Верн Жюль - Завещание чудака

И разве этого не знали члены Клуба Чудаков, которые были свидетелями или игроками нескончаемых "историй", предпринимаемых ежедневно Вильямом Гиппербоном в залах этого клуба? Продолжительность перемещений из одного пункта в другой, быстрота движения и переутомление могли вызвать среди участников матча заболевания, и они принуждены были бы бросить всякую мысль о достижении желаемой цели, к выгоде наиболее энергичных или защищаемых судьбой партнеров.

   Но подобные случайности никого не беспокоили. Все жаждали только одного - поскорее бы началась эта кампания, чтобы принять участие во всех волнениях шестерых избранников, сопровождая их мысленно в их путешествии или даже фактически, по примеру тех велосипедистов-любителей, которые сопровождают совершающих пробег профессионалов. Вот что удовлетворило бы алчность содержателей отелей тех штатов, через которые проезжали бы участники партии!

   Но если публика не задумывалась над различными задержками и неприятностями, могущими случиться в пути, то самим участникам партии вполне естественно могла прийти в голову следующая мысль: почему не заключить между собой условие, по которому выигравший партию обязывался разделить свой выигрыш с теми, которые не были осчастливлены судьбой? Или, во всяком случае, оставив себе половину громадного состояния, предоставить другую половину менее счастливым партнерам? Оставить себе тридцать миллионов долларов, а остальные разделить между ними? Эта мысль казалась очень заманчивой. Быть уверенным в любом случае получить несколько миллионов - для практических умов, не жаждущих никаких авантюр, казалось достойным очень серьезного обсуждения.

   В этом не было ничего, что противоречило воле завещателя, поскольку партия продолжалась бы в предписанных им условиях и выигравшему предоставлялось право распоряжаться полученной суммой по своему усмотрению. Вот почему заинтересованные в этом лица по инициативе одного из них, наверняка наиболее разумного из шести, организовали официальное собрание с целью обсудить это предложение. Герман Тит-бюри выразил согласие его принять. Подумайте только: несколько миллионов долларов были бы гарантированы каждому! Обладая темпераментом завзятого игрока, госпожа Титбюри колебалась, но кончила тем, что согласилась. После некоторых размышлений Гарри Кембэл, страстный любитель приключений, тоже выразил свое согласие, так же как и Лисси Вэг, по совету своего патрона Маршалла Фильда и несмотря на протесты тщеславной Джовиты Фолей, жаждавшей всего или ничего. Что касается Джона Мильнера, то он присоединился, не спросясь Тома Крабба, и если Макс Реаль сначала немножко поупрямился, то только потому, что в каждом из этих артистов таится некоторая доля сумасбродства! Однако в данном случае, может быть для того, чтобы не сделать неприятного Лисси Вэг, которая его очень интересовала, он заявил, что согласен подписаться под принятым его партнерами решением.

   Но для того чтобы это решение было окончательно оформлено, нужны были подписи всех шестерых игроков. А между тем, несмотря на согласие пятерых, шестой оказался настолько упрямым, что никакие уговоры ни к чему не привели. Очевидно, вы догадываетесь, что дело шло об ужасном Годже Уррикане, который наотрез отказался дать свою подпись. Он был избран судьбой, чтобы выиграть (партию, и ни на какие соглашения ни с кем идти не желал. Пришлось прервать переговоры, так как с упрямством командора ничего нельзя было поделать, несмотря на угрозу чувствительного удара кулаком, который, по совету Джона Мильнера, собирался нанести ему Том Крабб, ручавшийся переломать ему четыре-пять ребер. К довершению всего упустили из виду еще то обстоятельство, что в силу сделанной в завещании приписки играющих было уже теперь не шесть, а семь. Прибавился еще этот неизвестный X. К. Z., выбранный Вильямом Гиппербоном. Но кто же был этот X. К. Z.? Жил ли он в Чикаго и знал ли о нем что-нибудь нотариус Торнброк? Приписка гласила, что имя этой таинственной личности станет известно только в случае, если неизвестный выиграет партию. Вот что давало работу умам и вносило новый элемент любопытства в это событие. И раз этот X. К. Z. не мог явиться, чтобы принять участие в переговорах, то привести их к желанному концу не представлялось возможным, даже если бы командор Уррикан и дал свое согласие.

   Ничего другого не оставалось, как ждать первого метания игральных костей, результат которого должен был быть объявлен 30 апреля в зале Аудиториума.

   С того дня, о котором идет речь, а именно с 25 апреля, до назначенного срока оставалась ровно неделя. Что же касается приготовлений к отъезду, то времени на них с избытком должно было хватить не только командору Уррикану, который отправлялся шестым по счету, но также и четырем другим - Герману Титбюри, Гарри Кембэлу, Тому Краббу и Лисси Вэг, ехавшим значительно раньше его.

   Как это ни странно, но менее всех озабоченным предстоящим путешествием оказался тот, кому по жребию надлежало отправиться в путь первому. Живя в мире фантазий, Макс Реаль, казалось, совсем об этом не думал, и всякий раз, когда миссис Реаль, покинувшая свой родной Квебек и поселившаяся с сыном в доме по улице Холстед-стрит, ему об этом напоминала, он отвечал:

   - У меня впереди еще много времени!

   - Да нет!.. Совсем не так уж много, дитя мое.

   - Но, мама, для чего мне, в сущности, бросаться в эту дикую авантюру?

   - Как, Макс, ты не хочешь испытать своего счастья?

