Главная » Книги

Купер Джеймс Фенимор - Прерия, Страница 6

Купер Джеймс Фенимор - Прерия


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

ustify">   - Молодой человек, этот разведчик - я. Прежде я был воин, теперь жалкий траппер. - И, точно из двух фонтанов, казалось, навсегда иссякших, из его глаз полились обильные слезы и потекли по его морщинистым щекам. Он опустил голову на колени, покрыл ее полой своей одежды из оленьей шкуры, и до слуха окружающих донеслись его рыдания {Изложенные здесь события описаны в романе автора "Последний из могикан".}.
   Это зрелище произвело почти одинаково сильное впечатление на всех присутствующих. Во время только что закончившегося короткого разговора глаза Поля Говера беспрерывно перебегали с одного собеседника на другого, и волнение его увеличивалось сообразно интересу, возбуждаемому в нем этой сценой. Он не привык к таким волнениям и покачивал головой из стороны в сторону. Казалось, он старался не увидеть что-то - а что, он и сам не мог бы сказать. Но когда он увидел слезы старика, услышал его рыдания, он порывисто встал и, схватив незнакомца за горло, спросил, по какому праву тот заставляет плакать его старого товарища. Однако в ту же минуту он вспомнил все, что произошло, отпустил Миддльтона и, не имея под рукой больше никого, на ком можно было бы излить свое волнение, схватил за волосы доктора, при чем обнаружил искусственную шевелюру его, так как волосы остались в руках Поля Говера, обнажив белый, блестящий череп, прикрытый одной только кожей.
   - Ну, господин ученый, - крикнул молодой человек, - что вы думаете насчет всего этого? Не правда ли, это такая странная пчела, которую трудно проследить до ее дупла?
   - Это замечательно, поразительно, назидательно! - ответил любитель природы с влажными глазами и изменившимся голосом, добродушно поправляя свой парик. - Это необыкновенно, это похвально, но я не сомневаюсь, что все это не изменяет обычной связи причин и их следствий.
   Волнение, похожее на электрический ток, продолжалось лишь одно мгновение и все трое окружили Траппера в безмолвном удивлении, вызванном видом плачущего старика.
   - О_н с_к_а_з_а_л п_р_а_в_д_у, - заговорил наконец Миддльтон, - иначе как бы мог он так хорошо знать подробности истории, известной только моей семье? - Говоря это, он отер слезы, не стесняясь выказать свое волнение.
   - Да, это правда! - крикнул Поль. - Но если вам нужны доказательства, то я готов подтвердить все это клятвой.
   - А мы уже давно считали его мертвым, - продолжал молодой военный. - Мой дед дожил до преклонных лет и считал себя моложе его.
   - Не часто молодости случается видеть слабость старости, - сказал Траппер, подымая голову и оглядываясь вокруг со спокойным, полным достоинства видом. - Не сомневайтесь, что я тот, о ком мы говорим. Зачем мне сходить в могилу с такой бесполезной ложью на устах?
   - Я верю вам, не колеблясь. Только это поразило меня. Но почему, достойный, почтенный друг моих предков, я нахожу вас в этой степи, вдали от удобств и безопасности обитаемых стран?
   - Я пришел на эти равнины, чтобы не слышать звука топора, потому что надеюсь, что дровосеки не последуют сюда за мной. Но я могу предложить вам тот же вопрос: вы не из числа тех, кого Штаты послали на свою новую территорию, чтобы посмотреть, выгодно ли их приобретение?
   - Нет, я не из них. Меня привело сюда мое личное дело.
   - Нет ничего удивительного, в том, что охотник, чувствующий, что зрение и силы изменяют ему, находится вблизи жилищ бобров и ставит им западни вместо того, чтобы действовать ружьем; но очень странно, что молодой человек, имеющий патент капитана, появляется в прерии, да еще совсем один.
   - Вы сочли бы меня правым, если бы узнали причины моих поступков, и вы узнаете их, потому что я считаю вас всех честными людьми, людьми, которые не только не выдадут человека, имеющего честные намерения, но, напротив, помогут ему, насколько это будет в их силах.
   - Так расскажите же нам все, - сказал старик, садясь и приглашая сесть молодого человека. Миддльтон сел рядом с ним; Поль и доктор устроились как можно удобнее, и молодой человек рассказал им о мотивах, которые завели его так далеко в степь.
  

Глава XI

  
   Между тем часы летели своим чередом. Солнце, весь день боровшееся с огромными массами тумана, медленно спустилось в ту часть небосклона, где туч не было, и зашло за край обширных степей, словно на лоно океана. Многочисленные стада, пасшиеся в прериях, постепенно исчезли; громадные стаи водяных птиц, совершающих свой обычный путь от девственных озер севера к Мексиканскому заливу, перестали рассекать своими крыльями воздух, насыщенный туманом и росой. Наконец, тени ночи упали на утес и прибавили покрой мрака к другим мрачным оттенкам пустынной местности.
   Когда стало темнеть, Эстер собрала младших детей и, сев на вершине утеса, где находилась уединенная крепость, стала терпеливо ожидать возвращения охотников. Эллен Уэд сидела на некотором расстоянии, от них, несколько в стороне, словно хотела этим подчеркнуть разницу между собой и ими.
