Калашников Иван Тимофеевич - Камчадалка

y">   "Э! такъ ты такова! Но нѣтъ голубушка ты не отдѣлаешься отъ меня; ты моя!"

   - Отойди, злодѣй! - вскричала Мар³я, принимаясь за ножъ.

   "Вздоръ! Ты должна быть моею!"

   Мар³я, отскочивъ на нѣсколько шаговъ отъ губителя, выдернула изъ рукава ножъ, и занеся его себѣ на грудь, сказала ему съ величайшею твердост³ю: "Если ты сдѣлаешь еще одинъ шагъ ко мнѣ, меня не будетъ!"

   - Ты рѣшаешься на самоуб³йство?

   "Рѣшаюсь!"

   - И не боишься вѣчной муки?

   "Ты будешь отвѣчать за меня!"

   - Но подумай, что если ты сдѣлаешься моею женою, то будешь пользоваться чест³ю, богатствомъ, довольствомъ; все мое будетъ принадлежать тебѣ; я раскрою предъ тобою всѣ мои сокровища, и каждое твое слово...

   "Замолчи обольститель! Я ненавижу тебя, и презираю твои богатства!"

   - Испытан³е кончилось! - сказалъ начальникъ, вдругъ принявъ на себя радостный и довольный видъ, и сѣвъ на скамью.- Милая дочь моя! ты выросла подъ моимъ кровомъ, и ты могла подумать, что я въ самомъ дѣлѣ стану губить тебя, разлучая съ избраннымъ тобою женихомъ! Нѣтъ, ты еще не знаешь меня, не знаешь, сколько я забочусь о твоемъ счаст³и. Все, что ни случилось съ тобою, было сдѣлано по желан³ю самого твоего жениха. Онъ хотѣлъ испытать твою къ нему любовь, твое постоянство, твою добродѣтель - и ты прекрасно выдержала это испытан³е!

   "Напрасно ты думаешь обмануть меня этою ложью: я знаю тебя уже хорошо!"

   - Но если ты не вѣришь мнѣ: то повѣришь твоему жениху, который....

   "Который, по твоему приказан³ю сидитъ въ тюрьмѣ и въ цѣпяхъ!"

   - Нѣтъ!... который свободенъ, а теперь же будетъ у ногъ твоихъ.

   Начальникъ отворилъ дверь въ сѣни, и сказалъ громко: "Викторъ Ивановичъ! идите, спѣшите въ объят³я вашей...." Когда онъ говорилъ с³е, Мар³я стояла въ недоумѣн³и. Злодѣй примѣтивъ с³е, не докончилъ рѣчи, быстро обернулся къ ней, выхватилъ у ней изъ рукъ ножъ, отбросилъ его въ сторну, и схвативъ Мар³ю въ объят³я, вскричалъ съ неистовою радост³ю: "Теперь ты моя!"

   Мар³я издала ужасный вопль. "Боже! защити меня!" - вскричала она отчаяннымъ голосомъ, употребляя слабыя и тщетныя усил³я.

   - Нѣтъ! - сказалъ злодѣй съ бѣшенымъ смѣхомъ. - Теперь ни какая сила не вырветъ тебя изъ моихъ рукъ! Ты моя!

   "Злодѣй! - вскричалъ вбѣжавш³й въ горницу въ ярости и бѣшенствѣ мичманъ. - Полно ругаться надъ невинност³ю!" Онъ мощно ухватилъ начальника за волосы, бросилъ его на полъ, и занесъ надъ главою его саблю.

   - Викторъ, Викторъ! - вскричала Мар³я забывшая, въ с³ю минуту ужаснаго смущен³я, всѣ злодѣйства начальника, всѣ оскорблен³я, перенесенныя ею отъ своего жениха, всѣ непр³язненныя съ нимъ отношен³я, и увлекшаяся одною къ нему любов³ю.- Викторъ! что ты дѣлаешь? Ты губишь себя!

   "Ты не знаешь, Мар³я - отвѣчалъ мичманъ, оставаясь въ томъ же положен³и - всю злобу и гнусность этого душегубца! Онъ поселилъ вражду между вами; онъ оклеветалъ и очернилъ тебя предо мною; онъ хотѣлъ погубить тебя: самъ велѣлъ убить свою жену, и свое злодѣян³е свалилъ на тебя, дабы принудить тебя слѣдовать его гнуснымъ желан³ямъ; онъ...."

   - Все это извѣстно мнѣ, Викторъ; но я все прощаю ему, и умоляю тебя: и ты прости его!

   "Мнѣ простить его? Никогда! Нѣтъ; конецъ его насталъ! Умирай, злодѣй."

   - Остановись! Остановись! вскричала Мар³я, бросясь къ мичману и удержавъ его руку.

   "Для чего ты его удерживаешь? - сказалъ начальникъ съ обыкновеннымъ равнодуш³емъ.- Пусть онъ убьетъ своего отца!"

   - Нѣтъ, извергъ, ты самъ отказался отъ этого имени, и теперь меня не обманешь имъ!

   "Перестаньте, перестаньте, Викторъ Ивановичъ! - сказалъ поспѣшно вошедш³й въ с³ю минуту Ивашкинъ. - Что вы затѣяли? Господь съ вами! Ужели хотите сдѣлаться уб³йцею? Боже сохрани васъ! Онъ злодѣй, но что же и вы будете передъ закономъ, когда убьете его? И тогда навѣкъ вы прощайтесь со своимъ счаст³емъ!"

   - Этотъ извергъ уже похитилъ его у меня: я оскорбилъ ангела (мичманъ показалъ на Maр³ю), и все кончено!

   "Неужели ты думаешь, Викторъ, что я могу на тебя сердиться? Я и теперь люблю тебя, какъ и всегда!"

   - Какъ? ты и теперь все еще любишь меня?

   "Я никогда и не переставала тебя любить! Я видѣла, что ты въ заблужден³и, и объ одномъ просила Бога, чтобы ты узналъ мою невинность; потомъ же, если бы ты и забылъ меня, я все бы простила, и если бы умерла, то умерла бы о тебѣ молясь!"

   - О небесное существо! - воскликнулъ мичманъ, бросивъ саблю, и упавъ къ ногамъ Мар³я.

