Антропов Роман Лукич - Герцогиня и "конюх"

у тебя?..

   - Что ты, Эрнст?.. - недоумевающе спросила она.

   - Я спрашиваю тебя, кто это стонет так ужасно рядом с твоей спальней?

   - Ветер в печах! - раздраженно вырвалось у Анны Иоанновны. - О, скоро ли я вырвусь из этого постылого замка!

   Но вдруг она вспомнила о Клюгенау и поспешила пойти к ней.

   Несчастная жертва Бирона находилась в полуагонии. Она судорожно схватилась за одеяло, стараясь приподняться, но не могла. Силы совсем покидали ее.

   - Вам худо, милая Эльза?.. - резко спросила Анна Иоанновна.

   - Я умираю... Нельзя ли... послать за пастором...

   Одевшийся Бирон стоял сзади "своей Анны". Вдруг потухающий взор Клюгенау остановился на "конюхе", и непередаваемый ужас, страх отвращения исказили ее лицо. Она протянула руки, как бы желая защититься от этого человека, захрипела и... вытянулась.

  

  

   За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.

   - С чего это они так нос задирают? - провожал их шепот.

   Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.

   - Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, - заговорил он. - Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил...

   - Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, - среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.

   Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы:

   - Какое завещание? Откуда завещание? С чего он в голову взял это?

   Собрание членов Верховного тайного совета заволновалось.

   Один только князь Дмитрий Голицын оставался спокоен. Зная, что на его стороне значительное большинство голосов, он был готов к каким угодно "выпадам".

   - Господа члены Верховного тайного совета! - начал он, окидывая насмешливым взглядом фигуру Ивана Долгорукого. - Тотчас по кончине в Бозе почивающего императора я в частной беседе со многими вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича... Теперь я понял, почему это делалось.

   - И почему? - рванулся князь Иван Долгорукий.

   - А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, - ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: - Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?

   - А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? - вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.

   - Эй, попридержите язык, князь Алексей! - крикнул князь Голицын. - За такие слова ответ тебе держать придется! - Он снова обратился к собранию: - Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?

   - А это зачем? К чему? - послышались голоса.

   - А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.

   Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.

   С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.

   - Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? - спросил последний.

   - Да! - твердо ответил Иван Долгорукий.

   - Что же в оном завещании говорится? - продолжал допрос Голицын.

   - Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, - вызывающе произнес Иван Долгорукий.

   Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.

   - Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! - хохоча выкрикнул Голицын. - Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?

   - Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. - прокатилось по собранию родовых вельмож.

   - А где же это диковинное завещание? - продолжал "пытать" Голицын.

   - Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! - сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. - Вот слушайте, что в нем написано! - важно произнес Долгорукий и стал читать содержание "завещания".

   По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово "аминь" было покрыто уже громовым раскатом хохота.

   - Ох, уморил! Ох, распотешил! - схватились за животы Голицын и его присные, да и другие не отставали. - Аминь? Так и сказано в тестаменте: аминь?

   Долгорукий стоял, словно бык, оглушенный ударом, и бессмысленно поводил по собранию глазами, налитыми кровью.

   - Что это? Чему смеетесь? - хрипло спросил он.

   - Ох, князь, ох! Ишь что выдумал! Сочинил да еще "аминь" ввернул!-продолжал издеваться Голицын. - С сей оказии следовало бы тебя, князь, Аминь-Долгоруким величать! Да Бог уж с тобой, не будем ссориться!.. А только ты скорее эту пакость сожги вот в этой печи...

   - И это будет очень умно, потому от этой бумажки заразиться могут многие, - впервые открыл рот доктор, молчавший до тех пор.

   - Как?! - воскликнул Долгорукий. - Царское завещание вы осмеливаетесь называть пакостью? Это - преступление! Я вас всех призываю в свидетели, что князь Дмитрий Голицын дерзновенно оскорбил священную память государя императора!..

   Голицын выпрямился.

   - А-а, так ты вот как заговорил, князь Алексей?! - крикнул он. - Ты же мне грозить удумал? Хорошо же, я выведу вас на чистую воду!.. Когда составлено завещание почившим государем?

   - Пять месяцев тому назад, если считать умеешь, - сверкнул глазами Долгорукий.

