Кукольник Нестор Васильевич - Иоанн Iii, собиратель земли Русской

ярин! Да час не ровен.

   - Да если вам, бояре, не любо смутить государево сердце тяжкою правдой, повелите мне, своему холопу,- отозвался Никитин,- я такой же свидетель; я человек двору чужой и крамолам дворским не причастен.

   - Незнамы, как тебя зовут, купчина! Видно только, что ты муж разумный и ученый и душою непорочен,- ответил благодушный Образец.

   - Нет у нас крамол-от,- отозвался Русалка,- да и ладу нету между себя... Так, зацепки да перетрухи старого, какие ни на есть. Да за нами, слышь, коли правду молвить, и заслуг-то нет; по десятку побед за каждым, так это случайное вено, Божий дар, с его святой воли удача.

   - Вот князь Данило Холмский, тот другого поля ягода,- ответил Образец.- У того и разум и меч одинаково остры.

   - В чести да в знати опять есть: Руно московский, богатырь и палатный ум; примерно князья Оболенские: Стрига да Нагой - посольское дело и ратное поле у них в мошне,- перебивая Образца, заметил Русалка. Образец взглянул на выскочку и продолжал: - За ними князья Шуйский, Беззубцев, Пестрой Звенец. А мы, друг сердечный, одно слово: Образец мы только. И не княжьего рода. Да у всех тот, вишь, недостаток, что у нас честность не пенязь какой разменный, язык не о двух остриях, мы стоим и ходим по правде,- смиренно закончил обиженный герой, давая знак глазами Афоне, чтобы он остерегался Русалки, ничего не замечавшего. Верный себе, Русалка между тем вкрадчиво стал чернить свою партию, без сомнения ожидая, что выскажется Образец и брякнет непригожее слово.

   - Что, к примеру, сказать,- начал хитрец, скорчив вполне откровенное и искреннее лицо.- Что нам такие люди, как Патрикеев, государев сродник, первый боярин, да какая-нибудь Ощера аль Мамон, грязь золоченая, на словах загоняет... Боевого слугу государева,- и сам с злой улыбкой подмигнул Никитину на Образца.- Да что тут толковать. Пойдем свое дело исправим, а про сегодняшний случай, чай, прежде нас до государя уж дойдет. Наушников немало, видишь, про собор-то уж художница сведала.

   - И как не сведать, когда на соборах вся греческая сволочь бывает...

   - Пойдем, пойдем! Никто, как Бог, авось все это пустельгой рассыплется...- заключил Русалка и бережно отворил двери.

   Посольство вошло в передний покой, в котором на полавошнике сидел наклонившись старый истопник, богато одетый...

   - Поди, - сказал ему Образец,- и доложи...

   - Да ступайте без доклада,- отвечал старик, не поднимая головы и не смотря на вошедших.- Кому нельзя, тот и сам в терем не пойдет...

   Трое посланных двинулись дальше. Двери в следующую палату были отперты, так что видно было, как великая княгиня в слезах сидела в креслах, на коленях у нее сидела двенадцатилетняя Елена. Десятилетний Василий и Феодосия целовали руку матери и, заливаясь слезами, утешали ее: "Не плачь, мама, не плачь!.." Княгиня Авдотья Кирилловна сидела у другого окна и строго выговаривала своему сыну Васе за неуместную, дерзкую горячность.

   - Что же, матушка,- отвечал он покойно.- Так мне, по-твоему, надо было молчать? Я что знал, то спроста и сбредил; коли дурно - виноват.

   - Перестань, повеса.

   - Перестану, а все едино люблю Софью Фоминишну, не дам в обиду хотя бы самой покойной Марфе Инокине.

   - Спасибо, Вася,- сказала Софья, улыбаясь сквозь слезы.- А за что ты меня любишь?..

   - За привет да за ласку, да еще... Как бы тебе сказать?

   - Ты подумай, Вася,- отозвалась Софья,- а пока матушка княгиня примет государево посольство. Они шли к тебе. О, как жаль, что наша глупая ссора уменьшит твою радость. Но, Бог свидетель, не я виновата...

   - Радость! Какая радость!

   - Радость великая! - сказал Щеня, вступая в палату.

   - Здравствуй, князь! - воскликнула княгиня Холмская.- Уж и это радость, что тебя, друга нашего, вижу в нашем монастыре.

   - Да сюда к тебе нет дороги, кроме ближних сродников.

   - Нет, князь! Кому государь разрешит, те у нас бывают, а уж кому-кому, а льву своему Иван Васильевич не откажет. Ведь допустили же теперь...

   - Теперь мы от лица государя...

   Княгиня встала, почтительно преклонив голову. Щеня продолжал:

   - Повелел государь объявить радость великую и достославную, радость на всю Русь крещеную. Доблестный супруг твой, изволением Божьим, взял Казань крамольную и пленил царя Алегама!..

   Княгиня обратилась к иконам и перекрестилась.

