Марриет Фредерик - Иафет в поисках отца

>   - Дай Бог, чтобы хватило и на это время. Но что делать? Чтобы попасть в хорошее общество, не надо жалеть издержек, да без них и нельзя.

   - Ну, да уж оставим расходы, а скажите, что мы будем делать с Эскуром? Ведь скоро все откроется

   - Я и сам хочу, чтобы все открылось, только не теперь. Завтра Эскур напишет дяде, а тебе надобно как-нибудь достать это письмо, чтобы оно не попало к дяде. Мне бы только попасть в хороший круг, а потом пускай себе лорд Виндермир узнает свою ошибку.

   - В самом деле, Иафет, вы как будто бы ничего не боитесь.

   - Решительно ничего, особенно когда исполняю мои священные обязанности. Я хочу, чтобы никакие препятствия не были в состоянии помешать мне отыскать отца.

   - Кажется, вы с ума сошли на этом, Иафет?

   - Может быть, Тимофей, - ответил я задумчиво - Во всяком случае ляжем теперь спать, а завтра я расскажу тебе все происшествия сегодняшнего дня.

   На другой день Эскур написал письмо, а Тимофей вызвался снести его на почту и преспокойно сжег.

   Поступок Тимофея успокоил меня на три следующие недели. С моими друзьями, Гаркуром и майором, я увеличил круг моих знакомых. Они ввели меня во все почти клубы и лучшие лондонские общества, а наружность моя и мнимое богатство доставили мне везде благосклонный прием. В продолжение этого времени я также приобрел доверие Эскура. Не получая известий от своего дяди, он посылал ему письмо за письмом и отдавал их в руки Тимофея, который постоянно делал из них одно и то же употребление. Я же уверял его, сколько мог, что лорд, верно, где-нибудь по соседству. Но Эскур наконец, не желая более ждать, сам отправился к нему в замок.

   - Теперь можете ехать, куда хотите, - думал я, считая себя в совершенной безопасности.

   Пять дней спустя после отъезда Эскура я прохаживался рука об руку с майором, который обедал у меня регулярно пять раз в неделю. Подходя к Пиацце мы заметили карету лорда Виндермира, которая прежде, нежели мы успели остановиться, подъехала возле нас к самому тротуару.

   - Майор, - сказал лорд Виндермир, - извините, что я разлучу вас с мистером Ньюландом. Мне нужно с ним поговорить наедине. Не угодно ли вам сесть в мою карету? - сказал он, обращаясь ко мне.

   Готовясь всегда к подобной встрече, я не потерял присутствия духа, вежливо сделал ему самое модное приветствие и, сказав: "Очень охотно, милорд", - сел в карету.

   - Живей домой! - крикнул милорд в окно человеку, запиравшему за мной дверцы.

   Карета покатилась. Мы молчали всю дорогу. Приехав домой, он пригласил меня в зал, в котором я с ним прежде обедал, и, пройдя по комнате раза два, он наконец сказал мне:

   - Ньюланд, или кто бы вы ни были, я вижу, что вы считаете достаточным средством вашей безопасности тайну, которую вы знаете. Нет нужды мне говорить вам о вашем поступке; я не знаю, кто и что вы, но безо всякого сомнения, - говорил он, краснея от гнева, - вы не имеете никакого права на звание честного человека.

   - Вы, вероятно, милорд, скажете мне причины такого мнения? - ответил я очень хладнокровно.

   - Во-первых, вы распечатали письмо, адресованное другому.

   - Милорд, я распечатал письмо, которое мне принесли, с заглавными литерами моей фамилии, думая, что оно мне адресовано.

   - Положим. Но, прочитав, вы могли видеть, что оно не вам было писано.

   - Ваша правда, милорд.

   - И, несмотря на это, вы взяли у моего стряпчего бумаги, обманув его именем другого.

   - Все это так. Но позвольте вас уверить, что я никогда бы этого не сделал, если бы к этому не побудил меня сон. Он заставил меня взять эти бумаги.

   - Сон!.. Какое вздорное извинение!.. И потом, вы сломали чужую печать, и...

   - Позвольте прервать вас, милорд. Я не только не ломал печати, но даже не хотел и читать ваших бумаг. Вы, вероятно, помните еще, что вы сами распечатали и приказали мне настойчиво, чтобы я их прочел.

   - Да, сударь; но я не знал, что вы носите чужое имя.

   - Я не имел никогда другого, и если оно неправильно, то не моя вина.

   - Правда, что все, о чем теперь я вам говорил, не заслуживает еще строгого наказания, но за принятие на себя чужого имени вас...

   - Я никогда не назывался чужим именем, милорд.

   - Как! Вы подложным именем моего племянника выманили у меня деньги, но этим вы не много выиграли, а напротив, попались в мою власть.

   - Милорд, я никогда не просил у вас денег, вы сами положили их на мое имя. Спрашиваю вас: если вы сами ошибались, то за что же закон будет меня наказывать?

