Главная » Книги

Марриет Фредерик - Иафет в поисках отца, Страница 5

Марриет Фредерик - Иафет в поисках отца


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

кея.
   Продолжая таким образом наши рассуждения, мы пришли в город, где остановились в трактире умеренной цены, но в котором соблюдалась большая чистота.
   Первой моей заботой было найти приличное место Флите. Хозяйка наша была добрая молодая женщина, и на ее-то руки оставил я Флиту, а сам с Тимофеем отправился разыскивать какой-нибудь порядочный пансион, где мог бы за недорогую цену поместить ее. Конечно, лучше было бы поместить ее в Лондоне, но зато издержки там были бы слишком велики, а так как этот город находился только в сорока милях от моего будущего местопребывания, то я часто мог к ней приезжать. Чтобы избежать докучных расспросов о родстве моем с Флитой, я сказал ей, чтобы она называла меня своим братом. Впрочем, лишних предосторожностей не нужно было, потому что Флита понимала отношения свои ко мне не по детским летам.
   Потом мы пошли искать портного, чтобы заказать платье, так как я намерен был посещать высший круг общества. Идя все прямо по большой улице, мы вскоре увидели вывеску портного, написанную большими буквами: "Тедор Шнейдер, портной Его Королевского Величества, Принца Гессен-Дармштадтского".
   - Годится ли этот, Иафет? - сказал Тимофей, указывая на вывеску.
   - Да, - ответил я, - но каким образом дармштадтский принц выбрал себе портного в этом маленьком городке, это меня удивляет.
   - Может быть, он шил ему платье в Германии?
   - И то может быть, но во всяком случае он будет иметь честь шить и на меня.
   Мы вошли в лавку и заказали самую модную пару верхнего платья, выбрав цвет сукна, сообразный с тогдашним вкусом, и приказали, чтобы все было готово как можно скорее. Когда мерка была снята, я хотел выйти из лавки, но хозяин, судя, вероятно, по моему платью, что я не был знатный человек, сказал мне, что он с господ, которые заказывают ему в первый раз, берет обыкновенно задаток. Хотя это было не слишком лестно для меня, но я молча вынул из кармана полную горсть гиней, положил из них две на конторку и ушел, не говоря ни слова. От дармштадтского портного мы пошли в другую лавку, чтобы заказать в ней ливрею для Тимофея; не желая, однако, чтобы его платье поспело прежде моего, я сказал, что приду на другой день. Но Тимофей экипировался раньше меня. Мне надобно было купить еще другие вещи, как-то: сундук, чемодан, шляпу, перчатки и прочее. Закупив все эти принадлежности, мы пришли опять в наш трактир. Хозяйка с Флитой расспрашивала нас о цене купленных вещей, и я, для удостоверения своего богатства, показал им кучу денег, рассыпав их по полу, как будто бы нечаянно.
   В тот же вечер объявил я Флите, что должен с нею расстаться, оставляя ее в пансионе, куда часто буду наведываться. Сначала она была неутешна, воображая себе нашу разлуку, но когда я ей рассказал все подробно, то она согласилась, что я был прав. На следующий день мне принесли платье, и я оделся.
   - Без лести говоря, Иафет, ты совершенно похож на человека хорошего общества, - сказал мне Тимофей.
   Флита улыбнулась и сказала мне то же, и я наконец убедился в этом. Взяв шляпу и перчатки, я вышел с Тимофеем, чтобы заказать ему ливрею и платье для Флиты.
   Выходя на улицу, я заметил, что забыл платок, и вернулся за ним. Хозяйка, увидев настоящего господина, щеголя, можно сказать, сейчас явилась ко мне с учтивостями и предложениями, не узнавая меня, пока я не улыбнулся. Это мне было чрезвычайно приятно. Наконец мы отправились и зашли к другому портному. Войдя в его лавку, я старался казаться значительным человеком и не обманулся. Меня встретили низкими поклонами.
   - Мне бы хотелось заказать ливрею для этого молодого человека, который взялся служить мне. Но так как мне невозможно дожидаться, потому что я остаюсь в городе на некоторое время, то нет ли у вас готовой?
   Ливрея была сейчас же выбрана, и я приказал ее на следующий день в назначенный час принести к себе.
   Потом я зашел к швее и велел, чтобы она пришла в трактир снять мерку с девочки, которую я отдал в пансион, говоря, что платье ее было забыто в дороге. На четвертый день все было кончено. Я нашел хороший пансион, который содержала какая-то вдова. Цена в нем была очень умеренная - двадцать фунтов стерлингов в год. Я отдал за полгода вперед и отнес к банкиру пятьдесят гиней, взяв с него расписку в верности платежа содержательнице пансиона. Предосторожность эту я принял, потому что если бы я сам обеднел, то Флита все равно бы имела достаточное содержание на три года. Когда мы расставались, она горько плакала, и я насилу мог отцепить ее ручонки от шеи. Мне казалось, что я покидал драгоценнейшее для меня на свете. Все было готово к отъезду... Но Тимофей не надевал еще своего нового платья. Странно было видеть в ливрее того, кто сидел со мной за столом и был на одинаковой ноге. И так как в маленьких городках всегда множество сплетен, то мы, как для себя самых, так и ради Флиты, отложили переодеванье Тимофея до приезда в Лондон.
   Простившись с хозяйкой, которая наверное отдала бы деньги, заплаченные за квартиру, только бы узнать, кто мы, мы взяли наружные места в дилижансе и к вечеру приехали в столицу.
   Я описал подробно все эти мелочи для того, чтобы показать, как можно шагнуть из одного состояния в другое.
  
