Марриет Фредерик - Иафет в поисках отца

итал это в газетах. Он еще прибавил, что человек, который спрашивал меня, был очень высок ростом, хорошо одет, с благородной наружностью, гордым взглядом и, казалось, был очень огорчен этой вестью. Он два раза приходил, не заставая дома Пледжида, и записал только свою фамилию, а когда был адресован к нам от Пледжида, то получил известие о вашей ссылке. Потом' мы стали допрашивать другого помощника, и тот то же повторил, что и первый. Наконец мы взяли книгу, где он написал свою фамилию, и нашли, что это было в августе и что имя таинственного посетителя было Дербенон.

   Вот все сведения, которые мы получили от Пледжида и его помощников.

   - Я никогда не слыхал такого имени, - сказал Гаркур Мастертону.

   - Это верно де Беньон, мы должны простить их невежество. Во всяком случае, оно послужит нам ключом к делу. Де Беньон!.. Это ирландская фамилия.

   - Итак, я завтра же поеду в Ирландию, - ответил я.

   - Зачем так торопиться. Придите лучше завтра ко мне, и я скажу вам, за что прежде всего надобно приняться.

   Я не опоздал явиться к Мастертону, и он объявил мне, что фамилия де Беньон очень важная Б Ирландии и несколько раз получала пэрское достоинство. Он сказал, что напишет своему агенту в Дублин, чтобы он собрал подробнейшие сведения обо всех членах этой фамилии, и пока не получит от него ответа, мне ничего нельзя предпринять решительного. Я же ему рассказал о поступке Эйвинга с Тимофеем.

   - Тут, верно, кроется какая-нибудь тайна, - ответил Мастертон. - Когда едете вы опять к вашей сестре?

   Я ответил, что теперь не имею особенной нужды к ней ехать.

   - Но, может быть, вы хотите видеть эту девочку? - спросил я.

   - Да, Ньюланд. Я думаю, что хорошо сделаю, если возьму ее под свою протекцию вместе с вами. Мы поедем к ней завтра. Воскресенье - единственный день, которым я могу располагать и который употребляю на богоугодные дела.

   На следующее утро мы отправились. Флита чрезвычайно удивилась, что я так скоро опять к ней приехал. Мастертон, увидев красоту, манеры и любезность моей воспитанницы, не знал, что и делать от восхищения. Он предложил ей несколько вопросов и заставил ее припомнить многое из своего детства, о котором она почти совершенно забыла.

   - Вы правы, Иафет, она должна быть не низкого происхождения. Наружность ее говорит за нее.

   По приезде в город я был долго в бездействии и ничего не начинал, ожидая писем из Дублина от агента Мастертона.

   Три недели жил я в этой неизвестности с Гаркуром, и положение дел моих было все в том' же виде. Но раз утром Тимофей сказал мне:

   - Не знаю, заметили ли вы, сударь, но я вижу человека, который беспрестанно шатается около нашего дома и подсматривает за вами. Мне кажется, что я видел его где-то, но где, не припомню.

   - Да что же это за человек? - спросил я.

   - Это черный мужчина, высокий ростом, одет полуматросом, полуджентльменом, но наружность его вовсе не похожа на джентльменскую. Я с неделю уже слежу за ним и заметил, что всякий раз, когда вы выходите со двора, он за вами следует и подсматривает за вами.

   - Нам надобно узнать, чего он от нас хочет. Покажи мне его, Тимофей.

   После завтрака Тимофей показал мне таинственного незнакомца. Черты лица его были мне знакомы, но я не помнил, где его видел. Чтобы увериться в словах Тимофея, я вышел из дому и, идя по улице, раз шесть за метил, что незнакомец за мной всюду следует. Не показывая виду, что его вижу, я пошел в Вейт-Хорс Селлер и сел в дилижанс, отправлявшийся в Бентфорт.

   Приехав туда, я увидел опять этого человека, сидящего наверху экипажа.

   Вдруг мне пришло в голову, что это тот цыган, который приехал с известием к Мельхиору, по которому он оставил табор.

   - Секрет открыт, - подумал я. - Мельхиор, верно, поручил ему отыскать, где живет Флита. Вероятно, они уже отправлялись по адресу, данному Тимофеем, и теперь, подсматривая, думают найти ее. Вы ошибаетесь, друзья, - подумал я, входя в женский пансион с намерением обмануть плута, и позвонил у дверей. Меня впустили, и я сказал, что пришел спросить об условиях этого заведения, желая поместить девочку, и обещал прийти в другой раз, если эти условия будут сообразны с желанием ее родителей. Пробыв там как можно долее, я вышел и увидел, что цыган недалеко от дома.

   Я сел в первый дилижанс, приехал домой и рассказал все случившееся Тимофею.

   - Я думаю, сударь, - сказал он, - что если бы вы взяли недели на две другого лакея, то я мог бы быть вам очень полезен. Он меня не знает, а я бы, вычернив себе лицо и надев цыганское платье - что нетрудно сделать, - выдал бы себя за цыгана. Я узнал их язык и ухватки, прожив с ними так долго.