   - Жаль, мистер Ньюланд, очень жаль, что такой молодой человек, и притом с такой наружностью, как вы, предался такому пороку. Признаюсь, когда я принял вас за своего племянника, сердце мое радовалось; но с тех пор, как узнал ваши обманы, мне незачем веселиться.

   - Милорд, благодарю вас за лестное мнение, но позвольте вам заметить, что я не обманщик. Ваша тысяча фунтов стерлингов все лежит нетронутой. Ничто на свете не заставило бы меня их взять. Теперь, милорд, когда вы немного уже успокоились, не угодно ли вам будет выслушать меня. Если вы узнаете мою жизнь и обстоятельства, заставившие меня решиться на сделанный поступок, то, вероятно, не будете меня так обвинять.

   Лорд взял стул и предложил мне другой. Я рассказал ему случившееся со мною в воспитательном доме, потом приключения мои вне его и, наконец, желание отыскать отца, сон, принудивший меня взять бумаги, и все, что читатель уже знает. Лорд до конца слушал с большим вниманием.

   - Конечно, рассказав мне причины вашего поступка, вы приобрели в моих глазах лучшее мнение. Но скажите мне, мистер Ньюланд, откровенно, что хотите вы за сохранение тайны, которую знаете?

   - Милорд, это самая большая обида, которую вы мне могли сделать. Но если вы непременно хотите узнать цену сохранения вашей тайны, она состоит в том, чтобы найти отца и заслужить ваше уважение.

   Лорд встал со стула и заходил по комнате в большом волнении.

   - Не знаю, что и думать о вас, мистер Ньюланд.

   - Милорд, если бы я был обманщиком, то взял бы ваши деньги, или если бы я хотел воспользоваться тайной, то я бежал бы с вашими бумагами и потом предложил бы условия молчания; но я не что иное, милорд, как покинутое, осиротевшее существо, старающееся отыскать отца.

   Тут сыновние чувства мои взяли верх, и слезы невольно покатились из глаз. Лорд следовал за всеми моими движениями, и когда я был в состоянии продолжать недоконченный мой ответ, то рассказал ему мое знакомство и весь разговор с Эскуром и заметил ему, как неловко бы было открыть секрет настоящему его племяннику.

   Лорд не останавливал меня до самого конца и потом, подумав некоторое время, сказал:

   - Вы говорите правду, мистер Ньюланд, и я начинаю думать, что лучше было поверить вам эту тайну, нежели ему. Вы сделали мне одолжение и можете требовать того же от меня. Я вполне уверен в вашей честности, но вместе с тем и в вашей странности. Извините за неприятность, которую я вам причинил.

   - Милорд, я более нежели вознагражден.

   - Могу ли я в чем-нибудь быть вам полезен, мистер Ньюланд?

   - Если вы мне поможете, милорд, в моих розысках, то...

   - В этом я не надеюсь вам быть много полезен, но могу доставить вам средства для поддержания вашего намерения, и это будет только справедливое возмездие. Так как я, познакомив вас с майором Карбонелем, значительно увеличил ваши расходы, то теперь должен поправить свою ошибку, а потому и прошу вас взять себе деньги, положенные к банкиру, что ускорит исполнение вашего желания.

   - Но, милорд...

   - Прошу вас, не отказывайте мне в этом, и если вы не хотите их принять в том смысле, в каком я вам предлагаю, то возьмите взаймы, пока не в состоянии будете заплатить мне. Не думайте, что я вам даю их за сохранение тайны, которую вы знаете. Я совершенно уверен в вашей честности.

   - Доброта ваша превышает все, - ответил я. - Мне кажется, я в вас почти нашел отца, извините меня, милорд, но не...

   - Понимаю, что вы хотите сказать, бедный мой мистер Ньюланд, но я никогда не имел детей, и если бы они были у меня, то я был бы очень рад иметь такого сына, как вы. Не унывайте, мистер Ньюланд, и не угнетайте себя чрезмерно мыслями о вашем рождении. Ну, пока, до свидания; если вы думаете, что я могу вам в чем-нибудь быть полезен, то прошу мне дать знать.

   - Да благословит вас Бог, милорд, за ваше расположение, - сказал я и поцеловал у него почтительно руку. - Душевно желал бы найти отца, подобного вам!

   Я поклонился и ушел.

  

  

   Когда я возвратился домой, чувства мои волновались. Я рассказал Тимофею обо всем случившемся.

   - В самом деле, - сказал Тимофей, - дела теперь лучше пойдут. А то без этой тысячи мы более бы двух недель не прожили. Счет хозяина очень велик, и я думаю, он желает видеть, какого цвета наши деньги.

   - Сколько, ты думаешь, Тимофей, мы должны? Да притом пора уже нам рассчитаться и сделать планы для будущего времени, - ответил я. - Я заплатил ювелиру и портному, по совету майора, который сказал, что за первые покупки надобно всегда аккуратно платить, а за последние оттягивать уплату, как только можно будет.

   В это время вошел хозяин и прервал наш разговор.

   - А, мистер Валлас, вас-то именно я и хотел видеть. Дайте мне, пожалуйста, мой счет; да нельзя ли сейчас?