   - Счастья сделаться большим миллионером?

   - Ну, разумеется, - отвечала симпатичная дама, мечтавшая о том, о чем мечтают матери для своих сыновей. - Во всяком случае, подготовляться к путешествию тебе уже пора.

   - Завтра, дорогая мама,., послезавтра... или, лучше, накануне отъезда.

   - Скажи мне, по крайней мере, что ты думаешь с собой взять?

   - Мои кисти, ящик с красками, холст... все это в мешок, на спину, как солдат.

   - Но имей в виду, что ты можешь быть отослан в самые отдаленные пункты Америки.

   - На окраину Соединенных штатов - самое большее, - возражал молодой человек. - Я удовольствовался бы одним чемоданом, чтобы совершить даже кругосветное путешествие.

   Другого ответа нельзя было от него добиться, и он возвращался в свою мастерскую. Но, миссис Реаль ни за что не хотела позволить ему пропустить такой редкий случай нажить себе, состояние.

   Что касается Лисси Вэг, то у нее времени на сборы было очень много, так как ей надо было ехать через десять дней после Макса Реаля. Это очень огорчало нетерпеливую Джовиту Фолей.

   - Какое несчастье, моя Лисси, - говорила она, - что ты получила только пятый номер!

   - Успокойся, моя дорогая, - отвечала молодая девушка. - Этот номер так же хорош, как и все другие. Или, лучше сказать, так же плох.

   - Не говори так, Лисси! И никогда не думай так. Это принесет нам несчастье.

   - Подождем, Джовита. Взгляни на меня. Неужели ты серьезно думаешь, что ты... выиграешь?

   - Я в этом так же твердо уверена, моя дорогая, как в том что у меня еще целы все тридцать два зуба.

   Вслед за этими словами раздался взрыв неудержимого смеха Лисси. и Джовита Фолей почувствовала сильное желание побить свою подругу.

   Нечего говорить о том настроении, в каком находился командор Уррикан. Его жизнь точно остановилась. Он решил покинуть Чикаго через десять минут после того, как игральные кости объявят ему, куда надлежит отправляться. В пути он не остановится ни на один день, ни на час, даже если бы его отослали в самую глубину Иверглейдс, на полуостров Флорида.

   Что же касается четы Титбюри, то она думала только о тех штрафах, которые ей придется платить, если им не повезет, особенно если придется застрять в "тюрьме" штата Миссури или в "колодце" штата Невада. Но кто знает? Может быть, им посчастливится избежать всех этих ужасных мест?

   Чтобы с этим покончить, несколько слов о Томе Краббе.

   Боксер продолжал обильно питаться шесть раз в день, нимало не заботясь о будущем, и надеялся, что этой хорошей привычке ему не придется изменять в течение всего путешествия. Любитель хорошо поесть, он, без сомнения, всегда найдет гостиницы, хорошо снабженные провизией, даже в самых скромных местечках. С ним будет Джон Мильнер, который, конечно, не дЪпустит, чтобы у него оказался в чем-нибудь недостаток. Без сомнения, это будет стоить больших денег, но зато - какая реклама для чемпиона Нового Света! Возможно, если случай будет им благоприятствовать, ему удастся организовать несколько боксерных сеансов, из которых знаменитый сокрушитель челюстей сумеет извлечь для себя и славу и материальную выгоду.

   Нужно заметить, что агентства по приему пари открыли отделения в Чикаго и в других городах Союза и назначили специальные ставки на каждого из участников. Но само собой разумеется, что они не могли функционировать, пока партия еще не началась. И если нетерпение публики было очень интенсивно между 1 и 15 апреля - днем, в который было прочитано завещание, - то не меньшее нетерпение царило между 15 и 30 апреля - днем, когда впервые игральные кости должны были быть брошены на карту, составленную Вильямом Гиппербоном. Все те, которые привыкли держать пари на бегах, ждали часа, чтобы поставить на "шестерых", теперь уже "семерых", то есть на каждого из них или на всех вместе. Что же должно лечь в основу ставок? Тут не могли иметь значения - как это бывает для пари, которые держат на бегах - ни список ранее взятых призов, ни список знаменитых родоначальников, участвующих в бегах лошадей, ни те или другие гарантии, представленные тренировщиками. Тут можно было только взвешивать личные качества всех участвующих с точки зрения чисто моральных шансов.

   Нужно, однако, признаться, что Макс Реаль вел себя так, что не мог вызвать к себе симпатий держателей пари. Дошло до того, что 29 апреля, за день до того, когда игральные кости должны были зафиксировать его путь, он ничего лучшего не нашел, как уехать из Чикаго! С ящиком красок и кистями за плечами он уехал из города в его окрестности!

   Его мать, до крайности взволнованная, не могла сказать, когда он вернется. А если что-нибудь его случайно задержит и он не сможет явиться на следующий день в Чикаго, когда его будут там вызывать? Какое он доставит удовольствие шестому партнеру, который сделается благодаря этому пятым! Таким "пятым" оказался бы Годж Уррикан. Этот неприятный человек уже заранее радовался при мысли, что его очередь, таким образом, подвинется и у него останется вместо шести всего только пять конкурентов.

   Настало 30 апреля, но никто еще не мог сказать, вернулся ли Макс Реаль из своей экскурсии и находится ли среди публики, наполнявшей зал Аудиториума.

   В этот день ровно в полдень нотариус Торнброк в присутствии Джорджа Хиггинботама, окруженный членами Клуба Чудаков, на глазах всех присутствующих в зале твердой рукой потряс коробочкой с игральными костями и выбросил на карту две из них.