   Слезы потекли ручьемъ у него изъ глазъ.- Ангелъ-хранитель мой! какъ ты любишь меня, и какъ я, легковѣрный, не достоинъ твоей любви!

   Между тѣмъ освободивш³йся изъ рукъ мичмана злодѣй проворно вскочилъ на ноги и бросился къ двери; но Ивашкинъ остановилъ его.

   "Пустите меня! - кричалъ первый. - Что? Вы хотите меня убить? Вы бунтовщики, крамольники...."

   - Нѣтъ, Антонъ Григорьевичъ, мы не бунтовщики и не крамольники; но все-таки не можемъ васъ отпустить.

   "Вы бунтуете противъ власти, нарушаете законы...."

   - Это рѣшитъ высшее начальство, кто изъ васъ: мы или вы болѣе нарушаемъ законы; но теперь мы не имѣемъ времени съ вами состязаться. Вы должны остаться здѣсь, пока не придутъ васъ отсюда выручить. "Ребята! сказалъ! Ивашкинъ, обратившись къ казакамъ - посадите Антона Григорьевича въ этотъ чуланъ."

   - Какъ вы смѣете, разбойники? Я вашъ начальникъ!

   "Знаемъ - говорилъ Безшабашный - что Матушка Царица послала васъ сюда начальствовать, да вы-то, вишь, задумали другое, а повадился кувшинъ по воду ходить, такъ тутъ ему и голову положить."

   - Упрямиться нечего, Антонъ Григорьевичъ! - сказалъ съ твердост³ю Ивашкивъ. - Вы видите: здѣсь всѣ противъ васъ. Извольте войти въ чуланъ доброй волей: изъ уважен³я единственно къ вашему зван³ю мы не хотимъ употребить силы.

   "Хорошо, я пойду, но.... это будетъ вамъ всѣмъ дорого стоить!"

   Ивашкинъ молча заперъ за нимъ дверь, завернулъ замкомъ, и положивъ ключъ въ карманъ, сказалъ тихо любовникамъ, утопавшимъ между тѣмъ въ слезахъ радости и восторга: "Довольно, довольно! Пора идти! Время дорого! Пользуйтесь имъ, пока звѣрь взаперти!... Едва приведя въ чувство отца прото³ерея...."

   - Развѣ онъ боленъ? - спросила испугавшаяся Мар³я.

   "Былъ, но я помогъ ему. Все это вы узнаете послѣ..... Я уговорилъ его обвѣнчать васъ нынѣшнею же ночью, и онъ уже въ церкви. Спѣшите за мною!"

   - Но что съ нами будетъ потомъ? - спросилъ мичманъ.

   "Впереди Богъ! спѣшите!"

  

  

   Была темная ночь. Небо задернулось тучами, отъ времени до времени освѣщавшимися молн³ею. Слышался и громъ, но отдаленный, глухой, какъ большею част³ю бываетъ въ Камчаткѣ. Въ лѣсахъ бушевалъ вѣтеръ. Волны шумѣли на морѣ. Пользуясь мракомъ и шумомъ, молча пробиралась къ церкви торопливая толпа, изъ которой, при одномъ поворотѣ повидимому тайкомъ отъ прочихъ, отдѣлался человѣкъ, и ускользнулъ въ ворота. Дойдя до дверей церкви, толпа раздѣлилась надвое: большая часть пошла скорыми шагами къ лѣсу, остальные вошли въ церковь. Въ ней было и пусто и мрачно и безмолвно; только скрыпѣли ставни, потрясаемыя вѣтромъ; только одна свѣча горѣла передъ налоемъ, у котораго стоялъ старецъ, погруженный въ глубокую думу. Прекрасный юноша и прелестная дѣвушка бросились въ его объят³я. Старикъ прижалъ ихъ къ своей груди, и всѣ трое, не произнеся ни одного слова, вдругъ залились слезами. Есть чувствован³я, для которыхъ языкъ человѣческ³й и медлителенъ и излишенъ!

   Прошли первыя минуты свидан³я. Сердца нѣсколько успокоились. Старецъ возвелъ глаза къ небу, благословилъ дѣтей и началъ совершатъ обрядъ, при которомъ не было ни богатоубранныхъ и веселыхъ поѣзжанъ, ни шумной толпы любопытныхъ зрителей. Два только свидѣтеля присутствовали при вѣнчан³и: дряхлый восмидесятилѣтн³й трапезникъ, взглядывавш³й, какъ житель другаго свѣта, изъ темнаго угла, гдѣ стоялъ его прилавокъ, и печальный Ивашкинъ, склонивш³йся на свой посохъ, и, казалось, обдумывавш³й будущ³й жреб³й новобрачныхъ. Обрядъ кончился. Протопопъ еще разъ со слезами на глазахъ горячо обнялъ Виктора и Мар³ю, непрестававшихъ также заливаться слезами радости и горя; но потомъ, какъ бы исполнясь высшаго вдохновен³я, отеръ слезы и произнесъ съ важност³ю пророка: "Малодушные! о чемъ мы плачемъ? Тотъ, кому повинуются моря, предъ Кѣмъ трепещутъ горы, и небо свивается яко риза, развѣ не можетъ защитить насъ отъ нападен³я червя, буде восхощетъ? Идите, дѣти, куда вамъ назначитъ Господь! Спасайтесь отъ губителя!... Викторъ Ивановичъ! я тебѣ вручаю сокровище, котораго дороже я ничего не имѣлъ и не имѣю на сей землѣ: ты заступишь теперь для нея мѣсто отца и матери; береги ее, другъ мой: она достоина тебя!"

   - Ея спокойств³е есть мое спокойств³е - сказалъ съ жаромъ супругъ Мар³и; - ея жизнь есть жизнь моя! Никто не можетъ посягнуть на ея безопасность прежде, пока не погрязнетъ въ моей крови: вотъ обѣтъ мой предъ алтаремъ Того, Кто видитъ самую глубину моего сердца!

   "Да поможетъ тебѣ Господь во всѣхъ путяхъ твоихъ! - сказалъ протопопъ съ глубочайшимъ чувствомъ. - А ты, дочь моя, слѣдуя за твоимъ мужемъ...." *

   - О любезный дѣдушка! - вскричала Мар³я, задыхаясь отъ слезъ - я люблю Виктора; но не имѣю силъ и съ ваши разстаться!