   - Пять месяцев, говоришь? Тут вот в твоем тестаменте сказано: "Понеже чувствуя себя хворым..." Когда же это пять месяцев тому назад государь хворать изволил? Или не ведомо всем нам, что до страшной болезни он был всегда - по милости Божией - здоровехонек? Что? Замолк? Э, да что тут говорить! Пусть вот лучше господин доктор поведает нам, как и откуда это завещание появилось.

   Немец-доктор встал и только что собирался открыть рот, как Алексей Долгорукий, чувствуя, что все пропало, что показания доктора, который, быть может, подглядел, подслушал, могут погубить его в глазах всех верховных вельмож, воскликнул:

   - А, вы думаете, что мне так желательно, чтобы царствовала Екатерина Долгорукая? Так вот, нате, смотрите! - и он на кусочки разорвал "завещание".

   - Надо бросить в печку!.. Там зараза сгорит!.. - под оглушительный хохот верховников закричал немец-доктор.

   Его сейчас же с миром и отпустили, "за ненадобностью".

   Вскоре после "аминь-долгоруковского действа" высокое собрание перешло к выбору преемника умершему императору.

   Голицын сильно волновался, открывая "прения" по этому вопросу. Хотя он и знал, что большинство верховников будет поддерживать его, однако понимал, что и возражений будет немало. Так оно и случилось.

   После горячей, продолжительной речи, в которой Голицын яркими красками расписывал прелесть "полегчания" способом ограничения царской власти, вскочил Татищев.

   - Не быть сему! Самодержавие должно быть ничем не ограничено! - пылко воскликнул он.

   - Стойте, стойте! Да вы наперед решите, кому корону вручить?.. - посыпались голоса.

   И вот тут большинством голосов было решено "просить Анну Иоанновну на царство", после чего стали составлять текст ограничительной грамоты.

   Волнение верховников все усиливалось.

   - Князь Дмитрий Голицын, изготовил ли ты "кондиции"?

   - Вот они, готовы.

   - Читай!

   Князь Дмитрий Голицын начал громко читать:

   - Первое: "Без согласия Верховного тайного совета не должна выходить замуж".

   - Так! Так! Правильно.

   - Второе: "Без его же согласия не могу назначать себе преемника".

   - Верно!

   - "Без согласия и разрешения совета не начинать войны, не заключать мира; войскам быть под ведением совета".

   - О, это чересчур!- побагровел Татищев.

   Князь Дмитрий Голицын невозмутимо продолжал чтение "пунктов" ограничительной грамоты:

   - "У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; государственные доходы не расходовать".- Тут вдруг Голицын встал. Он гордо выпрямился и, оглядев всех пылким, горящим взором, закончил: - "А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской". Согласны на это?

   - Согласны! - загремели голоса.

   - В таком случае мы пошлем немедля послов к нашей будущей императрице! - возбужденно воскликнул Голицын.

   И послы были снаряжены.

  

  

   В Митаве царило полное недоумение. Весть о кончине императора Петра Алексеевича поразила достопочтенных бюргеров, но все они ломали голову над вопросом: кто же теперь царствует или будет царствовать в России? Анна Иоанновна, потрясенная смертью Клюгенау, совсем впала в хандру. Несмотря на ласки Бирона, она бродила как тень по угрюмым залам Кетлеровского замка.

   - Что с тобой? - раздраженно спросил ее Бирон. - Я привез тебе корону, а ты раскисла?

   - Где она, где твоя корона? - саркастически воскликнула герцогиня.

   - Ты уж и Остерману не веришь?

   - А черт его знает!.. Может, он изменил нам!.. Как-то, завтракая с глазу на глаз со своим Бироном,

   Анна Иоанновна вдруг схватилась за сердце.

   - Что с тобой? Тебе худо? - испуганно вскочил фаворит.

   - Шаги... шаги... Это - его шаги? Да?.. Он идет! Идет!

   Анна Иоанновна вскочила со стула. Бирон побледнел.

   - Кто он? О ком вы говорите?.. Ваше высочество, это плохо, если вы еще до вступления на российский престол сойдете с ума. Тогда мне не миновать каторги...

   - Эрнст, милый, я не знаю, что со мной, но чувствую, что меня обволакивает какая-то странная, непостижимая сила! Ах смотри, он!

   - Черт возьми! Кто "он"?! - вскакивая, бешено закричал Бирон. - Вы решили и меня свести с ума?