   - Ваш дядя никогда не умеет рассчитывать и никогда не научится этому, Нелли, - сказала Эстер после долгого молчания, наступившего вслед за обсуждением того, что было сделано за день, - да, Измаил Буш ничего не понимает в расчетах и не имеет понятия о предусмотрительности. Он сидел себе, как лентяй, у подножия утеса с рассвета до полудня и только то и делал, что строил какие-то планы... замышлял что-то... замышлял, когда у него семь мальчиков, самых красивых, каких только женщина может принести мужчине. Ну, и что же вышло? Вот и вечер, а его работа не кончена.
   - Конечно, это не благоразумно, тетушка, - сказала Эллен с рассеянным видом, показывавшим, что она мало думает о том, что говорит, - и это очень дурной пример для детей.
   - В самом деле, девушка? А кто вам дал право судить тех, кто вдвое старше вас и во всех отношениях выше? Хотела бы я знать, кто из всех живущих на рубеже границы дает своим детям пример, более достойный подражания, чем Измаил Буш? Вы, которая так хорошо знаете недостатки других и не думаете исправить свои, укажите мне - если можете - семью, где мальчики могли бы, когда потребуется, срубить дерево и отесать его лучше моих мальчиков, хотя не мне хвалить их? Где вы найдете человека, который во главе кучки косарей сумел бы так ровно выкосить луг, как мой муж? А как отец он щедр, словно важный господин: его детям стоит только указать место, где они желают поселиться, и он сейчас же дарит им его, не требуя, чтобы они заплатили за расходы.
   Договорив эти слова, она расхохоталась: ее хохот подхватила часть семьи, которую она приучила к такой же беззаботной, беспринципной жизни, полной тайного очарования, несмотря на неуверенность в завтрашнем дне.
   - Эй, старая Эстер! - раздался снизу хорошо знакомый ей голос мужа, - как я погляжу, вы там только забавляетесь, в то время как мы добываем вам дичь и мясо буйвола. Ну-ка, старая курица, сходи сюда со всеми своими цыплятами: помогите нам снести дичь. Чего вы еще думаете? Идите сюда, у нас работы всем хватит.
   Измаил мог бы пощадить свои легкие и не делать столько усилий, чтобы его услышали, потому что едва он назвал имя жены, как все потомство поспешно поднялось на ноги и бросилось бежать по опасному спуску с нетерпением, которого ничто не могло сдержать. Эстер пошла размеренными шагами вслед за детьми; Эллен сочла, что благоразумнее не отставать от остальных. Вся семья вскоре была в сборе на равнине, у подножия цитадели.
   Тут они нашли скваттера, шатавшегося под тяжестью прекрасного оленя. Не замедлил появиться и Абирам, а через несколько минут и большинство охотников: кто пришел в одиночку, кто вдвоем, но все несли какую-нибудь добычу.
   - Сегодня вечером по крайней мере на равнине совсем нет краснокожих, - сказал Измаил, когда немного улегся шум, вызванный его появлением. - Много миль я исходил по прерии и смею сказать, что умею различать следы индейских мокассин. Поэтому, старуха, приготовь-ка нам немного дичи, прежде чем мы ляжем отдохнуть после дневных трудов.
   - Я не мог бы поклясться, что в окрестностях нет дикарей, - сказал Абирам, - хотя я тоже умею различать следы индейцев. И, если только у меня не испортились глаза, я смело поклялся бы, что индейцы недалеко. Но погодите, пока придет Аза: он проходил по тому месту, где я нашел следы, и я уверен, что он знает их не хуже других.
   - Он слишком много знает, - мрачно сказал Измаил, - лучше было бы, если бы он думал, что знает, поменьше. Но все это пустяки. Если бы даже все племена сиу, находящиеся к западу от Большой реки, были в одной мили от нас, мы показали бы им, что нелегко взобраться на утес, защищаемый десятью решительными людьми.
   - Двенадцатью, скажи двенадцатью, Измаил! - крикнула бой-баба. - Уж если ты считаешь мужчиной твоего друга-дурака, который только и знает, что рвать мох да ловить насекомых, то я требую, чтобы меня считали за двух. С ружьем в руках я не побегу от врага, а что до храбрости, то после годовалого теленка, которого у нас украли тетоны, - самого большого труса у нас - я ставлю твоего доктора. Веришь ли, он посоветовал поставить мне мушку у рта, когда я пожаловалась ему на боль ноги?
   - Очень жаль, что ты не исполнила его совета, Эстер, - хладнокровно заметил муж, - я думаю, что лекарство было бы очень полезно тебе. Но, дети, если индейцы близко, как думает Абирам, то может случиться, что нам придется очень скоро взобраться на утес и бросить ужин. Поэтому поскорее припрячем дичь в безопасное место, а о предписаниях доктора поговорим, когда нечего будет больше делать.
   Все поспешно исполнили его приказание, и через несколько минут вся семья была на вершине утеса. Эстер, не переставая ворчать, принялась приготовлять ужин, причем одно занятие вовсе не мешало другому. Когда ужин был готов, она позвала мужа голосом, громким, как голос имама, призывающего верующих.
   Когда все уселись на свои обычные места вокруг, дымящегося блюда, Измаил подал пример, взяв кусок чудесной дичи, приготовленной так же, как и горб бизона, да так искусно, что натуральный вкус дичи не только не пропал, но, казалось, еще увеличился. Художник охотно воспользовался бы этим моментом, чтобы воспроизвести на холсте эту живописную сцену.
