Зарин Андрей Ефимович - Живой мертвец

   - Давай!

   Брыков сел есть и за едой стал расспрашивать Ивана о Башилове.

   - Чего! - говорил Иван.- Господин самый хороший! Кабы у нас деньги были. А то надеть нечего. Ведь как заведутся какие, сейчас в карты, а начальство - на гауптвахту! Так и живет: месяц дома, месяц там!

   Брыков улыбнулся.

   - А сходить к нему можно?

   - Отчего нельзя? У Адмиралтейства они завсегда сидят. К ним пущают!

   - Завтра же к нему схожу,- сказал Брыков.

   Он лег спать, а проснувшись, сел писать письмо. Он писал Ермолину о своих делах: о дороге, встрече с Грузиновым, о своих двух днях в столице и о начале хлопот. Потом он стал писать Маше, моля ее о терпении и описывая свою любовь. Ее образ вставал у него перед глазами как живой. Ему сделалось невыносимо грустно. В пустой комнате было неприятно, оплывшая свеча горела трепетным светом, за перегородкой мирно храпели денщик и Сидор.

   - Брат, брат! Что я тебе сделал? - с укором произнес Брыков, и у него невольно выступили на глазах слезы.

  

  

   Едва Семен Павлович проснулся на другой день, как Сидор тотчас сказал ему:

   - Аспид-то этот уже тут!

   - Какой аспид?

   - А квартальный! "Хочу,- говорит,- на этого крепостного поглядеть".

   Брыков нахмурился, но тотчас же вспомнил, сколько неприятностей может сделать ему этот квартальный, и, быстро одевшись, вышел на другую половину избы.

   Квартальный, в коротеньком мундире с невероятно высоким воротником, в ботфортах и кожаной треуголке, маленький, толстый, с заплывшим лицом, сидел развалившись на лавке и говорил денщику Ивану:

   - Кабы твой барин был не военный, а, так сказать, по примеру прочих, так мы за этот самый картеж из него веревку свили бы, потому что...

   Но тут вошел Брыков, и квартальный оборвал свою речь. В Семене Павловиче сразу чувствовался барин, и квартальный быстро поднялся, увидев его, но потом вспомнил, что перед ним крепостной, и обозлился.

   - Ты это что же! - закричал он.- Порядков не знаешь? Приехал, да вместо того, чтобы в квартал явиться, нас ходить заставляешь? А? Что за птица?

   Брыков вспыхнул и забылся при виде такой наглости.

   - Хам! - закричал он.- Да я тебя велю плетьми отстегать! С кем ты говоришь?

   Квартальный отшатнулся и вытянулся в струнку.

   - Я, ваше бла... го...- начал он и тотчас одумался. По его жирному лицу скользнула лукавая усмешка, он вдруг принял небрежную позу и заговорил: - Эге-ге! Что-то удивительно нынче крепостные говорят! Совсем будто и господа!

   Брыков изменился в лице, а Сидор хлопотливо заговорил:

   - Ну что, ваше благородие, еще выдумали! Он - известный музыкант, у барина в почете, вот и избаловался!

   - Ты мне глаз не отводи! - сказал, ухмыляясь, квартальный.- Знаем мы эти побасенки! Идем-ка лучше, музыкант, в квартал. Там дознаемся, каков ты есть крепостной.

   Семен Павлович обмер, но быстро нашелся:

   - Я не могу сейчас идти с тобой, потому что зван утром к графу Кутайсову, а после...

   При имени всесильного графа у квартального опять изменилось лицо. Он совершенно ополоумел, носом чуя, что здесь есть что-то неладное.

   - Барина нашего просили его сюда ради музыки прислать,- слова поспешил сказать Сидор, подмигивая Брыкову.

   Квартальный смущенно почесал затылок.

   - Ишь ведь! - задумчиво пробормотал он. Брыков воспользовался его нерешительностью.

   - Ну, мне с тобой некогда разговоры вести,- резко сказал он,- на тебе! Выпей за мое здоровье, да и убирайся! - И, сунув квартальному три рубля, он вернулся в горницу.

   Минуту спустя вошел Сидор с озабоченным лицом.

   - Чует, окаянный, что неладно у нас,- сказал он, вздыхая,- беда с ним будет!

   - Какая беда еще! Давай есть!

   - Какая беда? - повторил Сидор, принеся еду.- Сами знаете: свяжись только с полицией... последнее дело!..

   - Ну, ну, не каркай!.. У меня заступники здесь найдутся!

   Семен Павлович поел, оделся и вышел. На площади толпился народ, навстречу ему бежало несколько человек, чуть не сбив его с ног.

   - Что там такое? - спросил Брыков у стоявшей возле него бабы.