   - Но для чего ты хочешь сделать это? - спросил я.

   - Отыщу, где он живет, и сам там поселюсь. Потом познакомлюсь с ним и узнаю, кто такой Мельхиор и где

   - В таком случае, тебе надобно быть очень осторожным, потому что он, верно, знает нас.

   - Это предоставьте моему попечению. Согласны ли вы с моим предложением?

   - Да, и если хочешь, то хоть сейчас можешь начинать свои приготовления.

  

  

   На следующее утро Тимофей доставил мне другого лакея и, сняв свою ливрею, явился ко мне в тот же вечер, велев сказать, что один человек желает со мной поговорить. У него были толстые сапоги, шерстяные чулки, кожаные панталоны и сверх всего синий сюртук. Лицо его было окрашено в оливковый цвет. Когда он вошел ко мне, то Гаркур не мог узнать его, но так как я Гаркуру доверял все мои секреты, то намерен был рассказать и план Тимофея. Впрочем, прежде я хотел видеть, можно ли узнать мнимого цыгана, , для чего только сказал ему, что отпустил Тимофея на несколько дней.

   - Может быть, вы желаете, чтобы я вышел? - спросил Гаркур.

   - Для чего же? Здесь никого нет, кроме меня и Тимофея, мой любезный Гаркур.

   - Как? Тимофей? Что за чудо! Я бы его никак не узнал. Но к чему это превращение?

   - Он ищет приключений.

   - Ну, сэр, если вы находите, что это хорошо, то я не буду терять времени. Теперь темно, и я уже открыл, где живет цыган.

   - Кажется, успех везде следует за тобой, но будь осторожен, Тим. Ты бы лучше мне писал, нежели сам приходил.

   Когда Тимофей ушел, я рассказал его намерения Гаркуру.

   - Ваша жизнь наполнена приключениями, Ньюланд. Вам желают вредить беспрестанно, и вы в свою очередь делаете то же другим. Мне кажется, что вы наконец будете великим человеком, потому что иначе зачем бы столько хлопотать вашим врагам?

   - Хлопочут теперь о Флите, и, по вашему мнению, она должна быть великой особой?

   - Может быть, и она. Я бы хотел видеть эту девочку, Ньюланд!

   - Теперь невозможно, по известным вам причинам, но после с большим удовольствием я познакомлю вас с нею.

   Два дня спустя я получил от Тимофея письмо по городской почте. Он познакомился с цыганом, но не задавал никаких вопросов, боясь подозрений. Тим писал, что новый товарищ его не отказывается от стакана водки, и он надеется напоить его пьяным и через несколько дней думает сообщить важные сведения. Все время я проводил в беспокойстве. Я сходил к Мастертону и рассказал ему о нашей переписке. Старик был удивлен, и это так его заинтересовало, что он просил сейчас же по получении новых сведений дать ему знать. Сам же ничего еще не получал от своего поверенного из Дублина.

   Восемь дней прошло, и я не имел никаких сведений от Тимофея В это время я боялся, не случилось ли с ним чего-нибудь, но доставленное вскоре письмо вполне успокоило меня, и я с большим любопытством его прочел. Тимофей писал, что он подружился с цыганом, который предложил ему увезти девочку, находившуюся в Брентфортском пансионе, и советовался, как бы лучше привести это в исполнение. Тимофей советовал ему написать письмо от моего имени, в котором бы я просил ее возвратиться в город, для чего он наденет ливрею и отдаст ей это письмо. Цыган имел также свои планы, он хотел познакомиться со служанками и чрез них это сделать или подослать к ним какую-нибудь цыганку.

   Ничего еще не было решено, но цыган непременно хотел завладеть девочкой, если бы даже надобно было прибегнуть к силе. Тимофея он также просил участвовать в этом.

   Когда я это прочитал, то обрадовался, как искусно Тимофей обманывал цыгана. Он писал еще, что последнюю ночь они прибегли к горячительным средствам; и цыган объявил, что нанят очень богатым человеком, которому отказать было бы опасно, потому что он имел много власти. Подумав немного, он спросил Тимофея, не знал ли он одного Мельхиора, когда жил с цыганами Тимофей ответил утвердительно и сказал, что в таборе он видел его вместе с женой.

   Тут Тимофей подумал, что он все ему расскажет, но цыган вдруг стал давать ответы, которые удаляли их от настоящего предмета. На вопрос, куда они денут девочку, которую увезут, он ответил, что ее отправят морем. Таково было содержание письма, и я с нетерпением ожидал новых известий.

   Два дня спустя после этого я обедал в Лонгс-Отеле. Выходя оттуда, я увидел в прихожей сундуки. Сердце мое забилось, когда я прочитал на них адрес: "А де Беньон, шталмейстеру, препроводить в гостиницу Ф... в Дублин". Я спросил мальчика, чьи это были вещи, и не был ли здесь де Биньон. Мне сказали, что он сегодня утром уехал в собственном экипаже, имея с собой не более вещей, нежели мог поместить здесь, а эти сундуки просил отправить в дилижансе. В это время я старался казаться веселым, взял свою памятную книжку и записал адрес, сказав;

   - Жаль очень, что не застал мистера де Биньона, но рад, по крайней мере, что имею случай теперь писать ему.