   - Вы ошибаетесь, дорогой Бирон! Ее величество не сошли с ума. Это - я, великий магистр Джиолотти! - послышалась французская речь знакомого, таинственно чудного голоса.

   У Бирона поднялись волосы.

   - Джиолотти? - вырвался у него испуганно-радостный крик.

   Великолепная, мистически-страшная фигура великого магистра ордена "Фиолетового креста" предстала перед изумленными Анной Иоанновной и ее фаворитом.

   - Да, это - я, ваше императорское величество! - склонился пред Анной Иоанновной великий чародей, бывший факир, снял с мизинца кольцо и подал его ей, говоря по-французски: - Это кольцо герцогини должно быть переменено на кольцо императрицы. О, ваше величество!.. Там, в Венеции, я не переставал думать о вас! Та таинственная сила, которой я обладаю, сделала величайшее чудо: вы стали императрицей всероссийской.

   Анна Иоанновна, красная от радости и удовольствия, беспомощно развела руками.

   - Все кольца отдать готова я вам, - воскликнула она, - за исключением одного: кольца императрицы, потому что я сама его еще не имею! Бирон, налейте скорее вина нашему дорогому гостю.

   Джиолотти выпил залпом стакан вина.

   И вдруг, лишь только он допил его, смертельная бледность покрыла его лицо. Он вскочил словно ужаленный и крикнул:

   - Долой, долой все это!

   Анна Иоанновна и Бирон тоже вскочили, испуганные.

   - Что с вами? - спросил Бирон.

   - Скорее в зал! Скорее! - Джиолотти первый бросился в тронный зал.

   Анна Иоанновна совсем растерялась.

   - А что там, в зале? - спросила она.

   - Вы увидите то, что произойдет сейчас, - нервно воскликнул Джиолотти.

   Анна Иоанновна робко, несмело, еле передвигая ноги, вошла в тронный зал старых Кетлеров, где царила тьма, так как темно-малиновые занавески на окнах были спущены и не пропускали ни одного луча света.

   - Смотрите, ваше величество! - приказал Джиолотти.

   - Куда? Я ничего не вижу.

   И вдруг слабый, нежный свет озарил зал. Бирон забылся до того, что при Джиолотти громко закричал:

   - Смотрите, Анна, на трон! На трон смотрите!

   Весь трон был ярко освещен. На том месте, где находилась курляндская герцогская корона, теперь сверкала, переливаясь радужными огнями, российская императорская корона.

   Волшебное видение продолжалось несколько секунд, потом мало-помалу огни потухли, и зал снова погрузился в тьму.

   - Это поразительно! - воскликнул Бирон. - Но вот что скажите, дорогой синьор Джиолотти: скоро ли явится к ее величеству депутация от членов Верховного совета?

   И он зажег восковой спячкой одну из свечей в канделябре.

   - Да, да, мне так хотелось бы узнать это! - вырвалось у Анны Иоанновны.

   Джиолотти поклонился и промолвил:

   - Это вы увидите сейчас, я покажу вам на стене приближение послов, а пока я должен заняться другим: я должен спасти вашу жизнь, Бирон!..

   Бирон отшатнулся и воскликнул:

   - Как: спасти мою жизнь? Что вы говорите?..

   - Да, да, вам угрожает смертельная опасность, - продолжал великий магистр. - На вас готовится покушение. О, как дьявольски хитро задумано оно!

   Бирон, отличавшийся нахальством, а еще больше - трусостью, схватил великого чародея за руку и крикнул:

   - Джиолотти, во имя Бога, вы должны спасти меня! Помните, что моя жизнь нужна России и что императрица Анна Иоанновна щедро наградит вас!

   - Да, да! - пылко воскликнула Анна Иоанновна. - Десятки миллионов будут в вашем распоряжении, если вы спасете жизнь моего верного друга.

   У "конюха" промелькнула мысль:

   "А что, если он просто запугивает меня для того, чтобы побольше содрать?"

   - Кто же собирается посягнуть на мою жизнь? - приободрившись, задал он вопрос Джиолотти.

   Великий магистр повернулся к Анне Иоанновне и тихо произнес:

   - Человек, который собирается сделаться очень близким для вас существом.

   - Что? Кто же он? Неужели?.. - И Анна Иоанновна запнулась, страшась произнести это имя.

   - Вы угадали, ваше величество, - сказал Джиолотти. - Этот человек - Мориц Саксонский.

