Калашников Иван Тимофеевич - Камчадалка

123; слѣпой мудрости!".. И этотъ человѣкъ, еслибы пошелъ по указан³ю Евангел³я, былъ бы, по крайней мѣрѣ, добрый и полезный, если не отличный сынъ Церкви; а теперь - жалость!... Но пусть же, если суждено гибнуть ему, такъ по крайней мѣрѣ гибнетъ не отъ моей руки." Сказавъ с³е, протопопъ взялъ опять перо и написалъ донесен³е, въ которомъ старался всячески смягчить поступки дьячка, доказывая, что онъ имѣетъ сердце отъ природы доброе; что въ умѣ его нѣтъ рѣшительно убѣжден³я противъ истинъ Вѣры, и что, наконецъ, онъ давно раскаялся въ своемъ легкомысл³и, и далъ слово во всемъ непремѣнно исправиться. Завертывая с³ю бумагу въ конвертъ, протопопъ произнесъ съ величайшимъ самоотвержен³емъ: "Да будетъ же ему это платою за то зло, которое онъ мнѣ причинять рѣшился, и если отъ сего еще болѣе увеличится приготовляемое мнѣ несчаст³е, то надобно помнить, что есть мѣсто, гдѣ всякой получитъ мзду по дѣломъ своимъ!"

  

  

   Мар³я, придя къ начальницѣ, нашла ее весьма больною и принуждена была отложить просьбу свою до другаго времени; но состоян³е больной, которой здоровье было чрезвычайно разстроено претерпѣнными ею въ жизни различными огорчен³ями, ни сколько не облегчалось, а между тѣмъ положен³е Ивашкина раздирало чувствительное сердце доброй дѣвушки. И потому, посѣтивъ однимъ утромъ начальницу, нетерпѣливая Мар³я рѣшилась сама просить ея мужа.

   Въ с³е время, Антонъ Григорьевичъ, какъ новый Людвикъ XI, по крайней мѣрѣ такой же злодѣй, хотя и въ мин³атюрномъ видѣ, бесѣдовалъ со своимъ Оливъе, т. е. цирюльникомъ Шангинымъ о политическихъ дѣлахъ своего воеводства. "Не могъ ускользнуть, мошенникъ!- сказалъ онъ съ дьявольскою улыбкою. - Но скажи мнѣ, Алексѣй, какъ ты узналъ, что у него доносъ запеченъ въ хлѣбы?"

   - Да ужъ узналъ, сударь! Усерд³е чего ни сдѣлаетъ!

   "По правдѣ сказать: Алексѣй, ты сущ³й чортъ! Но разскажи скорѣе...."

   - Да тутъ дѣло простое, сударь! Вѣдь вамъ извѣстно, что Саламатовъ остановился въ домѣ у Караулихи....

   "Ну!..."

   - Такъ прочее должно быть для васъ уже ясно.

   "Стало быть, Караулиха тебѣ предана?"

   - Да это, ваше высокоблагород³е, такая баба, что за нѣсколько грошей продастъ самого Христа, не хуже ²уды!

   "Ты увѣренъ въ этомъ?"

   - Да, кажется, не дамъ маха; на своемъ вѣку таки-видывалъ людей, нечего сказать!

   Начальникъ замолчалъ, и по нѣкоторомъ размышлен³и спросилъ значительнымъ голосомъ:

   "Вѣдь говорили, что у ней дѣти умерли?"

   - Да, умерли, во тутъ еще Богъ вѣсть....

   "Что такое?"

   - Да говорятъ, ваше высокоблагород³е, двояко: чуть ли она не сама угомонила ихъ!

   "И будто это сомнѣн³е имѣетъ какое нибудь основан³е?"

   - Да кажется! Она, вотъ изволите видѣть, говоритъ, что ея дѣти будто бы утонули въ день вашихъ имянянъ, а недавно мнѣ старуха Пахомовна сказывала, что въ этотъ день они и изъ избы не выходили. Пахомовна, изволите видѣть, съ нею сосѣдка.

   "Хорошо, если такъ!"

   Начальникъ, заткнувъ руки за поясъ шлафрока и закусивъ губы, съ видомъ самой страшной думы началъ ходить по комнатѣ, и вдругъ потомъ, устремивъ дикой взоръ на фельдшера, отъ котораго почти невольно затрепеталъ сей послѣдн³й, сказалъ ему почти шопотомъ: "Алексѣй! эту женщину намъ надобно прибрать къ рукамъ. Обыщи немедленно ея избу, и если откроются слѣды уб³йства, то предложи ей на выборъ: они быть наказанной жестокимъ образомъ, или...." Но онъ не могъ договорить рѣчи, и опять началъ ходить по комнатѣ. Страшныя внутренн³я волнен³я изображались на его лицѣ, блѣдномъ и ужасномъ. Губы его были сини, и глаза навыкатѣ. Казалось, онъ сражался съ самимъ собою, и въ продолжен³е сей борьбы опять взоры его встрѣтились съ роковымъ изображен³емъ, висѣвшимъ на стѣнѣ. Онъ вздрогнулъ, и страшно прошепталъ про себя: "²уда! я помню твой обольстительный взоръ, твои сладк³я рѣчи! Хорошо! Я теперь исполню твои наставлен³я...."

   - Антонъ Григорьевичъ! - возгласилъ испугавш³йся суевѣрный фельдшеръ. - Антонъ Григорьевичъ! съ кѣмъ это вы изволите говорить?

   "Ахъ, Алексѣй! - отвѣчалъ опомнивш³йся начальникъ - я почти забылъ, что ты здѣсь. У меня давнишняя привычка говоритъ съ самимъ собою.... Запри-ка двери, да садись ко мнѣ ближе. Я хочу поговорить съ тобою о важномъ дѣлѣ."

   Фельдшеръ сначала было отговаривался отъ сей учтивости; по начальникъ сказалъ ему строго: "Садись! Теперь не время заниматься вздоромъ. Слушай!"

   - Слушаю, ваше высокоблагород³е!