   "Другъ мой! этого требуетъ Провидѣн³е - и мы должны покориться Его волѣ! Вамъ нельзя оставаться здѣсь ни одной минуты: злодѣи непремѣнно разлучитъ васъ и погубитъ обоихъ. Аркад³й Петровичъ будетъ вашимъ хранителемъ. Ему Камчатка знакома вдоль и поперегъ, и, съ Бож³ею помощ³ю, я надѣюсь, онъ успѣетъ скрыть васъ въ безопасномъ мѣстѣ, до времени...."

   - Думаю, что успѣю въ этомъ! - сказалъ Ивашкинъ, вышедш³й изъ задумчивости, при произнесен³и его имени. - Дорогою я разсказывалъ Виктору Ивановичу, куда я надѣюсь ихъ провести; но и то также сказалъ я, что впереди Богъ!

   "Да, отъ Него все зависитъ! И кто другой, какъ не Онъ, внушилъ вамъ ваше благое намѣрен³е?"

   - Дай Богъ только, чтобы оно исполнилось!

   "Нѣтъ, Аркад³й Петровичъ - сказалъ съ живост³ю мичманъ,- я не могу васъ взять въ свои проводники: предоставьте насъ нашей судьбѣ!"

   - Отъ чего вдругъ такая перемѣна въ вашихъ мысляхъ?

   "Если мы попадемся въ руки преслѣдователей, мы будемъ отвѣчать за свой побѣгъ; но вы по какой винѣ будете мучиться?"

   - Обо мнѣ не безпокоитесь: я давно пересталъ бояться человѣческой власти. Что со мной сдѣлаютъ? Будутъ терзать этотъ бѣдный трупъ? Пускай! Было время, когда я любилъ жизнь, а теперь мнѣ все равно! Скажу вамъ болѣе и скажу истинную правду: теперь смотрѣть мнѣ на страдан³я другихъ гораздо мучительнѣе, нежели на свое собственное. Если бы было иначе, кто меня притащилъ бы въ Петропавловскъ, когда я могъ бѣжать туда, куда воронъ костей не занашивалъ? Но я вспомнилъ Зуду и - воротился. Богу не угодно было, чтобы я помогъ моему старому другу; за то Онъ послалъ мнѣ другой случай; я полюбилъ васъ обоихъ всѣмъ сердцемъ - и готовъ для васъ на все. Пойдемте! Пора!

   "Подумайте!"

   - Все обдумано! Безъ меня вы не ступите шагу въ этой пустынѣ, а мнѣ она извѣстна, какъ моя ладонь. Пойдемте!

   "Но если вы дѣлаете благородное дѣло, спасая васъ, то развѣ съ нашей стороны должно пользоваться имъ къ вашему вреду?"

   - Эхъ, Викторъ Ивановичъ! въ этомъ разочтемся послѣ!

   "Въ самомъ дѣлѣ сказалъ протопопъ - не теряйте, дѣти, напрасно времени, Положитесь на Бога и идите! Благословляю васъ отъ всей души моей!... Полно плакать, Машенька: слезами не поможешь! Мужайтесь и крѣпитесь!... Ну, прощайте, прощайте! Богъ да благословитъ васъ!" Протопопъ взялъ свѣчу, и уговаривая Мар³ю, заливавшуюся горькими слезами, подошелъ съ новобрачными къ дверямъ; но едва онъ коснулся къ замку, какъ страшный ударъ въ нее съ наружной стороны раздался въ пустотѣ церкви. Всѣ бывш³е въ пей вздрогнули.

   - Кто тамъ ломится? - спросилъ протопопъ.

   "Отворяй!" - вскричалъ голосъ изъ-за двеpей?

   - Кому надобность въ ночное время быть въ церкви?

   "Отворяй; мы скажемъ что за надобность!"

   "Отпирай же, старый хрѣнъ - воскликнулъ начальникъ; - не то дверь велю вышибить!"

   - Звѣрь на свободѣ! - сказалъ тихонько Ивашкинъ.- Безъ сомнѣн³я, это мошенникъ Горбуновъ освободилъ его. Мнѣ казалось, будто кто-то ускочилъ въ ворота: такъ и есть!

   "Да, вѣрно онъ - подтвердилъ протопопъ;- онъ и трусъ, да и преданъ злодѣю. Но куда дѣвались проч³е казаки?"

   - Ушли куда глаза глядятъ, чтобы скрыться до пр³ѣзда ревизора.

   "Въ послѣдн³й разъ говорю - снова раздался голосъ начальника - отворяй, или дверь сейчасъ же вылетитъ вонъ!"

   - Вышибай, если имѣешь на это право!

   "Имѣю! Здѣсь скрываются преступники, бунтовщики, разбойники: выдай мнѣ ихъ, и я уйду въ ту же минуту!"

   - Здѣсь лѣтъ ни бунтовщиковъ, ни разбойниковъ.

   "Послушай, старикъ: если ты не выдашь ихъ добровольно и принудишь меня употребить силу, то и самъ будешь сидѣть въ тюрьмѣ вмѣстѣ съ ними!"

   - Дѣдушка, милый дѣдушка! - вскричала Мар³я - выпустите меня. Пусть злодѣй растерзаетъ меня, но я не допущу, чтобы выстрадали вмѣстѣ съ нами!

   "Нѣтъ, Мар³я! - прервалъ мичманъ - ты должна остаться. Я всему причиною; до меня вы были счастливы; я разрушилъ ваше счаст³е: я и долженъ страдать за с³е. Пустите меня!"

   - Нѣтъ, дѣти мои милые, не пущу васъ обоихъ: вы оба равно любезны мнѣ, и я скорѣе умру у этого порога, нежели позволю злодѣю надъ вами ругаться!

   "Что, калуеръ!- снова раздался за дверью звѣрской голосъ начальника - еще ли будешь говорить, что у тебя никого нѣтъ въ церкви!"

   - Есть; но это дѣти мои, а не разбойники, которыхъ ты ищешь!

   "Давно ли мичманъ сталъ твоимъ сыномъ?"