   - Ах он негодяй! - загремел Бирон, забывая все правила приличия. - Но где доказательства? Этот "выскочка" осмеливается посягать на меня, на Бирона! Да знает ли он...

   Джиолотти, насмешливо поглядев на фаворита, возразил:

   - Ну, какой же он "выскочка", дорогой Бирон! Он - царской крови. Да вы не волнуйтесь: я спасу вас...

   Единственная свечка, зажженная Бироном, потухла. Мрак снова окутал зал.

   - Умоляю тебя, Создатель Мира, яви нам великое чудо видеть!.. - начал по-латыни сильнейшее заклинание жрецов Изиды Джиолотти.

   На стене появились искры. Секунда - и стена осветилась фиолетовым светом. На этом фоне сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее стала вырисовываться фигура.

   - Мориц! - не выдержав, крикнула Анна.

   Перед таинственным "видением" - Морицем Саксонским - стоял, подобострастно склонившись, небольшого роете худощавый человек. Он держал в руке маленькую восковую фигурку лошади и что-то вкалывал ей в правую ногу.

   - Господи, что делает с бедным животным этот негодяй? - воскликнул Бирон.

   Видение исчезло.

   - С разрешения вашего величества, я попросил бы вас в столовую. После такого напряжения я всегда имею привычку выпить стакан доброго вина, - уклончиво ответил: Джиолотти.

   - А вот насчет посольства, дорогой синьор... - начала было Анна Иоанновна.

   Но чародей сухо перебил ее:

   - Дайте же мне возможность отдохнуть!

   В столовой Джиолотти действительно выпил стакан красного вина. Легкий румянец заиграл на его побледневших щеках. Как ни в чем не бывало, словно то, что он сделал, являлось простым фокусом, великий магистр принялся непринужденно болтать, рассказывая обо всем, что произошло в это время в России, с такими подробностями, словно он был непосредственным очевидцем.

   - Откуда вы все это знаете, синьор Джиолотти? - дивилась Анна Иоанновна.

   - Да ведь я же все время был здесь, у вас, в России.

   - Как тате?! - привскочил Бирон. - Ведь я писал вам в Рим и в Венецию!

   - Совершенно верно: вы писали, но не мне, а моему двойнику.

   - Какому двойнику?! - прохрипел Бирон. - Разве есть еще какой-нибудь второй Джиолотти?

   - Нет, другого нет...

   - Вы... вы издеваетесь надо мной? - крикнул Бирон.

   - И не думаю.

   - Так какого же черта вы говорите, что я писал вашему двойнику?

   - Я и настаиваю на этом, - спокойно ответил Джиолотти.

   Герцогиня глупо хлопала своими маловыразительными глазами. Она ровно ничего не понимала, но только чувствовала, что ее Эрнст сердится.

   - Я вас спрашиваю в последний раз: кому я писал письма?.. - встал Бирон.

   - Мне!..

   - Так как же вы говорите, что вы все время находились в России?

   У Бирона на губах проступила пена того дикого, необузданного гнева, который впоследствии заставлял трепетать почти всю Россию.

   - У вас очень короткая память, дорогой Бирон! - насмешливо произнес Джиолотти. - Кажется, я вам уже пояснил, что такое раздвоение личности. Я во всякую минуту могу одновременно находиться в различных местах. Все это время Джиолотти-молекулы были там - ив Риме, и в Венеции, но флюид-Джиолотти не покидал вашей необъятной империи.

   В дверь столовой кто-то почтительно-робко постучался.

   - Войдите! - по-немецки крикнул Бирон.

   - Ах, ваше сиятельство, какое несчастье! - воскликнул любимый конюшенный "конюха".

   - Что такое? - спросил Бирон.

   - Эрнестина, ваша любимая лошадь, бьется, как иступленная...

   - Почему? - вспыхнул фаворит.

   - Ее подковал мастер... Не знаю, что произошло с ней, но только она хрипит, дрожит...

   - Кто подковывал? Франц?

   - Нет, ваше сиятельство... Может быть, кто-либо из его помощников.

   - Ступай! Я сейчас приду. - Бирон засуетился и обратился к Джиолотти: - Хотите посмотреть мою конюшню?

   Великий магистр, выпрямившись во весь рост, сказал:

   - С одним условием, Бирон.

   - С каким?..