   Читателю следует припомнить, что крепость Измаила стояла на уединенной, высоком, крутом месте и была почти неприступна. Яркий костер, зажженный в центре площадки, составлявшей середину утеса, вокруг которого собралась группа людей, делал из этого места что-то вроде громадного маяка, установленного в центре степей, чтобы светить искателям приключений, бродившим по огромным пространствам. Яркое пламя освещало обожженные солнцем лица, имевшие различные выражения, начиная с детской простоты, смешанной с какой-то дикостью - следствием полуварварской жизни, - и кончая тяжелой неподвижной апатией, замечавшейся на лице их отца, когда он не был возбужден. По временам порыв ветра, раздувая пламя, заставлял его подыматься выше, и тогда казалось, что маленькая уединенная палатка висит в воздухе, среди окружавшего ее мрака. Дальше все, как это бывает обыкновенно в такие часы, было погружено в непроницаемый мрак.
   - Непонятно, почему это Аза не вернулся до сих пор, - с неудовольствием сказала Эстер. - Когда мы кончим ужинать и уберем все, он явится голодный, как медведь, проспавший всю зиму, и, ворча, потребует ужин. Его желудок - лучшие часы Кентукки, к тому же их не нужно заводить, чтобы знать, который час.
   - Аза ест страшно много, особенно если аппетит его обострился работой, хотя бы и небольшой.
   Измаил обвел суровым взглядом всех своих детей, как будто для того, чтобы видеть, осмелится ли кто-нибудь открыть рот в защиту отсутствующего преступника. Все молчали. Но так как не было никаких особенно возбуждающих причин, могущих оживить их вялый темперамент, то выступить на защиту обвиняемого брата казалось им делом, требующим слишком больших усилий, на которые они не были способны. Но Абирам, принимавший большое участие в своем сопернике после примирения с ним или, по крайней мере, показывавший вид, что принимает, счел нужные выказать беспокойство, которого, по-видимому, не испытывали другие.
   - Счастье его, если он не попадается тетонам, - вполголоса пробормотал он. - Я был бы очень огорчен, если бы Аза, один из самых наших полезных товарищей и по храбрости, и по ловкости, попался в руки этих краснокожих дьяволов.
   - Думайте про себя, Абирам, и не давайте работы ты своему языку, если умеете пользоваться им только для того, чтобы пугать женщину и ее дочерей. Вы уже согнали всякую краску с лица Эллен Узд, которая так побледнела, словно индейцы, о которых вы толкуете, уже стоят перед ней, или как тогда, когда мне пришлось разговаривать с ней при помощи выстрела из ружья, потому что мои голос не достигал до ее слуха. Почему это так случилось, Нелли? Вы еще не рассказали мне о причине вашей внезапной глухоты.
   Бледность лица Эллен сменилась румянцем так же внезапно, как внезапен был выстрел Измаила в упомянутом им случае. Яркий румянец покрыл ее лицо, и прилившая кровь залила далее ее шею. Она опустила голову со смущенным видом, по, казалось, не сочла нужным ответить на этот вопрос.
   Измаил был или слишком ленив, чтобы повторить свой вопрос, или удовольствовался сделанным им язвительным замечанием. Как бы то ни было, он поднялся со своего места и, потянувшись всем своим громадным телом, как хорошо откормленный бык, объявил, что ложится спать. Этот пример не мог не найти себе подражателей среди людей, живших почти только для удовлетворения своих естественных потребностей. Все исчезли один за другим на своих грубых ложах, и через несколько минут Эстер, уложив с ворчанием всю кучу ребят, осталась одна на утесе. Одна она не спала, да еще часовой, стоявший, по обыкновению, у подножия утеса.
   Как бы печально не отразились на этой женщине привычки бродячей жизни, все же великое начало, вложенное природой в сердце каждой женщины, пустило слишком глубокие корни в ее сердце; любовь к детям, иногда как бы дремавшая в ее душе, никогда не могла угаснуть. Продолжительное отсутствие Азы беспокоило ее. Сама она была слишком смела для того, чтобы поколебаться хоть на минуту, если бы понадобилось идти по черной пропасти, в которую напрасно старались проникнуть ее глаза. Под влиянием охватившего ее чувства ее деятельному воображению представлялись различные опасности, которым мог подвергнуться ее сын. Могло случиться, как говорил Абирам, что Аза взят в плен одним из диких племен, которые охотились на буйволов в окрестностях. Да мало ли еще какое ужасное несчастье могло случиться с ним! Так думала мать, а безмолвие и тьма придавали еще более мрачный оттенок мыслям, таинственно внушаемым природой.
   Взволнованная этими размышлениями, прогонявшими сон, Эстер оставалась на своем месте, прислушиваясь ко всякому шуму, который мог бы обнаружить приближение человека. Ее желания, по-видимому, осуществились: до ушей ее донеслись долгожданные звуки, и, наконец, она разглядела во тьме человека, стоящего у подножия утеса.
   - Кто? - спросила Эстер голосом, ослабевшим настолько, что его едва мог расслышать тот, с кем она говорила. - Это ты, Аза?
   - Женщина! - крикнул чей-то голос, старавшийся принять властный тон; но в то же время в голосе этом слышалась боязнь за последствия, которые может иметь такое позднее появление во мраке. - Женщина, именем закона запрещаю бросать на меня хотя бы один из ваших проклятых камней! Я - гражданин, собственник, имею ученые степени от двух университетов и нахожусь здесь по праву. Берегитесь, не совершайте человекоубийства, ни предумышленного, ни нечаянного! Это, я, ваш amicus, ваш товарищ, доктор Баттиус.
   - Так это не Аза?
   - Нет. Я не Аза, не Авессалом и никакой иной еврейский принц. Я - Обед, корень и родоначальник всех этих монархов. Не говорил ли я вам, женщина, что вы заставляете ожидать здесь человека, имеющего право на свободный вход и почетный прием? Не принимаете ли вы меня за животное из класса амфибий? Или вы думаете, что я могу пользоваться моими легкими, как кузнец мехами?
