Верн Жюль - Завещание чудака

омми таким же испуганным голосом, кладя руку ему на плечо.

   - Да что с тобой, Томми? Что случилось? - спросил Макс Реаль, продолжая озабоченно смешивать краски кончиком кисти.

   - Хозяин... Но разве вы и сейчас ничего не слышите? - вскричал Томми.

   Нужно было быть глухим, чтобы не услышать в эту минуту все приближающегося гула.

   Макс Реаль вскочил и, положив палитру на траву, побежал к самому берегу реки. На расстоянии всего каких-нибудь пятисот шагов мчалось что-то колоссальное, подымая целые тучи пыли, какая-то лавина, катившаяся по равнине и издававшая ужасающие звуки - дикий топот и ржанье. Еще несколько минут, и эта лавина докатится до самого берега реки!

   Спасаться бегством можно было, только повернув на север, и, схватив все принадлежности рисования, Макс Реаль, сопровождаемый, или, правильнее, предшествуемый, Томми, кинулся бежать со всех ног в этом направлении.

   Страшная лавина, приближавшаяся с такой быстротой, состояла из нескольких тысяч лошадей и мулов, которых этот штат развел когда-то в лесных заповедниках на берегу Миссури. Но с тех пор как вошли в моду автомобили и велосипеды, эти "четвероногие моторы", как их здесь называют, предоставленные самим себе, блуждают на свободе, перекочевывая из одного конца штата в другой. На этот раз, видимо чем-то страшно перепуганные, они галопировали уже в течение нескольких часов. Никакие препятствия не могли их остановить. Хлебные поля, опытные станции - все было ими растоптано и разрушено, и если река не явится для них непреодолимой преградой, то где остановятся они в своей бешеной скачке?

   Макс Реаль и Томми бежали теперь уже из последних сил и скоро очутились бы, без сомнения, под ногами этой грозной орды, близость которой они теперь ясно ощущали, если бы им не удалось в мгновение вскарабкаться на нижние ветви орешника. Это было единственное дерево, возвышавшееся на всем пространстве этой равнины.

   Было уже пять часов вечера.

   Вскарабкавшись на дерево, они почувствовали себя в безопасности, и, когда последние ряды страшного табуна исчезли за поворотом реки:

   - Скорей, скорей! - крикнул Макс Реаль.

   Томми не очень-то спешил покинуть ветку орешника, на которой удобно уселся верхом.

   - Скорей же, говорю тебе, так как иначе я потеряю шестьдесят миллионов долларов и не смогу сделать из тебя жалкого невольника!

   Макс Реаль шутил, так как не было никакого риска не успеть во-время явиться в Форт Рилей. Но все же, вместо того чтобы идти к станции, которая была теперь от них чересчур далеко и где могло не быть в эту минуту отходившего в Форт Рилей поезда, художник решил продолжать путь пешком и быстро зашагал по равнине в направлении к далеким огонькам, сверкавшим на горизонте.

   Так закончилась последняя часть их путешествия, и на городской башне не пробило еще шести часов, когда Макс Реаль и Томми входили в Джексон-Отель.

   Итак, первый из избранных уже находился в том пункте, который Вильям Гиппербон выбрал в восьмой клетке. Но почему он выбрал именно этот пункт? Вероятно потому, что если штат Миссури, находящийся в географическом центре Союза, мог быть назван центральным штатом, то штат Канзас, в свою очередь, оправдывал это название, так как занимал его геометрический центр, и Форт Рилей помещался, таким образом, в самом сердце штата.

   Макс Реаль благополучно прибыл в Форт Рилей и на другое утро, выйдя из Джексон-Отеля, где он провел ночь, отправился в почтовое бюро - узнать, не было ли ему телеграммы.

   - Ваше имя? - спросил его почтовый чиновник.

   - Макс Реаль.

   - Макс Реаль?.. Из Чикаго?..

   - Именно.

   - Один из участников знаменитой партии благородной игры Американских Соединенных штатов?

   - Он самый.

   Сохранить дольше свое инкогнито на этот раз было невозможно. Известие о пребывании Макса Реаля в городе не замедлило распространиться среди его жителей, и художник вернулся в отель, сопровождаемый громкими "ура", которые его порядком сердили. Сюда, в этот отель, должны были ему принести телеграмму, которая известит его о втором метании брошенных для него игральных костей и пошлет его... куда? Туда, куда заблагорассудится капризной и непостижимой судьбе.

  

   Одиннадцать очков, составленных из пяти и шести, - это, в общем, не такой уж плохой удар, раз игроку не удалось получить девяти очков, составленных из шести и трех или из пяти и четырех, которые могли бы отправить его в двадцать шестую или пятьдесят третью клетку.

   Было, конечно, не совсем приятно, что указанный числом одиннадцать штат находился очень далеко от Иллинойса. Это обстоятельство не могло не вызвать некоторого недовольства если не Тома Крабба, то, во всяком случае, его тренера Джона Мильнера.

   Судьба посылала их в Техас, самый обширный из всех штатов Союза, площадь которого больше площади всей Франции. Этот штат, находящийся на юго-западе Конфедерации, соприкасается с Мексикой, от которой он был отделен лишь в 1835 году, после жаркой битвы, выигранной генералом Густавом у генерала Сайта-Анна.