   - Если туда пойдет и ее величество, а теперь уже ее императорское величество. Она так любит лошадей...

   Анна Иоанновна согласилась, и они отправились втроем.

   В великолепной конюшне, этом излюбленном детище Бирона, было сухо, чисто, светло. Превосходная лошадь билась в судорогах. Она особенно дрыгала правой ногой.

   - Моя милая Эрнестина! Что с тобой, моя прелесть? - произнес Бирон и хотел было подойти к лошади.

   Но дорогу ему загородил Джиолотти.

   - Оставьте! Ни шагу далее, Бирон! - властно произнес он.

   - Это почему же? - вспыхнул фаворит.

   - Потому что здесь ваша смерть...

   - Где? - вздрогнул и затрясся Бирон.

   Джиолотти тихо шепнул ему:

   - А видение на стене забыли?

   В эту минуту в конюшню вошел старик Франц.

   - Какого дьявола ты послал ковать Эрнестину, старый мошенник? - грубо, как настоящий конюх, заорал Бирон.

   Старый Франц побледнел не столько от страха, сколько от обиды и дрожащим голосом сказал:

   - Это мой новый помощник, ваше сиятельство... Он уже подковал не одну лошадь... Я оставался доволен его работой, и так как мне нездоровится, то я и поручил ему Эрнестину.

   - Он давно поступил к вам помощником? - спросил Джиолотти.

   - Нет, недавно, около двух недель назад, - пробормотал Франц, с испугом глядя на бившуюся лошадь. Он подошел, нежно и ласково посвистывая, к лошади и наклонился над ее правой задней ногой. - Ну, ну, не надо, моя хорошая Эрнестина!.. Постой... постой! Я посмотрю, что наделал с тобой этот глупый осел...

   И тут, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово или вскрикнуть, произошло нечто страшное: Эрнестина изо всей силы лягнула старого Франца. Ужасный удар пришелся в голову, и последняя вмиг обратилась в бесформенную кровавую массу. Смерть кучера была моментальна.

   Анне Иоанновне сделалось дурно, так что Джиолотти должен был поддержать ее, иначе она упала бы.

   - Боже мой, что же это такое?.. - воскликнул Бирон.

   - Вот что предстояло вам, дорогой Бирон, - ответил чародей. - Не правда ли, как хитро было придумано?

   - Да объясните все толком!

   - Тот человек, который поступил помощником к несчастному Францу, - не кто иной, как подосланный убийца. Зная вашу безумную любовь к лошадям, ваши враги и решили сыграть на этом.

   - Но что же они сделали с моей бедной Эрнестиной?

   - Негодяй впрыснул ей под кожу яд, обладающий свойством вызывать сильнейшие судороги. Часа через полтора лошадь падет, так что вы, Бирон, лучше пристрелите ее, прекратите ее страдания. Ну-с, так план был таков. Ваша любимая лошадь заболевает. Конечно, вы поинтересуетесь посмотреть, что с ней. Она страшно дрыгает правой ногой. Вы заинтересуетесь и, забыв осторожность, наклонитесь. Этого довольно. Бешеным ударом отравленное животное снесет вам голову, что и случилось с бедным стариком.

   - Черт возьми, какие негодяи! - загремел Бирон. - Эй, вы все, псы и негодяи, оцепить весь замок! Искать повсюду проклятого убийцу!

   - Вы спасли жизнь моему верному другу, синьор Джиолотти. Как мне благодарить вас! - воскликнула Анна Иоанновна.

   - Да, да, вы спасли мне жизнь! Я никогда не забуду этого,- горячо произнес и Бирон.

  

  

   Когда вернулись в замок, Анна Иоанновна, несмотря на пережитое волнение, снова обратилась к Джиолотти с просьбой "погадать" о том, когда произойдет долгожданное событие - приезд послов.

   - Сегодня, - ответил тот.

   - Матушки! Да неужели? Вот радость! - чисто по-русски, по-бабьи воскликнула, герцогиня. - А может, не приедут?

   - Будьте уверены, ваше высочество, приедут сегодня, и очень скоро.

   По случаю праздника и прекрасной, мягкой погоды почти все жители Митавы находились на улицах и площадях. Часть достопочтенных горожан и горожанок разъезжала в собственных "выездах", другие прогуливались пешком.

