желая спасти Форстера от дальнейших злобных нападок своего первого помощника, пригласил Ньютона в дом владельца груза, мистера Кингстона.
Молодой Форстер очень понравился мистеру Кингстону, и, видя, как сильно вопрос о неграх интересует его, грузовладелец предложил Ньютону навестить плантацию одного своего знакомого.
Рано утром мистер Кингстон, Беркрофт и Ньютон сели на мулов и поехали к усадьбе плантатора. Солнце уже освещало небо, но еще не показывалось, только золотило края облаков. На каждом листике блестели капли росы, туман скрывал часть вида, грохот водопадов смешивался с щебетанием птиц, которые перепархивали с одной ветки на другую. В воздухе чувствовалась свежесть, даже холодок; трудно было вообразить, что это место лежит под тропиками.
- Совсем другое представление о климате Вест-Индии бытует в Англии, - заметил Ньютон. - Там мысль о нем соединяется у нас с мыслью о нестерпимой жаре и желтой лихорадке.
- Все это основано на рассказах людей, редко бывающих вне городов или гаваней, - ответил Кингстон. - В Карибском море нет ни одного острова, на котором, встав пораньше, нельзя было бы наслаждаться такой восхитительной атмосферой. Особенно на Ямайке; там с гор можно собрать сколько угодно снега.
Через полчаса путники остановились подле длинного ряда строений, тянувшихся в начале долины, которая спускалась к морю. Их встретил плантатор, высокий худощавый человек в парусиновом костюме и широкополой шляпе.
- Милости прошу, джентльмены; добро пожаловать, Кингстон, - встретил он их. - Сойдите с седел, мои молодцы возьмут мулов. Эй, Джек, где ты? Куда девался Бэби и Булки? Идите сюда, вы, ленивые мошенники! Пожалуйте, джентльмены, закусим. Завтрак на столе.
И старый плантатор провел своих гостей в большую прохладную комнату в наземном этаже. Там стоял стол, полный самых отборных тропических кушаний.
- Пожалуйста, джентльмены; советую надеть белые куртки; здесь не церемонятся. Эй, ты, мальчишка Джек, где "сангори"? Отличный здесь климат, капитан Беркрофт. Нужна только умеренность.
"Мальчишка Джек" - красивый негр лет сорока - принес "сангори", питье, сделанное из полбутылки виски, двух бутылок мадеры с сахаром, с лимонным соком и с тертыми орехами. Все разбавлялось водой. Напиток был влит в громадный кувшин. Джек принес его обеими руками и поставил перед своим хозяином.
- Не угодно ли выпить? - предложил плантатор Беркрофту.
Тот отказался, зато хозяин дома выпил за его здоровье.
В эту минуту Ньютон внезапно вздрогнул и, заглянув под стол, заметил:
- Я думал, подле меня собака, но это черный ребенок.
- Ах, один выскочил? - сказал плантатор. - Ведь я же велел тебе, Джек, всех их запереть.
- Да, сэр, я запер, - ответил чернокожий, тоже глядя под стол. - Это противный негритенок, двухлетний Самбо. Его никак не удержишь, сэр. Ну, выходи, Самбо!
Ребенок подполз к своему господину и взобрался к нему на колени. Старик погладил его по голове с курчавыми волосами, похожими на шерсть, и дал ему кусок жареной индейки. Схватив его, маленький Самбо тотчас же снова нырнул под стол.
- Видите ли, капитан, они привыкли приходить сюда во время завтрака; я их запер только потому, что у меня гости. Вот эта дверь ведет на детский двор.
- Детский двор?
- Да, я вам покажу его. Там их много.
- О, пожалуйста, впустите сюда детей. Я хочу их видеть, и мне будет жаль, если из-за меня они не получат того, чего ждут.
- Открой дверь, Джек.
Едва это было исполнено, как в комнату ворвалось около двадцати детей от трех до семи лет, черных, как полированное черное дерево, по большей части без платья, и очень сытых. За старшими вползли маленькие, еще не умевшие ходить.
Общество кормило детей; старшие бесцеремонно теснились к плантатору и его друзьям, маленькие сидели на полу и со смехом ели свои порции.
- Конечно, это все невольники? - спросил Беркрофт.
- Да, и почти все родились в этом имении. Может быть, теперь вы заглянете в детскую?
Говоря это, плантатор повел гостей во двор, из которого прибежали дети. Это была квадратная площадка; с трех сторон ее окаймляли маленькие дома, каждый состоял из двух комнат; в большинстве комнат помещались невольницы, почти все с грудными малютками.
- Это мои женщины-наседки; они не работают, а только смотрят за детьми, которые остаются здесь лет до восьми, до девяти. В имении есть врач, и если заболевает кто-нибудь из детей или взрослых невольников, он лечит их. Теперь, если угодно, осмотрим работы.