   - О, это совсем не так скоро можно составить, как вы думаете, - ответил он, - но если вам не угодно откладывать до завтра, то я сейчас же пришлю, - и с этими словами он вышел.

   - Пари держу, что у вас обоих было одно и то же в голове. Я видел, как он спрятал счет, который держал в руке, когда его о нем спросили.

   Через десять минут хозяин возвратился, неся записку на подносе; он подал мне ее, поклонился и ушел. Я прежде всего посмотрел на итог. Счет простирался до ста четырех фунтов стерлингов, что за три недели было довольно дорого. Тимофей пожимал плечами от удивления, пока я читал счет.

   - Кажется, не на что тут жаловаться, Тимофей, - сказал я, просмотрев весь счет. - Одно по нем можно заметить, что жить здесь открыто с майором не очень выгодно. Однако посмотрим, сколько у нас остается денег.

   Тимофей принес шкатулку, в которой заключался весь наш капитал. Заплатив из него служителям и еще за некоторые безделки, я увидел, что у нас осталось только пятьдесят шиллингов.

   - Боже мой, какое чудное избавление! - воскликнул Тимофей. - Если бы не эта новая помощь, что нам оставалось бы делать?

   - Плохо бы пришлось, но зато и деньги не напрасно были истрачены. Я знаком теперь с лучшими домами и обойдусь без майора Карбонеля. Во всяком случае, мне надобно оставить эту квартиру и нанять другую, а обедать буду в ресторанах. Главное, надобно отделаться от майора...

   Только что я положил деньги на подпись и послал Тимофея за хозяином, как майор и Гаркур вошли в комнату.

   - Что вы хотите делать с этими деньгами, Ньюланд? - сказал майор.

   - Рассчитываюсь с хозяином, - ответил я.

   - Рассчитываетесь с хозяином? Позвольте посмотреть ваш счет. Сто четыре фунта? О, это явный обман, вы не платите столько!

   В эту минуту вошел хозяин.

   - Мистер Валлас, - сказал майор, - друг мой Ньюланд хотел вам заплатить сполна все деньги, но так как я его лучший приятель и сам ему рекомендовал Пиаццу, то думаю, что эта сумма слишком велика, и если вы не уменьшите ее, то я посоветую Ньюланду завтра же съехать.

   - Позвольте заметить вам, майор, что я потребовал расчет, потому что завтра еду на несколько дней за город.

   - Так вот, я посоветую Ньюланду не возвращаться сюда по приезде; мы здесь заказывали много обедов, в которых я был как бы particeps erimines, или, другими словами, участвовал в вашем вымогательстве. Право, Валлас, надобно что-нибудь убавить из этой суммы, иначе вы повредите репутацию вашего дома.

   Валлас ответил, что он всем вещам назначал самую обыкновенную цену, но что просмотрит счет и сделает, что можно.

   - Любезный Ньюланд, так как я заказывал ваши обеды, то позвольте за них теперь мне и рассчитаться. Итак, Валлас, отбросьте треть...

   - Треть!.. Но, майор Карбонель, я буду в убытке.

   - Я не совсем согласен с вами. Ну, хорошо, отбросьте хоть двадцать фунтов, в противном же случае, вы меня и мною рекомендованных друзей навсегда теряете. Итак, да или нет?

   Хозяин сделал несколько возражений, но наконец согласился, дал расписку и, оставив на подносе двадцать фунтов, ушел с приметным неудовольствием.

   - Я предвидел, дорогой Ньюланд, что ваш хозяин останется очень доволен мнимым убытком, и вот я сберег для вас двадцать фунтов. Кстати, у меня теперь почти ничего нет, дайте мне их, я вам никогда не заплачу, как вы знаете!

   - Знаю, майор, что вы никогда не заплатите, но все равно я должен был отдать их хозяину и теперь могу вас ссудить ими.

   - Вы славный малый, - сказал майор, кладя деньги в карман. - Если бы я у вас занял эту сумму, и вы бы надеялись возвратить ее, то не столько бы был вам благодарен, но так как вы мне даете ее с тем, чтобы она никогда не видала карманов ваших, то говорю вам откровенно, что никогда не забуду вашего одолжения. Итак, . , вы в самом деле едете завтра?

   - Да, мне нужно ехать, потому что денег становится очень мало, да и не будет много, пока не вступлю во владение имением.

   - Понимаю, мой друг, опекуны - самые неучтивые люди. Но все-таки и от них можно отделаться. Сегодня я обедаю у Гаркура; не хотите ли с нами вместе?

   - С удовольствием.

   - К семи часам я вас ожидаю, Ньюланд. И они оба вышли.

   - Боже мой! Да как вы допустили этого господина располагать так вашими двадцатью фунтами! - воскликнул Тимофей. - Я радовался, что они у нас оставались. Вот тебе и остались! Улетели, как дым.

   - И никогда не возвратятся более; но нечего делать, мне непременно нужна его дружба, которая покупается деньгами.

   - Однако нам надобно укладываться, завтра я еду повидаться с Флитой.