   Вася подбежал к ней, стал на колени, и слезы засверкали на голубых прекрасных глазах юноши. Не одни они молились, Елена спрыгнула с колен матери и, став возле Васи, повторяла за ним слова молитвы; невольное чувство торжественного благоговения увлекло всех, встала и Софья и воздела очи к небу, а дети, едва ползавшие по полу, глядя на пестуншу свою, складывали нежные пальчики и усердно осеняли себя знамением креста. Княгиня едва могла встать от преизбытка радостных чувств, и то с помощью Василия и Елены.

   - Государь,- молвил теперь Щеня, низко кланяясь,- приказал у тебя, княгиня Авдотья Кирилловна, спросить о здоровье...

   - О, я больна, друг дорогой, но всякая жена позавидовала бы моему недугу... По делам великим возвеличивает Господь государя великого! Луч славы его пал на моего господина мужа, а на твоего отца, Вася. Не умрет наше темное имя... Дайте мне наплакаться благодарными, сладкими слезами... Вы видели их, послы любезные, поведайте о них моему и вашему отцу государю. Жаль, что не знаю посла третьего.

   - Я, государыня княгиня, коли знать желаешь, тверской купчина, возвратился вчера из Индии, из-за трех морей; государь не по заслугам взыскал меня сегодня великою своею милостью, удостоил чести поднести государыне от его великого имени дар редкий и многоценный...

   Софья взяла четки и, не рассматривая их, обратилась к Никитину:

   - О, довольно! Довольно! Государь, видно, забыл, что я немощная старуха, у меня недостанет сил перенести столько милостей! Мне ли держать в руках такое сокровище!

   - Боже мой, как это хорошо! - вскрикнула Елена, взглянув на персидские четки.- Как жар горят! Вася, не правда ли, из этого лучше бы сделать ожерелье?

   - И надеть на твою шею! Тогда бы эти четки стоили вдвое дороже...

   - А ты бы любил меня вдвое?

   - Ну уж это трудно!.. Дунечка ненаглядная, родимое мое солнышко. На что тебе эти четки? Подари их Ленушке!

   - После моей смерти я завещаю их княжне Алене Ивановне!

   - Ай да Дуня, моя самоцветная! Сердись не сердись, а поцелую...

   - Простите, дорогие послы, моему резвому недорослю. Шалун он большой, но сердце доброе, таким, говорят, был отец его...

   - Да буду ли я таким на старости, как отец мой? - спросил юноша, задумавшись...

   - Лишь бы добрая воля...

   - Воля-то моя вся тут, да будет ли Божья?

   - Молись...

   - И за этим дело не станет, но что моя молитва - у Бога таких, как я, много.

   - Вася, мы все молиться будем,- сказала княжна Елена, положив ему на плечо руку.- И я, и мама, и тетка Дуня, и Федосья...

   - Разве тогда...- и юноша развеселился.- О, да как же я служить буду? Что мне Казань! Что мне рябой Алегам! Царьград возьму, привезу салтана турского на Москву в клетке. Только, как ты себе хочешь, государыня Софья Фоминишна, а уж братца твоего Андрея Фомича на царьградский престол не пущу...

   - Не напоминай мне об нем, батюшка! Это... горе мое. Подумай, княгиня, сегодня опять на выходе не был; Иоанн все видит, пустое место его так мне глаза и кололо... И где он пропадает?

   - Я могу тебе донести, матушка государыня,- запинаясь, вмешался в разговор Вася.- Но не знаю, порадуешься ли...

   - Хоть и больно, а все лучше знать...- грустно промолвила княгиня.

   - Он каждый день у нашей хозяйки в гостях.

   - У какой хозяйки?..

   - А у которой отец Мефодий академию занимает... у вдовы Меотаки.

   - Довольно... Довольно! Я одного боюсь - рано проговорится; и если правда - беда! Признаюсь, я в таком положении, что не смею и разведывать: Елена Степановна не пропустит случая сплести страшную нЪвесть...

   - Поручи, государыня, мне,- с поклоном произнес Никитин.- Обманывать тебя, матушка, не буду, а к Андрею Фомичу мне и без того есть надобность.

   Софья недоверчиво посмотрела на Никитина и, помолчав, сказала:

   - Как же ты челобитствовал нам от него... а сам... мне послышалось... не близок к нему. Благодарю. Я хотела бы только узнать, правда ли, что он готов жениться на этой женщине?

   - Ого! Греческий император на греческой купчихе! - воскликнул Вася.

   - А ты как знаешь?

   - Как же мне не знать про нашу хозяйку. Вот вчера еще мне про нее говорил молодой Ласкир, когда я был с ним на учении у отца Мефодия... Там их много, греченят, ходит. И другие ее знают.

   - Что же про нее рассказывают?

   - То есть, как бы это тебе доложить.- Вася замялся.- Я то не в доклад и понял. По моему толку, она баба злая, много шалит, только шалости у нее не такие, как мои, дурные шалости; вот говорят, сребролюбива, да признаюсь, так как я Андрея Фомича не жалую, так и россказни мимо ушей пропускал; притом же я боялся, что войдет отец Мефодий, спросит урок, а у меня на этот раз не совсем было готово, так я только крайчиком уха слушал, а памятью весь в греческую мудрость освободил Зою из-под турецкого гаремного ярма.

   Вошел Патрикеев, и беседа прекратилась.

   - Государыня Софья Фоминишна! - сказал он весело.- Государь просит.