   - Четыре и четыре! - крикнул он.

   - Восемь, - ответили в один голос присутствующие.

   Эта цифра соответствовала клетке, назначенной завещателем для штата Канзас.

  

   На следующий день на вокзале города Чикаго царило совершенно исключительное оживление. Чем же оно было вызвано? Очевидно, присутствием среди публики путешественника в костюме туриста с ящиком красок и кистей за спиной. Его сопровождал молодой негр с небольшим саквояжем в руках и сумкой через плечо. Оба они намеревались сесть на поезд, отходящий в восемь часов утра.

   Федеральная республика не испытывает недостатка в железнодорожных путях. Ее территория перерезана ими по всем направлениям. Сумма, в которую обходятся Соединенным штатам их железные дороги, превышает пятьдесят пять миллиардов франков в год, обслуживают их семьсот пятьдесят тысяч человек. В одном только Чикаго ежедневно насчитывается до трехсот тысяч пассажиров и до десяти тысяч тонн газет и писем, которые перевозят железнодорожные вагоны.

   Из этого можно заключить, что куда бы, по капризу игральных костей, ни были перекинуты семь участников партии, ни одному из них не грозило запоздать хотя бы на один день к месту назначения. К этому громадному числу железнодорожных ветвей нужно еще прибавить пароходы, как морские, так и речные и озерные. Говоря о Чикаго, можно сказать, что если туда легко приехать, то так же легко оттуда и уехать.

   Макс Реаль, вернувшийся накануне из своей экскурсии, находился в толпе, наполнявшей зал Аудиториума в тот момент, когда "четыре и четыре" было произнесено нотариусом Торнброком.

   Никто не знал, что он в зале, так как о его возвращении еще никому не было известно. Поэтому, когда было произнесено его имя, в зале наступило минутное молчание, нарушенное громовым голосом командора Уррикана, прокричавшего с того места, где он сидел:

   - Его нет!

   - Он здесь! - раздалось в ответ, и Макс Реаль, приветствуемый аплодисментами, поднялся на эстраду.

   - Готовы ехать? - спросил председатель Клуба Чудаков, подходя к художнику.

   - Готов ехать.." и выигрывать! - ответил, улыбаясь, молодой художник.

   Командор Годж Уррикан в эту минуту был похож на людоеда из Папуасии, готового проглотить живьем своего соперника.

   Что касается милейшего Гарри Кембэла, то, подойдя к Максу Реалю, он проговорил самым приветливым тоном:

   - Счастливого пути, товарищ по путешествию!

   - Счастливого пути также вам, когда настанет ваш день запирать чемодан, - ответил художник, и они обменялись дружеским рукопожатием.

   Ни Годж Уррикан, ни Том Крабб, первый - от кипевшего в нем бешенства, второй - как всегда, пребывавший в полудремотном состоянии, не сочли нужным присоединить к пожеланиям журналиста свои. Что касается четы Титбюри, то она лелеяла в душе только одно желание: чтобы все самые неприятные случайности, могущие произойти в этой игре, обрушились на голову первого отъезжающего, чтобы он застрял в "глубине "колодца" штата Невада или очутился в "тюрьме" штата Миссури и оставался там до конца своих дней.

   Проходя мимо Лисси Вэг, Макс Реаль почтительно ей поклонился.

   - Разрешите мне пожелать вам успеха, мисс Вэг, - сказал он.

   - Но ведь это против ваших собственных интересов, мистер Реаль! - ответила молодая девушка, немного удивленная.

   - Это безразлично. Будьте только уверены в искренности моих вам пожеланий.

   - Благодарю вас, - проговорила Лисси Вэг, а присутствовавшая при разговоре Джовита Фолей шепнула на ухо своей подруге:

   - У него безусловно очень интересная внешность, у этого Макса Реаля! И он, верно, станет еще лучше, если, согласно пожеланию, позволит тебе прибыть к цели путешествия первой!

   По окончании процедуры зал Аудиториума опустел, и весть о результате первого метания игральных костей не замедлила распространиться по всему городу.

   "Матч Гиппербона", как любили выражаться жители Чикаго, должен был скоро начаться.

   Вечером этого дня Макс Реаль закончил все свои приготовления к отъезду, в сущности очень несложные, и на следующе утро простился с матерью, крепко ее обняв и обещав писать как можно чаще. Потом ен покинул дом No 3997 на Холстедстрит и в сопровождении верного Томми отправился пешком на вокзал, куда пришел за десять минут до отхода поезда. Макс Реаль был прекрасно осведомлен о несметном количестве железнодорожных путей, окружавших Чикаго, и ему нужно было только выбрать один из двух или трех поездов, направляющихся в Канзас. Этот штат не граничит непосредственно со штатом Иллинойс, но отделяется от него одним только штатом Миссури. Вот почему путешествие, которое судьба приготовила молодому художнику, не превышало пятисот пятидесяти или шестисот миль, в зависимости от того пути, который он решит избрать.

   "Я не знаю Канзаса, - сказал он себе, - и это прекрасный для меня случай узнать "американскую пустыню", как называли когда-то этот штат. К тому же среди местных фермеров насчитывают немало канадских французов, и я буду чувствовать себя там, как в своей семье. Мне ведь не запрещается избрать любую дорогу, лишь бы только во-время прибыть к намеченному пункту".

