Белый Андрей - Москва под ударом

в изваянный пламень дракона разил лезвеем тяжкокаменным - с башни: под облаком.

   Над многоверхой Москвой неслись тучи.

   И вдруг просочилося солнце сияющим и красно-капельным дождиком; вновь обозначился мокрый булыжник.

   Людская давильня.

   Сплошной человечник: смешки, подколесина брызжущих шин, таратора пролеток, телег, фур, бамбанящих бочек и смена катимых фигур говорила, казалось, о том же, о чем говорила вчера; но уже было ясно: огромное что-то случилося.

   Шляпы, купцы, спекулянты, городовой с пьяным парнем в пролетке, актриса, раздранец, студент, гимназистик, девица с кольдкремами, моська, давимая кем-то, и дворник с метлою, подтрепа, гусар, волочащий кривую и длинную саблю, в рейтузах небесного цвета, - в размой тротуара - толкались не так, как вчера, но с испугом, с томленьем, с вопросом, - по улице мимо угла, от которого вонький, разлогий, кривой переулок показывал линию черных, зеленых и розовых домиков тоже не так, как вчера; с косолета над пером заборов виднелася линия труб из-за виснущих сизей фабричного дыма.

   И вывеска "Белоцерковский-Гусятников. Овощи", то же кричала - не "овощи" вовсе, не "Белоцерковский-Гусятников".

   Что же?

   И где начинались базар, крик лавчонок и запахи промозглой капусты со скопищем басок, кафтанов, портков и платков - красных, бледно-лимонных, оранжево-синих и черных - стояло огромное:

   - Рррр! Будто кричали:

   - Пора! Но кричали:

   - Уррр...

  

  

  

   Быстро, бесшумно летела карета по улицам; не замечали ее; и не сопровождали глазами и вздохами:

   - Скорая помощь!

   - Везут!

   Не до этого было, когда побежали мальчишки с листками и с криками:

   - Мобилизация!

   Здесь уж подводы сроилися; у интендантства: а там собиралась толпа, потому что пошел баталион: воркотал барабан.

   Раздавалось:

   - Ура!

   Но казалось:

   - Пора!

   Начинался пожар мировой: где-то молнья ударила.

  

   Кучино,

   24 сентября 1926 года.