   Том Крабб мог попасть в Техас двумя путями. Покинув Чикаго, он мог или направиться в Сент-Луис и, сев там на пароход, доехать по Миссисипи до Нового Орлеана, или же сделать этот переезд по железной дороге, которая идет в главный город штата Луизиана, пересекая для этого штаты Иллинойс, Теннесси и Миссисипи. Оттуда можно выбрать одну из дорог, ведущих в Остин, столицу Техаса, - пункт, указанный в завещании Вильяма Гиппербона. Причем ехать можно было по железной дороге или же на одном из тех пароходов, которые совершают рейсы между Новым Орлеаном и Галвестоном.

   Джон Мильнер предпочел воспользоваться железной дорогой, для того чтобы перевезти Тома Крабба в Луизиану. В его распоряжении не было столько свободного времени, сколько было у Макса Реаля, и он не мог позволить себе тратить его зря, так как к 16-му, не позже, он был обязан доехать до цели своего путешествия.

   - Итак, когда же вы отправляетесь в путь? - спросил его репортер газеты Фрейе Прессе, узнав о результате тиража, имевшего место 3 мая в зале Аудиториума.

   - Сегодня вечером.

   - А багаж ваш готов?

   - Мой багаж - это Крабб, - ответил Джон Мильнер. - Он совершенно полон, закрыт и завязан. Мне остается только доставить его на вокзал.

   - А что он по этому поводу говорит?

   - Ровно ничего. Как только он покончит со своей шестой едой, мы вместе отправимся к поезду, и я с удовольствием отдал бы его в багажное отделение, если бы не боялся, что его вес превзойдет положенный.

   - У меня, между прочим, предчувствие, что Тома Крабба ждет удача.

   - И у меня тоже, - объявил Джон Мильнер.

   - Счастливого пути!

   - Благодарю вас.

   Тренер не имел в виду стараться сохранять инкогнито чемпиона Нового Света. Человек с такой заметной внешностью, как Том Крабб, не мог бы ни в каком случае не обратить на себя внимания. Скрыть его отъезд было нельзя, и в этот вечер на перроне вокзала собралась целая толпа, с интересом наблюдавшая за тем, как его вталкивали в вагон при громких криках "ура" присутствующих.

   Вслед за ним в вагон вошел и Джон Мильнер. Поезд тронулся, и казалось, что паровоз уже ощущал ту чрезмерную нагрузку, которой наградил его тяжеловесный борец.

   За ночь проехали триста пятьдесят миль и на следующий день прибыли в Фультен, находившийся на окраине штата Иллинойс, на границе со штатом Кентукки.

   Том Крабб совершенно не интересовался местностью, по которой он проезжал. А между тем штат занимал четырнадцатое место в ряду штатов Союза. Без сомнения, Макс Реаль и Гарри Т. Кембэл не преминули бы осмотреть и Нашвилл, теперешнюю столицу штата, и поле битвы при Чаттануге, где Шерман открыл южные дороги федеральным армиям. Равным образом оба они - один в качестве художника, другой в качестве репортера, - наверно, не поленились бы сделать крюк в какую-нибудь сотню миль до Гранд-Джанкшен, для того чтобы почтить своим присутствием город Мемфис. Это единственный важный пункт штатд на левом берегу Миссисипи; он очень красиво расположен на скале, возвышающейся над великолепной рекой, усеянной цветущими зелеными островками.

   Но тренер не считал возможным уклониться от маршрута, чтобы позволить колоссальным ногам Тома Крабба шагать по этому городу с египетским названием. Поэтому ему не представилось случая спросить, зачем шестьдесят лет тому назад правительство нашло нужным построить в этом городе, столь удаленном от берега моря, арсеналы и верфи, в настоящее время совершенно заброшенные, и услышать ответ, что "Америке подобные ошибки так же свойственны, как и всяким другим странам".

   Поезд мчался все дальше, унося с собой второго партнера и его ко всему равнодушного компаньона через равнины штата Миссисипи. Вскоре он миновал Холли Спринг, Гренаду и Джексон. Последний является столицей не имеющей большого значения территории, на которой исключительная по интенсивности культура хлопка сильно задержала общее развитие промышленности и торговли.

   На перроне вокзала этого города появление Тома Крабба произвело громадное впечатление.

   Несколько сотен любопытных явились посмотреть на прославленного кулачного бойца. Правда, он не обладал ни ростом Адама, которому приписывали девяносто футов, ни Авраама - восемнадцать футов, ни даже Моисея - двенадцать футов, но все же это был один из представителей гигантов человеческого рода.

   Среди любопытных находился также один ученый, почтенный Кил-Кирнэй, который, измерив с необыкновенной точностью чемпиона Нового Света, сделал по этому поводу следующее весьма обстоятельное заключение.

   - Господа, - сказал он, - в результате проделанных мною исторических изысканий мне удалось найти главнейшие вычисления измерений, относящиеся к гигантографическим работам и записанные по десятичной системе. Вот они. В XVII веке появился Вальтер Парсон, ростом в два метра двадцать семь. В XVIII веке явились: немец Мюллер из Лейпцига, ростом в два метра сорок, англичанин Бернсфильд, ростом в два метра тридцать пять, ирландец Маграт, ростом в два метра тридцать, ирландец О Бриен, ростом в два метра пятьдесят пять, англичанин Толлер, ростом в два метра пятьдесят пять, испанец Эласежэн, ростом в два метра тридцать пять. В XIX веке явились: грек Овасаб, ростом в два метра тридцать три, англичанин Хэле из Норфолка, ростом в два метра сорок, немец Марианн, ростом в два метра сорок пять, и китаец Шанг, ростом в два метра пятьдесят пять сантиметров. Рост же Тома Крабба, - считаю нужным заявить это его почтенному тренеру, - от пяток до макушки головы составляет всего только два метра тридцать...