  

Глава XVIII

   Но я пропустил одно очень важное происшествие, которое случилось вечером за день до помещения Флиты в пансион. Разбирая вещи в моем чемодане, я увидел подарок Натте, сделанный ею на память Флите. Я развернул бумагу и нашел в ней большую коралловую цепь, оправленную в золото, в которой хотя было менее золота, нежели кораллов, однако по пробе золота можно было судить, что она стоила дорого. Флита надела ее на шею и задумалась несколько минут.
   - Иафет, - сказала она, - я видела эту цепь прежде, и, как мне помнится, я ее носила. Она, как старый друг, припоминает мне прошлое, и я уверена, что при ней много воскреснет воспоминаний минувшего детства.
   - Постарайся припомнить, Флита, все, что можешь, и сообщи мне завтра.
   - Не стоит стараться, потому что тогда я ничего не узнаю. Когда мое воображение силится удержать какой-нибудь предмет, то он, как нарочно, ускользает, и тогда все напрасно. Нет, лучше я дам волю мечтам моим... Быть может, они сделают более. Прощай, Иафет!
   Она пошла спать, а я стал любоваться цепью и придумывать обстоятельства, по которым она досталась Мельхиору. Мне тотчас пришло в голову, что цепь могла быть на шее Флиты, когда ее украли от родителей, которых она нам поможет отыскать. Это была не простая обыкновенная цепь, хотя и отличалась грубой обработкой. Видно было вещь, выделанную людьми не искусными в деле, и с которою далеко не могла равняться ценность материала, на нее употребленного; вообще трудно бы было найти другую ей подобную.
   На следующее утро Флита была слишком расстроена для того, чтобы рассуждать о вчерашнем. Однако я спросил ее, не вспомнила ли она чего-нибудь.
   - Нет, - ответила она, - потому что я проплакала всю ночь, думая о нашей разлуке.
   Я советовал ей носить цепь постоянно на себе и беречь ее; но уехав, сожалел, что не взял ее с собой, а потому и решил сделать это в первый мой приезд к Флите, утешая, однако, себя тем, что она, смотря на нее, вспомнит что-нибудь для меня любопытное.
   Продолжая путешествие, я спросил одного сидевшего возле меня в дилижансе, какое самое модное место в Лондоне, где бы молодой человек мог остановиться. Он рекомендовал мне Пиаццу в Ковент-Гарден, и я последовал его совету, приехав в столицу. Выбрав хорошенькие комнаты, я заказал легкий ужин. Стол был накрыт. Тимофей явился в своей ливрее и казался очень смешным в новом наряде. Когда же мы оставались одни, то оба хохотали над своей барской прихотью.
   - Не правда ли, Тимофей, это славная штука? Но сядь со мной и помоги мне допить бутылку вина.
   - Нет-нет, сударь, если вы позволите, то я лучше буду делать то же, что и прочие мои собратья, - ответил Тимофей. - Оставьте только бутылку на подносе, а там уже я поделюсь и с вами и с нею, как должно. Притом, может кто-нибудь войти нечаянно, и какое получит мнение о господине, видя его за одним столом со слугою? Мы оба должны выдержать характеры. Меня на кухне совсем замучили вопросами: кто вы, как ваше имя, откуда едете, чем занимаетесь и прочее... Я ответил, что вы заканчиваете давно начатое путешествие по материку земному, а фамилию вашу переврал так, что и сам не вспомню.
   - Зачем же ты это сделал?
   - А затем, что вы и сами не знаете настоящего вашего имени.
   Но туг разговор наш был прерван мальчиком, принесшим письмо на серебряном подносе.
   - Вот письмо, сударь, адресованное Г. И. Н. по возвращении его из путешествия, - сказал мальчик, - и я думаю, что оно вам.
   - Оставьте его, - ответил я небрежно. Мальчик положил письмо на стол и ушел.
   - Странно, - сказал я Тимофею, - письмо это наверно не ко мне адресовано, а между тем заглавные литеры моего имени и моей фамилии. Может, кто-нибудь подслушал на кухне твои рассказы, заметил мою фамилию и теперь просит поделиться деньгами, думая, что я сорю ими.
   - И я думаю то же, но прочитайте, однако; мы увидим, что оно запое г.
   - Но если я распечатаю, то стыдно будет отослать его назад. Не лучше ли оставить, как оно есть?
   - Если это только вас беспокоит, предоставьте на мое попечение, я знаю, как отделаться от этого народа.
   - О, как приятно быть богатым и получать просьбы!
   Я распечатал письмо, в котором находилось еще одно, адресованное на другое имя; первое же заключалось в следующих словах:
   "Дорогой племянник!
   - Браво, сударь, браво! - вскричал Тимофей. - Вот вы уж нашли дядю; наверное, скоро отыщете и отца. Читайте-ка дальше!
   Не полагаясь на верную доставку писем в чужие края, я дал тебе только легкий очерк открытий последнего года. Теперь же, зная, что ты остановился в Пиацце, я посылаю запечатанное письмо на имя господина, Мастертона, от которого ты получишь пакет, заключающий описание всего того, что было сделано во избежание ошибки, если ты приедешь во время моего отсутствия.