   Хотя я старался быть равнодушным при чужих, но сердце мое все-таки билось, когда я остался один. Я уже создал на этом ничтожном основании целые планы, думая, что если де Беньон не мой отец, то, по крайней мере, он может мне дать сведения о нем. Не сказал ли Мастертон, что мы нашли ключ к делу? Обстоятельства казались мне ясными как день, и прежде нежели я возвратился домой, я уже составил полный план, как начать дело. Я живо уложил в чемодан необходимые для дороги вещи, взял с собою все наличные деньги, до шестидесяти фунтов стерлингов, и послал лакея занять место в дилижансе. Вскоре он возвратился и сказал, что нашел свободное. До половины пятого я ожидал Гаркура, но так как он долго не приходил, то я ему оставил коротенькую записочку, объяснив, куда еду, и обещая написать, как скоро приеду на место.

   "Ирландия будет с этого времени театром моих приключений, любезный Гаркур. Сходите к Мастертону, скажите ему, что я сделал, и, верно, он согласится с основательностью моих намерений. Распечатывайте письма от Тимофея и пишите мне все подробности. Словом сказать, препоручаю вам решение всех моих дел до возвращения, и будьте уверены в преданном вам навсегда

   Иафете Ньюланде".

   Отдав письмо лакею и взяв извозчика, я отравился в контору дилижансов. Чрез пять минут я уже катился в Холихед, радуясь поспешности и решимости, с которыми я это предпринял, не воображая, куда поведет меня моя судьба.

   Тогда была одна из самых теплых ноябрьских ночей. Исключая меня, в дилижансе были еще три путешественника, но ни один не вымолвил ни слова, хотя мы уже проехали несколько миль.

   Закутавшись в плащ, я строил воздушные замки, которые беспрестанно разрушались по мере того, как я их созидал.

  

   Наконец один из путешественников громко высморкался, как будто давая знать, что хочет говорить, потом спросил своего соседа, не читал ли он нынешний вечер газеты.

   Ответ был отрицательный.

   - Кажется, что Ирландия не совершенно спокойна теперь? - продолжал первый.

   - Читали ли вы историю Ирландии? - спросил другой.

   - Не слишком подробно знаю ее.

   - Если бы вы взяли на себя труд ее прочитать, сэр, то увидели бы, что Ирландия с тех пор, как населена, никогда не была и, может быть, не будет спокойна. Эта страна - род вулкана, который всегда дымится, выкидывает пепел и лаву.

   - Правда, сударь, - ответил первый, - я слышал, что Белые Парни (White Boys - название бунтовщиков) собрались большими шайками и что по многим местам опасно проезжать.

   - А вы путешествовали по Ирландии?

   - Да, сударь, - ответил его сосед со значительным видом, - могу сказать, что управлял одним из важнейших имений в Ирландии.

   - Законовед... поверенный... пять на сто и так далее, - пробормотала третья особа, сидевшая подле меня и которая до этого времени не говорила ни слова. Невозможно было ошибиться. Это был мой прежний наставник Кофагус, но не могу сказать, чтобы я был очень обрадован его присутствием, думая, что он, верно, меня узнает, когда рассветет. Разговор продолжался, но Кофагус более не вмешивался.

   Поверенный, казалось, ездил по делам в Лондон и теперь возвращался назад. Другой же был учитель музыки, ехавший в Дублин по своим делам. Я не мог понять, что привлекало туда Кофагуса, и хотел непременно узнать.

   В этом намерении, и пока другие разговаривали, я обратился к нему, сказав потихоньку:

   - Не можете ли вы мне сказать, хорошо ли учат учеников хирургии в Дублине?

   - Хорошая страна, во всяком случае... нет недостатка в пациентах... гм... Проломанные головы... и так далее.

   - Были ли вы когда-нибудь в Ирландии, сэр?

   - В Ирландии? Никогда, да нет никакой охоты и ехать туда. Старые женщины должны умирать... гм... исполнитель завещания... и так далее.

   - Вам осталось хорошее наследство, сэр?

   - Наследство... гм... не могу сказать... серебряные чайники... траурные кольца... и так далее. Большой путь... дорого стоит... старые женщины... всегда обуза... мертвые или живые... надобно хоронить... возвращаться... и так далее.

  

  

   Хотя Кофагус охотно отвечал на все вопросы, но он не был любопытен, и сам ничего не спрашивал. Двое разговаривавших также истощили все свои вопросы, и мы, как бы по общему согласию, старались заснуть. Я один не успел в этом и, когда рассветало, от нечего делать стал рассматривать физиономии путешественников и продолжал строить свои химеры.