   - Съ той минуты, какъ онъ сталъ мужемъ моей внучки!

   "Бунтовщикъ! крамольникъ! - завопилъ съ ужасною ярост³ю начальникъ, услышавъ сей отвѣтъ - нѣтъ пощады ни тебѣ, ни твоимъ сообщникамъ! Ломайте дверь, стрѣляйте въ окна, рѣжьте, губите, жгите измѣнниковъ"!

   Желѣзная дверь тяжко застонала подъ ужасными ударами тирана, заглушая усиливш³еся удары грома; церковь дрожала и все здан³е, казалось, готово было разрушиться.

   "Стрѣляйте! Стрѣляйте!" - раздавались бѣшеные крики начальника.

   - Гасите свѣчу - вскричалъ Ивашкинъ - и спрячемся за печь!

   "Боже мой, Боже мой! что съ вами будетъ" - воскликнула Мар³я.

   - Что бы ни было - говорилъ мичманъ, выдернувъ саблю,- но я дорого продамъ имъ нашу свободу.

   "Теперь единая надежда намъ Богъ!" - сказалъ протопопъ.

   Едва осажденные успѣли спрятаться, какъ нѣсколько ставней съ шумомъ растворились, ружейныя дулы пробили слюду, и уставились сквозь желѣзныя рѣшетки. Потомъ послышался шорохъ взводимыхъ курковъ, раздалось страшное: пали - и мгновенное пламя, вылетѣвшее съ ужаснымъ трескомъ, освѣтило тму церкви, и пули засвистали по ней въ разныхъ направлен³яхъ. Пальба не утихала. Церковь совершенно наполнилась пороховымъ дымомъ, сквозь котораго безпрестанно вспыхивало въ окнахъ пламя выстрѣловъ, и загаралась молн³я. Трескъ усилившейся грозы, учащенные удары тарана, грохотъ ружей, свистъ и щолкан³е пуль, крикъ осаждающихъ и бѣшеный побудительный ревъ разъяреннаго злодѣя, сливаясь вмѣстѣ, изображали нападен³е не людей, но духовъ злобы, воздвигшихъ всѣ силы неба и земли на разрушен³е святаго мѣста.

   Въ это время протопопъ, не теряя надежды на Бога, читалъ молитву; Мар³я дрожала отъ страха, не столько за себя, какъ на драгоцѣнныхъ сердцу ея дѣда и супруга; Викторъ, съ неустрашимост³ю молодаго воина, ожидалъ мгновен³я, въ которое должно будетъ начать смертный бой съ злодѣями; одинъ Ивашкинъ, презирая давно жизн³ю, стоялъ съ величайшимъ хладнокров³емъ, и выискивалъ въ умѣ средства избавиться отъ бѣды не для себя, но для своихъ несчастливыхъ товарищей; наконецъ, какъ будто что-то вспомнивъ съ примѣтною радост³ю, онъ проворно кинулся изъ за-печи.

   - Куда ты (Богъ съ тобой!)? - сказалъ со страхомъ протопопъ, схвативъ его за полу. - Вѣдь тутъ и шага не ступишь, какъ тебя злодѣи застрѣлютъ!

   "Пустите, отецъ Петръ! Здѣсь ничего не выстоимъ: надо дѣйствовать!"

   - Если нужно дѣйствовать - прервалъ мичманъ - то скажите что дѣлать: я на все готовъ!

   "Не торопитесь: дойдетъ очередь и до васъ, а покамѣстъ теперь моя."

   - Но васъ убьютъ?

   "Все равно!"

   Говоря с³е, Ивашкивъ выдернулъ полу изъ рукъ протопопа и оставилъ своихъ товарищей въ страшномъ ожидан³и объ его участи. Отъ ужаса едва переводя дыхан³е, они прислушивались робко къ его шагамъ, и при каждомъ выстрелѣ, освѣщавшемъ церковь, слышали, казалось, что-то тяжелое, грянувшее на полъ, и говорили съ трепетомъ другъ другу: "Это упалъ онъ! Ужъ навѣрное онъ!"

   Между тѣмъ неустрашимый, но всегда осторожный. Ивашкинъ, пробираясь около стѣны, большею част³ю ползкомъ, добрался до прилавка, за коимъ притулился старый трапезникъ, брать памятнаго въ лѣтописяхъ Камчатки удальца Харчина, вмѣстѣ съ симъ послѣднимъ участвовавш³й въ главномъ камчадальскомъ бунтѣ {1731 года.}, и потомъ рѣшивш³йся загладить свои преступлен³я и временное отступничество повсежизненнымъ служен³емъ при церкви.

   - Кирилычъ! - сказалъ Ивашкинъ - сидя со сложенными руками, не искупимъ бѣды; пойдемъ!

   "Оставь меня, родимый! Мнѣ инаго дѣлать нечего, кромѣ какъ ждать смерти! Погибнетъ церковь, погибну и я вмѣстѣ съ нею: таковъ обѣтъ мой!"

   - Я тебѣ не помѣшаю сдержать твой обѣтъ; но скажи мнѣ только: не извѣстенъ ли тебѣ тотъ ходъ, который, говорятъ, прорыли казаки во время камчадальскихъ бунтовъ, чтобы доставать въ острожекъ воду, и изъ котораго выходъ потомъ былъ проведенъ сюда, чтобы держать его въ секретѣ?

   "Какъ не извѣстенъ, батюшка! Вѣдь я, окаянный, и провелъ имъ бунтовщиковъ. Вонъ, въ алтарѣ близъ сѣверныхъ дверей, какъ поднимешь вторую половицу.... Только врядъ ли не засыпался онъ землею! Времени, батюшка, прошло много, много! Вотъ ужъ какъ и я при церкви лѣтъ болѣе сорока будетъ!... Ахъ ты, Господи!... Экъ! они, окаянные въ двери-то ломятся: словно черти въ святое мѣсто!"

   Ивашкинъ, не дослушивая послѣднихъ словъ трапезника, проворно началъ пробираться съ тою же осторожност³ю къ своимъ товарищамъ.

   "Отецъ Петръ! я хочу провести вашихъ дѣтей потаеннымъ ходомъ."