   - Буду!

   - Государь теперь же просит...

   - Иду!

   - Не изволишь ли приказать проводить?

   - Я дома, князь! Дорогу знаю.

   "Погоди же,- подумал князь, уходя и подозрительно поглядывая на послов.- Эти сидят, а мне и места не предложили. Погоди! Погоди!.."

   - Вы догадываетесь?- спросила Софья, приподнимаясь с места.- Вы были свидетелями всего, так вы вместо меня и отвечать будете государю. Надеюсь, вы не забыли ни одного слова и повторите, как все было. Больше я ничего не требую. Пойдем!

  

  

   Близ того места, где теперь Нескучное, на Москве-реке, на городской стороне, красовалась Греческая слобода. Деревянные домики, как в кудрях, укрывались в темной июльской зелени лип и кленов; хотя она и называлась Греческою, но тут жили также итальянцы, немцы н даже жиды. Брат великой княгини Софьи, Андрей Палеолог, проживал на государевом дворе за Москвой-рекой, или. по крайней мере, так полагали, потому что с тех пор, как он выдал дочь свою Марию за князя Верейского, он почти не бывал в своем жилище, а проживал у греков, перебравшихся в Московию из Рима вместе с Софьей и более из самолюбия, нежели по чувству показывавших вид почтительного уважения к последнему потомку владык византийских, наследнику имени царьградского престола. Дорого стоило им это уважение, потому что Андрей не только для себя, но и для гостей требовал царского приема, обильных угощений, поздних пиров; надоедал своим мнимым подданным до того, что доходило до ссоры. Поссорясь сегодня с Ласкиром, он переезжал к Ивану Рало; поссорясь с ним, отправлялся к Меотаки, богатому купцу, и так далее. Перессорясь же со всеми, начинал очередь снова, мирясь и опять ссорясь; он наезжал было и на итальянские дворы Фиораветти Аристотеля Алевиза, Петра Антония Фрязина, придворных зодчих, пушкарей, Дебосиса и Петра Миланского, но тут, угостив сытным столом, умели наскоро выживать госте" из дому, извиняясь, что хозяину предстоит срочная работа. За огромным пушечным двором Дебосиса, который стоял уже за слободой, тянулась узкая, темная и грязная улица; тут жили немцы и жиды, само собою разумеется, тайные, потому что, кроме Новгорода и Пскова, нигде они не жили на Руси открыто. В этой слободе, или отделении Греческой слободы, были только три порядочных дома, но один из них, лекаря Антона, был наглухо заколочен; уже третий год никто не решался купить этот дом у наследников: имя несчастного хозяина наводило ужас на слободян. Врач Антон не вылечил Даниярова сына, тот умер, а врача выдали головою сродникам, которые и зарезали его на Москве-реке под мостом. Другой красивый дом принадлежал мистру Леону, тоже врачу, а третий - немецкому гостю Хаиму Мовше. И врач и гость были жиды, но первый называл себя итальянцем, последний - любчанином... Андрею Палеологу было уже далеко за пятьдесят, но крепкое сложение и беззаботный нрав были поводом, что в волосах у него не было седины, а на лице ни морщинки; лицо его было правильно, приятно и свидетельствовало, что в молодости он был знаменитым красавцем. Любимейшим местопребыванием Андрея был дом Аристарха Меотаки, старого и весьма богатого купца; у него была молодая жена ослепительной красоты, и хотя осторожный и ревнивый Меотаки употреблял все предосторожности, чтобы никто ее не увидел, но, на беду, Андрей догадался, отчего Меотаки так тщательно ее скрывает, и принял свои меры. Меотаки скоропостижно умер. Андрей распоряжался похоронами и освободил Зою из-под турецкого гаремного ярма.

   Возвращаясь из Кремля с Леонидом, сыном Иоанна Рала, своим молодым наперсником, Андрей у самых ворот Греческой слободы повстречал мистра Леона, который, в богатой одежде, на великолепно убранном коне, ехал в Москву; за ним двое слуг везли походную аптеку и хирургические инструменты.

   - Принчипе! - сказал по-итальянски мистр Леон, удерживая своего коня и слезши с лошади.- Я рад, что тебя вижу.

   "А я очень не рад",- подумал Андрей, с приметным отвращением и боязнию взяв за руку жидовина.

   - Кого едешь морить?..

   - Спасать, следовало бы сказать; по крайней мере, заплатят. Позволь, принчипе, на одно слово... Меотаки на кладбище...

   - Знаю.

   - А где же сто златниц?..

   - Безумец, да разве я обещал?..

   - Когда я лечил его, не ты ли сказал Хаиму: "О, я дал бы сто златниц, если бы мой друг Аристарх переселился на двор отца Мефодия".

   - А! Так ты убил его?.. Ты отравил несчастного?.. А я думал, что мой бедный Меотаки умер естественною смертию. Постой же, поганый жидовин! Я раскрою твое скверное дело, не то подумают, что я твой сообщник... Я мог сказать, я мог желать смерти Меотаки, но сулить, подкупать... О! Да ты злодей, и находишься при дворе сестры моей,- это опасно...

   Мистр Леон побледнел.

