Равита Францишек - На красном дворе

садника доехали до Берестова и уже стучались в ворота хором Вышаты. Издали долетел какой-то шум, похожий на звяканье оружия, топот копыт, ржание лошадей и вой собак. Оба прислушались. Тут открылись ворота, и они въехали во двор. Едва отроки успели принять у них лошадей, как на рундуке показался Вышата.

   - Бью челом, боярин тысяцкий!

   Вышата любезно приветствовал прибывших.

   - Милости прошу, не побрезгуйте моим хлебом-солью!

   Все трое на минуту остановились на рундуке.

   - Отчего это у тебя, боярин, так шумно в Берестове? - спросил Славоша, невольно прислушиваясь к шуму, доносившемуся до них издали.

   - Да у нас всегда весело, - отвечал, сдерживая гнев, Вышата. - Наши гости из Красного двора отправляются на охоту.

   - На охоту? Ну, пусть их едут на здоровье... желаю им весело охотиться, - злобно усмехнулся Славоша.

   Все вошли в гридницу.

   В это время по лесной дорожке, ведущей из Берестова на Предиславино и Василев, проезжал охотничий отряд короля Болеслава, направлявшегося через Дебри на Соколиный Рог. Впереди ехал король; его опережали несколько конных отроков в венгерках для проверки дороги. Рядом с ним ехал верный боевой товарищ Болех Ястржембец, а за ним длинная вереница бояр и сановников Изяслава. Среди них находился Варяжко, который зычно хохотал и рассказывал про охоты, какие устраивались в прежние времена в Дебрях при Владимире и Ярославе на волков и медведей с рогатинами. Отряд тянулся длинной вереницей, так как тропинка была очень узка. За толпой бояр следовал сокольничий с любимым кречетом короля. Кречет спокойно сидел на плече с колпачком на голове, только иногда он приподнимал свои крылья, как бы желая взлететь, но, угрожающе поклокотав, снова успокаивался. Далее двигалась целая толпа отроков, ловчих с соколами и в конце концов толпа конных псарей. Каждый из них вел на ременном смычке нескольких псов, подобранных для охоты на волков и медведей. Болеслав нарочно приказал взять с собою собак, предполагая на обратном пути поохотиться на зверей, которых в Дебрях было чрезвычайно много. Ржание коней и вой собак сливались в одну музыку и общим эхом отзывались и в Кловской долине, и на Крещатике; перелетали над мочажинами* в лозняк Лыбеди и замирали в лесу на Шулявке и Лысой горе.

   _______________

   * М о ч а ж и н а - небольшое, гладкое (без кочек) болотце.

  

   Спустившись лесною тропинкою вдоль Кловского потока, к началу Крещатой долины, отряд по широкой песчаной дороге отправился через Василев к Соколиному Рогу, находящемуся налево от долины, как бы вырастая из-под земли и возвышаясь зелеными верхушками деревьев над всеми окрестностями.

   Еще серый утренний туман покрывал вершину Рога, точно пеленою, когда весь отряд приблизился к его песчаному подножию. Сокольничий и сокольники последовали за Болеславом по узкой тропинке вместе с отрядом бояр и гостей, псари же остались внизу. Вообще-то из Красного двора был кратчайший путь к Соколиному Рогу по долине Лыбеди, вокруг Берестова, но эта дорога была чрезвычайно узка и болотиста, так что по ней почти никто не решался ездить, а тем более с таким отрядом.

   Солнце уже всходило, когда Болеслав, бояре и сокольники взобрались на вершину Соколиного Рога. Долина Лыбеди уже просыпалась. Утреннее солнце, проникнув золотистыми лучами через расстилавшийся туман, рассеяло его над зелеными мочажинами и густым лесом и осветило всю долину.

   Налево, над Лыбедью, тянулись дымящиеся утренней мглой леса, направо - туман уже рассеялся, и наверху холма можно было разглядеть толстые стены, вившиеся вокруг города, точно змеи. Они исчезали за деревьями и зеленью садов и выгибались на закруглениях дугою, как бы подставляя ее солнцу. За ними или, точнее, в их окружении, возносились высокие, золотистые купола монастырей Святой Софии, Святого Михаила, Десятинной церкви и многих других. И над этим великолепием поднимался утренний туман, рассеиваемый золотистыми лучами восходящего солнца. Вид этот невольно обращал на себя внимание, и каждый из охотников молча смотрел на эту восхитительную картину. А товарищи короля почему-то были грустны - наверно, тосковали по родине.

   Болеслав, оглядывая далекие и красивые окрестности, обратился к Болеху:

   - Не правда ли, какая прекрасная и богатая страна.

   - Да, богатая, милостивый король, - отвечал Болех, - но и наш край не хуже...

   В его словах звучало что-то вроде упрека, но Болеслав, казалось, не замечал этого.

   - Жаль только, что эти князьки грызутся между собою, как собаки, и делят каждую пядь земли, а между тем половцы рвут ее на куски.