   Кофагус был первый, на которого я обратил внимание. Наружность его почти не переменилась. Надев белый ночной колпак, почтенный аптекарь захрапел очень громко. Профессор музыки был маленький человек с усами; рот его всегда был открыт, и, казалось, он пел что-то. Третья особа, которая называла себя поверенным, был маленький, широколицый, грубого вида человек, со шляпой, насунутой на глаза, и потупленной готовой. Я заметил, что в руке у него был небольшой пакет и что четыре его пальца захватили бечевку, связывавшую этот пакет. Может быть, я и не обратил бы внимания на этот узелок, если бы не увидел на нем фамилию Мельхиорова корреспондента Эйвинга, того самого, который хотел выведать, где живет Флита. Это заставило меня прочитать адрес: "Сэру Генри де Клер, Моунт-Кастль-Коннемар". Я записал надпись, хотя сам не знал для чего, думая, впрочем, что, может быть, она пригодится впоследствии. Только что я успел положить в карман написанный мною адрес, как поверенный проснулся, посмотрел тщательно на бумаги, потом отворил окошко и посмотрел на все стороны.

   - Прекрасное утро, сэр, - сказал он мне, заметив, что я один только не сплю.

   - Очень хорошее утро, - ответил я, - но мне хотелось бы лучше гулять по горам Коннемара, нежели быть здесь взаперти.

   - А вы знаете это место? Я туда еду. Может быть, и вы там родились? Но, кажется, вы не ирландец?

   - Не родился и не воспитывался в Ирландии, по по происхождению принадлежу к этой стране.

   - Так я и думал. Ирландская кровь течет в ваших жилах.

   - Да, вы угадали, - ответил я улыбаясь.

   - Не знаете ли вы сэра Генри де Клера? - спросил меня поверенный.

   - Сэра Генри де Клера - владельца Моунт-Кастля, не так ли?

   - Именно. Я управляющий его имением. О! Сэр

   Генри очень замечательный человек. Не видали ли вы когда-нибудь жену его?

   - Право, не помню, но дайте вспомнить.

   Я подумал, что сэр Генри де Клер и Мельхиор могли быть одним и тем же лицом. Прежде такое предположение показалось бы мне совершенно нелепым, но теперь я не имел уже причины сомневаться.

   - Кажется мне, что она высокая, прекрасная собою женщина, с черными глазами, - продолжал я.

   - Да, именно так, - ответил он.

   Сердце мое прыгало при этой новости. Это, конечно, не могло помочь мне открыть моих родителей, но касалось счастья Флиты, и то много.

   - Я слышал, что были очень странные периоды в жизни сэра Генри, - сказал я.

   - Ничего особенного не знаю, - ответил поверенный, смотря из окошка.

   - Мне сказали, что он скрывался куда-то на некоторое время.

   - Правда, что он уезжал из Ирландии, поссорившись с братом, и жил в Англии, пока не умер этот брат.

   - А как он умер?

   - Упал с лошади и ушибся до смерти. Он хотел перескочить через каменную стену, но лошадь оступилась, упала на него и изломала ему кость. Я был там, когда случилось его несчастье.

   Тогда я вспомнил, что говорила мне Флита, когда цыган приехал к Мельхиору с известием о смерти кого-то. Она мне тогда сказывала, как они толковали О какой-то лошади, и теперь я уверился, что нашел Мельхиора.

   - У сэра Генри нет семейства?

   - Нет; кажется, он и потерял надежду когда-нибудь его иметь.

   - А у покойного его брата были ли дети?

   - У сэра Вильяма? Нет, у него также никого не было, иначе сэр Генри не наследовал бы ему.

   - Но он не имел ли дочери? - спросил я.

   - Правда, да, кажется, у него была девочка, которая умерла в детстве.

   - Жива ли вдова сэра Вильяма?

   - Да, жива, и прехорошенькая женщина, но уехала из Ирландии, когда муж ее умер.

   Я боялся продолжать более мои расспросы. Притом разговор наш разбудил Кофагуса и других путешественников. Я обдумал уже план, как отделаться от моего наставника в случае, если он меня узнает.

   - Спокойно ли вы почивали? - сказал я, обращаясь к нему.

   - Спал... да... сон в экипаже... гм... плохо... головная боль... и так далее. Но Боже мой! Иафет! Гм... Иафет Ньюланд... да... это он... и так далее.

   - Вы мне говорите, сударь? - спросил я его, нимало не смешавшись.

   - Говорю вам... да... дурная память... гм... совершенно забыл старинного наставника... лавка в Смитфилльд... бешеный бык... и так далее.

   - Право, сударь, верно, вы приняли меня за кого-нибудь другого.

   Кофагус посмотрел на меня очень пристально и, не заметив никакой перемены в лице, воскликнул:

   - Странно... тот же нос... то же лицо... те же лета... гм... очень странно, как два ящика с пилюлями... извините меня... я ошибся... и так далее.

   Довольный ответом Кофагуса, я посмотрел на ирландского поверенного, который тоже глядел на меня с большим вниманием, и как я прежде сказал, у него была прегрубая наружность. Маленькие серые глаза хотели, казалось, пронизать меня насквозь. Я сначала немного смешался, не ожидая такого наблюдения, но несколько минут размышления сказали мне, что если сэр Генри и Мельхиор одно лицо, и этот человек его поверенный, то, верно, он недаром был послан в Англию, а, имея поручение искать Флиту, знает, верно, и мою историю.