   Безо всякого сомнения, дело может быть замято, и я надеюсь, что осторожность, с какой мы поступили, тебе понравится. Словом сказать, я делаю все, чтоб только не запятнать чести нашей фамилии.
   - Я всегда думал, что вы хорошего происхождения, - заметил Тимофей.
   Я бы хотел, чтобы ты последовал моему совету и остался инкогнито, в противном случае внезапное твое возвращение наделает много шуму и произведет бездну подозрений и догадок.
   Долгое твое пребывание в Геттингенском университете и потом путешествие заставили забыть твою наружность, а я между тем могу представить тебя в обществе как сына моего друга. Потому-то и назови себя каким-нибудь именем, только не Смитом и не Броуном. Это слишком низкие и пошлые фамилии. По получении письма адресуйся в мой дом, Порт-Ленд-Сквер, и напиши, что такой-то приехал. Если меня не будет или письмо твое не застанет меня, то пиши в замок Ворчестер, где оно непременно найдет меня, и я, получив его, тотчас же к тебе явлюсь.
   Не забудь же написать на билете принятое тобой имя, и если оставишь Пиаццу, то уведоми и об этом.
   Любящий тебя дядя Виндермир".
   - Самое ясное тут то, что это письмо не ко мне, - сказал я, бросив его на стол.
   - Почем знать, что это не ваш дядя? Во всяком случае, делайте, как он приказывает.
   - Что ты, Тимофей, мне идти за чужими бумагами? Нет, этого я не сделаю
   - Боже мой! Как же вы отыщете вашего отца, если не хотите воспользоваться таким случаем войти в хорошее общество? Узнавая секреты других, вы легко можете узнать свои.
   - Но это бесчестно, Тимофей.
   - Совсем нет, письмо адресовано вам, следовательно, очень естественно, если вы его распечатаете, прочтете и исполните то, о чем оно вам говорит. Притом знайте, Иафет, что обладание чужими тайнами есть самое верное средство к прочному преуспеянию. Подумайте о своем положении в свете. Значит, вы не должны церемониться.
   - Это печальная истина, Тимофей, и я начинаю действительно думать, что необходимо отложить в сторону излишнюю честность.
   - Поступайте так, пока не разбогатеете, а после уж можно будет удовлетворять всем правилам чести, потому что она очень дорога. Многие без малейшего упрека совести лишают вас доброго имени, которое вы должны возвратить себе. Потому берегитесь - свет лукав. С одной стороны, пламенное мое желание отыскать отца, с другой - удобный случай воспользоваться чужой доверенностью оставляли меня в нерешимости. Я заперся в своей комнате и стал размышлять, но равновесие склонялось то на ту, то на другую сторону. Наконец, я лег спать, и мне привиделся странный сон. Я стоял на уединенной скале, окруженной водой; море бушевало, и волны его, подымаясь все выше и выше, готовы были проглотить меня каждую минуту. Мне стало страшно. Земля от меня была недалеко, и я видел, как люди на ней веселились, танцевали, пели, смеялись... Я кричал, протягивал к ним руки, они меня заметили, но никто не шел на помощь. Я трепетал за себя при виде приближения разъяренной влаги, но в ту же минуту что-то прикатилось со стороны земли... то был мост, доходивший до скалы, на которой я стоял; я бросился к нему, чтобы спасти себя, но на краю скалы сияла надпись огненными буквами: "Здесь непроходимое место". В ужасе я отступил назад и не смел более подойти. Но вдруг кто-то в белом явился возле меня и сказал: "Ищите своего спасения - таков закон природы". Я поднял глаза и увидел Кофагуса в черном платье, с тростью, прислоненной к концу носа; он говорил: "Иафет... прекрасный мост... гм... ступайте смело... ваш отец на той стороне, и так далее". Я бросился опять к мосту, который качался на воде. Мне казалось, будто бы он был сделан из бумаги, но я перешел по нему и явился среди толпы, принявшей меня ласково. Тут подошел ко мне какой-то пожилой мужчина, в котором я как будто бы узнал отца и бросился в его объятия; но в это время я проснулся.
   Объятия и поцелуи все еще мелькали передо мною в моем полусне. Сон этот оказал на меня такое впечатление, что я на другой день решился, во что бы то ни стало, последовать советам Тимофея. Так человек часто принимает собственные свои чувства и мысли за предвещания, когда все дневные помышления обращает в доброе знамение судьбы. Так он основывает на нем сверхъестественную помощь и думает, что небо придаст ему силы исполнить свои предприятия в то время, как все это противно божественному закону. Таким образом, воображение мое заблудилось, завело меня в темноту непроходимую и дало такую силу моим преднамерениям, что я не мог различить ни доброго, ни злого.
  