   - Эх, милостивый король! И у нас не лучше. Здесь князьки, а у нас корольки, а защищать народ некому...

   Болех не кончил и призадумался. Какое-то невеселое настроение овладело им.

   - Но ведь ты знаешь, Болех, - заговорил король, помолчав, - что я и дома не сидел сложа руки... дрался с немцами и усмирял мадьяр.

   - Да, и на Русь пришел ты не без цели... Но мы слишком далеко от дома... пора бы вернуться.

   Болеслав задумчиво посмотрел перед собою.

   - Вернемся, вернемся, друже!.. Впрочем, кто знает, не лучше ли остаться навсегда здесь. Ведь у нас власть раскинулась во все стороны. Каждый епископ, каждый кастелян* и каждый воевода - все считают себя королями. Мы сильны, но разделены, и народ не знает, кого слушать, потому что для него каждый деревенский панок - и судья и король. Ведь ты и сам знаешь, как трудно всех этих маленьких корольков наставить на путь истины, обуздать их гордость и упрямство.

   _______________

   * К а с т е л я н - комендант укрепленного замка.

  

   Болеслав замолчал и снова задумался.

   - Пока власть и силы не соединятся в одно целое, не будет толку... Если нас не победят немцы, то съедят половцы, а если не половцы, то найдутся другие рты... Я сижу здесь не потому, чтобы только сидеть: мои мысли и сердце в родной стороне, но я должен здесь сидеть, как сидел в Венгрии и Перемышле... Должен!

   Он поднял руку и обвел ею полукруг.

   - Видишь эту страну, какие здесь богатства, какой спокойный народ и... какая сила! Если бы ее соединить с нашею и направить этот народ на бой с немцами, то какого могущества можно было бы достигнуть!

   Едва король окончил свою речь, как раздался конский топот, и Варяжко подъехал к королю.

   - Милостивый король, - крикнул он, - прикажи пускать соколов, лебеди поднимаются!

   Болеслав улыбнулся:

   - О-го!.. Господин посадник, вы, кажется, боитесь, чтобы ваши лебеди не улетели?

   И он кивнул сокольничему:

   - А ну-ка, сними колпачок с Русинка!

   Русинок был любимый сокол короля.

   Сокольничий снял колпачок, но птица неподвижно сидела на плече, затем слегка повертела головой налево и направо, как бы присматриваясь к восходящему солнцу и окрестностям, выпрямилась, раскинула крылья и в одно мгновение бросилась вверх. Сокол, как стрела, заметно уменьшался, и через какую-нибудь минуту в синеве небес виднелась только неопределенная точка, которая вскоре совсем исчезла.

   Между тем начали подниматься стаи диких уток и гусей, но сокола не было видно. Казалось, он утонул в синеве небес. Вдруг со стороны Шулявского холма послышался какой-то неопределенный крик.

   - А! Вот и лебеди сейчас поднимутся! - сказал Варяжко. - Они поднимутся, тогда и сокол найдется.

   Скоро сокольничий снова заметил над Лыбедью черную точку, которая как бы висела в небе и долгое время казалась всем неподвижною.

   - Ну, вот и сокол, - заметил Варяжко. - Видно, кого-нибудь высмотрел.

   Почти в тот же момент над ивняком Лыбеди показалась целая вереница лебедей, которые, поднявшись над водою, образовали треугольник и тяжелым летом шли по-над рекою к Соколиному Рогу.

   Охотники невольно посмотрели вверх, в направлении, где была замечена в выси черная точка, но этой точки уже не было; вместо нее как будто развивался клубок, который с быстротой молнии стремился к земле и по мере ее приближения становился толще. Это был Русинок, стрелой падавший на лебедей. Еще минута, и он уже впился когтями в спину самого сильного лебедя, летевшего во главе треугольной вереницы, и, схватив его, тут же направился к Соколиному Рогу. Лебедь жалостно кричал в когтях кречета.

   - Молодец, Русинок! - послышалось со всех сторон. - Здорово он его схватил!

   Сокол приближался к толпе охотников, кружась над Соколиным Рогом. По-видимому, он измучился, а может, почувствовал, что его жертва уже мертва, поэтому он выпустил лебедя из когтей, и лебедь упал к ногам охотников. Раздались радостные крики и шутки.

   А Русинок опускался все ниже и ниже, описывая круги все меньше, и сразу сел.

   Сокольничий уже приготовил для него кусок конского мяса, которым и попотчевал его. Русинок сидел нахохлившись, но глаза его все еще горели; наступив одной лапой на мясо, он принялся рвать его острым клювом в клочья и быстро глотать.

   Охота с соколами продолжалась, сокольники пускали других соколов поочередно, но ни один из них не нападал на жертву с такою ловкостью и отвагой, как Русинок. Охотники разъехались по всему Соколиному Рогу.