   - Мне кажется, я похож па многих, - сказал я поверенному, улыбаясь.

   - Необыкновенное лицо, в самом деле; раз увидев, вас трудно забыть и принять за другого.

   - Но, кажется, теперь случилось противное тому, что вы говорите, - ответил я равнодушно.

   Мы остановились в гостинице, чтобы позавтракать. Я встал из-за стола и пошел вниз. Тут увидел я поверенного, который рассматривал фамилии ехавших по подорожным, и только что меня заметил, опять возвратился в комнату.

   Пока еще не убрали книги, я посмотрел, так ли меня записали, и, к несчастью, увидел, что нимало не ошиблись; тут я прочитал четыре фамилии: Ньюланд, Кофагус, Бальци, Мак-Дермот. Мак-Дермот была фамилия поверенного. Узнав все, что было мне нужно, я хотел теперь дать другой оборот делу, и когда мы опять сели в экипаж, то старался заговорить с Дермотом, но он на этот раз очень остерегался и не сказал ни слова о сэре Генри и его семействе. Кофагус не сводил с меня глаз; он смотрел мне в лицо и потом, опираясь об экипаж, бормотал: "Странно, очень странно... должен быть он... он... нет-нет... и так далее". Через полчаса он начинал опять на меня смотреть и то же бормотал про себя. Наконец, не имея сил удержать более своих сомнений, он воскликнул:

   - Извините меня, но у вас должна быть фамилия.

   - Конечно, есть.

   - Итак, скажите ее!

   - Моя фамилия Ньюланд, - ответил я, потому что решился принять новый образ защиты.

   - Я и думал так! Как же вы не знаете меня, вспомните Брукса, Тима... начала... и так далее

   - Я с большим удовольствием сказал вам мою фамилию, но, верно, ваша память лучше моей. Итак, скажите, где я имел честь с вами встречаться?

   - Встречаться... как... вы совершенно забыли Смитфилльд?

   - А где это Смитфилльд, сэр?

   - Очень странно... не могу понять, та же фамилия, то же лицо... не помните меня, не помните Смитфилльд... и так далее.

   - Может быть, это очень для вас странно, но так как я часто бывал в лучших лондонских обществах, то, верно, там где-нибудь вас встречал. Не у лорда ли Виндермира или леди Мельстром? - И я начал ему вычитывать множество модных фамилий. - Извините, у меня очень много знакомых, и я не могу перечесть всех, где, может быть, вы меня видели.

   - Вижу, совершенно ошибся... та же фамилия... та же наружность... гм... извините меня... и так далее, - ответил аптекарь, тяжело вздохнув.

  

  

   Я смотрел некоторое время на поверенного, который, казалось, обрадовался ошибке Кофагуса, и сам опять со мной разговорился. Я спросил его о де Беньонах, и он мне сказал, что покойный граф имел несколько сыновей, что некоторые из них уже женаты, он их всех знал. Я выслушал его и потом на станции все записал. Когда мы приехали в Холихед, погода была очень дурная, и Кофагус с профессором не хотели продолжать далее путь, а я, не желая ехать с поверенным, также намерен был остаться.

   Дермот, выпив наскоро рюмку водки и стакан воды, отправился вместе со служителем, который нес его вещи.

   Только что он вышел, я засмеялся и, обращаясь к аптекарю, сказал:

   - Ну, мистер Кофагус, сознайтесь, что человека можно уверить в чем угодно. Вы знали меня и были уверены, что видите Иафета, а я все-таки вас разуверил в этом. Теперь расскажу вас, почему я скрывался.

   - Все хорошо, - сказал аптекарь, схватив мою руку, которую я ему протянул, - я и думал, это не ошибка... красивый мужчина... итак, вы Иафет Ньюланд - мой ученик... и так далее.

   Тут дверь отворилась, и Дермот опять вошел. Он возвратился за зонтиком, который забыл, и, посмотрев на меня и Кофагуса (последний еще держал мою руку), он, не сказав ни слова, ушел. Причина, почему я скрывался, была именно та, чтобы не узнал меня этот человек. Теперь же он все видел; но что делать? Сев возле моего прежнего наставника и зная, что ему можно все поверить, я рассказал свои похождения и намерения касательно будущего.

   - Вижу, вижу, Иафет, плохи дела, жаль, но нельзя помочь, впрочем, сделаю все, что могу... гм... я всегда твой друг, всегда готов тебе служить... и так далее.

   - Но что бы вы мне посоветовали?

   - Советовать плохо, Ирландия дикая страна, нет законов, лучше возвратиться, предоставь мне, я найду... и так далее.

   Без сомнения, я не мог следовать такому совету, однако мы стали рассуждать и решили вместе приняться за дело. Кофагус сказал мне, что приобрел порядочный капитал и живет теперь в десяти милях от столицы, что его вызвали на похороны тетки, после которой он остал-ся единственным наследником, но ничего не знал о положении ее дел. Он еще не женился и проводил время, раздавая даром лекарства и советы бедным людям его деревни, потому что там другого медицинского пособия не было. Ему нравилась деревня, и только одно в ней казалось неприятным - это рогатый скот.