   "Такъ ты непремѣнно долженъ сдѣлать самой строгой розыскъ о дѣтяхъ этой женщины, но не пуская въ огласку того, что, быть можетъ, откроешь. Предложи ей: если она не хочетъ кнута, то исполнила бы, что ей будетъ приказано. Понимаешь ли?"

   - Понимаю, ваше высокоблагород³е! - отвѣчалъ фельдшеръ, хотя еще не могъ вовсе ничего понять изъ всего имъ слышаннаго. - Но что же вы изволите ей приказать?

   "Ты, Алексѣй! - сказалъ начальникъ, стараясь вдругъ принять на себя шутливый видъ, и улыбаясь самою принужденною улыбкою - кажется, въ самомъ дѣлѣ забралъ къ себѣ въ голову, что у меня не вѣсть что есть на умѣ, а между тѣмъ я хочу приказать тебѣ сущ³е пустяки: скажи пожалуйста этой Караулихѣ, чтобы она попросила мичмана.... вѣдь онъ, ты говорилъ, покровительствуетъ ей?"

   - Точно такъ, ваше высокоблагород³е!

   "Такъ, чтобъ она попросила - продолжалъ начальникъ - похлопотать за нее у жены. Вишь, мнѣ хочется, чтобы около нея была благонадежная женщина, а вѣдь, а думаю - прибавилъ онъ, со смѣхомъ, изображавшимъ вдругъ всѣ адск³я чувствован³я: злобную насмѣшку, отчаян³е, дикую радость - я думаю, лучше Караулихи найдти трудно?... По крайней мѣрѣ, такъ должно полагать по давнишней твоей рекомендац³и...."

   - Это правда, ваше высокоблагород³е! - отвѣчалъ фельдшеръ, начиная вполовину догадываться о намѣрен³и начальника. - Но я не знаю - примолвилъ онъ съ видомъ величайшей простоты - къ чему бы могла быть годна эта женщина? Можно найдти гораздо лучше....

   "Глупецъ! - вскричалъ начальникъ, вскочивъ со стула - исполняй то, что тебѣ приказываютъ."

   - Слушаю, ваше высокоблагород³е!

   "Болѣе ни слова! Вы всѣ привыкли противорѣчить мнѣ, между тѣмъ, какъ никто изъ васъ не думаетъ ни о чемъ! Вы живете въ счаст³и, въ довольствѣ, въ изобил³и; вы всѣмъ пользуетесь, а я? Посмотрите на меня: я мученикъ за васъ! Съ меня потребуютъ отвѣта въ вашихъ мерзостяхъ. Я начальникъ вашъ: всякая ваша шалость, всякое злоупотреблен³е на меня падетъ. Доносы за доносами, и ябѣдничеству конца не вижу! Я просиживаю ночи, отписываюсь; но злодѣи уже начинаютъ меня перемогать. Я слышалъ уже, что въ Иркутскѣ назначенъ сюда ревизоръ, и кто бы, ты думалъ, этотъ ревизоръ? Старый любовникъ моей жены, котораго любила она безъ памяти, за котораго уже была просватана и у котораго я, такъ сказать, вырвалъ ее изъ рукъ, обольстивъ стараго дурака, ея отца? Теперь ты видишь: чего и кого долженъ я опасаться болѣе всего. Но, клянусь адомъ, я забочусь только о вашей безопасности! Ну, понялъ ли ты меня, глупецъ?"

   - Кажется!...

   Никакое перо, никакая кисть не изобразила бы тѣхъ ужасныхъ тѣней, какими было подернуто лице вѣроломнаго уб³йцы, который желалъ, чтобы его поняли, и чтобы между тѣмъ не сказать ничего слишкомъ яснаго. Услышавъ отвѣтъ фельдшера, онъ захохоталъ такъ, какъ бы смѣхъ его былъ только эхомъ адскаго хохота. "Ха, ха, ха! ему кажется! - говорилъ онъ, передразнивая фельдшера. - Ему только кажется, когда я кладу ему въ ротъ, что моей женѣ нужна хорошая женщина, которая бы при ней прислуживала и могла бы подавать ей лекарства.... Понимаешь ли ты? Подавать лекарства! А кто можетъ это сдѣлать лучше, катъ не Караулиха, которая, въ случаѣ нужды, и сама можетъ составить ихъ не хуже всякаго аптекаря?"

   - Это правда, ваше высокоблагород³е!

   "Ну, такъ вотъ видишь ты, Алексѣй! - сказалъ Антонъ Григорьевичъ, вдругъ измѣнивъ такъ голосъ, какъ будто рѣчь пошла уже о дѣлѣ самомъ обыкновенномъ,- мнѣ бы хотѣлось такъ уладить, чтобы, когда жена поѣдетъ весною на воды: то бы и Караулиха съ нею туда же поѣхала.... Ну, да ты еще съ ними.... да еще...."

   Сказавъ с³е, начальникъ вдругъ остановился, и, закусивъ палецъ, посмотрѣлъ значительно, обратясь къ окошку, и вдругъ вскричалъ въ какомъ-то дикомъ восторгѣ: "Славная мысль! Счастливая мысль! Справедливо сказано: дѣсять разъ примѣрь, а одинъ отрѣжь! Не много, такъ и дашь маха!"

   - А смѣю и спросить? Что еще вздумали вы, ваше высокоблагород³е?

   "Ну это, можетъ быть, ты узнаешь послѣ, а теперь ступай исполни, что я тебѣ приказывалъ, да помни, что я забочусь не о себѣ, а o васъ, и что отъ точнаго исполнен³я моихъ приказан³й зависитъ ваша честь и благосостоян³е, и особенно твое: ты, чай, еще не забылъ, что во время оно твоя спина была подвержена маленькимъ непр³ятностямъ, что, благодаря только моей заботливости, твой списокъ сталъ опять чистъ, какъ совѣсть дѣвушки? А?"

   - Какъ забыть, ваше высокоблагород³е!

   "То-то же, помни! Да, я думаю, также извѣстно тебѣ, что моя жена не можетъ тебя терпѣть...."