   Я обедал у Гаркура. Майору очень хотелось знать, что происходило между мною и лордом Виндермиром. Я ему сказал, что лорд был очень недоволен моими расходами, но что остальное все было хорошо, только он советовал мне быть осторожней в другой раз.

   - Мне кажется, майор, лучше будет, если я найму постоянную квартиру. Мне будет спокойнее и для друзей моих тоже.

   Гаркур согласился со мной, а майор заметил, что у него много лишнего места и хорошо бы было, если бы я к нему переехал.

   - Боюсь, майор, не было бы это слишком накладно, - сказал я улыбаясь, - мне придется платить за двоих.

   - По чести, вы говорите правду! Но я обедаю всегда с вами, если никуда не приглашен, а за квартиру вам тогда не нужно будет платить, потому что дом мой собственный.

   - Вот предложение, которым не нужно пренебрегать, - сказал мне Гаркур. - Примите его предложение и будьте уверены, что в конце концов вы что-нибудь да выиграете.

   - Об этом в самом деле нужно подумать. Для общества майора можно многим пожертвовать, и я соглашаюсь, если майор Карбонель обещает быть поэкономнее.

   - Обещаю и буду беречь ваши деньги, как управляющий, как для вашей, так и для своей собственной пользы. Слуга ваш, я думаю, будет мне услуживать и помогать кой в чем, а я ему за это заплачу.

   Я согласился на все предложения майора.

  

  

   На другой день я пошел к банкиру, взял у него сто пятьдесят фунтов стерлингов и поехал с Тимофеем в... Флита бросилась в мои объятия и плакала от радости, увидев своего нареченного брата.

   Когда я сказал ей, что Тимофей на улице и хочет ее видеть, Флита спросила, отчего он не вошел. Когда он явился в своей ливрее, она не выразила никакого удивления.

   Когда содержательница пансиона, расхвалив ее прилежание, успехи и поведение, оставила нас одних, Флита сняла цепочку с шеи и сказала, что она теперь припомнила одну даму, которая носила такую точно цепочку. Я просидел с нею около трех часов и потом возвратился в Лондон, зашел в Пиаццу, откуда, взяв все свои вещи переселился к майору Карбонелю.

   Майор сдержал слово, и мы в самом деле жили хорошо, да он и не мог поступать иначе, потому что на неблагоразумные издержки недоставало у меня денег. Между тем зимний сезон уже прошел, и все выезжали за город. Оставаться в Лондоне значило напрасно терять деньги, и потому мы советовались, куда нам ехать.

   - Ньюланд, желание ваше делает честь моей рекомендации, и я надеюсь, что в следующую весну вы сделаете себе хорошую партию. Поверьте мне, что между множеством низких душ, которых вы встречали, есть дочери и матери, которые не думают о богатстве.

   - Что вы это, Карбонель, я никогда не думал слышать вас проповедующим мораль.

   - Правда, Ньюланд, и может быть, этого долго не случится со мною. Свет для меня - устрица, и, чтобы жить, я должен уметь раскрывать ее. Когда я был доверчив, неопытен, невинен, более даже, нежели вы при первом вступлении на мое попечение, тогда я терпел много от доверчивости; теперь же, когда совсем оставил все эти добрые качества, живу совершенно счастливо. Мы должны сражаться со светом собственным его оружием, между тем, как я и прежде вам говорил, можно найти чистое золото со смесью дурного и невинное сердце посреди разврата. Если вы женитесь, то постараюсь вам выбрать такую жену, которая бы имела все лучшие качества, хотя богатство вам и не нужно.

   - Будьте уверены, Карбонель, я никогда не женюсь на бедной.

   - Не ожидал, чтобы вы так скоро поняли мои уроки.

   - Но почему, майор, вы так заботитесь о моей женитьбе?

   - Оттого, что вы, наверное, сделаетесь игроком, живо продуете все, и мне нечем будет около вас попользоваться. А если вы женитесь, тогда к моим услугам я буду иметь верную квартиру и стол, если приобрету благосклонность вашей супруги. Надеюсь, что это самое лучшее стремление с моей стороны. - И, окончив свою речь, майор расхохотался.

   - Карбонель, я уверен, что в вас более хороших чувств, нежели дурных, что свет изменил вас до настоящего вида, и если этот же свет не лишил вас собственного мнения, то вы бы наверное остались и до сих пор великодушным человеком; даже и теперь видно, как у вас натура берет верх над привычками; и если вы делаете что-нибудь не совсем честное, то это не от бесчестности, а от бедности.

   - Вы совершенно правы, Ньюланд, - ответил майор, - ваше мнение обо мне справедливее всех. Будьте уверены, я не разорю вашего имения, если вы получите его в свои руки, а согласитесь, что это могло бы случиться.

   - Ручаюсь и уверен, что не разорите моего имения, - ответил я смеясь.

   - Не говорите этого, Ньюланд, и особенно не держите пари. Мы теперь издержали не более четырехсот фунтов из тысячи, вам назначенной, а это очень экономно. Как вы думаете, не поехать ли нам в Чельтенхам? Вы найдете там множество ирландских девиц, ищущих мужей, которые принесут с собою хорошее приданое.