   Почтенный человек не мог забыть бешеного быка. Мы очень поздно легли спать и на следующий день с приездом дилижанса отправились далее. Приехав благополучно в Дублин, я сейчас пошел в Ф*** Отель, как место, где мог получить вернейшие сведения о де Беньоне. Кофагус тоже тут остановился, и мы согласились жить вместе.

   - Знаешь ли ты мистера де Беньона? - спросил я служителя.

   - Да, сударь, один из братьев и теперь здесь. - Женат ли он?

   - Женат и имеет большое семейство.

   - Как его зовут?

   - Право, не знаю, но скажу вам завтра.

   - Когда он уезжает?

   - Завтра, кажется.

   - Не знаешь ли куда?

   - В свое имение. Служитель ушел.

   - Не тот, Иафет, гм... большое семейство... плохие времена... и так далее.

   - Хотя это не тот, кого я ищу, но от него могу узнать, что мне нужно.

   - Совсем не то, Иафет, большое семейство; все дяди нуждаются в деньгах... гм... и никогда не говорят... прощай... и так далее.

   Замечание Кофагуса на меня подействовало. На следующее утро я привел в исполнение свое намерение и послал карточку де Беньону, прося позволения с ним говорить, велев сказать, что я приехал в Ирландию по важному делу на весьма короткое время и, узнав, что он может избавить меня своими сведениями от траты времени и денег, спешу воспользоваться этим случаем. Служитель подал карточку, а де Беньон сказал:

   - Верно, какой-нибудь деловой человек - попроси его.

   Войдя в комнату, я старался принять вид человека, занятого делами.

   - Честь имею видеть мистера де Беньона, если не ошибаюсь? - сказал я.

   - Да, сэр, сделайте одолжение, садитесь. Я сел и вынул мою памятную книжку.

   - Дело мое, мистер де Беньон, состоит в том, что я желаю иметь сведения о вашей фамилии, которые мы не можем так легко получить в Англии. Есть одно имение, которое должно достаться фамилии де Беньон, но мы не знаем, кому именно, не имея верных сведений о вашей родословной.

   - Велико ли имение? - спросил де Беньон.

   - Не слишком велико, но хорошо, - ответил я. - (Читатели, верно, поняли, кого я разумел под этим имением.) - Будьте добры, сообщите мне о графе и его братьях.

   - С большим удовольствием, - ответил де Беньон. - Сведение это я могу вам дать. Граф имеет четырех братьев, старший из них Морис.

   - Женат ли он?

   - Да, имеет двух сыновей. Потом Вильям.

   - Женат?

   - Нет, он никогда не был женат. Он поступил в военную службу. В настоящее время он уже генерал. Третий же брат графа, это я, Генрих.

   - Вы, кажется, женаты, сударь?

   - Да, и имею большое семейство.

   - Позвольте попросить вас продолжать.

   - Артур последний, он недавно женился и имеет двух сыновей.

   - Премного вам благодарен, и так как я уже вас обеспокоил, то осмелюсь сделать еще неважный вопрос: вы говорите, что граф женат. Но есть ли у него дети?

   - Двое, кажется, но он надеется иметь еще более. Могу ли я узнать подробности насчет этого имения? - спросил де Беньон.

   - Точных сведений не могу вам дать, потому что сам не совершенно его знаю, но, кажется, дело зависит от имени особы. Позвольте спросить имена всех ваших детей.

   Де Беньон дал мне список, который я положил в карман очень серьезно.

   - Итак, вы наверно знаете, что второй ваш брат не имеет детей? - спросил я. - Нам надобно увериться в этом. Знаете ли вы его адрес?

   - Он был в Индии, недавно приезжал сюда, но опять уехал в Калькутту.

   - Очень жаль, надобно будет написать туда. Позвольте спросить и ваш адрес, потому что и он, может быть, будет нужен.

   Де Беньон дал мне свой адрес, а я, обещая известить его обо всех подробностях дела, когда их узнаю, поклонился и ушел.

   Тот, кто в полном разуме, верно, ничего не увидел бы из этого, но мне казалось, что непременно надобно узнать о генерале де Беньоне, и я уже решился ехать в Калькутту.

  

  

   Когда Кофагус пришел от своей тетки, я рассказал ему о моем свидании с де Беньоном.

   - Ничего не вижу в этом, Иафет.. охота за дикими гусями... кто вам сказал... о! У Пледжида - злые лгуны. Де Беньон не та фамилия, которую ищете, - будьте уверены... вздор... и так далее.

   Подумав немного, я увидел, что почтенный аптекарь прав и что я гоняюсь за тенью; но рассудок мой прояснился только на время, прежние мысли опять взяли верх. Я не знал, на что решиться, и, преследуемый словами Кофагуса, отправился гулять в самом неприятном расположении духа. Внизу я увидел поверенного Мак-Дермота и вспомнил, что причина моего путешествия была увериться, что Мельхиор и Генри де Клер одна и та же особа. На дворе встретился со мной оборванный нищий, который просил милостыни, подметая мостовую; но так как я не был расположен к подаяниям, то и прошел мимо него, но нищий за мною следовал и так, наконец, надоел мне, что я закричал ему, чтобы он убирался прочь, и ударил его палкой по руке.