Плантатор провел гостей к длинному ряду отдельных домов; каждый стоял в центре сада, засаженного бананами, сладким картофелем, ямсом и другими тропическими растениями. Повсюду бродило множество домашних птиц всякого рода, виднелось также много свиней.
- Видите, капитан, это дома негров-работников; участки земли отданы им, и все, что они собирают с них, весь доход, который они получают от свиней и птиц, - их собственность.
- Но чем они питаются? - спросил Беркрофт.
- Они также регулярно получают порции, как ваши матросы на корабле; им дают пищи вволю.
- Они все холостые?
- Нет, большая часть из них обвенчались с невольницами. Их жены живут с ними, если только у них нет детей. Матерей переводят в детские.
- А какой работы вы требуете от них?
- Они работают по восемь часов в день, за исключением хлопотливого времени жатвы.
- Они откладывают деньги?
- Довольно часто негры накапливают столько денег, что могли бы купить себе свободу, если бы того желали.
- Если бы желали? - с глубоким изумлением спросил капитан.
- Да; может быть, вам будет странно услышать, что люди часто отказывались от свободы. Человек - опытный столяр или другой мастер - может без труда откупиться, потому что у нас ремесленники получают большую плату, но невольник, так сказать, обыкновенный землепашец, с трудом прокормится и ничего не отложит себе на старость. Все негры знают это. Я предлагал свободу нескольким старикам, но они отказались и теперь живут у меня в имении, имеют все и не работают или работают очень мало. Вы видели старика, который мел подъезд. Это его ежедневное занятие в течение последних пяти лет. Теперь, если угодно, мы пройдем через плантацию и посмотрим на наши сахарные мельницы.
Гости посмотрели на негров, которые весело работали в сахарном тростнике, и заметили, что они не возбуждают сострадания.
- Только, сознаюсь, бич в руках надсмотрщика мне не нравится, - проговорил Ньютон.
- Конечно, но обычай трудно изменить, - ответил плантатор. - Этот бич - знак власти, и его щелканье побуждает негров работать. У меня его почти никогда не употребляют.
Общество осмотрело все: жернова, конюшни для мулов, котлы, холодильники и наконец вернулось в дом.
- Что скажете вы теперь о рабовладельчестве, капитан? - спросил плантатор. - Правы ли ваши филантропы, осыпая нас упреками?
- Прежде уверьте меня, что на других плантациях все устроено так же хорошо, - ответил мистер Беркрофт.
- Если этого еще нет, то скоро будет; в интересах самих плантаторов поставить дело лучше.
- Но все же совершались большие жестокости, - возразил капитан.
- Конечно, - согласился плантатор, - и необходимо, чтобы люди уничтожили ужасы рабовладения.
На следующий день общество поднялось рано, чтобы насладиться прелестной свежестью утра, которая скоро испаряется от знойных лучей тропического солнца. К завтраку пришел доктор и объявил о рождении двух новых невольников. Гости навестили молодых матерей, и для новорожденных были выбраны длинные замысловатые имена.
После этого Ньютон прошел во двор, где сидело несколько женщин, занимаясь разной работой, а еще через несколько минут мистер Кингстон и его спутники простились с любезным старым плантатором и двинулись в обратный путь.
Не проехали они и четверти мили, как Ньютон, выезжая на небольшое взгорье, увидел, что за хвост его мула держится негр, помогая себе таким образом подниматься в гору.
- Как ваше здоровье, cap? - сказал чернокожий, усмехаясь широкой улыбкой.
- Отлично, сэр, - ответил Ньютон, - только я боюсь, что мне придется отстать от моих спутников, если мой мул будет тащить вас.
- О, cap, мул идти скорее. Масса не понимает! Мул упрямый, cap. Хотите, cap, ехать в одну сторону, мул идти в другую; если потянуть за хвост, он бежать вперед.
- Ну, если так, держитесь за хвост. Вы принадлежите к плантации?
- Нет, масса. Я свободный. Я работать тут; я плотник, cap.
- Плотник? Как вы научились вашему ремеслу, чтобы получить свободу?
- Научиться ремеслу на военный корабль. Военный корабль сделать мне свободу.
Мистер Беркрофт, слышавший этот разговор, вмешался в него и спросил:
- Вы родились здесь?
- Нет, масса, я ашантий.
- Как же вы попали сюда?
- Прийти очень великолепный корабль, взять меня, продать. Попасть на французскую шхуну, английский фрегат взять шхуну, послать Сарра Леон.
- А что вы там делали?
- Был учеником у масса Каулей, невольником; плохо там, много лихорадки, тут лучше.
- А как же вы выбрались из Сьерра-Леоне?
- Раз я спать в кустах; прийти воры, украсть меня, увести на берег, продать опять.
- Ну, а потом куда вы отправились?
- Опять на шхуна, cap. Новый фрегат взять шхуна в Вест-Индия; послать ее в плен. Меня и еще других оставить на палуба, потому что я говорить немного по-английски.
- А долго вы пробыли на фрегате?