  

Глава XIX

   На следующее утро я рассказал мой сон Тимофею. Он от души смеялся, когда я сказал ему, что полагаю это предзнаменованием судьбы. Наконец, заметив, что я на него уже сержусь, он принял на себя серьезный вид и сказал, что он сам в этом уверился.
   Когда я окончил завтрак, то послал спросить, где дом лорда Виндермира и, написав ему коротенькую записку: "Иафет Ньюланд приехал и остановился в Пиацце, Ковент-Гарден", отослал ее с Тимофеем, а сам отправился с другим письмом к Мастертону, которого и нашел в первом этаже какого-то предлинного и огромного дома. Только что я намеревался дотронуться до колокольчика, как он уже зазвенел очень громко и почти без моего пособия; вслед за тем дверь отворилась и, пропустив меня сквозь узкие свои половинки, заперлась сама собой; я, как пойманная мышь, очутился в передней, среди толпы слуг. Отсюда меня провели в кабинет Мастертона, где мы представились друг другу по всем правилам высшего тона. Я заметил с первого взгляда, что Мастертон был старичок, маленького роста, с очками на глазах. Когда я вошел в его святилище, то застал его сидящим за столом, покрытым бумагами. Он мне предложил стул, а я ему подал письмо.
   - Я вижу, что имею честь говорить с мистером Невилем, - сказал он, прочитав письмо. - Поздравляю вас со счастливым возвращением... Может быть, вы не помните меня?
   - Признаюсь, я вас почти не помню, - ответил я и хотел уже признаться, что я вовсе не Невиль.
   - И неудивительно, вы так долго находились в чужих краях, притом и сами вы ужасно переменились. На вашем лице нет ни одной черты минувшего детства. Без комплиментов скажу вам, я никогда не ожидал, чтобы вы так похорошели... (Я поклонился ему.) Но получили ли вы известие от вашего дяди?
   - Да, лорд Виндермир прислал мне несколько строк вместе с вашим письмом.
   - Здоров ли он?
   - Как нельзя лучше.
   Мастертон, спокойно усевшись при начале нашего разговора, теперь встал, вынул из железного сундука сверток запечатанных бумаг и подал их мне, стиснув в знак вежливости вялые посиневшие свои губы.
   - Вы прочтете их, мистер Невиль, с большим любопытством. Я участвовал тоже в этом деле, и советую вам не являться под настоящим именем, пока дело совсем не кончится. Ваш дядюшка мне пишет, что он вам тоже об этом говорил.
   - Я это уже исполнил и ношу вымышленное имя и фамилию.
   - Позвольте узнать их?
   - Иафет Ньюланд.
   - Довольно странное имя, но, конечно, не хуже всякого другого. Я запишу его на всякий случай. Где вы живете?
   - В Пиацце, Ковент-Гарден.
   Мастертон записал мое имя и адрес, а я взял бумаги и положил их бережно в карман. Потом мы расстались, довольные нашим свиданием. Я возвратился домой, где нашел Тимофея, ожидавшего меня с нетерпением.
   - Иафет, - сказал он мне, - лорд Виндермир еще не уехал из города. Я видел его, потому что, отдав записку, я сейчас же ушел, но он послал за мной лакея и велел вернуться. Когда я вошел в зал, где лорд завтракал, то он стал меня расспрашивать: как вы поживаете, давно ли приехали, счастливо ли окончили свое путешествие от Милана до Лондона и прочее и прочее. Опасаясь, что он задаст вопрос, на который я запутаюсь в ответе, я сказал ему, что служу у вас не более двух дней. Потом он сказал мне, что в два часа будет у вас.
   - Итак, сударь, позвольте, я пойду разбужу его, чтобы он имел время встать к вашему приезду! - сказал я.
   - Лентяй! - сказал он. - Скоро час, а он еще изволит почивать. Ступай и одевай его скорее.
   Через четверть часа красивая карета, запряженная серыми лошадьми, подъехала к крыльцу нашей гостиницы. Лорд послал лакея спросить, где остановился мистер Ньюланд, и, получив в ответ: "Здесь", сказал своему посыльному:
   - Хорошо, Джемс, хорошо, отвори дверцы. Спустя минуту лорд Виндермир был уже в моей комнате, и мы глядели один на другого.
   - Лорд Виндермир, если не ошибаюсь? - сказал я, протягивая ему руку.
   - Ты прежде меня узнал, Джон, - говорил мне благоприобретенный дядя, сжимая в своих объятиях и смотря пристально мне в глаза. - Боже мой! Возможно ли, чтобы неловкий мальчик сделался таким красивым молодым человеком? Я буду гордиться моим племянником. Узнал ли ты меня, как я вошел в комнату? - Нет, лорд, но ожидая только вас, я думал, что никто не может быть другой.
   - Девять лет уже, как ты меня не видел, девять лет так изменили тебя, Джон... Но я забываю, что надобно тебя звать Иафет... Верно, ты недавно читал Библию, что выбрал такое странное имя?
   - Нет, милорд, совсем не то... Этот дом так похож на Ноев ковчег, что я, рассматривая его, нечаянно набрел на это имя.
   - Но ты ничего не спрашиваешь о твоей матери?
   - Милорд, я хотел...
   - Вижу, вижу, - продолжал лорд, - но вспомни, Джон, что все-таки она твоя мать. Кстати, читал ли ты бумаги, отданные тебе Мастертоном?
   - Нет еще, милорд, вот они неразвернутые, да мне что-то и не хочется их распечатывать.
   - Но тебе необходимо их прочесть. Я уверен, ты узнаешь из них много приятного; притом, я не могу с тобой говорить об этом деле прежде, нежели ты не ознакомишься с содержанием всех этих бумаг.
   Я взял пакет, и лорд сам распечатал его.
   - Я требую, чтобы ты прочел его сейчас же, - продолжал он. - В семь часов приходи ко мне обедать, а там, оставшись вдвоем, мы поговорим о чем нужно.
   - Непременно прочту, милорд, если вы этого требуете.
   - Я должен требовать, Джон, и удивляюсь, как дело столь нужное так мало тебя интересует.
   - Я повинуюсь вам, милорд.
   - Ну, так до свиданья, мой дорогой. Прочитай же все до обеда, а завтра, если тебе угодно, можешь со своими вещами переселиться ко мне. Впрочем, я не принуждаю тебя к этому. Но кто делал тебе это платье? - спросил он, рассматривая меня со всех сторон.
   - Портной принца Гессен-Дармштадтского, - ответил я.
   - Мне кажется, тебя бы лучше одели в Англии. Нужно будет заказать Стульцу; при твоем сложении платье должно сидеть хорошо. Жаль даже видеть человека приятной наружности, одетого так дурно. Но прощай, до свиданья.
   Мы простились, пожав дружески руки, и только что карета отъехала, Тимофей вошел и спросил меня:
   - Рад ли был ваш дядюшка видеть вас, сударь?
   - Да, - ответил я. - Посмотри все эти бумаги. Он велел мне прочесть к обеду и сам распечатал их.
   - Очень было бы неучтиво, если бы вы не исполнили его требования. - сказал Тимофей улыбаясь. - Чтобы не отвлекать вас от занятий, я лучше оставлю вас одних.
  