   - Принчипе,- сказал он, оглядываясь.- Ты хочешь погубить меня и очернить себя, а я был тебе полезен, могу и еще быть тебе полезным...

   - Едва ли! Откровенно говорю тебе, что, если бы я встретил смерть лицом к лицу, уж тебя бы не позвал... Но помириться с тобой я, пожалуй, готов...

   - И поверь, что я буду тебе союзником лучше многих.

   - Согласен! Но скажи, куда ты это так разрядился?

   - В Кремль! Ездовой прискакал: Елена, царская невестка, занемогла...

   - Елена! - воскликнул Андрей, задумчиво посмотрев на врача.- И ты не спешишь? Болезнь, видно, не опасна...

   - Да, дурнота,- отвечал жид, принужденно улыбаясь.- У нее это часто бывает...

   - То есть, когда надо повидаться с мистром Леоном и расспросить у него о том да о другом...

   - Неблагодарные! Откуда же вы все узнаете про придворные дела? Вы знаете, что затевают противу вас Патрикеевы и Ряполовские, владеющие умом молодого князя и Елены. Уж не Мовша ли твой сидит мухой на теремных обоях и подслушивает? Если бы не,.. Да что говорить! Неблагодарность - идол человечества. Если я умою руки, вас всех живыми съедят Ряполовские. Сегодня по закате солнца соберутся ко мне добрые люди; приходи - увидишь, услышишь!

   И Леон не без труда влез в седло и поспешил в Москву со своими помощниками. Андрей задумчиво смотрел ему вслед.

   - Ваше величество! Кажется, беседа с мистром Леоном была не совсем приятна? - сказал Рало, подойдя.

   - Ты угадал, Леонид! Я боюсь этого жидовина; напрасно вы привезли его из Италии.

   - Государь московский нам поручил привезти врачей и художников; мы могли залучить охотников, а кому охота ехать в Москву, особенно после смерти Антона, Удивляюсь, как нам удалось привезти и этих семерых; правда, из них только один грек, наш сродник, и один итальянец, оружейник,- все остальные жиды. Впрочем, мистр Леон и в Италии был в славе..

   - Рало! Я боюсь его! Он кует противу нас злое дело.

   - Я слышал, что у него собираются многие бояре, противники Патрикеева и Ряполовских; странно, что в то же время он в чести у Елены, а ты знаешь, как любит Елена мою сестру, ее детей и всех нас... Поверь, что он служит двум господам и с обоих берет большие деньги.

   - Такой предатель не страшен. Важной тайны он ни тут, ни там не проболтает; он мелочной и фальшивый торговец, и должно надеяться, что скоро попадется, как попался Антон. Одно мне не по сердцу: это то, что ему очень нравится Зоя.

   - Моя Аспазия! Это ты с чего взял?..

   - Моя! Ох, эта Аспазия пока ничья; беда в том, что многие могут считать ее своею...

   - Ты с ума сошел, Леонид; если она не сдастся мне, так, надеюсь, другие...

   - Другие. Я не хочу сердить твое величество.

   - Вздор, говори, я требую...

   - Другие моложе... Другие богаче... Хотя положительно я и не смею сказать про Зою, что она отдалась уже кому-либо, что уже есть счастливец... Нет! Но Зое хочется замуж; она сманивает не любовников, а женихов, чтобы было из кого выбрать...

   - И ты знаешь хоть одного из них?..

   - Всех!

   - И ты молчал, и ты мне друг!

   - Я жалею даже, что теперь проговорился, я боюсь нрава твоего; ревность...

   - К кому? Неужели к мистру Леону?..

   - И этот недурен, но Ласкиров сын Митя - красавец; живописец Чеколи богат и наружностью, и способностями; ты сам восхищался портретом Зои; а когда Чеколи поет, Зоя тает, млеет; этот из жениха легко может поступить в любовники, если захочет. Я люблю тебя, Андрей, и потому не свожу глаз с Зои; у меня свои лазутчики; ты знаешь, что у нашего отца Мефодия теперь довольно большое училище, туда ходят учиться не только наши, но и дети многих бояр и князей; я видел между учениками князя Холмского, сына знаменитого полководца, видел Тютчева, Образца, детей важных московских бояр; для своей академии Мефодий нанял еще у покойного Меотаки большой сад и там философствует со своими учениками. По смерти Меотаки Зоя, по твоей милости, получила свободу, и это с твоей стороны большой промах; Зоя проводит иногда целое утро в плетеной беседке, разделяющей большой сад от малого; она видима тут и невидима, по воле; тут ее видал Ласкир, здесь она с ним познакомилась; она знает имена всех учеников, расспрашивает о достатке и значении их родителей. Ну, и я знаю всех ее женихов...

   - Кроме одного...

   - А именно?..

   - Тише! Это, кажется, Зоя мелькнула между цветами...

   Андрей не ошибся: они проходили мимо Мефодиевой академии. В саду гуляла Зоя, и, к особенному удивлению Андрея, одна; она была одета роскошно, по-восточному: дорогая ткань на платье, ценный жемчуг и камни на шее, пальцы в перстнях; наряд много возвышал очаровательную красоту Зои; в глазах Андрея она никогда не была так хороша, как сегодня. Академические решетчатые ворота не были заперты, и Зоя порядочно испугалась, когда Андрей и Леонид поравнялись с нею и первый проговорил:

   - Зоя, верно, нас не ожидала!..