   - А казнить, батюшка, будут! Вора, вишь, казнить будут. Сперва плетью стегать, потом клеймить, а там в Сибирь ушлют.

   В это мгновение на площади увеличилось волнение. Вдали глухо загремел барабан, и показалась телега. Семен Павлович остановился. Грохот барабана стал яснее, телега приблизилась. На скамье с завязанными назад руками сидел преступник, и на его груди болталась дощечка с надписью: "Вор". Вокруг телеги мерно шагали солдаты, и два барабана выбивали резкую дробь. Толпа раздвинулась и потом сомкнулась, словно проглотив телегу с преступником. Барабанный бой смолк.

   "На эшафот ведут",- подумал Брыков и поспешно пошел дальше - мерзость публичной казни уже смущала многих...

   Семен Павлович вышел к Ямской слободе, сторговал извозчика и поехал в Зимний дворец, размышляя о предстоявшем свидании.

   Граф Кутайсов был влиятельным вельможей при императоре. При штурме Кутаиса вместе с пленниками был забран и маленький турчонок. Его привезли в Петербург, он понравился цесаревичу Павлу, и тот взял турчонка под свое покровительство, окрестил его под именем Ивана и дал ему фамилию Кутайсов. С течением времени этот турчонок, Иван Павлович Кутайсов, сделался одним из ближайших к императору лиц, был обер-гардеробмейстером, в чине тайного советника, в звании графа и имел все российские ордена, включая даже Андрея Первозванного! Подозрительный цесаревич сделал из него брадобрея, а своей ласковой внимательностью верного раба ловкий, находчивый, умный Иван Павлович часто умел возвращать Павлу утраченное хорошее расположение духа, обращать его гнев в милость. И много людей было обязано своим спасением заступничеству доброго брадобрея. Этот Кутайсов являлся едва ли не симпатичнейшим из людей, окружавших императора. В течение всей удивительной карьеры он никому не причинил вреда и очень многим принес пользу.

   Семен Павлович ничего не знал о нем, направляясь к нему. Он знал только, что Кутайсов - почти временщик, что вышел в люди из брадобреев, и, слышав немало рассказов об Аракчееве и Архарове, переносил и на Кутайсова их характеристики.

   "Может, вот Грузинов слово замолвил",- утешал он себя, входя на дворцовый двор и в душе читая молитвы.

   Доступ к Кутайсову оказался очень нетруден. Один из сторожей тотчас повел Семена Павловича к крыльцу, прошел с ним длинный коридор и, указав на дверь, сказал:

   - Тут и они!

   Брыков позвонил и вошел в скромную прихожую.

   - Пожалуйте в приемную! - сказал лакей.- Граф сейчас откушают! Как доложить прикажете?

   - Скажи от полковника Грузиноза!

   Эти слова произвели на лакея магическое действие. Он низко поклонился и тотчас исчез за дверью.

   Брыкову почти не пришлось ждать. Дверь распахнулась, и к нему вышел граф в шитом золотом мундире, в жабо и, ласково махнув своему посетителю рукой, украшенной драгоценными кольцами, сказал:

   - А, от Евграфа Осиповича! Живей мертвец!

   Брыков низко поклонился ему и заговорил дрожащим голосом:

   - Ваше сиятельство! Я здесь один! До царя далеко! Только и надежда на доброту сильных людей!

   - Вы хорошо сделали, что обратились к Евграфу Осиповичу! Он многое может! А я,- и Кутайсов улыбнулся,- я ведь только царя брею. Мое дело маленькое!

   Брыков поклонился снова.

   - Одного вашего слова будет довольно для моего спасения!

   - Нет! Нет! - замахал руками Кутайсов.- Я могу разве совет дать только, а от слов избавьте!.. Вот что.. Я говорил с Грузиновым, и мы решили так. Напишите государю прошение и подайте его. Только надо в добрую минуту подать. Главное! - Граф поднял вверх палец.- Послезавтра государь в Павловск едет на маневр, так и вы туда пожалуйте. Он будет назад во дворец ехать, вы тут и подайте!.. Я и Евграф Осипович, со своей стороны, по слову ввернем.- Брыков схватил руку Кутайсова и хотел поцеловать ее, но тот бистро отнял свою руху и продолжал: - А что касается проживательства, то вам лучше объявиться, а то Чулков доследит, и большая корфузия может выйти! Я вам к графу Палену цидулочку дам! Подождите! - Кутайсов ушел. В соседней комнате раздавались веселые голоса, кто-то запел и смолк. Прошло несколько минут, и Кутайсов вышел с конвертом в руке.- Он вам все сделает и Чулкова укротит! - сказал граф, подавая письмо.- Ну, дай вам Бог удачи!

   Брыков поклонился.

   - Не забудьте: послезавтра! - повторил граф.