   - Но какъ вы найдете его? И я слыхалъ что есть ходъ, но гдѣ его отыскать, не знаю.

   "Я все уже разспросилъ у Кирилыча!"

   - Да, ему это извѣстно должно быть лучше моего: онъ гораздо прежде меня при здѣшней церкви. Если найдете этотъ ходъ, то велика милость Бож³я! Подите же, дѣти мои милые! Подите скорѣе! Мѣшкать нечего! Другой помощи ждать не откуда!

   Между тѣмъ, какъ Мар³я снова начала колебаться, не имѣя силъ ни оставить дѣда, ни разлучиться съ мужемъ, вдругъ раздались столь страшные удары въ дверь, что петли, повидимому, не могли уже долѣе удерживаться на мѣстахъ.

   "Машенька! - вскричалъ протопопъ - теперь долго думать нечего: спасайтесь! Еще нѣсколько минутъ - и мы всѣ погибли!"

   - Пожаръ! пожаръ! - закричалъ въ то же время трепещущимъ голосомъ старый трапезникъ, бросясь изъ-за прилавка.- Пожаръ! Отецъ Петръ! не прикажете ли ударить въ набатъ? Пожаръ!

   "Слышишь, Машенька? Бѣги, пока есть время! Теперь я обязанъ забыть, что я дѣдъ вашъ, и долженъ поступать, какъ служитель церкви. Прощайте! Бей въ набатъ!"

   Между тѣмъ огонь затлѣвш³йся отъ выстрѣловъ на холстѣ, коимъ была обтянуты стѣны, разгорался мало-по-малу, и наконецъ вспыхнувъ, быстро бѣжалъ къ потолку и страшно освѣтилъ дымную церковь. Выстрѣлы при огнѣ сдѣлались почти неизбѣжны. Несчастные, не имѣя болѣе темноты своею защитою, рѣшились на послѣднее средство: пробѣжать бѣгомъ къ назначенному трапезникомъ мѣсту. Они бросились. Дикой вопль ихъ гонителя раздался въ окно: "Вонъ они! вонъ! Пали, бей злодѣевъ!" Нѣсколько ружей разомъ грохнули, пули засвистали, но только одна легко ранила мичмана. Вбѣжавши въ алтарь, несчастные подняли половицу, и взявъ нѣсколько зажженныхъ свѣчь, спустились въ невзвѣстный путь.

   Въ с³е время протопопъ, не думая болѣе ни нихъ, ни о себѣ, собралъ поспѣшно священныя вещи, о выйдя съ ними изъ алтаря, съ крестомъ въ рукѣ, отворилъ церковныя двери, и съ важност³ю пастыря сказалъ ломившимся казакамъ: "Если вы Христ³ане, то не разрушать должны домъ Бож³и, а спасать: онъ горитъ!"

   - Въ самомъ дѣлѣ, церковь горитъ! - закричало вбѣжавш³е въ нее казаки. - Ребята! воды, воды! тушить!

   "Пусть горитъ! - закричалъ вбѣжавш³й также туда начальникъ.- Прежде ищите бѣглецовъ, а потушить успѣете. Говори, попъ: куда ты ихъ спряталъ?"

   - Антонъ Григорьевичъ! - отвѣчалъ протопопъ, держа предъ намъ крестъ - вспомните о томъ, кто былъ распятъ на крестѣ! Этотъ храмъ искупленъ Святою кров³ю, а вы готовите ему гибель! Забудьте на минуту ваши земныя страсти, и подумайте о небесномъ!

   Начальникъ невольно остановился, какъ бы пораженный изумлен³емъ, а протопопъ, обратясь потомъ къ казакамъ, продолжалъ: "Дѣти мои, что стоите? Что медлите? Храмъ Бож³й обнимается пламенемъ - какого ждете еще приказан³я? Кому должно болѣе повиноваться: человѣку или Богу? "Ащи хощете и послушаете мене - глаголетъ Господь - благая земли снѣсme, аще же не хощете, ниже послушаете Меня, мечъ вы поястъ!"

   - Попъ! - вскричалъ опомнивш³йся начальникъ, дрожа отъ ярости - долго ли ты будешь бунтовать моихъ подчиненныхъ?

   "До тѣхъ поръ, пока ты не перестанешь оскорблять Бога и Государыню!"

   - Вотъ до чего дошла дерзость! Нѣтъ, нѣтъ! Или я болѣе не начальникъ, или я не допущу надо мною ругаться! Возьмите его, берите его!

   Но всѣ эти приказан³я были произнесены напрасно: ибо казаки, част³ю устрашенные словами протопопа, част³ю по собственному религ³озному расположен³ю, присоединились къ толпѣ народа, ввалившагося въ церковь для спасен³я церковной утвари: ибо потушить пожаръ, по причинѣ пропущен³я благопр³ятнаго времени, было уже невозможно. Въ общей суматохѣ, въ дыму, при крикѣ народа и воѣ набата, никто не примѣчалъ начальника, и никто не слыхалъ его криковъ. Въ бѣшенствѣ и досадѣ, онъ побѣжалъ уже изъ церкви, какъ вдругъ кто-то почти насильно остановилъ его, вскричавши: "Ваше высокоблагород³е! нашелъ!"

   - Нашелъ? Гдѣ они, злодѣи? Веди ихъ ко мнѣ!

   "Нашелъ, но еще не самихъ, а только лазею, куда они скрылись. Если угодно: извольте идти скорѣе за мною!"

   Начальникъ и достойный его служитель быстро пронеслись, какъ два злые духа, уже по опустѣвшей и по обнявшейся пламенемъ церкви, и первый, обуреваемый неистовою страст³ю, съ адскою ярост³ю на лицѣ, схвативъ горящ³й отломокъ иконостаса, кинулся, какъ звѣрь, за своею добычею въ раскрытую дверь подземелья. Прислужникъ его также хотѣлъ послѣдовать за нимъ, но едва занесъ ногу, какъ разгорѣвш³йся иконостасъ рухнулъ, и придавилъ измѣнника своею пламенною массою: это былъ Горбуновъ!

