Станюкович Константин Михайлович - В мутной воде - Книги

Константин Михайлович СТАНЮКОВИЧ

В МУТНОЙ ВОДЕ

Оригинальный роман из последних событий

================================================================

Копии текстов и иллюстраций для некоммерческого использования!!!

OCR & SpellCheck: Vager (vagertxt@inbox.ru), 19.08.2003

================================================================

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Глава первая.

Брак не по любви

Глава вторая.

Ловкая женщина

Глава третья.

Свадьба

Глава четвертая.

Счастливый человек

Глава пятая.

Встреча

Глава шестая.

Приятели

Глава седьмая.

"Ради бога, доктора!"

Глава восьмая.

Наследники

Глава девятая.

Муж и жена

Глава десятая.

Объявление войны

Глава одиннадцатая.

Алчущие

Глава двенадцатая.

Последнее свидание

Глава тринадцатая.

Богатая вдова

Глава четырнадцатая.

У источника благ

Глава пятнадцатая.

Американец-спаситель

Глава шестнадцатая.

В ожидании добычи

Глава семнадцатая.

Влюбленная вдова

Глава восемнадцатая.

С глазу на глаз

Глава девятнадцатая.

30 августа под Плевной

Глава двадцатая.

Генерал сомневается

Глава двадцать первая. Последний шаг

Глава двадцать вторая. Последнее письмо

Глава двадцать третья. За границей

Глава двадцать четвертая. На перевязочном пункте

Глава двадцать пятая.

В госпитале

Глава двадцать шестая. Неожиданная радость

Глава двадцать седьмая. В суде

Глава двадцать восьмая. Обвинительный акт

Глава двадцать девятая. Подсудимые и свидетели

Глава тридцатая.

Солнце после туч

================================================================

Глава первая

БРАК НЕ ПО ЛЮБВИ

В феврале 1877 года, в конце девятого часа вечера, у почтамтской церкви был большой съезд. То и дело подъезжали кареты. В ярко освещенной церкви все было готово для парадной свадьбы; там собралась уже порядочная толпа блестящих, раздушенных дам в бальных нарядах и мужчин в мундирах и фраках, на которых в избытке мелькали звезды.

Ожидали жениха и невесту, а пока, разбившись на группы, тихо смеялись и болтали, взглядывая на двери. Болтали о войне*, о последних телеграммах, сплетничали друг про друга, говорили о женихе и невесте, и все находили, что "маленькая" Елена Чепелева делает прекрасную партию, выходя замуж за Василия Александровича Борского.

_______________

* О русско-турецкой войне. Правящие круги России решили

воспользоваться национально-освободительным движением в балканских

странах против турецкого ига и укрепить свои позиции на Балканах.

Таковы были субъективные намерения царского правительства. Но с

другой стороны - война эта избавляла славянские народы от турецкого

владычества, и потому была поддержана ими. В романе "В мутной воде"

Станюкович прежде всего уделяет внимание разоблачению русской

буржуазии и чиновничества, которые, прикрываясь фразами об

"освободительной войне", наживали капиталы в то время, как солдаты и

простые офицеры гибли на фронте из-за бездарного военного руководства

и бессовестного грабежа интендантов. Эти разоблачения вполне

соответствовали духу революционного подъема, приведшего к созданию

революционной ситуации в России конца 70-х - начала 80-х гг. XIX в.

Достаточно было сказать имя Борского, чтобы порадоваться за Елену. Имя Борского начинало приобретать в Петербурге известность. О нем говорили, как о восходящем светиле в мире дельцов, как об умном, образованном и замечательно счастливом человеке. Тут же вы могли бы узнать, если бы раньше не знали, что он поправил расстроившиеся было дела известных братьев Позняковых, с тех пор как стал управлять делами, сделался недавно компаньоном Позняковых, имеет сам несколько предприятий, пользуется блестящею репутацией и связями и, несмотря на то что начал всего года три или четыре, очень богат. Одни говорили, что у него миллион, другие - что больше, но все соглашались на том, что не менее миллиона и что дела его блестящи.

"Дельный, солидный и основательный человек!" - говорили про него обыкновенно мужчины. Дамы к этому прибавляли, что Борский очень интересен.

- Елена должна быть очень счастлива! - тихо заметила молодая брюнетка, жена известного финансового туза, оканчивая рассказ о замечательных словах, сказанных будто бы известным дипломатом. - Борский такой прекрасный человек.