   - Бог наградит вас за доброту вашу! - сказал растроганный Брыков и, на радостях дав полтину лакею, быстро вышел из дворца.- Где живет граф Пален? - стфосил он у одного из служителей.

   - В комендантском доме,- ответил тот.

   Брыков, оживленный надеждою, направился к Палену, бывшему тогда петербургским генерал-губернатором.

  

  

   Граф Пален был высокий, костлявый старик с умным, выразительным лицом и добродушным взглядом. В нем не было особых административных способностей, а тем более полицейских, и после расторопного и чрезмерно исполнительного Архарова он был совершенно непригодным для службы, если бы не Чулков, состоявший при нем в должности обер-полицеймейстера. Этот Чулков, выслужившийся из гатчинских солдат, обладал и неутомимостью, и удивительным чутьем. Казалось, ничто происходившее в столице не являлось для него тайной, и каждый вечер, и каждое утро он приносил Палену самые необыкновенные новости. В это утро он был у него с докладом удивительного свойства:

   - В Петербург приехал какой-то человек, по подорожной называющий себя крепостным музыкантом Ермолина. Приехал он вдвоем с крепостным человеком какого-то Брыкова, причем этот второй при нем вроде как слуга. Приехал он в очень хорошей коляске и остановился у капитана Башилова. Денщик говорит, что они друг другу говорят "ты". Потом они вместе гуляли, были в аглицком трактире. Не удивительно ли это?

   Граф Пален зарядил свой нос огромной понюшкой табака и, покачав головой, заметил:

   - Может, он - очень хороший музыкант. Артист! Тогда капитан для форса ходил с ним.

   Чулков кивнул и продолжал:

   - Так, ваше сиятельство, а зачем он неизвестно где пропадал всю ночь и, вернувшись домой, тотчас отправился... Куда бы, как вы думаете?

   - Я не знаю,- добродушно ответил граф.

   - К Грузинову во дворец! И там долго совещался.

   - А! - воскликнул Пален, и на его лице выразилось удивление.- Это странно!

   - Я хочу арестовать его и допросить.

   - Да, да! Арестуйте и допросите!

   Чулков откланялся и помчался исполнять свое намерение, а граф Пален все еще сидел в своем кабинете и задумчиво качал головой. Вошедший слуга подал ему письмо и доложил:

   - Господин пришли. Ваше сиятельство повидать желают, и вот письмо.

   Пален посмотрел на конверт.

   - От Кутайсова! Ну, ну, что ему надо! - Он вскрыл конверт и стал читать письмо, и по мере чтения его лицо прояснялось. Потом он добродушно засмеялся, позвонил и велел слуге ввести к нему господина.- А! Живой упокойник! - сказал он, увидав входившего Брыкова.- Прошу покорно! - И Пален указал ему на кресло.

   Брыков низко поклонился и сел.

   - Ай, ай, ай! - сказал ему граф.- Ну, и зачем вы нам столько хлопот сделали? Зачем это по чужой подорожной ехали? А?

   - Ваше сиятельство,- ответил Семен Павлович,- кто же поверил бы, что я этот самый мертвец и есть!

   - Ха-ха-ха! Действительно, удивляться надо. По бумаге мертвый, и вдруг живой!.. Ха-ха-ха!

   Брыков просительно взглянул на графа и произнес:

   - Я пришел умолять ваше сиятельство облегчить мне пребывание тут. Ко мне и то квартальный два раза в день ходит!

   - Два раза? Это хорошо! Это - исправная служба! Да! - И граф улыбнулся, но, увидев смущение Брыкова, поднял руку и сказал: - Мне пишет Иван Павлович о вас, и я буду помогать вам. Я скажу, чтобы вас не трогали, а вы, когда вас спросят, пожалуйста, правду скажите!

   - И со мной ничего не будет?

   - Ничего! Я скажу!

   Брыков поблагодарил и радостный направился домой. Его дорога лежала мимо Адмиралтейства. Он увидел гауптвахту, вспомнил о Башилове и решил зайти к нему. Подойдя к гауптвахте, он вызвал дежурного офицера и попросил позволения увидеться с арестованным. Офицер, видимо, был навеселе.

   - Башилова! Капитана сорвиголову? А, сделайте милость! Пожалуйте! Мы только что пуншик вместе пили! Ха-ха-ха!

   Он, пошатываясь, пошел впереди Брыкова и провел его в арестантское помещение. Это была огромная комната с четырьмя жесткими диванами, двумя столами и несколькими стульями. На диванах врастяжку лежали арестованные офицеры, у стола несколько человек сидели со стаканами и трубками, смеясь и болтая.

   - Башилов, гость к тебе! - крикнул дежурный.

   Башилов вскочил с дивана и закричал:

   - А! Брыков! Живой мертвец! Дружище! Вот удружил! Истинно! Господа, мой друг Брыков! Живой мертвец!

   Из компании офицеров трое оказались уже знакомыми Семену Павловичу по тому памятному вечеру.

   - Как это - живой мертвец? - не понял один из офицеров, и Брыков рассказал снова свою историю.

   - Вот так штука! - воскликнули слушатели.- Прямо сказка!

   - Истинно сказка! - подтвердил Башилов и обратился к Семену Павловичу: - Расскажи, братец, теперь, как это тебе удалось удрать? А? Просто ты у нас фокусник, да и только!

   - Мне Виола помогла. Я с ней убежал и у нее пробыл ночь.

   - Виола? Ах она, шельма этакая! - засмеялся Греков.- Она видела, что вы в выигрыше!

   - Ну нет! Просто добрая девушка. А вы надолго тут?

   - По целому месяцу! Тоска, хоть удавись!

   - А мы пить будем,- сказал один из офицеров и закричал: - Сашка! А-у!

   На крик явился дежурный.

   - Чего орете?

   - Пошли за вином! Вот золотой!

   - Для гостя! - засмеялся дежурный офицер и вышел. Через полчаса двое солдат внесли вино и стаканы.

   - Ну, ребятки, за мертвеца! - возгласил офицер, и все окружили стол.

   - Дежурного сюда!

   - Башилов, пей!

   Началась веселая попойка, и все офицеры разом забыли, что они отбывают суровое наказание. Вино выпили, и Брыков для реванша послал от себя за новой порцией.

   - Сразу нашего брата видно! - кричали пьяные офицеры.- Как тебя звать-то?

   - Семен!

   - Выпьем на "ты", Сеня!

   В это время император, проезжая к Лопухиной, задумал заглянуть на гауптвахту. Он подъехал к ней через подъемный мостик и, к своему удивлению, не заметил никакого волнения. Часовой мирно дремал. Дежурный офицер отсутствовал, и никто не вызвал караула. Павел Петрович вспыхнул и тотчас вернулся назад.

   - Иди на гауптвахту! - сурово сказал он своему адъютанту.- Узнай, как зовут дежурного офицера, и арестуй его!

   Адъютант поскакал и вернулся через пять минут.

   - Сделал?

   - Никак нет-с!

   - Это почему? - лицо Павла побледнело и он закусил губу.

   - Не отдает шпаги. Обругал меня, сказал неприличность...

   - Гм! Кто такой?

   - Черемисов, поручик егерского полка!

   - Иди снова! Скажи, я велел!

   Адъютант скрылся.

   Император в нетерпении рассекал хлыстом воздух и вздрагивал в седле. Офицер вернулся.

   - Арестовал?

   - Никак нет! Не дает и бранится. Хотел приказать стрелять в меня!

   - Да он о двух головах? - воскликнул Павел Петрович и ударил коня. Последний тотчас вынес его к гауптвахте, император остановился. Раздался барабанный бой, и быстро выбежавший караул тотчас выстроился, а поручик Черемисов подощел к государю неверным шагом и стал было рапортовать, но государь тотчас перебил его: - Вы, сударь, пьяны,- закричал он,- не вам сторожить, а вас сторожить. Вашу шпагу! Вы арестованы! Ну-с!

   Поручик покачал головой и ответил:

   - Никому не отдам шпаги!

   - Как?!

   - По уставу, меня раньше должны сменить с караула, а потом арестовать!

   Император вдруг смутился.

   - А ведь он лучше моего устав знает,- сказал он адъютанту.- Не пропивай присяги только! - крикнул он поручику и отъехал прочь, очень довольный, что натолкнулся на такого смышленого офицера.

   - По этому случаю выпить! - заявил Брыков, когда Черемисов вошел в общую комнату и рассказал, что с ним было.

   - Верно! Посылай за вином!

   Вино принесли, и попойка продолжалась.

   Только в шесть часов Семен Павлович сильно навеселе отправился домой, напевая себе под нос песню. На душе у него было легко и свободно; он был уверен, что его дело удастся у царя, который вспыльчив да отходчив, который справедлив и добр. Ему представлялись радостное возвращение домой, встреча с Машей и расправа с родным братцем.

   Он уже подходил к своему дому, как вдруг на него набросилась полицейская стража и перед ним очутился квартальный.

   - Пошли прочь! - закричал Брыков.- Как вы смеете!

   - А вот там увидим! - ответил квартальный.- Анисим, Петр волоките его на съезжую! Там разберем, кто он есть: крепостной музыкант или умерший офицер!..

  

  

   Брыков перестал защищаться, и его живо доставили на съезжую, или квартальную, избу. Это было некрасивое, грязное и угрюмое одноэтажное здание с маленькими, узкими окнами, заделанными железными решетками, с полицейскими служителями у ворот и у каждой двери. Его ввели в большую комнату, и квартальный тотчас куда-то скрылся. Семен Павлович оглянулся. Два постовых стояли у дверей, на грязных лавках сидели люди подозрительного вида, откуда-то из коридора слышались крики и свист розог, чей-то голос кричал: "Постой! Как плетюхами отдерут, покаешься'" - В ответ на это раздалось: "Смилуйтесь, ваше благородие!.." - Затем опять возглас: "Я тебе смилуюсь, рак-к-калия!" - И послышалась крепкая пощечина. В ту же минуту в комнату влетел высокий толстый пристав в огромных ботфортах, в сюртуке нараспашку, с красным усатым лицом и прямо бросился к Брыкову.

   - А! - заорал он.- Ты кто, голубчик? Музыкант? Дворовый? А? Петров, Сидоров, Иванов?

   Семен Павлович побледнел от гнева.

   - Я вас попрошу...- начал он.

   Но пристав затопал ногами и замахал перед его лицом бумагой.

   - Он меня попросит! А, каков! А это что? Это? - Он ткнул в бумагу.- Из Москвы пишут: "Задержать беглого человека Брыкова, скрывающегося под именем"... А? А?

   - Я - сам Брыков! - гневно закричал, сжимая кулаки, Семен Павлович.

   Пристав отступил от него и нахмурился.

   - Сам Брыков! - сказал он.- Еще лучше! Ну да мы разберем! Посиди тут! - И он пошел из комнаты, шепчась с квартальным, а Брыков бессильно опустился на лавку.

   "Что же это такое? Значит, обещание графа Палена - пустая насмешка? Только что обещал и тут же... на! Донос из Москвы! Кто бы это мог постараться? Кто же, кроме брата!" - И он громко усмехнулся.

   В это время из комнаты вышел квартальный, подкрался к Семену Павловичу и, сев подле него, фамильярно потрогал его за колено и зашептал:

   - А ты вот что! Наш барин отходчивый! Ты его умасли и все! Мне рубликов десять дай, ему сотняжку - и все по-тихому... вот! А то на рожон лезть плохо будет - выдерем и этапом в Москву! Так-то, друг!

   Брыков резко отодвинулся от него и сказал:

   - Я передам обо всем этом графу Палену!

   - Графу? - воскликнул квартальный и вдруг расхохотался жидким смехом.- Хи-хи-хи! Графу! Он - графу! Вот уморушка-то! Графу!

   - Ты чего грохочешь там? - раздался из соседней комнаты голос пристава.

   - А вот наш-то сокол к графу Палену идти хочет! Хи-хи-хи!

   Брыков не выдержал и вдруг, размахнувшись, хватил квартального по физиономии.

   - Ой-ой! - заорал квартальный.- Сидор, Поликарп, хватайте его! Я ему покажу!

   Семен Павлович отскочил в угол комнаты и схватил табурет. Городовые бросились на него, квартальный кричал:

   - Я его запорю, каналью!

   - Что здесь за драка? - вдруг раздался оклик, и в комнату вошел высокий, стройный офицер со строгим лицом.

   Городовые сразу отскочили и вытянулись в струнку, квартальный низко поклонился и тоже выпрямился. Брыков опустил табурет. В ту же минуту в комнату влетел пристав и тоже униженно вытянулся перед вошедшим.

   - Что за драка? - повторил офицер.

   Квартальный выступил вперед.

   - Честь имею доложить, что стараниями своими выследил беглого крепостного, о коем имел честь вам ранее докладывать!

   - Кто такой?

   Офицер взглянул на Брыкова. Тот поклонился офицеру и сказал:

   - Я был сегодня у графа Палена и...

   - Вы - Брыков? - быстро спросил офицер.

   - Я!

   Пристав и квартальный на миг онемели.

   - И вот эти нанесли мне ряд обид!

   - Они? - Офицер сердито взглянул на последних, а затем сказал Семену Павловичу: - Можете идти, а этих ослов извините. Они от усердия!

   Брыков поклонился офицеру, тот протянул ему руку, причем назвал себя:

   - Полковник Чулков!

   Сторожа бросились поспешно очищать Брыкову дорогу, пристав и квартальный поклонились чуть не до земли.

   Семен Павлович вернулся домой уже поздно вечером, и его встретил встревоженный Сидор.

   - Батюшка, барин! - воскликнул последний.- Вернулся! Ну, слава Те, Господи! А я уж боялся. Ведь все этот квартальный вяжется: "Кто есть твой барин? Вот ужо заберем его!" Я ему все рупь да рупь!..

   - Ну, теперь можешь прямо в шею гнать,- весело ответил Брыков и расхохотался, вспомнив лица пристава и квартального.

   Но на другое утро его ждала новая неприятность. Сидор, вздыхая, сказал ему:

   - Что, батюшка, Семен Павлович! Совсем нам плохо приходится! Теперь Никифор привязался и гонит нас.

   - Что такое? - ке понял Брыков.- Какой Никифор?

   - Огородник Никифор, хозяин тутошний!

   - А ему что? Ведь мы у Башилова!

   - Вот поди ж ты, а он говорит... Да что! - махнул Сидор рукой.- И не выговоришь!

   - Что говорит-то?

   - Говорит, что никак не может у себя мертвеца держать! Баба его, слышь, к попу побежала!

   - Что за чушь? Какой мертвец?

   - Про тебя, батюшка! Квартальный-то в злости, что ли, пришел и наплел. Теперь и Иван-денщик плюет да молитвы читает! Да что! Никифор-то там в кухне стоит!

   Брыков быстро вышел и невольно усмехнулся, когда увидел, как шарахнулся в сторону здоровенный мужчина при его появлении.

   - Что тебе? - спросил его Брыков. Мужик замялся и с трудом выговорил:

   - Увольте... то есть, чтобы от вас!.. Потому невозможно... баба... и все такое. Опять мораль.

   - Дурак! - выругался Брыков.

   - Как будет угодно, а только не могу-с.

   - Собирай вещи! - приказал Брыков Сидору.- И на постоялый! Живо!

   Сидор стал собираться, а Семен Павлович в волнении ходил по горнице.

   На постоялом Брыков снял две комнаты. Разложив вещи, он приготовился писать прошение на имя государя, как вдруг к нему снова явился Сидор и уныло произнес:

   - Гонят нас и отсюда!.. Лучше бы вы, барин, по прежней подорожной, будто крепостной...

   - Куда же мне деться? - воскликнул Брыков, схватившись за волосы.

   - И сказать не сумею, а только тут никак невозможно! Хозяин говорит, что все бабы воют!

   - Собирай вещи! Я найду квартиру! - вдруг вскочил Брыков и, схватив шляпу, выбежал на улицу, торопливыми шагами направляясь к Виоле, весь поглощенный мыслью о том, что сегодня ему необходим приют, иначе он не напишет бумаги, упустит случай, и для него пропадет всякая надежда.

   Виола встретила его радостным возгласом:

   - Соскучился? Ну, вот и отлично! Посылай за вином и будем обедать!

   - Постой! - сказал Семен Павлович.- Мне не до вина и не до обеда. Слушай! У меня к тебе просьба.

   - Ну, какая?

   Брыков задумался, как ей проще объяснить свое положение, и начал рассказывать всю свою историю с самого начала. У чувствительной девушки выступили на глазах слезы.

   - Бедняжка! Ах он, негодный! И она мучается! Вот удивительная история! - восклицала она то и дело, пока Брыков не окончил рассказа.

   - Теперь вот что,- сказал он,- глупые люди считают меня каким-то выходцем из могилы и боятся держать у себя. У меня нет приюта. Дай мне и моему слуге помещение. Я заплачу!

   - Ах, глупый! - воскликнула Виола.- Живи! Понятно, живи! Только...- и она запнулась,- вдруг к тебе невеста приедет, а я... такая!

   - Милая! - сказал Брыков.- Да ты лучше всякой иной! Дай Бог тебе счастья!

   - Ну, тогда отлично! У меня есть комната, а слуга... слуга будет на кухне. Теперь станем обедать! Посылай за вином!

   - Будем обедать, а потом я привезу вещи и слугу, а там писать буду и завтра уеду!

   - Помоги тебе Бог! - с чувством сказала Виола и прибавила: - Вот не знала, что есть такие гадкие люди!

   - Всякие есть! - ответил Брыков, наскоро пообедал и поехал за своим Сидором.

   - Ну, слава Господу! - радостно вздохнул старик, переехав в новое помещение.- Теперь не погонят!

   - Не погонят, старичок! - смеясь сказала Виола.

   - Я напишу Чулкову свой адрес, а то квартальные опять мучить станут,- сказал Семен Павлович.

   - Уж три рубля положить надобно! - сказал Сидор, устраивая барину постель на диване и прибирая комнату.

   Брыков сел писать прошение.

  

  

   Государь задумал развлечься маневрами и для этого назначил взятие приступом крепости Мариенталь, находившейся в городе Павловске под управлением генерал-майора Пиппера.

   Стояли прекрасные осенние дни, и государь со всем семейством выехал в Павловск накануне. В то же время из Гатчины потянулись его любимые войска. Император был весел, шутил со всеми и радостно посматривал вокруг. Его все радовало - и хороший день, обещавший хорошую погоду на следующее утро, и вид Павловска, устроенного им с огромным парком и искусственными сооружениями в нем. Вечером вокруг чайного стола во дворце собрались все близкие, и государь оживленно говорил:

   - Не устоять против моих молодцов ни крепости, ни старому Пипперу! Да-с, мои офицеры - все боевого закала люди, не потемкинские неженки!

   Раз попав на эту тему, он уже не мог умолкнуть, и в его словах уже начинало слышаться раздражение.

   В это время в комнату вошел старик, граф Строганов. Он отвесил поклон и осторожно приблизился к столу. Государь на время прервал свою речь и обратился к графу:

   - А ну, сударь, какова завтра погодка будет?

   - Боюсь, ваше величество, что худая,- ответил граф,- подул западный ветер, небо в тучах.

   Государь вдруг нахмурился и сердито ударил кулаком по столу. Внезапно наступило тяжелое молчание.

   - Боюсь, сударь,- раздался резкий голос Павла,- что вам здешняя погода будет во вред. Советую вам сейчас же ехать в Петербург!

   Граф, не зная, шутит или нет государь, растерянно взглянул на него.

   - Вы поняли меня? - резко повторил Павел.

   Граф покраснел, потом побледнел и, тотчас встав из-за стола, начал дрожащим голосом:

   - Если мои слова, ваше величество...

   - Мне не до ваших оправданий! Идите!

   Строганов, согнувшись, вышел.

   - Распорядись, чтобы лошадей ему не давали. Пусть с почты возьмет! - приказал государь адъютанту и мрачно нахмурился.- Всегда найдутся люди, которые рады испортить мне настроение,- сказал он через минуту с жалобой в голосе и встал.- Начало маневров в семь часов! - объявил он, уходя в свои покои.

   Граф напророчил непогоду. Ночью пошел дождь и к утру превратился в ливень, сменяясь по временам хлопьями мокрого снега. Государь вышел на бельведер и мрачно огляделся. В сумерках утра слышались завывание ветра и шлепанье дождя, сырость пронизывала насквозь.

   - Собачья погода! - проговорил Павел Петрович, а потом прибавил: - Но для солдата нет погоды. Коня!

   В сопровождении Лопухина, своего бессменного адъютанта, и полковника Грузинова, он выехал к войскам и поздоровался с ними.

   - Какова диспозиция? - спросил он.

   - Вашему величеству угодно было приказать, чтобы крепость сдали ровно в двенадцать часов! - ответил адъютант.

   - Ну, сдаст и раньше! Полковник, вы с двумя батальонами и двумя орудиями пойдете на восток и обойдете Славянку с того берега. Я пойду отсюда, и через час мы соединимся под крепостью!

   Маневры начались.

   Император сначала увлекся и, гарцуя на своем Помпоне, заставлял солдат идти церемониальным маршем, бежать, брать окопы, делать обходы. Но вода лилась и лилась, сырость пронизывала, погода удручала дух, и государь, скоро прекратив команду, поехал молча впереди отряда. Все шли мрачные, хмурые, и под шум дождя слышалось монотонное чавканье грязи под тысячами ног.

   Часа через полтора показались очертания крепости.

   - Который час? - резко спросил Павел.

   - Девять, ваше величество!

   - Грузинов подошел?

   - Здесь! - подъезжая на коне, ответил Грузинов, за которым серою массою стояли промокшие солдаты.

   Впереди виднелась маленькая крепость с поднятым вверх цепным мостом, с закрытыми воротами.

   - Капитан! - приказал государь.- Поезжайте в крепость и прикажите тотчас сдать ее!

   Адъютант поклонился и, вынув белый платок, поехал к крепости в сопровождении горниста.

   Мост опустили, приоткрыли ворота, и адъютант скрылся. Государь приказал войскам выстроиться и оправился на лошади. Прошло десять минут, четверть часа. Мост опустили, ворота открылись, и адъютант вышел из крепости. Государь подал знак и тут же в изумлении закричал:

   - Это что?

   Ворота наглухо закрылись, и мост снова поднялся, скрипя на ржавых цепях.

   - Что это значит? - гневно спросил император у адъютанта.

   - Ваше величество,- смущенно ответил молодой капитан,- комендант говорит, что получил приказ сдать крепость в двенадцать часов, и ранее этого срока не сдаст ни на минуту!

   Лицо Павла исказилось бешенством.

   - Иди снова и скажи: я велел! Понимаешь: я!

   В воздухе раздался унылый звук рожка, офицер замахал платком, и мост снова опустили.

   Император гневно махал хлыстом.

   - А! Еще новости! Я приказываю, а старик свое! Ну, ну! Кто кого!

   Но немец Пиппер был строгий педант и твердо знал дисциплину, а еще тверже - характер государя. Сдай он ранее срока, и неизвестно, что из этого вышло бы, лучше пусть император посердится, но признает его поведение правильным. А потому адъютант снова вернулся с тем же ответом.

   - Да он что? С ума сошел?- не своим голосом закричал Павел.- Хочет, чтобы я под дождем умер?

   - Государь, мы прикроем вас! Мы здесь установим палатку.

   - А вы? А солдаты?

   Император соскочил с коня и бегал по грязи, осыпая проклятиями упрямого коменданта, но упрямство Пиппера не могла сломить даже воля государя. Крепость стояла безмолвная, неподвижная и словно издевалась над людьми, так беспощадно обливаемыми холодным осенним дождем.

   Напрасно государю предлагали укрыться в наскоро поставленной палатке и согреться приготовленным чаем, он ничего не хотел слушать и только вскрикивал:

   - Это он нарочно! Это - насмешка!

   Бум! - ударила вестовая пушка, возвещая о двенадцати часах, в то же мгновение раскрылись ворота, опустился мост и показался старый генерал-майор Пиппер с подносом в руках, на котором лежали ключи от крепости. Государь быстро вскочил на лошадь и подъехал к нему.

   - Не в силах сопротивляться более столь мужественному натиску,- произнес генерал склоняясь,- я сдаю крепость и свой гарнизон на милость победителя.

   Эти слова показались Павлу насмешкой.

   - Взять ключи! - приказал он адъютанту и обратился к Пипперу: - За ваше исключительное повиновение жалую вас, сударь, в генерал-лейтенанты.-- Пиппер расцвел и, преклонив колено, хотел поцеловать руку государю, но тот резко отдернул ее и продолжал: - А за то, что вы своего государя без нужды продержали три часа на дожде, приказываю вам целый час просидеть на шлагбауме! Привяжите его и поднимите!

   Все в изумлении переглянулись. Старый генерал отшатнулся и в смущении произнес:

   - Я? Меня?

   Лицо Павла все дергало судорогой.

   - Тебя! - грубо ответил он и крикнул: - Ну, что же!

   Четверо казаков подошли к генералу. Эта шутка не была новостью. Минута - и генерал сидел верхом на палке шлагбаума с завязанными внизу ногами; еще минута - и шлагбаум был поднят вверх.

   Павел со злой усмешкой взглянул наверх. Генерал вдруг осунулся и весь лег на палку.

   - Продержать час! - приказал Павел и, повернув коня, погнал его во весь дух.

   Конь летел, далеко разбрасывая грязь из-под своих копыт, и вдруг испуганно шарахнулся в сторону. Павел едва усидел на коне и изумленно оглянулся. Посреди дороги коленами в грязи, мокрый и измазанный, стоял Брыков и протягивал бумагу государю.

   - Болван! - закричал Павел, замахиваясь хлыстом, и промчался мимо него.

   Семен Павлович отшатнулся. Ком грязи из-под копыт коня залепил ему все лицо, но он не чувствовал этого. Он понял только, что его постигла непоправимая неудача, что он теперь уже окончательно умер.

  

  

   Брыков вернулся домой сам не свой: бледный, растрепанный, грязный, едва держась на ногах от усталости и горя.

   - Батюшка барин, что случилось?- тревожно спросил его Сидор, торопливо принимая от него шинель и шляпу.

   - Оставь! - откликнулся Семен Павлович и прошел в свою комнату.

   Старый Сидор присел к столу, зажал голову в руки и горько заплакал. Горничная Даша бросилась к Виоле, которая лежала еще в постели, и зашептала:

   - Ой, барыня! С нашим гостем злоключилось что-то. Пришел такой скучный-скучный да грязный, что и узнать нельзя!..

   Виола тотчас соскочила с кровати, накинула на себя капот и вбежала к Брыкову. Он лежал ничком на своей постели: его обутые ноги были до колен покрыты грязью.

   - Семен Павлович, голубчик, что с тобой? - воскликнула Виола, кидаясь к нему.- Что с тобой?

   - Оставь! - отмахнулся Брыков,

   - Что случилось-то? Государя видел? А?

   - Все пропало! - глухо ответил Семен Павлович.

   - Как? Расскажи все по порядку! Ох, Господи! - снова воскликнула Виола: - Да можно ли так убиваться! Ведь ты жив и никто тебя не сделает мертвым!

   - А вот сделали, и теперь я вновь мертвец! Я поехал в Павловск...- И Брыков рассказал все, что с ним произошло.- Не знаю, как я добрел до станции под дождем, по колена в грязи, не разбирая дороги,- окончил он.

   У Виолы на глазах стояли слезы.