  

  

   Въ продолжен³е вышеписаннаго, Викторъ, Maр³я и Ивашкинъ, чувствуя сырость и духоту подземнаго хода, употребляли величайш³я усил³я, чтобы скорѣе пройти его; но, къ невыразимому огорчен³ю, должны были останавливаться почти на каждомъ шагу: ибо во многихъ мѣстахъ, гдѣ земля, слабо удерживаемая гнилыми подпорками, обсыпалась, не льзя было проходить иначе, какъ сильно наклонившись, а въ другихъ мѣстахъ должно было даже ползти на колѣнахъ, и притомъ съ чрезвычайною осторожност³ю, чтобы не расшевелить страшной громады, угрожавшей сверху паден³емъ и смерт³ю. Въ одномъ изъ сихъ трудныхъ переходовъ, Ивашкинъ, поскользнувшись на сырой и почти мокрой землѣ, выронилъ изъ рукъ свѣчу, и оставилъ себя и своихъ товарищей въ страшной темнотѣ. Тогда положен³е ихъ сдѣлалось столь ужаснымъ, что у самого Ивашкина невольно встали на головѣ волосы. Возвратиться назадъ было нельзя; впереди ничего не было видно: могли опять встрѣтиться столь же трудные переходы, которые безъ свѣта совершить было почти невозможно; могъ быть выходъ и вовсе засыпанъ. Какого спасен³я можно было надѣяться въ такомъ случаѣ? Бѣжать - не куда! Кричать - полосъ замеръ бы подъ землею! Казалось, вмѣстѣ со свѣчею погасла надежда, и грозная смерть: быть заживо погребеннымъ въ могилѣ, предстала воображен³ю несчастныхъ со всѣми своими ужасами. Гробовой холодъ сильнѣе повѣялъ со стѣнъ, и запахъ тлѣн³я проникалъ кости. Ивашкинъ издавна думалъ о смерти, но за всѣмъ тѣмъ картина мучительной, продолжительной смерти, когда жизнь не отлетаетъ вдругъ, какъ блескъ молн³и, но вытекаетъ какъ горящ³й свинецъ, пожигая тѣло каплей за каплею - картина такой смерти, живо изобразившейся въ душѣ старца, смутила его, особенно за юныхъ товарищей, которымъ неисповѣдимая судьба ускорила темный и печальный путь тлѣн³я въ то самое время, когда жизнь, полная любви и наслажден³й, должна бы встрѣтить ихъ на дорогѣ радости и счаст³я. Старецъ скорбѣлъ ужасно, неизъяснимо; но насильно утишилъ кипѣн³е мыслей въ своей груди, и удержалъ вопль, готовый изъ нее вырваться: ибо боялся испугать своимъ отчаян³емъ, впервые закравшимся въ его сердце, своихъ злополучныхъ спутниковъ.

   Перемогши себя, онъ спросилъ мичмана со всѣмъ возможнымъ равнодуш³емъ: "Что намъ дѣлать теперь, Викторъ Ивановичъ?"

   - Пойдемъ ощупью - отвѣчалъ трепещущимъ голосомъ мичманъ, также почувствовавш³й весь ужасъ своего положен³я и также старавш³йся скрыть свои чувствован³я отъ Мар³я.

   "Но что это такое, Аркад³й Петровичъ? - спросила вдругъ Мар³я,- вдали какъ будто свѣтлое пятно?"

   - Да, да, я я вижу это! - сказалъ мичманъ.

   "Не смѣю слишкомъ рано радоваться - отвѣчалъ Ивашкинъ: - но пойдемте скорѣе."

   - Чѣмъ далѣе мы идемъ - говорила Мар³я,- тѣмъ пятно становится явственнѣе.

   "И мнѣ тоже кажется" - подтвердилъ мичманъ.

   - Теперь и я его вижу! - воскликнулъ Ивашкинъ, пройдя еще нѣсколько шаговъ. - Слава Господу Богу, теперь мы спасены!

   "Но что значитъ это пятно? - спросилъ мичманъ - какъ вы думаете?"

   - Это свѣтъ на концѣ выхода!

   "Но теперь ночь!"

   - Вѣрно, церковь обнялась пламенемъ и освѣтила окрестности.

   Догадка Ивашкина оправдалась. Пятно, видимое вдали вашими странниками, точно было отверзт³е выхода, освѣщенное заревомъ пожара. Но достигнувъ его, несчастные почувствовали новый ужасъ: выходъ былъ заслоненъ огромнымъ камнемъ, коего величайш³я усил³я ихъ не могли отодвинуть ни на вершокъ съ мѣста, и между тѣмъ, какъ они истощала свои силы надъ этимъ безуспѣшнымъ трудомъ, вдругъ послышался имъ въ глуши подземелья глухой топотъ вотъ. Они вздрогнули, и оглянувшись съ трепетомъ, увидѣли въ отдаленности огненную точку, быстро къ нимъ приближавшуюся. Новыя, послѣдн³я усил³я были употреблены для сдвинут³я адскаго камня, но хладная громада, какъ злодѣйское сердце, была неподвижна.

   "Царь небесный! - воскликнула Мар³я, упавъ на руки Виктору - теперь мы погибли невозвратно!"

   - Что это, ребята? - сказалъ голосъ съ верху отверст³я.- Словно подъ землею кто вопитъ!

   "Кто бы вы ни были - вскричала Мар³я въ нѣкоторомъ изступлен³и, не обращая вниман³я на знаки Виктора и Ивашкина - кто бы вы ни были спасите васъ!"

   "Точно подъ землею, ребята! - повторилъ прежн³й голосъ. - Да кто тамъ говоритъ? Живой, такъ скажи: откуда ты кричишь?"

   - Слава Богу! - вскричалъ Ивашкиеъ - это голосъ Безшабашнаго!... Мы здѣсь, братъ Прокоп³й; спустись пожалуйста проворнѣе; оттащите камень!

   Между-тѣмъ огонь, виднѣвш³й во мракѣ хода, увеличился, и фигура бѣгущаго человѣка съ пламенникомъ въ рукѣ означилась явственно.

   "Это онъ! Это онъ гонится за вами!" - повторяла отчаянная Мар³я.

   - Мужайся, Мар³я! - отвѣчалъ мичманъ, не менѣе ея отчаянный. Мы избѣгли многаго, избѣгнемъ и этой опасности, съ Бож³ею помощ³ю!