   Да, это не было запрещено. Таково было и мнение нотариуса Торнброка, когда его об этом спросили. В записке, составленной Вильямом Гиппербоном, говорилось, что Макс Реаль должен отправиться в Форт Рилей в Канзасе, и он мог явиться туда даже только на пятнадцатый день по выезде из Чикаго и все же во-время получить там телеграмму, извещающую его о числе очков, выпавших на его долю при втором метании игральных костей, втором для него и восьмом с начала партии. В общем, из всех пятидесяти штатов, расположенных на карте в известном нам уже порядке, было только три, которые обязывали играющего явиться в самый короткий промежуток времени к назначенному пункту. Там он мог надеяться, что его при следующем же метании игральных костей заменит другой игрок: Луизиана, или девятнадцатая клетка, в которой помещается "гостиница"; штат Невада, или тридцатая клетка, в которой находится "колодец"; штат Миссури, или соответствующая ему пятьдесят вторая клетка, в которой расположена "тюрьма".

   И если Макс Реаль предпочитал достигнуть назначенного ему пункта, избрав для этого "дорогу школьников", как выражаются французы, то это было его дело, и никто не мог ему в этом препятствовать. Но нельзя было, конечно, ждать, чтобы такой сумасшедший, как командор Уррикан, или такой скупой, как Герман Титбюри, захотели бы испытывать свае терпение и тратить свои деньги на остановки в пути. Они помчались бы на всех парах, с головокружительной быстротой, совершенно не желая "transire videndo". Вот маршрут, избранный Максом Реалем: вместо того чтобы самым коротким путем направиться в Канзас, пересекая с востока на запад штаты Иллинойс и Миссури, он использует Грэнд-Трэнк, железнодорожную ветвь, которая тянется на протяжении трех тысяч семисот восьмидесяти шести миль от Нью-Йорка в Сан-Франциско, "от океана к океану", как говорят в Америке. Сделав около пятисот миль по железной дороге, он достигнет Омахи на границе штата Небраска и оттуда на одном из пароходов, которые идут вниз по Миссури, доедет до столицы Канзас-Сити, откуда в качестве туриста-художника явится в назначенный день в Форт Рилей.

   Когда Макс Реаль явился на перрон вокзала, там собралось уже много любопытных. Дело в том, что, прежде чем рисковать большими суммами денег, держа пари за того или другого из играющих, любители таких пари желали собственными глазами увидеть того из этих играющих, кто в первую очередь должен был отправиться в путь. Хотя "ставки", основанные на тех или других более или менее невероятных предположениях, не были еще твердо установлены, всем все же хотелось взглянуть на молодого художника в момент его отъезда. Внушит ли доверие его вид? Было ли какое-нибудь основание думать, что судьба ему улыбнется? Ведь всегда можно было бояться, что он не избежит пунктов, где ему придется платить штрафы, что повлечет остановку в пути.

   Нужно сознаться, что Макс Реаль с первого же момента не расположил к себе своих сограждан уже тем, что вез с собой все атрибуты своей профессии. Каждый янки, будучи весьма практичным, считал, что дело вовсе не в том, чтобы осматривать ту или другую местность, писать картины, но в том, чтобы путешествовать не как артист, а как один из участников партии. Придуманная Вильямом Гиппербоном, она вызвала к себе общенациональный интерес. Эта партия стоила того, чтобы к ней относиться вполне серьезно.

   Если ни один из семи не вложит в эту партию весь тот пыл, на который он способен, то это будет страшным пренебрежением по отношению к громадному большинству граждан свободной Америки. Вот почему среди всей этой разочарованной публики, собравшейся на вокзале, не нашлось никого, кто решился бы сесть в поезд, чтобы составить компанию Максу Реалю хотя бы до первой остановки. Кроме художника, все вагоны были полны только пассажирами, уезжавшими из Чикаго по своим личным, торговым или промышленным делам.

   Вот почему Макс Реаль мог прекрасно устроиться на одной из скамеек вагона и Томми рядом с ним, так как уже миновало время, когда белые не потерпели бы в своем вагоне присутствия цветнокожего пассажира.

   Раздался наконец свисток, поезд дрогнул, и мощный паровоз с пронзительным ревом выбросил из своей широкой пасти целый сноп огненных искр и пара.

   Среди публики, оставшейся на перроне, виднелась фигура командора Уррикана, бросавшего вслед первому отъезжающему взгляды, полные угроз.

   Погода не благоприятствовала, путешествие начиналось плохо. Не надо забывать, что в Америке на этой долготе, хотя это та же параллель, что проходит и через северную Испанию, зима еще не кончается в апреле. На всем протяжении этой обширной территории, где совершенно отсутствуют горы, в этот период зимние холода еще продолжаются и атмосферные течения, устремляясь сюда из полярных районов, бушуют вовсю. Холод начинал понемногу сдавать под первыми лучами майского солнца, но сильные бури продолжали еще временами свирепствовать. Низкие тучи, приносившие сильные ливни, закрывали собой горизонт - досадное обстоятельство для художника, ищущего залитых солнцем пейзажей! И тем не менее всего лучше было путешествовать по штатам Союза именно в эти первые дни весеннего сезона, так как позже жара здесь становится уже нестерпимой. К тому же можно было надеяться, что плохая погода не продлится долго: некоторые признаки уже указывали на ее скорое улучшение.

   Теперь - несколько слов о молодом негре, который в течение двух лет находился в услужении у Макса Реаля и вместе с ним отправлялся в это путешествие, обещавшее, повидимому, множество всяких сюрпризов.