  

Глава XX

   Я сел за стол, взял распечатанный пакет, разложил его по порядку пронумерованных листов, и только что начал читать, уже был им сильно заинтересован. Секрет! Притом секрет, касающийся чести и репутации лучших фамилий в королевстве, и который, если бы был узнан, унизил бы эту знать донельзя и покрыл бы бесчестием и виновного, и правого. Этот секрет не имел никакого отношения к истории моей жизни, и я прочел его во всей подробности с величайшим вниманием. Из содержания бумаг я узнал все, что нужно было для поддержания принятой мною роли. Причина, почему вверили секрет этот мне, племяннику, за которого меня считали, состояла в том, что он был прямой наследник богатого имения, и его-то спрашивали, согласен ли он, как и другие, не предъявлять своих прав до тех пор, пока смерть не предаст забвению и преступника, и преступление.
   Если бы я был на его месте, то согласился бы наверно; итак, приготовившись к ответам, я сложил опять бумаги, запечатал их и, одевшись, отправился обедать к лорду Виндермиру. Когда убрали со стола, он встал, сам запер двери, повернув ключ два раза, и потом тихо сказал мне:
   - Ты теперь все прочел, знаешь, на что в этом несчастном деле решились другие действующие лица. Скажи мне, каково твое мнение?
   - Мое мнение, милорд? О, я почел бы себя счастливым, если бы не знал того, что сегодня прочел. Мне кажется, самое лучшее не говорить более об этом, а действовать сообразно с тем порядком, какой предложен в бумагах.
   - Очень хорошо, - ответил лорд, - и стало быть, дело кончено, и ты согласен. Меня радует твоя честность и твои хорошие чувства. Итак, мы навсегда оставим этот предмет в покое. Хочешь ли ехать со мною в замок Ворчестер? Он недалеко отсюда.
   - Признаюсь, милорд, я хотел бы лучше остаться в Лондоне, если вам угодно будет представить меня в общество ваших знакомых, которых у меня здесь очень мало.
   - Хорошо, хорошо, я тебя познакомлю под именем Ньюланда. Но, кстати, не видел ли ты кого-нибудь из нашей фамилии? Они, наверно, думают, что ты еще в чужих краях, и трудно их будет после разуверить, что ты переменил фамилию. Не желаешь ли видеть свою мать?
   - Теперь невозможно, милорд, но через короткое время я надеюсь повидаться с нею.
   - И мне кажется, это будет лучше. Перед выездом из Лондона я напишу майору Карбонелю и отрекомендую тебя как моего друга, и попрошу его ввести тебя в свет. Он знаком со всем почти городом.
   - Когда же вы едете, милорд?
   - Завтра утром, а потому мы простимся уже сегодня. Покамест я открою тебе кредит на тысячу фунтов у моего банкира Друммонда, и чем дольше ты проживешь на эти деньги, тем лучше.
   Лорд дал мне рекомендательное письмо, а я отдал ему запечатанные бумаги, простился с ним и ушел.
   - Ну, что нового, сэр? - сказал Тимофей, когда я вошел в свою комнату. - Я умираю от нетерпения узнать эту тайну.
   - Тайна должна остаться тайной. Тимофей принял серьезный вид.
   - Да, я даже и тебе не смею ее вверить, я обязал себя честным словом.
   Но на слове честность совесть моя не заговорила. Мог ли я назваться честным человеком, узнав этот секрет?
   - Дорогой Тимофей, я и то уже много сделал дурного, не заставляй меня делать еще худшее.
   - Так и быть, не станем говорить об этом. Но, Иафет, скажите мне, что случилось и что вы намереваетесь делать?
   Я передал ему весь разговор мой с лордом Виндермиром.
   - Теперь ты видишь, Тимофей, что я достиг своей цели - быть в хорошем обществе.
   - С достаточными средствами можно поддержать себя, - сказал Тимофей, потирая руки. - Тысячи фунтов хватит надолго.
   - Даже и очень надолго, потому что я твердо решился никогда не употреблять их... а то это было бы чистое плутовство.
   - Ваша правда, - ответил он удивленно, - об этом-то я и не подумал.
   - Я и сам не больше тебя об этом думал. К лорду Виндермиру на днях приедет настоящий его племянник Невиль, и тогда проделки наши все будут открыты.
   - Боже мой! И что будет с нами? - продолжал Тимофей с испуганным лицом.
   - Тебе нечего бояться, вся беда падет на меня, но я готов вытерпеть вдвое против этого, только бы найти отца. Я не страшусь гнева лорда Виндермира, знание же тайны его может меня обезопасить и доставить еще его протекцию, если я захочу воспользоваться ею.
   - Желаю, Иафет, чтобы все счастливо кончилось, однако я все чего-то боюсь.
   - А я, напротив, очень спокоен. Завтра же отвезу письмо к Карбонелю и начну мои розыски. А теперь, Тимофей, прощай.
   На следующее утро я, не теряя времени, отвез письмо майору Карбонелю. Он жил в первом этаже, на улице Сент-Джемс. Когда я приехал, он завтракал. На нем был шелковый халат. Зная, что вид непринужденности отмечает светского человека, я вошел к нему, небрежно бросил письмо на стол и сказал:
   - Вот письмо, майор, прошу прочитать.
   Без приглашения уселся я на софу, и, пока он читал его, я хлопал хлыстиком по сапогам и чуть было не засвистел. Майор Карбонель был человек лет тридцати пяти, недурен собой, с открытым лицом, которое он обезобразил огромными усами, проходившими около рта до самой шеи. Сверх того, он был высок ростом, хорошо сложен и во всем следовал моде. Утренняя одежда его была чиста. Казалось, он щеголял ею и кольцами, которыми унизаны были почти все его пальцы.
   - Позвольте, милостивый государь, покороче с вами познакомиться, - сказал он, прочитав письмо, вставая со стула и протягивая мне руку. - Мне весьма приятно видеть друзей лорда Виндермира; каковы бы они ни были, но с такой наружностью, как ваша, они мне делаются вдвойне приятны.
   - Майор Карбонель, я с вами еще не более двух минут сижу, но уже чувствую особенную благосклонность к вам. Вы, может быть, знаете, что я только что закончил мое путешествие?
   - Да, я это вижу из письма. Мистер Ньюланд, мое время к вашим услугам. Где вы остановились?
   - В Пиацце.
   - Прекрасная гостиница. Я буду у вас сегодня обедать, и вы закажите, пожалуйста, суп mulligatawny[Итальянский суп из пряных кореньев.]; там его делают бесподобно. А после обеда мы поедем в театр.
   Я удивлялся его светскому обращению и тому, какой так скоро и без церемоний предложил свое участие в моем обеде. Но через минуту я уже знал, с каким человеком имею дело.
   - Майор, вы меня почти обижаете, сказав, что обедаете со мной сегодня. Я хочу, чтобы мы обедали вместе каждый день, когда вы не бываете приглашены кем-нибудь другим. Притом, мне приятно, если вы сами станете заказывать обеды и будете приглашать к ним всех, кого вам угодно. Не надобно ничего делать вполовину. Теперь я понимаю вас, как будто бы уже десять лет живу с вами.
   Майор схватил мою руку.
   - Милый мой Ньюланд, жаль, что мы не знали друг друга десять лет тому назад, как вы говорите, но что делать... Вы уже завтракали?
   - Да, и теперь не знаю, что делать, раззнакомившись почти со всеми за долгим отсутствием. Я завтракал за час раньше обыкновенного и теперь готов к вашим услугам.
   - Скажите лучше, что я к вашим. Но позвольте мне одеться, а вы между тем возьмите журнал и почитайте его, просвистите две-три арии, словом, займитесь всем, чем вам угодно, пока я окончу свой туалет. Это займет не более десяти минут.
  
  