   "Скорѣе, братъ Прокоп³й - говорилъ Ивашкинъ - пожалуй-ста скорѣе! За нами гонятся. Еще минута - мы пропали!"

   - Да гдѣ ты говоришь, Аркад³й Петровичъ?

   "Здѣсь! здѣсь! Въ низу оврага. Видишь ли ту срубленную листвень?"

   - Ну!

   "Она навалена на камень, а камнемъ загороженъ подземный ходъ, прокопанный сюда изъ церкви. Понялъ ли?"

   - Понялъ теперь. Смотри, пожалуи, мы и слыхомъ не слыхали, что есть такая диковина....

   "Пожалуй-ста поскорѣе."

   - Духомъ, духомъ, Аркад³й Петровичъ! Ну, ребята, сбрасывайте дерево, отворачивайте камень!

   Едва только заключенные успѣли выйти изъ подземелья, и едва придвинуть былъ обратно камень, какъ злодѣй, стремивш³йся за ними въ погоню, прибѣжалъ ко входу, и уставилъ въ небольшое отверзт³е, оставшееся между камнемъ и входомъ, ужасное, злостное лице, освѣщенное кровавымъ свѣтомъ горящаго отломка. "Изверги! Разбойники! - завопилъ, онъ придя еще тѣмъ въ большую ярость, что увидѣлъ въ объят³яхъ мичмана ослабѣвшую его супругу - Бунтовщики! отодвиньте камень! И если хотите прощен³я, хватайте этихъ преступниковъ! Они убѣжали отъ наказан³я, нарушили законы, наругались надъ власт³ю...."

   - Аркад³й Петровичъ! - спросилъ равнодушно Безшабашный - не прикажете ли пришибить его тутъ? Не докудова ему издѣваться надъ православными!

   "Нельзя, Прокоп³й: онъ начальникъ!"

   - Да помилуйте, что онъ за начальникъ, когда на этак³я художества пустился?

   "Все равно! Мы не судьи его! За свои дѣла онъ дастъ отвѣтъ Государынѣ; а если мы накажемъ его, будемъ сами виновны предъ Нею. Оставимъ его своей злобѣ и безсил³ю: для него довольно покамѣстъ и этой муки! Пойдемъ-те!"

   Сказавъ с³е, Ивашкинъ началъ подниматься изъ оврага на гору, крутую и безлѣсную, но поросшею травой. Викторъ шелъ, неся на своихъ рукахъ Мар³ю. Вслѣдъ за ними потянулись и казаки, не обращая вниман³я на яростные вопли Начальника, который, произнося на отходящихъ ужаснѣш³я проклят³я, скрежеталь зубами, и виднѣясь во тмѣ кровавымъ лицемъ, уподоблялся разъярившемуся злому духу, порывающемуся на гибель человѣка, но удерживаемому въ извѣстныхъ предѣлахъ высшею силою. Чѣмъ болѣе выходили изъ оврага и всходили на гору наши странники, тѣмъ дѣлалось свѣтлѣе зарево пожара и слышнѣе становился голосъ колокола. Наконецъ, достигнувъ до вершины горы; они увидѣли пожаръ во всемъ грозномъ его велич³и, Церковь пылала кругомъ, и около ея напрасно мелькали тѣни людей: ибо помощь ихъ была уже безсильна. Скоро обнялась огнемъ и колокольня, и, обложенная вокругъ тучами, пламенѣла, какъ свѣтильникъ возгорѣвшагося гнѣва Бож³я. Она пылала, но голосъ колокола все еще не умолкалъ: это былъ уже не набатъ, но пѣснь умирающаго, послѣдн³й голосъ души, отлетающей съ родины. Всѣ изъ числа группы, стоявшей на горѣ, зная обѣтъ старика, слушали сей звонъ съ мучительной тоскою и съ трепетомъ ожидали паден³я колокольни, которой основан³е, какъ прежде подверженное огню, скоро должно было рушиться. С³я уб³йственная минута приспѣла: колокольня видимо пошатнулась и звонъ сдѣлался безпорядочнымъ; казалось, руки, производивш³я его, пораженныя страхомъ смерти, затрепетали. Колокольня начала склоняться болѣе и болѣе, звонъ дѣлался чаще и чаще; наконецъ колоколъ умолкъ и - колокольня рухнула, Всѣ сняли шапки и перекрестились.

   "Ну бѣдный старикъ! - сказали казаки въ одинъ голосъ - отзвонилъ! Дай Богъ царство небесное! Говорили, что связавшись, въ молодости, съ бунтовщиками, онъ-де самъ зажигалъ эту церковь; но, вѣрно, Господь сжалится надъ нимъ, и проститъ его душу!"

   - О если - вскликнула Мар³я - и дѣдъ мой погибъ!

   "Нѣтъ, онъ живъ - сказалъ подошедш³й къ толпѣ въ с³ю минуту казакъ.- Я нарочно смотрѣлъ изъ лѣсу на пожаръ: изъ церкви все почти вытаскали и всѣ вышло, кромѣ одного бѣднаго трапезника, а ему сколько ни кричали - не сошелъ; звонитъ себѣ, да и только...."

   - Ну, Викторъ Ивановичъ - прервалъ Ивашкинъ - пора отправляться далѣе. Соберитесь съ силами, Марья Алексѣевна! Если Господь поможетъ отойти дальше, то тамъ отдохнете.

   "Я готова!" - сказала Мар³я, ставъ бодро на ноги, хотя примѣтно было, что она дѣлала это съ крайнимъ напряжен³емъ, превозмогая слабость тѣла силою духа.

   Снова отдѣлившись отъ казаковъ, уговорившихся перейти къ пустынямъ Тигиля, трое странниковъ, Викторъ, Мар³я и Ивашкинъ пошли къ востоку, пробираясь черезъ лѣса и горы. Вся ночь прошла въ побѣгѣ. Утро застало ихъ въ сильномъ изнеможен³и, особенно Мар³ю. Склонясь на колѣна къ Виктору, она едва слышнымъ голосомъ прошептала: "Другъ мой! я чувствую, что не могу далѣе идти. Оставь меня здѣсь - и спасайся!"