   Как уже говорилось раньше, это был семнадцатилетний юноша, рожденный свободным гражданином. Освобождение рабов произошло ведь во время войны Северных штатов с Южными[ Война Севера и Юга - гражданская война 1861-1865 годов в Северной Америке. Фермеры и рабочие Севера боролись с рабовладельцами Юга за уничтожение рабства, за право свободного заселения и освоения свободных южных земель. Война окончилась 26 мая 1865 года победой Севера. Рабство быо официально уничтожено. Негры были освобождены без выкупа, но и без земли.], закончившейся лет тридцать до этой истории, к большой чести американцев и всего человечества. Родители Томми, жившие в эпоху рабства, были уроженцами штата Канзас, в котором борьба между аболиционистами [Аболиционисты - сторонники отмены рабовладения. Общество аболиционистов основано было в 1775 году в Филадельфии Франклином. Движение аболиционизма было вызвано интересами буржуазии Северных штатов, стремившейся к расширению внутреннего рынка и нуждавшейся в вольнонаемных рабочих.] и плантаторами штата Виргиния была особенно напряженной. Тем не менее они не подверглись чересчур тяжелой участи, - обстоятельство, которое здесь необходимо отметить, - и жить им было легче, чем большинству их сограждан. Имея над собой в качестве полновластного хозяина человека справедливого и доброго, они смотрели на себя как на членов его семьи. А потому, когда вошел в силу билль об уничтожении рабства, они не захотели уходить от хозяина, точно так же как и он не подумал с ними расставаться. Томми после смерти своих родителей и их хозяина - играло ли тут роль влияние атавизма или воспоминание о счастливых днях детства? - почувствовал себя в большом затруднении, очутившись лицом к лицу с житейскими нуждами. Возможно, что его молодой ум не отдал себе еще отчета в тех преимуществах, которые принес ему этот акт освобождения, когда он узнал, что должен рассчитывать только на свои собственные силы, чтобы выбраться из жизненных тисков. И не были ли более многочисленны, чем это принято думать, эти бедные люди, которые сожалеют, продолжая оставаться все еще детьми, о том, что они из слуг-рабов превратились в свободных людей, в слуг вольнонаемных?

   К счастью, Томми удалось поступить по рекомендации к Максу Реалю. Будучи от природы довольно развитым, искренним, хорошего поведения, готовый любить каждого, кто проявил бы к нему какое-нибудь участие, он скоро привязался к молодому художнику, работа у которого давала ему обеспеченное существование.

   Единственно, что его огорчало - и он этого не скрывал, - была невозможность принадлежать своему хозяину всецело, быть полной его собственностью. И часто Томми об этом говорил.

   - Но зачем это тебе нужно? - спрашивал его Макс Реаль.

   - Затем, что если бы вы были моим настоящим хозяином, если бы вы меня купили, то я был бы совсем уже вашим.

   - А что бы ты этим выиграл, мой мальчик?

   - Выиграл бы то, что вы не могли бы меня тогда прогнать, как это делают со слугами, которыми недовольны.

   - Но, Томми, кто же думает о том, чтобы тебя прогонять? К тому же, если бы ты был моим рабом, я мог бы тебя всегда продать.

   - Все равно, это очень большая разница. Так было бы гораздо вернее.

   - Ничего подобного, Томми!

   - Да, да... И потом... я не мог бы самовольно уйти от вас.

   - Успокойся в таком случае: если я буду доволен твоими услугами, то возможно, что в один прекрасный день я тебя куплю.

   - Но у кого, раз я ровно никому не принадлежу?

   - У тебя... У тебя самого... когда я разбогатею... и за такую дорогую цену, какую ты только назначишь!

   Томми одобрительно кивал, глаза его блестели, он улыбался, открывая два ряда сверкающих белоснежных зубов. Бедный малый чувствовал себя счастливым при мысли, что в один прекрасный день он сможет продаться своему хозяину, которого полюбил за это обещание еще больше.

   Излишне говорить, как он был доволен возможностью сопровождать художника в его путешествии по Соединенным штатам. Ему было бы грустно, что тот уезжает неизвестно куда, в полном одиночестве, даже если бы речь шла о самой кратковременной разлуке. А кто мог сказать, как долго продлится эта партия, начатая при столь странных условиях? Возможно, что тот, кому было суждено ее выиграть, употребит много недель, а может быть, даже много месяцев на то, чтобы достигнуть шестьдесят третьей клетки.

   Как бы то ни было, суждено ли было этому путешествию закончиться скоро или затянуться еще надолго, Макс Реаль чувствовал себя очень омраченным в этот первый день, глядя в забрызганные грязью и дождевыми каплями стекла вагонного окна. Приходилось покоряться необходимости и проезжать через страну, не видя ее. Все терялось в сероватых тонах, так нелюбимых художниками, - небо, поля, города, местечки, дома, вокзалы. Окрестности Иллинойса только очень смутно виднелись в дымке тумана. Чуть вырисовывались высокие трубы мукомольного завода города Нэйпирсвилла и крыши часовых заводов Ороры. Никаких признаков городов Освиго, Йорквилла, Сэндвича, Мендозы, Принстона и Род-Айленда с его изумительным мостом, переброшенным через Миссисипи, быстрые воды которой окружают остров Рок, никаких признаков всех этих владений штата, превращенных в арсенал, где сотни пушек выглядывают из-за зеленых деревьев и цветущих кустарников.

   Макс Реаль был разочарован. Если он не будет ничего видеть, кроме бури, дождя и тумана, то его зрение художника мало чем обогатится. Лучше уж было бы спать весь этот день, что Томми добросовестно и проделывал.

   К вечеру дождь перестал. Облака поднялись в более высокие зоны, и солнце садилось, окутанное золотистой парчой далекого горизонта. Это было большим праздником для глаз артиста. Но почти непосредственно вслед за тем сумрак наступившего вечера окутал всю пограничную полосу, отделяющую штат Айова от штата Иллинойс, и переезд через эту территорию не доставил Максу Реалю никакого наслаждения. Вскоре, несмотря на то что ночь была светлая, он закрыл глаза и раскрыл их лишь на рассвете.

   И возможно, что он был прав, сожалея, что не сошел с поезда накануне в Род-Айленде.

   "Да, я сделал глупость, большую глупость, - сказал он себе проснувшись. - Времени у меня совершенно достаточно: чтобы доехать до назначенного пункта, требуется меньше восьмидесяти часов... День, который я оставил для Омахи, я должен был бы провести в Род-Айленде... Для того чтобы попасть оттуда в Дэвенпорт, расположенный на берегу Миссисипи, нужно только пересечь реку, и я мог бы наконец увидеть этого знаменитого "родоначальника вод", по которому мне предстоит, быть может, проехать от верховьев до устья, если только судьба заставит меня кататься по центральным территориям Союза".

   Но было уже поздно предаваться всем этим соображениям.

   Поезд мчался на всех парах по равнинам штата Айова. Макс Реаль не мог хорошенько разглядеть ни Айова-Сити, лежащего в одноименной долине, в течение шестнадцати лет бывшего столицей этого штата, ни Де-Мойна, его теперешней столицы, старинной крепости, построенной при слиянии реки того же имени с рекой Раккун. В Де-Мойне насчитывается пятьдесят тысяч жителей, и он окружен целой сетью-железно-дорожных линий.

   Солнце появилось на небе в тот момент, когда поезд остановился в Каунсил-Блафсе, пограничном городе штата, всего в трех милях от Омахи, важного города штата Небраска, природную границу которого составляет река Миссури.

   Там в давние времена возвышалась Скала Совета, куда собирались представители индейских племен Дальнего Запада, и оттуда начинали свой путь различные экспедиции, преследовавшие коммерческие или завоевательные цели; там знакомили участников экспедиций с мало известными до тех пор райэнами, изрезанными отрогами цетш Скалистых гор и гор Новой Мексики.

   Но Макс Реаль больше не упустит возможности использовать эту первую станцию Центральной Тихоокеанской железной дороги, подобно тому как он упустил другие за вчерашний день!

   - Вставай! Идем! - сказал он своему спутнику.

   - Но разве мы уже приехали? - спросил Томми, открывая глаза.

   - Очевидно, куда-то приехали, раз мы где-то уже находимся.

   После такого весьма положительного ответа оба они - один с мешком за спиной, другой с чемоданом в руках - спрыгнули на перрон вокзала.

   Первый пароход должен был отчалить от набережной Омаки в десять часов утра, а было еще только шесть, и у них оставалось достаточно времени для того, чтобы побывать в Каунсил-Блафсе, на левом берегу Миссури, куда они и отправились после наскоро съеденного первого завтрака. Будущий хозяин и его будущий невольник быстро шли по дороге, тянувшейся меркду двумя железнодорожными путями, заканчивающимися двумя мостами, переброшенными через реку и образовавшими, таким образом, двойной путь сообщения с важнейшим городом штата Небраска.

   Небо прояснялось, и через разорвавшиеся тучи, которые ветер гнал над равниной, солнце бросало снопы утренних лучей. Какое удовольствие после двадцати четырех часов, проведенных в железнодорожном вагоне, идти по дороге легкими и быстрыми шагами!

   Правда, Макс Реаль не мог даже подумать о том, чтобы зарисовать на ходу какой-нибудь ландшафт: перед его глазами расстилались одни только длинные бесплодные берега, мало привлекательные для кисти художника. Вот почему он решил идти прямо по направлению к Миссури, этому притоку Миссисипи, который назывался когда-то Мизе-Сури Пети-Кануи, что по-индейски значит "Тинистая река". В этом месте Миссури находится в трех тысячах милях от своего истока.

   Максу Реалю пришла в голову мысль, которая, наверно, не пришла бы ни командору Уррикану, ни тренировщику Тома Крабба, ни даже Гарри Кембэлу, мысль - стараться, насколько это будет в его силах, оградить себя от любопытства публики. Уезжая из Чикаго, он не сообщил своего маршрута. А между тем город Омаха интересовался не менее других городов этой партией в благородную игру Соединенных штатов, и если бы его жители знали, что первый из отъезжающих партнеров был теперь их гостем, то они оказали бы ему все те почести, которые полагалось оказывать такому важному лицу.

   Омаха представляет собой очень значительный город, в котором насчитывается вместе с его южным предместьем не менее ста пятидесяти тысяч жителей. Промышленный подъем, или "бум", правильно названный Элизе Реклю "периодом реклам, спекуляций, ажиотажа и в то же время напряженнейшего труда", вывел в 1854 году город Омаху, подобно многим другим городам, из прежнего его состояния полной заброшенности, снабдив его всеми продуктами промышленности и цивилизации. Будучи азартными игроками по самой свой природе, разве могли бы жители этого города противостоять потребности держать пари за того или другого из партнеров этой партии, которым, по воле слепого рока, предстояло путешествовать по всей территории Союза? И вот теперь один из них не соблаговолил сообщить о своем присутствии... Очевидно, этот Макс Реаль не желал привлечь к себе симпатии сограждан! Он ограничился тем, что зашел пообедать в самую скромную гостиницу, где не сказал своего имени. Впрочем, не было ничего невозможного в том, что судьба еще не один раз пришлет его в штат Небраска или, во всяком случае, в один из тех штатов, которые обслуживает в направлении на запад Великий Тихоокеанский путь.

   Как раз в Омахе начинается длинная железнодорожная линия, называемая Тихоокеанской дорогой, которая тянется между Омахрй и Огденом, а также Южной Тихоокеанской дорогой, соединяющей Огден с Сан-Франциско. Что касается тех путей, которые соединяют Омаху с Нью-Йорком, то их так много, что путешественникам остается только выбирать.

   Продолжая соблюдать инкогнито, Макс Реаль миновал главные кварталы этого города, напоминающие собой, так же как и кварталы соседнего с ним города Каунсил-Блафса, шахматную доску. Было десять часов утра, когда Макс Реаль в сопровождении Томми прошел через северную часть города к берегу Миссури и спустился вниз по набережной к пароходной пристани.

   Пароход Дин Ричмонд был уже готов к отплытию. Его котлы хрипели, как хрипит пьяница, и его балансир[ Балансир - качающееся коромысло паровой машины.] ждал только приказания тронуться в путь, чтобы прийти в движение над спардеком[ Спардек - верхняя палуба обычно у трехпалубных судов, теперь уже выводящих из употребления. Часто спардеком называют палубу средней надстройки первого яруса.]. В конце дня Дин Ричмонд, проплыв сто пятьдесят миль, должен был причалить в Канзас-Сити.

   Макс Реаль и Томми устроились в верхней крытой галлерее задней части парохода.

   О, если бы пассажиры знали, что среди них находится один из участников знаменитой партии и плывет вместе с ними по миссурийским водам до города Канзаса, как восторженно они его приветствовали бы! Но Макс Реаль продолжал хранить самое строгое инкогнито, и Томми никогда не позволил бы себе его выдать.

   Было десять минут одиннадцатого, когда пароход снялся с якоря. Мощные лопасти его колес пришли в движение, и он поплыл вниз по течению, усеянному кусочками пемзы, добываемой из источников в ущельях Скалистых гор.

   Берега Миссури на территории штата Канзас, ровные и покрытые зеленой растительностью, не имеют того живописного характера, который им придают в верхнем течении этой реки гранитные отроги горной цепи. Здесь желтые воды Миссури не встречают на своем пути препятствий в виде всякого рода искусственных заграждений, больших водопадов и страшных водоворотов. Но благодаря многочисленным притокам, текущим из самых отдаленных районов Канады, эти воды здесь очень полны и глубоки. Главный из этих притоков известен под именем Йеллоустон-Ривер.

   Дин Ричмонд быстро плыл среди целой флотилии пароходов и парусных лодок, которые пользуются нижним течением этой реки, так как ее верхнее непригодно для навигации, зимой - из-за массы льдов, а летом - из-за многочисленных мелей, появляющихся в результате длительных и сильных засух.

   Вскоре они доплыли до Плат-Сити, города, названного так в честь реки, на которой он стоит. Эта река носит еще другое название: Небраска, но первое - Плат (плоская) - ей больше подходит, так как она течет здесь среди густо заросших травой берегов, открытых и плоских, отчего русло ее очень неглубоко. На расстоянии двадцати пяти миль от Плат-Сити пароход причалил к пристани города Небраски, который по справедливости может быть назван портом Линкольна, столицы штата, несмотря на то что этот город лежит лье на двадцать западнее реки.

   После полудня Макс Реаль мог сделать несколько эскизов проезжая Этчинсон, а также зарисовать восхитительную местность, находящуюся поблизости Ливенуэрта, там, где через Миссури перекинут один из самых красивых ее мостов. В этом s пункте в 1827 году была выстроена крепость с целью защищать страну от нашествия индейских племен.

   Было около полуночи, когда молодой художник и Томми вышли на пристани в Канзас-Сити. В их распоряжении оставалось двенадцать дней для того, чтобы достигнуть Форта Рилей, пункта, намеченного в этом штате Вильямом Гиппербоном.

   Макс Реаль выбрал довольно представительную с виду гостиницу, в которой великолепно проспал всю ночь после двадцатичетырехчасового пребывания в вагоне и четырнадцатичасового - на пароходе.

   Следующий день был посвящен осмотру города, или, вернее, двух городов, так как на правом берегу реки Миссури, образующей в этом месте затянутую петлю, находятся два Канзаса, разделенные один от другого рекой; один из них принадлежит штату Канзас, а другой - штату Миссури. Второй играет более важную роль, в нем сто тридцать тысяч жителей, тогда как в первом всего только тридцать восемь тысяч. Разумеется, если бы они находились в одном штате, то составили бы один общий город.

   Но Макс Реаль не имел ни малейшего желания оставаться более суток ни в одном из этих двух Канзасов. Они были так похожи один на другой, как две шахматные доски, и достаточно было видеть один, чтобы составить себе полное представление о другом. Вот почему утром 4 мая он отправился в дальнейший путь, который должен был привести его в Форт Рилей, решив на этот раз путешествовать исключительно как художник. Разумеется, он опять воспользовался железной дорогой, твердо решив выходить на всех станциях, которые ему понравятся, в поисках за интересными пейзажами.