   - Клянусь кровью Орукесов, что вы расплатитесь за это! - воскликнул нищий.

   Но я, не говоря ни слова, пошел далее и, пошатавшись по Дублину, возвратился опять на квартиру. Через несколько минут служитель пришел мне сказать, что мистер Одонаган желает меня видеть.

   - Я не имею чести его знать, но проси.

   Одонаган вошел. Это был высокий человек, с большими усами, в засаленном платье, вероятно, не по нем шитом, и в белых бумажных перчатках.

   - Мне кажется, я имею честь говорить с господином, который два часа тому назад прошел здесь по улице?

   - Правду сказать, милостивый государь, это такой темный вопрос, на который я очень затрудняюсь вам ответить, но так как я не имею никого знакомого в Дублине, то и полагаю, что это, верно, ошибка.

   - Нет никакого сомнения, что я не ошибаюсь, - продолжал человек. - потому что вижу палку, которой вы прибили приятеля моего Орукеса.

   - Я, право, не понимаю, будьте так добры, растолкуйте, в чем дело.

   - С большим удовольствием. Надеюсь, мы поймем друг друга. Вы шли по улице, и к вам имел несчастье обратиться джентльмен, мой приятель, с веником в руке, который он носит для собственного удовольствия, и сделали ему честь ударить его тростью.

   - Что вы хотите сказать? Может быть, вы говорите про нищего, который мел мостовую и надоел мне своим приставаньем?

   - Вы совершенно угадали, это мой искрений друг Таддеус Орукес; он джентльмен.

   - Джентльмен! - воскликнул я.

   - Да, и самой чистой Милизианской крови по всея Ирландии. Если вы думаете, сударь, что надобно бить моего друга за то, что он из собственного удовольствия надевает самое дурное свое платье и берет в руки веник, боясь потолстеть от сидячей жизни, то очень ошибаетесь, вот в чем вся беда. Вот его карточка, и если вы будете так добры, что назовете кого-нибудь из ваших знакомых, с которым я могу поговорить о дуэли между двумя благородными людьми, то очень обяжете.

   Я чуть не засмеялся, но удержался.

   - Очень сожалею, сэр, - ответил я, - что от своей невнимательности, не заметив благородной наружности вашего друга, так ошибся, и эта невнимательность сделала то, что я не предложил шиллинга и обидел вашего друга. Но думаю, что и теперь еще не поздно.

   - Нет, я совсем не из тех людей, жаждущих проливать кровь, и так как вы хотите поступить благородно, то лучше по моему мнению помириться, предположив, что все это произошло по ошибке. Вы не дали шиллинга оттого только, что очень торопились; не правда ли? Может быть, вам угодно будет бросить еще шиллинг, чтобы смыть бесчестие, как мы то делаем, каясь Духовнику. Сверх того, вы, может быть, не почтете лишним, если я назначу еще шиллинг за мои труды?

   - Совершенно согласен с вами, мистер Одонаган.

   Все ваши требования совершенно справедливы. Вот деньги.

   Одонаган взял их и продолжал:

   - Желаю вам провести приятно вечер. А я скажу другу, что вы все объяснили и согласились па все удовлетворения, которые благородный человек может дать.

   Говоря это, Одонаган гордо надел свою шляпу и белые перчатки, перевернул палку и, поклонившись со всевозможной ловкостью, вышел. Только что я расстался с этим господином и продолжал смеяться бывшему приключению, как Кофагус вошел, держа палку у носа. Взглянув на меня серьезно, он положил трость и начал потирать руки.

   - Горячая - добрая старуха, нет, холодная - и умершая, но оставила несколько тысяч... только одно завещание... старый... гм... кошка... завтра лечить... и так далее.

   Объяснясь с ним подробнее я узнал, что тетка оставила около девяти тысяч фунтов стерлингов, из которых надобно было платить по двадцать фунтов ежегодно на содержание ее любимой кошки. Я поздравил его с увеличением имения, и аптекарь сказал мне, что ему надобно продать дом и все принадлежности, и, сделав это, он закончит все свои дела. Ему хотелось, чтобы я рылся в секретных ящиках, которые оставила тетка в своих кабинетах, сказав мне, что в одной комнате он нашел пятьдесят фунтов разными золотыми монетами, и если не осматривая продать имение, то можно потерять значительные вещи, не заметив их. Так как главная причина моего путешествия в Ирландию состояла г. том, чтобы увериться, тот ли де Клер, кто я думал (и, право, не знаю почему), я охотно согласился на предложения Кофагуса. На следующее утро мы отправились вместе с ним в дом его покойной тетки, которой фамилия была Метланд. Мебель была очень нарядная, готическая. Некоторые комнаты отделаны были колоннами и разными серебряными украшениями. Невозможно описать всех предметов, которые, вероятно, старуха копила с детства до своей смерти. Удивительно было видеть, сколько она набрала антиков, миниатюрных картин, ящиков, пакетов писем (которых чернила от времени совершенно полиняли), начиная со счастливых времен надежд до времен уединения и покоя. Мы посмотрели некоторые, но они показались нам слишком непонятны, потому и были преданы огню.