   - Есть тотъ грѣхъ, ваше высокоблагород³е!

   "Ну, къ этому мнѣ остается прибавить еще одно, что она всегда возитъ съ собою бумажникъ хорошихъ билетовъ, который она бережетъ на одинъ самый невѣроятный случай, и который, въ награду за хорошую службу, достанется.... Ты, я думаю, догадываешься ужъ кому?"

   - Разумѣю, ваяю высокоблагород³е! Много доволенъ вашею милост³ю! Будемъ стараться!

   "Ну, хорошо, поди же, да вели позвать ко мнѣ твоего пр³ятеля мичмана, который такъ отрекомендовалъ тебя начальству; а это глупое донесен³е протопопа сейчасъ же веля отправить назадъ къ Саламатову: намъ и самимъ ничего, нельзя было лучше его придумать! Ну, кажется, я сказалъ все! Прощай!"

   Едва фельдшеръ отворилъ дверь изъ кабинета, какъ Мар³я, давно ожидавшая его выхода, немедленно взошла туда.

   "А, Машенька! сказалъ начальникъ съ видомъ сластолюбиваго удовольств³я, заблиставшаго въ его глазахъ. - Что ты скажешь?"

   - Я пришла васъ просить....

   "О чемъ бы это? О чемъ? Я для тебя все готовъ сдѣлать...."

   - Хорошо? если вы такъ милостивы.

   "Въ чемъ же сомнѣваться тутъ, моя милая? Садись-ка вотъ сюда на канапе, подлѣ меня, да и разскажи, чего ты хочешь, а мы послушаемъ.... Дай только прежде затворить двери: я не люблю, чтобы мѣшали мнѣ, когда я съ кѣмъ-нибудь занимаюсь.... Ну, садись же!... Тфу какая церемонная! - примолвилъ начальникъ, садя Мар³ю силою. - Вѣдь, кажется, ты при моихъ глазахъ выросла?"

   - Извольте, сяду, если это угодно вамъ; но сдѣлайте милость: выслушайте мою просьбу!

   "Говори, моя кралечка, говори!" - отвѣчалъ начальникъ, придвигиваясь къ ней и смотря на нее самыми преступными глазами.

   - Просьба моя - сказала Мар³я, вставая съ канапе....

   "Да что же ты опять встала?" - прервалъ сластолюбецъ, схвативъ ее за руку."

   - Ахъ, позвольте мнѣ встать! - говорила Мар³я, вырывая руку и покрывшись румянцемъ. - Я, право, не могу говорить....

   "Ребенокъ! ты, словно, боишься меня, чтобы я тебя не укусилъ...."

   - Нѣтъ; но позвольте....

   "А не пущу!" - говорилъ дерзкой мошенникъ, еще болѣе приближаясь къ Мар³и, съ самою низкою улыбкою."

   - Боже мой! пустите меня....

   "Ну, поцѣлуй же меня, такъ пущу!"

   - Господи! что это значитъ? Вы, котораго я привыкла почитать....

   - Отцемъ? - прервалъ сластолюбецъ. - Ну, на все есть время! Теперь ты выросла, стала хорота, пригожа, такъ, что я люблю тебя безъ памяти....

   "Это вы говорите мнѣ?" - вскричала Мар³я съ ужасомъ, вскакивая съ канапе.

   - Я! я! - повторилъ грѣшникъ, выйдя изъ себя, и схвативъ Мар³ю въ свои объят³я. - Обними же меня, или....

   - Что-же вы дѣлаете? Боже мой!... Пустите меня, или я закричу!

   "Такъ кричи же: если хочешь уморить жену!"

   - О Господи! - воскликнула Мар³я, закрывая лице руками, между тѣмъ, какъ безсовѣстный злодѣй силился отнять ихъ и напечатлѣть на ея губахъ святотатственный поцѣлуй.

   Въ с³е мгновен³е послышался въ ближней комнатѣ шумъ шаговъ.

   "Идетъ твой женихъ! - вскричалъ шопотомъ начальникъ, съ видомъ величайшаго ужаса, опустивъ Мар³ю изъ рукъ. - Заклинаю тебя Богомъ, спаси меня! Онъ меня убьетъ, если застанетъ меня здѣсь въ заперти съ тобою!

   Мар³я, освободившись изъ его рукъ и не слыша, отъ сильнаго волнен³я, словъ его, бросилась къ дверямъ и хотѣла отпирать ихъ, но онъ схватилъ ее.

   "Не ходи, заклинаю тебя всѣмъ, что есть святаго: не ходи?"

   - Пустите меня!

   "Нельзя, клянусь Всемогущимъ, нельзя! Тебѣ еще неизвѣстно, что значатъ ревность! Онъ убьетъ меня, непремѣнно убьетъ!"

   - Я не понимаю васъ!

   "Я знаю, что не понимаешь; но я не имѣю времени теперь тебѣ объяснить причины моей просьбы. Спрячься, хоть въ эту кладовую; спрячься, умоляю тебя, если не хочешь принять крови моей за свою душу!"

   Въ с³и минуты кто-то взялся за дверный замокъ. Начальникъ произнесъ только: "погибъ!" и съ видомъ ужаса и мольбы сдѣлалъ Мар³и знакъ руками идти въ казенку, о которой уже мы говорили выше. Мар³я, не понимая сама, что дѣлаетъ, но повинуясь единственно влечен³ю своего чувствительнаго, добраго сердца, взошла туда, а начальникъ заперъ за нею дверь замкомъ, и мгновенно сбросивъ съ себя притворный страхъ и трехнувъ головою съ мошенническою миною, сказалъ про себя: "А, проклятая упрямица! попалась въ западню. Теперь будемъ ловить другаго тетерева!" Послѣ сего, также съ непостижимымъ искусствомъ, принявъ на себя еще новую физ³оном³ю, смиренную и печальную, онъ отворилъ дверь мичману.