   И вдруг в разгар этого уличного движения Появились две быстро мчащиеся повозки, запряженные по шести лошадей каждая. В повозках виднелись важные, надменные фигуры, очевидно "бояр" (в Митаве всех русских вельмож-сановников называли боярами). Обе повозки были окружены верховыми солдатами в блестящей форме-

   Митавцы рты разинули и стали гадать, что бы должно означать столь неожиданное появление русских "бояр", солдат - словом, этого диковинного поезда.

   - В замок едут! К герцогине! - слышались возгласы в толпе. - С какими такими вестями?

   А кортеж все ближе и ближе подъезжал к старому замку Кетлеров.

   С сильно бьющимся сердцем, почти дрожа от волнения, стояла Анна Иоанновна у окна зала. Одета она была в парадное платье и в мантию, подбитую горностаем; на голове сверкала герцогская корона.

   Бирон, в парадном мундире обер-камергера, стоял позади Анны Иоанновны. Его лицо подергивалось судорогами волнения и было бледно.

   - Они уже въехали, Эрнст! Смотри, смотри! - волновалась герцогиня.

   - Я вижу, ваше высочество... Вот первым вылезает из повозки князь Дмитрий Голицын, а вот и его брат... Господи Боже!.. И сам Алексей Долгорукий?! Когда же они спелись?..

   - Их надо встретить, Эрнст?

   - Разумеется. Я встречу их на первых ступенях лестницы. Не волнуйтесь, Анна, вы должны быть невозмутимо покойны и величественны.

   Джиолотти, который находился тут же, подошел к Анне Иоанновне и, подав ей маленькую золотую рюмку, сказал:

   - Вы очень взволнованны, ваше высочество. Выпейте это - я вы почувствуете себя великолепно.

   Анна Иоанновна благодарно взглянула на него и выпила содержимое рюмки.

   С низким придворным поклоном встретил "конюх" послов.

   - Ее высочество, увидев приближение столь высоких и почетных гостей, поручила мне скорее встретить вас, ваши сиятельства, - вкрадчиво произнес Бирон.

   - А-а, господин обер-камергер Бирон! - громко произнес Дмитрий Голицын. - Весьма рады видеть вас, а ее высочество благодарим за почетный прием.

   Все трое обменялись с тайным другом герцогини рукопожатиями.

   - В добром ли здравии изволит пребывать ее высочество? - осведомился князь Алексей Долгорукий.

   - По милости всемогущего Бога ее высочество вполне здорова, - ответил Бирон.

   - Прежде чем нам предстать перед ее высочеством, любезный господин Бирон, нам оправиться бы надо, - произнесли князья Голицыны.

   - Прошу вас, ваши сиятельства, следовать за мной! - вновь низко поклонился Бирон.

   Он великолепно играл роль робкого, покорливого слуги своей повелительницы. Дерзкий, надменный фаворит сразу стушевался в нем.

   Это, по-видимому, произвело отличное впечатление на спесивых вельмож-верховников, которые в эти смутные дни являлись фактическими хозяевами - правителями России.

   "Послам" было отведено помещение старого курляндского герцога, и здесь они могли оправиться после дороги, облачиться в парадные туалеты. Заботливость и предупредительность Бирона простерлись до того, что в охотничьем кабинете был заранее приготовлен стол, уставленный лучшими винами и прихотливыми яствами.

   - Не угодно ли, ваши сиятельства, подкрепиться после длинной, утомительной дороги? - предложил Бирон.

   Он знал слабость младшего Голицына и Алексея Долгорукого к вину.

   - Что ж, можно, - ответили они.- Вы очень обязательный человек, господин Бирон. Мы постараемся отплатить вам за ваше митавское гостеприимство. Ах, если бы вы только знали, с каким делом пожаловали мы сюда!

   "О, ослы, ослы! Вы мне отплатите! Нет, вы вот поглядите, как я вам отплачу!" - пронеслась в голове Бирона злобно-торжествующая мысль.

   Прошло несколько времени.

   - Ваше высочество и ваша светлость! - звучно произнес Бирон, распахивая дверь в тронный кетлеровский зал. - Имею высокое счастье оповестить вас о прибытии высоких и славных членов Верховного тайного совета: князя Долгорукого и князей Голицыных.

   Первым за Бироном стоял Алексей Долгорукий, чуть-чуть позади - оба брата Голицыны. Анна Иоанновна сидела на своем скромном герцогском троне.