- Четыре года, cap, и там научиться плотничать и столярничать; поехать Англия; много денег в Англия, много; приехать сюда на купеческом корабль. Англия хорошее место, только холодно, очень холодно, - негр вздрогнул от одного воспоминания.
- Теперь скажите, - спросил его Кингстон, - вы, конечно, помните вашу собственную родину. Где вам нравится больше, здесь или там?
- Ашанти - хорошая страна, Барбадос - хорошая страна. Ашанти не работать, денег не иметь; здесь много работать, много денег.
- Да; но где хотелось бы вам жить, здесь или там?
- Не знать, масса. Хотел найти страну, где не работать и много денег иметь. Здесь мужчины работать, а женщины только болтать. В моя страна - мужчины не работать, женщины делать все и кормить мужчин.
- А что же делают мужчины?
- Мужчины, cap, - гордо ответил черный, - сражаться, мужчины убивать.
- И только?
- Да, cap.
- Значит, если бы вы вернулись в страну ашантиев, вы остались бы там?
- Да, cap; не работать, спать целый день, заставить женщин кормить себя.
- До чего укореняются ранние привычки, - заметил Беркрофт. - Этот человек, свободный, живущий в цивилизованной стране, хотел бы вернуться к праздной, невежественной жизни.
- Да, то же самое скажет вам всякий невольник, не родившийся здесь. Нужно, чтобы прошло, по крайней мере, два поколения, чтобы уничтожить их дикость.
Ньютон пробыл в доме мистера Кингстона более трех недель. Наконец бриг был нагружен и, готовый, дожидался конвоирующих судов, чтобы снова уйти в Англию.
В это время произошло неожиданное событие. Капитан одного крупного судна, принадлежавшего тому же владельцу, что и "Элиза и Джейн", влюбился в богатую вдову, жительницу острова, женился на ней и покинул морскую службу.
Мистер Беркрофт был назначен командиром этого большого корабля, а капитаном судна "Элиза и Джейн" назначили Джексона. Это было ужасным ударом для Ньютона, так как Беркрофт не мог взять его с собой, потому что все места на том судне были заняты.
Сперва Ньютон хотел бросить бриг, но Беркрофт и Кингстон убедили его выполнить обратный рейс; тем более что он теперь занял место первого помощника капитана и, нарушив контракт, заплатил бы большую неустойку. Вдобавок Беркрофт уверил его, что на родине устроит ему место на том судне, капитаном которого сделается сам.
С тяжелым чувством вступил Ньютон на палубу брига и прежде всего увидел Джексона с большим брусом в руках, которым он только что свалил с ног матроса. Заметив Ньютона, Джексон с бешенством посмотрел на него и, осклабившись, заметил:
- Вот чего могут ждать непокорные на моем бриге. Ньютон ничего не ответил, а Джексон ушел на бак, где остальная часть экипажа поднимала из воды при помощи ворота якорь. Ньютон подошел к лежавшему моряку; железный брус пробил ему череп.
С помощью каютного слуги Форстер отнес раненого на его койку, а сам стал на руль, так как якорь брига уже подняли. Через четверть часа судно распустило паруса и шло вслед за военным фрегатом, который направлялся к другим островам, чтобы взять с собой купцов, поджидавших конвоиров.
- Если вы надеетесь, что место старшего помощника легкое дело, то ошибаетесь, - в тот же день сказал Ньютону Джексон. - Вы долго бездельничали, теперь вам придется работать вдвое больше или подчиняться последствиям. Не то... будь я проклят.
- Я буду исполнять мой долг, мистер Джексон, - ответил молодой человек, - и последствий не боюсь.
- Вот как? Вы, кажется, видели, как я сию минуту распорядился с лентяем. Берегитесь его судьбы.
- Я ничего не предвижу, ничего не боюсь, мистер Джексон. А если дело дойдет до брусьев - посмотрим. И знайте, сэр, я убежден, что через несколько часов вы подосадуете на себя, потому что, мне кажется, тому матросу грозит опасность. Даже теперь я умоляю вас потребовать медицинскую помощь с фрегата. Я требую этого.
- Требуйте, если осмелитесь! Я, сэр, капитан брига. Этот мошенник может умирать!
Ньютон ничего не ответил. Он решил не доводить дела до настоящих резкостей и три дня исполнял все, хотя бы неприятные приказания. В это время раненому становилось постепенно хуже; его болезнь быстро усиливалась, и на пятые сутки у него начался бред и сильнейший жар. Ньютон опять заговорил о медицинской помощи с фрегата. Испуганный Джексон встретил это предложение целым градом оскорблений и в конце концов отказал наотрез.
Экипаж брига стал роптать, все собрались на носу и то я дело, поглядывая на фрегат, перешептывались между собой. Но матросы боялись Джексона, и никто из них не решился высказаться. Джексон расхаживал взад и вперед по палубе; раздраженный, взволнованный, он прислушивался к безумному бреду своей жертвы, крики которой разносились по бригу.
