Теккерей Уильям Мейкпис - Базар житейской суеты. Часть первая

  

  

   Глава I. Чизвиккск³й проспектъ

   Глава II. Дѣвицы Шарпъ и Седли приготовляются къ открыт³ю кампан³и

   Глава III. Ребекка передъ лицомъ перваго непр³ятеля на базарѣ житейской суеты

   Глава IV. Зеленый шолковый кошелекъ

   Глава V. Другъ Доббинъ

   Глава VI. Воксалъ

   Глава VII. Новыя сцены и новыя лица

   Глава VIII. Изл³ян³е болѣзненныхъ ощущен³й въ дружеское сердце

   Глава IX. Фамильные портреты

   Глава X. Ребекка начинаетъ пр³обрѣтать друзей

   Глава XI. Аркадская простота и невинность нравовъ

   Глава XII. Изл³ян³е сердечныхъ ощущен³й

   Глава XIII. Веселая жизнь порядочныхъ джентльменовъ и необыкновенная прозорливость нѣжной страсти

   Глава XIV. Миссъ Кроли въ своемъ лондонскомъ домѣ

   Глава XV. Мимолетный выступъ таинственного супруга на сцену

   Глава XVI. Письмецо на булавочной подушечкѣ

   Глава XVII. Кептенъ Доббинъ купилъ фортепьяно

  

   Вилльямъ Мэкписъ Теккерей, сынъ гражданскаго чиновника (civil servant) ост-индской компан³и, родился въ Калькуттѣ, въ 1811 году. Лишившись своего отца еще въ дѣтствѣ, онъ былъ отправленъ въ Лондонъ, гдѣ получилъ сперва воспитан³е въ частномъ панс³онѣ, а потомъ въ Чартергаузѣ и въ кембриджскомъ университетѣ. Варбуртонъ, Кинглекъ и Монктонъ Милнисъ были его товарищи по университету. Мальчикъ бойк³й, рѣзвый и остроумный, испыталъ много непр³ятностей въ первыхъ двухъ школахъ,

   Мать Теккерея, молодая вдова, вышла замужъ во второй разъ. Это была женщина рѣдкой красоты, съ рѣдкимъ умомъ, до страсти любившая своего единственнаго сына. Получивъ послѣ своего отца около тысячи фунтовъ годоваго дохода, и надѣясь впослѣдств³и сдѣлаться наслѣдникомъ своего отчима, молодой человѣкъ, вырвавшись изъ школы, безпечный, веселый, окруженный удовольств³ями всякаго рода, съ жадностью принялся за чтен³е историковъ и романистовъ, вовсе не разсчитывая сдѣлаться когда-нибудь замѣчательнымъ дѣятелемъ на поприщѣ литературы. Въ эту пору было у него одно занят³е - рисовать каррикатуры, болѣе или менѣе забавныя въ глазахъ его пр³ятелей. Проживъ около года въ небольшомъ нѣмецкомъ городкѣ, онъ воротился въ Лондонъ, думая приготовить себя къ дипломатическому поприщу. Но юридическ³я занят³я, среди разгульной жизни, подвигались впередъ очень медленно и неуспѣшно, между тѣмъ какъ его кошелекъ истощался и пустѣлъ съ замѣчательною быстротою. Въ двадцать три года; Вилльямъ Мэкпйсъ Теккерей не имѣлъ уже почти ничего, и впереди представлялась ему перспектива, тѣмъ болѣе печальная, что имѣн³е его фамил³и съ каждымъ годомъ разстроивалось больше и больше. Надлежало серьёзно подумать о средствахъ къ независимому существован³ю. Вспомнивъ о своихъ занят³яхъ въ первой молодости, мистеръ Теккерей рѣшился усовершенствовать себя въ живописи, и съ этой цѣлью отправился въ Парижъ, гдѣ написалъ нѣсколько посредственныхъ картинъ акварелью. Между тѣмъ его отчимъ основалъ въ Лондонѣ газету "the Constittitional"; которая не имѣла въ публикѣ никакого успѣха и поглотила большую часть его капиталовъ. Молодой Теккерей, женивш³йся въ Парижѣ на Ирландкѣ изъ порядочной фамил³и, естественно, сдѣлался парижскимъ корреспондентомъ своего отчима. Этотъ первый шагъ на литературномъ поприщѣ, незначительный и скромный самъ по себѣ рѣшилъ однакожь навсегда судьбу даровитаго юноши, который первый разъ угадалъ свое настоящее назначен³е.

   Само-собою разумѣется, что наблюден³е и опытность, существенныя услов³я для каждаго писателя съ талантомъ, и особенно для романиста, который возсоздаетъ въ своихъ произведен³яхъ прошедшую или современную жизнь. Чѣмъ больше вы видите людей, и чѣмъ больше имѣете точекъ для сравнен³я между ними, тѣмъ вѣрнѣе можете рисовать современные нравы, различные не только въ каждомъ народѣ, но и въ каждомъ обществѣ; даже въ каждой семьѣ. Напротивъ, вы можете получить отъ природы огромный литературный талантъ, и, однакожь, не написать ничего порядочнаго, если судьба опредѣлила вамъ съ утра до ночи сидѣть въ своемъ кабинетѣ среди груды книгъ, которыя, безъ столкновен³я съ людьми и безъ повѣрки вычитанныхъ наблюден³й, будутъ имѣть для васъ значен³е мертвой буквы. Горац³й Валльполь въ Англ³и, князь Вяземск³й въ Росс³и, оба въ различныя времена, но тотъ и другой съ одинаковой отчетливост³ю, развили эту мысль, одинъ въ перепискѣ съ графиней Оссори, другой въ своемъ сочинен³и о Фон-Визинѣ. Если съ этой точки смотрѣть на призван³е современнаго писателя, то можно было даровитому Теккерею съ самаго начала предсказать блистательный успѣхъ. Горизонтъ его литературныхъ наблюден³й былъ и есть гораздо обширнѣе, чѣмъ, Вальтеръ-Скотта. Рожденный на берегахъ Ганга и бросаемый по волѣ судьбы, изъ одной страны въ другую, онъ, какъ новый Эней, испыталъ самыя разнообразныя приключен³я на суше и моряхъ. Парижск³е и лондонск³е клубы съ ихъ многочисленными оттѣнками, знакомы ему столько же, какъ музыкальные вечера на Рейнѣ и поэтическ³я мастерск³я итальянскихъ художниковъ. Много испыталъ онъ, много чувствовалъ, много терпѣлъ и въ этомъ смыслѣ, сочинен³я Теккерея могутъ быть отчасти названы собственными опытами его жизни.