   - Но что же вы хотите, чтобы я сделал? - ответил не без раздражения Джон Мильнер. - Ведь не могу же я его удлинить...

   - Разумеется, нет, - продолжал мистер Кил-Кирнэй, - я этого и не прошу... Но, во всяком случае, он уступает всем этим...

   - Том, - сказал Джон Мильнер, - ударь-ка хорошенько господина ученого прямо в грудь, чтобы он мог заодно узнать и силу твоего бицепса!

   Ученый Кил-Кирнэй не пожелал подвергаться такому опыту, после которого у него не осталось бы требуемого числа ребер, и удалился медленными, преисполненными достоинства шагами.

   Но Том Крабб был все же встречен шумными рукоплесканиями публики, когда Джон Мильнер от его имени сделал вызов всем любителям бокса. На этот вызов никто не ответил, и чемпион Нового Света отправился в свое купе, сопровождаемый горячими пожеланиями успеха всех присутствующих.

   Перерезав с севера на юг штат Миссисипи, поезд достиг границы штата Луизиана у станции Рокки-Комфорт. Далее, у станции Карролтон, поезд подошел к реке шириной приблизительно в четыреста пятьдесят туазов, которая делает здесь петлю, окружая ею главный город этого штата.

   В Новом Орлеане Том Крабб и Джон Мильнер оставили поезд, сделав переезд в девятьсот миль, считая от Чикаго. Когда они приехали сюда после полудня 5 мая, у них в запасе оставалось еще тринадцать дней, чтобы попасть в назначенный день в Остин, столицу Техаса, любым путем: сухим, использовав для этого Тихоокеанскую железную дорогу, или морским.

   Во всяком случае, от Джона Мильнера нельзя было ожидать, чтобы он стал прогуливать своего Крабба по городу с целью дать ему случай полюбоваться всеми его диковинками.

   Если бы судьба послала туда еще кого-нибудь из "семерки", то, конечно, тот лучше сумел бы справиться с подобной задачей. Остин был от них еще на расстоянии четырехсот миль, и Джон Мильнер думал только о том, как бы поскорее в него попасть.

   Самым близким путем был бы, конечно, железнодорожный, потому что между этими двумя городами существовало прямое сообщение, удобное, однако, только в тех случаях, когда приходящие и отходящие поезда совпадают. Действительно, продвинувшись вперед в западном направлении и проехав штат Луизиана через города Лафайет, Рейрелан, Террбон, Тайгервилл, Рамос и Брашир по направлению к Великому озеру, поезд, сделав еще последние сто восемьдесят миль, доезжает до границы Техаса. Начиная с этого пункта, он идет, уже не останавливаясь, все последние двести тридцать миль, от станции Орендж вплоть до самого Остина. Тем не менее, хотя он, может быть, был в этом неправ, Джон Мильнер предпочел другой маршрут, решив, что лучше сесть на пароход в Новом Орлеана и проехать водой до Галвестона, который соединяется железной дорогой со столицей Техаса.

   Оказалось, что пароход Шерман отправлялся на следующее утро из Нового Орлеана в Галвестон. Таким случаем нельзя было не воспользоваться. Проехать триста миль морем на пароходе, делающем десять миль в час, можно было в полтора дня самое большее в два, при неблагоприятном ветре!

   Джон Мильнер не счел нужным советоваться с Томом Краббом; это было бы равносильно тому, как если бы он захотел посоветоваться со своим чемоданом, доверху набитым и завязанным. Покончив со своей последней, в этот день шестой по счету, едой, поданной ему в портовой гостинице, знаменитый боксер улегся спать и беспросыпу проспал до утра. Было уже семь часов, когда капитан Кертис отдал приказ ослабить цепи Шермана, сделав это после того, как он приветствовал чемпиона Нового Света с вниманием, которого был достоин второй партнер матча Гиппербона.

   - Почтенный Том Крабб, - сказал он, - я весьма польщен той честью, какую оказывает мне ваше пребывание на моем пароходе!

   Боксер, повидимому, не понял того, что сказал ему капитан Кертис, и глаза его инстинктивно устремились к дверям, которые вели в столовую.

   - Поверьте, - продолжал капитан Шермана, - я сделаю все возможное, чтобы в самый короткий срок доставить вас в надежную гавань. Я не буду экономить ни своего горючего, ни пара. Я буду душой своих цилиндров, душой своего балансира, душой своих колес, которые завертятся со вбей присущей им быстротой для того, чтобы обеспечить вам славу и деньги!

   Рот Тома Крабба открылся как бы для ответа, но тотчас закрылся для того, чтобы через минуту опять открыться и снова закрыться. Это указывало на то, что час первого завтрака уже пробил на стенных часах его желудка.

   - Вся моя кладовая с провизией в вашем распоряжении, - заявил капитан Кертис. - Будьте уверены, что мы во-время приедем в Техас, если бы даже мне пришлось для этого ввести в дело все предохранительные клапаны, с риском, что пароход взлетит на воздух.

   - Не будем взлетать на воздух, - сказал Джон Мильнер со свойственным ему благоразумием. - Это было бы большой ошибкой накануне выигрыша шестидесяти миллионов долларов.