   - Мне отвратительны женщины, которые отыскивают женихов.

   - Правда, что они сами хотят выйти замуж, но зато, надобно отдать справедливость, они чрезвычайно решительны. В три дня согласится выйти за незнакомого мужчину, который, женившись, получит прекрасную жену. Ведь нам надобно куда-нибудь ехать в подобное место, а Чельтенхам не хуже многих, я в этом уверен. Последнее замечание заставило меня решиться, и через несколько дней мы были уже в Чельтенхаме, где познакомились с самым лучшим обществом.

   - Ньюланд, - сказал Карбонель, - вам, я думаю, скучно в этом месте?

   - Совсем нет. Напротив, мне очень нравятся эти обеды, танцы и гулянья.

   - Да, но мы должны заняться чем-нибудь лучшим. Скажите, хорошо ли вы играете в вист?

   - Совсем не умею и с трудом понимаю каждую игру.

   - В этом модном и необходимом занятии я сделаюсь вашим наставником, чему готов посвятить целое утро каждого дня.

   - С удовольствием примусь, - сказал я. И с этого дня всякое утро после завтрака, вплоть до четырех часов, мы играли, запершись. Он скоро научил меня всем тонкостям и искусству этой игры.

   - Вы теперь хорошо играете, - сказал мне майор, бросив карты. - Помните, мы никогда не должны играть вместе, если только не будут просить, чтобы вы сели со мной.

   - Не вижу, какие выгоды от этого правила, - сказал я. - Если вы выиграете, то я проиграю.

   - Никогда!.. Делайте только, что я говорю, и играйте, по какой бы высокой цене не предложили. Мы здесь останемся только неделю и должны пользоваться временем.

   Я удивился словам майора, и в этот же вечер мы отправились в клуб.

   Никто не видел нас раньше, поэтому приняли за новичков и сейчас же просили играть.

   - Господа, во-первых, я очень плохо играю, - ответил майор, - а во-вторых, если проиграю, то не плачу денег.

   Майору не поверили и только улыбнулись; меня также просили играть.

   - Я не сяду с майором, потому что он дурно играет и сверх того очень несчастлив. Чем с ним играть, лучше просто отдать деньги.

   На это согласились, и мы уселись. Первый робер был выигран майором и его партнером. Выигрыш с закладами простирался до восемнадцати фунтов. Я вынул кошелек и хотел заплатить майору, но он просил меня отдать их партнеру.

   - А с вами, сударь, - сказал он последнему, - мы сочтемся после игры. Ньюланд, мы еще будем играть.

   Я заплатил мои восемнадцать фунтов и опять начал играть. Майор делал теперь бездну ошибок, и его партнер из учтивости ничего не говорил, как будто не замечая плохой игры своего соседа.

   Карбонель проиграл сряду три робера, что с закладами составляло сумму в сто сорок фунтов. Кончая третий робер, он сказал, что не станет больше играть.

   - Сколько я проиграл теперь? - спросил он моего партнера. - Кажется, вы мне должны были восемнадцать фунтов? Итак, я вам должен без восемнадцати сто сорок фунтов стерлингов; это составляет сто двадцать два фунта. Надеюсь, вы мне позволите быть вашим должником, - продолжал майор. - Я сюда пришел не с намерением играть и, вероятно, завтра найду вас здесь.

   Господин поклонился и, казалось, остался очень доволен предложением майора. Между тем партнер Карбонеля заплатил мне сто сорок фунтов, с которыми мы и отправились.

  

  

   Только что мы вышли на улицу, я стал расспрашивать майора о его планах.

   - Ни слова не буду говорить, пока не придем домой, мой друг, - ответил он.

   Когда мы оказались в своей квартире, он бросился на стул и, положив ногу на ногу, сказал мне:

   - Вы видите, Ньюланд, что я всячески стараюсь не испортить вашей репутации. Мою же репутацию я не возвращу никакой честностью, и только если буду пэром, то в таком случае, быть может, переменюсь во мнении света. Мне кажется, я обязан и должен непременно увеличить наши финансы прежде, нежели мы уедем из Чельтенхема. Вы выиграли сто двадцать восемь фунтов стерлингов.

   - Да, - ответил я. - но столько же проиграли.

   - Согласен, но, как вы знаете, я никому не плачу долгов, и эта спекуляция будет выгодная для нас обоих.

   - Вижу и разгадал теперь все, но я тоже участвую в ваших проделках.

   - Нет, вы платите, когда проигрываете, и берете деньги, когда выигрываете. Оставьте долги на мое попечение.

   - Но вы завтра опять встретите этого господина.

   - Да, ведь невозможно, чтобы сошлись два игрока, делавшие столько ошибок. Завтра нам надобно будет играть партнерами, и мы, верно, выиграем. Таким образом я отыграю свой проигрыш, а вы увеличите вчерашний выигрыш.

   - А если вы дадите и ему случай выиграть, то...

   - Будьте уверены, Ньюланд, если я имею дело с такими плохими игроками, как эти, то не проиграю, а если бы и случилось это несчастье, то не буду платить долги. Я сказал этому господину, что не заплачу ему.