- Говорят, Елена не очень-то желала этой свадьбы... У нее был маленький роман... Она, кажется, любит другого... - отвечала соседка, бойкая барыня с подкрашенным лицом и подведенными бровями...

- Детская шалость?.. - проронила брюнетка.

- Вероятно... Я слышала, что свадьба эта - дело матери. Ведь вы знаете: мадам Чепелева умная женщина... У них ничего нет... Крохи какие-то остались... а долгов пропасть...

- А брат миллионер?

- Он не очень-то их балует... Разве оставит что после смерти... Говорят, он все завещал Елене, но теперь дает только пятьдесят тысяч.

- Только?

- И это еще слава богу! Он ведь такой взбалмошный старик... И эти деньги вымолила мать со слезами... Старик теперь без ума от Бениславской. Эта женщина его совсем опутала...

- Ну, Борскому все равно. Он так богат... Я слышала, он влюблен, как мальчик?

- Говорят... Впрочем, он вообще близок к семейству Чепелевых. Вы, верно, знаете, что он когда-то был у них в доме учителем я что сама мадам Чепелева очень ему нравилась...

Разговор перешел в шепот.

Молоденькая брюнетка, с темными блестящими глазами, жадно слушала чудовищную сплетню, которую подкрашенная барыня рассказывала со всеми подробностями, укорительно покачивая головой...

- Это в ее жанре... Так дочь выходит за любовника матери?

- Что же, это не редкость! - засмеялась дама. - Это бывает!

"И у тебя ведь тоже есть любовник!" - подумала она, продолжая весело болтать с брюнеткой.

Певчие грянули концерт.

Разговоры стихли. В церковь вошел жених.

Это был красивый, плотный господин лет тридцати, с умным и выразительным смуглым лицом. Он обходил группы знакомых, любезно пожимая руки и приятно улыбаясь. Не успел он еще обойти всех, как снова запели певчие и в церковь вошла, об руку с отцом, стариком генералом, невеста.

Стройная, грациозная, небольшого роста, она тихо шла, не оборачивая своей необыкновенно изящной головки. Ее прелестное, с тонкими чертами лицо было серьезно и торжественно. Бледная, она казалась еще бледней в белом подвенечном платье, а большие голубые кроткие глаза ее с каким-то детским испугом глядели вперед...

- Невеста имеет печальный вид! - заметили вокруг.

- Но зато как сияет мать!

И правда: мать сияла. Она весело кивала головой по сторонам, идя под руку с посаженным отцом, высоким седым генералом, хорошо известным в Петербурге и которому мужчины почтительно кланялись.

Несмотря на свои сорок лет и, пожалуй, с хвостиком, Чепелева была еще видная, полная брюнетка с блестящими подведенными глазами. Она весело улыбалась, открывая ряд чудных белых зубов, и вся сияла торжеством и счастием...

Дяди-миллионера не было в церкви, и все это заметили.

Начался обряд венчания.

Священник венчал долго и торжественно, так что, когда обряд был кончен и все присутствующие успели основательно познакомиться с биографией молодых и с разными пикантными подробностями насчет Чепелевых, невеста едва стояла на ногах. Борский взял молодую жену под руку и торопливо повел ее из церкви.

Из церкви все поехали на Английскую набережную к молодым. О роскоши нового жилища давно ходили толки, и действительно квартира была роскошная. Везде ковры, бронза, цветы, картины. Дамы с любопытством и завистью рассматривали будуар, отделка которого, как говорили, стоила до двадцати тысяч. Всем чувствовалось как-то особенно приятно среди этого комфорта и роскоши, и все с каким-то особенным уважением смотрели на Борского, умевшего так мило устроить уютное гнездышко.

Лакеи разносили шампанское, фрукты и чай. Все поздравляли молодых и желали им счастья. Дамы целовали Елену и находили, что она прелестна. Елена успела уже оправиться и благодарила за эти фальшивые ласки и пожелания с улыбкой на устах. В гостиных шли разговоры, и главною темою, разумеется, была война. Молодежь находила, что война будет веселою прогулкой до Константинополя, и тут же кто-то рассказывал, как смешон был какой-то старый генерал, который доказывал, что нужна армия в триста тысяч. Все полагали, что война кончится очень скоро, в несколько недель. Дамы рассказывали, какие чудные вагоны устроены для раненых и как будет хорошо "нашим славным солдатам". Слушая, как им будет хорошо и как все эти милые дамы будут заботиться о них, оставалось только желать, чтобы было больше раненых. Все находили, что турки заслуживали урока и чем скорее дан будет им урок, тем лучше...