   Эта дорога не походила более на "американскую пустыню" прежних времен. Обширная равнина постепенно поднимается по направлению к западу и на границе штата Колорадо достигает высоты пятисот туазов[ Туаз "toise" - французская мера длины, около двух метров.]. Ее волнообразную поверхность пересекают широкие, покрытые лесом долины, отделенные одна от другой степями, теряющимися в далекой линии горизонта, теми степями, по которым за сто лет до того двигались индейские племена: канзас, нэ-персэ отеас и другие, известные под общим именем краснокожих.

   Но что в корне изменило внешний вид страны, так это исчезновение сосновых и кипарисовых рощ, которые заменили миллионы фруктовых деревьев и многочисленные парники, где выращиваются ягоды и виноград. Громадные пространства, занятые культурой сорго, играющего теперь важную роль на сахарных заводах, чередуются с полями ячменя, пшеницы, гречихи, овса и ржи, которые делают из Канзаса одну из самых богатых территорий Союза.

   Что касается цветов, то они были здесь в изобилии и каких разнообразных сортов! По берегам реки Канзаса встречается особенно много видов белой полыни с пушистыми листьями, причем некоторые травоподобные, другие кустарникообразные, издающие запах скипидара.

   Таким образом, переходя от одной станции к другой, удаляясь на четыре или пять миль в глубь страны, останавливаясь то там, то тут, чтобы нарисовать несколько полотен, Макс Реаль употребил целую неделю на то, чтобы добраться до Топики, куда он и прибыл после полудня 13 мая.

   Топика - столица Канзаса. Своим названием она обязана зарослям дикого картофеля, которым покрыты все склоны долины.Тород расположен на южном берегу реки, а его предместье - на противоположном.

   Полдня ушло на отдых, необходимый как самому Максу Реалю, так и молодому негру, а следующее утро было посвящено осмотру столицы. Тридцать две тысячи жителей ее не имели никакого понятия о том, что среди них находится один из участников знаменитой партии, имя которого встречалось постоянно во всех газетах. Все знали, что он должен проехать через этот город, для того чтобы добраться до Форта Рилей, и никому не приходило в голову, что он мог избрать для этого какой-нибудь другой путь, не воспользовавшись самым кратчайшим - железнодорожной линией, которая идет по берегу реки. Но население напрасно его ждало: Макс Реаль на рассвете 14 мая выехал из города, сохранив до конца свое строгое инкогнито.

   Форт Рилей, лежащий на слиянии двух рек, Смоки-Хилл и Рипабликен, был теперь всего в каких-нибудь шестидесяти милях. Макс Реаль мог приехать туда в тот же вечер или же наутро следующего дня, если бы ему не пришла фантазия снова побродить по окрестностям. Он так и сделал, выйдя из вагона на станции Манхаттан. В результате он едва не закончил свое путешествие в самом его начале и не потерял права продолжать партию!

   Но что поделаешь! Художник не желал больше считаться с "шахматной доской", в которую судьба превратила этот район.

   Вскоре после полудня Макс Реаль и Томми вышли из вагона на предпоследней станции, находившейся в трех или четырех милях от Форта Рилей, и направились к левому берегу реки Канзаса. Полдня было более чем достаточно, чтобы пройти это расстояние, и они были вполне уверены, что придут вовремя в назначенный пункт.

   Макс Реаль не мог отказать себе в удовольствии сделать остановку на берегу реки, так пленил его очаровательный пейзаж, внезапно открывшийся его взорам.

   В загибе реки, где свет капризно переплетался с тенью, росло одно из уцелевших деревьев прежней кипарисовой рощи. Его длинные пышные ветви простирались далеко над водой. Внизу виднелись развалины нескольких хижин из необожженного кирпича, а за ними красиво раскинулась обширная долина, пестреющая цветами, среди которых было очень много горевших золотом подсолнечников. За рекой зеленели деревья, и их густую листву местами прорезывали яркие солнечные лучи. Общий вид не оставлял желать ничего лучшего.

   "Какое прелестное место! - мысленно сказал Макс Реаль. - В какие-нибудь два часа я, наверное, успею покончить с этим эскизом".

   А между тем, как вы сейчас увидите, с ним самим едва не было здесь "покончено".

   Молодой художник уселся на берегу, держа перед собой натянутый на крышку ящика с красками холст. Он работал минут сорок, ничем не развлекаясь, когда внезапно какой-то отдаленный шум, quadrupedante sonitu[ Quadrupedante sonitu (лат.) - цитата из поэмы римского поэта I века н. э. Вергилия, буквально: топот четвероногого.] Вергилия, раздался где-то в западном направлении. Казалось, что по равнине на левом берегу реки несется несметный табун лошадей.

   Этот все увеличивающийся шум разбудил Томми, который сладко дремал, лежа под деревом.

   Его хозяин не поворачивал головы, углубленный в свою работу, и ничего, видимо, не слышал. Томми встал и пошел к крутому берегу, чтобы окинуть взглядом окрестность.

   Шум все время усиливался, и далеко на горизонте поднимались целые облака пыли, гонимые ветром.

   Быстрыми шагами Томми вернулся обратно, не на шутку напуганный.

   - Хозяин! - вскричал он.

   Но художник был так углублен в свою работу, что ничего ему не ответил.

   - Хозяин! - повторил Т