   - Да, но он думал, что вы шутили.

   - Я не виноват и вовсе не шутил, да притом, я бы не в состоянии был и сделать этого, если бы они не думали, что у вас десять тысяч годового дохода и что я вас надуваю. Вот, как откровенен я с вами. Однако пора спать.

   Раздеваясь, я рассуждал о наших делах.

   "Нечестно наше занятие, - думал я. - Впрочем, я беру исправно выигрыши и отдаю, когда проигрываю. А все что-то мне не нравится это ремесло". Но ассигнации имели приятную наружность, и я успокоился, посмотрев на них. Сколько таких людей, которые в богатстве, ничем не соблазняясь, краснели при одной мысли о бесчестном деле и ужасались преступлениям других; когда же их постигла бедность, то они сделали именно те же преступления, против которых так восставали. Сколько женщин, негодовавших на соблазны других, которые потом сами сделались такими же. Итак, будем снисходительны, никто не может сказать, до чего доведут нас обстоятельства. Когда судьба приведет нам видеть преступника, то лучше пожалеть о нем и сказать: "Не введи нас в искушение! ", нежели презирать его.

   Когда мы явились на следующий день в клуб, то нашли уже там двух вчерашних господ, ожидавших нас с нетерпением.

   На этот раз майор непременно хотел играть со мною, говоря, что сам он играет плохо, а мне, по крайней мере, везет. Нам не противоречили. Сначала, несмотря на нашу искусную игру, счастье было на стороне противников. Мы, однако, продолжали играть до четырех часов утра, и вскоре игра совсем переменилась. Майор выиграл с вычетом вчерашнего проигрыша сорок фунтов, а я - сто семьдесят, так что в две ночи мы выиграли триста сорок два фунта. Около трех недель продолжали мы это занятие, и, за исключением уплаты некоторых долгов майора, мы вывезли с собою восемьсот фунтов стерлингов. Я предложил майору заплатить всем проигранное, потому что у нас останется еще много благоприобретенной суммы.

   - Дайте мне деньги поскорее, а то, пожалуй, еще сами станете за меня расплачиваться! - воскликнул майор, посматривая на мой кошелек. - Если вы хотите полной честности, Ньюланд, то знайте, что у меня такая бездна должников, что для расплаты с ними не достанет всего вашего имения. Впрочем, все эти долги у меня записаны, и когда в состоянии буду, то заплачу их, но теперь решительно не стану платить никому.

   Майор положил роспись долгов своих в карман, и разговор наш на этом кончился.

   На следующее утро мы велели приготовить лошадей, и в то время, как завтракали, вошел Тимофей и сделал мне знак выйти.

   Я пошел за ним.

   - О, сударь, - шепнул он мне на ухо, - я не могу не сказать вам, что пришел господин с...

   - С чем? - спросил я.

   - Точно с таким же носом, как ваш, и таких же лет, как вы, ну, настоящий двойник ваш...

   - Где он? - спросил я, и все чувства сына, стремящегося отыскать отца, снова заволновались во мне.

   Я сбежал вниз с салфеткой в руках и застал еще лакея, захлопнувшего дверцы экипажа. Я прежде всего посмотрел на нос моего двойника. Действительно, он был очень похож на мой...

   Я стоял, не двигаясь с места, и пристально смотрел на отъезжающего незнакомца.

   - Пошел! - закричал лакей.

   - Извините, сударь, но... - говорил я, обращаясь к господину в экипаже, который, заметив в моей руке салфетку, принял меня, вероятно, за лакея и, опустив стекло, сказал:

   - Я дал уже на водку. - И с этими словами экипаж покатился.

   Кучер нарочно задел меня кнутом так, что я насилу дошел до комнаты и бросился на диван почти без чувств. Я был в отчаянии.

   - Боже мой! Что с вами, Ньюланд? - вскричал майор.

   - Что со мной?.. Я видел отца моего!..

   - Отца вашего! Да, кажется, вы с ума сошли, Ньюланд. Он умер прежде, нежели вы могли себя помнить, по крайней мере вы так мне об этом сказывали. И даже если бы это была его тень, то как вы могли узнать ее?

   Замечание майора напомнило мне всю нелепость моей выходки.

   - Ах, майор, - ответил я, - он так был похож на моего отца, а страстное желание видеть отца заставило меня поверить, что это был он.

   - Надобно сделать путешествие на тот свет, чтобы его увидеть, и вы, я думаю, с удовольствием решитесь на это. Часто я слыхал, как вы во сне бредете об отце, и удивился, что вы так много о нем думаете.

   - Не могу не думать, с детства это было господствующей моей мыслью.

   - Все, что могу сказать вам в утешение, что редкий сын так хорошо помнит своего отца. Но кончайте завтрак, и мы поедем в Лондон.

   Я исполнил, как мог, совет Карбонеля. Потом велел Тимофею узнать от нашего ямщика, куда отправился тот кабриолет.

   Майор, заметив, что я не в духе, говорил со мной очень мало и делал только легкие намеки на мое поведение. Я молчал и не слушал его, но его последние слова обратили на себя мое внимание.

   - Я вспомнил, - сказал майор Карбонель, - что как-то раз Виндермир, выхваляя мне ваши достоинства, сказал, что вы хороший молодой человек, только немного tete montee в одном отношении, и я понял теперь, что он хотел этим сказать!

   Я ничего не ответил и удивлялся только, что пройдоха майор верил моим словам.

   Когда у нас завязывался разговор о моих делах, то я ему говорил, что отец и мать мои умерли еще во время моего детства. Майор, обманывая всех, не думал, что его мог обмануть такой молодой, неопытный человек, как я. Но в самом деле он ошибался. Его идея о моем богатстве родилась от того, что я спросил его, отказался ли бы он от имени Иафета, если бы вместе с этим ему дали десять тысяч ежегодного доходу.

   Лорд Виндермир, познакомив меня с ним, не почел за нужное рассказывать ему мою историю. Он хотел, чтобы дела продолжались, как начались, и чтобы я сам пробивал себе дорогу в свете.

   Так уверенная в себе хитрость часто ошибается, смотря открытыми глазами на обман других.

   Тимофей ничего не узнал о кабриолете кроме того, что он отправился в Лондон. Мы поздно вечером приехали в столицу. Я очень устал и был весьма рад отдохнуть.

  

  

   Я лежал в постели и думал о том, что мне уже минуло двадцать лет, а я еще ровно ничего не узнал об отце. Я досадовал, и всегдашняя мысль моя возобновлялась все с большей силой... Я решился наконец отдаться розыскам со всем исступлением нежного сына.

   Я сказал об этом Тимофею и спросил его, нельзя ли как-нибудь отыскать незнакомца, подавшего мне столь лестные надежды на исполнение давнишнего моего плана. Между тем сам принялся за дело решительно и деятельно, так что Карбонель видел меня дома только во время сна.

   Так как съезд в городе еще не кончился, и время увеселений еще не началось, то мы мало выезжали в свет. Притом же и тогдашнее настроение не дозволяло мне разыгрывать светского молодого человека.

   Между тем Тимофей каждый день ходил узнавать о мнимом моем отце и, встречая на дороге чуть-чуть похожего на меня, всегда останавливался и глядел ему прямо в глаза; но, к несчастью, розыски его не имели никакого успеха.

   Я делался всякий день грустнее, и Карбонель не мог понять, что со мной случилось.

   Я бродил или, лучше сказать, бегал из улицы в улицу, так что все проходящее думали, что я с ума сошел. Я был весь растрепан, потому что не имел уже времени заниматься туалетом. Сам Тимофей сомневался, не помешался ли я.

   Наконец, через пять недель по приезде нашем в город, я опять увидел человека, которого искал с такой жадностью. Он ехал в карете малинового цвета, с гербом, который был почти стерт, так что издали невозможно было ничего различить.

   - Это он! Это он! Мой нос! - кричал я, догоняя карету и опрокидывая всех, кто только ни попадался навстречу. Я потерял шляпу, но все еще бежал, боясь потерять из виду экипаж, и вдруг услышал за собою голоса: "Остановите его! Остановите его!.. " Думая, что дело идет о господине в карете, я, обернувшись, закричал тоже: "Остановите его! Остановите!"

   - Этим не отделаешься, голубчик, - заревел человек, схватив меня за ворот, - знаю эти проделки. Ты не побежишь дальше!..

   - Пустите меня! - кричал я во все горло, стараясь выбиться из чужих рук, но добрый покровитель не своего добра крепко держал меня, и я боролся до того, что платье и рубашка на мне были совершенно изорваны. Вырвавшись как-то, я было пустился опять, но передо мной собралась толпа народа, и таким образом я был остановлен. Дело было в том, что в ту минуту как раз случилась кража, и, видя меня, бежавшего без памяти, все подумали, что я вор. Полиция взяла меня. Напрасно я уверял в своей невиновности, меня притащили в суд в Мальборутскую улицу. Моя растрепанная голова, изорванное платье, висевшие лохмотья, потерянная шляпа не рекомендовали меня с хорошей стороны.

   Меня привели двое полисменов, скрутив назад руки тоненькой бечевкой.

   - Кого это привели сюда? - спросил судья.

   - Вора, - ответил один из полицейских.

   - Вора! Есть ли у вас доказательства?

   - Да, сударь, есть, - ответил молодой человек, выходя вперед. - Я прохаживался по Бонд-Стриту, как вдруг услышал, что кто-то шарит у меня в кармане. Я обернулся и увидел этого бежавшего молодого человека; я сейчас же схватился за карман, но платка уже не было.

   - Можете ли вы поклясться в истине ваших слов? Целая толпа народа клялась и божилась, что видела, как я бежал.

   - А вы можете ли что-нибудь сказать себе в оправдание? - спросил судья, обращаясь ко мне.

   - Да, могу, сударь, - ответил я. - Правда, что я шибко бежал по Бонд-Стриту, и, может быть, в это время украли у этого господина платок, но только не я это сделал... Я дворянин.