   Король обратился к Болеху:

   - Пора вернуться, поедем теперь через Дебри. По дороге мы можем поохотиться с собаками. Прикажи трубить, пусть люди собираются.

   Болех кивнул трубачу, который быстро подъехал, взял в руки большой буйволовый рог, отделанный серебром, и начал громко трубить. Звуки рога понеслись по всей окрестности, замирая лишь в ярах, глубине лесов и над Лыбедью.

   Люди стали собираться вокруг короля. Громкий говор дружинников, лай собак и ржание коней смешались в один общий гам. Отряд медленно двинулся к Дебрям.

   Болеслав, по-видимому, остался очень доволен охотою и Русинком, но Болех ехал рядом задумчивый и угрюмый и отвечал королю односложно.

   Когда они въехали в Дебри, Болеслав обратился к молчаливому товарищу:

   - Однако, лебедь, которого победил наш Русинок, был очень силен!

   - Лебедь... да... силен.

   - Долго он пел, пока тот не задушил его.

   - Ну, наши не поют так долго, - отвечал Болех, не поднимая головы, как будто про себя.

   Король взглянул на него.

   - Какие наши? - спросил он. - Мне кажется, Болех, у тебя что-то на уме... Случилось что-нибудь, чего я еще не знаю... но должен знать.

   В свою очередь и Болех посмотрел на короля.

   - Да, дело скверное! Ты сам знаешь, милостивый король, в чем оно заключается. Наши люди гибнут, точно их кто в землю зарывает... Ты знаешь, что они гибнут, и не догадываешься, от чьей руки.

   - Гибнут, - повторил король, - но ведь люди не родятся в войсках... Можно ли винить кого-нибудь, кроме случайности?

   Болех покачал головой.

   - Да, так мы все думали, и долго думали, но теперь можно утвердительно сказать, что всем этим управляет рука Изяслава.

   Болеслав даже подпрыгнул в седле.

   - Его рука! - воскликнул он. - Значит, та самая рука, которая тайно убивала своих братьев, убивает и моих воинов?

   Болех смело взглянул на короля.

   - На Руси, милостивый король, у тебя нет таких друзей, на которых ты мог бы рассчитывать... твои друзья сеют и пашут в поле... При княжеском дворе нет таких друзей, и ты никогда их не приобретешь, потому что ты там - бельмо на глазу.

   Болеслав задумался и долго молчал, рассеянно глядя вокруг.

   - Не для себя я искал друзей, но для Польши.

   - Ну, так ты знаешь, милостивый король, какие у тебя приятели, и бойся их, потому что, когда настанет час нашего возвращения домой, у нас уже не будет дружины.

   Король вскипел гневом, но смолчал.

   Уже собаки, что называется, насытились охотой; между тем всадники были так заняты своим разговором, что еле поспевали за охотниками по узкой лесной тропинке, ведшей в Кловскую долину. За ними следовал небольшой вооруженный отряд королевской стражи.

   Они уже приближались к оврагу, как вдруг Болех заметил седобородого старца, который, стоя на повороте тропинки, смотрел и как будто к чему-то прислушивался. Завидев отряд издали, он быстро повернулся и исчез в кустах орешника.

   Болех заметил, в какую сторону он скрылся, и на подходе к этому месту поехал осторожнее, с оглядкой.

   - Мне кажется, здесь мелькнула чья-то фигура, - сказал он.

   - Быть может, кто-нибудь из охотников.

   - Нет, уж если прячется - значит, не охотник.

   Они двинулись дальше, вдруг Болех остановил коня и устремил свой взгляд на орешник.

   - Эй ты, старый! - воскликнул он. - А ну-ка, покажись!

   Хотя он не видел никого, но был убежден, что там кто-то есть.

   Эхо разнесло его голос по лесу, но никто не появился.

   - Эй, малый! - крикнул Болех одному из отроков. - Ступай в кусты и посмотри, не спрятался ли там кто-то.

   Едва он успел произнести эти слова, как вдали, между деревьями, показался старик, который, подходя к ним, то и дело кланялся.

   Его подвели к королю. У старика была в руках корзинка из лозы с несколькими грибами.

   - Кто ты? - спросил Болеслав.

   - Бедный нищий, милостивый король. У меня тут избушка над Кловским потоком...

   - Что же ты здесь делаешь и зачем прячешься?

   Старик как будто удивился.

   - Прячусь?.. Зачем же мне прятаться пред твоим светлым ликом, милостивый король? Вот за этим орешником моя хата и мельница. Я только вышел на минутку собрать грибков... Да и что же мне, старому, делать? На мельнице мало работы, ну я и хожу по грибы.

   Говоря это, старик смотрел на короля и как бы что-то обдумывал.

   - Слава Богу! - продолжал он. - Я очень счастлив, что хоть раз в жизни увидел твое ясное лицо, милостивый король. Хоть ты и молод, - продолжал он с расстановкой, - а ум у тебя старческий, к тому же и железная рука.