   Погода была превосходная, а к тому же все проходы фарватера Нового Орлеана вполне безопасны, несмотря на то что некоторые из них бывают подвержены резким переменам, за которыми бдительно следит морское управление. Шерман следовал теперь по южному проходу среди тростников и камышей, растущих вдоль его низких берегов. Возможно, что обонятельный нерв путешественников был раздражен испарениями бесчисленных пузырей болотного газа, образуемых брожением органических веществ на дне реки; но не было никакой опасности сесть на мель в этом канале, представлявшем собою вход в большую реку. Проехали мимо нескольких заводов и складов, выстроенных на обоих ее берегах, мимо местечка Эльджирс, мимо Пуант-Алахаш, мимо Джемпа. В это время года уровень воды всегда высок. В апреле, мае и июне Миссисипи вздувается от обычных разливов, а отливают ее воды лишь в ноябре.

   В силу этого Шерману не понадобилось замедлять своего хода, и он без всяких затруднений достиг порта Иде, названного так по имени инженера, работы которого улучшили весь этот южный фарватер.

   В этом именно месте Миссисипи вливается в Мексиканский залив, и ее течение составляет не менее четырех с половиной тысяч миль.

   Как только Шерман обогнул последний мыс он повернул на запад.

   Как же перенес Том Крабб эту часть переезда? Очень хорошо. Позавтракав, пообедав и поужинав в свои обычные часы, он отправился спать и когда на следующее утро появился на своем всегдашнем месте, в задней части спардека, то имел очень свежий и довольный вид.

   Шерман сделал уже около пятидесяти миль в открытом море; смутно вырисовывались в северном направлении очертания все удалявшегося низкого берега.

   Впервые Том Крабб пускался в плавание по открытому морю, и начавшаяся боковая и килевая качка его сначала только удивила.

   Мало-помалу это удивление сменилось на его лице, обычно таком румяном, сильной бледностью, постепенно увеличивающейся, и внимательно следивший за ним Джон Мильнер не мог ее не заметить.

   "Уж не заболевает ли?" подумал он, подходя к скамье, на которую спутник его принужден был грузно опуститься, и, потрепав его по плечу:

   - Ну, как?.. Ничего?.. - спросил он.

   Том Крабб открыл было рот, но на этот раз не голод заставил раздвинуться его челюсти, хотя час первого завтрака уже пробил. И так как закрыть рот он во-время не смог, то струя соленой воды влилась ему в горло в тот момент, когда Шерман под напором высокой волны сильно накренился на один бок.

   Том Крабб оторвался от скамьи и рухнул на палубу. Необходимость перенести его в центр парохода, где качка была менее ощутительна, становилась очевидной.

   - Идем, Том, - сказал Джон Мильнер.

   Том Крабб хотел подняться, но все его усилия оказались тщетными, и он тяжело грохнулся на пол.

   Капитан Кертис, почувствовав сильное сотрясение, поспешил к задней части спардека.

   - Вижу, в чем дело, - проговорил он. - В общем, это пустяки, конечно, и почтенный Том Крабб скоро к этому приспособится. Немыслимо, чтобы такой человек был подвержен морской болезни! Это допустимо для слабеньких женщин, но было бы ужасно, если бы этому подвергся человек такого крепкого сложения! Ужасно, да, действительно!

   Никогда еще пассажиры не присутствовали при более печальном зрелище. Тошнота, как известно, является обычно естественным уделом хилых, болезненных натур. В таких случаях она протекает вполне нормально, не насилуя природы, но человек такой комплекции и такой силы!..

   Не будет ли с ним того же, что бывает с массивными зданиями, которые больше страдают от землетрясения, нежели самая хрупкая хижина какого-нибудь индейца?.. Она остается целой в то время, как крупное здание расходится в пазах и рушится.

   И Том Крабб "разошелся в пазах" и грозил превратиться в груду развалин.

   Джон Мильнер, очень всем этим озабоченный, вмешался в дело.

   - Нужно бы его отсюда оттащить, - сказал он.

   Для такой работы капитан Кертис призвал начальника судовой команды и двенадцать матросов. Общими усилиями они старались поднять чемпиона Нового Света, но тщетно. Оказалось необходимым сначала катить его по спардеку, как какую-нибудь бочку, потом спустить при помощи двух соединенных блоков на нижнюю палубу и наконец дотащить до рубки машины, балансир которой, казалось, издевался над этой обессиленной глыбой. И Том Крабб в полной прострации остался лежать там, куда его приволокли.

   - Я думаю, - заметил Джон Мильнер, обращаясь к капитану Кертису, - что всему виной эта отвратительная соленая вода, которой Том наглотался!

   - Если бы это был алкоголь, - ответил рассудительным тоном капитан Кертис, - то море давно уже было бы все до последней капли выпито и никакой навигации не существовало бы.

   Все складывалось до крайности неудачно. Ветер, дувший с запада, резко переменил направление. Он все свежел и свежел, а боковая и килевая качка все усиливалась. К тому же, когда приходится идти против волн, движение парохода сильно замедляется, и длина переезда должна была теперь, без сомнения, удвоиться: семьдесят или восемьдесят часов вместо сорока! Короче говоря, Джон Мильнер пережил все фазы волнения и тревог в то время, как его спутник переживал все фазы своей ужасной болезни: встряску всех внутренностей, неправильности в аппарате кровообращения и такие головокружения, какие не в состоянии вызвать самое сильное опьянение. Одним словом, говоря языком капитана Кертиса, Тома Крабба оставалось только подобрать лопатой.