   - Я более чем рада видеть вас, господа князья!.. - важно произнесла она.

   Все трое подошли к "захудалому" трону и, приветствуя герцогиню, поцеловали ее пухлую руку.

   - Находитесь ли вы, ваше высочество, в добром здравии? - произнес Дмитрий Голицын. - Едучи сюда, мы все время молили Господа Бога об этом.

   - Спасибо, князь Дмитрий, я здорова. А ежели бы и была больна, какая кому от того печаль могла приключиться?

   - Упаси Боже! Ваша жизнь, ваше высочество, драгоценна для России!.. - торжественно сказал Долгорукий.

   - Моя жизнь драгоценна для России? - усмехнулась Анна Иоанновна. - Это давно ли? С каких пор? И что такое я, забытая племянница великого государя, сосланная: сюда, в чухонскую Митаву?

   - Ваше высочество! - выступил князь Дмитрий Голицын. - То, что вы изволили произнести, есть сущая правда. Негоже было так бессердечно поступать с племянницей великого императора. Ведомо нам все, что претерпели вы в эти семнадцать лет заточения в Митаве. Но наша ль в том вина? Разве мы являлись распорядителями судеб империи? Что мы могли поделать, когда и видели неправду? Не корите же нас за это, ваше высочество!

   - Справедливо сказал брат, - промолвил другой Голицын.

   - Верно!.. - вздохнул князь Долгорукий.

   - А теперь мы обязаны сообщить вам: император Петр Второй Алексеевич скончался. Ведомо вам сие?

   - Ведомо.

   - А ведомо ли вам, что у нас нет пока нового императора?

   - И это ведомо, - твердо произнесла Анна Иоанновна.

   - Мы, ваше высочество, явились к вам по поручению членов Верховного тайного совета, - начал опять Дмитрий Голицын. - После кончины его величества возник вопрос: кому следует наследовать корону российскую. И вот тогда я первый подал свой голос за вас. Правду я говорю? - обернулся Голицын к брату и Долгорукому.

   - Правда... Твое это дело, князь Дмитрий, - ответили оба.

   - Вы видите, ваше высочество, что я ни на минуту не забывал о той, которая томится в Митаве, о племяннице великого государя.

   - Спасибо! - вырвалось у герцогини. Князь Голицын продолжал:

   - Одному Богу известно, сколь трудно мне и тем, которые разделяли мои взгляды, отстаивать царский престол для вас. Но я это "делал. Если вам угодно, вы с сегодняшнего дня - императрица всероссийская. Мы привезли вам корону.

   - Мне?! - воскликнула Анна Иоанновна. Она хотела что-то сказать еще, но не могла уже: сильное напряжение нервов разрешилось истерикой.

   Произошла паника. Все бросились помогать будущей императрице.

   Фрейлина Менгден совсем растерялась.

   Но вдруг случилось чудо: сразу, моментально, Анна Иоанновна выпрямилась во весь рост и с совершенно спокойной улыбкой обратилась к послам:

   - Это так... пустяки... худо со мной сделалось... Так вы корону мне привезли?

   - Да, ваше высочество, - низко склонился Голицын. - Один росчерк пера - и вы - императрица.

   - А что же я должна подписать? - как-то особенно экзальтированно спросила герцогиня.

   - Вот эту бумагу! Угодно вашему высочеству выслушать содержание ее? Мы предупреждаем вас, ваше высочество, что это - воля народа.

   Анна Иоанновна молча согласилась на прочтение и, когда чтение ограничительной грамоты окончилось, тотчас же подписала ее.

  

  

   Тепло, торжественно, со звоном колоколов всех сорока сороков, встретила первопрестольная Анну Иоанновну.

   Хотя народу избрание ее на царство и казалось каким-то диковинным, чудным, непонятным - кто знал о ней, захудалой герцогине Курляндской? - тем не менее народ радовался, что появилась царская власть, а не власть одних верховников.

   Долгорукие поселились около покоев Анны Иоанновны и никого не пускали к ней без себя.

   Для бывшей герцогини Курляндской получилось заточение еще более тягостное, чем митавское.

   Бирон отправился к Остерману. Великий дипломат заканчивал беседу, по-видимому, весьма важную, с князем Черкасским, который бывал у него почти ежедневно. Этот князь Черкасский, представитель "шляхетства" дворянства, страшный богач, но человек в высокой степени ограниченный, сыграл известную роль в уничтожении замыслов верховников об ограничении царской власти.