   - Признаюсь,- отвечала красавица,- я полагала, что вы далече, за царским столом, в царских чертогах... Мне стало завидно; я нарядилась во все то, что у меня было лучшее, вышла в сад и стала мечтать, будто я царица. О, так мечтать весело...

   - Мечты - сны наяву, Зоя, а они иногда сбываются!.

   - Андрей, я знала, что ты насмешник, но не думала, что захочешь обижать бедную вдову...

   - Неправда, милая Аспазия...

   - Постой, не повторяй более этого ненавистного имени! Ты пользовался моим невежеством и называл меня унизительным именем, Андрей! Кто дал тебе на это право! Разве то, что я умела отвергнуть твои требования, и за это я Аспазия! Верю, что предки твои были нашими царями, но не ты, Андрей! Я уважаю в тебе твоих предков и потому только не жаловалась на тебя московскому государю. И не пожалуюсь, если дерзость твоя к тому не принудит... Но я имею право требовать и требую, чтобы ты оставил дом мой и уволил меня от обидных посещений!.. Я сказала свое! Прощай!

   Зоя вспорхнула в плетеную беседку, и дверь захлопнулась.

   - Вот тебе раз! Кто это так искусно растолковал ей про Аспазию?..

   - Молодые академики! О! Они не тому еще научат Зою. Впрочем, нет худа без добра. Я знал, что в этой интриге ты ничего не выиграешь, только истратишь много денег и времени. Благо, что все кончилось..

   - Кончилось? Ты ошибся, Леонид,- начинается! Конца ты никак не ожидаешь, но все равно. Надо поспешить, чтобы господа академики не предупредили Их мудрость опасна...

   - Что же хочешь делать?..

   - А вот увидишь...

   - Я знаю, что ты хочешь делать,- прошептала тем временем Зоя, лукаво улыбаясь.

   За густою зеленью своего трельяжа она была невидимой зрительницей всего, что происходило в большом саду... Но едва только Палеологи ушли, как лукавая улыбка сменилась грустным выражением лица, Зоя присела и, отодвинув густую зелень акации, с приметным нетерпением глядела в сад.

   - Уж не ошиблась ли я? - опять прошептала Зоя.- Академии поутру не будет, так сказал вчера Константин, зато ввечеру они хотели собраться пораньше, солнце склонилось, а никого еще нет...

   - Мир дому, счастие и веселие прекрасной хозяйке,- сказал женский голос в малом саду или, правильнее, в цветниках Меотаки..

   "Ведьма, ты опять здесь!" - подумала Зоя и отвечала

   - Милости просим

   Вошла женщина лет сорока, приятной наружности Хотя она была в немецком платье, но по лицу и выговору нетрудно было догадаться, что это была жидовка Кивнув весело Зое, она без чинов уселась на низенькой софе возле хозяйки и лукаво спросила

   - Кого высматриваешь?

   Зоя покраснела, но отвечала с притворным спокойствием:

   - Мистра Леона! Мне что-то нездоровится..

   - Зоя, от твоей болезни Леон не вылечит. Только дивлюсь я и тебе, Зоя, ведь тебе уже двадцать лет миновало, ты не ребенок, какого ты найдешь себе приятеля между этой безбородой молодежью, ведь это все дети..

   - Я люблю детей больше, чем стариков..

   - Знаю, на что ты намекаешь. Только ты, по-моему, несправедлива, Зоя! Андрей не стар, что это за старость? Мой муж, Хаим Мовша, десятью годами старше царевича, а все еще молодец, и Палеолог, на мой глаз, красавец.

   - Может быть, для иных и так Да не в том сила, соседка! Ты умная и ловкая баба, а не можешь понять, что кто бы твой Палеолог ни был, но никому не охота быть его наложницей...

   - Ты, Зоя, всегда на свой лад перетолкуешь. Ведь он тебя не в гарем посадить хочет, ведь он тебя на замке и на привязи держать не станет Ты будешь знатной боярыней, сама по себе хозяйкой, подругой...

   - Видишь, соседка, я и без того боярыня, потому что муж мне кусок хлеба оставил, я и без его милости хозяйка сама себе, а уж если иметь поклонника, так лучше - в муже, чтобы смело всем в глаза смотреть...

   - Мещанская мудрость! Ты, чай, слышала про маркизу Кастелли, она гордилась званием любовницы Палеолога.

   - Слыхать слыхала, но видеть не видела; слышала я еще и то, что маркизе твоей нечего было есть, а у Андрея водились деньги, я его не виню как ему моей любви не добиваться, хороша ли я, нет - в сторону, а заплатить долг надо, Меотаки без расписок в долг не давал, все целы..

   - Что? Расписки?! Вспомни, что Андрей..

   - Ты хочешь сказать, брат московской государыни? Да ведь московский царь на их византийскую спесь не смотрит Жену любит и чествует, а нашему Андрею жалованья все-таки не дает, когда нашалит Вспомни, что князь, верейский князь, сам по себе государь, на Андреевой дочери женился, не посмотрели - как холопа вон выгнали, и вот помяни мое слово, пожалуюсь Патрикеевым завтра - и завтра же Андрея, как всякого другого, позовут к расправе.