   Когда нам показалось, что все ящики были выдвинуты и пересмотрены, мы стали перевертывать шкафы и нашли, что там было еще много потаенных ящиков, в которых старуха спрятала разные драгоценности. Один пакет привлек мое внимание; он был от мисс де Беньон. Я его схватил сейчас же и показал Кофагусу.

   - Позволите ли вы мне прочитать эти письма? - спросил я.

   - Нет, не читайте.

   Я их отложил в сторону, и мы продолжали рыться.

   - Э, да что это - де Беньон, опять; Иафет, посмотри сюда.

   Я взял пакет, связанный красным шнурком, на нем было написано: "Бумаги, принадлежащие лейтенанту Вильяму де Беньон, которые должны быть ему возвращены после моей смерти". Внизу пакета было написано: "Метланд должна хранить их".

   - Это оно, это оно! - кричал я, целуя Кофагуса. - Это те бумаги, которые мне нужны; могу ли я их взять?

   - Сумасшедший... совершенно сумасшедший... гм... ступай в Бедлам... сумасшедшую рубашку... брить голову... и так далее.

  

  

   Кофагус объявил мне, что он, как исполнитель завещания, должен оставить эти бумаги нераспечатанными, и сказал, что не думает, чтобы они содержали что-нибудь о моем рождении, если и действительно человек но фамилии де Беньон спрашивал обо мне в воспитательном доме. Этим он совершенно уничтожил все мои лучшие надежды, которые утешали меня во всех трудностях жизни.

   Когда Кофагус окончил свои дела, я в отчаянии бросился на софу и хотел бы никогда не рождаться на свет. Но потом надежда на лучшее опять возникла в душе моей, и я Бог знает что бы дал, чтобы только распечатать пакет и прочитать его содержание. Иногда мне приходило в голову отнять его силой у Кофагуса и убежать. Наконец я встал, чтобы прочитать письма, которые я отложил, но из них ничего нового не узнал. Это была переписка двух молодых девушек, которые извещали друг друга о своих новостях, не заключавшая ничего интересного для меня. Когда я прочел, Кофагус собрал их, положил в ящик, и мы возвратились опять на нашу квартиру. На следующий день Кофагус закончил все свои дела и решился возвратиться в Англию. Я провожал его до корабля и смотрел с час на то место, откуда он отплывал, думая, что он уносит с собой пакет, который заключает секрет моего происхождения. Он сделал меня благоразумнее, и я хотел теперь отыскать Генриха де Клер, или Мельхиора. Так как я о них только и думал, то, послав за служителем, я спросил у него, не знает ли он, где живет сэр Генри де Клер. Он мне сейчас дал адрес: "Моунт-Кастль в Коннемаре" и спросил, когда я еду. Я удивился, что он так скоро вынул билетец с адресом из своего кармана. Взяв адрес, я просил, чтобы мне доставили лошадей как можно ранее на следующее утро. Потом я написал письмо Гаркуру, извещая его о моих делах, и Мастертону еще подробнее, наконец, к Тимофею в том же пакете, что и к Гаркуру, прося уведомить меня о том, что он узнал от цыгана. После обеда я совсем собрался в дорогу и, заплатив хозяину, спокойно уснул.

   С рассветом меня разбудил служитель. Я взял с собой небольшой чемодан и отправился в путь.

   Скоро город исчез из глаз моих, я катился по прелестной ровной дороге и, забившись в угол экипажа, невольно задал себе вопрос: "Какой был повод моего путешествия?"

   Читатель мог уже заметить, что я всегда действовал по моим желаниям, не сообразуясь с благоразумием.

   - Что я стану делать? - спрашивал я сам себя. - Какая причина моего путешествия? Узнать, одно ли лицо Генри де Клер и Мельхиор?.. А потом что? Потом я могу открыть родство Флиты. Но, предполагая, что именно Генри де Клер, или Мельхиор, хочет узнать, где живет Флита, можно ли предположить, что он мне скажет что-нибудь о ней? Мне казалось, что Флита - дочь старшего брата, которая, говорят, умерла; но зачем было Мельхиору красть свою собственную племянницу? В этом я не мог себе дать отчета. Зачем Натте дала мне цепочку? Никак не могу понять; она, кажется, не обманула бы мужа. Тут какой-нибудь секрет, который я непременно хочу открыть, и если увижу Мельхиора, то смогу еще что-нибудь узнать, между тем, если останусь в бездействии, тайна останется также не открыта. Эта последняя мысль меня успокоила, и я ехал задумчиво, будучи прерываем на всякой станции требованиями заплатить деньги за лошадей.

   Впоследствии я заметил, что надобно переменять экипаж на каждой станции; страна и дорога стали ху же и чем долее мы ехали, тем земля казалась менее обработанной; промыслы совсем упали, и даже общее благосостояние видимо уменьшилось. Уже было совершенно темно, когда я приехал на последнюю станцию от Моунт-Кастля. Экипаж надобно было также и тут пе