   "Пожалуйте, Викторъ Ивановичъ! - говорилъ хамелеонъ сему послѣднему. - Я призвалъ васъ - продолжалъ онъ, садясь на капапе и показывая также мѣсто мичману - чтобы раздѣлить съ вами мое горе...."

   "Благодарю васъ за довѣренность - сухо отвѣчалъ мичманъ. - Едва ли я буду способенъ доставить вамъ утѣшен³е."

   - А напротивъ - возразилъ начальникъ, не перемѣняя роли - вы одни только и можете это сдѣлать.

   "Если такъ, то я очень радъ служить вамъ; но въ чемъ, смѣю спросить, заключается ваше несчаст³е?"

   - Выслушайте меня!... Недавно пр³ѣхалъ сюда одинъ молодой человѣкъ....

   При семъ словѣ мичманъ взглянулъ на начальника съ видомъ изумлен³я и увеличилъ вниман³е.

   "Этотъ человѣкъ - продолжалъ начальникъ - съ самаго перваго взгляда понравился мнѣ такъ, что я полюбилъ его какъ роднаго сына... Да, Викторъ Ивановичъ! какъ роднаго сына: ибо онъ возобновилъ въ моей памяти ту невозвратную потерю, какою угодно было Провидѣн³ю меня наказать и которой, я вспомнить не могу безъ слезъ...."

   Говоря с³е, начальникъ дѣйствительно показалъ видъ величайшей горести и горько заплакалъ. Слезами его мичманъ былъ приведенъ въ совершенное недоумѣн³е, не могши разгадать было ли это одно притворство или истинное чувствован³е, и по довѣренности своей, свойственной всѣмъ добрымъ людямъ, склонялся болѣе къ послѣднему заключен³ю. Между тѣмъ комед³я продолжалась.

   "Ахъ, Викторъ Ивановичъ! - говорилъ начальникъ, утирая слезы - вы не знаете моей горести; но теперь разсказывать объ этомъ не время. Въ эту минуту у меня есть на сердцѣ ближайшая скорбь.... Такъ я уже сказалъ вамъ, что я полюбилъ этого молодаго человѣка, о которомъ началъ говорить, какъ роднаго сына.... Онъ и стоитъ того: онъ уменъ, благороденъ, прямодушенъ...."

   - Но кто же это таковъ? - спросилъ нетерпѣливо мичманъ. - Мнѣ кажется, я никого не вижу въ Петропавловскѣ пр³ѣзжаго....

   "Дослушайте меня, и вы все узнаете. Я принялъ его въ своемъ домѣ, старался оказать ему всякую учтивость, всякое одолжен³е. Скажите же теперь: чѣмъ слѣдовало бы ему заплатить мнѣ, если не за одолжен³е, по крайней мѣрѣ за гостепр³имство?"

   - Безъ сомнѣн³я, благодарност³ю - отвѣчалъ нѣсколько смутивш³йся мичманъ, начиная догадываться о комъ шло дѣло.

   "Такъ судите же сами себя!" - сказалъ начальникъ, принявъ торжественный видъ, и подавая мичману его бумагу."

   - Слѣдовательно, вы знаете уже все! - съ твердост³ю отвѣчалъ мичманъ, вставъ на ноги! - Я не запираюсь отъ васъ: точно это писалъ я, но вы виноваты сами! Голосъ народа и собственная моя опасность меня вынудила.

   "Голосъ народа, говорите вы! - воскликнулъ начальникъ. - Ха, ха, ха! Голосъ народа! т. е. толпа ябедниковъ, которые смотрятъ на всякаго начальника, какъ на своего врага, которые стараются чернить всѣ его поступки, и которые не были бы довольны ни даже ангеломъ, если бы онъ сошелъ управлять Камчаткою!"

   - Но развѣ не правда, что вы приняли доносъ на меня, и послали уже производить слѣдств³е?

   "Правда! - отвѣчалъ начальникъ съ важност³ю. - Но развѣ я могъ уничтожить его? Я знаю, что онъ есть не что иное, какъ клевета, но тѣмъ не менѣе я долженъ былъ повѣрить его, даже хотя и для того только, чтобы строже наказать ябедника."

   - Но позвольте же васъ спроситъ: кто вамъ далъ право перехватывать бумаги?

   "Молодрй человѣкъ! ты судишь обо мнѣ по тѣмъ ложнымъ толкамъ, какими стараются занять всякаго пр³ѣзжаго сюда мои враги - мои личные враги и враги всякаго порядка и устройства; но не по нимъ должно судить меня. Узнай же, что за зло, какое причиняютъ мнѣ люди, я всегда готовъ платять имъ добромъ. Я давно хотѣлъ тебя предупредить: тебя обманываютъ?"

   - Кто и какъ?

   "Одна моя искренняя привязанность къ тебѣ - да, не удивляйтесь этому! - одна моя, можетъ быть безразсудная привязанность къ тебѣ, Викторъ Ивановичъ, заставляетъ меня сказать тебѣ так³я вещи, о которыхъ другому говорить я никогда бы не рѣшился."

   - Сдѣлайте милость, пощадите мое нетерпѣн³е!

   "Вы хотите соединить вашу судьбу съ внучкой протопопа; но узнали ли вы прежде ее хорошенько? И когда было узнать ее вамъ?"

   - Я люблю ее, люблю пламенно, и этого для меня довольно! - отвѣчалъ мичманъ съ жаромъ и съ примѣтнымъ неудовольств³емъ.

   "Это доказательство, конечно, самое лучшее для юнаго сердца - сказалъ начальникъ съ ироническою улыбкою; - но увѣрены ли вы въ томъ, что и она такъ же васъ любитъ?"

   - Если ангелы могутъ обманывать....

   "Ангелы! - прервалъ начальникъ, горько улыбнувшись. - Не ищите ихъ на землѣ: они исполнены одними духами злобы!"

   - Что же вы хотите сказать мнѣ?

   "То, что заставляетъ сказать тебѣ, молодой, довѣрчивый человѣкъ, твоя честь, твое счаст³е, благо цѣлой твоей жизни и, наконецъ, тотъ высокой законъ, который повелѣваетъ дѣлать добро врагамъ...."