   Послѣ мелкихъ и незначительныхъ статей, напечатанныхъ въ газетѣ отчима, г. Теккерей отправилъ въ Frazer's Magazine небольшой романъ подъ оригинальнымъ заглав³емъ: "Papers by Mr. Yelowplush". Затѣмъ онъ написалъ нѣсколько критическихъ статей для газеты "Times," и чрезъ нѣсколько времени помѣстилъ въ Frazer's Magazine сатирическую повѣсть "Catharine", направленную противъ ложной и лицемѣрной филантроп³и, распространившейся въ ту лору въ Англ³и. Лондонская публика сочла это пустымъ фарсомъ, и не обратила никакого вниман³я на молодаго писателя. Въ это время семейное несчастье постигло г. Теккерея: онъ поѣхалъ въ Ирланд³ю, и потерялъ на дорогѣ свою жену, которая сошла съ ума. Наступила для него опять тяжелая пора, и только великодуш³е журналиста; издателя Frazer's Magazine, съ которымъ онъ поссорился, выручило его изъ затруднительнаго положен³я. Журналистъ открылъ ему свой кошелекъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ возможность продолжать литературные труды. Скоро г. Теккерей сдѣлался усерднымъ сотрудникомъ журнала "Punch" гдѣ между прочимъ помѣстилъ онъ прекрасную повѣсть. "The History of Samuel Titmarsh and the great hoggarti diamond". Здѣсь подъ именемъ Титмарша обрисовалъ онъ отчасти свои собственныя похожден³я. Въ этомъ же журналѣ помѣщены одна за другою: "Irish sketchbook", "Book of Snobs" и "James's Diary". Въ 1845 году, по возвращен³и изъ путешеств³я на Востокъ и въ Итал³ю, онъ, подъ именемъ Титзнарша издалъ комическ³й дневникъ: "Notes of Journey from Rornhill to Cairo", гдѣ осмѣялъ своихъ собратовъ-туристовъ, наполнявшихъ путевыя записки высокопарными картинами. Лондонская публика опять довольно холодно приняла эту остроумную парод³ю, и, повидимому, не замѣчала таланта въ своемъ сатирикѣ. Г. Теккерей, чуждый всякаго притязан³я на философск³й тонъ, выдавалъ себя за добраго малаго, за веселаго повѣсу, какимъ его и считали - ни больше, ни меньше.

   Наконецъ въ 1847 году произошелъ рѣшительный кризисъ въ литературной судьбѣ англ³йскаго сатирика. Въ это время; какъ извѣстно нашимъ читателямъ, издавался въ Лондонѣ небольшими ливрезонами великолѣпный романъ Диккенса: "Домби и Сынъ"; и въ это же время мистеръ Теккерей точно такими же ливрезонами печаталъ свой новый романъ: "Vanity Fair" - "Базаръ Житейской Суеты". Вниман³е публики въ одинаковой степени заинтересовалось этими двумя произведен³ями, и тогда только англ³йская критика оцѣнила достойнымъ образомъ своего новаго романиста. Немног³я изъ произведен³й современной литературы пользуются въ Англ³и такою народност³ю, какъ "Базаръ Житейской Суеты": его читаютъ и перечитываютъ во всѣхъ сослов³яхъ, потому-что романъ этотъ, по своему образу изложен³я равно интересенъ и доступенъ для всѣхъ классовъ общества. Печатая предислов³е ко второму издан³ю Базара, авторъ, называя себя режиссеромъ театра, имѣлъ полное право благодарить англ³йскую публику за то горячее участ³е, съ какимъ они встрѣтили это замѣчательное произведен³е, равное, по своимъ достоинствамъ, лучшимъ романамъ Вальтеръ-Скотта. Предлагая этотъ романъ вниман³ю русской образованной публики, "Галлерея" надѣется въ непродолжительномъ времени познакомить своихъ читателей съ двумя послѣдними произведен³ями Теккерея: "Пенденнисъ" и "Истор³я Генриха Эсмонда."

  

  

  

   Когда режиссеръ кукольной комед³и сидитъ передъ занавѣсомъ на подмосткахъ, чувство глубокой печали овладѣваетъ его душою при взглядѣ на обширную площадь Базара. Чего тутъ нѣтъ? Человѣчество ѣстъ и пьетъ напропалую; плачетъ и смѣется, куритъ, надуваетъ, пляшетъ, прыгаетъ и гудитъ на скрипкѣ. Заб³яки даютъ подзатыльники другъ другу, площадные франты заглядываютъ подъ шляпки женщинъ, мошенники вытаскиваютъ платки, шарлатаны ревутъ передъ своими балаганами, ротозѣи глядятъ на мишурныхъ плясуновъ и размалеванныхъ паяцовъ, между-тѣмъ какъ промышленники чужой собственностью практикуются подъ открытымъ небомъ около джентльменскихъ кармановъ и дамскихъ ридикюлей. Вотъ вамъ истинный Базаръ Житейской Суеты, - мѣсто, конечно, не слишкомъ веселое; хотя шумное и разгульное. Взгляните на лица всѣхъ этихъ паяцовъ и актеровъ, когда они удаляются со сцены: Ѳомка Дуракъ смываетъ румяны съ своего лица и садится за столъ въ обществѣ своей жены и маленькаго пузыря, Ваньки Пуддинга. Но вотъ занавѣсъ поднимается: Ѳомка бросилъ ложку, перекувыркнулся и закричалъ:

   - Эй, почтеннѣйшая публика! Каково живешь-поживаешь?

   Человѣкъ мыслящ³й, гуляя по выставкѣ этого разряда, не слишкомъ возрадуется духомъ, и не будетъ черезчуръ подавленъ веселост³ю своихъ ближнихъ. Здѣсь и тамъ, въ видѣ эпизодовъ, онъ найдетъ, конечно, довольно-забавныя сцены въ юмористическомъ или трогательномъ родѣ: встрѣтитъ хорошенькое дитя; облизывающееся на инбирную коврыжку; молодую стыдливую дѣвушку подъ-руку съ женихомъ, который покупаетъ ей подарокъ; Ѳомку Дурака, доѣдающаго, за своей фурой, черствую корку хлѣба, и окруженнаго семействомъ, которое онъ кормитъ своими кривляньями на балаганныхъ подмосткахъ; - при всемъ томъ, общая картина нагонитъ скорѣе печаль, чѣмъ навѣетъ веселье на вашу душу. Вы пр³йдете домой, сядете за письменный столъ и углубитесь въ свои занят³я, въ трезвомъ и созерцательномъ расположен³и духа.

   Другой мысли я не имѣлъ въ виду на своемъ "Базарѣ Житейской Суеты". Мног³я особы находятъ вообще неумѣстными всяк³е базары, и настойчиво уклоняются отъ нихъ съ своими семействами и прислугой: хорошо это или дурно, судить не могу. Но рѣчь моя обращается собственно къ той почтеннѣйшей публикѣ, которая любитъ по временамъ, для развлечен³я, посмотрѣть и полюбоваться на продѣлки своихъ ближнихъ. Настоящая комед³я составлена въ ея вкусѣ. Есть тутъ сцены всякаго рода: страшныя битвы, гимнастическ³я эволюц³и, сцены изъ моднаго свѣта, картины изъ средняго круга; любовныя приключен³я и комическ³е эпизоды. Все это обставлено приличными декорац³ями, и блистательно освѣщено собственными свѣчами автора.

   Раскланиваясь съ почтеннѣйшей публикой, режиссеръ спектакля считаетъ своею обязанностью принести ей чувствительную благодарность за то участ³е, съ какимъ она принимала сей кукольный театръ, успѣвш³й уже объѣхать главнѣйш³е города трехъ соединенныхъ королевствъ. Режиссеру пр³ятно думать, что мар³онетки его, благодаря содѣйств³ю типографскихъ станковъ, повсюду доставляли удовольств³е. Знаменитая малютка Бекки Кукла, по общему признан³ю, обнаружила необыкновенную гибкость въ членахъ и бѣгала по проволочкѣ съ удивительнымъ искусствомъ; Амел³я Игрушка понравилась не очень многимъ, но, во всякомъ случаѣ, художникъ старался отдѣлать и одѣть ее съ большою тщательност³ю; неуклюжая Фигура Доббинъ, по отзывамъ знатоковъ, выплясываетъ очень забавно и совершенно натурально. Мальчики Мар³онетки заслужили также одобрен³е весьма многихъ особъ.

   Послѣ всего этого, режиссеръ свидѣтельствуетъ публикѣ глубочайшее почтен³е, и еще разъ имѣетъ честь извѣстить, что занавѣсъ поднимается. Просимъ покорнѣйше!

  

   Лондонъ.

   ²юня 28, 1848.

  

   Это было въ достославную эпоху первыхъ годовъ второго десятилѣт³я девятнадцатого вѣка.

   Въ одно прекрасное ³юньское утро, къ большимъ желѣзнымъ воротамъ "Благородной для дѣвицъ Академ³и миссъ Пинкертонъ" подъѣхала большая фамильная коляска съ двумя жирными конями въ блестящей сбруѣ и съ огромнымъ, жирнымъ кучеромъ въ парикѣ и треугольной шляпѣ. Черный слуга, покоивш³йся на козлахъ подлѣ жирного кучера, растопырилъ свои косолапыя ноги въ ту минуту, какъ экипажъ поверстался съ блестящей мѣдной доской заведен³я миссъ Пинкертонъ, и лишь-только потянулъ онъ къ колокольчику свою дюжую руку, дюжины полторы молодыхъ головъ высунулись изъ узкихъ оконъ джентльменского старинного кирпичного дома. Но между этими головками внимательный наблюдатель безъ труда угадалъ бы красный носъ, принадлежавш³й миссъ Джемимѣ Пинкертонъ, младшей сестрицѣ "Основательницы Академ³и для молодыхъ дѣвицъ".

   - Посмотрите-ка сюда, сестрица, сказала миссъ Джемима Пинкертонъ, это, кажется; коляска мистриссъ Седли. Я угадала Самбо, чорного слугу, и кучера въ новомъ красномъ жилетѣ.

   - Окончены ли всѣ необходимыя приготовлен³я къ отъѣзду дѣвицы Седли, миссъ Джемима? спросила сама миссъ Пинкертонъ; величественная леди, Семирамида между профессорами женскаго пола, искренняя пр³ятельница самого доктора Джонсона, и постоянный корреспондентъ даже самой мистриссъ Чепонъ.

   - Дѣвицы встали сегодня въ четыре часа утра, и ужь, я думаю, уложили свои вещи, сестрица. Мы приготовили для нея прощальный пучокъ цвѣтовъ.

   - Должно говорить: "прощальный букетъ" въ благородномъ слогѣ. Замѣть это, сестра.

   - Очень хорошо. Мы приготовили для нея прощальный букетъ величиною съ копну сѣна. Я положила въ ящикъ Амел³и двѣ бутылки гвоздичной воды для мистриссъ Седли и подробный рецептъ, какъ ее приготовлять.

   - И я надѣюсь, миссъ Джемима, вы приготовили также коп³ю съ денежнаго счета касательно миссъ Седли. Не забудьте: девяносто три фунта стерлинговъ и четыре шиллинга. Адресуйте: "господину Джону Седли, на Россель-Скверѣ", и потрудитесь также запечатать это письмо, написанное мною къ его супругѣ.

   Автографъ письма миссъ Пинкертонъ, въ глазахъ сестрицы ея, Джемимы, былъ предметомъ глубочайшаго благоговѣн³я, наравнѣ съ писан³емъ какого-нибудь знаменитого принца. Только въ томъ случаѣ, когда воспитанницы оставляли заведен³е, или выходили замужъ, миссъ Пинкертонъ изволила писать персонально; и разъ еще, когда бѣдная миссъ Перчъ умерла отъ скарлатины, миссъ Пинкертонъ собственноручно извѣстила ея родителей объ этомъ плачевномъ приключен³и въ такихъ краснорѣчивыхъ выражен³яхъ, что они, по мнѣн³ю миссъ Джемимы, должны были совершенно утѣшиться въ потерѣ своей дочери.

   На этотъ разъ, миссъ Пинкертонъ благоизволила писать:

  

   "Милостивая государыня, имѣю честь извѣстить, что миссъ Амел³я Седли, послѣ шестилѣтняго пребыван³я подъ моимъ вѣдомствомъ въ "Академ³и благородныхъ дѣвицъ", препровождается, наконецъ, къ ея родителямъ, какъ молодая леди, достойная занять приличное мѣсто въ благородномъ и образованномъ кругу. Всѣ добродѣтели, характеризующ³я молодую Англичанку, аристократку по происхожден³ю и чувствамъ, всѣ таланты, приличные ея положен³ю въ обществѣ, соединены въ достолюбезной миссъ Седли, которая своимъ прилежан³емъ и послушан³емъ пр³обрѣла общую любовь наставниковъ, и кротостью своего характера снискала горячую привязанность своихъ взрослыхъ и молодыхъ подругъ.

   "Въ музыкѣ, танцахъ и англ³йской орѳограф³и, во всѣхъ родахъ шитья и вышиванья, миссъ Седли оказала похвальные успѣхи, и удовлетворила пламеннымъ ожидан³ямъ своихъ друзей. Относительно географ³и еще многого остается желать впереди, равно какъ рекомендуется при семъ тщательное употреблен³е желѣзного корсета въ продолжен³е первыхъ трехъ лѣтъ, для сообщен³я миссъ Седли совершенно прямой тал³и и возвышенной осанки, столько необходимой для всякой молодой леди изъ высшаго круга.

   "Относительно правилъ религ³и и нравственной философ³и, миссъ Седли оказалась вполнѣ достойною заведен³я, которое нѣкогда благоволилъ почтить своимъ присутств³емъ и лестнымъ одобрен³емъ самъ докторъ Джонсонъ, велик³й лексикографъ. Оставляя теперь Чизвиккск³й проспектъ, миссъ Амел³я уноситъ съ собою сердца всѣхъ своихъ подругъ и всегдашнее благоволен³е своей бывшей начальницы, которая имѣетъ честь быть, вашею,

   "P. S. Миссъ Седли отправляется въ сопровожден³и дѣвицы Шарпъ. Пребыван³е миссъ Шарпъ на Россель-Скверѣ ни въ какомъ случаѣ не должно простираться свыше десяти дней. Знатная фамил³я, куда она обязана явиться съ своимъ академическимъ аттестатомъ, желаетъ пользоваться ея педагогическими услугами безъ всякого отлагательства."

   Окончивъ письмо, миссъ Барбара Пинкертонъ приступила къ начертан³ю своего имени, вмѣстѣ съ фамил³ей миссъ Седли, на заглавномъ листѣ джонсонова словаря, такъ-какъ это знаменитое произведен³е неизмѣнно предлагалось въ подарокъ всѣмъ воспитанницамъ, при отъѣздѣ ихъ изъ "Благородной Академ³и". На крышкѣ переплета были вырѣзаны золотыми буквами: "Стихи достопочтеннаго доктора Самуила Джонсона, поднесенные имъ молодой леди послѣ посѣщен³я учебного заведен³я миссъ Пинкертонъ". Дѣло въ томъ, что имя покойного лексикографа всегда было на устахъ этой достойной воспитательницы молодыхъ дѣвицъ, и визитъ его въ Чизвиккскую Академ³ю сдѣлался причиною ея славы.

   Получивъ приказан³е отъ старшей сестры принести лексиконъ, миссъ Джемима вынула изъ шкафа два экземпляра этой достославной книги. Когда миссъ Пинкертонъ окончила подпись на заглавномъ листѣ, Джемима съ нерѣшительнымъ и робкимъ видомъ представила ей другой экземпляръ.

   - Это еще для кого, миссъ Джемима? сказала миссъ Пинкертонъ съ поражающею холодностью.

   - Для Ребекки Шарпъ, отвѣчала Джемима съ лихорадочнымъ трепетомъ, причемъ краска распространилась по всему ея блѣдному лицу, для Бекки Шарпъ: и она вѣдь уѣзжаетъ, сестрица.

   - МИССЪ ДЖЕМИМА! воскликнула миссъ Ппнкертонъ; (и восклицан³е ея могло выразиться не иначе, какъ огромными заглавными буквами), въ своемъ ли вы умѣ? Отнесите лексиконъ назадъ, и никогда не осмѣливайтесь прибѣгать къ своевольнымъ распоряжен³ямъ противъ моихъ точныхъ приказан³й.

   - Что жь такое, сестрица? Лексиконъ стоитъ только два шиллинга и девять пенсовъ, а бѣдной Ребеккѣ будетъ очень жаль не получить прощального подарка.

   - Пошлите ко мнѣ миссъ Седли, сказала Пинкертонъ.

   И бѣдная Джемима, безъ всякихъ отговорокъ, поспѣшила исполнить приказан³е сестры.

   Истор³я очень простая и самая обыкновенная въ житейскомъ быту. Отецъ миссъ Седли былъ богатымъ лондонскимъ купцомъ, между-тѣмъ какъ миссъ Ребекка Шарпъ была безпр³ютная сиротка, и, по мнѣн³ю Пинкертонъ, ей даже безъ лексикона оказано слишкомъ много благодѣян³й.

   Въ нынѣшн³й нечестивый вѣкъ, по обыкновен³ю, оказываютъ очень мало довѣр³я аттестац³ямъ академическихъ начальницъ; но случастся, и довольно часто, что рекомендац³и ихъ нисколько не преувеличиваютъ нравственныхъ и ученыхъ свойствъ рекомендуемыхъ особъ. Миссъ Амел³я Седли была въ самомъ дѣлѣ прелестной дѣвицей со всѣхъ возможныхъ сторонъ, и заслуживала въ полной мѣрѣ блистательные отзывы достопочтенной содержательницы благородной академ³и. Можно даже сказать, что миссъ Пинкертонъ исчислила далеко не всѣ очаровательный достоинства своей воспитанницы.

   Миссъ Амел³я Седли пѣла какъ жаворонокъ, танцовала какъ Сильфида, вышивала превосходно и знала англ³йскую орѳограф³ю какъ докторъ Джонсонъ; но это еще далеко не все: у миссъ Амел³и было нѣжное, чувствительное, прекрасное сердце, и все заведен³е любило ее, начиная отъ самой Минервы въ академическомъ чепцѣ, до бѣдной судомойки въ грязной юбкѣ и до кривой пирожницы-дѣвчонки, которой позволялось разъ въ недѣлю угощать произведен³ями своей стряпни юныхъ воспитанницъ на Чизвиккскомъ проспектѣ. Изъ двадцати четырехъ дѣвушекъ по крайней мѣрѣ двѣнадцать были искренними и задушевными друзьями миссъ Амел³и Седли. Никто и никогда не злословилъ ее, ни даже сама миссъ Бриггсъ, дѣвица удивительно злонравная, имѣвшая несчастную привычку злословить цѣлый свѣтъ. Заносчивая и гордая миссъ Сальтиръ, внучка лорда Декстера, согласилась однажды навсегда, что Амел³я чудо какъ мила, и этого мнѣн³я никто не опровергалъ.

   И вотъ пробилъ часъ разлуки, грустный и печальный часъ для всѣхъ юныхъ сердецъ, еще незнакомыхъ съ истиннымъ горемъ жизни.. Миссъ Шварцъ, богатая мулатка съ шелковистыми волосами, расплакалась до такой степени, что академическ³й докторъ принужденъ былъ дать ей успокоительный порошокъ опьяняющаго свойства. Миссъ Пинкертонъ, какъ можно представить, вела себя достойнымъ и величественнымъ образомъ, не обнаруживая вспышки неприличныхъ чувствъ, но миссъ Джемима уже хныкала нѣсколько разъ; и только присутств³е сестры спасло ее отъ истерическихъ припадковъ. Ктому же было у нея множество хозяйственныхъ хлопотъ, не позволявшихъ принять дѣятельнаго участ³я въ общемъ горѣ. Честная Джемима завѣдывала денежными счетами, отпускала провиз³ю для кухни, смотрѣла за мытьемъ бѣлья, за порядкомъ въ классахъ, и, сверхъ того, имѣла верховный надзоръ за прислугой. Но къ чему распространяться о Джемимѣ? Стоитъ только затворить желѣзныя ворота академ³и, и мы вѣроятно ни раза не услышимъ ни о ней, ни даже о самой Минервѣ, пр³ятельницѣ лексикографа.

   Но съ Амел³ей мы будемъ встрѣчаться очень часто, и я полагаю, не будетъ никакой бѣды, если читатель узнаетъ съ самаго начала, что природа снабдила эту дѣвушку самыми лучшими своими дарами. Мы этому очень рады, потому-что, можете представить, мы имѣемъ инстинктивное отвращен³е ко всему, что отзывается безнравственностью не только въ жизни, но даже и въ романахъ. Жаль, однакожь, что эта дѣвица отнюдь не можетъ служить идеаломъ физической красоты, потому-что у нея коротеньк³й носъ и слишкомъ полныя, румяныя щеки; но въ замѣнъ этого, личико ея цвѣло розовымъ здоровьемъ, и въ глазахъ отражался самый добродушный юморъ, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда они покрывались слезами, что случалось довольно часто. Миссъ Амел³я плакала и надъ мертвой канарейкой, и надъ послѣдней страничкой глупой сантиментальной повѣсти, и даже надъ мышеловкой, если жадная кошка готовилась схватить несчастную жертву, соблазнившуюся лакомымъ кускомъ; но всего болѣе плакала миссъ Седли, когда кто-нибудь осмѣливался сказать ей неласковое слово. Вотъ почему миссъ Пинкертонъ, не имѣвшая впрочемъ ни малѣйшаго понят³я о чувствительности и слабостяхъ человѣческаго сердца, перестала бранить ее послѣ первого раза, и даже распорядилась отдать формальное приказан³е, чтобы всѣ учителя и наставницы обходились какъ-можно ласковѣе съ миссъ Седли.

   Ничего, стало-быть; мудреного нѣтъ, если въ день отъѣзда миссъ Седли совсѣмъ растерялась, и не знала, что ей дѣлать: смѣяться или плакать. Она была очень рада ѣхать домой, но мысль, что ей надобно разстаться съ милыми подругами, переполняла горестью ея сердце. Уже цѣлыхъ три дня; маленькая сиротка, Лаура Мартинъ, таскалась за нею какъ маленькая собачонка. Ей надлежало принять и возвратить по крайней мѣрѣ четырнадцать подарковъ со включен³емъ четырнадцати торжественныхъ обѣщан³й писать непремѣнно каждую недѣлю.

   - Адресуйте свои письма на имя моего дѣдушки, графа Декстера, а онъ ужь перешлетъ ихъ ко мнѣ съ курьеромъ, говорила миссъ Сальтиръ.

   - Не разбирай почтовыхъ дней, mon ange; пиши просто каждый день, и, повѣрь, твои письма будутъ для меня слаще конфектъ, говорила миссъ Шварцъ, великодушная мулатка съ шелковистыми волосами.

   Отвѣты, само-собою разумѣется, были эксцентрически-утвердительнаго свойства. Чтобы не отстать отъ другихъ, малютка Лаура Мартинъ взяла подъ руку миссъ Амел³ю, и бросивъ на нее умильный взглядъ, проговорила:

   - Душечка, Амел³я, я буду называть васъ мамашей въ своихъ письмахъ.

   Всѣ эти подробности, нѣтъ сомнѣн³я, какой-нибудь степенный джентльменъ, имѣющ³й обыкновен³е читать романы за чашкой кофе съ трубкою въ устахъ, назоветъ чрезвычайно глупыми, пошлыми, приторными и до крайности сантиментальными. Точно такъ, и вотъ уже я вижу, какъ сей степенный джентльменъ беретъ въ эту минуту карандашъ, подчеркиваетъ эти унизительные эпитеты и прибавляетъ къ нимъ на поляхъ свое собственное замѣчан³е: совершенно справедливо. Очень хорошо. Бросьте эту книгу, степенный джентльменъ, и ступайте въ клубъ играть въ карты.

   Но мы будемъ продолжать. Сундуки, прощальные подарки, шкатулки и картонки со шляпками миссъ Седли поступили въ распоряжен³е косолапого Самбо вмѣстѣ съ ободраннымъ чемоданомъ дѣвицы Шарпъ, уложеннымъ на дно коляски съ приличными замѣчан³ями и насмѣшками со стороны кучера и слуги. Когда такимъ образомъ упаковка и поклажа были приведены къ благополучному концу, наступили послѣдн³я минуты разставанья, страшныя, горестныя минуты, смягченныя только необыкновенною твердост³ю духа и присутств³емъ самой основательницы заведен³я. Само-собой разумѣется, что при этомъ торжественномъ случаѣ миссъ Пинкертонъ произнесла великолѣпную прощальную рѣчь имѣвшую самое успокоительное вл³ян³е на сердца юныхъ питомицъ. Рѣчь была до крайности скучна; фигуральна, нелѣпа и дика, но всѣ понимали съ удовлетворительною ясностью, что въ присутств³и миссъ Пинкертонъ отнюдь не должно давать простора изл³ян³ю дѣтскихъ чувствъ. Вслѣдъ затѣмъ явились на сцену тминная коврижка съ бутылкой малаги, и когда дѣвицы окончательно утѣшили себя такимъ напиткомъ, миссъ Седли получила окончательное позволен³е ѣхать въ родительск³й домъ.

   - А вы, миссъ Бекки, развѣ не хотите проститься съ массъ Пинкертонъ? сказала Джемима молодой дѣвушкѣ, на которую, казалось, никто не обращалъ никакого вниман³я во все это время. Ребекка уже сходила съ лѣстницы въ дорожномъ платьѣ и съ картонкой подъ мышкой.

   - Напротивъ, очень хочу, отвѣчала миссъ Шарпъ спокойнымъ тономъ.

   Затѣмъ, она постучалась въ кабинетъ и, получивъ позволен³е войдти, сказала по французски:

   - Mademoiselle, je viens vous faire mes adieux.

   Миссъ Пинкертонъ не понимала французскаго языка, хотя хвастала при каждомъ удобномъ случаѣ, что можетъ свободно объясняться на многихъ европейскихъ д³алектахъ. Закусивъ губы, и вздернувъ къ верху свой римск³й носъ, она отвѣчала величественнымъ тономъ:

   - Миссъ Шарпъ, желаю вамъ счастливого пути.

   Говоря такимъ образомъ, она протянула, въ знакъ прощанья, одинъ изъ пальцовъ своей руки, мизинецъ, къ которому надлежало прикоснуться съ достодолжнымъ уважен³емъ. Но миссъ Шарпъ холодно уклонилась отъ этой чести, и только сдѣлала реверансъ; сопровождаемый двусмысленной улыбкой. Семирамида запылала пожирающимъ огнемъ благородного негодован³я.

   - Благослови васъ Богъ, дитя мое, сказала она, обнимая миссъ Амел³ю, и бросая черезъ плечо этой дѣвицы грозный взглядъ на миссъ Шарпъ.

   - Ступайте, Бекки, Богъ съ вами, сказала взволнованнымъ тономъ миссъ Джемима, опасавшаяся дурныхъ послѣдств³й отъ вѣроятного столкновен³я, которое могло произойдти между Ребеккой и ея сестрой.

   И дверь кабинета захлопнулась за двумя панс³онерками, окончившими полный курсъ наукъ.

   Внизу еще разъ произошла прощальная борьба, невыразимая словами. Въ пр³емной залѣ собрались всѣ служанки, всѣ милые дружки, всѣ молодыя леди и съ ними танцовальный учитель, отложивш³й теперь попечен³е о своемъ урокѣ. Цалованьямъ, объят³ямъ, рыданьямъ и даже истерическимъ взвизгамъ не было конца. Наконецъ, миссъ Седли кое-какъ высвободилась изъ дружескихъ объят³й, и обѣ панс³онерки усѣлись въ дорожную коляску. Никто, повидимому, не жалѣлъ о миссъ Ребеккѣ, и она съ своей стороны не считала нужнымъ проливать прощальныхъ слезъ.

   Но въ ту пору, когда кучеръ получилъ приказан³е двинуться съ мѣста, Джемима вдругъ выбѣжала къ воротамъ съ какимъ-то узломъ подъ мышкой, и закричала:

   - Стой! Вотъ это для васъ, Амел³я, сказала она миссъ Седли, подавая узелокъ съ пирожками и жареной говядиной, а вотъ это вамъ, Бекки, Бекки Шарпъ... книга отъ моей сест... отъ меня... лексиконъ... вы знаете. Зачѣмъ же вамъ уѣзжать безъ подарка? Ну, прощайте! Благослови васъ Богъ! Кучеръ, ступай!

   И добрая сестрица пошла назадъ, въ твердой увѣренности, что сочинила доброе дѣло. Но увы! лишь-только кучеръ двинулся съ мѣста, миссъ Ребекка Шарпъ, выставивъ изъ коляски свое блѣдное лицо, бросила со всего размаха прощальный подарокъ, и знаменитое творен³е доктора Самуила Джонсона, перекувыркиваясь и дѣлая рикошеты, прикатилось обратно къ желѣзнымъ воротамъ "Академ³и для благородныхъ дѣвицъ". Джемима обомлѣла отъ изумлен³я и страха.

   - Ахъ, какъ!... Ну, я никогда... сказала она, какая смѣлая!..

   Но ужасъ оковалъ языкъ сестрицы, и начатыя сентенц³и остались неоконченными.

   Коляска покатилась быстро; желѣзныя ворота затворились, колокольчикъ собралъ въ танцклассъ благородныхъ воспитанницъ миссъ Пинкертонъ. Широк³й м³ръ открылся передъ двумя молодыми леди. Прощай, Чизвиккск³й проспектъ.

  

  

   Показавъ свою храбрость надъ несчастнымъ словаремъ, укатившимся къ ногамъ изумленной Джемимы, миссъ Ребекка Шарпъ приняла самодовольный видъ, и съ улыбкой на блѣдныхъ щекахъ облокотилась на подушку..

   - Прощай Академ³я! воскликнула миссъ Шарпъ, пусть старая дѣвка припоминаетъ на досугѣ, какъ меня звали!

   Миссъ Седли была озадачена выходкой своей подруги почти столько же, какъ бѣдная Джемима, потому-что, можете представить, прошло не болѣе одной минуты, какъ она оставила свой панс³онъ, державш³й ее шесть лѣтъ въ своихъ четырехъ стѣнахъ. Въ одну минуту, разумѣется, не могутъ разлетѣться по воздушному пространству впечатлѣн³я школы, гдѣ первоначально развились наши мысли и чувства. Что я говорю? Мнѣ случалось видѣть и такихъ особъ, которыя сохранили на всю жизнь воспоминан³я школьныхъ лѣтъ. Я знаю, напримѣръ, одного старого джентльмена лѣтъ семидесяти, который однажды, явившись на завтракъ съ испуганнымъ лицомъ, сказалъ мнѣ съ величайшимъ волнен³емъ:

   - Вообразите, мистеръ Теккерей, я видѣлъ сонъ, ужасный, страшный сонъ...