   Легкие естествоиспытателя не отделались бы так легко, и ему снова пришлось бы употребить все усилия для достижения желаемого результата, если бы его не слышал никто, кроме Эстер. Обманутая в своих надеждах и встревоженная еще больше, она бросилась на свою постель с равнодушием, происходившим от отчаяния, и постаралась заснуть. Но Абнер, стороживший внизу, выведенный голосом доктора из весьма двусмысленного положения, придя в себя настолько, чтобы узнать его, впустил его без малейшего затруднения. Не теряя ни минуты, доктор Баттиус прошел через узкое отверстие и уже стал подниматься по крутому склону со странным нетерпением, как вдруг, взглянув на часового, внезапно остановился, чтобы дать ему совет тоном, которому постарался придать внушительный оттенок.
   - Абнер, я замечаю в вас опасные симптомы сонливости. Они обнаруживаются слишком ясно в невольном растяжении мускулов вашей челюсти. Берегитесь! Это может быть опасно не только для вас, но и для всей семьи вашего отца.
   - Вы никогда так не ошибались, доктор, - ответил, зевая, молодой человек. - У меня на теле нет, как вы говорите ни одного симптома. Что касается отца и детей, то оспа и корь давно уже сделали с ними, все, что могли.
   Естествоиспытатель, удовлетворенный своим кратким замечанием, был уже на полудороге к вершине утеса, когда Абнер заканчивал свое оправдание. Обед ожидал встретить Эстер; ему слишком часто приходилось испытывать роковую силу ее языка, чтобы желать повторения нападений, вызвавших в нем почтительный страх. Идя на цыпочках и робко оглядываясь назади словно ожидая чего-то пострашнее потока слов, доктор, наконец, добрался до хижины, доставшейся на его долю при распределении спален.
   Почтенный естествоиспытатель забыл и думать о сне; он сидел, размышлял обо всем, что видел и слышал за этот день. Но вскоре, по какому-то шуму и звукам в соседней хижине, где находилась Эстер, он догадался, что она еще не спит. Чувствуя необходимость обезоружить для выполнения задуманного плана: этого перебора в образе женщины, доктор решил открыть словесные сношения, несмотря на то, что ему очень не хотелось испытать силу ее языка.
   - Вы, кажется, не спите, добрейшая, почтенная миссис Буш, - сказал он, думая прибегнуть к специфическому лекарству, действие которого он не раз уже испытал. - Очевидно, ваш покой чем-то нарушен. Не приготовить ли вам чего-нибудь, чтобы успокоить ваши страдания?
   - А что вы мне приготовите? - угрюмо спросила Эстер. - Мушку, чтобы я заснула?
   - Лучше припарку, - ответил доктор. - Но если у вас боли, то у меня есть успокоительные капли, и если их влить в стакан моего хорошего коньяка, они непременно должны утолить боль.
   Естествоиспытатель знал, что попал на слабую струнку Эстер, и так как он нисколько не сомневался, что это лекарство будет принято ею, то немедленно принялся за его приготовление.
   Когда доктор принес лекарство своей соседке, она взяла стакан с угрюмым, недовольным видом, но выпила с покорностью, которая показывала, что питье не противно ей. Она даже пробормотала несколько слов благодарности, и ее Эскулап уселся рядом с ней, чтобы следить за действием лекарства. Менее чем через полчаса дыхание Эстер стало так глубоко и, как сказал бы сам доктор, так прерывисто, что он мог бы испугаться действия своего лекарства, если бы не знал, что этот новый симптом сонливости вызван дозой опиума, подмешанного им в коньяк. Когда заснула эта беспокойная женщина, на утесе воцарилось общее глубокое молчание.
   Тогда доктор Баттиус поднялся со всевозможными предосторожностями и без шума. Он вышел из хижины, вернее, из собачьей конуры, так как она не заслуживала другого названия, и отправился сначала к другим хижинам. Там он был, пока не убедился, что все их обитатели погружены в глубокий сон. Удостоверившись в этом важном обстоятельстве, он не стал раздумывать больше и начал карабкаться по крутому подъему к высшей точке скалы, хотя он и шел чрезвычайно осторожно, но невольно производил некоторый шум. В ту минуту, когда он мысленно поздравил себя с благополучным исходом своего предприятия и собирался было поставить ногу на самую вершину утеса, чья-то рука дернула его тихонько за край одежды. Это возымело на него такое действие, как будто исполинская сила Измаила Буша пригвоздила его к месту.
   - Разве в этой палатке есть кто-нибудь больной, что доктор Баттиус является в столь поздний час? - спросил нежный голос.
   Лишь только сердце естествоиспытателя вернулось на свое место после поспешной экспедиции в пятки - так описал бы человек, менее знакомый с анатомическим устройством животного организма, чем доктор Баттиус, то ощущение, которое он испытал при этом неожиданном столкновении, - он оправился настолько, что решился отвечать, не возвышая при этом голоса, столько же из страха, сколько из благоразумия.
   - Благородная, Нелли, я в восторге, что это вы, а не кто-нибудь другой. Молчание, дитя мое, молчание! Если Измаил узнает наши планы, он, не задумываясь, сбросит нас обоих с вершины этого утеса на равнину. Тсс, Нелли, тсс!
   Разговаривая, доктор продолжал идти дальше, и когда замолчал, его спутница и он очутились у края утеса.