   Наконец 9 мая около трех часов пополудни, после страшного порыва ветра - к счастью, кратковременного - появились берега Техаса, окаймленные дюнами белого песка и защищенные непрерывным рядом островов, над которыми летали стаи громадных пеликанов. Они могли составить большую экономию для запасов провианта на пароходе, тем более что Том Крабб, хотя он и очень часто, даже слишком часто открывал рот, ничего еще не ел после своего последнего завтрака, полученного, когда пароход находился на одной параллели с портом Иде.

   Джон Мильнер лелеял надежду, что его компаньон скоро поправится, победит отвратительную болезнь, снова примет человеческий облик и будет иметь приличный вид, когда Шерман, укрывшись от бурного моря в заливе Галвестон, не будет больше подвергаться капризам разъяренных волн. Но нет, несчастному Тому Краббу не удалось принять человеческий вид даже и тогда, когда он очутился в спокойных водах.

   Город Галвестон построен на самом конце песчаного мыса. Виадук соединяет его с материком, и через него ведутся торговые сношения, среди которых особо важную роль играет торговля хлопком. Как только Шерман прошел фарватер, он направился к месту своей стоянки. Джон Мильнер не мог сдержать возгласа ярости, увидев, что несколько сот любопытных собрались уже на набережной. Извещенные по телеграфу о том, что Том Крабб выехал пароходом из Нового Орлеана в Галвестон, они явились встречать его на пристань. И что же мог представить им тренер вместо чемпиона Нового Света, второго отъезжающего, участника матча Гиппербона?.. Бесформенную массу, которая была более похожа на пустой мешок, чем на человеческое существо!

   Джон Мильнер еще раз попытался вызвать физическую встряску у Тома Крабба.

   - Ну, что же?.. Все еще не того?.. - спросил он..

   Мешок оставался мешком, и его пришлось на носилках перенести в Бич-Отель, где для них было оставлено помещение.

   Несколько шуток, несколько каламбуров раздавалось по пути его следования вместо тех громких привычных "ура", которые сопровождали его отъезд из Чикаго.

   Но в конце концов не все было потеряно. Завтра, после спокойной ночи и целого ряда искусно скомбинированных кушаний, Том Крабб, без сомнения, обретет свою жизненную энергию и присущую ему силу, и от его болезни не останется следа.

   Джон Мильнер все это говорил себе, но он глубоко ошибался: ночь не принесла никакого изменения в,состоянии здоровья его компаньона. Помрачение, всех его способностей на другой день было так же глубоко, как и накануне, А между тем от него не требовали никакого умственного напряжения (на которое он был вообще неспособен), а лишь чисто животного усилия. Но все было тщетно. С того момента, как он очутился на твердой земле, его рот все время оставался герметически закрытым. Он не требовал пищи, его желудок не издавал привычных сигналов в положенные часы еды.

   Так прошел день 10 мая, затем настало 11-е, а 16 мая было тем последним сроком, когда он должен был прибыть в Остин.

   Джон Мильнер решился на единственную меру, к которой можно было еще прибегнуть: лучше было приехать слишком рано, чем слишком поздно. Если Тому Краббу суждено выйти из этого состояния прострации, он сможет из него выйти так же хорошо в Остине, как и в Галвестоне, но, по крайней мере, он будет в назначенном месте к указанному сроку.

   Итак, Том Крабб был препровожден на вокзал на ручной тележке и внесен в вагон, как багаж. Когда пробило половина девятого вечера, поезд тронулся, и стоявшие на перроне держатели пари отказывались рискнуть самой маленькой суммой, даже двадцатью пятью центами, за партнера, находившегося в таком плачевном состоянии.

   К счастью, чемпиону Нового Света и его тренеру предстоял переезд не через все семьдесят пять миллионов гектаров, составляющих территорию Техаса. Им нужно было только проехать сто шестьдесят миль, отделяющих Галвестон от столицы штата.

   Было бы желательно побывать в областях, орошаемых великолепнейшей рекой Рио-Гранде и другими: Антонио, Бразас и Тринити, вливающейся в бухту Галвестон, а также рекой Колорадо с ее капризно извивающимся руслом, усеянным жемчужными устрицами. Великолепная страна этот Техас, с его бесконечными прериями, где когда-то стояли лагерем команчи! На западе она сплошь покрыта девственными лесами, пышными магнолиями, смоковницами, акациями, пальмами, дубами, кипарисами, кедрами, громадными рощами апельсинных деревьев и кактусами, наиболее красивыми из всей флоры. Горы Техаса, которые на северо-западе говорят о близости цепи Скалистых гор, бесподобны. Эта страна дает сахарный тростник лучше того, что растет на Антиллах, табак "нокогдоше", превосходящий табак мерилендский и виргинский, и хлопок лучше того, который разводится в штатах Миссисипи и Луизиана. Некоторые ее фермы обладают площадью земли в сорок тысяч акров, в них насчитывается столько же голов скота, а в их ранчо выращиваются тысячи лошадей самой лучшей породы.

   Но могло ли все это интересовать Тома Крабба, который никогда ни на что не смотрел, и Джона Мильнера, который смотрел на одного лишь Тома Крабба?

   Вечером поезд остановился на два часа на станции Хьюстон, где находится склад товаров, доставляемых по рекам Тринити, Бразас и Колорадо, а на следующий день, 13 мая, очень рано Том Крабб вышел из вагона на станции Остин, конечном пункте своего путешествия. Этот город, столица штата, представляет собой очень важный промышленный центр, и его омывают воды реки, на которой имеются искусственные заграждения. Остин расположен на возвышенности к северу от Колорадо, в районе, изобилующем железом, марганцем, гранитом, мрамором, гипсом и глиной. Этот город более американский, чем многие другие города Техаса; в нем сосредоточены все судебные учреждения штата. Население его не превышает двадцати шести тысяч, и почти все его жители саксонского происхождения. Здесь это единственный "одиночный" город среди тех "двойных" городов, какими являются вообще все города, расположенные вдоль реки Рио-Гранде, в которых деревянные дома находятся на одном берегу реки, а хижины из необожженного кирпича - на другом, как, например, города Эль-Пасо и Эль-Президио, наполовину максиканские. В Остине железнодорожные пассажиры встретили только таких американцев, которые приехали сюда из любопытства и с целью заключить несколько пари, посмотрев на второго партнера, которого игральные кости прислали в Остин из отдаленнейших областей Иллинойса.

   И этим любопытным посчастливилось больше, чем жителям Галвестона и Хьюстона, так как, вступив на перрон вокзала столицы Техаса, Том Крабб вышел наконец из состояния той угрожающей неподвижности, которую не могли победить ни заботы, ни мольбы, ни даже упреки Джона Мильнера. Сначала чемпион Нового Света казался еще немного утомленным, немного вялым и слабым. Но что в этом удивительного, если он не проглотил ничего, кроме морского воздуха, с самого того дня, когда Шерман вышел в открытое море?

   Да! Этот великан был вынужден питаться все эти дни исключительно самим собой. Но, по правде говоря, даже и при таком режиме ему хватило бы пищи еще на многие, многие дни!

   Зато какой завтрак получил он в это утро, завтрак, продолжавшийся до самого вечера: полные блюда крупной дичи, окорока баранины и телятины, всевозможные виды колбас, овощи, фрукты, сыры, и джин, и виски, и смесь портера с пивом, и чай, и кофе! Джону Мильнеру стало немного страшно, когда он подумал о счете, который ему представят в гостинице в день отъезда.

   И все это повторялось на другой день, и на следующий, и так вплоть до 16 мая.

   Том Крабб теперь снова превратился в удивительную человеческую машину, при столкновении с которой Корбэт, Фит-симонс и другие, не менее его знаменитые боксеры столько раз терпели полное поражение.

  

   В это утро один из городских отелей, или, лучше сказать, одна из небольших и далеко не из лучших гостиниц, Сэнди-Бар, принимала двух путешественников, приехавших с первым утренним поездом в Кале, маленький городок штата Мэн.

   Эти двое путешественников, мужчина и женщина, видимо порядочно измученные длинной и утомительной дорогой, назвались мистером и миссис Филд. Фамилия Филд, так же как Смит и Джонсон, она из наиболее распространенных среди людей англо-саксонского происхождения. Вот почему нужно обладать совершенно исключительными качествами, занимать какое-нибудь выдающееся положение в мире искусств, политики или военной науки, словом, нужно обратить на себя общественное внимание. Так как имена мистера и миссис Филд никому ничего не говорили, хозяин гостиницы записал их в своей книге без всяких дальнейших вопросов.

   В эту эпоху по всей территории Соединенных штатов ничьи имена не были так распространены, не повторялись так часто миллионами уст, как имена партнеров знаменитого матча эксцентричного члена Клуба Чудаков. Но так как ни один из "семерки" не назывался Филдом, то в Кале никто приезжей четой не заинтересовался. К тому же оба они не подкупали своей наружностью, и весьма возможно, что хозяин гостиницы задавал себе вопрос, как-то они еще ему заплатят, когда настанет время подавать им счет.

   Для чего же явилась чета Филд в этот маленький городок, расположенный на самой делекой границе штата, находящегося на северо-восточной окраине Союза, для чего прибавила она две единицы к шестистам шестидесяти одной тысяче жителей этого штата, равного по площади половине всей территории Новой Англии?[ Новой Англией называется группа штатов: Мэн, Нью-Гемпшир, Вермонт, Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд.]

   Комната в первом этаже, предоставленная мистеру и миссис Филд в гостинице Сэнди-Бар, была мало комфортабельна: одна кровать, стол, два стула и туалетный столик. Вид из окна открывался на реку Сент-Круа, левый берег которой принадлежит Канаде. У дверей в коридор стоял единственный чемодан приезжих, принесенный железнодорожным носильщиком.

   В одном углу комнаты виднелись два толстых дождевых зонтика и ветхий дорожный мешок.

   Оставшись вдвоем после ухода хозяина гостиницы, который привел их в эту комнату, мистер и миссис Филд заперли сначала дверь изнутри, потом приложили ухо к замочной скважине, чтобы убедиться, что их никто не услышит.

   - Наконец-то мы добрались до цели нашего путешествия!- сказал он.

   - Да, - подтвердила она, - после двух дней и трех долгих ночей, проведенных в вагоне.

   - Я думал, что это путешествие никогда не кончится, - продолжал мистер Филд, опуская почти безжизненные руки таким жестом, точно все их мускулы были совершенно не в состоянии функционировать.

   - И оно еще не окончено, - сказала миссис Филд.

   - Интересно, сколько все это будет нам стоить?

   - Дело не в том, сколько все это будет стоить, - раздраженным тоном ответила его супруга, - а в том, сколько все это может нам принести!

   - Во всяком случае, - продолжал мистер Филд, - нам пришла удачная мысль не путешествовать под нашими действительными именами.

   - Это моя мысль...

   - И мысль восхитительная... Ты представляешь себе, что с нами было бы, если бы мы оказались во власти хозяев гостиниц, трактирщиков, кучеров и всех этих живодеров, жиреющих от щедрот тех, кто попадается им в руки, - и все это под тем предлогом, что в наши карманы вскоре потекут миллионы долларов.

   - Да, мы хорошо сделали, - повторила миссис Филд, - и мы и впредь будем сокращать, насколько это возможно, все наши расходы. Во всяком случае, за все эти три дня путешествия мы ни копейки не истратили в буфетах железнодорожных вокзалов. И я надеюсь поступать так и в дальнейшем.

   - И все же, может быть, мы лучше сделали бы, если бы отказались...

   - Довольно, Герман! - властным тоном заявила миссис Филд. - Разве же у нас меньше шансов, чем у других участников, приехать первыми?

   - Конечно нет, Кэт! Но самым благоразумным было бы все-таки согласиться на предложение... разделить наследство между всеми участниками матча.

   - Я другого мнения. К тому же против этого восставал командор Уррикан, а неизвестный X. К. Z. отсутствовал и дать своего согласия не мог.

   - А знаешь ли, что я тебе скажу, - продолжал господин Филд, - именно его-то я и боюсь больше всех других. Никто не знает, ни кто он, ни откуда... С ним никто не знаком. Его зовут X. К. Z. Но разве же это имя? Прилично ли называться X. К. Z.?

   Говоривший был господин Титбюри. Если он сам не скрывался под инициалами, то ведь он, однако же, переменил свою фамилию Титбюри на Филд (читатель, без сомнения, узнал его по первым же фразам, которыми он обменялся со своей женой, самозванной госпожой Филд, - фразам, насквозь пропитанным отвратительной скаредностью).

   Да, то был действительно Герман, третий партнер. Игральные кости, выбросив два очка, по единице каждый, отослали его во вторую клетку, штат Мэн. Это была большая для него неудача, которая приближала его всего лишь на два шага к шестьдесят третьей клетке, заставляя в то же время проделать длинный путь до крайнего северо-восточного пункта Союза.

   Дело в том, что штат Мэн граничит и с доминионом Канада и с Нью-Брансуиком. После вступления этого штата в 1820 году в Конфедерацию, его восточной границей сделался залив Пассамакодди, в который направляет свои воды рака Сент-Круа, подобно тому как этот штат, разделенный на двенадцать графств, посылает двух сенаторов и пятьдесят депутатов в Конгресс, который немного претенциозно может быть назван "Национальным заливом", так как в него вливаются "политические реки" Американских Соединенных штатов.

   Мистер и миссис Титбюри вечером 5 мая покинули свой темный дом на Робей-стрит и поселились в этой мрачной гостинице в городе Кале. Мы знаем, какие соображения заставили их присвоить себе вымышленную фамилию. Не извещая никого о дне и часе своего отъезда, они путешествовали, соблюдая строгое инкогнито, так же как и Макс Реаль, хотя мотивы, которые ими руководили, были, конечно, совершенно иные.

   Все это озабочивало держателей пари, так как нужно признать, что Герман Титбюри в этой скачке за миллионами представлялся замечательным спортсменом и не стремился больше ни к чему. Не было сомнения в том, что ставки на него будут все увеличиться по мере развития матча и что он сделается его фаворитом. Не был ли он одним из тех привилегированных лиц, которым все удается благодаря полному отсутствию щепетильности в выборе средств, обеспечивающих успех? Его богатство позволит ему заплатить все штрафы, и как бы они ни были велики, он без колебания расплатится наличными деньгами. К тому же Титбюри не станет предаваться никаким фантазиям во время переездов, подобно Максу Реалю и Гарри Кембэлу. Были ли какие-нибудь основания, в таком случае, бояться, что он задержится в пути? Разумеется, никаких. Была только несомненная уверенность в том, что в назначенный день он будет в указанном месте. Все это составляло, безусловно, очень серьезные гарантии, представляемые Германом Титбюри, не говоря уже о той личной удаче, которая никогда ему не изменяла во всех его делах.

   Это достойная чета позаботилась о том, чтобы придумать маршрут наиболее быстрый и наименее дорогой для путешествия по запутанной сети железных дорог, раскинутой, точно громадная паутина, по всей восточной территории Союза. Нигде не останавливаясь, не подвергая себя угрозе полного разорения в станционных буфетах или в отельных ресторанах, питаясь исключительно провизией, взятой из дому, переходя с одного поезда в другой с точностью шарика в руках ловкого фокусника, они так же мало, как и Том Крабб, интересовались достопримечательностями той или иной местности. Всегда погруженные в одни и те же соображения, всегда преследуемые одним и тем же страхом, записывая каждый грош своих ежедневных расходов, считая и пересчитывая сумму, взятую с собой для путешествия, проводя дни в дремоте, а ночи во сне, господин и госпожа Титбюри проехали штат Иллинойс с запада на восток, потом штат Индиана, за ними штат Огайо, далее штат Нью-Йорк и, наконец, Нью-Гемпшир. Так они достигли утром 8 мая границы штата Мэн, находящейся у подножия горы Вашингтон из группы гор Монтань Бланш, снежная вершина которой через полосу ливней и града возносит та высоту целых пяти тысяч семисот футов имя славного героя Американской республики.