В конце вечера матросы воспользовались тем, что капитан ушел с палубы, обступили Ньютона и заявили ему, что они пошлют на фрегат за медицинской помощью для своего товарища, будет ли это угодно мистеру Джексону, или нет. В середине разговора Джексон, подметивший шум на баке, вышел из каюты, услыхал все, что говорилось, обвинил Ньютона в попытке поднять мятеж, велел Форстеру пройти вниз и сказал, что утром отправит своего помощника на фрегат с тем, чтобы его там подвергли заключению.
- Я исполню ваше приказание, потому что вы - командир судна, и надеюсь только, что вы не отмените вашего решения войти в сношения с фрегатом, - сказал Ньютон и спустился по лесенке кают-кампании.
Однако Джексон, слыша все ослабевавшие крики больного матроса, побоялся привести в исполнение свои слова. Ночь сгущалась. Он был на палубе и стал убирать один парус за другим; ход брига замедлился, и судно отстало от остальной флотилии.
На следующее утро в виду не было ни одного купца; тогда, под предлогом желания догнать их, Джексон распустил все паруса и изменил курс так, чтобы пройти между двумя показавшимися островами. Только один
Ньютон знал правила навигации, и только он один мог бы объяснить, что они уходят в сторону от других судов, но он был заключен в трюме.
Около двенадцати часов бедный матрос вздохнул в последний раз. Джексон ждал этого и знал, как поступить. Между тем матросы роптали; они хотели захватить капитана и попросить Ньютона взять на себя команду судна, сошли под палубу и сделали Форстеру это предложение, но он отказался, заметив, что, пока закон не докажет, что капитан убил их товарища, его нельзя считать виновным и лишать командования судном.
Матросы неохотно подчинились ему и принялись за выполнение своих обязанностей на палубе.
Джексон теперь совершенно изменил обращение с ними, стал ласков и даже начал выдавать лишние порции спиртных напитков. Ньютона он по-прежнему держал под арестом. Дело в том, что Джексон, зная о суде, ждавшем его на родине, решил разбить бриг на рифах, потом бежать на один из французских островов. По его настоянию тело убитого бросили за борт. Это исполнили несколько матросов, которых он подпоил.
Ньютон, пробывший в трюме четыре дня, уже лег в гамак, как вдруг его разбудил внезапный толчок и шум падения мачт за борт. Вода быстро вливалась в судно, и это доказало ему, что шлюпки - единственное спасение.
Страшный крик в темноте, шум быстрых шагов, смешанные голоса, удары волн - все говорило об опасности. Форстер кое-как накинул на себя платье и кинулся к двери. Боже! Каков был его ужас, когда он понял, что она закрыта снаружи. Он сообразил, что это сделал Джексон (и не ошибся), но, недолго раздумывая, принялся стараться спастись. Ньютон уперся плечами в стену, а ногами в дверь и, придав телу почти горизонтальное положение, напряг все силы, чтобы выломать ее. Замок сломался, но дверь отворилась всего дюйма на два, потому что Джексон привалил к ней громадный канат, который не могли бы сдвинуть пять человек. Обезумев при мысли, что он погибнет из-за такого предательства, Ньютон снова напряг все усилия, но без успеха. А снаружи слышались голоса моряков, которые спрашивали, где весла и другие принадлежности шлюпок; и это доказывало ему, что каждая минута промедления - все равно, что новый гвоздь, вбитый в крышку его гроба. Все попытки не приводили ни к чему. Наконец Ньютону пришло в голову, что канат (он его ощупал через дверную щель) запирал только нижнюю часть двери, что следовало выломать ее верхнюю половину, и наконец ему удалось разбить в щепки верхний щит. Ньютон выбежал на палубу.
Ни экипажа, ни шлюпок! Он закричал - ответа не было. Он напряг зрение - шлюпки исчезли в темноте. И Ньютон, сломленный усталостью и отчаянием, без чувств упал на палубу.
Расскажем, что происходило, пока Ньютон силился вырваться из своей тюрьмы. В час пополуночи Джексон рассчитал, что бриг скоро наскочит на риф, и стал на руль. Раньше он потихоньку ярд за ярдом свернул тяжелый канат подле двери в каюту Ньютона.
Когда бриг с силой налетел на риф, Джексон сделал заранее обдуманные распоряжения, но именно хладнокровие и спокойствие капитана погубили его. Если бы матросы все сразу кинулись в вельбот, Джексон, вероятно, прошел бы с остальными, и они в суматохе забыли бы о Ньютоне. Но его спокойствие вернуло им уверенность и дало возможность опомниться. Все уже были в вельботе, на его дно положили необходимые вещи, когда один из матросов позвал Ньютона.
- Пропади он! Спасайтесь, молодцы. Скорее, - ответил капитан.
- Нет, не уйдем без мистера Ньютона, - в один голос крикнул экипаж. - Том Уильяме, сбегай вниз, погляди, где он. Он, вероятно, спит дьявольски крепко.