   Болех, смотревший на старца с недоверием, прервал его:

   - Как звать тебя, старина? - спросил он.

   Старик поклонился.

   - Добрыней, батюшка, Добрыней. Все здесь знают Добрыню.

   Действительно, имя этого старика король слышал уже не раз и не два; о нем говорили все... и Болех, и все остальные в дружине.

   - Стало быть, Добрыня! - повторил король. - Какой же леший нас занес к тебе?

   На лице старца мелькнула довольная улыбка.

   - Так, видно, написано в книгах судеб, чтобы я хоть перед смертью увидел твои ясные очи.

   Болеслав улыбнулся.

   - Говорят, ты предсказываешь будущее и ведаешь, что каждого встретит в известную минуту. Значит, ты знал и о том, что встретишь меня сегодня? - прибавил он шутя.

   Добрыня не растерялся.

   - Да, знал, милостивый король, знал. Старуха мне сказала, - зачем тебе шляться по лесу, обойдемся и без грибов, но я все-таки пошел, потому - знал, что встречу тебя.

   Он замолк на минуту и затем таинственно прибавил:

   - Знал, милостивый король, не только то, что встречу тебя, но и то, что ожидает тебя.

   - А, и это знаешь, - отвечал король. - Любопытно узнать, что же ты знаешь. Ну-ка, говори, старик!

   И они медленно поехали по тропинке, ведшей, по-видимому, к избе Добрыни. Старик шел рядом с конем Болеслава.

   - Что же мне говорить, милостивый король?

   Тут он оглянулся.

   - У тебя велика дружина. Одних княжеских бояр сколько, да и Варяжко здесь. О! Этот хорошо знает, где пьют хороший мед, - прибавил он не без злости.

   - Ну, говори же, говори, старина! Мне любопытно знать, что ты скажешь, - настаивал Болеслав.

   Добрыня посмотрел вперед. Уже виднелась мельница, пруд, а за ним из-за кустов выглядывала избушка старика.

   - Ну, вот и моя усадьба, милостивый король, - сказал он, как бы желая переменить начатый разговор.

   Королевский отряд мало-помалу заполнил небольшой дворик, а длинный ряд сокольничих и псарей остановился на тропинке. Большая часть охотников осталась еще на занятых ими местах; хотя рог, протрубивший сбор, отзвучал, затерявшиеся в болотах собаки продолжали лаять и искать зверя. Охотники все еще надеялись сделать королю подарок, но, как назло, в этой местности ничего не было. Только время от времени испуганный заяц или лисица мелькали в кустах и, притаясь где-нибудь в укромном местечке, настороженно прислушивались к лаю собак. Настоящего крупного зверя не было и в помине. Очевидно, болота были пусты.

   Ничего не оставалось, как протрубить сбор второй раз... Охотники наконец начали собираться, чтоб затем отправиться на Берестово, а оттуда на Красный двор.

   - Ну, так как же, Добрыня? - спросил король перед отъездом. - Ты мне ничего не поведаешь?

   - Надо прежде поспрошать у звезд, луны и солнца, - отвечал Добрыня, кланяясь королю. - Дай срок, милостивый король, посоветоваться, и тогда я сам приду на Красный двор и все перескажу.

   - Приходи, приходи, старина! - смеясь, отвечал король. - Я угощу тебя и медом, и добрым словом.

   Добрыня продолжал кланяться.

   - Ты со всеми добр, милостивый король, ну, значит, и для меня останется твоей милости хоть малая толика.

   Отряд медленно двинулся в путь.

   В тот же день князь Изяслав приехал в Берестово к вечерне в церкви Спаса, не предупредив Вышату. Его появление было неожиданно. Но в сущности план этот был давно обдуман князем. Тысяцкий вынужден был его приветствовать как начальник. Неприятности и борьба, которую он вел с самим собою, отражались на молодом лице Вышаты. Изяслав будто не замечал его печали и по-приятельски приветствовал его. Прежде всего он спросил его о здоровье, потом о половцах и в каком положении находится его небольшой отряд стражи. Вышата отвечал.

   Князь остался доволен его ответом. Беседуя, они подошли к воротам.

   - А, это ворота твоего дома! - сказал Изяслав.

   - Это только мое жилье, а дом твой, милостивый князь!

   Князь как будто не слыхал этого.

   - Угости же меня, боярин, кубком меда, а затем мы двинемся в путь, чтобы засветло миновать Дебри.

   Вышата поклонился и пригласил князя в дом. За первой чашей последовала вторая. Изяслав с каждой минутой становился веселее и милостивее. Наконец настало время уезжать; князь поднялся...

   - Что ты, друг, не весел? Или тебя что тревожит? Видать, неприятности?

   - У кого же их нет, милостивый князь!

   Изяслав приятельски положил руку на плечо Вышаты.

   - Если б ты мне раньше сказал, то, может, я помог бы тебе давно.