   - Подождите, Эрнст Иванович, я сейчас к вашим услугам, - бросил Остерман Вирону.- Итак, князь, вы не струсите?

   - Что вы! Что вы! Конечно, нет...

   - Приезжайте ко мне вечерком. Надо будет о многом еще договориться, - окончил беседу Остерман.

   Черкасский уехал, едва взглянув на Бирона и надменно кивнув ему головой. Впоследствии этот надменный кивок дорого обошелся князю.

   - Я сейчас хочу проехать к Анне Иоанновне, Бирон,- сказал Остерман.

   - Я не видел ее вот уже несколько дней, - угрюмо произнес Бирон.

   - Вы же не уверите меня, дорогой Эрнст Иванович, что это чересчур огорчает ваше сердце? - тихо рассмеялся Остерман. - А просто вас разбирает бешенство, что около нее теперь находитесь не вы, а эти пьяные звери. Верно?

   - Да! - резко ответил Бирон.

   - Ничего не поделаешь, Бирон, надо потерпеть. Пусть все думают, что фаворит герцогини, когда она сделалась императрицей, получил чистую отставку.

   Бирон хрипло рассмеялся.

   - Нам надо вести нашу игру очень тонко! - произнес Остерман. - Если мы хотим опираться на дворянство и на войско, чтобы уничтожить ограничительную грамоту да и весь этот Верховный тайный совет, то необходимо, чтобы ни дворянство, ни войско, ни духовенство не боялись особенно нас, немцев. Ато они будут так рассуждать: "Освободим мы государыню от властных князей-вельмож, ан, глядишь, в лапы к немцам попадем! А лучше ли от того будет? Те все же - наши, русские, свои, а эти немцы - басурмане!" Понимаете, Бирон?

   "Конюх" молча кивнул головой.

   - Вы в особенности должны стушеваться, - продолжал Остерман. - О той роли, которую вы играли при царевне-герцогине Анне Иоанновне, знают очень многие.

  

  

   Всякий раз, когда Остерман появлялся во дворце, лица князей Долгоруких вытягивались. Они ненавидели его, но и страшно боялись - боялись его поразительно острого ума, изворотливости, ловкости...

   - Как чувствует себя ее величество? - осведомился Остерман у Алексея Долгорукого.

   - Опочивает, кажется, - ответил тот;

   - Ну, ничего, я разбужу ее! - улыбнулся Остерман.

   Долгорукий не выдержал и спросил:

   - Скажите, наш великий оракул {Так величали Остермана при дворе}, о чем это вы столь продолжительно беседуете с императрицей?

   - А вас почему это так интересует, ваше сиятельство? - насмешливо улыбнулся Остерман.

   Долгорукий смешался, но тотчас ответил:

   - Нет, я просто так полюбопытствовал.

   - Вступая на престол, Анна Иоанновна желает поучиться кое-какой государственно-политической мудрости, - продолжал Остерман. - Зная меня, как опытного в сих делах дипломата, она и выразила требование, дабы я обучал ее... - Гм... - ухмыльнулся в бороду Долгорукий. - Особенно чего же ей стараться? Делами государственными не одна она, чай, будет ведать.

   Остерман шепнул на ухо Долгорукому:

   - Да она и совсем не будет ведать ни о чем, князь Алексей. Разве мы не связали ее по рукам и по ногам?

   Лицо Долгорукого просветлело.

   - Значит, вы в нашей партии? - воскликнул он.

   - А то в чьей же? Разве я - не член Верховного тайного совета? Или вы исключили меня оттуда?..

   Тут Долгорукий крепко пожал руку великого дипломата и произнес:

   - В таком случае надо действовать заодно. Ведомо ли вам, великий оракул, что по Москве ходят по рукам подметные письма?

   - Ведомо!.. - спокойно ответил Остерман.

   - А что писано там, знаете?

   Остерман вместо ответа вынул листок бумаги и, протянув его Долгорукому, спросил:

   - Одно из этих, князь Алексей?

   Долгорукий обомлел. Он несколько секунд молчал, а потом тревожно воскликнул:

   - И вы, Остерман, столь спокойно относитесь ко всему этому?

   - Я никогда не волнуюсь и не теряю головы. Опасность велика, я знаю это. Но ведь мы на