   - А теперь, доктор Баттиус, - серьезно сказала Эллен, - нельзя ли мне узнать, зачем вы подвергали себя опасности полететь без крыльев с вершины этого утеса, рискуя обязательно сломать себе шею при падении?
   - Я ничего не скрою от вас, достойная и добрая Нелли. Но вы уверены, что Измаил не проснется?
   - Этого нечего опасаться: он будет спать до тех пор, пока солнце не опалит ему веки. Опасность грозит только со стороны тетки.
   - Эстер спит, - сказал доктор наставительным тоном. - А вы, Эллен, сторожите эту ночь на утесе?
   - Я получила приказание.
   - И вы видели, по обыкновению, бизона, антилопу, волка, оленя или животных из порядков pecora, belluae и ferae?
   - Я видела животных, которых вы назвали по-английски, но я не знаю индейских языков.
   - Есть еще один порядок, о котором я вовсе не говорил и который еы также видели, - порядок primates, не правда ли?
   - Я не могу ответить вам, я не знаю животного этого имени.
   - Ну, Эллен, вы говорите с другом; я говорю о роде homo, дитя мое.
   - Что бы я ни видела...
   - Тише, Нелли! Ваша живость выдаст нас. Скажете, бы не видели, чтобы некоторые двуногие, называемые людьми, бродили по равнине?
   - Конечно, видела. Дядя и его дети охотились на буйвола с полудня.
   - Вижу, что надо говорить вульгарным языком для того, чтобы вы поняли меня. Эллен, я говорю о разновидности Кентукки...
   Эллен покраснела, как роза, но, к счастью, темнота скрыла ее румянец. Она колебалась одно мгновение; потом вооружилась мужеством и ответила решительным толом:
   - Если вы желаете говорить загадками, доктор Баттиус, то ищите себе других слушателей. Задавайте мне вопросы на чистом английском языке, и я откровенно отлечу вампа том же языке.
   - Как вам известно, Нелли, я путешествую в этой пустыне с целью отыскивать животных, оставшихся до сих пор неизвестными для взора науки. Среди многих других я открыл primates; qenus homo, species - Кентукки, и я называю его Поль...
   - Тс! Ради бога! - вскрикнула Эллен. - Говорите тише, доктор; нас могут услышать.
   - Поль Говер, - продолжал доктор, - охотник за пчелами по профессии. Теперь я говорю обыкновенным языком; вы понимаете меня?
   - Отлично понимаю, отлично, - ответила удивленная, взволнованная молодая девушка, с трудом переводя дыхание. - Но почему вы говорите мне о нем? Он просил вас подняться на утес? Он ничего не знает. Клятва, которую меня заставил дать дядя, заставляет меня молчать.
   - Да, но есть некто, кто не давал клятвы, и он открыл мне все. Мне хотелось бы быть в состоянии так же легко поднять завесу, прикрывающую тайны и сокровища природы. Эллен! Эллен! Человек, с которым я неосмотрительно заключил compactum, или договор, к сожалению, позабыл о законах, обязательных для честного человека. Я говорю о вашем дяде, дитя мое.
   - Вы говорите об Измаиле Буше - муже вдовы брата моего отца, - ответила несколько раздраженным тоном оскорбленная молодая девушка. - Право, жестоко упрекать меня случайными узами, которые я порвала бы с восторгом и навеки.
   Эллен не могла больше говорить от испытываемого ею чувства унижения и, прислонившись к выступу утеса, зарыдала так, что положение ее и доктора стало вдвойне критическим. Доктор пробормотал несколько слов извинения и объяснения; но прежде, чем он успел закончить свое изысканное оправдание, Эллен подняла голову и твердо проговорила:
   - Я пришла сюда не для того, чтобы глупо проливать слезы, а вы здесь не для того, чтобы осушить их. Что привело вас сюда?
   - Мне нужно видеть существо, находящееся в этой палатке.
   - Значит, вы знаете, кто находится там?
   - Я думаю, что знаю, и у меня есть письмо, которое я должен передать этому существу. Если в палатке четвероногое - мне не в чем упрекать Измаила. Если это двуногое, оперенное или неоперенное, он обманул меня, и наш договор расторгается.
   Эллен сделала доктору знак, чтобы он оставался на своем месте и хранил молчание. А сама проскользнула в палатку и осталась там несколько минут, показавшихся очень продолжительными и тяжелыми для естествоиспытателя. Наконец Эллен вернулась, взяла его за руку, и они вместе вошли в таинственную палатку.
  

Глава XII

  
   На следующее утро семья переселенцев собралась в мрачном, печальном безмолвии. За завтраком не слышно было обычно раздававшегося в это время голоса Эстер: ее ясный ум все еще находился под влиянием сильного наркотического средства, данного ей доктором. Молодые люди беспокоились об отсутствии старшего брата, а Измаил хмурил брови, с суровым видом оглядывая по очереди всех детей, как человек, готовый отразить всякое нападение на его авторитет.
   Благодаря такому настроению семьи Эллен и ее ночной сообщник уселись на свои обычные места среди детей, не возбудив ни малейшего подозрения и не вызвав никаких разговоров. Единственным следствием ночного путешествия были то, что доктор подымал по временам глаза по направлению к утесу. Те из при сутствующих, кто заметил это, приписывали взгляды доктора научному созерцанию небосклона: в сущности же доктор исподтишка поглядывал на холст запретной палатки, развевавшейся от ветра.
   Наконец Измаил, напрасно ожидавший более явных симптомов возмущения сыновей, решил сообщить им свои намерения.