Матрос сбежал вниз, услышал, как Ньютон бьется в каюте, и увидел свернутый канат. Он поднялся на палубу, рассказал товарищам обо всем и прибавил:
- Нужно полчаса, чтобы вытащить бедняка, но через десять минут от брига останутся одни щепки.
- Это вы, негодный убийца, сделали это, - крикнул он Джексону. - Вот что, ребята, если бедному мистеру Ньютону суждено погибнуть, пусть этот мошенник погибает с ним.
Джексон хотел прыгнуть в вельбот, но от удара багром упал без чувств на палубу.
Теперь волны так высоко подняли бриг на риф, что он крепко засел ita нем, и, благодаря начавшемуся отливу, волны гораздо меньше бились о бок судна. Солнце вставало; стало совсем светло, когда Джексон очнулся. Почувствовав, что вода касается его ног, он поднялся, пошел к подветренному борту судна и по дороге натолкнулся на Форстера. Толчок заставил Ньютона прийти в себя Но оба были так изумлены, что долго не могли овладеть собой. Однако когда Джексон оправился, он кинулся на ненавистного человека; Ньютон же схватив болт, приготовился к обороне. И оба замерли в молчании; Джексон, мозг которого был слишком потрясен разными чувствами, не вынес этого нового волнения и опять без чувств упал на доски.
Теперь Ньютон огляделся. Благодаря отливу, повсюду виднелись коралловые рифы и песчаные мели, разделенные глубокими протоками, по которым неслась отливающая вода. Бриг засел на твердой массе коралла; в глубине виднелись залитые морем коралловые ветви, однако было ясно, что во время прилива вода покрывала весь риф; маленькая лодка еще висела на корме, и Ньютон мог бы спастись в ней при помощи весел и паруса.
И, не теряя времени, Ньютон стал готовиться к отплытию, достал весла, мачту, свежую воду, мяса, вина; всю провизию он спрятал в ящик под кормовой скамейкой лодки, туда же положил компас.
Все было готово. Но Ньютон не мог бросить Джексона, несмотря на все. Он подошел к нему, приподнял его. Капитан пришел в себя, точно очнувшись от глубокого сна, и посмотрел на Ньютона, который, в виде предосторожности, по-прежнему держал железный болт.
- Мистер Джексон, - сказал Ньютон, - шлюпка готова, я сейчас отчалю.
Джексон вспомнил все, что случилось ночью, и совсем упал духом. Он видел, что Форстер сильнее его.
- Отчалите... Не без меня! - вскрикнул он, становясь на колени. - Во имя милосердия, простате меня. Я был пьян. А пьяный я ничего не помню. Не бросайте мрня. Я буду слушаться всех ваших приказаний, все исполнять, право же, мистер Ньютон.
- Мне этого не нужно, - ответил Ньютон. - Только оставьте вашу ненависть ко мне и постарайтесь спастись. За все прежнее да простит вас Бог, как я вас прощаю. Ну, идемте в шлюпку.
- Они молча отчалили. Море успокоилось, дул легкий ветер. Ньютон еще раньше заметил два островка, которые, как он предполагал, никогда не покрывались водой к ближайшему из них, лежавшему милях в двух от рифа, Форстер направил шлюпку. Только к вечеру они достигли острова и, истомленные усталостью, упали на песок. Немного отдохнув, Ньютон принес из шлюпки кое-какие запасы, и оба молча подкрепили силы, а потом легли спать. Ньютон все еще боялся Джексона и притворялся спящим, пока ровное дыхание капитана не доказало ему, что он спит. Тогда и сам Форстер заснул. Он проспал часа три, вдруг его разбудил звук, похожий на хлопанье паруса. Ньютон поднялся, подбежал к воде и увидел, что Джексон отплывает от берега на шлюпке. Форстер кинулся а воду, чтобы поймать его, но лодка уже была на глубине, и негодный человек только насмешливо помахал ему рукой.
- Низкий предатель! - крикнул Ньютон. - Для того ли я спас тебя? О, здесь мне придется умереть голодной смертью. Но да сбудется воля Божья!
И он опустился на песок, закрыв лицо руками.
Через несколько минут к молодому человеку вернулось его обычное мужество, и он решил употребить все усилия, чтобы спастись.
Ньютон пошел вдоль отмели в надежде найти раковин, чтобы поесть их, но не отыскал ничего и понял, что остаться на этом острове было все равно, что обречь себя на голодную смерть. Здесь не было ни одного дерева, зато соседний покрывал лес, следовательно, нужно было, во что бы то ни стало, переправиться туда.
Ньютон решил выждать, чтобы сила отлива немного ослабела, и тогда попытаться плыть. Отлив направлялся в сторону лесистого острова, но в настоящее время был так силен, что мог бы пронести пловца мимо берега.