Глава XXI

   - Извините меня, мистер Ньюланд, - сказал майор, выйдя из спальни (увешанный весь цепочками и бриллиантами), - что я заставил себя ждать... Позвольте узнать ваше имя?
   - Мое имя довольно обыкновенное - Иафет, - ответил я.
   - Иафет! Клянусь всеми святыми, что если бы вы жаловались правосудию на ваших крестных отцов и маменек, то наверно выиграли бы.
   - Однако вы бы не взяли мое имя и с прибавкой десяти тысяч фунтов в год.
   - О, о, это совсем меняет дело. Всякое имя удивительно как хорошо, написанное золотыми буквами.
   - Но куда мы теперь отправимся?
   - Если позволите, то к портному. Так как мое платье шито портным герцога Дармштадтского, хотя и не самим принцом, то я вас попросил бы свести меня к портному, который вам шьет, потому что ваше платье, кажется, очень хорошо сидит.
   - Вы справедливо судите, Ньюланд. Стульц будет рад поместить ваше имя на своих списках, особенно видя вашу наружность. Итак, отправляемся.
   Мы пошли по Сент-Джемской улице, и, прежде нежели дошли до Стульца, я был уже рекомендован более нежели двадцати модным людям. Майор очень заботился о моем платье, сам его заказывал портному, выбрал и цвет материи и покрой. Я видел, что он хорошо знает все подробности этого дела, потому и дал ему полную волю распоряжаться моей экипировкой.
   - Милый Ньюланд, никому во всей Англии не оказывал я такой дружбы, как вам... Ваше платье будет сделано по последней моде. Есть тайны, которые известны только избранным, и Стульц знает, что я из числа их. Многие меня часто просят об этом, и тогда достаточно одного взгляда, чтобы Стульц их одел, как я хочу. Не нуждаетесь ли вы в золотых вещах?
   - Охотно куплю несколько безделок, - сказал я.
   И мы пошли к известному ювелиру, у которого он выбрал на пятьдесят фунтов разных драгоценностей.
   - Этого довольно, я думаю, - сказал он мне. - Сразу много не покупайте, потому что через каждые три месяца, по крайней мере, их надобно менять.
   - Что стоит эта цепочка?
   - Только пятнадцать гиней, майор, - ответил купец.
   - Хорошо, я куплю, но послушайте, я вам говорю откровенно, что никогда не заплачу за нее.
   Ювелир улыбнулся и отвесил низкий поклон, а майор надел цепочку, и мы ушли.
   - Кажется, майор, что вам здесь не очень верят!
   - Это их вина, а не моя; я им сказываю наперед, что не заплачу, и по чести держу слово. Я никогда никому не заплачу и имею на это достаточные причины.
   У меня нет денег, но зато я им услуживаю, привожу покупателей...
   - Какие же долги вы платите, майор?
   - Какие долги?.. Гм... Дайте подумать; это требует ближайшего рассмотрения... Я плачу моей прачке.
   - А проигрыши?
   - Проигрыши? Гм... Скажу вам правду: когда я выигрываю, то всегда получаю деньги сполна, а если проигрываю, то забываю платить. Впрочем, я всегда предуведомляю, когда сажусь играть, и думаю, что не моя вина, если мне не верят... Но теперь можно сделать еще несколько утренних визитов, и я успею вас отрекомендовать в нескольких домах.
   Он повел меня в Гросвенорский сквер, и мы вошли в большой дом, прекрасно меблированный. Лакей доложил о нас.
   - Леди Мельстрам, позвольте представить вам молодого человека, друга моего, мистера Ньюланда, отданного на мое попечение во время отсутствия лорда Внндермира.
   Дама, которой я был представлен, удостоила меня своей улыбкой.
   - Кстати, майор, это мне напоминает... Послушайте... Но, пожалуйте сюда, к окошку. Извините, мистер Ньюланд, что я вас оставлю на минуту.
   Они что-то очень долго говорили шепотом, и дама наконец громко сказала майору:
   - Обещайте же мне не позабыть.
   - Желание ваше, миледи, для меня приказание, - ответил майор, кланяясь.
   Через четверть часа разговор их был окончен, и дама подошла ко мне.
   - Мистер Ньюланд, - сказала она, - дружба лорда Виндермира и рекомендация майора Карбонеля достаточны, чтобы считать вас моим знакомым. Надеюсь часто вас видеть у себя.
   Я ей поклонился, и, только что мы вышли на улицу, майор сказал мне:
   - Вы видели, как она отвела меня в сторону; а знаете зачем? Она выведывала у меня о вас. У нее нет детей, но зато есть около пятидесяти племянниц... Я сказал ей, что вы холостой, что у вас не менее десяти тысяч фунтов в год доходу; и думаю, что не много ошибся?
   Я засмеялся.
   - Я не могу с точностью теперь определить мои доходы, но со временем докажу, что вы не ошибались... Но не будем более об этом говорить.
   - Понимаю, вы - несовершеннолетний и потому не управляете еще вашим имением.
   - Ваша правда, мне только девятнадцать лет.
   - А кажется более. Но к чему спорить с метрическими книгами? Ньюланд, вам надо довольствоваться в эти два года положением Моисея, смотря на будущее блаженство обетованной земли.
   Мы заходили еще в разные дома и потом уже вышли в Сент-Джемскую улицу.
   - Кстати, не нужно ли вам зайти к банкиру?
   - Охотно, - ответил я, скрывая досаду на излишнюю заботу майора.
   Мы пришли к Друммонду, и я спросил, не внесены ли деньги на имя Ньюланда.
   - Вчера внесена тысяча фунтов, - ответил клерк.
   - Очень хорошо, - сказал я.
   - Сколько вы хотите взять? - спросил майор.
   - Мне теперь ничего не нужно. У меня при себе более денег, нежели может понадобиться.
   - Итак, пойдемте обедать в Пиаццу. Но может быть, вам хочется еще прогуляться, в таком случае я сам пойду заказать обед... А, вот и Гаркур, как это кстати. Любезный Гаркур, рекомендую вам одного из лучших моих приятелей, мистера Ньюланда. Мне некогда самому гулять с ним; походите с ним полчаса, а потом приходите обедать в Пиаццу.
   Гаркур был хорошо одетый молодой человек лет двадцати. Мы друг другу понравились и вскоре уже были друзьями. Он беспрестанно острил, и видно было, что получил хорошее воспитание. Спустя полчаса после нашего знакомства он спросил меня, что я думаю о майоре. Я посмотрел ему в глаза и засмеялся.
   - Этот взгляд доказывает стойкость вашу против обмана; в противном случае я предварил бы вас, что майор очень странного характера; но если у вас достаточно денег, чтобы его содержать, то вы делаете прекрасно, потому что он со всеми знаком и имеет хорошие связи. Некогда он был богат, но принужден был все продать и теперь живет только светом, который, по словам Шекспира, есть не что иное, как устрица, а майор довольно умен и остер, чтобы раскрыть ее. Сверх того, он надеется сделаться лордом; эта перспектива самая модная, но светские занятия отвлекают его от этого. Я думаю, что лорд Виндермир, его двоюродный брат, помогает ему.
   - Лорд Виндермир и познакомил меня с ним, - заметил я.
   - Он с вами ничего более не будет делать, как есть ваши обеды, занимать деньги и не отдавать их.
   - Но надобно сознаться, что он вперед говорит, если намерен не платить займы.
   - Да, и в этом очень строго держит слово, - отвечал Гаркур смеясь. - Но скажите: не он ли один приглашал меня сегодня к вам?
   - Вы ошибаетесь, и я буду очень рад, если вы окажете мне эту честь, потому что я намерен продолжать наше знакомство.
   Мы потихоньку, незаметно приблизились к моей квартире и вовремя пришли к приготовленному обеду.
  