   - Аза ответит мне за свое безрассудное поведение, - сухо проговорил он.- Прошла целая ночь, а он остался в прерии, когда нам могли понадобиться его рука и ружье для схватки с сиу. Откуда он мог знать, что этого не случится?
   - Пощади свои легкие, пощади, муженек, - ответила жена - может быть, тебе долго придется кричать, чтобы он услышал тебя.
   - Правда, бывают мужчины, так похожие на женщин, что позволяют младшим забирать власть над старшими, - сказал Измаил, - но ты-то, старуха Эстер, должна была бы знать, что этого никогда не будет в семье Измаила Буша.
   - Ах! Я отлично знаю, что ты деспот с детьми в этом отношении, - ответила Эстер. - Ну, и что же? Вот твой характер заставил уйти одного из них именно в то время, когда его присутствие особенно необходимо для нас.
   - Отец, - сказал Абнер. Возбуждение его возросло до такой степени, что преодолело обычную леность и заставило сделать энергичное усилие над собой, - мы с братьями решили идти разыскивать Азу. Мы не верим, чтобы он предпочел оставаться на ночь в прерии вместо того, чтобы прийти и лечь в постель. Мы все знаем, что это было бы гораздо приятнее ему.
   - Ну, ну! - сказал Абирам. - Он убил оленя или буйвола и улегся рядом с ними до рассвета, чтобы отогнать волков. Он, наверное, придет через несколько минут или крикнет, чтобы мы помогли ему снести ношу.
   - Никто из моих детей не попросит помощи, чтобы снести оленя или разделать тушу быка, - возразила мать. - И это говоришь ты, Абирам! Ты сам же не позже как вчера вечером уверял, что в окрестностях бродят краснокожие.
   - Да! - поспешно крикнул Абирам. Казалось, он жаждет поскорее отречься от только что сказанных слов. - Я сказал это и повторяю снова. И вы увидите, что это правда. Да, тетоны близко, и большое счастье для Азы, если он не встретится с ними.
   - Мне кажется, - сказал доктор Баттиус важным, поучительным тоном человека, достаточно обдумавшего вопрос, - мне кажется, хотя я, правда, обладаю недостаточным опытом в деле распознавания знаков и признаков, что следовало бы всей семье поискать Азу часок-другой, так как некоторые из нас думают, что он в опасности, а другие не верят этому.
   - Он прав, Измаил, - вскрикнула Эстер, - и надо исполнить его совет. Я сама возьму ружье на плечо, и горе тому краснокожему, который попадется мне на дороге. Мне стрелять не впервой, и я уже слишком наслышалась воя индейцев.
   Настроение Эстер заразило всех ее ленивых детей, как победный крик возбуждает солдата. Все сразу вскочили с мест и заявили, что примут участие в опасном предприятии. Измаил благоразумно уступил возбуждению, слишком сильному для того, чтобы он мог противостоять ему.
   Через несколько минут жена его появилась с ружьем в руках, готовая идти во главе тех из ее сыновей, которые хотят следовать за ней.
   - Пусть кто хочет остается с детьми! - крикнула она. - А те, у кого сердце на месте, пусть идут со мной!
   - Абирам, - сказал Измаил, бросая взгляд на вершину утеса, - не следует оставлять крепости без охраны.
   Тот, к кому обращались эти слова, вздрогнул и ответил чрезвычайно поспешно:
   - Я останусь и буду сторожить лагерь.
   Все сразу стали громко возражать против этого. Он нужен, чтобы указать место, где он видел следы индейцев. Разгневанная сестра набросилась на брата, говоря, что такая мысль может прийти в голову только трусу. Абираму пришлось уступить, и Измаил сделал новые распоряжения о защите крепости. Все согласились, что для безопасности необходимо сохранить этот пост. Скваттер, предложил доктору Баттиусу место коменданта, но тот решительно и несколько высокомерно отказался от этой чести,- обменявшись перед этим выразительным взглядом с Эллен. Наконец, чтобы выйти из затруднения, скваттер назначил комендантам Эллен. Поручая ей этот важный пост, он дал нужные наставления и сообщил о всех предосторожностях, которые они должны принять,
   Когда этот вопрос был решен, молодые люди стали приготовлять средства для защиты и устанавливать сигналы сообразно силам и характеру гарнизона. Большие камни были наложены на самый край утеса так, что малейшего усилия Эллен и подвластного ей отряда было достаточно, чтобы сбросить их на головы врагов, которые могли вскарабкаться на утес только по узкой, крутой тропинке, о которой мы уже говорили. Независимо от этих ужасных приготовлений к защите были укреплены и рогатки так, что перейти через них было почти невозможно. Приготовили кучу более мелких камней - они грозили опасностью осаждающим. Громадная куча из листьев и хвороста, наваленная на самой вершине утеса, должна была быть зажжена в случае нападения, чтобы служить сигналом. Когда были приняты все эти меры, осторожный Измаил решил, что его крепость может с честью выдержать осаду.
   Укрепив утес, отряд не без тревоги отправился в экспедицию. Эстер в полумужском костюме, вооруженная, как и все, шла впереди и казалась предводителем группы шедших за нею полудиких людей.
   - Ну, Абирам, - крикнула амазонка, - опусти нос к земле, и покажи, что ты - ищейка хорошей породы. Ведь ты видел следы индейских мокаесин; ну так пусть и другие познакомятся с ними. Иди! Иди вперед, говорю тебе, и веди нас, как следует!