   - Боже мой! что все это значитъ?

   "Узнай же истину, для тебя непр³ятную, но благословляй Бога, что ты узнаёшь ее еще благовременно...."

   Послѣдующ³я слова были произнесены шопотомъ.

   - Какъ! - вскричалъ мичманъ - что за клевета на существо, которое не сдѣлало вамъ ни малѣйшаго зла?

   Въ продолжен³е сего разговора Мар³я хотя нѣсколько разъ готова была прервать рѣчь начальника, но страшась сдѣлать уб³йцею своего Виктора, не знала сама на что ей рѣшиться. Колеблясь въ семъ недоумѣн³и, она затрепетала, услышавъ слова, произнесенныя имъ. Холодный потъ выступилъ на лицѣ ея. Присѣвъ на стоящ³й въ кладовой сундукъ, она ослабѣла отъ горести и отчаян³я, и съ величайшимъ внутреннимъ страдан³емъ произнесла едва слышнымъ голосомъ: "Царь Небесный! онъ меня губитъ!" Этотъ легкой шопотъ, незамѣченный мичманомъ, не скрылся однако жъ отъ внимательнаго злодѣя, и опасаясь, дабы Мар³я какимъ-нибудь смѣлымъ поступкомъ не разрушила вдругъ его козни, онъ поспѣшилъ окончить разговоръ.

   "Вы не вѣрите? Такъ знайте же, что эта дѣвушка величайшая лицемѣрка, что она, питая какую-то странную страсть.... (Признаюсь, мнѣ стыдно и говорить объ этомъ).... страсть ко мнѣ...."

   - Къ вамъ? Вы издѣваетесь надо мной, какъ надъ ребенкомъ....

   "Выслушай и поступай какъ хочешь! Страсть ко мнѣ, повторяю вамъ - и я долженъ былъ призывать на помощь все благоразум³е, чтобы укрощать ея порывы, искусно прикрываемые видомъ притворной невинности и простосердеч³я...."

   - Не говорите болѣе! Клянусь Богомъ, вы будете раскаяваться....

   "Выслушай, несчаетный! Сегодня она принесла ко (мнѣ этотъ доносъ, который успѣла украсть у Караулихи; и услышавши что ты идешь, скрлаась вотъ сюда.... Смотри самъ, если можешь!"

   Говоря с³е, онъ отперъ дверь въ кладовую.

   "Не вѣрь ему! - воскликнула Мар³я, падая безъ чувствъ въ дверяхъ. - Не вѣрь ему, Викторъ!"

   - Измѣнница! - вскричалъ мичманъ внѣ себя отъ бѣшенства, выхвативъ саблю.

   Что ты дѣлаешь? - сказалъ начальникъ, схвативъ его за руку.

   - Пустите меня!

   "Она спасла тебѣ жизнь, а ты...."

   - Жизнь! Но что мнѣ въ жизни теперь - воскликнулъ мичманъ съ величайшимъ отчаян³емъ,- когда однимъ разомъ она отняла у меня все?

   "Но не смотря на то, вы обязаны ей, и сверхъ того я не позволю вамъ....

   - Хорошо! Я оставляю ей жизнь: она достойна этой муки.

   "Викторъ! Викторъ!" - произнесла Мар³я умирающимъ голосомъ; но мичманъ, не слушая ее, бросилъ саблю и вышелъ поспѣшно изъ комнаты.

   Слова снова замерли на устахъ несчастной страдалицы и глубокой обморокъ объялъ ея чувства. Начальникъ, призвавъ людей, велѣлъ подать ей помощь, и когда ее вынесли отъ него и когда онъ заперъ за всю дверь, то служители слышали, что въ комнатѣ его раздался дикой, дьявольской хохотъ.

  

   Наступилъ мартъ. Дни становились длиннѣе. Небо не застилалось болѣе туманами, и солнце весело катилось по чистой лазури. Въ полдень начиналъ таять снѣгъ, и по скользкому насту {Настомъ называется тонкой ледъ, образовывающ³йся надъ снѣгомъ, во время таян³я.}, во времени ясныхъ и холодныхъ утренниковъ. Камчадалы и русск³е промышленники расходились изъ Петропавловска на промыселъ. Казалось, весна была уже близка; но негостепр³имная камчатская природа всегда долго споритъ съ этою прекрасною, прелестною гостьею изъ странъ южныхъ. До самаго ³юня продолжается одна и таже мартовская погода, и уже въ началѣ только сего мѣсяца начинаютъ распускаться деревья.

   Но есть мѣста въ Камчаткѣ, гдѣ и посреди повсемѣстной зимы изумленный взоръ встрѣчаетъ какъ бы острова, еще не покоренные ея владычеству. С³и странныя мѣста находятся близъ горячихъ водъ, коими Камчатка, с³я вулканическая страна, можно сказать, изобилуетъ. Земля около сихъ водъ, разогрѣваемая внутреннимъ огнемъ, сохраняя теплоту среди глубочайшей зимы, не терпитъ на себѣ печальнаго снѣжнаго покрова, и самая атмосфера сихъ мѣстъ, наполняемая теплыми парами, во время сильнѣйшихъ морозовъ сохраняетъ качество, если не лѣта, по крайней мѣрѣ умѣренной осени. Особенно замѣчательно с³е необыкновенное явлен³е на водахъ, протекающихъ не въ дальнемъ разстоян³и отъ Большой рѣки, близъ рѣчки Шемеча. Въ мартѣ мѣсяцѣ, когда окрестныя долины и горы, покрытыя глубокимъ снѣгомъ, представляютъ еще картину суровой зимы, на берегу сихъ водъ, составляющихъ большой ручей, впадающ³й въ Восточный океанъ, зеленѣется трава и даже разцвѣтаютъ цвѣты: это, какъ будто родъ какой-то временной квартиры, на которой останавливается въ Камчаткѣ добрая весна, до окончан³я своей борьбы съ угрюмою тамошнею природою.