  

Глава XXII

   Стол был уже накрыт, когда мы вошли в комнату, и бутылки шампанского и других вин украшали его, расставленные в порядке и симметрии. Тимофей, выпучив глаза и разинув рот, слушал приказания майора, который полным хозяином разлегся на софе и отдавал распоряжения чужому человеку.
   - Майор, я не знаю, как вас благодарить за труды, которые вы так охотно взяли на себя, и за приятное знакомство с мистером Гаркуром!..
   - Любезный Ньюланд, благодарить меня не за что, я уверен, что вы то же самое сделали бы для меня, если бы я давал обед. (Гаркур мигал мне, как будто желая сказать, что я смело могу ему обещать это). Но знаете ли, Ньюланд, молодой лорд Виндермир недавно приехал; не встречались ли вы с ним в чужих краях?
   - Нет, - ответил я, покраснев по уши, между тем как Тимофей ускользнул за двери. - Что он за человек? - спросил я.
   - Вы сами это узнаете гораздо лучше; я пригласил его сегодня обедать сюда, более из уважения к его дяде, нежели для него самого. Но, мне кажется, я напрасно стараюсь сделать из него порядочного человека. Вы пока ступайте с Гаркуром в вашу комнату, и пока вы умоете Руки, обед будет готов. Я просил вашего лакея показать мне спальню, когда оставался с ним один, и я нашел, что он преловкий мальчик. Где вы его достали?
   - Случайно, - ответил я. - Пойдемте, Гаркур.
   Возвратившись назад, мы увидели молодого человека, сидящего с майором, который отрекомендовал меня и Гаркура новому лицу; это был Симон Пюр Эскур, настоящий племянник лорда Виндермира, и так как кушанье было уже подано, то мы и сели за стол.
   Эскур был моих лет, но ниже ростом, у него были грубые черты и неприятное выражение лица. Когда я увидел его, то не удивился перемене, которую лорд Виндермир нашел в своем мнимом племяннике. Эскур был мрачен и молчалив и, казалось, фамильное происхождение считал главной вещью в свете. Он насилу слушал, что ему говорили, если дело шло не об аристократах; я старался с ним быть разговорчивее, чтобы вернее поддержать наше знакомство, и, наконец, успел в своем намерении. Обед был прекрасный, и мы все, исключая угрюмого Эскура, были веселы. Застольная беседа наша продолжалась довольно долго, и я не мог уже исполнить предложения майора ехать в театр. Мы отложили это до другого времени. Наконец Гаркур и майор отправились, я остался с одним Эскуром, который без них сделался откровеннее. Я подливал ему откровенность из бутылки, и он начал говорить смелее, но все только о своей фамилии. Чтобы узнать его мнение о тайне, которая была в моих руках, я представил ему подобный случай и спросил, как поступил бы он, чтобы спасти честь своей фамилии, и отказался ли бы он от своих прав.
   - О, нет; отказаться от чина, от звания для глупых родственников - никогда, ни на день, ни на минуту; ничто в свете не заставит меня это сделать.
   Я молчал и спросил только, написал ли он лорду Виндермиру о своем приезде.
   - Нет еще, - ответил он, - но завтра напишу. Эскур вскоре отправился домой, а я позвал Тимофея.
   - Боже мой, сударь! - вскричал он, входя в комнату. - Что это такое?.. Где мы?.. Что с нами будет?.. Голова моя вертится. Я не знаю, что и думать о вашем обществе. У нас и на два месяца не хватит денег.

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 405 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа