это дело.
- Уехал?
- Ускакал! - ответила через два-три часа старуха, и Маша немного успокоилась.
Но вот и вторник. Окруженная девушками и соседками-барышнями, стала одеваться Маша к венцу, но ей казалось, что ее обряжают словно к смерти, и в ее голове бродили какие-то обрывки мыслей. Глупая она! Писать к Ермолину? Как он может помочь ей? Чем? И слезы крупными каплями падали на ее подвенечный наряд.
- Карета ждет! Жених уехал! Сейчас шафера приедут! - шепотом разносилось вокруг нее.
- Едут, едут!
Маша, вероятно, лишилась чувств, потому что не помнила, как она очутилась в церкви.
Бедная Маша, казалось, сейчас упадет без чувств; Дмитрий взял ее под руку и смело двинулся к аналою. Он был бледен, хотя по его губам и скользила усмешка.
- Скорее! - сказал он священнику, но в этот момент дверь распахнулась, и в церковь вихрем влетел казачок Павлушка.
- Барышня,- закричал он,- не сдавайтесь! Барин вернулся!
В первый миг все оцепенели от неожиданности, но во второй картина изменилась. Маша с радостным криком вырвалась от Дмитрия и бросилась не к отцу, а к старой Марфе. Старик Федулов рванулся было за ней, но остановился посреди дороги; Воронов расставил руки, разинул рот и слегка присел от неожиданности и страха; на лицах всех остальных присутствующих отразилась живая радость, а Дмитрий, смущенный в первый миг, потерял всякое самообладание.
- Негодяй! - закричал он на Павла.- Как ты смел ворваться сюда? Запорю! Эй, взять его!
Но никто не двигался с места. Дмитрий шагнул к Павлу и вдруг попятился с глухим рычанием - в дверь торопливо вошли Брыков и Ермолин.
Семен Павлович прямо бросился к Маше и тревожно спросил:
- Успели?
Она только кивнула головой и залилась слезами радости.
Он обнял ее и прижал к себе. Бедная! Как она похудела, побледнела! Сколько вытерпела!
Дмитрий оправился и, собрав остатки наглости, шагнул к своему брату.
- Как ты смеешь бесчинствовать здесь? - пылко спросил он.- Я тебя выгоню и затравлю собаками!
- Оставь! - ответил Семен Павлович.- Государь вернул мне и жизнь, и права и приказал взять тебя и Воронова!
- Меня? - раздался глухой стон.- За что же? Я служу верой и правдой. Я...- говорил Воронов, махая руками.
К ним подошел Ермолин и сказал Брыкову:
- Брось ты эту канитель! Приедет исправник и все разберет, а ты лучше венчайся, не теряя времени. Я уже переговорил и с папашей Марьи Сергеевны, и со священником.
- Благословляю! - сказал, подходя и кланяясь, Федулов.- До последней минуты берег Машеньку для вас и оттягивал свадьбу. Вот и дождались!
Семен Павлович с отвращением отвернулся от этого старика и подвел Машу к аналою. Она вся трепетала от внезапного перехода от отчаяния к радости. Церковь наполнялась народом. По деревне уже разнесся слух, что настоящий барин вернулся, и все торопились увидеть его. А он стоял перед аналоем с любимой девушкой, и его лицо сияло от счастья.
Дмитрий выскочил из церкви, вскочил в экипаж и велел гнать в усадьбу. Кучер сначала хотел было не послушаться, но лицо Дмитрия было слишком страшно, и он не осмелился и погнал лошадей.
Дмитрий откинулся в глубину экипажа и рвал на себе манишку, жабо и шейный платок. Все душило его. Голова кружилась, и беспорядочные обрывки мыслей носились в его голове, как хаос. Нищий! Сразу нищий! Без нужды даже! И отнята любимая девушка, ради которой все и делалось! Арест... Может, суд... За что суд? И вдруг в его голове мелькнул первый акт этой истории. Если Еремей говорил кому-нибудь о его попытке отравить брата или это каким-то образом узнается?
В этот момент кучер доехал до усадьбы. Дмитрий выскочил из экипажа и бросился в свой кабинет, где начал торопливо собираться. Он брал лучшие вещи и бросал их в сундук, открыл шкаф и вынул из него все деньги, но вдруг услышал за собой голоса и топот ног. Он оглянулся и бессильно опустился на стул. Стряпчий, заседатель и исправник вошли в комнату и с состраданием смотрели на него.
Дмитрий вдруг вспыхнул и бросился к ним.
- Что вам надо? Зачем пришли?
- Тише, тише! - остановил его исправник.- Приехали по приглашению брата вашего Семена Павловича, здешнего владельца. Надо нам вновь ввести его, а вас взять, ибо вы покушались на его жизнь.
Дмитрий побледнел и криво улыбнулся.
- Кто сказал такую небылицу?
- Почтенный Воронов. Он уже взят нами. Он ссылается на Еремея...
- Он? - закричал Дмитрий.- Да я ему...
Но он не окончил и грузно упал на пол - с ним сделался удар.
Исправник торопливо позвал слуг и местного цирюльника. Дмитрия положили на постель и пустили ему кровь, но он все не приходил в себя.
А тем временем на другой половине люди собрались встречать молодых. Свадебный стол был уставлен цветами и графинами. Некоторые из соседей были позваны еще Дмитрием.
- Едут, едут! - закричали высланные для дозора, и все побежали за ворота.
Свадебный поезд, всего из двух экипажей, быстро приблизился к крыльцу.
Из кареты вышел Брыков в дорожном камзоле и помог выйти радостной Маше. Ермолин выпрыгнул из другого экипажа, и следом за ним почтенный родитель Федулов, весело улыбавшийся и всем кивавший головой, словно все исполнилось по его желанию.
- Вот я и дома! - радостно сказал Семен Павлович, оглядываясь по сторонам.
- Здравствуй, наш батюшка барин, Семен Павлович! - кричали дворовые.
Навстречу ему вышел заседатель.
- Я уж оторву вас от молодой жены,- сказал он после поздравления - Пойдемте-ка со мною.
Брыков оставил Машу и тревожно последовал за заседателем. Через минуту он очутился подле брата. Тот лежал навзничь с одним закрытым глазом, с искаженным лицом и, видимо, что-то хотел сказать брату. Его здоровая рука металась, он что-то мычал и моргал глазом.
- Сейчас же за лекарем! -- распорядился Брыков и потом, обратившись к больному, сказал ему: - Брат, я тебе все простил и не брошу тебя без призора! - Брыков кивнул ему и пошел из комнаты.- Я хотел бы освободить и того приказного,- сказал он исправнику,- ведь все гадости он из корысти делал!
- Ваша воля! - ответил исправник.
Они вошли в огромную столовую; с хоров гремела музыка, и начался свадебный пир.
- Смотри, как хорошо устроилось,- кричал Ермолин приятелю,- и церковь тебе приготовили, и пир, и музыку! Словно ждали! Говорил же я, что попирую на свадьбе! За ваше здоровье! Ура!
Прошло немного времени, и все вошло в обычную колею. Брыков поселился в своей усадьбе и лишь изредка навещал Москву. Маша была подле него, и все происшедшее в течение прошлого года казалось им тяжелым сном. Впрочем, "что прошло, то стало мило", и они иногда вспоминали эпизоды своего тяжелого прошлого. Да и не могли забыть его окончательно, потому что во флигеле, где раньше поселился Федулов с Машею, жил теперь разбитый параличом Дмитрий, постоянно напоминая им о прошлом. Но они любили это прошлое, потому что страдания крепче связывают людей.
Напоминал о нем и старик Федулов. С наивной простотой думая, что обманывает и дочь и зятя, он часто рассказывал, как оберегал Машу от Дмитрия, как противился их браку и как хотел скрыть куда-нибудь свою дочь. Брыков тогда с улыбкою переглядывался с Машей и говорил старику:
- Спасибо, спасибо вам! Без вас мы пропали бы!
- Я к нему нарочно подлаживался и смирял его,- врал старик и хихикал.
Из рассказов Брыкова Маша узнала о Башилове и Виоле и даже написала ей в первые дни письмо, в котором горячо благодарила ее и звала к себе.
"Для Вас,- написала она,- у нас всегда готовы и помещение, и прибор за столом".
И однажды она получила от Виолы ответ. Он был проникнут нежностью и деликатностью и в то же время был очень грустен.
"Вы поразили меня письмом Вашим,- написала прелестница.- Что я, и что Вы? А Вы не побрезговали мною, и за то Бог наградит Вас. Я горю в веселье и шуме, и не мне жить в сельской тишине, но, когда я устану и друзья от меня отвернутся, я буду знать, что имею где преклонить безутешную голову".
Маша показала мужу письмо, и он вздохнул, прочитав его.
- Славная девушка! - сказал он.- Не помоги она мне, не приюти у себя - и мне пришлось бы уехать!..
Башилов тоже писал два раза. Один раз он просил у Брыкова денег, в другой - извещал о своих успехах. Несмотря на разгульную жизнь, он был исправным служакой, и государь отличил его перед прочими. Он получил чин майора и командовал батальоном.
Воронов бросил сиротский суд и, по протекции своего тестя, получил место частного пристава, чем очень гордился. С необыкновенным рвением он преследовал воров и уверял, что служит отечеству; при этом его курносое красное лицо озарялось полицейским величием, и чурбанообразный стан гордо выпрямлялся. Встречаясь случайно с Брыковым, он кланялся ему ниже пояса не то из чувства благодарности, не то из страха, зная его отношения с Лопухиной.