   Слова эти прозвучали так, будто Изяслав обо всем знал!

   - Не смел тревожить тебя, милостивый князь, моей бедой.

   Князь похлопал Вышату по плечу.

   - Ведь все вы - мои верные друзья и помощники, и ваша печаль - моя печаль.

   Вышата молчал.

   - Я знаю обо всем и помогу тебе. Этот королек похитил у тебя девушку и держит ее на Красном дворе. Будь спокоен, Вышата, мы вырвем ее из ляшских лап. Не долго уже осталось тебе тужить по ней.

   С этими словами князь уехал. Речь князя нисколько не утешила Вышату, он-то знал - на Красном дворе дела обстоят иначе: его Люда не цепью привязана к королю, а чувством, что сильнее всяких цепей.

   Много обещали ему князь и Добрыня, но Вышата не верил этим обещаниям.

   Однако же обманывал себя и ждал, как обманывают себя люди, надеющиеся на будущее.

  

   Разговор Болеха с королем на охоте открыл Болеславу глаза. Исчезновение и убийство солдат обыкновенно приписывались случаям и самовольству. Меж тем это не было ни то, ни другое. Всем управляла рука Изяслава. Очевидно было, что он двурушничал: говорил одно, делал другое. Он угадывал намерения и цели короля, но открыто противостоять им не имел отваги, предпочитая действовать тайно. Расположение народа и киевлян к королю росло по мере строгости Изяслава. Люди потихоньку группировались около короля и неоднократно доказывали ему, что следует низвергнуть нелюбимого ими князя... К тому же и народ предпочитал видеть на великокняжеском престоле Болеслава, чем князя Изяслава. Но у короля замыслы были гораздо шире, чем он вначале предполагал: для их исполнения у него не хватало воинов, а с этой горсткой он не мог начать серьезного дела; он ожидал подкрепления.

   Именно в это время он узнал, что Изяслав разгадал его замысел и тайно ему противостоит; возникала опасность, о которой он прежде не подозревал. Следовало действовать осторожно, и, сохраняя военную дисциплину, предотвратить гибель воинов.

   Взаимная настороженность испортила их отношения. Князь с каждым днем все реже ездил на охоту с королем и очень редко приглашал его к себе на пиры.

   Изяслав был жесток с людьми, которых подозревал в измене, поэтому не только тюрьмы были переполнены узниками, но все подвалы княжеского двора, в которых содержались те, кто якобы совершил политическое преступление.

   Следовало предпринять решительные шаги. Можно было ожидать, что не сегодня, так завтра между ляхами и дружиной князя произойдет ожесточенная резня. Поэтому киевляне приготовились к защите, и хотя они не созывали вече, чтобы не возбуждать подозрения, но постоянно советовались тайно. Они хотели снова прогнать нелюбимого князя, но боялись делать это на свой собственный риск. Было мало людей и оружия, да и ту малость Изяслав то и дело у них отнимал. Киевляне рассчитывали на помощь Болеслава, припоминая его речь. Но этого было мало. Им нужно было его торжественное обещание, уверенность, что он их защитит. И они решили послать Варяжко к королю.

   Хотя Варяжко приехал на Красный двор ранним утром, там уже все было в движении. Добромира уже поднялась и, стоя у окна, молилась, крестясь на Печерскую церковь.

   Заметив въезжавшего на Красный двор всадника, она сразу узнала его. Это был Варяжко, который, сидя на коне, кланялся и махал шапкой знакомым ему воинам. Остановившись посередине двора, он сошел с коня и начал разговаривать с Болехом. Добромира ничего не сказала об этом Люде и даже не намекнула, но его ранний приезд без свиты предвещал что-то недоброе.

   Скоро Варяжко был вызван к королю.

   - Что это ты так рано приехал, посадник? - спросил король.

   Варяжко поклонился.

   - Да я, милостивый король, послом к тебе.

   Король спокойно посмотрел на него.

   - От кого?

   - Киевляне послали меня к тебе... Когда ты приезжал к нам на вече, то обещал любить наш народ и защищать его... Теперь настало время доказать свою любовь. Долее мы не можем терпеть владычества Изяслава. На него нашло безумие. Он бросается на людей и мечет громы, как окаянный. Все тюрьмы и темницы переполнены народом, но этого ему мало; каждый день новые трупы болтаются на сучьях в Дебрях.

   Болеслав обрадовался, но не выказывал этого. Посол от киевлян был приятен ему и входил в его расчеты.

   - Радуюсь, - отвечал он, - что вы вспомнили мои слова и приглашаете защитить вас. Однако дайте срок поразмыслить.