   Близъ сихъ водъ нѣкогда стоялъ небольшой, но опрятной домикъ, выстроенный для житья начальницы, всякую весну пр³ѣзжавшей сюда пользоваться водами, и особенно въ мартѣ мѣсяцѣ, когда прелестная картина зелени услаждаетъ взоръ, утомленный продолжительною зимою. Такимъ образомъ она посѣтила с³и воды въ семъ мѣсяцѣ, по получен³и небольшаго облегчен³я отъ болѣзни, упомянутой нами въ предъидущей главѣ.

   Мужъ ея, прощаясь съ всю, оказалъ при семъ случаѣ знаки необыкновенной къ ней привязанности; даже на глазахъ его, говорятъ, видны были слѣды слезъ. Предоставляемъ психологамъ объяснить загадку: что значили с³и слезы? Слѣдств³е ли величайшаго притворства, или чудное дѣйств³е пробуждавшейся на мгновен³е совѣсти, не могшей, однако жъ, побѣдитъ закоренѣлой власти страстей? Можетъ быть, слезы с³и текли по тому же неизъяснимому побужден³ю, по которому, напримѣръ, Грозный ²оаннъ Васильевичъ разсылалъ по монастырямъ синодики о поминовен³и уб³енныхъ имъ людей. Мног³я явлен³я души человѣческой останутся на всегда тайною для самой ее!

   Не принимаясь за тщетный трудъ объяснить с³е неизъяснимое явлен³е, мы опишемъ только исторически разговоръ начальника съ его женою, бывш³й дня за два до ея отъѣзда. По обыкновен³ю своему, онъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ, когда она вошла къ нему въ кабинетъ. На столѣ его лежала огромная Библ³я, а на конторкѣ, единственной въ тогдашнее время во всей Камчаткѣ мебели краснаго дерева, завезенной Лаперузомъ, стояло распят³е. Все въ этомъ кабинетѣ дышало благочест³емъ, кромѣ вѣроломной души хозяина. При входѣ жены, женщины еще среднихъ лѣтъ, и хотя изнуренной болѣзн³ю, но сохранившей благородство и привлекательность въ чертахъ лица и въ пр³емахъ, начальникъ положилъ перо и старался весело улыбнуться. Кстати замѣтимъ, что ни въ чемъ болѣе изъ тѣлодвижен³й не обнаруживается душа, какъ въ улыбкѣ: есть улыбки истинно-ангельск³я, улыбки, въ которыхъ вполнѣ высказываются души чистыя и свѣтлыя; но есть и улыбки дьявольск³я, судорожное движен³е души, исполненной злобы и коварства, но старающейся принять на себя видъ доброты и чистосердеч³я. Такова была улыбка и Антона Григорьевича, который, по странному владычеству добродѣтели надъ порокомъ, всегда сохранялъ къ женѣ своей невольное уважен³е.

   "Ну что, моя милая' - спросилъ онъ ее, стараясь придать своему голосу самый ласковый тонъ - какъ ты сладила съ этими чудаками, Машею и ея женихомъ?"

   - Тутъ, другъ мой - отвѣчала начальница съ видомъ печальнымъ - есть для меня непонятная тайна. Но тотъ, ни другой не открываютъ мнѣ причины ихъ раздора. Маша, сколько я ни старалась ее уговаривать во всемъ мнѣ открыться, только рыдаетъ и проситъ меня: "Ради Бога не спрашивайте меня; оставьте меня моей судьбѣ!"

   "Странное дѣло! замѣтилъ начальникъ, качая головою и моргая глазами. - Ну, а что женихъ ея?"

   - И онъ также не сказываетъ мнѣ ничего. Между тѣмъ ужасная горесть видна на лицахъ обоихъ, и я даже боюсь, особенно за Машу, чтобы она не слегла....

   "Эхъ, матушка! не бойся: не сляжетъ! Это только минутный какой-нибудь капризъ, и всего вѣрнѣе, что когда ты возьмешь ихъ съ собою, то и ссорѣ конецъ!"

   - Ахъ, если бы это въ самомъ дѣлѣ было такъ! Но я даже не знаю: удастся ли мнѣ уговорить Виктора Ивановича ѣхать со мною? Мучен³е, какое, примѣтно, всегда онъ чувствуетъ при встрѣчѣ съ Машенькою....

   "Ничего! надобно только постараться, а то такъ не уговорить! Онъ же такъ, кажется, уважаетъ тебя."

   - Это правда! И признаюсь тебѣ, другъ мой, и мое сердце, сама не знаю почему, такъ лежитъ къ этому молодому человѣку....

   "Ха, ха, ха! - засмѣялся начальникъ, стараясь обратить слова жены въ неблагопристойную шутку. - Дѣло самое естественное, что женщинѣ нравится молодой...."

   - Другъ мой! - сказала начальница съ видовъ кроткаго негодован³я - теперь не время шутить такъ. Мы теперь подобны путешественникамъ, которые, встрѣтясь случайно на перекресткѣ, идутъ въ разныя стороны и, можетъ быть, уже вѣчно не сойдутся....

   "Съ чего так³я печальныя мысли, матушка?"

   - Съ чего бы онѣ ни взялись въ головѣ моей, но посвятимъ остальныя минуты дѣлу, а не шуткѣ. Ты перебилъ мою рѣчь: я хотѣла сказать, что въ этомъ молодомъ человѣкѣ я какъ будто вижу моего Павла....

   "Эхъ, матушка! ты все не отстаешь отъ мечты...."

   - Пусть будетъ эта самая вздорная мечта, но я нарочно пришла просить тебя: если не будетъ меня на свѣтѣ, то будь покровителемъ этого юноши!

   "Я всегда готовъ ему покровительствовать; но...."

   - Ахъ, другъ мой! я знаю все, я знаю болѣе, нежели ты думаешь: страшная бѣда готовится для этого бѣднаго молодаго человѣка; но ради Бога, другъ мой!...

   "Чего ты хочешь отъ меня?"