Наконец Ньютон вошел в море и, поручив себя провидению, двинулся к подветренной стороне острова в надежде, что течение воды поможет ему подвинуться и к берегу. Все шло хорошо до середины протоки, где вода неслась с ужасной быстротой. Она увлекла пловца.
Ньютон боролся с нею изо всех сил, боясь, что ее сила пронесет его мимо острова. Вот он поравнялся с его крайним мысом и еще удвоили свои усилия, но когда Форстер был уже всего в десяти ярдах от берега, волны подхватили его и закрутили. Нависшие кусты были его единственной надеждой; четырьмя отчаянными взмахами он подплыл к ним и схватился за ветку... Она сломалась, и течение понесло Ньютона в широкий океан.
Форстер подчинился судьбе, перестал бороться и лег на спину; его силы истощились. Он молился, глядя на чистое, ясное небо. Вдруг что-то под водой ударило его по плечу, ему представилось, что близ него акула или другое яростное морское чудовище, и слегка вскрикнул, но в следующую секунду течение повернуло его, и он с удивлением увидел, что вода принесла его на мель. Ньютон поднялся на ноги; он стоял, погружаясь всего на фут в воду. Отлив почти окончился. Было около девяти часов утра, и солнце светило ярко. Ньютон, ослабевший от голода, даже не мог себе сказать, рад ли он этому временному спасению. Он знал, что снова поднимется вода, и чувствовал, что силы не дадут ему возможности доплыть до того острова, на который он пытался добраться, тем более что до берега было около двух миль.
Как и предвидел Ньютон, после короткого перерыва затишья вода снова стала быстро подниматься вокруг него. Ветер тоже усилился, океан покрылся рябью, и по мере подъема воды увеличивались и волны. Ньютон пробыл четыре часа в море; прилив усиливался. Вода теперь доходила ему до подмышек, и он с трудом мог держаться на ногах. Надежда его угасла, ум мутился. Ему чудилось, что он видит зеленые поля, города, людей, что вместе с приливом к нему подходит отец; Ньютон позвал , его на помощь. В ту же минуту молодой человек стал видеть действительно. На поверхности моря что-то чернело и приближалось к нему. Он с напряжением всматривался в неизвестный предмет и наконец, понял, что это или мертвый кит, или лодка, перевернувшаяся вверх килем. На счастье Ньютона, это была лодка. Вот прилив поднес ее ближе; когда она была всего в нескольких ярдах от Форстера, он поплыл к ней и вскоре уцепился за нее. Это была маленькая шлюпка, на которой предательски бежал Джексон.
В три часа прилив достиг наибольшей высоты, в пять вода стала убывать, поэтому Ньютон мог сойти со шлюпки, которая остановилась подле высокой, незакрываемой приливом мели, и поставить ее правильно, килем вниз. Он заметил, что ее мачта упала, но еще была прикреплена к ней веревками; уцелел и парус. Весла, уключины - все погибло; багор же был привязан к корме.
Ньютон с ночи накануне ничего не ел и не пил я страшно мучился от жажды. Наконец он заметил, что ящик на корме шлюпки заперт.
Форстер быстро открыл его и увидел, что те бутылки вина, которые он сам положил в лодку, целы. Он выбрал бутыль с сидром и сделал несколько глотков из нее. Силы Ньютона воскресли.
К семи часам отлив дошел до максимума, лодка совсем высохла. Ньютон втащил ее на мель, забросил якорь на песок, а потом лег в шлюпку, прикрыв себя парусом. Шесть часов Ньютон не просыпался, потом снова выпил вина и задумался. Он решил добраться до одного из английских островов, которые были, как он знал, на расстоянии двухсот миль от него.
Правда, весла пропали, но руль, по счастью, был прикреплен на петлях, и днем он поставил мачту и отплыл, судя по солнцу, направляясь к английским островам. С наступлением ночи он держал курс по звездам.
Наступил следующий день, лодка хорошо шла по ветру, но земли не было в виду. Ньютон опять выпил сидра и вина.
На следующую ночь он с трудом мог не закрывать глаз, но все же не покидал руля. Забрезжил новый день, и Ньютон обессилел, но все же до заката вел шлюпку.
Земли все еще не было видно, и сон сморил его. Он обвязал палец бичевкой от грота, чтобы, если ветер усилится, толчок паруса разбудил его, и заснул.
Риф, о который разбился бриг, принадлежал к той гряде, которая тянется на юг от Виргинских островов. Ньютон хотел вести свою лодку прямо на юг, и лодка держала тот же курс; но так как в ней была только одна тяжесть - Ньютон находился на корме, - парус плохо забирал ветер. А Ньютон спал до того крепко, что ни подергивание грота, ни прыжки шлюпки, ничто на вывело его из оцепенения. Только на рассвете он внезапно очнулся от толчка, который заставил его свалиться с кормовой скамьи. Ньютон пришел в себя и увидел, что шлюпка стоит подле судна. Он налетел на маленькую шхуну, стоявшую на якоре. Видя, что шлюпка готова пронестись мимо, он одним прыжком очутился на палубе судна.