В маленькой гостиной около важного седого генерала сидело несколько генеральских эполет и звезд на фраках. Ожидали, что генерал скажет какую-нибудь новость, но он никакой новости не сказал, а вспоминал с Чепелевым о службе на Кавказе. Все почтительно слушали и смеялись, когда улыбался седой генерал. Борский был тут же и умел выждать время, когда генерал заговорил с ним. Борский незаметно навел разговор о трудности продовольствия армии и говорил по этому поводу толково и основательно, так что генерал слушал его со вниманием.

- Вы, видно, изучали этот вопрос! - тихо проговорил он, вставая, и прибавил: - Если вздумаете иметь с нами дело - пожалуйста...

Вслед за тем он уехал, а за ним стали разъезжаться и другие гости. Только в одной группе шел оживленный разговор. Плотный, плечистый, с большими выпученными глазами адмирал рассказывал о том, как недавно один молодой мичман просился у него на простои шлюпке взорвать турецкий монитор на Дунае.

- Воодушевление у моряков необыкновенное... - закончил он, - и турецкому флоту несдобровать...

- А что будут делать поповки?..

Адмирал сулил им большие дела и стал тут же доказывать, что если бы были у нас одни поповки, то было бы лучше.

Однако надо было уезжать. Адмирал не успел докончить лекции о круглых судах и, круто повернувшись, пошел прощаться.

Высокий худой господин со звездой, прощаясь с Борским, спросил:

- Говорили с генералом?

- Говорил... Кажется, он будет согласен...

- Это хорошо, а все-таки вам лучше съездить к Наталье Кириловне и с ней еще переговорить... Она... ну, да вы сами знаете... На днях побывайте у меня.

Скоро все гости разъехались. Остались одни Чепелевы.

Старик отец нежно глядел на Елену, держал ее за руку и тихо с нею разговаривал.

Чепелева у окна говорила с Борским.

- Каков дядя?! И на свадьбу не мог приехать... Это просто срам... Я у него была сегодня утром: говорит, болен и никого не принимает... Дать своей наследнице каких-нибудь пятьдесят тысяч... Я этого не ожидала.

- Он серьезно болен?..

- Однако выезжает и целые дни проводит у Бениславской... Это становится скандалезным... в его лета и с его болезнью!

- Я знал эту барыню. Это энергичная женщина... Вы, Александра Матвеевна, вместо того чтобы понапрасну бранить их, узнайте-ка завтра получше, как там дела... Дело может кончиться серьезнее, чем мы с вами думали...

- Не лишит же он Лену наследства. Ее-то он любит?

- Все это очень возможно. Но вы знаете старика, на него легко может повлиять такая женщина, как Бениславская. Она на все способна... Было бы очень полезно старика удалить от нее...

- Но ведь вы знаете, Basile, я пробовала... Чем же это кончилось?

- Надо умней попробовать. Вы тогда, maman, слишком увлеклись... Старику ведь недолго жить, говорят, а?..

Борский помолчал и спросил:

- А Леля грустна... Она сегодня плакала?

- Плакала, но все эти глупости пройдут... С вами она забудет свою детскую любовь! - отвечала она, кокетливо взглядывая на Борского. - Леля ведь еще так молода!..

- Вы думаете... забудет? - задумчиво проговорил Борский.

- Еще бы... Она такая мягкая... Вы только будьте нежней... Ну, да этому учить вас не к чему!..

Отец между тем прощался с дочерью.

Елена бросилась ему на шею и нервно зарыдала. Старик тихо плакал, прижимая к груди свою любимую "девочку".

- Ведь ты будешь счастлива? Да? Ведь будешь? - точно старался уверить себя старый генерал. - К чему же слезы? Ты не плачь!.. - шептал он, прижимая к себе ее голову.

- Буду... буду... папочка... Я так... Тебя жалко, а обо мне ты не беспокойся... Привыкну... - говорила она, утирая слезы. - Я к тебе буду часто приезжать. И ты не забывай свою девочку... слышишь?.. Приезжай ко мне чаще. Да смотри, папа, - краснея, шепнула она ему, - не забудь передать письмо Венецкому... Ты не беспокойся... я только прощаюсь с ним... Он ничего не знает... Скоро приедет, верно... Ты прими его...

- Не забуду... Приму... моя крошка!.. - отвечал старик и стал поспешно крестить Елену. - Твой муж добрый человек, Леля... Он любит тебя... И ты люби его...

- Смотрите же, Василий Александрович, - проговорил он как-то торжественно, обращаясь к Борскому, - берегите Лелю... Она!.. она...

Он что-то хотел сказать, но не договорил и тихо побрел из гостиной...

Мать обняла Елену, назвала ее счастливицей, сказала, что все ей завидуют, перекрестила ее и торжественно заметила:

- Ну, милое дитя, счастье у тебя в руках... Будь же счастлива.

Прощание вышло несколько холодное.

Молодые остались одни.

Елена опустилась в кресло и рассеянно перебирала платок. Слезы текли по ее лицу. Борский подошел к ней, тихо взял ее за руку и промолвил:

- Елена! Вы устали. Вам нужно отдохнуть...

Елена покорно поднялась с кресла.

- Елена! - тихо прошептал Борский, поднося ее руку к своим губам. - Скажите, могу я рассчитывать, что вы меня со временем... полюбите?..

Она вздрогнула.

- Вы знаете... я... я... очень благодарна вам за все, что вы сделали для нас, и постараюсь быть хорошей женой...

Он тихо пожал ее маленькую руку и больше ни о чем не спрашивал, проводил ее из гостиной и сдал на руки горничной.

Уже был час ночи, а Борский не собирался спать. Он нервно ходил по роскошному кабинету, и мрачные мысли толпились в его голове. Он вспомнил прошлое, надежды юности, иных людей, иную обстановку. Он тогда был беден и никогда не рассчитывал быть богачом, а потом вдруг все изменилось... Он почувствовал какую-то страсть к наживе, точно игрок... Он был счастлив и скоро составил себе состояние. Удача шла за удачей, спекуляции удавались. Он был богат, а теперь?

Он усмехнулся. Все считали его миллионером, а между тем он был накануне полного разорения, и если бы ликвидировать дела, то остался бы громадный дефицит.

Но он снова надеялся... Один другого грандиознее планы зрели в его голове. Он мечтал о новых спекуляциях, рассчитывал будущие барыши... Если бы умер дядя и оставил Леле состояние, то каких бы чудес не наделал он с этими деньгами?.. У него в руках были бы миллионы.

Но он поправится... Война на носу, и умному человеку довольно дела. Еще кредит есть. Еще целый месяц впереди до срока огромных платежей, а в месяц чего не сделаешь? Быть может, дядя даст денег.

"Хоть пятьдесят тысяч и капля в море, но они все-таки помогут! - подумал Борский. - Пока это последний шанс".

И он снова мечтал о новых спекуляциях и сердито отгонял всякую мысль о разорении...

- Все меня считают богачом и должны считать! - проговорил он.

Он вспомнил об Елене, и что-то тяжелое шевельнулось в нем. Любит ли он ее?.. Да, он ее любит, но он откровенно сознался, что он не женился бы, если бы не ожидаемое наследство. Он дал себе слово беречь ее... любить, - и она будет счастлива.

Часы пробили два, Борский стал медленно раздеваться. Перед ним проносились картины его молодости, когда он был студентом и ходил пешком с Петербургской давать уроки и изучал философию...

- Как все это давно было! - проговорил Борский. Он окутался в атласный халат и вышел из кабинета.

Глава вторая

ЛОВКАЯ ЖЕНЩИНА

На часах пробило девять, когда в полутемный будуар роскошного бельэтажа на Гагаринской набережной вошла, неслышно ступая по пушистому ковру, пожилая горничная, одетая в безукоризненно белый чепец и такой же передник. Торопливо приблизившись к окнам, она отдернула занавески и подняла сторы.

Снопы света ворвались в окна и осветили ярким блеском солнца изящный женский будуар с мягкою изысканною мебелью, с цветами, картинами игривого содержания по стенам, обитым бледно-розовым кретоном, и множеством дорогих безделок.

- Варвара Николаевна! Извольте проснуться. Девять часов! - тихо проговорила горничная, приблизившись к алькову.

Не успела она договорить последних слов, как маленькие женские выхоленные руки развернули занавеску алькова и между складок бледно-розового кретона показалась красивая женская головка.

Темные chatin волосы обрамляли овал бледного, выразительного, серьезного лица с большими, глубоко сидящими, темными глазами сухого блеска, чуть-чучь приподнятым носом, тонкими, сжатыми в нитку губами и маленьким, заостренным книзу подбородком. Это лицо можно было бы назвать прелестным, если бы не сухой взгляд и какая-то едва заметная черточка около углов маленького рта, придававшая лицу неприятное, злое выражение. На вид ей было лет двадцать пять или шесть.

Она слегка прищурилась на свет и проговорила приятным, грудным контральтовым голосом:

- Я давно проснулась. Скорей, Параша, одеваться.

Варвара Николаевна быстро всунула босые ноги в крошечные, отороченные мехом туфли, накинула пеньюар на плечи и, вздрагивая плечами от охватившего ее тело свежего воздуха, скользнула в соседнюю комнату, где ожидала ее ванна.

Чрез полчаса она вернулась в спальную, и тут начался ее туалет. Этим делом она обыкновенно занималась особенно тщательно. Сидя перед зеркалом, она внимательно взглядывала на свое лицо, а Параша расчесывала ее чудные волосы.

В это время, осторожно ступая кошачьими шагами, вошла старая, некрасивая женщина с пронырливым, зорким взглядом маленьких воспаленных глаз. Она была вся в черном, в плисовой шапочке, из-под которой выбивались пряди седых волос.

Приблизившись к Варваре Николаевне, она перекрестила ее три раза, фамильярно чмокнула в губы и, усаживаясь на мягкую табуретку у ног ее, спросила:

- Ну как ты, моя королевна, спала?

- Скверно, Макридушка... Сна нет...

- Будет и сон... Будет, - говорила эта странная женщина каким-то особенным полушепотом. - Я тебе сегодня на зорьке гадала.

При этих словах Параша искоса взглянула на старуху, и тонкая усмешка пробежала по Парашиным губам.

"На зорьке-то ты спала!" - подумала она, но ни слова не сказала, зная, что Варвара Николаевна питала какую-то страсть к разным гадальщицам и странным старухам, которые постоянно переменялись в этом доме.

- И что же вышло?

- Хорошо вышло. Исполнение желания!

- Правда?

- Ты знаешь, Варвара Николаевна, я неправды не люблю. За твою за хлеб за соль я врать не стану...

И странно: эти произнесенные спокойно, уверенным тоном слова произвели на молодую женщину видимое впечатление. Она весело улыбнулась.

- И все мои желания исполнятся?

- Все, родная моя, все...

- Ах, если бы все...

Она весело болтала с Макридушкой, пока Параша убирала ее чудные волосы. Затем ей подали капот, и она, розовая, белая, с кольцами на пальцах, вошла в маленькую гостиную, где уже готов был кофе и лежала газета.

После кофе Варвара Николаевна села за маленький столик, заказала обед и стала писать письма.

В первом часу у Варвары Николаевны начался обычный прием... Но кто такая эта Бениславская? - быть может, спросит читатель.

Бениславская появилась в Петербурге года четыре тому назад, и скоро о ней заговорили, как об очень красивой, умной и образованной женщине, живущей очень открыто и роскошно. Говорили, что она вдова, дочь какого-то бедного генерала, но подробностей ее биографии не знали, да и не вдавались в нее, точно так, как не интересовались знать, откуда у нее средства. Знали, что у нее обширные связи и знакомства, что у нее бывают сановники и дельцы, указывали то на одного, то на другого любовника, но ничего верного никто не знал. В последнее время говорили, как о счастливце, о старике Орефьеве, богаче, родном брате Чепелевой, но и эти слухи были не более как слухами, которые, впрочем, Бениславская и не старалась опровергать. Дамы встречали ее косыми взглядами и не посещали ее. Мужчины, напротив, очень охотно посещали ее салон по вечерам и играли в карты.

К ней ездили за советами, ездили по делам и знали, что она сумеет дать совет и сумеет пустить в ход дела. Как ловкая женщина, она смело эксплуатировала своими связями и умела проникать в такие кабинеты, куда обыкновенному смертному проникнуть было трудно. Она пускала в ход все средства, и когда раз спросили ее, чем она живет, то она не без веселости сказала, что живет своим умом и молодостью.

Лакей во фраке и белом галстуке подал ей карточку.