   Брат, находившийся постоянно в почтительном страхе перед властью сестры, сейчас же послушался ее, но с очевидным недовольством, вызвавшим насмешки даже ленивых и беззаботных сыновей Измаила. Последний шел среди своих детей с видом человека, ничего не ожидающего от этого предприятия и равнодушного к тому, удастся ли оно.
   Так шли они некоторое время и удалились от своей крепости настолько, что она казалась им черной точкой на конце прерии. До сих пор они продвигались довольно быстро, молча подымаясь и опускаясь с холма на холм. Даже язык Эстер потерял свою обычную эластичность, и казалось, оцепенел. Беспокойство ее усиливалось по мере того, как они шли все дальше и дальше, не встречая ни единого живого существа и ничего, что хотя бы несколько нарушило однообразие сцены, расстилавшейся перед их глазами.
   Наконец, Измаил счел нужным остановиться.
   - Довольно, - проговорил он, ударяя о землю прикладам ружья. - здесь немало следов ног оленей и буйволов, но где же следы индейских мокассин, которые ты видел, Абирам?
   - Дальше к западу, - ответил Абирам, протягивая руку в ту сторону. - Вот здесь я напал на след оленя, за которым гнался. После того как я убил его, я увидел следы тетонов.
   - И, можно сказать, чисто убил, - сказал Измаил с насмешкой, указывая на перепачканную кровью одежду шурина и затем обращая внимание на свою собственную, составлявшую полный контраст с одеждой Абирама. - На этом самом месте, - прибавил он с видом триумфатора, - я убил двух самок и молодого оленя так, что ни одна капля крови не испачкала моей одежды, а вы по своей неловкости задали Эстер и ее дочерям столько работы, как если бы были профессиональным мясником. Ну, довольно, говорю я. Я достаточно опытен, чтобы узнать следы индейцев. Ни один индеец не проходил здесь со времени последних дождей. Идите за мной. По крайней мере, мы найдем хоть буйволов в награду за труды.
   - Идите за мной! - повторила Эстер, пускаясь в путь. - Сегодня я вас веду, и вы должны идти за мной. Хотела бы я знать, кто лучше матери может вести тех, кто ищет ее сына.
   Измаил взглянул на свою несговорчивую половину с улыбкой, полной сожаления и снисходительности. Видя, что она уже направилась не в ту сторону, которую указал Абирам, но и не в ту, в которую думал направиться он сам, Измаил не хотел натягивать повода супружеской власти в такой момент и молча подчинился воле жены. Но доктор Баттиус, который до сих пор молчаливо и с задумчивым видом шел за амазонкой, счел нужным, в свою очередь, возвысить свой слабый голос в виде протеста:
   - Достойная и добрейшая миссис Буш, - сказал он, - я согласен со спутником вашей жизни и думаю, что воображение обмануло Абирама относительно признаков или симптомов, о которых он говорил вам.
   - Сами вы симптом! - воскликнула бой-баба. - Сейчас не такое время, чтобы выискивать высокие слова в ваших книгах; да и место не подходящее, чтобы глотать ваши снадобья. Если вы устали, так скажите откровенно, присядьте на корточки, как собака, у которой заноза попала в лапу, и насладитесь отдыхом, в котором вы так нуждаетесь.
   - Я принимаю ваш совет, - ответил естествоиспытатель с величайшим хладнокровием. И, следуя буквально ироническому совету Эстер, он уселся очень спокойно у куста и немедленно начал рассматривать его, чтобы наука ничего не потеряла из той дани, которую должна получить. - Вы видите, что я следую вашим превосходным советам, миссис Буш; продолжайте искать вашего сына; я же остаюсь здесь, чтобы заняться более важными поисками, исследованием великой книги природы.
   Она ответила презрительным смехом, и через несколько минут отряд исчез за холмом, а доктор мог продолжать свои научные исследования в полном одиночестве.
   В продолжение получаса Эстер шла вперед, ничего не находя. Но останавливалась она все чаще и чаще, бросая беспокойные взгляды во все стороны. Вдруг в кустарнике послышался шум. В то же мгновение оттуда выбежал олень и на глазах у всей семьи помчался в ту сторону, где остался естествоиспытатель. Появление оленя было так неожиданно, расположение места так благоприятно, что он убежал раньше, чем охотники успели прицелиться.
   - Смотрите-ка, волк! - вдруг крикнул Абнер, качая головой от досады, что опоздал на одну секунду. - Волчья шкура никогда не бывает лишней в зимнюю ночь. Вот он, голодный дьявол!
   - Погоди! - крикнул Измаил, хватаясь за ружье слишком разгорячившегося сына. - Это не волк, а собака, и, ей-богу, породистая собака. Тут близко охотники! Ага, вот две собаки!
   Пока он говорил, животные, о которых шла речь, пробежали мимо них по следам оленя, с благородным пылом стремясь превзойти друг друга. Одна из собак была стара и, по-видимому, только благородное соревнование поддерживало ее силы, другая, совсем молодая, резвилась даже в то время, как с ожесточением преследовала свою добычу. Они уже пробежали дальше, как вдруг молодая сделала скачок, отбежала в сторону и сильно залаяла. Старая тоже остановилась и задыхающаяся, изнуренная, вернулась к месту, где ее товарка остановилась и теперь описывала круги, словно охваченная безумием. Когда старая собака подбежала к этому месту, она села на задние лапы и, подняв голову, завыла продолжительно и жалобно.
   - Должно быть, они напали на очень ясный след,- проговорил Абнер. Он, как и все остальные, с удивлением следили за каждым шагом собак. - Иначе такие собаки не бросили бы так внезапно след, по которому бежали.