   - Вся ваша братия говорит то же, - ответил судья. - Скажите же нам, зачем вы бежали по Бонд-Стриту?

   - Я бежал за экипажем, чтобы поговорить с сидящей в нем особой.

   - Кто же была эта особа?

   - Не знаю.

   - Как не знаете? Зачем же вы бежали за тем, кого не знали?

   - Я увидел его нос.

   - Его нос? - сказал судья сердито и протяжно. - Шутить, что ли, вы со мной хотите? Сами вы с вашим носом отправляйтесь в тюрьму. Напиши рапорт, - сказал он, обращаясь к писарю.

   - Как вам угодно, сударь, но я сказал правду. Позвольте, впрочем, мне написать записку к одному моему знакомому и доказать, что никакого подозрения не может быть на мой счет.

   - Положим, вы можете написать, - ответил судья, - а покамест вас запрут.

   Менее нежели через час явился майор с Тимофеем. Карбонель пошел к судье, а Тимофей сердито спрашивал, что сделали с его барином. Майор сказал, что я его друг, Ньюланд, который получает десять тысяч годового дохода и который всем известен в лучшем обществе. Судья рассказал, что со мной случилось, и спросил на ухо майора, не помешан ли я немного. Но майор ответил, что кто-то обидел меня, и я хотел ему отомстить, и что, вероятно, в карете был мой враг, с которым я хотел разделаться.

   - В таком случае, я должен получить от мистера Ньюланда удостоверение, что он никому мстить не будет.

   На это я согласился. Карбонель послал за фиакром, и когда мы ехали домой, то он читал мне мораль за неблагоразумный мой поступок и взял с меня обещание быть в другой раз осторожнее. Так счастливо окончилось это дело, которое некоторое время заставило меня заниматься своим туалетом и не смотреть в окошки карет, но все-таки прежняя мысль преследовала меня, и я был грустен. Однажды я шел с майором, который, почитая меня помешанным, почти не выпускал без себя никуда. Я увидел опять ту же карету с тем же гербом, с тем же носом на лице особы, в ней сидящей.

   - Вот он, вот он! - закричал я.

   - Кто он? - спросил майор.

   - Человек, который так похож на отца моего.

   - В карете? Да это епископ, мой приятель. Что за странная идея у вас, Ньюланд! Это почти сумасшествие. Не смотрите так, пойдемте.

   Однако я все еще не мог оторвать взгляда от кареты до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так как я теперь узнал, кто сидит в экипаже, или, по крайней мере, могу узнать, то успокоился немного. Я рассказал обо всем Тимофею и, посмотрев в адресе-календаре, где жил мнимый двойник моего отца, на другой же день, одевшись с чрезвычайным тщанием, ускользнул от бдительности майора и после завтрака тотчас же отправился в Портленд-Плес.

  

  

   Рука моя дрожала, когда я постучался у дверей. Мне отворили, и я послал свою карточку, прося допустить меня к епископу. Вскоре меня попросили войти в кабинет, где был мой воображаемый отец и еще какой-то человек пожилых лет.

   - Милорд, - сказал я моему двойнику с каким-то особенным чувством, - позвольте мне несколько минут с вами поговорить.

   - Это мой секретарь, сэр, и поверенный, от него я не скрываю никаких тайн. Впрочем, я не имею никакого права требовать, чтобы он был и для вас тем же. Мистер Темпль, будьте так добры выйти на минуту.

   Секретарь вышел. Епископ показал мне стул и попросил сесть. Я посмотрел ему в лицо, и мне казалось, что нос его был совершенно как мой; даже прочие черты лица, по моему мнению, походили на мои. Я совершенно был уверен, что отыскал отца и достиг конца своих розысков.

   - Вы согласитесь, милорд, - продолжал я, - что в юности мы часто вступаем в связи неблагоразумные и предосудительные и слишком поспешно удовлетворяем своим желаниям.

   И я посмотрел ему пристально в глаза.

   - Совершенно справедливо, молодой человек, и часто случается, что мы горько раскаиваемся в их последствиях.

   - Согласен. Но в таком случае мы должны переносить последствия, как бы они дурны ни были.

   - Когда мы делаем дурно, мистер Ньюланд, - ответил епископ, посмотрев на карточку и потом на меня, - то видим, что не только подвергаемся наказанию в будущей жизни, но и на этом свете. Надеюсь, что вы не страдаете от такого несчастья.

   - К сожалению, отцы часто бывают наказаны в их детях, и таким-то образом я несчастлив как сын.

   - Милостивый государь, - ответил мне епископ. - Извините, что я принужден буду вас остановить. Время для меня дорого. Если вам нужно что-нибудь важное сообщить мне или хотите спросить о чем, то говорите; впрочем, в деньгах вы, кажется, не нуждаетесь. Но прошу вас, объяснитесь покороче.

   - Постараюсь покороче, как только могу, но прежде позвольте спросить у вас несколько слов, на которые, я уверен, вы ответите справедливо и сообразно вашему сану. Не были ли вы женаты в молодости и