- Просите сюда! - проговорила она, поправляя волосы.

Через минуту в гостиную вошел маленький черненький господин во фраке, с физиономией, сразу обличавшей его еврейское происхождение. Низко кланяясь, нерешительно подходил он к Варваре Николаевне.

- Садитесь... сюда, поближе! - сказала она, указывая на стул. - Очень рада с вами познакомиться. Мне о вас говорили... Вы недавно приехали?..

- Четыре дня тому назад! - ответил господин с заметным еврейским акцентом в произношении.

- Сколько мне известно, господин Гольдблюм, вы имеете намерение получить подряд в действующую армию?

- Точно так... Я очень желаю... Я подавал докладную записку.

- Она с вами?

- Вот-с она... Не угодно ли?

Господин Гольдблюм подал бумагу.

Варвара Николаевна прочла ее и, подавая ему назад, проговорила:

- Я думаю, это можно устроить.

- Можно? - обрадовался Гольдблюм.

- Я полагаю.

- Я был бы так благодарен вашему... вашему превосходительству... Я бедный человек...

- Ну, о бедности, господин Гольдблюм, вы напрасно... Будемте говорить о деле. Оно будет стоить денег. Вы знаете, что все эти хлопоты без денег не делаются...

- А сколько? - каким-то шепотом проговорил Гольдблюм.

- Пятнадцать тысяч! Я думаю, это не дорого...

Гольдблюм чуть было не вскочил от испуга, услыхав такую цифру.

- Но ведь подряд такой маленький... самый крошечный.

И он даже показал свой мизинец, чтобы объяснить, какой это крошечный подряд.

Бениславская улыбнулась и весело заметила:

- Ведь и деньги маленькие. Подряд вам может дать до пятидесяти тысяч чистого дохода...

- Ай нет... А на месте сколько платить!..

- Я рассчитывала все расходы... Смотрите.

И с этими словами она подала листок почтовой бумаги, на котором основательно был сделан расчет всех расходов.

Гольдблюм с каким-то особенным уважением посмотрел на хозяйку.

- Если бы десять тысяч...

- Ах, мой дорогой Гольдблюм... я не торгуюсь...

- Двенадцать.

- Ну бог с вами... Вам говорили условия?..

- Как же... как же... я привез и задаток и вексель...

Дело было слажено. Гольдблюм дал три тысячи задатка (Варвара Николаевна довольно аккуратно пересчитала деньги) и затем на остальную сумму выдал вексель, взамен чего Бениславская выдала ему расписку.

- Уж вы, пожалуйста!.. - проговорил он несколько развязнее, после того как отдал деньги.

- Будьте покойны... Через неделю заезжайте ко мне...

Гольдблюм встал и, почтительно пожав протянутую ему руку, вышел из гостиной.

Вскоре после ухода Гольдблюма в маленькую гостиную вошел пожилой господин, чистенький, выхоленный, с гладко выбритым лицом, безукоризненно одетый во все черное.

При виде этого гостя Варвара Николаевна привстала с маленького дивана и, протягивая вперед свою оголенную руку, весело проговорила:

- Здравствуйте, барон. Вы меня совсем забыли... И вам не стыдно?

Барон взял протянутую руку, сперва пожал ее, потом поцеловал несколько повыше кисти и, не выпуская руки из своей, заметил:

- Стыдно, Варвара Николаевна, очень стыдно, но я хворал...

- Хворали? Что с вами? - участливо спросила Бениславская. - Да садитесь сюда, поближе... на диван. Нам вдвоем будет место.

Барон начал рассказывать, что у него был грипп, и нежно посматривал на свою хорошенькую близкую соседку.

- Ну, слава богу, вы теперь поправились, и я очень рада...

- Уж будто и рады?

- А то как же?.. Ах, мой дорогой барон, вы, кажется, хотите перестать быть моим другом! - И Варвара Николаевна, в свою очередь, взяла барона за руку и крепко ее пожала, а барон снова несколько дольше обыкновенного удержал хорошенькую ручку.

Барон рассказал, что он только что вернулся из заседания, где рассуждали о важных делах; заметил по этому поводу, что нынче основы очень шатки, и сообщил, что скоро будет новый процесс.

- Порядочные люди должны ужасаться при виде той разнузданности, в которой мы живем. Ах, Варвара Николаевна, - прибавил он с грустью, - я только что встретил на улице двух женщин... Боже мой, что у нас сделали с женщиной... Костюм уродливый, а манеры!!! Нет никакой женственности, нет того благоухания, которое так привлекает к себе... Нет...

Барон впал в идиллическое настроение, и разговор принял какой-то странный характер. Говоря о женственности и благоухании, барон как-то искоса посматривал на круглую шею своей собеседницы и, когда перешел к святости семейных основ и доказательствам, что без этого цивилизация немыслима, был красен как рак и стал говорить сладкие нежности.

Варвара Николаевна ловко отвечала в тон своему гостю, тоже, в свою очередь, заметила, что нынче у женщин мало эстетического чувства, уверяла своего гостя в дружбе и как будто не замечала, что ее руки находятся в полном распоряжении у барона.

- Вы слышали новость?.. Борский женился...

- Как же, знаю... Невеста хорошенькая?

- Недурна, но очень молоденькая... знаете ли, совсем молоденькая...

- А вы, барон, разве таких не любите?..

- Нет...

- А каких же? - спрашивала она, наклоняясь к нему...

- Каких?.. Вы знаете. Варвара Николаевна, каких я люблю, - отвечал тихо барон.

- И полно... вам так кажется... - лукаво засмеялась она, отодвигаясь подальше и отнимая руку. - Вы со мной позавтракаете?

- Еще бы...

Она позвонила и приказала подавать завтрак.

Через несколько минут они прошли в столовую. Варвара Николаевна усердно подливала своему собеседнику вино и сама не отставала. Барон к концу завтрака совсем осовел и умильно взглядывал на свою собеседницу. А она между тем спрашивала его:

- Могу я опять беспокоить вас, дорогой мой, просьбой...

- Еще бы...

- Видите ли... Мне писали об одном весьма порядочном господине, который хочет иметь подряд, но у него здесь нет никаких знакомых... Вы можете помочь мне?

- А вы, по обыкновению, готовы всем помочь?.. Добрая!..

- Что делать! Это моя слабость и, надеюсь, извинительная... Этот человек, барон, очень порядочный, он у меня сегодня был и...

- Ну, разумеется, я готов... Научите только, что делать...

- Поезжайте к министру и порекомендуйте ему этого господина... Вы ведь с министром хороши?

- Только-то?.. Ну, это с большим удовольствием.

Они снова перешли в гостиную, и Варвара Николаевна достала докладную записку, оставленную Гольдблюмом, и передала ее барону.

- Спасибо вам, мой дорогой...

И она так ласково взглянула на барона, что барон как-то косо повел своими маленькими маслеными глазками...

- Один холодный... мирный?.. - прошептал он.

Варвара Николаевна вдруг отступила назад и так обиженно взглянула на барона, что он даже оторопел.

- Барон... я, кажется, вам не дала повода... Вы оскорбляете порядочную женщину.

- Простите... простите меня... Но ведь я вас люблю... для вас я готов...

Барон совсем растерялся.

Варвара Николаевна спешила его успокоить; она усадила его около себя на диване и стала шептать слова утешения совсем раскисшему сановнику.

Уж и без того о ней бог знает что говорят, и без того ее оскорбляют, хоть она и выше оскорблений. Но неужели и он, ее лучший друг, мог хоть на минуту подумать?.. Она его уважает, любит как друга, могла бы полюбить и иначе, но он женатый человек, и, к сожалению, между ними может быть одна дружба...

И она продолжала шептать слова утешения, совсем наклонившись к нему, обдавая барона горячим дыханием, и совсем как будто не замечала горячих поцелуев, которыми осыпал ее шею и руки барон в порыве благоговейного восторга, вздрагивая, как молодой жеребенок.

Когда барон уходил от нее, то он еще более уверился, что Варвара Николаевна святая женщина, и был окончательно в нее влюблен, как кот.

В этот день у Варвары Николаевны перебывало несколько человек. Сперва заехал один известный старик генерал, рассказал несколько новостей из официального мира, сообщил новый анекдот, только что появившийся в обращении в высших сферах, говорил сальности на правах старика и несколько раз потрепал Варвару Николаевну дружески по спине и поцеловал ее руку повыше локтя, весело говоря, что он помнит Варвару Николаевну еще крошкой и что такому негодному во всех отношениях старику все позволительно.

Варвара Николаевна весело болтала, но на этот раз не разыгрывала роли оскорбленной женщины, а попросила старика написать рекомендательное письмо одному "бедному и порядочному молодому человеку". Старик поморщился, но тут же написал, но за это опять-таки очень интересовался знать, такая ли маленькая ножка у Варвары Николаевны, как говорят об этом...

- Смотрите!..

И Варвара Николаевна протянула свою маленькую ножку в шелковом ажурном чулке и положила ее на кушетке.

- Хорошенькая... хорошенькая... - промямлил старик и стал ее целовать...

В двери из будуара тихо постучали. Это значило, что кто-то приехал.

Варвара Николаевна быстро отдернула ногу, погрозила пальцем старику и усадила его в кресло.

Когда он выходил, в гостиную входил новый посетитель, который при виде генерала почтительно поклонился, пропуская его в двери.

Новый посетитель был делец. Он приехал поговорить о деле, и Варвара Николаевна основательно переговорила с ним.

Затем Параша ей доложила, что в кабинете дожидается "вчерашний" господин, пришедший с черного хода, и она заперлась в кабинете - комнате, которая была совсем в стороне, - со "вчерашним" посетителем, какою-то темною личностью, принесшею ей какие-то векселя. Она пересмотрела их и оставила у себя, приказав "вчерашнему" господину принести еще таких же...

А в гостиной уже дожидалось несколько офицеров. Она скоро вышла к ним, поболтала о лошадях, о француженках, о производствах в чины и, когда молодые люди стали прощаться, просила не забывать ее вторников и суббот по вечерам.

Затем она позвонила и приказала никого более не принимать, исключая Башутина.

Лакей зажег лампу и пошел отдать приказание.

Плотный, статный, красивый господин лет тридцати пяти, с небольшими черными усиками, завитыми в нитку, с эспаньолкой, одетый по последней моде, вошел в гостиную и небрежною, развалистою походкой, снимая на ходу перчатки и обнаруживая красивые руки в кольцах, приблизился к Варваре Николаевне, взял ее за руку, поднес к своим губам, опустился около нее и проговорил:

- Сейчас от Орефьева... старик взвинчен как следует... И хоть завтра готов под венец... Вот его любовное послание... Писал при мне, а сам плакал и умолял, чтобы ты позволила ему сегодня приехать...

Варвара Николаевна прочла письмо и проговорила:

- Он совсем сумасшедший... Это третье предложение...

- Ты два раза отказывала, и я тебя понял. Ты хотела разыграть бескорыстие и еще более раздражить его, а теперь...

Она взглянула на Башутина и спросила:

- Ты мне это советуешь?

- Полно сентиментальничать. Ты сама очень желала бы выйти за него замуж.

- Но еще можно подождать...

- Нельзя. Доктора говорят, что он плох. У него, во-первых, гниет спинной хребет, - старик весело жил, - а во-вторых, чего же еще ждать? Разве того, чтобы ты выпустила его из рук, как, помнишь, Мальцевского?.. Иногда, моя милая, твои глубокомысленные соображения перескакивают цель. Ты умно сделала, что два раза отказала ему, еще умнее, что давала целовать только кончики пальцев и не брала у него ни гроша денег, хотя бы могла. Все это тысячу раз умно, но теперь откладывать нечего... Как финансы?

- Je suis a sec!* Сегодня получила тысячи три, но надо платить...

_______________

* Я без гроша! (франц.)

- Вот видишь ли... И, признаюсь, вся твоя адвокатура - вещь очень шаткая... Пора тебе устроиться и как можно скорее... Борский женился и, конечно, захочет получить наследство своей жены. Ведь не на Чепелевой же он женился...

- Но он такой старый... скверный...

Башутин поднял на Варвару Николаевну свои голубые глаза и сказал:

- А положение?.. А состояние?.. Ты возьмешь старика в руки.

- А ты что будешь делать?

- Буду твоим негласным любовником, как и теперь. Обо мне ты не беспокойся... Да наконец Орефьев стар... Он может недолго прожить! - тихо обронил Башутин.

Варвара Николаевна инстинктивно отодвинулась и испуганно взглянула на Башутина.

- Ты не пугайся... Я ничего страшного не предлагаю! - весело заговорил он. - Я не люблю скамьи подсудимых и предпочитаю мягкие кресла... Доктор мне говорил, что при болезни спинного мозга всякие излишества, особенно ласки женщины, могут быстро свести человека в гроб... А что такому старику обременять землю, а?