   - Я хочу, чтобъ ты не губилъ его. Къ несчаст³ю нашему, Камчатка уже наполнена людьми, которые ненавидятъ насъ, какъ своихъ утѣснителей; для чего ты еще хочешь умножать число своихъ жертвъ и враговъ?

   "Странная женщина! - вскричалъ начальникъ, пламенѣя отъ гнѣва, но стараясь удержать его стремлен³е - ты говоришь, Богъ знаетъ что! Я ищу правосуд³я, справедливости, казни виновныхъ, а она говоритъ объ утѣснен³и, о жертвахъ! Боже мой! справедливо сказано: и враги человѣку домашн³я его!"

   - Нѣтъ, другъ мой! - сказала жена его съ величайшею кротост³ю, залившись слезами - я не врагъ твой! я тебѣ говорю правду, которой, разставшись со мною, ты болѣе не услышишь. Вспомни, что и нашъ сынъ, быть можетъ, такъ же, какъ и этотъ юноша, гдѣ-нибудь теперь живетъ одинъ, безъ друга и безъ покровителя, можетъ быть, и онъ такъ же нуждается въ помощи, безъ которой погибнетъ..."Ахъ, я тебя просила за многихъ - ты не слушалъ меня; но теперь я со слезами умоляю тебя! Это, быть можетъ, уже послѣдняя моя просьба!

   "Ты такъ говоришь - сказалъ начальникъ, показывая видъ, что онъ весьма тронутъ - что не только меня, но и камень могла бы разжалобить. Признаюсь тебѣ, я не люблю послаблять строгости правосуд³я; но такъ я быть: для тебя только, для тебя одной я приму всѣ мѣры, чтобы спасти этого шалуна. Ты употребила слишкомъ сильное средство, напомнивъ мнѣ о сынѣ.... Охъ!"

   Этотъ вздохъ вырвался изъ груди лицемѣра, можетъ быть, и безъ малѣйшаго притворства: ибо природа и въ самыхъ ожесточенныхъ сердцахъ вступаетъ иногда въ права свои. Но это бываетъ только мгновенныя, такъ сказать возмущен³я, постоянной струпъ порока, которая послѣ того опять приходитъ скоро въ прежнее течен³е. Такъ случилось и здѣсь. Вздохъ, произнесенный начальникомъ, хотя былъ, вѣроятно, и самый непритворный, но между тѣмъ послужилъ прекраснымъ переходомъ къ величайшему притворству. Сохраняя печальную мину, начальникъ сказалъ: "да, душенька! мы, кажется, уже потеряли его завсегда!"

   - Нѣтъ; я все-таки еще надѣюсь на Бога.

   "Да, моя милая! надѣйся: это всего лучше! Но, кажется, здѣсь намъ уже не увидѣть его!- Сторона отдаленная, малолюдная: какой случай можетъ завести его сюда?"

   - Ахъ, не говори объ этомъ! Мнѣ ужасно и подумать, что глаза мои не увидятъ его болѣе!

   "Конечно, и мнѣ тоже страшно это помыслить; но какъ ни говори, а это такъ! Поэтому-то я хотѣлъ тебѣ давно сказать..."

   - Что такое?

   "Да вотъ что! Ты возишь вездѣ съ собой назначенные для него билеты: боюсь я: неравенъ случай, такъ, пожалуй, мошенники оберутъ, да о слѣда не найдешь!"

   - Но вѣдь ты знаешь, что я дала обѣщан³е покойному своему отцу сохранить эту сумму для его внука....

   "Странно мнѣ, матушка, что ты до сихъ поръ не увѣрилась во мнѣ: уже ли я истрачу ихъ?"

   - Нѣтъ; я не думаю этого; но онъ приказалъ мнѣ беречь ихъ, какъ зѣницу ока, и я дала слово.

   "Но подумай сама: храни Боже, если что случится безъ меня (вѣдь, мы всѣ подъ Богомъ ходимъ!); такъ значитъ ли это, что ты выполнишь слово отца?"

   - Ты говоришь правду; но дай же мнѣ обѣщан³е, что ты будешь хранить столь же тщательно, какъ я, покуда....

   "Вотъ тебѣ порука!" (Начальникъ указалъ на распят³е.)

   - Хорошо, другъ мой, возьми ихъ: вотъ они! и когда ты будешь отдавать ихъ моему милому Павлу, то скажи ему, что я всегда носила ихъ на груди своей, какъ самое священное сокровище, потому что съ ними было соединено его имя; скажи ему, что мать его ждала свидан³я съ нимъ, какъ единственнаго блага, и что если жалѣла о жизни, закрывая глаза на-вѣкъ, то, потому только, что ждала, и не дождалась его...

   Она не могла болѣе говорить, и горько зарыдала.

   "Успокойся, другъ мой, успокойся! - говорилъ мужъ ея, казалось, съ непритворнымъ участ³емъ. - Оставимъ этотъ разговоръ, поговоримъ лучше о другомъ... Ну какъ ты, кого рѣшилась взять съ собою для прислуги?"

   - Ту женщину, которую рекомендовалъ мнѣ Викторъ Ивановичъ....

   "Не совѣтывалъ бы я тебѣ - говорилъ начальникъ, у котораго опять порочныя мысли взяли свое направлен³е - не совѣтывалъ бы: эта женщина такъ мнѣ не нравится! У ней такая наружность...."

   - Да, наружность ея, признаюсь, и мнѣ не нравится; но я рѣшилась побѣдить это ложное отвращен³е: я думаю только о томъ, что она, если не взять ее, должна помереть съ голоду...

   "Это-то правда! Конечно, ты дѣлаешь дѣло христ³анское: помогать другому всего лучше на свѣтѣ; но..."

   - Нѣтъ; ужъ я рѣшилась....

   "Ну я не препятствую тебѣ; слѣдуй влечен³ю твоего добраго сердца: оно тебя не обманетъ! Да я совѣтывалъ бы тебѣ еще взять Алексѣя: онъ почти необходимъ для тебя, по твоему состоян³ю..."

   Начальница согласилась на это предложен³е, и наконецъ вышла изъ комнаты, а мужъ ея, положивши билеты въ конторку, съ плутовскою усмѣшкою сказалъ про себя: "Ну Алёшка, работай, какъ умѣешь! Билетцы теперь у меня, а ты напрасно будешь грызть на нихъ зубы!"

  

  

   Предсказан³е Антона Григорьевича не сбылось: сколько ни старалась начальница, по пр³ѣздѣ на воды, примирить нашихъ любовниковъ, доброе желан³е ея не имѣло успѣха. Мичманъ показывалъ къ Мар³и, по крайней мѣрѣ по наружности, величайшую холодность и даже презрѣн³е. Мар³я чувствовала страдан³е, неизъяснимое ни какими словами, рѣдко осушала глаза и между тѣмъ не оправдывалась ни однимъ словомъ. Положен³е ихъ было для начальницы самое таинственное, самое мучительное для ея добраго сердца. Она даже была готова иногда сердиться на нихъ, не подозрѣвая, что только одно искреннее сожалѣн³е и глубокое уважен³е къ ней налагало на нихъ молчан³е. Бывали случаи, что Мар³я, убѣждаемая ею то съ ласкою, то съ гнѣвомъ, рѣшалась-было, наконецъ, раскрыть пагубную тайну; но, потомъ представивъ себѣ, что она своимъ признан³емъ можетъ убить и безъ того слабое здоровье своей благодѣтельницы, вдругъ одумывалась и снова опредѣляла себя на страдан³е. Въ такомъ положен³и прошло около двухъ недѣль со времени пр³ѣзда ихъ на воды.

   Между тѣмъ, по самой необходимости, мичманъ и Мар³я были почти безпрестанно вмѣстѣ, сходясь у начальницы. Въ одинъ вечеръ всѣ они трое, сидя подлѣ окна, безмолвно смотрѣла за странную, почти волшебную картину, раскинутую предъ ихъ глазами. На ближнемъ планѣ ландшафта извивалась чудная рѣчка, со своими цвѣтущими берегами; далѣе разстилался безжизненный пологъ снѣга; потомъ возставали дик³я скалы, раздѣленныя пропастями и, наконецъ, взоръ утопалъ въ безпредѣльности моря, глухо стонавшаго въ отдаленности. И вся эта картина была подернута меланхолическимъ свѣтомъ сумерокъ, сквозь котораго начинали проглядывать звѣзды.

   "Вотъ изображен³е нашей жизни! - сказала наконецъ начальница, тяжело вздохнувши.- Эти цвѣтущ³е берега есть малой удѣлъ радости, достающ³йся намъ въ жизни, а потомъ пойдутъ препятств³я, затруднен³я, опасности, бѣдств³я, а все оканчивается вѣчност³ю, въ которой свѣтитъ намъ одна звѣзда вѣры я надежды."

   - Вы прекрасно объяснили - сказалъ Викторъ - аллегорическ³й смыслъ этого ландшафта; но жизнь не всегда бываетъ ему подобна: бываютъ несчастные, которые не встрѣчаютъ въ жизни и этой краткой дорожки, устланной зеленью.

   "Нѣтъ! - возразила начальница - чтобы человѣкъ никогда не встрѣчалъ пути пр³ятнаго и цвѣтущаго: это почти не возможно, если только самъ онъ не собьется съ него, по слѣдамъ ложнаго опасен³я, подозрѣн³я и особенно по слѣдамъ страстей и порока."

   - Боже мой! - сказалъ мичманъ, бросивъ мгновенный взглядъ на Мар³ю - какъ страсти рано одолѣваютъ сердце, и какъ порокъ искусно прикрывается иногда видомъ невинности!

   При сихъ словахъ судорожный трепетъ пробѣжалъ по членамъ Мар³и.

   "Викторъ Ивановичъ! - произнесла рѣшительнымъ тономъ начальница, примѣтившая безпокойство Мар³и - я не знаю, къ чему клонятся ваши слова; но если догадка моя справедлива, то я скажу вамъ рѣшительно: вы заблуждаетесь. Я сама воспитала этого ангела (она взяла руку сидѣвшей подлѣ нея Мар³и), и ручаюсь за него моею жизн³ю!"

   Слезы полились ручьями изъ глазъ Мар³и. Она бросилась въ объят³я начальницы и, рыдая, твердила: "Вы не ошиблись во мнѣ: я точно невинна!"

   Трудно описать, что чувствовалъ въ эту минуту мичманъ. Страшная буря подозрѣн³й кипѣла въ его душѣ; но она не могла потушить неугасаемаго пламени первой любви, который потухаетъ иногда только съ жизн³ю. Сей волшебный пламень, притаивающ³йся до времени, готовъ всегда вспыхнуть съ новою силою при первомъ благопр³ятномъ вѣтрѣ. Такимъ образомъ, мичманъ, тронутый слезами Мар³и, едва не увлекся слѣпымъ движен³емъ своего сердца, и чуть не бросился въ ея объят³я, забывая на мгновен³е все прошедшее; но прошла минута восторга - и снова суровый разсудокъ обдалъ его своимъ хладомъ. Представьте себѣ вулканъ, у котораго на поверхности видны льдистыя лавины, а внутри клокочутъ раскаленныя рѣки: вотъ вѣрное изображен³е нашего страдальца въ с³ю минуту!

   - Викторъ Ивановичъ! - повторила начальница, сжимая Мар³ю въ своихъ объят³яхъ,- удивляюсь, что вы еще можете сомнѣваться въ невинности этого чистаго существа!

   "Ахъ! сударыня! - воскликнулъ мичманъ, выведенный словами начальницы изъ состоян³я забвен³я, въ которое, наконецъ, погрузилась его душа, оглушенная бурною толпою разнородныхъ мыслей и чувствован³й - я пожертвовалъ бы всею жизн³ю моею,если бы можно-было...."

   - Да, если сердце ваше - перебила съ жаромъ начальн