   - Какой, смѣю спросить?

   - Мнѣ грезилось, будто докторъ Рейнъ высѣкъ меня розгами! Фантаз³я, какъ видите, перекинула этого джентльмена за шестьдесятъ лѣтъ назадъ, къ блаженнымъ временамъ школьной жизни. Еслибъ докторъ Рейнъ явился изъ-за могилы съ розгою въ рукахъ, семидесяти-лѣтн³й старецъ, я увѣренъ, сталъ бы передъ нимъ на колѣни, испрашивая помилованья какъ провинивш³йся школьникъ. Что жь мудреного теперь, если миссъ Седли въ нѣкоторой степени поражена была ужасомъ и страхомъ при выходкѣ своей дерзкой подруги?

   - Какъ это вы осмѣлились, Ребекка? сказала наконецъ миссъ Седли, послѣ продолжительной паузы, что вы надѣлали?

   - Какъ что? Перекувыркнула Джонсона, вотъ и все тутъ.

   - Бросить прощальный подарокъ!

   - Э, полноте! Неужьто вы думаете, что миссъ Пинкертонъ пустится за нами въ погоню?

   - Конечно нѣтъ; однакожь...

   - Терпѣть я не могу этотъ домъ, и надѣюсь, глаза мои не увидятъ больше заведен³я старой дѣвки, продолжала съ ожесточен³емъ миссъ Ребекка Шарпъ; о, еслибъ Темза выступила изъ береговъ и затопила миссъ Пинкертонъ съ ея тюрбаномъ!

   - Тсс!

   - Что съ вами, Амел³я? Неужели вы боитесь, что насъ подслушаютъ, и старая дѣвка поставитъ насъ въ темный уголъ?

   - Нѣтъ, нѣтъ; однакожь...

   - Или вы думаете, что этотъ чорный лакей перескажетъ мою повѣсть старой дѣвкѣ? продолжала запальчиво миссъ Ребекка, пусть онъ; если хочетъ, идетъ къ миссъ Пинкертонъ и объявитъ отъ моего имени, что я ненавижу ее отъ всего моего сердца, и что я желаю отъ всей души доказать ей эту ненависть на самомъ дѣлѣ. Пусть идетъ. Цѣлыхъ два года я терпѣла отъ нея насмѣшки всякого рода. Ни отъ кого, кромѣ васъ, Амел³я, я не слыхала дружеского и ласкового слова, и всѣ въ этомъ заведен³и могли безнаказанно обижать меня потому только, что я не имѣла счаст³я пользоваться благосклонностью старой дѣвки. Цѣлыхъ два года болтала я безъ умолка по-французски въ нисшихъ классахъ до того, что мнѣ самой наконецъ опротивѣлъ материнск³й языкъ. А не правда-ли, я очень хорошо сдѣлала, что обратилась къ миссъ Пинкертонъ съ французскимъ комплиментомъ? Пусть ее бѣснуется, какъ фур³я. Vive la France! Vive Bonaparte!

   Подобныя восклицан³я, должно замѣтить, считались въ ту пору самымъ нечестивымъ злослов³емъ въ устахъ всякой честной Англичанки. Сказать "Vive Bonaparte" значило почти то же, что пожелать многая лѣта Люциферу и его нечестивымъ лег³онамъ. Миссъ Амел³я затрепетала.

   - Ахъ, Ребекка, Ребекка, какъ вамъ не стыдно питать въ душѣ так³я нечестивыя мысли! воскликнула миссъ Седли.

   - Vive Bonaparte, и да погибнетъ старая дѣвка! вскричала миссъ Шарпъ.

   - Мщен³е велик³й грѣхъ, мой ангелъ.

   - Можетъ-быть; но я совсѣмъ не ангелъ.

   И, сказать правду, титулъ ангела никакимъ образомъ не могъ примѣниться къ миссъ Ребеккѣ Шарпъ.

   Коляска между-тѣмъ медленно продолжала катиться по правому берегу Темзы. Подруги разговаривали все въ такомъ же тонѣ, обращая рѣчь на свѣж³я воспоминан³я панс³онской жизни. Приведенный нами отрывокъ изъ этой бесѣды характеризуетъ нѣкоторымъ образомъ нравственныя свойства миссъ Ребекки Шарпъ, и читатель, конечно, догадался, что она порядочный мизантропъ или, если угодно, мизогинистъ потому-что мужчины еще не входили въ кругъ ея наблюден³й, и стало-быть не могли сдѣлаться предметомъ ея ненависти. Всѣ обходились съ нею дурно; сказала сама Ребекка, и мы въ свою очередь увѣрены, что если какая-нибудь особа, мужского или женского пола, подвергается дурному обхожден³ю въ какомъ бы то ни было обществѣ, значитъ, она сама, такъ или иначе, заслуживала это обхожден³е. М³ръ, по нашему мнѣн³ю, то же что зеркало, въ которомъ каждый видитъ отражен³е своего собственного лица. Бросьте на наго сердитый взглядъ, и онъ въ свою очередь будетъ хмуриться на васъ; улыбнитесь ему, и онъ тоже подаритъ васъ добродушною улыбкой. Всякой мизантропъ, кто бы онъ ни былъ, виноватъ прежде всего самъ, и отнюдь не имѣетъ безъусловного права жаловаться на толпу и презирать людей: это акс³ома въ моихъ глазахъ. Что касается до миссъ Ребекки, достовѣрно по крайней мѣрѣ то, что она никому и никогда не дѣлала никакого добра въ томъ обществѣ, среди которого жила: что жь мудреного; если двѣ дюжины дѣвочекъ не имѣли въ свою очередь ни малѣйшей привязанности къ этому мизантропу въ женской юбкѣ?