   - Убейте ее! - крикнул Абирам. - Я знаю эту старую собаку, могу поклясться в этом. Это собака старого Траппера, нашего смертельного врага, как хорошо известно вам.
   Однако брат Эстер, по-видимому, вовсе не был расположен следовать собственному совету. Удивление, охватившее всех переселенцев, выражалось на его лице не менее ясно, чем на лицах его товарищей. Поэтому его предложение не произвело никакого эффекта, и никто не тронул собак, которые, направлялись туда, куда призывал их инстинкт.
   Прошло несколько минут, прежде чем зрители нарушили безмолвие. Наконец Измаил, вспомнив о своем, авторитете, решил, что он может воспользоваться своим правом и распорядиться, куда идти его детям.
   - Пойдемте, дети, - сказал он более равнодушным чем когда-либо тоном, - и предоставим этим собакам петь в свое удовольствие. Я не хочу лишать жизни животное только потому, что его хозяин поселился слишком близко к расчищенной мною земле. Пойдем, у нас довольно своего дела. Нечего заниматься делами соседей.
   - Не уходите, - крикнула Эстер голосом, похо=жим на таинственные предсказания Сивиллы, - в этом есть какой-то знак, какое-то предостережение. Я - женщина, я - мать, и я хочу узнать в чем оно.
   При этих словах, размахивая ружьем, с видом, невольно действовавшим на зрителей, она подошла к месту, где еще были обе собаки, которые продолжали жалобно выть. Все ее спутники последовали за ней: иные из послушания, другие по беспечности, которая не позволяла им восстать против воли матери, но все с большим или меньшим интересом.
   - Абнер, Абирам, Измаил, - крикнула Эстер, останавливаясь там, где земля была избита, истоптана ногами и еще окрашена кровью, - вы - охотники, скажите же, какое животное погибло здесь? Говорите! Вы - мужчины, вы должны знать все признаки, которые встречаются на равнине. Это кровь волка или пантеры?
   - Это кровь буйвола - благородного сильного создания, - ответил Измаил, спокойно осмотрев роковые признаки, так взволновавшие его жену. - Вот место, где он бил землю ногами в предсмертной борьбе. А дальше он упал и взрыл землю рогами. Да, я уверен, что это был буйвол замечательной силы и смелости.
   - А кто его убил? - спросила Эстер. - Если человек, то он должен был оставить его внутренности; если волки - они не съели бы кожи. Скажите мне, вы - мужчины и охотники - разве это кровь животного?
   - Он, вероятно, бросился с этой возвышенности, - сказал Абнер, шедший несколько впереди. - Вы найдете его вон в том ивовом лесу. Посмотрите, сотни хищных птиц летают над ним.
   - Значит, он еще не умер, - сказал Измаил, - иначе эти прожорливые птицы напали бы на свою добычу. По собакам я заключаю, что это какой-нибудь опасный зверь. Мне думается, что это медведь, зашедший сюда от порогов.
   - Да, да, - сказал Абирам, - пойдемте прочь. Нечего бесполезно нападать на опасного взбешенного зверя. Обратите внимание, Измаил, это слишком большой риск, а выгоды мало.
   Молодые люди улыбнулись при новом проявлении хорошо известной им трусости дяди. Старший из них выразил даже свое презрение.
   - Мы можем посадить его в клетку вместе с другим животным, которое тащим за собой, - насмешливо проговорил он. - Тогда можно будет вернуться в поселения с полными руками и показывать наш зверинец перед присутственными местами и тюрьмами всего Кентукки.
   Нахмуренные брови отца, говорившие о надвигавшейся буре, остановили шутки молодого человека. Он обменялся взглядами с готовыми возмутиться братьями и счел за лучшее замолчать. Но вместо того, чтобы удалиться, как советовал осторожный Абирам, все спустились к лесу и остановились в нескольких шагах от него.
   Перед ними предстало зрелище, достаточно внушительное и поразительное, чтобы произвести впечатление даже на умы более развитые, чем умы невежественной семьи Измаила. Как всегда в это время года, небо было покрыто бегущими густыми облаками, под которыми неисчислимые стаи болотных птиц, махая усталыми крыльями, направляли свой тяжелый полет к отдаленным водам юга. Поднявшийся ветер то мчался низом по прерии, образуя вихри, которым почти нельзя было противостоять, то изливал свою ярость в высших слоях воздуха, как будто он играл висевшими там парами, то отделяя их друг от друга, то смешивая в беспорядке, великолепном и грозном, громадные массы облаков. Множество хищных птиц продолжало летать над маленьким лесом, описывая круги, борясь против ветра. Они то подымались на значительную высоту, то быстро падали вниз и сейчас же продолжали полет с криками ужаса, как будто вид чего-то особенного или инстинкт подсказывали им, что не наступил еще момент, когда добыча может достаться им.
   Измаил стоял несколько времени в удивлении, доходившем до оцепенения. Глаза всех были устремлены на это необыкновенное зрелище. Голос Эстер нарушил, наконец, чары и напомнил слушателям о необходимости, разъяснить их недоумение мерами, более деятельными, чем удивленные, смущенные взгляды.
   - Позовите собак, - крикнула Эстер, - и заставьте их войти в лес. Если вы не потеряли свойственного вам мужества, то вас достаточно много, чтобы справиться с самыми свирепыми медведями с запада от Большой реки. Позовите собак, говорю вам! Энох, Абнер, Габриэль, да оглохли вы и онемели от удивления, что ли?
   Один из молодых людей исполнил приказание матери. Ему удалось заставить собак о

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 460 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа