегу канала, на пустынном острове Каф, резкий и внезапный звук, похожий на отдаленный стук отодвигаемого дверного запора. Тотчас повернувшись в другую сторону, Аллэн напряг зрение, чтобы отыскать глазами дом. Последние слабые лучи бледнеющей луны дрожали там и сям на самых высоких скалах, но большие темные полосы лежали густо и черно на всей земле, и в этой темноте дома, если дом был там, нельзя было увидеть.

   - Разбудил я кого-то наконец, - закричал Аллэн Мидуинтеру, все ходившему по палубе взад и вперед и странно равнодушному ко всему, что происходило около него. - Надо ждать ответного оклика.

   Повернувшись лицом к острову, Аллэн стал звать на помощь.

   На крик его не отвечали, а передразнили пронзительно и визгливо воплями, становившимися все более дикими, поднимавшимися из глубокого и отдаленного мрака и казавшимися ужасной смесью человеческого голоса и голоса зверя. Внезапное подозрение пробежало в мыслях Аллэна, голова его закружилась, и руки охладели. Едва переводя дух, он посмотрел в ту сторону, откуда передразнили его голос. После минутного молчания крики возобновились и слышались ближе. Вдруг фигура, похожая на мужскую, зачернелась на скале, начала прыгать и бегать при бледнеющем свете луны. Крики испуганной женщины смешались с криками прыгающей фигуры на скале. Красная искра сверкнула в темноте от свечи, зажженной в невидимом окне. Хриплый крик рассердившегося человека слышался сквозь весь этот шум. Вторая черная фигура появилась на скале, начала бороться с первой фигурой и исчезла вместе с ней в темноте. Крики становились слабее: крики женщины прекратились, хриплый мужской голос послышался опять. Он окликал корабль, но слова его нельзя было расслышать из-за дальнего расстояния, но их тон ясно выражал и ярость, и страх. Через минуту опять раздался стук дверного запора, красная искра погасла, и весь островок опять погрузился в тишину и в темноту. Мычание скота на материке затихло, снова донеслось и прекратилось совсем. Холодно и уныло, по-прежнему слышалось журчание волн в мертвой тишине - единственный оставшийся звук, когда таинственное безмолвие этого часа спустилось с небес и покрыло разрушенный корабль.

   Аллэн слез с бизань-мачты на палубу и опять подошел к своему другу.

   - Нам надо подождать, пока приедут сюда работники, - сказал он, встретив Мидуинтера на половине дороги его непрестанной прогулки. - После того, что случилось, признаюсь, я не имею больше желания окликать землю. Подумайте, в том доме на берегу живет сумасшедший, а я разбудил его! Как это ужасно, не правда ли?

   Мидуинтер остановился и минуту смотрел на Аллэна с видом человека, слушающего об обстоятельствах, совершенно для него посторонних. Казалось, если бы только это было возможно, он бы оставил совершенно без внимания то, что случилось на острове Каф.

   - Ничего нет ужасного вне этого корабля, - сказал он. - В нем ужасно все.

   Ответив этими странными словами, он повернулся и продолжал свою прогулку.

   Аллэн поднял бутылку, лежавшую на палубе возле борта, и взбодрил себя глотком виски.

   - На корабле есть один предмет не ужасный, вот этот, - возразил он, закупоривая бутылку, - а вот и другой, - прибавил Аллэн, вынимая из кармана сигару и закуривая ее. - Три часа! - продолжал он, смотря на часы и спокойно усаживаясь на палубу спиной к борту. - Скоро начнет светать, скоро нас развеселит пение птиц. Кажется, Мидуинтер, вы совсем оправились после вашего обморока. Как это вы можете ходить! Подите сюда, возьмите сигару и усядьтесь поудобнее. Что вам за охота таскаться взад и вперед с таким странным видом?

   - Я жду, - отвечал Мидуинтер.

   - Ждете? Чего?

   - Того, что случится с вами или со мной, или с обоими нами, прежде чем мы сойдем с этого корабля.

   - Покоряясь вашему превосходному суждению, любезный друг, я думаю, что уже случилось довольно. Этого приключения совершенно достаточно, даже более, чем я желал бы.

   Он опять хлебнул виски и продолжал болтать, куря сигару, со своей обыкновенной непринужденностью.

   - У меня нет вашего чудного воображения, и я полагаю, что первое, что случится, будет появление лодки работников. Я подозреваю, что вы дали волю вашему странному воображению, пока оставались здесь один. Скажите, о чем вы думали, пока я там, на бизань-мачте, пугал коров?

   Мидуинтер вдруг остановился.

   - Что, если я скажу вам? - проговорил он.

   - Что ж, скажите!

   Мучительное искушение открыть истину, уже раз возбужденное безжалостной веселостью духа его товарища, овладело Мидуинтером во второй раз. Он прислонился в темноте к высокой мачте корабля и молча посмотрел на Аллэна, спокойно растянувшегося на палубе.

   "Пробуди его, - нашептывал злой дух, - из его самодовольного неведения и этого безжалостного спокойствия. Покажи ему место, где это преступление было совершено. Пусть он знает наравне с тобой и почувствует твой страх. Скажи ему о письме, которое ты сжег, и о словах, которые огонь уничтожить не может, которые живут теперь в твоем воспоминании. Покажи ему твою душу, какова она была вчера, когда пробудила твою ослабевшую веру в собственные твои убеждения, когда ты оглядывался на твою жизнь, проведенную на море, и утешал себя воспоминанием, что во всех твоих путешествиях ты никогда не встречался с этим кораблем. Покажи ему твою душу, какова она теперь, когда этот корабль встретился тебе на повороте твоей новой жизни, в начале твоей дружбы с единственным человеком из всех людей на свете, которого твой отец предостерегал тебя избегать. Подумай о его предсмертных словах и шепни ему на ухо, чтобы и он также мог о них подумать: "Скрывайся от него под чужим именем, поставь горы и моря между вами. Будь неблагодарен, будь мстителен, будь всем, что будет наиболее противно твоему кроткому характеру, скорее чем жить под одной кровлей и дышать одним воздухом с этим человеком".

   Так советовал искуситель. Как ядовитое испарение из могилы отца, отцовское влияние оживило душу сына.

   Внезапное молчание удивило Аллэна. Он сонными глазами поглядел через плечо.

   - Опять думает! - воскликнул он и зевнул с утомлением.

   Мидуинтер вышел из темноты и подошел к Аллэну ближе, чем подходил до сих пор.

   - Да, - сказал он, - я думаю о прошлом и о будущем.

   - О прошлом и о будущем! - воскликнул Аллэн, усевшись поудобнее. - Я со своей стороны безмолвствую насчет прошлого для меня: это предмет неприятный. Прошлое означает потерю докторской шлюпки. Будем говорить о будущем. Вы смотрели с практической точки зрения, как говорит милый старик Брок. Вы обдумали первый серьезный вопрос, касающийся нас обоих, когда мы воротимся в гостиницу, - вопрос о завтраке?

   После минутной решимости Мидуинтер сделал шаг и оказался еще ближе.

   - Я думал о вашем будущем и о моем, - сказал он. - Я думал о том времени, когда ваш путь и мой путь по жизни станут путями разными, а не единым.

   - Вот и рассветает! - вскричал Аллэн. - Посмотрите на мачты, они уже ясно начинают обозначаться. Извините... Что вы говорили?

   Мидуинтер не отвечал. Борьба между наследственным суеверием, побуждавшим его объясниться, и непобедимая привязанность к Аллэну, удерживавшая его, заставляли замереть слова на губах. Он отвернулся с безмолвным страданием.

   "О, отец мой! - подумал он. - Лучше бы ты убил меня в тот день, когда я лежал на груди твоей, чем оставить меня жить с этим!"