   Король не посмел высказаться откровенно и стал ссылаться на необходимость обдумать предложение Варяжко. Но тот резко отвечал:

   - Да что тут думать, милостивый король, только начни... Теперь лучшая пора, все войско у тебя в сборе... Завтра же ступай на Киев, окружи его, подожги княжеский двор и поджарь в нем Изяслава и его палачей. В случае, если его дружина станет сопротивляться, мы ударим сзади и поголовно вырежем ее... Теперь, пока все еще недовольны им, пока еще не зажили свежие раны, ты его легко победишь и сам сядешь на престол, если пожелаешь. А то посади кого другого... по своей воле...

   Болеслав внимательно слушал Варяжко и примерял его мысли к своим планам.

   - Будьте терпеливы, посадник, - уговаривал он. - К таким делам нельзя приступать необдуманно. Ведь дело не во мне, а в вас... Если вы хотите бить ваших врагов, то бейте их так, чтобы они завтра вас не побили. Теперь я не могу дать вам определенного ответа. Повремените немного, и я вас уведомлю.

   - Внуши тебе Бог, милостивый король, прислать нам добрую весточку. Князь и его дружина до того досадили нам... и на тебя вся наша надежда.

   Они еще поговорили некоторое время об общем положении Руси и поступках Изяслава. Варяжко уже хотел уйти, как вдруг что-то вспомнил и сказал:

   - Милостивый король, не погнушайся моим советом и не сердись на старого Варяжко.

   - Советом! Каким? Говори смело: кто предан мне, тот должен говорить все, что думает.

   Варяжко поклонился.

   - Не езди больше на пир к князю. Поговаривают, он готовит для тебя кровавый пир. Если ему надобно, пусть приезжает к тебе на Красный двор, но ты к нему не езди. Он окружил тебя злыми людьми, и они возмутили самых преданных людей, как уголья, раздули у них желание мстить. Недаром княжеские послы частенько заглядывали на Красный и на княжеский дворы. Недаром Мстислав и Чудин ездят к колдуну Добрыне; ведь не ради меда и вина они ездят к нему.

   Во время этой речи король потакающе качал головой:

   - Спасибо, спасибо тебе, посадник! Я и сам догадываюсь об этом, но совершенно спокоен, потому что от Берестова нельзя приступиться ни ко мне, ни к моему лагерю.

   - Кто хочет сделать зло, найдет дорогу, - отвечал Варяжко.

   Долгое пребывание Варяжко у короля не прошло без внимания Добромиры. В ее голове бродили разные мысли. Она вроде бы догадывалась, в чем дело, но обо всем том, что совершалось на ее глазах, имела такое смутное понятие, что даже не могла себе объяснить. Для старой мамки дочери Коснячко не существовало ничего на свете, кроме Люды, и эта последняя была единственной ее надеждой, единственным существом, для которого она жила и которое любила. Она чуяла что-то нехорошее, но не могла предупредить зла.

   Пополудни Люда сидела у окна с шитьем в руках и смотрела на далекий Днепр и окрестности. В это время вошла Добромира. Люда взглянула на нее и тотчас заметила на ее лице какую-то печаль.

   - Что с тобою, мамушка? Есть какие-нибудь известия?

   - Варяжко был у короля.

   Люда положила шитье на колени.

   - Варяжко! Зачем? Ты виделась с ним?

   - Нет, не виделась, я только встретила его на дворе. Он о чем-то советовался с королем и... Бог их знает... Слишком уж часто у них эти советы.

   Она вздохнула и бросила взгляд на Люду.

   - Видно, у них есть о чем советоваться, - отвечала молодая девушка.

   Добромира снова вздохнула глубоко:

   - Дай Бог, чтобы мне не пришлось оставить тебя.

   Люда удивленно раскрыла глаза и прямо взглянула в лицо своей мамке.

   - Зачем?.. Почему? Разве нам здесь скверно?

   - Я не говорю, что нам скверно. Король любит тебя, добр к тебе... но...

   - Да мне больше ничего и не надо, я ничего не хочу. Пусть только любит меня, а я буду верна ему всю жизнь.

   Добромира покачала головой, как бы говоря: "Этого недостаточно".

   Однако она прервала разговор. Ее мысли были заняты чем-то другим. Она думала, как лучше выразить свою мысль Люде.

   Подумав немного, она с нарочитым равнодушием отозвалась:

   - Ко мне присылала Ростислава, чтобы я пришла к ней, но зачем, не сказала.

   При звуке этого имени Люда подняла голову.

   - Ростислава? - переспросила она. - Ах! И она забыла нас, - прибавила Люда. - Но когда же ты пойдешь, мамушка?

   - Хочу сегодня... приказала поспешить.

   - Ну, так иди же скорее. Может, и впрямь что-нибудь важное...

   Добромира ушла.

   Прошел день и другой, а Люда все не могла дождаться ее возвращения.

   "Странно, как долго. Неужели она еще не наговорилась со своими?" - подумала девушка.

   Ни Люда, ни Добромира не догадывались о причине, ради которой Ростислава прислала нарочного из Киева. Между тем Изяслав, желая довести свой замысел до конца, решился прибегнуть к помощи Ростиславы. Он знал о родстве их и дружбе и считал Ростиславу более всех способной переговорить с Добромирой, чтобы она уговорила Люду вернуться домой и выйти замуж за Вышату.