   - Но чем же он заплатит?

   - Если маркиза - без денег - могла поквитаться с ним любовью и стыдом, то Палеологу без денег - тоже гордиться нечем...

   - Одумайся, Зоя! Да ты затеваешь такое несбыточное дело, что тебя вся слобода на смех поднимет..

   - В таком случае я и буду смешна... Извини, соседка! Ты посол, что ли?

   - Помилуй, Зоя! Ты знаешь, как я тебя люблю; одно участие...

   - Благодарю и постараюсь заплатить тем же, но только в другое время, а теперь, соседка...

   - Понимаю, понимаю! Ты хочешь послушать греческой мудрости...

   - Ты угадала! Родная мудрость.. Весело...

   - Да я тебе не помешаю, Зоя, и так как я тебя люблю, притом же мы с Хаимом люди бедные, а ты, Зоя, можешь помочь нам... Нам все равно, кому служить, а я тебя за кого хочешь высватаю...

   Зоя затрепетала; хотела что-то сказать, но, подозрительно взглянув на жидовку, как будто онемела, та заметила впечатление последних слов своих и продолжала:

   - Хочешь за молодого Ласкира, он у нас самый знатный жених...

   Зоя повела головой отрицательно.

   - Хочешь за Чеколи... Ты любишь его беседу.

   Зоя сделала то же движение...

   - За кого же?..

   Зоя отвела зелень акаций и указала на улицу У ворот академии на конях три всадника о чем-то разговаривали. Один был Никитин, другой молодой Холмский, третий был дядька, или приспешник, или как угодно назовите приставника Васи, мы будем называть его так, как называли его в самом деле - Алмазом. Зоя указала на всадников в то самое время, когда князь Холмский указывал Никитину на нее или на беседку, в которой она сидела. Зоя смутилась и опустила зеленые ветви.. Жидовка привстала с удивлением и любопытством

   - Губа не дура, говорят русские,- сказала она, присев на софу.- Тут надо приложить много ума и много труда, Зоя! Ведь это князь Василий Холмский, сын первого и знаменитого московского полководца, ты, верно, слышала, что он уничтожил Новгород, я помню это страшное время, мы тогда только приехали из Любека и хотели там купечествовать. На реке Шелони Холмский скосил все новгородское войско; горожан как овец забрали; он ходил противу Ахмата и прогнал Золотую Орду так далеко, что теперь про нее и не слышно; он же побил и железных орденских немцев; а сегодня, ты знаешь ли, отчего в Москве так звонили в колокола? Князь взял Казань и татарского царя в Москву пленником прислал. Московский царь без него ни в какой поход не ходит. Мало того. Жена князя царю сродница. Он ей поручил воспитание детей... Так видишь ли, Зоя, сын таких родителей Ивановой дочери - чета... Да не все же князья на княжнах женились... Велико, Зоя, твое богатство, но красота твоя больше; скажу правду, между русскими боярышнями и тени твоей не увидишь...

   Зоя молчала; глаза ее сквозь зелень дерев впились в юношу, который, простясь с Никитиным, соскочил с лошади, отдал ее Алмазу, а сам, взяв от него большую кожаную суму, шел мимо к уединенному садовому домику, который вмещал одну довольно обширную палату, или академическую залу... Зоя трепетала и горела; схватилась было уже за ручку дверей, но голоса в малом саду удержали ее.

   - Говорю тебе, старик, здесь нет никакого Палеолога...

   - Так будет,- отвечал Никитин по-гречески.- Доложи своей госпоже, а об остальном не беспокойся...

   Смущенная, испуганная, Зоя взглянула в малый сад и тотчас узнала в Никитине княжьего собеседника у академических ворот. Обольстительные догадки заблистали в воспаленном воображении: "Уж не от него ли? Может быть, судьба посылает случай!.." И тому подобные мысли толпились в горящей голове. Зоя с немым вопросом стояла на лесенке, поразив старого Никитина зрелищем истинно ослепительной красоты. Но старик скоро опомнился.

   - Ты вдова Меотаки? - сказал он тихо.- Извини, государыня моя, если обеспокоил моим приходом. Друг твой, Андрей Палеолог, приказал мне быть сюда...

   - Мне не друг этот старый развратник! Нет тут никакого Андрея! Ступай, откуда пришел...

   - За что же ты серчаешь, красавица! Не знаю, чем он досадил тебе, а я человек приезжий; привез ему от брата Мануила грамотку и подарки; встретил его на улице, и он велел мне быть сюда... Вот мы и приехали...

   - Кто "мы"? - спросила Зоя торопливо.

   - Князь Вася да я... Князь мне и дорогу к тебе указал...

   - Князь! Много чести! Я никогда не имела счастия его у себя видеть...

   - Недоросль еще, зелен, хоть и умен не по летам; ему учиться надо, а не в гости ездить...

   - Да что же, гость дорогой, я тебя так невежливо принимаю; пожалуй в хоромы, а я пошлю за Андреем...