- Ах, Боже мой, англичане, англичане. Мы в плену! - закричал единственный человек, бывший на палубе. Он быстро вскочил и нырнул в дюк.
Шхуна, на которой очутился Ньютон, перевозила сахар с плантаций, окружавших Бакстер (порт Гваделупы), в Европу; шлюпка Ньютона так сильно уклонилась на юг, что подошла к этому острову.
Шхуна стояла на якоре в устье маленькой реки и ждала груза.
Экипаж шхуны состоял из невольников и находился в таком же точно положении, что и Ньютон: все матросы крепко спали. Толчок разбудил их, но все они были внизу, кроме одного, так хорошо стоявшего на вахте.
Несмотря на свое истощение, Ньютон невольно улыбнулся. Он желал поскорее переговорить с людьми, бывшими на судне, и в ожидании сел на канат. Вот высунулась черная голова, осмотрелась и снова исчезла; потом через несколько минут показалась еще одна; очевидно, негры успокоились, видя на палубе только одного, вполне безоружного человека. Наконец показалась опять первая, седая от старости, голова негра. Она спросила Ньютона по-французски, кто он и что ему нужно. Форстер, не поняв ни слова, покачал головой и знаками показал, что защищаться он не может. Седая голова снова исчезла, и вскоре из люка на бак прокралось человек десять негров; каждый захватил оружие или палку, словом, что-либо, что могло послужить ему орудием защиты. Они стояли, пока не собрались все; наконец, по сигналу седого вожака, толпой двинулись к Ньютону. Тот поднялся с места и показал на свою лодку, которую волны уже отнесли на четверть мили от шхуны, и постарался жестами объяснить, что его корабль разбился.
- Вероятно, это бедняга, потерпевший кораблекрушение, - сказал по-французски старый негр, которому, по-видимому, была поручена шхуна. - Густав-Адольф, ты говоришь по-английски, расспроси его.
Густав-Адольф, маленький, жирный, подошел к Форстеру и начал свои обязанности переводчика, сказав по-английски:
- Ну, того... Погуби Бог!.. Да, это англичанин, - тотчас же по-французски объяснил он.
- Дальше, - приказал старый негр.
- Да, говорю, откуда вы? - спросил Густав-Адольф,
- Барбадос, - ответил Форстер.
- Monsieur, он из Барбадоса, - обратился переводчик к старику.
- Дальше, - сказал тот.
- Я говорю, куда?
- Куда я отправлялся? - спросил Ньютон и прибавил: - На дно!
- Monsieur, он шел к гавани "На Дно".
- "На Дно"! - повторил старый негр. - Да где же этот порт?
Началось общее совещание. Никто не знал порта "На Дно" в Вест-Индии.
- Густав-Адольф, спроси его, это английский порт или французский, - приказал старик.
- Я говорю, английский порт "На Дно"?
- Нет, - ответил Ньютон, которого позабавила его ошибка. - Международный.
- Международный, - сказал по-французски переводчик.
- Спроси-ка, на каком острове? Густав-Адольф задал вопрос.
Ньютон страдал от голода и жажды, а потому не хотел продолжать этого забавного разговора и знаками попросил дать ему напиться и поесть.
Просьбу Ньютона исполнили, дали ему и есть, и пить, то есть принесли бананов, кусок соленой рыбы, кувшин воды.
После этого парус подняли с целью доставить пленника к властям, и через два часа шхуна бросила якорь. И при подъеме, и при опускании якоря негры страшно суетились и шумели Приказания негритянского капитана грохотали, как гром.
Скоро спустили шлюпку, в нее сел Густав-Адольф; капитан переоделся в самый свой по-негритянски нарядный костюм, тоже сошел в лодку и знаком позвал с собой Ньютона. Вскоре шлюпка подошла к пристани.
- Густав-Адольф, иди, - приказал старый негр, - и карауль пленника.
С этими словами капитан пошел к большому белому дому, окруженному строениями и возвышавшемуся ярдах в двухстах от берега реки. Густав-Адольф и пленник двинулись за ним. Ньютона тотчас же окружила толпа негров и негритянок, которые забрасывали вопросами Густава-Адольфа и капитана, но ни тот, ни другой не снисходили до ответов.
- Где господин де Фонтанж? - спросил старый негр.
- Спит, - ответил тонкий женский голос. Капитан был озадачен, никто не решался разбудить хозяина дома.
- А госпожа де Фонтанж?
- Она в своей комнате.
Новая беда: войти туда негр не смел. И капитан провел к себе Ньютона и там рассказал старухе-негритянке, своей жене, о том, как Ньютон попал на шхуну.
Невольницы, не узнавшие истории Ньютона, прошли в комнату своей госпожи. Они хотели разбудить в ней любопытство и, благодаря этому, узнать историю молодого англичанина.