   Оттуда мистер и миссис Титбюри достигли Парижа, затем Льюистона на Андроскоггине, торгового города, который соперничает с важным городом Портлендом, одним из лучших портовых городов Новой Англии, нашедшим себе приют в бухте Каско.

   Оттуда железная дорога привела их в Огасту, официальную столицу штата Мэн, элегантные виллы которой рассеяны по берегам-реки Кеннебека. Доехав до станции Бангора, надо было подняться к северо-востоку до станции Баскахоган, где кончался железнодорожный путь, и спуститься на лошадях до Принстона, который соединяется с Кале.

   Вот таким-то образом, при частых и неприятных переменах поездов, завершился переезд четы Титбюри в штат Мэн. Туристы охотно посещают цепь окружающих его гор, поля морены, его дремучие бесконечные дубовые леса, рощи канадских сосен, кленов, буков и берез, представляющие собой квинтэссенцию северных районов, которые снабжали лесным материалом все местные верфи до введения железных корпусов в морские конструкции.

   Мистер и миссис Титбюри, они же Филд, прибыли в Кале 9 мая с ранним поездом, значительно раньше назначенного срока, что вынуждало их оставаться там до 19-го числа. Десяток дней жить в этом маленьком городке, в котором всего несколько тысяч жителей и который представляет собой обыкновенный каботажный порт! Чем займут они время до того часа, когда телеграмма нотариуса Торнброка заставит их оттуда уехать?

   А между тем какие восхитительные экскурсии можно совершить среди такой разнообразной природы! На северо-западе великолепная местность с горой Катадин высотой в три тысячи пятьсот футов - гранитной скалой, поднимающейся из-за зеленого свода лесов. А город Портленд, с пятьюдесятью тысячами жителей, где родился великий поэт Лонгфелло, город, полный оживления благодаря своей интенсивной торговле с Южной Америкой и Антиллами, а также своим памятникам, паркам и садам, которые его жители, - артисты в душе, - поддерживают с такой любовью и вкусом! И этот скромный Брансуик со своим знаменитым колледжем Бодэном, куда картинная галлерея привлекает всех истинных любителей искусства! А дальше на юг, вдоль берегов Атлантики, все эти курорты, лечебные станции, так охотно посещаемые в жаркий сезон богатыми семьями из соседних штатов, семьями, которые считали бы для себя позором не провести в одной из них, например в Бар Харбор, на этом чудеснейшем острове Маунт-Дезэрт, несколько недель! Но требовать таких передвижений от двух моллюсков, оторванных от родной почвы и перенесенных за девятьсот миль от нее, было бы напрасным трудом. Нет! Они ни на один день, ни на один час не покинут Кале! Они останутся в обществе друг друга, обсуждая свои шансы, мысленно проклиная своих партнеров и в сотый раз придумывая, как бы лучше употребить свое новое богатство в том случае, если судьба сделает их триста раз миллионерами: шестьдесят миллионов долларов равнялись примерно тремстам миллионам франков. И в самом деле, не слишком ли все это их затруднит?

   Затруднят... миллионы... их?! Об этом не беспокойтесь! Они сумеют обратить их в ценные, вполне верные бумаги, в акции банков, рудников, промышленных обществ, и будут жить на громадные доходы, не растрачивая их ни на какие благотворительные учреждения, ничего не тратя также и на свой комфорт, на свои удовольствия. Они будут жить, как раньше, сосредотачивая все свое существование на любви к деньгам, пожираемые auri sacra fames[ Auri sacra fames - проклятой жаждой золота.] эти скареды, трясущиеся над сундуком и способные удавиться из-за копейки, подлые крысы, презренные существа, бессменные члены академии сквалыг.

   Если судьба покровительствовала этой отвратительной чете, то у нее были, верно, на то свои причины. Какие именно, трудно себе представить. Но это было бы в ущерб другим партнерам, более достойным богатства Вильяма Дж. Гиппербона, которые сумели бы сделать из его денег лучшее употребление; да, безусловно все, не исключая Тома Крабба и даже самого командора Уррикана.

   И вот оба они сидят на далекой окраине федеральной территории, в маленьком городке Кале, скрываясь под вымышленной фамилией Филд, скучающие и нетерпеливые, ожидая дальнейших событий, наблюдая во время приливов уход в море рыбачьих лодок, а затем их возвращение с добычей - тяжелым грузом макрелей, сельдей и лососей. Потом они возвращаются в свою комнату в гостиницу Сэнди-Бар и запираются на ключ, дрожа от страха при мысли, что их настоящие имена будут вскоре обнаружены.

   На самом деле городок Кале не так уж затерян в глубине штата Мэн, чтобы слухи и толки о знаменитом матче могли не дойти до его жителей. Все они прекрасно знали, что вторая клетка находится в этом штате Новой Англии, а телеграф им сообщил, что при третьем метании игральных костей выброшенное число очков - одно и одно - обязывало партнера Германа Титбюри явиться в их город.

   Так прошли 9, 10, 11 и 12 мая, дни, наполненные скукой в этом маленьком унылом городишке. Макс Реаль и тот вряд ли смог бы пересилить эту скуку. Когда вам совершенно нечего делать, как только слоняться по улицам, застроенным деревянными домами, да бродить взад и вперед по набережной, то вам кажется, что время тянется бесконечно долго. А впереди эта телеграмма с указанием нового маршрута, телеграмма, которая не могла быть отправлена раньше 19-го числа