   - Соседка,- шепнула Зоя жидовке,- где хочешь, отыщи Андрея и приведи сюда...

   - Милости просим...

   - Глядя на твои цветы, окна, стены,- так начал Никитин,- мне сдается, что я не в Москве, а в Царь-граде...

   - А ты был там?

   - Недолго.

   Зоя ввела гостя в приемную палату; она вся была выложена дубом и расписана масляными красками; было видно, что живопись новая и хорошей кисти; на средних дверях красовался портрет Зои работы Чеколи. Никитин посмотрел на портрет, потом на оригинал и сказал:

   - Хвалю художника, но и солнце в зеркале вод всех лучей не имеет, так и красота твоя многое в живописании утеряла. Не дивлюсь теперь слухам, что ходят по Москве.

   - Какие слухи?..

   - А ты ничего не знаешь?

   - И догадаться не могу, на что намекаешь...

   - Я утверждал, что клевета невозможное выдает за истину, а теперь, увидав тебя, убедился, что зависть красоте твоей могла создать и рассеять несбыточную сказку...

   - Ради Бога, скажи! Злые языки на все способны...

   - Говорят, будто ты метишь в родство великой княгине...

   Зоя смутилась, но ослабевшие от лет и трудов глаза Никитина не могли этого заметить; тем временем Зоя успела скоро собраться с мыслями и отвечала:

   - Вот что! Это очень понятно. Вдовья жизнь, ты знаешь, беззащитная; я говорю с тобою откровенно, потому что твой почтенный вид внушает доверие. Я не скрыла от многих, что, если бы нашелся жених, такой, какого бы я желала, я почла бы себя вполне счастливою. Андрей был знаком с мужем, после смерти его стал навещать меня прилежно; люди знают мои правила и заговорили

   - Аспазия! Ты простила меня!- с этим восклицанием вбежал в палату Палеолог, с непокрытой головой и вообще с признаками некоторого расстройства. Видно было, что он уже успел пообедать. Зоя имела повод испугаться такого неожиданного нашествия и спряталась за Никитина Палеолог, наткнувшись на него, отступил шага на два, посмотрел на гостя и расхохотался...

   - Уж и ты не жених ли? - сказал он со смехом, небрежно бросаясь на софу - А кто сватает?

   - Твоя милость, верно, забыл нашу встречу у кремлевских соборов?

   - Да, да! Ну садись, рассказывай!

   - Рассказ мой короток Был я в Царьграде, видел...

   - Остальное я знаю. Видел Мануила, дорогого братца, холопствует Магомету и десяти тысячам жен его...

   - Нет, он живет тихо и скромно на своем подворье! Султан осыпает его благодеяньями

   - Благодетель! Нечего сказать! Назови лучше вор, который подает милостыню из той же кисы, которую украл у того же нищего.. Мануил не гнушается этою милостыней, я его знаю: он сам себя называл человеком точным и добропорядочным Скряга!

   - Однако же он через мои руки посылает эту грамоту и этот ларец..

   - Грамоту после прочтем, а ларец.. Покажи. Вот это дело! Вот это на брата похоже: камни, жемчуг, золото Вот это так, пригодится для нас с Аспазией...

   - Ты правду сказал, Андрей,- сказала Зоя_; выхватив ящик из рук Палеолога - Пригодится, будет служить закладом, пока ты не уплатишь мне долга по записям Прощай!

   - Зоя! Ты смеешь!

   Но Зои уже не было, дверь отворилась и захлопнулась, вместо Зои Андрей силился схватить ее живописное изображение, с насмешливой улыбкой глядевшее на него с дверей

   - Зоя! Отвори! Я выломаю двери!

   - Не трудись! - отвечала она со смехом - Я уже послала за моими слугами Пришли деньги, я отдам клейноды а пока прощай и уволь меня от твоих посещений. Почтенный гость расскажет тебе, какие слухи ходят по Москве...

   - Какие слухи?

   - Я исполнил поручение Мануила; не думал, что оно кончится так неприятно... Теперь я должен исполнить тягостное поручение Патрикеева...

   - Что? Не хотят платить жалованья? Хотят даром у меня выманить наследство Греческой империи?..

   - Напротив того. Патрикеев поручил передать твоей милости, что государь изволил много смеяться твоей грамоте, в которой ты предлагал уступить право на восточную империю за две тысячи пудов серебра.

   - Смеяться!

   - Патрикеев наказал сказать, что если Бог поможет выгнать турок из Царьграда, так у государя на тот престол все права есть и по единой вере, и по супруге... Что права те уже в великокняжеском гербе означены; а если покупать за деньги, так никакой казны не станет, потому что права те надо скупать у всех Палеологов, а их больно много.

   - Врет Патрикеев; я старший сын Фомы, старший племянник императора Константина! Я один наследник! А если не хотят, так жалеть будут, потому что я продам мое право Фердинанду испанскому; сами будут жалеть, что империя достанется латинцам! Я не виноват: меня принудили; довели до разорения, не платят жалованья...

   - И об этом Патрикеев просил сказать, что жалованье твоей милости выплачено вперед до конца года, а теперь еще июль месяц; что до первого сентября ничего не дадут; а если ты захочешь из Москвы уехать прогуляться, то на подъем дадут тысячу рублей и казенные подводы...