Госпожа де Фонтанж сидела у себя в будуаре, оклеенном красивыми обоями, изображавшими сцены из истории Павла и Виргинии. Пол устилала циновка, на ней лежали маленькие персидские ковры. На мраморных столиках красовались безделушки, французские духи, вазы с чудными тропическими цветами. В комнате были балконные двери; в простенках блестели зеркала. Хозяйка будуара полулежала на оттоманке; подле нее стояли четыре невольницы-метиски; другие, разместившись на маленьких персидских коврах, давили лепестки померанцевых цветов, чтобы наполнить комнату благоуханием. Единственным чистокровным негром тут был мальчик лет шести в фантастическом костюме; он сидел в уголке и казался мрачным.
Де Фонтанж была креолкой, то есть родилась в Вест-Индии от французских родителей; она получила воспитание во Франции, четырнадцати лет вернулась на Гваделупу и скоро вышла замуж за видного офицера, брата губернатора. Она была мала ростом, но сложена, как статуя, с маленькими до смешного ножками. Ее правильное лицо порой теряло ленивое выражение и тогда оживало. Большие карие глаза, красиво очерченные брови, длинные ресницы, густые темные волосы, греческий носик, крошечный рот и нежный цвет лица делали ее красавицей. И ей было всего восемнадцать лет.
- Обмахивай меня веером, Нина, - крикнула она невольнице, стоявшей близ ее изголовья с большим веером из перьев страуса.
- Хорошо, сударыня.
- Маши, Каролина, мне на руки.
- Хорошо, сударыня.
- Ноги, ноги, Мими!
- Слушаюсь.
- Луиза, - томно проговорила де Фонтанж, - сахарной воды!
- Сейчас, сударыня.
- Нет, не хочу. Но у меня страшная жажда. Маншетта, вишневой воды.
- Слушаю, сударыня.
- Нет, лучше лимонаду. Шарлотта, принеси лимонаду.
- Сейчас, сударыня. - И Шарлотта ушла.
- Ах, что за жара. Как ты ленишься, Мими. Обвевай меня поскорее. А где барин?
- Барин спит.
- Счастливый. А где Купидон?
- Тут, сударыня. Он дуется в углу.
- А в чем он провинился?
- Украл жареную индюшку и всю съел.
- О, шалун. Сюда, Купидон. Негритенок подошел к оттоманке.
- Купидон, - сказала ему креолка, - ты съел целую индейку. Нехорошо, дружок, ты заболеешь. Ты понимаешь, что сделал глупость?
Купидон не ответил. Он опустил голову и еще больше надул губы.
- Знай, что ты воришка.
Он не соблаговолил ответить.
- Иди прочь и не смей подходить ко мне, - сказала ему хозяйка.
Пришла Шарлотта с лимонадом и рассказала своей госпоже, что Никола, который водил шхуну, пришел с европейцем-пленником. Это составляло целое событие, и любопытство креолки проснулось.
- Он красивый, Шарлотта?
- Да, очень.
- А где барин?
- Спит.
- Надо его разбудить. Поклонись ему, Селеста, скажи, что я очень заболела и хочу видеть его.
- Слушаюсь, - ответила невольница и, встав, уронила на пол апельсиновые цветы.
Вскоре в будуаре госпожи де Фонтанж появился ее муж, одетый в белый полотняный костюм. Он задал ей несколько вежливых вопросов, услыхал от нее о появлении Ньютона и замечание, что ей было бы интересно, если бы пленника допросили при ней.
Форстера потребовали в будуар. Де Фонтанж, отлично говоривший по-английски, узнал от молодого моряка историю его несчастий и перевел отчет Ньютона жене.
- Это красивый малый, - сказал де Фонтанж, - но что делать? Он - пленник; придется отправить его к брату.
- Нет, Фонтанж, дай ему платья и погоди отсылать.
- Зачем, друг мой?
- Я хочу выучить его французскому языку.
- Нельзя, дорогая, он пленник.
- Можно, господин де Фонтанж, - ответила она.
- Я боюсь...
- А я нет.
- Я не хочу.
- А я хочу.
- Нужно быть благоразумной.
- Нужно меня слушаться.
- Но!
- Тс-с, - ответила молодая женщина, - дело решено. Господин губернатор не говорит по-английски. Необходимо, чтобы молодой человек научился нашему языку, и я хочу его учить. До свидания, Фонтанж.
Де Фонтанж знал, что нельзя спорить с капризной женой. Он призвал Ньютона и взял с него честное слово не делать попыток к бегству, пока он останется в его доме. Ньютон согласился.
Де Фонтанж попросил Форстера воспользоваться частью его гардероба, предложил прекрасный обед и отличную комнату для ночлега.
На следующий день, около двенадцати часов, Форстера снова отвели в будуар госпожи де Фонтанж.
- Здравствуйте, - сказала она. Ньютон, ничего не поняв, ответил поклоном.
- Как ваше имя?
Ньютон, снова ничего не поняв, ответил новым поклоном.