   И Ростислава выполнила поручение князя. В продолжение двух дней она науськивала мамку, чтоб она согласилась с волей Изяслава.

   Добромира слушала ее, рассуждала, обещала поговорить с Людой и обрисовать ей ее положение. Но, уйдя из Киева, она позабыла об этих обещаниях. Видно, осенний ветер навеял ей другие мысли.

   "Пусть живет с тем, кого любит, - думала она по дороге. - От этого ее не убудет, а что Господь предназначил, то должно случиться... Что им за дело до нее, что они насильно хотят бросить ее в объятия Вышаты?"

   Задавшись этим вопросом, она сама себе и ответила на него:

   "Говорят, он любит ее, но она его не любит. Не все ли это одно, что прижать свое сердце к холодному граниту? Если бы она не любила короля - дело другое. Но она его любит, так как же бросить любезного? Говорят, ляхи уйдут в свою землю и король бросит ее, как чужую. Ну, пусть бросает, из-за этого она не сделается хуже. Ее сердце останется таким же добрым, как и теперь. Молвят, у короля есть жена и дети и он вернется к ним. Пусть идет... тогда будет время подумать и о Вышате, а теперь все эти наговоры ни к чему не ведут... да и слова эти звучат как-то печально".

   Вернувшись домой, Добромира не сказала ни слова, зачем призывала ее Ростислава. Но на вопрос Люды она нехотя ответила:

   - Да боялась, чтобы ее не обокрали.

   - Не обокрали? - холодно переспросила молодая девушка и, помолчав, несколько веселее прибавила: - Ну, что там слышно, в Киеве?

   - Мало ли что говорят! Бают, мол, что ляхи скоро уйдут, - прибавила она с некоторой робостью.

   Удивление и страх выразились на лице молодой девушки.

   - Уйдут! Куда?

   Руки Люды повисли плетьми. А Добромира уставила на нее свои неподвижные глаза.

   - А он? - спросила Люда.

   - Ну, видать, и он уйдет. Ляхи без него не могут уйти!

   Обе женщины долго и молча смотрели друг на друга, Добромире стало не по себе, что она начала этот разговор и опечалила свое любимое детище. Но минуту назад ее сердце до того заныло, что она и сама не знала, как это у нее вырвалось.

   Из-за сказанного мамкой у Люды возник сам собою вопрос: что же тогда я буду делать? И напрасно она искала на него ответа. До настоящей минуты она никогда не думала, что тот, кого ее сердце искренне полюбило, оставит ее навсегда.

   Добромире стало жаль бедную Люду. Она подошла к ней и поцеловала в лоб.

   - Успокойся, дитя мое, - сказала она. - Господь умнее нас. Завтра воскресенье, я пойду в церковь и помолюсь за тебя.

   - Спасибо, мамушка, сходи; да, кстати, зайди к отцу Еремию и попроси его помолиться за меня.

   В ту же минуту на дворе послышался шум, лязг оружия и топот лошадиных копыт. Люда выглянула в окошечко.

   - Король приехал! - радостно воскликнула она.

   Добромира покинула светелку Люды, которая осталась стоять перед окном в ожидании короля, громко отдававшего какие-то приказания.

   - О! Как он красив, - шептала она про себя, - и как сильно я его люблю!

   Болеслав только что возвратился с объезда обоза, расположенного на холмах за Красным двором. Еще отроки не успели отвести лошадей в конюшню, как привратник доложил, что какой-то старик желает видеть короля. Болеслав приказал привести его и, остановившись посередине двора, в ожидании смотрел в сторону ворот.

   Это был Добрыня. Король узнал его. Он помнил, что говорил ему недавно этот колдун, но, владея собой, он только улыбнулся ему.

   - Ты пришел как раз кстати, - весело сказал король. - Теперь у меня много свободного времени, и я охотно поболтаю с тобой...

   - Мне нужно было поспешить к тебе, милостивый король... и я прибег...

   - Спасибо... ты уж очень любезен, - отвечал король и, сделав знак отроку, приказал принести ковш меду.

   Оба вошли под навес рундука. Болеслав шел впереди, за ним следовал Добрыня, а за ним - свита короля, отроки и слуги.

   Присутствовавшие с любопытством смотрели на Добрыню, прислушиваясь к каждому его слову. Поляки знали, что Добрыня колдун и что на матушке-Руси происходит много любопытных вещей. Неудивительно, что все были заинтересованы этой личностью.

   В свою очередь и Добрыня оглядывал поляков с любопытством.

   - Господи! Сколько богатства, сколько славы! - воскликнул он, качая головой. - А между тем я хорошо знаю, милостивый король, что ты несчастлив.

   Болеслав улыбнулся.