   - Что вы говорили о будущем? - приставал Аллэн. - Я смотрел на рассвет и не слышал.

   Мидуинтер принудил себя и отвечал:

   - Вы обращались со мной с вашей обыкновенной добротой, когда намеревались взять меня с собой в Торп-Эмброз. Я обдумал и рассудил, что мне лучше не показываться туда, где меня не знают и не ожидают.

   Голос его ослабел, и он замолчал опять. Чем более он не решался, тем яснее картина счастливой жизни, от которой он отказывался, представлялась его воображению.

   Мысли Аллэна тотчас обратились к той мистификации о новом управителе, которую он разыгрывал со своим другом, когда они советовались в каюте яхты.

   "Не начинает ли он подозревать? - спрашивал себя Аллэн. - Я его испытаю".

   - Говорите столько вздору, сколько хотите, любезный друг, - отвечал он, - но не забывайте, что вы обязались посмотреть, как я поселюсь в Торп-Эмброзе, и сказать мне ваше мнение о новом управителе.

   Мидуинтер вдруг выступил вперед, прямо к Аллэну.

   - Я говорю не о вашем управителе и не о вашем поместье, - с гневом возразил он. - Я говорю о себе самом. Слышите? О себе самом! Я не гожусь вам в товарищи, вы не знаете, кто я.

   Он отошел в темноту так же внезапно, как и вышел из нее.

   - О Боже! Я не могу сказать ему? - сказал он себе шепотом.

   На минуту только, на одну минуту Аллэн был удивлен.

   - Я не знаю, кто вы?

   Даже когда он повторил эти слова, его веселая беспечность одержала верх. Он поднял бутылку с виски и значительно ею потряс.

   - Спрашиваю вас, - продолжал он, - сколько вы выпили этого докторского лекарства, пока я сидел на бизань-мачте?

   Его беспечный тон довел Мидуинтера до крайней степени раздражения. Он вышел опять на свет и сердито топнул ногой.

   - Слушайте меня! - сказал он. - Вы не знаете и половины тех низких поступков, какие я делал в своей жизни. Я был работником у лавочника, я мел лавку, запирал ставни, я разносил книги по улицам и ждал денег моего хозяина у дверей его покупщиков...

   - А я никогда не делал и половины таких полезных вещей, - отвечал Аллэн. - Милый и добрый друг, как трудолюбивы были вы в вашей жизни!

   - Я был бродягой в моей жизни, - свирепо отвечал Мидуинтер. - Я был уличным скоморохом, странствовал с цыганами; я пел за полпенни с пляшущими собаками на большой дороге; я носил лакейскую ливрею и служил за столом; я был поваром на корабле и чернорабочим у голодного рыбака! Что может иметь общего джентльмен в вашем положении с таким человеком, как я? Разве вы можете допустить меня в торп-эмброзское общество? Одно мое имя будет для вас упреком. Представьте себе лица ваших новых соседей, когда их лакеи доложат об Озайязе Мидуинтере и об Аллэне Армадэле!

   Он хрипло засмеялся и повторил опять их имена с презрительной горечью, безжалостно подчеркивавшей контраст между ними.

   Что-то в звуке его смеха неприятно подействовало даже на беспечную натуру Аллэна. Он приподнялся и серьезно заговорил в первый раз:

   - Шутка шуткой, Мидуинтер, но вам не следует заводить ее слишком далеко. Я помню, вы и прежде говорили мне что-то в этом роде, когда я ухаживал за вами в Сомерсетшире. Вы принудили меня спросить вас, заслуживаю ли я, чтобы вы отталкивали меня от себя. Не принуждайте меня спросить вас об этом опять. Шутите сколько хотите, любезный друг, только другим образом, а это оскорбляет меня.

   Как ни просты были эти слова и как ни просто они были сказаны, они в одно мгновение произвели переворот в душе Мидуинтера. Его впечатлительная натура была поражена, как от внезапного удара. Не говоря ни слова в ответ, он отошел на затененную часть корабля, сел на доски, наваленные между мачтами, и провел рукой по лбу с каким-то странным и расстроенным видом. Хотя он опять разделял веру отца своего в судьбу, хотя в душе его не было ни малейшей тени сомнения, что женщина, которую мистер Брок встретил в Сомерсетшире, и женщина, которая пыталась утопиться в Лондоне, - одна и та же, хотя весь ужас, овладевший им, когда он в первый раз прочел письмо из Вильдбада, охватил его опять, простые и благородные слова Аллэна в защиту их дружбы поразили его самое сердце с силой, более непреодолимой, чем сила его суеверия. Вследствие этого самого суеверия он теперь отыскивал в себе силы, которые могли бы поддержать его, пожертвовать своим чувством, которое могло как-то оскорбить добрые чувства друга.

   - Зачем огорчать его? - шептал он сам себе. - Мы еще не дошли до конца. Позади нас стоит эта женщина во мраке. Зачем сопротивляться ему, когда вред сделан и предосторожность является слишком поздно? Что должно быть, то будет, что могу я сделать с будущим и что может сделать он?

   Он возвратился к Аллэну, сел возле него и взял его за руку.

   - Простите меня, - сказал он кротко. - Я оскорбил вас в последний раз.

   Прежде чем Аллэн успел ответить, Мидуинтер схватил бутылку с палубы.

   - Вы попробовали лекарство доктора? - воскликнул он с внезапным усилием подражать веселости своего друга. - Почему же не попробовать и мне?

   Аллэн был в восторге.

   - Вот эта перемена к лучшему! - сказал он. - Мидуинтер опять стал самим собой. Слушайте! Вот поют птицы.

   Он сам запел громким веселым голосом и ударил Мидуинтера по плечу со своим обычным искренним дружелюбием.

   - Как вам удалось очистить вашу голову от этих проклятых глупостей? Знаете ли, что вы напугали меня, уверяя, что с которым-нибудь из нас случится что-нибудь, прежде чем мы сойдем с этого корабля?

   - Чистый вздор! - возразил Мидуинтер презрительно. - Мне кажется, что голова моя еще не совсем в порядке после этой горячки, у меня на шляпе пчела, как говорят на севере. Будем говорить о чем-нибудь другом, о тех людях, которым вы отдали внаймы коттедж. Желал бы я знать, можно ли положиться на слова агента о семействе майора Мильроя? Может быть, у них в семействе еще есть женщина, кроме жены и дочери.

   - Ого! - вскричал Аллэн. - Вы начинаете думать о нимфах между деревьями и о волокитстве в фруктовом аду? Еще женщина, э-э! Ну что, если в семейном кружке не найдется другой? Нам придется опять спускать полкроны, кому из нас удастся заслужить расположение мисс Мильрой.

   Раз в жизни Мидуинтер заговорил так же беспечно и небрежно, как сам Аллэн:

   - Нет, нет! - сказал он. - Хозяин коттеджа майора имеет первое право на внимание его дочери. Я удалюсь на задний план и буду ждать первой дамы, которая появится в Торп-Эмброзе.

   - Очень хорошо! Я для этого прибью в парке приглашение к норфолькским женщинам, - сказал Аллэн. - Вы имеете какое-нибудь предпочтение к росту и цвету лица? Каких лет должна быть ваша возлюбленная?

   Мидуинтер забавлялся своим суеверием, как человек забавляется своим ружьем, которое может убить его, или свирепым зверем, который может изуродовать его на всю жизнь. Он назвал лета женщины в черном платье и красной шали.

   - Тридцати пяти, - сказал он.

   Когда эти слова сорвались с его губ, поддельная веселость оставила его. Он встал, оставаясь непроницаемо глух ко всем насмешкам Аллэна над его необыкновенным ответом, и опять начал ходить по палубе в полном молчании. Мысль, преследовавшая его в час мрака, опять преследовала его теперь в час рассвета; вновь его душой овладело убеждение, что с Аллэном или с ним случится что-нибудь, прежде чем они оставят этот разрушенный корабль.

   С каждой минутой небо на востоке светлело, темные места на палубе при дневном свете выглядели еще безобразнее, чем ночью. Ветер постепенно поднялся, и море заволновалось при утреннем свете. Даже холодное журчание воды в канале смягчило свой унылый звук, когда теплый поток света заструился на него от восходящего солнца. Мидуинтер остановился в носовой части корабля и обратил свои блуждающие мысли в прошлое. Веселое оживление этого часа царило всюду, куда бы он ни посмотрел. Радостная утренняя улыбка летнего неба, столь сострадательная к старой и утомленной земле, захватила своей красотой даже разрушенный корабль. Роса, сверкавшая на полях, блестела и на палубе, и ветхие снасти сияли столь же ярко, как и свежие зеленые листья на берегу. Этой красоты утра Мидуинтер не почувствовал, когда оглядывался вокруг. Его мысли обратились к товарищу, разделившему с ним его ночное приключение. Он вернулся на корму корабля и, приближаясь, заговорил с Аллэном. Не получив ответа, подошел ближе и посмотрел пристальнее на своего друга. Оставшись один, Аллэн поддался усталости. Голова его откинулась назад, шляпа упала. Он растянулся на палубе во весь рост и заснул глубоко и спокойно.

   Мидуинтер продолжал свою прогулку. Он терзался в сомнении, его собственные прошлые мысли вдруг как будто стали ему чужды, как мрачно его предчувствие не доверяло наступающему времени! И как безвредно наступило это время! Солнце поднималось на небе, час освобождения наступал все ближе и ближе, и из двух Армадэлей, заключенных на этом корабле, один спал в это скучное время, а другой, блуждая по палубе, смотрел на появление нового дня.

   Солнце поднялось еще выше, утро наступало. С тайным недоверием к разрушенному кораблю, которое еще оставалось в нем, Мидуинтер рассматривал на ближнем берегу признаки пробуждающейся человеческой жизни. Земля была еще пустынна. Дым, который скоро должен был подняться из труб коттеджей, еще не поднимался.

   После минутного размышления он вернулся на корму корабля посмотреть, не видна ли оттуда рыбачья лодка. Поглощенный на минуту в эту новую идею, он торопливо прошел мимо Аллэна, приметив только, что он еще спит. Еще один шаг, и Мидуинтер подошел бы уже к гакаборту, но этот шаг был остановлен звуком, раздавшимся позади него, звуком, похожим на слабый стон. Он обернулся и посмотрел на спящего на палубе, затем тихо встал на колени, придвинувшись ближе.

   - Наступило! - прошептал он сам себе. - Не для меня, а для него.

   Это наступило в светлой свежести утра, наступило в таинственном и страшном сновидении. Лицо, которое Мидуинтер только что видел совершенно спокойным, было теперь искажено страданием. Пот выступил крупными каплями на лбу Аллэна и смочил его кудрявые волосы. В его полураскрытых глазах виднелись только белки, его распростертые руки царапали палубу. Каждую минуту он стонал и бормотал что-то, но слова, вырывавшиеся у него, замирали. Он лежал так близко к другу, наклонившемуся над ним, и так далеко душою, что оба, может быть, были в совершенно различном мире: он лежал в мучительном сне, между тем как на яву утреннее солнце освещало его лицо.

   Один вопрос, единственный, возник в душе человека, смотревшего на него. Что определил ему видеть во сне рок, заключивший его на этом разрушенном корабле?

   Неужели вероломный сон раскрыл пределы могилы тому из этих двух Армадэлей, которого другой держал в неведении истины? Неужели убийство отца обнаружилось сыну - тут, на том самом месте, где преступление было совершено, - в видении сна?

   С этим вопросом, затемнившим все друго