   Отецъ миссъ Шарпъ былъ художникъ, и давалъ нѣсколько времени уроки въ учебномъ заведен³и миссъ Пинкертонъ. Это былъ смышленый малый, весельчакъ, беззаботный поэтъ, съ рѣшительной наклонностью занимать деньги, гдѣ ни попало, и пропивать ихъ въ первомъ трактирѣ. Пьяный, онъ обыкновенно шумѣлъ въ своей квартирѣ, и проспавшись на другой день съ головною болью, сердился на человѣчество вообще и на художниковъ въ особенности, не умѣвшихъ по достоинству оцѣнить его артистического таланта. Такъ-какъ онъ могъ содержать себя не иначе какъ съ величайшимъ трудомъ, и притомъ лишился почти всякого кредита между трактирщиками предмѣстья Сого, гдѣ была его квартира, то, для поправлен³я своихъ обстоятельствъ, онъ придумалъ жениться на Француженкѣ, отставной оперной дѣвицѣ, потерявшей свое мѣсто. Плодомъ этого брака была миссъ Ребекка, не считавшая, впрочемъ, нужнымъ объяснять со всѣми подробностями свое происхожден³е съ матерней стороны. Она разсказывала первоначально, что предки ея съ матерней стороны были как³е-то Entrechats, извѣстные всей Гаскон³и по древности и благородству своего рода. Это служило предметомъ гордости для миссъ Ребекки. Замѣчательно, впрочемъ, что, по мѣрѣ возвышен³я своего на почетныхъ ступеняхъ общественной лѣстницы, миссъ Шарпъ постепенно возвышала геральдическое достоинство своихъ предковъ.

   Мать Ребекки была женщина довольно образованная, и ея дочь говорила по-французски какъ природная Парижанка. Это обстоятельство, рѣдкое между Англичанками, доставило ей доступъ въ академ³ю миссъ Пинкертонъ. Когда мать Ребекки умерла; мистеръ Шарпъ, предчувствуя и свою близкую смерть, написалъ къ миссъ Пинкертонъ патетическое письмо, въ которомъ рекомендовалъ сироту ея просвѣщенному вниман³ю и покровительству. Вслѣдъ затѣмъ, онъ сошолъ въ могилу послѣ третяьго припадка delirii trementis. Ребекка, которой въ эту пору было уже семнадцать лѣтъ, явилась на Чизвиккск³й проспектъ, и поступила пепиньеркой въ заведен³е миссъ Пинкертонъ. Она обязалась говорить по-французски съ молодыми дѣвицами, и въ замѣнъ этого, ей предоставлено право слушать безплатно профессоровъ Чизвиккской Академ³и. Это заведен³е давно было извѣстно миссъ Шарпъ, потому-что она часто ходила туда при жизни отца.

   Ребекка была низка ростомъ, худощава, блѣдна, съ волосами золотистого цвѣта и съ глазами, почти постоянно-опущенными въ землю; но эти глаза, зеленые и больш³е, имѣли силу до того привлекательную, что отъ нихъ чуть не сошолъ съ ума молодой оксфордск³й студентъ, нѣкто мистеръ Криспъ, отрекомендованный своею маменькой въ заведен³е миссъ Пинкертонъ, гдѣ онъ долженъ былъ преподавать эстетику молодымъ панс³онеркамъ. Уже влюбленный юноша написалъ нѣжное послан³е предмету своей страсти; но, къ несчастью, записка была перехвачена изъ рукъ неловкой торговки пирогами, и нѣжная страсть должна была погаснуть при самомъ разгарѣ. Мистриссъ Криспъ, извѣщенная объ опасности, немедленно взяла къ себѣ обратно неопытного преподавателя эстетики, и спокойств³е, разрушенное на нѣсколько времени въ "Академ³и благородныхъ дѣвицъ", скоро было возстановлено на прочныхъ основан³яхъ. Миссъ Шарпъ получила строжайш³й выговоръ отъ содержательницы панс³она, хотя было доказано неоспоримыми фактами. что она ни разу не имѣла счастья говорить съ господиномъ Криспомъ.

   Въ обществѣ взрослыхъ и высокихъ панс³онерокъ, Ребекка Шарпъ казалась настоящимъ ребенкомъ; но бѣдность и нужда преждевременно развили ея мозгъ. Нерѣдко разговаривала она съ кредиторами своего отца, и удачно успѣвала выпроваживать ихъ за двери; нерѣдко своими ласками вкрадывалась она въ довѣренность мелочныхъ лавочниковъ и купцовъ, отпускавшихъ имъ въ долгъ свои товары. Отецъ гордился остроум³емъ маленькой дочери, и съ удовольств³емъ рекомендовалъ ее своимъ буйнымъ товарищамъ, приходившимъ въ его квартиру фантазировать за бутылками артистическихъ напитковъ. Часто молодая дѣвушка сидѣла съ ними за однимъ столомъ, прислушиваясь къ такимъ рѣчамъ, которыя должны быть слишкомъ чужды дѣтского уха. Послѣ всего этого, Ребекка имѣла, конечно, полное право сказать:

   - Никогда я не была дѣвочкой, и никогда не ощущала дѣтскихъ чувствъ. Восьми лѣтъ отъ роду, я уже была женщиной въ полномъ смыслѣ слова.

   О миссъ Пинкертонъ! Зачѣмъ вы такъ неосторожно заключили въ свою клѣтку эту опасную птичку?

   Но велик³я женщины, такъ же какъ и малыя, подвергаются иногда непростительнымъ ошибкамъ. Миссъ Пинкертонъ въ простотѣ сердечной воображала, что дочка рисовального учителя самое кроткое, слабое и беззащитное создан³е въ подлунномъ м³рѣ, потому-что Ребекка съ неподражаемымъ искуствомъ разыгрывала роль d'une fille ingénue всяк³й разъ, какъ удавалось ей побывать въ Чизвиккѣ. Семирамида считала ее скромнымъ и невиннымъ ребенкомъ, и разъ, въ одинъ прекрасный вечеръ, это случилось за годъ до окончательнаго поступлен³я Ребекки въ Академ³ю благородныхъ дѣвицъ: ей было тогда шестнадцать лѣтъ, миссъ Пинкертонъ съ величественною важностью подарила ей куклу, конфискованную собственность миссъ Суиндль, которая осмѣлилась заниматься своимъ сокровищемъ въ учебные часы. О, если бы видѣла миссъ Пинкертонъ, какъ Ребекка и ея отецъ, по возвращен³и домой, хо