   - Посмотри на меня хорошенько, - отозвался король, - может, ты скажешь мне что-нибудь и повеселее?

   Добрыня внимательно посмотрел на короля.

   - Нужно ли, милостивый король, знать всем вокруг то, что я хочу тебе сказать? - спросил он. - Удали слуг и дружину: им не надо знать всего.

   Большая часть слуг и свиты действительно удалилась, остались только Болеслав и его приближенные.

   Добрыня притворился задумчивым, затем поднял глаза и, остановив их на короле, долго и внимательно всматривался в его лицо.

   - Ах, милостивый король, не много мне остается тебе сказать, да и то, думаю, не лучше ли помолчать...

   Болеслав нахмурил брови.

   - Говори, - решительно потребовал он, - ты ведь обещал сказать мне всю правду.

   Решительный и строгий тон короля не понравился Добрыне, но он покорился.

   - Раз уж приказываешь, я должен исполнить... на то твоя воля.

   Люда, заметив, что король пошел на рундук, спустилась поприветствовать его, но, увидев Добрыню, остановилась у окна королевской гридницы, обращенной окнами на рундук, и прислушалась к их разговору.

   - Ты по собственной воле, - продолжал Добрыня, - отдал свое счастье в нечестивые руки, и эти руки не пожалеют тебя... Именно в них все твое счастье, а то и вся жизнь.

   Болеслав слушал с видимым неудовольствием.

   - Говори яснее... я шуток не люблю, говори правду и покажи того, кто, как ты говоришь, держит мое счастье и жизнь в своих руках, или я подумаю, что ты лжешь.

   Добрыня не ожидал такого оборота. Теперь ему и мед показался горьким. Взглянув случайно в окно гридницы, он заметил стоящую там Люду, и у него блеснула мысль вывернуться из опасного положения. Протянув руку, которая дрожала от страха, он указал на молодую девушку:

   - Милостивый король! Твое счастье в ее руках. Это колдунья.

   Глаза всех обратились к окну. Люда, услыхав эти слова, сделалась белее полотна. Глаза ее заискрились гневом, но она, поняв, кто ее обвиняет, ни слова не ответила в свою защиту.

   - Не мудрено, что голод на Руси, - прибавил колдун. - Ведь она весь урожай скрывает в себе. Прикажи ей распороть кожу под сердцем, и ты увидишь, что оно переполнено рожью и пшеницей.

   Настало глухое молчание. Болеслав сидел, опустив голову, а Добрыня придумывал, что еще сказать.

   - Эта блудница опутала тебя своими чарами, да и тебя ли только одного!

   Эти слова задели Люду за живое. Она вышла на рундук и встала между королем и Добрыней. Ее лицо было бледно и дышало гневом и оскорбленным достоинством, на глазах блестели слезы.

   - Послушай, Добрыня! - ласково отозвалась она, сдерживая гнев и слезы. - Так ли следует благодарить дочь старого воеводы за хлеб, который ты у него едал? Чем я провинилась перед тобой, за что ты так жестоко оскорбляешь меня? Я люблю его, - она кивнула на короля, - это правда. Неужели ты за это осмеливаешься оскорблять меня? Зачем говоришь, что весь урожай я держу под своим сердцем? Разве я не дитя того народа, который почти умирает с голоду?.. Могу ли я сделать это? Нет, ты не угадал, Добрыня, в моем сердце не зерна ржи и пшеницы, которые, как ты говоришь, я прячу от людей, а чистая любовь к нему.

   Взволнованная и вся в слезах, она упала на колени перед королем.

   - Милостивый король! - воскликнула она. - Я отдалась тебе потому, что ты приголубил меня и смиловался надо мною... в печальный для меня час. Вскрой же мое сердце и убедись, есть ли там что-нибудь другое, кроме любви к тебе, и бойся этого колдуна. Верно, он очень зол на тебя, если осмелился оклеветать меня в твоих глазах.

   Болеслав поднял расплакавшуюся Люду.

   - Успокойся, дитя мое!

   Он наклонился и сказал ей потихоньку несколько слов; сенные девушки помогли ей встать и отвели в светлицу.

   Как только Люда ушла, король обратился к Добрыне:

   - Скажи мне, пожалуйста, Добрыня, вернется ли ко мне мое счастье, если я отошлю домой эту девушку.

   Добрыня с недоверием посмотрел на короля, он боялся попасть впросак.

   - Конечно, конечно, милостивый король! Дома ожидает тебя слава.

   Болеслав сомнительно покачал головой.

   - Но это не то, что я хотел спросить... Скажи мне, Добрынюшка, что меня ожидает, если я не отпущу от себя эту девушку?

   - Сказать правду?

   - Да, одну только правду.

   - А ты не побоишься услышать ее, милостивый король? Ведь я говорю правду не от себя... я говорил ее и старому Ярославу; предсказал конец Вячеславу и предскажу тебе...

   Он остановился на минуту, точно колеблясь.