   - Мар³я! тебя оставить? Тебя оставить, милая Мар³я? - воскликнулъ Викторъ, задыхаясь отъ слезъ.

   "Что жъ дѣлать, милый другъ мой! Мнѣ не суждено здѣсь наслаждаться счаст³емъ: оставь меня, и бѣги отъ гонителей; по крайней мѣрѣ, я не буду чувствовать предъ моимъ концомъ этой ужасной мысли: что я была причиною твоей погибели!"

   - А я развѣ могу умереть спокойно, оставя тебя въ этой пустынѣ, на произволъ смерти? Нѣтъ, Мар³я! я сто кратъ умру самъ прежде, нежели смерть коснется твоего чела! И я уже клялся въ этомъ предъ алтаремъ Того, кого обмануть смертный не можетъ!

   "О милый мой! О безцѣнный Викторъ! ты напрасно давалъ эту клятву: она губитъ тебя, но меня спасти не можетъ. Я слышу, какъ уже смертная слабость разливается по моимъ членамъ и какъ жизнь погасаетъ..."

   - Боже Всемогущ³й! - воскликнулъ отчаянный Викторъ - она умираетъ!

   Въ эту самую минуту раздались въ недалекѣ за лѣсомъ ружейные выстрѣлы, и смятенные крики, повидимому, обороняющихся.

   - Викторъ Ивановичъ! - вскричалъ прибѣжавш³й изъ лѣса Ивашкшгь, ходивш³й за хворостомъ - поспѣшимъ на помощь: разбойники напали на проѣзжихъ.

   "Не льзя мнѣ: Мар³я моя умираетъ!"

   - Поди, другъ мой! - прошептала Мар³я, приходя въ чувство. - Неравно злодѣи убьютъ ихъ: на тебѣ останется грѣхъ, что ты не помогъ имъ!

   "Но ты какъ останешься, Мар³я?"

   - Мнѣ легче!

   Выстрѣлы зачастили; крикъ усилился: "Разбой! грабятъ! бьютъ!"

   - Бѣги, бѣги, Викторъ! Помоги несчастнымъ! - вскричала Мар³я.

   Викторъ, не медля болѣе, выхватилъ изъ ноженъ саблю и кинулся вмѣстѣ съ Ивашкинымъ. Выбѣжавъ изъ лѣса, они увидѣли, что бились шестеро, сидѣвшихъ на лошадяхъ, и что четверо изъ нихъ, повидимому, разбойники, прикрытые личинами, нападали на двоихъ, которые, хоти и храбро оборонялись, но, обагренные кров³ю, примѣтно начинали ослабѣвать; между тѣмъ какъ злодѣи, видѣвш³е ихъ изнеможен³е, увеличивали ярость натиска. Появлен³е помощниковъ внезапно перемѣнило судьбу битвы. Мичманъ однимъ разомъ свалилъ одного изъ разбойниковъ съ лошади, въ то же время, какъ Ивашкинъ ошеломилъ другаго дубиною по головѣ. Остальные два ударили по лошадямъ, и кинулись бѣжать, Викторъ и Ивашкинъ, схвативъ ружья убитыхъ разбойниковъ и вскочивъ на лошадей ихъ, кинулись вслѣдъ за бѣгущими. Одинъ изъ сихъ послѣднихъ, проворный и ловк³й, скоро скрылся изъ виду, пролетѣвъ стрѣлою по чащѣ лѣса, а другой, маленьк³й, тощ³й мужичишко, повидимому, ослѣпнувш³й отъ страха, какъ заяцъ, набѣжалъ на вѣтви посохшаго дерева, и наклонившись подъ нихъ, попалъ пучкомъ своей огромной косы на сукъ, и соскользнувъ съ бѣжавшаго коня, повисъ, какъ новый Авессаломъ, между небомъ и землею. Увидѣвъ с³е, мичманъ, въ порывѣ запальчивости, приложился къ ружью и хотѣлъ было отправить мошенника къ его товарищамъ; но Ивашкинъ остаповилъ его. "Стойте, Викторъ Ивановичъ; посмотримъ, что это за человѣкъ; сдается мнѣ что-то знакомое!"

   - Батюшки! простите, взмилуйтесь надо мною окаяннымъ! - вопилъ повисш³й на суку разбойникъ.

   "Такъ и есть! Это Сумкинъ! Что это, Антропъ Спиридоновичъ! ужъ разбойничать, братъ, пустился?"

   - Лукавый попуталъ меня, грѣшника!

   "А я такъ думаю, что ты, братъ, всякаго лукаваго самъ спутаешь!"

   - Простите, помилуйте, отцы родные! Ей-Богу ни въ чемъ не виноватъ: начальникъ-злодѣй велѣлъ мнѣ убить Хапилова!

   "А ты и послушался!"

   - Что мнѣ дѣлать? Отцы родные! разсудите сами: мое дѣло подначальное: могу ли я ослушаться?

   "Вотъ, Викторъ Ивановичъ, здѣшн³я понят³я о повиновен³и! Велятъ осудить, убить, ограбить - на все готовы!"

   - Какъ же быть иначе, батюшка Аркад³й Петровичъ? Могу ли я противу начальника ротъ разѣвать? Да вѣдь онъ меня отдастъ подъ судъ, такъ я съ голоду пропаду, да и кости-то мои изгн³ютъ прежде, чѣмъ окончится дѣло.

   "Все такъ; но лучше пусть бы изгнили твои кости подъ судомъ, чѣмъ ходить на разбой. Ты обязанъ слушаться начальника, но помнить и то, что есть Государыня, которая вознаградила бы твое невинное страдан³е."

   - Охъ, отецъ ты мой родной! гдѣ-же намъ разсуждать такъ? Кабы мы были ученые, а то вѣдь мы люди темные, невѣдущ³е! Прости ты меня, батюшка Аркад³й Петровичъ! Сжалься ты надо мною! Сними ты меня, родимый! Нѣтъ моченьки болѣе!

   "Сжалился бы я надъ тобою; но скажи мнѣ прежде: для чего ты не хотѣлъ сжалиться надъ бѣднымъ Зудою, и думалъ еще терзать его, когда несчастный старикъ, спасш³й вамъ жизнь, былъ уже при смерти?"