   - Выживают! Не любо, что я этим золотым холопам, что у них боярами зовут, не кланяюсь? Скажи им, пускай дают деньги, завтра же уеду...

   - Деньги-то отдадут приставу, который тебя, для почета, провожать будет...

   - Не хочу никаких почестей, презираю этим нарядным величием; я философ, смеюсь над суетою; независимость и любовь моей Аспазии - вот чего я добиваюсь на этом свете...

   - И об этом толковали бояре...

   - А им какое дело?

   - Не знаю; только рассуждали о том, что тебе на Зое жениться нельзя...

   - Ого! Что же? Уж не бояре ли мне запретят? Так поди же и скажи этим боярам, что я их завтра же прошу на свадьбу сюда в дом Меотаки, в дом моей невесты, а завтра жены.

   - Твоя милость шутит...

   - Холоп! Ты слушай, что тебе велят! Слышишь ли, завтра, как Бог свят, как люблю дочь мою Марию, загнанную, сосланную в ненавистную Литву с ее знаменитым мужем теми же подлыми боярами, клянусь Христом и Пречистою Матерью - завтра я женюсь на моей Аспазии, а вы себе толкуйте и рассуждайте, сколько вам угодно. Аминь!

   - Ради самого Бога, вспомни, Андрей Фомич, что этим браком ты раздражишь и так уже гневного Иоанна...

   - Да он-то мне что? Я ему благодетель, что позволил татарскому даннику жениться на моей Сестре, племяннице императора; я его осчастливил и возвеличил, а он из благодарности велел от щедрот своих выдавать мне на харчи по полтине в сутки! Царское содержание! А сам-то любит блеск и пышность. Ты у него не обедал. Последний раз за трапезой больше трех сотен было; все ели с серебряных, а многие с золотых блюд; вино пили из таких тяжелых стоп, что если бы одну продать Хаиму Мовше, то месяц можно прожить. Знаю, что все это он награбил в чужих городах. Мало своей казны, так он казну новгородских богачей и разных больших и малых князей к своей приписал... Так не трудно разбогатеть; да что я? Он был рад от меня избавиться: родство для него паутина, знай сметает. Деспота верейского, деспота тверского, близких родных, смёл; ты не слышал, что поговаривают про родных его братьев Андрея и Бориса? Говорят, и на них острит зубы... Так чего мне ожидать от великих щедрот Ивановых?

   - Но государыня Софья Фоминишна?

   - Сестра? Было время - она вела себя как следовало и нас в обиду не давала... С тех пор как сын его женился, как эта чернявка стала ногой в теремах Иоанновых, все пошло навыворот; вот четвертый год исходит; ни подарка не пожаловал ни супруге, ни мне, а невестку то и дело одаривает, даже сестриными вещами... Теперь у него советники - Елена, Патрикеев, Ряполовский, Ощера, Мамон... Все хороши! Видно, что ты, брат, с нового света приехал. Ты ничего не знаешь про московские тайные дела...

   Палеолог подошел очень близко к Никитину и сказал тихо:

   - Старик! Не верь Патрикееву! У него злое сердце; кто не хочет быть орудием его подлой воли - тот ему враг... Ты, сколько вижу, старик добрый, да на Москве новый! Тут теперь такой содом, что беда; давно бы уехал, да проклятый долг меня мучил и связывал, и денег не было. Благо, что за ум взялся. Конечно! Женюсь-и уеду... Вижу, что ты хочешь спорить. Не трать слов по-пустому. Я решился...

   В это мгновение дверь с портретом отворилась. Вошла Зоя и с нею несколько греков и гречанок; Андрей знал их всех; не раз уже эти люди угощали его по неделе и более; Андрей посмотрел на них с досадой и сказал:

   - Напрасная предосторожность, Зоя! Ты, верно, слышала наш разговор и не поверила истине слов моих. Ошиблась, Зоя! При всех прошу руки твоей! Будь моей женой! Не требую ответа, вот мое кольцо; поменяемся и поцелуемся...

   Греки и гречанки раскричались от удивления и зависти, но Зоя, бледная, дрожа, сняла кольцо, подала Андрею; холодными устами коснулась горящих губ его и лишилась чувств...

   - Дадим покой моей прекрасной невесте! Она не ожидала такого счастия, пусть успокоится, а мы пойдем.

   Андрей вышел из дома Меотаки вместе с Никитиным; июльское солнце пышно пылало на закате, вечер дышал упоительной прохладой; все было тихо на улице, только у академической ограды переминались с ноги на ногу дорогие кони да раздавалось храпение слуг, почивавших у забора. Андрей шел рассеянно; казалось, он весь был занят своей женитьбой. Никитин хотел проститься, но первое слово приветствия как будто разбудило Палеолога...

   - Куда? - спросил он сухо.- Верно, к Патрикееву!..

   - К таким большим боярам без зову не ходят. Он наказал мне быть к нему послезавтра, после обедни...

   - И ты исполнишь?

   - Не могу ослушаться приказа...

   - Что же ты будешь делать теперь?

   - Поеду домой, запишу все