Главная » Книги

Стивенсон Роберт Льюис - Черная стрела, Страница 9

Стивенсон Роберт Льюис - Черная стрела


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

stify">   - Хорошо, если бы было так, молодой джентльмен,- заметил граф,- и я одобряю вас за ваши слова. Я вижу, что в вас больше неопытности юности, чем вины, и не будь сэр Даниэль могущественным человеком в нашей партии, я почти готов был бы принять вашу сторону. Видите, сэр, я прежде всего вождь партии королевы и хотя считаю себя по натуре справедливым человеком и даже склонным к преувеличенному милосердию, но я должен сообразовать свои действия с интересами моей партии и далеко зайду, чтобы удержать сэра Даниэля.
   - Милорд,- сказал Дик,- вы не сочтете меня очень смелым, если я задам вам вопрос: полагаетесь ли вы на верность сэра Даниэля? Мне кажется, что он переходил с одной стороны на другую невыносимо часто.
   - Ну, так делается в Англии. Чего вы хотите? - спросил граф.- Но вы несправедливы к рыцарю из Тонсталля, и насколько верность свойственна теперешнему неверному поколению, он в последнее время был верен Ланкастерскому дому. Он твердо держался нас даже при последних неудачах.
   - Если вы пожелаете взглянуть на это письмо,- сказал Дик,- вы, может быть, несколько измените свое мнение о нем,- и он подал графу письмо сэра Даниэля к лорду Уэнслейделю.
   Лицо графа мгновенно изменилось, он стал грозным как разъяренный лев, и рука его невольным движением схватила кинжал.
   - Вы прочли и это? - спросил он.
   - Да,- сказал Дик.- Он предлагает ваше имение лорду Уэнслейделю.
   - Да, вы верно говорите, это мое имение! - сказал Райзингэм.- Я - ваш должник за это письмо. Оно раскрыло мне лисью хитрость сэра Даниэля. Распоряжайтесь мною, мастер Шельтон. Я не желаю скупиться на благодарность, и прежде всего - йорксист вы или ланкастерец, честный человек или вор - я возвращаю вам свободу. Идите, во имя Пресвятой Девы Марии! Но знайте, что я по справедливости задерживаю вашего слугу Лаулесса и повешу его. Преступление было совершено слишком открыто, и следует, чтоб и наказание было открыто.
   - Милорд, первая моя просьба к вам - пощадите и его,- молил Дик.
   - Это старый, давно осужденный негодяй, вор и бродяга, мастер Шельтон,- сказал граф.- Он уже лет двадцать готов на виселицу. И не все ли равно, за то или другое, завтра или послезавтра повесят его?
   - Но, милорд, он пришел сюда из любви ко мне,- ответил Дик,- и с моей стороны было бы низко и неблагодарно бросить его.
   - Мастер Шельтон, вы надоедливы,- строго заметил граф.- Это плохой способ иметь успех в свете. Но для того, чтобы отделаться от ваших надоеданий, я исполню ваше желание. Уходите оба, но идите осторожно и поскорее выбирайтесь из Шорби. Потому что этот сэр Даниэль (да накажут его святые!) жаждет вашей крови.
   - Милорд, пока я выражаю вам свою благодарность словами, но надеюсь в скором времени выказать ее на деле,- ответил Дик, выходя из комнаты.
  

ГЛАВА VI
Опять Арбластер

   Когда Дику и Лаулессу удалось потихоньку, задним ходом выбраться из дома, где лорд Райзингэм держал свой гарнизон, наступил уже вечер.
   Они остановились под тенью садовой стены, чтобы обсудить, что им делать. Опасность была чрезвычайно велика. Если бы кто-нибудь из людей сэра Даниэля увидел их и поднял тревогу, их сейчас схватили бы и убили. И не только город Шорби был полон опасности, угрожавшей их жизни, но и в открытой местности они рисковали встретиться с патрулями.
   Невдалеке, на открытом месте, они увидели ветряную мельницу, рядом с которой стояла очень большая житница с открытыми дверями.
   - Что, если мы заляжем туда до ночи? - предложил Дик.
   Так как у Лаулесса не нашлось лучшего предложения, то они бегом бросились к житнице и спрятались за дверью в соломе. Дневной свет скоро погас, и луна серебрила мерзлый снег. Теперь был случай, который мог не представиться больше,- добраться незамеченными до "Козы и Волынки" и переменить одежду, которая могла выдать их. Но и тут важнее было обойти кругом, по окраинам, а не рисковать показаться на рыночной площади, где при большом стечении народа они могли подвергнуться опасности быть узнанными и убитыми.
   Путь был длинный. Он шел недалеко от дома на берегу, мрачного и безмолвного, и привел их наконец к гавани. При ясном лунном свете они увидели, что многие суда подняли якорь и, пользуясь спокойной погодой, разошлись в разные стороны. Сообразно с этим простые харчевни вдоль берега (освещенные огнем каминов и свечами, несмотря на закон, предписывавший тушить огонь в определенное время) не были набиты посетителями, и в них не раздавались морские песни, которые пели обыкновенно хором.
   Дик и Лаулесс, подобрав до колен свои монашеские одежды, быстро, почти бегом шагали по глубокому снегу и пробирались через лабиринт обломков и всякого хлама, выброшенного на берег. Они обошли уже больше половины гавани, как вдруг, когда они проходили мимо какой-то харчевни, дверь ее открылась и поток света упал на их бежавшие фигуры.
   Они сейчас же остановились и притворились, будто ведут оживленный разговор.
   Трое людей, один за другим, вышли из харчевни, последний запер за собою дверь. Все трое нетвердо стояли на ногах, как будто они провели в возлияниях целый день и теперь стояли, облитые лунным светом, в нерешительности, словно не зная, что им делать дальше. Самый высокий из них говорил громким, печальным голосом.
   - Семь бочонков самого лучшего гасконского вина, какое когда-либо было на свете,- сказал он,- лучшее судно порта Дармута, вызолоченное изображение святой Девы Марии, тринадцать фунтов настоящих золотых денег...
   - У меня также большие потери,- прервал его другой.- У меня также были потери, кум Арбластер. В день святого Мартина у меня украли пять шиллингов и кожаную сумку, которая стоила не менее девяти пенсов!
   Дик почувствовал упрек совести, когда услышал слова Арбластера. До этих пор он, может быть, совсем не думал о бедном шкипере, разоренном потерей "Доброй Надежды". В те времена люди, носившие оружие, не заботились об имуществах и интересах низших. Но эта внезапная встреча напомнила ему о произволе, с которым он завладел судном, и о неблагополучном исходе его предприятия. И он, и Лаулесс отвернулись, чтобы не быть узнанными.
   Судовая собака спаслась от крушения и нашла дорогу в Шорби. Она шла по пятам Арбластера; внезапно она втянула носом воздух, насторожила уши и, бросившись вперед, принялась яростно лаять на ложных монахов.
   Ее хозяин нетвердыми шагами шел за ней.
   - Эй, товарищи! - крикнул он.- Не найдется ли у вас пенни для бедного старого моряка, совершенно разоренного пиратами? В четверг я мог бы заплатить за вас обоих, а теперь, в субботу ночью, выпрашиваю на фляжку эля! Спросите моего помощника Тома, если сомневаетесь во мне. Семь бочонков хорошего гасконского вина, собственное мое судно, которое раньше меня принадлежало моему отцу, изображение Пресвятой Девы, вызолоченное, и тринадцать фунтов золотом и серебром. Э, что скажете? И к тому же человек, который дрался с французами, потому что я дрался с французами, я перерезал на море больше глоток французам, чем любой человек, отправлявшийся из Дортмута. Ну дайте же пенни!..
   Ни Дик, ни Лаулесс не осмеливались ответить ему, боясь, чтобы он не узнал их голосов, они стояли беспомощные, словно корабль на берегу, не зная, куда обратиться, на что надеяться.
   - Что ты, нем, мальчик? - спросил шкипер.- Братцы,- икая, прибавил он,- они немы. Я не люблю такой невежливости, мне думается, что если человек и нем, то все же ответит из вежливости, если с ним заговорят.
   Между тем матрос Том, человек большой силы, по-видимому, возымел свои подозрения насчет этих двух безгласных фигур; и так как он был трезвее своего капитана, то внезапно встал перед ними, грубо схватил за плечо Лаулесса и с ругательством спросил его, что с ним, что мешает ему говорить? Бродяга, считая все потерянным, ответил ему ударом, от которого моряк растянулся на песке, и крикнув Дику, чтобы он следовал за ним, побежал по берегу.
   Все это произошло в одну секунду. Прежде чем Дик опомнился, Арбластер уже схватил его; Том подполз к нему и ухватил его за ногу, а третий из приятелей выхватил из ножен кортик и размахивал им над его головой.
   Молодому Шельтону было очень тяжело, не столько от грозившей ему опасности и от досады, сколько от испытываемого им чувства глубокого унижения. Он спасся от сэра Даниэля, сумел убедить лорда Райзингэма и вдруг беспомощно попал в руки старого пьяницы-матроса. И он чувствовал себя не только беспомощным, но, как говорила ему, хотя и слишком поздно, совесть, действительно виновным, действительно банкротом-должником человека, у которого он украл судно и погубил его.
   - Приведите мне его в харчевню, чтобы я мог увидеть его лицо,- сказал Арбластер.
   - Нет, нет,- возразил Том,- сначала выгрузим его котомку, а то и другие молодцы потребуют своей части.
   Но хотя Дика обыскали с головы до ног, на нем не нашли ни одного пенни и ничего вообще, кроме кольца с печатью лорда Фоксгэма, которое грубо сорвали с его пальца.
   - Поверните его к свету,- сказал шкипер и, взяв Дика за подбородок, больно дернул его кверху.- Святая Дева! - вскрикнул он.- Да ведь это пират.
   - Что! - крикнул Том.
   - Клянусь Святой Девой Бордосской, это он! - повторил Арбластер.- Ну, морской вор, теперь я держу тебя! - кричал он.- Где мое судно? Где мое вино? Э, да неужели ты в моих руках? Том, дай-ка мне конец веревки, я свяжу этого морского волка по рукам и по ногам, как жареного индюка, да, вот я свяжу его вот так, а потом отколочу, и уж так отколочу!..
   Он продолжал разговаривать, обвивая веревку вокруг тела Дика с ловкостью, присущей моряку, закрепляя ее морским узлом и яростно затягивая.
   Когда он закончил свое дело, юноша оказался простым тюком в его руках, беспомощным как мертвец. Шкипер отодвинул его на расстояние руки и громко расхохотался; потом он дал ему оглушительную пощечину, перевернул его и принялся яростно колотить. Гнев поднялся в душе Дика, словно буря; гнев душил его, и он думал, что умирает, но когда моряку надоела эта жестокая игра и он, бросив его во весь рост на песок, повернулся к товарищам и стал советоваться с ними, Дик сейчас же собрался с силами и овладел собой. Наступила минутная передышка, прежде чем его снова начнут мучить, он, может быть, найдет способ выйти из этого унизительного и рокового положения.
   И действительно, пока Арбластер с товарищами рассуждали о том, что сделать с ним, он собрался с мужеством и, обратясь к ним, заговорил довольно твердым голосом.
   - Господа,- начал он,- что вы, совсем с ума сошли? Небо дает вам в руки такой случай разбогатеть, какой редко выпадает на долю моряков. Вы можете совершить тридцать плаваний и не найти такого случая, а вы,- клянусь мессой! - что вы делаете? Бьете меня? Так ведь это делает каждый ребенок, когда рассердится. Мне кажется, что для разумных моряков, не боящихся ни огня, ни воды и любящих золото, как мясо, вы не умны.
   - Ну да,- сказал Том,- как тебя связали, так тебе и захотелось одурачить нас.
   - Одурачить вас! - повторил Дик.- Если вы глупы, то это легко сделать. Но если вы, как я полагаю, умные малые, то можете ясно видеть, где ваши интересы. Когда я взял ваше судно, нас было много, мы были хорошо одеты и вооружены, теперь подумайте, кто собрал этот отряд? Бесспорно, человек, наживший много золота. А если он, уже будучи богатым, продолжает искать большего, не обращая даже внимания на бури, подумайте хорошенько, не спрятано ли у него где-нибудь какое-либо сокровище?
   - Что он хочет сказать? - спросил один из окружавших Дика.
   - Ну, если вы потеряли старую лодку и несколько кружек вина, кислого как уксус,- продолжал Дик,- забудьте о них, как о дряни, какой они и были в действительности, и присоединитесь к предприятию, достойному этого имени, которое через двенадцать часов или возвысит вас, или погубит навеки. Но возьмите меня отсюда, пойдемте куда-нибудь недалеко и потолкуем над фляжкой, потому что мне больно и я замерз, а рот мой наполовину забит снегом.
   - Он хочет одурачить нас,- презрительно сказал Том.
   - Одурачить! Одурачить! - крикнул третий.- Хотел бы я видеть человека, который мог бы одурачить меня! Вот он уже, действительно, был бы мастером в этом деле! Я ведь не вчера родился. Я могу видеть церковь, когда на ней есть колокольня, и по-моему, кум Арбластер, в словах этого молодого человека есть некоторый смысл. Не пойти ли нам выслушать его? Скажите, не выслушать ли нам его?
   - Я с радостью поглядел бы на кружку хорошего эля, мастер Пиррет,- ответил Арбластер.- Что ты скажешь, Том? Но сумка-то у меня пуста.
   - Я заплачу,- сказал Пиррет,- я заплачу, я очень бы хотел хорошенько узнать, в чем дело, по совести говоря, я верю, что тут пахнет золотом.
   - Ну, если вы опять приметесь пьянствовать, все потеряно! - сказал Том.
   - Кум Арбластер, вы даете слишком много воли своему слуге,- заметил мастер Пиррет.- Неужели вы допустите, чтобы вами управлял наемный слуга? Фи, фи!
   - Замолчи, малый,- сказал Арбластер, обращаясь к Тому.- Куда ты суешься со своим веслом? Действительно, славно, когда экипаж делает замечания своему шкиперу!
   - Ну, так идите своим путем,- сказал Том.- Я умываю руки в этом деле!
   - Так поставьте его на ноги,- сказал мастер Пиррет.- Я знаю укромное местечко, где мы можем выпить и поговорить.
   - Если я должен идти, друзья мои, вы должны освободить мне ноги,- сказал Дик, когда его поставили, словно столб.
   - Он говорит правду,- со смехом сказал Пиррет.- Действительно, он не может идти в таком виде. Разрежьте веревку, вынимай нож, кум, и разрежь веревку.
   Даже Арбластер задумался над этим предложением. Но товарищ его настаивал, а у Дика хватило воли на то, чтобы сохранить совершенно равнодушное, деревянное выражение лица, и он только пожимал плечами, как бы удивляясь их нерешительности. Шкипер наконец согласился и разрезал веревки, связывавшие ноги пленника. Это не только дало Дику возможность идти, но и ослабило всю сеть веревок так, что он почувствовал, что рука его, привязанная к спине, начала свободнее двигаться. Он надеялся, что, сделав усилие, ему удастся со временем освободить ее. Так многим он был уже обязан глупости и алчности мастера Пиррета.
   Этот достойный человек принял предводительство и привел их к той самой простой питейной харчевне, к которой Лаулесс привел Арбластера в тот бурный день. Теперь она была совершенно пуста, раскаленные угли в камине испускали приятную теплоту. Когда пришедшие выбрали себе места и хозяин поставил перед ними порцию пряного эля, Пиррет и Арбластер вытянули ноги и положили локти на стол, как люди, готовящиеся провести приятный часок.
   Стол, за которым они сидели, как и все другие в этом доме, состоял из тяжелой четырехугольной доски, положенной на две бочки; каждый из четырех людей этой странной компании сидел на углу доски, Пиррет напротив Арбластера, Дик против матроса.
   - А теперь, молодой человек,- сказал Пиррет,- начинайте ваш рассказ. Вы, по-видимому, несколько обидели нашего кума Арбластера, но что из этого? Вознаградите его - дайте ему случай разбогатеть, и ручаюсь, что он простит вас.
   До сих пор Дик говорил наудачу; теперь, под надзором шести глаз, ему приходилось выдумать и рассказать какую-нибудь необыкновенную историю и, если возможно, получить обратно важное для него кольцо. Прежде всего, надо было тянуть время. Чем дольше он пробудет, тем больше напьются товарищи и тем вернее будет возможность побега.
   Дик не обладал талантом выдумки, и то, что он рассказал, было пересказом истории Али-Бабы, причем Шорби и Тонсталльский лес занимали место востока, а ценность клада в пещере была скорее увеличена, чем уменьшена. Как известно читателю, история эта превосходная, но в ней есть один недостаток - она неправдоподобная; простодушные моряки слышали ее в первый раз, и потому глаза у них вылезли из орбит, а рты они разевали, как треска во время ловли.
   Вскоре приятели потребовали другую порцию эля, а пока Дик ловко растягивал рассказ, и третья порция последовала за второй.
   Вот в каком положении находились к концу разговора присутствовавшие. Арбластер, на три четверти пьяный и на одну сонный, беспомощно откинулся на свой стул. Даже Том пришел в восторг от рассказа, и потому бдительность его сильно уменьшилась. Между тем Дик постепенно высвободил свою правую руку и был готов на всякий риск.
   - Итак,- говорил Пиррет, - ты один из них.
   - Меня заставили,- ответил Дик,- против моей воли, но если бы я мог достать на мою долю мешок-другой золотых монет, то дурак бы я был, если бы продолжал жить в грязной пещере и выносить побои и пощечины, как солдат. Вот нас здесь четверо - хорошо! Пойдем в лес завтра раньше, чем встанет солнце. Если бы мы могли честно добыть осла, это было бы лучше, но так как мы не можем, то с нас довольно и наших четырех сильных спин; ручаюсь, что мы вернемся домой, спотыкаясь под тяжестью добычи.
   Пиррет облизнулся.
   - А волшебство,- сказал он,- пароль, по которому открывается пещера, какое это слово, друг?
   - Никто не знал этого слова, кроме трех вождей,- ответил Дик,- но, на ваше великое счастье, я сегодня вечером как раз несу волшебный талисман, которым открывается дверь пещеры. Эту вещь вынимают из сумки капитана не более двух раз в году.
   - Волшебство! - сказала Арбластер в полусне я косясь на Дика одним глазом.- Убирайся! Не нужно никакого волшебства! Я - хороший христианин. Спросите моего слугу Тома.
   - Но это белая магия,- сказал Дик.- Она не имеет никакого дела с дьяволом,- это только сила чисел, трав и планет.
   - Да, да,- сказал Пиррет,- это только белая магия, кум. Уверяю тебя, тут нет греха. Но продолжайте, добрый юноша. В чем состоит это волшебство?
   - Я сейчас покажу вам,- ответил Дик.- У вас кольцо, которое вы сняли с моего пальца? Хорошо! Ну, теперь держите его перед собой кончиками пальцев, вытянув руку во всю длину так, чтобы на них падал свет углей! Именно так. Ну, вот вам и волшебство!
   Дик быстро оглянулся вокруг и увидел, что пространство между ним и дверью совершенно свободно. Он мысленно прочел молитву. Потом, протянув руку, схватил кольцо и опрокинул стол на матроса Тома. Бедняга с криком упал под обломки стола. Прежде чем Арбластер сообразил, что произошло нечто неладное, а Пиррет несколько пришел в себя, Дик подбежал к двери и исчез среди лунной ночи.
   От света луны, плывшей посреди неба, и чрезвычайной белизны снега на открытой местности вокруг гавани было светло как днем, и фигура молодого Шельтона, прыгавшего в подоткнутой одежде среди корабельного хлама, была видна издалека.
   Том и Пиррет с криком преследовали его; из каждой харчевни, мимо которой они бежали, к ним присоединялись люди, возбужденные их криками, и скоро в преследование пустился целый флот моряков. Но даже в пятнадцатом столетии Джек {Прозвище моряков.} плохо бегал по земле; к тому же Дик сильно обогнал их и воспользовался этим преимуществом. Добежав до начала узкой тропинки, он даже остановился и, смеясь, оглянулся назад.
   На белом фоне снега все моряки Шорби двигались сплошной массой, от которой отделялись небольшие группы. Все кричали, вопили, все жестикулировали, отчаянно размахивая руками; постоянно падал кто-нибудь и, к довершению картины, на упавшего валилось с дюжину людей.
   Вся эта масса криков, воссылаемая вверх к луне, казалась отчасти комичной, отчасти страшной преследуемому беглецу. Сами по себе эти крики не имели никакого значения, так как Дик был уверен, что ни один моряк в гавани не в состоянии догнать его. Но шум угрожал ему опасностью впереди, так как мог разбудить всех спящих в Шорби и привлечь внимание стоявших на карауле. Поэтому, увидев вблизи открытую дверь, он быстро шмыгнул в нее и пропустил мимо неумелых преследователей, продолжавших кричать и жестикулировать, красных от быстрого бега и белых от падения в снег.
   Прошло много времени, прежде чем окончился этот великий набег гавани на город и восстановилась тишина. Еще долго на всех улицах и по всем кварталам раздавались крики и топот моряков. Возникали споры иногда между ними, иногда с патрулем; вытаскивались ножи, удары сыпались со всех сторон, и не один труп остался на снегу.
   Когда спустя час последний матрос, ворча, вернулся в сторону гавани, в свою излюбленную таверну, если бы спросить его, какого человека он преследовал, то оказалось бы, что если он и знал это прежде, то теперь совершенно забыл. На следующее утро распространились различные странные рассказы, а некоторое время спустя между мальчишками в Шорби пользовалась большим успехом легенда о ночном посещении дьявола.
   Но даже возвращение последнего моряка не освободило молодого Шельтона от его плена на холоде, между дверьми.
   Еще некоторое время патрули деятельно расхаживали по городу; являлись и специальные отряды, которые обходили город и делали донесения различным знатным лордам, сон которых был необычно нарушен.
   Прошла уже большая часть ночи, прежде чем Дик решился выйти из своего убежища. Он пришел к дверям "Козы и Волынки" здравым и невредимым, хотя и пострадавшим от холода и побоев. Как требовалось законом, в доме не было ни огня, ни свечей. Дик прокрался в угол холодной комнаты для посетителей, нашел конец одеяла, укутал им плечи и, подобравшись к первому близко лежавшему спящему, скоро забылся в крепком сне.
  

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГОРБУН

  

ГЛАВА I
Трубный звук

   Очень рано на следующее утро, еще до рассвета, Дик встал, переоделся, вооружился снова, как дворянин, и отправился в лесное логовище. Здесь, как известно, он оставил бумаги лорда Фоксгэма; чтобы добыть их и поспеть вернуться вовремя к свиданию с молодым герцогом Глочестерским, нужно было отправиться рано и идти очень быстро.
   Мороз был сильнее, чем когда-либо; погода стояла безветренная, и сухой воздух как будто сжимал ноздри. Луна уже зашла, но на небе было много блестящих звезд, а снег бросал ясный, веселый отблеск. Для ходьбы не нужно было факела, а пронизывающий холод словно подгонял идущего.
   Дик прошел большую часть открытой местности между Шорби и лесом и дошел до подножия маленького холма в нескольких стах ярдов от креста святой Невесты. Внезапно в тишине темного утра раздался звук трубы, такой громкий, ясный и пронзительный, что Дику показалось, что он никогда не слышал ничего подобного по звучности. Звук этот раздался раз, потом поспешно повторился, и за ним последовал лязг оружия.
   Молодой Шельтон насторожил уши и, выхватив меч из ножен, побежал вверх по холму.
   Он увидел крест и убедился, что на дороге перед ним происходит яростная схватка. Нападающих было семь-восемь человек, а оборонялся только один. Но он был так проворен и ловок, так отчаянно нападал на своих противников и рассеивал их, так искусно удерживался на льду, что прежде чем подоспел Дик, он уже убил одного, ранил другого и удерживал всех.
   Но все же он продолжал держаться только каким-то чудом; каждое мгновение какая-нибудь случайность, малейший промах, неловкое движение на скользком льду могли стоить ему жизни.
   - Держитесь, сэр! Вот помощь! - крикнул Ричард и забыв, что, в сущности, не имеет права призывать бродяг, прибавил: - Черная Стрела! Сюда, Черная Стрела! - и бросился на нападающих с тылу.
   Но те были также смелые малые; они не подались ни на дюйм при этом нападении, обернулись и с изумительной яростью набросились на Дика. При свете звезд сверкало оружие четырех людей, устремленное против одного. Искры летели во все стороны. Один из его противников упал; в пылу битвы Дик не заметил этого; потом его самого ударили по голове, и хотя стальной шлем под капюшоном защитил его, все же он опустился на одно колено, и мысли у него завертелись с быстротой мельницы.
   При первом признаке вмешательства Дика человек, к которому он пришел на помощь, вместо того, чтобы принять участие в стычке, отскочил назад и затрубил опять на той же громкой трубе, которая подняла тревогу, но на этот раз еще настойчивее и громче. В следующее мгновение враги его снова бросились на него, и он опять нападал и убегал, вскакивал, ударял, падал на колено, прибегая попеременно к мечу и кинжалу, ногам и рукам, с тем же несокрушимым мужеством, лихорадочной энергией и быстротой.
   Но пронзительный призыв трубы наконец был услышан. На снегу раздался глухой топот копыт, и в добрый час для Дика, который видел уже кончики мечей, приставленные к горлу, из леса с обеих сторон хлынул беспорядочный поток вооруженных всадников, закованных в железо, с копьями или мечами, обнаженными и поднятыми в руках; каждый из них, можно сказать, вез пассажира в лице стрелка или пажа, которые соскакивали один за другим со своих насестов и увеличивали вдвое отряд.
   Нападавшие, видя себя в меньшинстве и окруженные со всех сторон, бросили оружие, не проговорив ни слова.
   - Схватить этих людей! - сказал герой трубы; когда его приказание было исполнено, он подошел к Дику и взглянул ему прямо в лицо.
   Дик ответил ему тем же и удивился, увидев, что человек, выказавший столько силы, умения, энергии - юноша, не старше его самого, довольно уродливый, с одним плечом выше другого, с бледным болезненным, безобразным лицом {В действительности Ричард Горбатый был гораздо моложе в данное время. (Прим. автора).}. Но глаза у него были ясные, со смелым выражением.
   - Сэр,- сказал юноша,- вы пришли в добрый час и как раз вовремя.
   - Милорд,- ответил Дик, со смутным сознанием, что находится перед знатным вельможей,- вы так удивительно владеете мечом, что, я полагаю, могли бы справиться и один. Для меня, конечно, вышло хорошо, что ваши люди не замешкались.
   - Как вы узнали, кто я? - спросил незнакомец.
   - Даже теперь, милорд, я не знаю, с кем говорю,- ответил Дик.
   - В самом деле? - спросил незнакомец.- А между тем вы бросились, очертя голову, в эту неравную битву.
   - Я видел, что один человек храбро сопротивляется многим,- ответил Дик,- и счел бы себя обесчещенным, если бы не помог ему.
   Странная насмешливая улыбка играла на губах молодого вельможи, когда он ответил:
   - Это очень хорошие слова. Но к делу, вы ланкастерец или йорксист?
   - Милорд, я не делаю тайны, я твердо стою за Йоркский дом,- ответил Дик.
   - Клянусь мессой, это хорошо для вас,- заметил незнакомец.
   Сказав это, он повернулся к одному из своих приближенных.
   - Покончите,- продолжал он все тем же насмешливым, жестоким тоном,- покончите с этими храбрыми джентльменами. Вздерните их.
   Это были пять человек, оставшихся в живых из числа нападавших. Стрелки схватили их за руки, поспешно провели к опушке леса, поставили каждого из них под деревом подходящих размеров, приготовили веревки; стрелки, держа концы, быстро взобрались на деревья и менее чем через минуту, без единого слова, выговоренного с той или другой стороны, пятеро человек качались в воздухе.
   - А теперь,- крикнул уродливый вождь,- назад, на ваши посты, и являйтесь быстрее, когда я призову вас в следующий раз.
   - Милорд герцог,- сказал один из людей,- умоляю, не оставайтесь здесь одни. Оставьте вблизи несколько воинов.
   - Любезный,- сказал герцог,- я сдержался и не побранил тебя за медлительность. Поэтому не раздражай меня. Я верю силе своей руки, несмотря на то, что горбат. Ты медлил, когда звучала труба, а теперь слишком быстр на советы. Но это всегда бывает так: кто последний с копьем, тот первый на язык. Пусть будет наоборот.
   И жестом, не лишенным устрашающего благородства, он удалил их.
   Пехотинцы снова влезли на свои места позади всадников; весь отряд медленно двинулся и рассыпался в двадцати различных направлениях под сенью леса.
   К этому времени день стал заниматься, а звезды меркнуть. Первые серые лучи зари осветили лица двух молодых людей, снова обернувшихся друг к другу.
   - Вот,- сказал герцог,- вы видели мое мщение, быстрое и острое, как мой клинок. Но я ни за что не хотел бы, чтобы вы сочли меня неблагодарным. Вы явились на помощь мне с хорошим мечом и еще с лучшим мужеством... Если вам не противно мое безобразие - обнимите меня.
   Сказав это, молодой вождь раскрыл объятия.
   В глубине сердца Дик испытывал сильный страх и нечто вроде ненависти к спасенному им человеку, но приглашение было сделано в таких словах, что отказаться или колебаться было не только невежливо, но и жестоко, и Дик поспешил исполнить желание герцога.
   - А теперь, милорд герцог,- сказал он, когда освободился от объятий,- верно ли я предполагаю? Вы - милорд герцог Глочестерский?
   - Я - Ричард Глочестер,- сказал он.- А вы? Как вас зовут?
   Дик назвал свое имя и подал кольцо лорда Фоксгэма. Герцог сейчас же узнал его.
   - Вы пришли слишком рано,- сказал он,- но не мне жаловаться на это. Вы похожи на меня - я пришел сюда за два часа до рассвета. Но эта первая проба моего оружия; она или создаст мне славу, или погубит ее, мастер Шельтон. Там залегли мои враги под начальством двух старых, опытных вождей, Райзингэма и Брэклея; я думаю, у них сильные позиции, но у них нет выходов с двух сторон - они заперты среди моря, гавани и реки. Мне кажется, Шельтон, тут можно нанести сильный удар, если бы только мы могли нанести его безмолвно и внезапно.
   - И я так думаю,- крикнул разгорячившийся Дик.
   - Есть у вас заметки лорда Фоксгэма? - спросил герцог.
   Дик объяснил, почему их нет с ним в настоящую минуту, и осмелился предложить собственные сведения, ни на йоту не уступавшие сведениям лорда Фоксгэма.
   - С моей стороны, милорд герцог,- прибавил он,- я посоветовал бы вам напасть немедленно, если у вас есть достаточно людей. Потому что, знаете, при наступлении дня ночные караулы прекращаются, а дневных караулов у них нет; только всадники объезжают предместья. Теперь, когда ночная стража уже разоружилась, а остальные сидят за утренней чаркой,- теперь самая пора напасть на них.
   - Сколько у них людей? - спросил Глочестер.
   - У них нет и двух тысяч,- ответил Дик.
   - За нами в лесу у меня семьсот,- сказал герцог,- семьсот идут из Кеттлея и вскоре будут здесь; за ними дальше, есть еще четыреста; у лорда Фоксгэма в Холивуде, на расстоянии полдня пути отсюда, пятьсот человек. Подождать их прибытия или нападать без них?
   - Милорд, вы решили этот вопрос, когда повесили пятерых бедных плутов. Хотя они были простые мужики, но в такое беспокойное время их хватятся, станут искать и подымется тревога. Поэтому, милорд, если вы хотите воспользоваться неожиданностью, то, по моему скромному мнению, у вас нет и часа в запасе.
   - Я тоже думаю,- сказал Глочестер.- Ну, через час вы будете в гуще сечи заслуживать шпоры. Нужно послать проворного человека в Холивуд с кольцом лорда Фоксгэма; другого на дорогу, чтобы поторопить моих лодырей. Ну, Шельтон, клянусь Распятием, это можно сделать!
   Он приставил ко рту трубу и затрубил.
   На этот раз ему пришлось ждать недолго. В одно мгновение открытая местность вокруг креста заполнилась пешими и конными людьми. Ричард Глочестер встал на ступени креста и посылал гонца за гонцом, чтобы ускорить сосредоточение семисот людей, спрятанных по соседству в лесах. Прежде чем прошло четверть часа, распределив всех людей, он встал во главе их и стал спускаться по холму по направлению к Шорби.
   План его был прост. Он должен был захватить часть города Шорби, лежавшую направо от большой дороги, и утвердиться там в узких переулках до прибытия подкреплений.
   Если лорд Райзингэм вздумает отступать, Ричард зайдет к нему в тыл и поставит его между двух огней; если же он предпочтет защищать город, он будет заперт в ловушку и постепенно подавлен количеством войск противника.
   Была только одна опасность, зато очень серьезная и большая - семьсот воинов Глочестера могли быть разбиты и перебиты в первой же стычке; чтобы избежать этого, следовало, чтобы нападение было как можно более неожиданным.
   Поэтому пехотинцы снова сели позади всадников. Дику выпала честь сидеть с самим Глочестером. Пока было какое-нибудь прикрытие, войска двигались медленно; доехав до места, где кончались деревья, окаймлявшие большую дорогу, они остановились, чтобы отдохнуть и оглядеться.
   Солнце, окруженное желтым ореолом, уже совсем взошло и сияло ярким, холодным светом в морозном воздухе; на фоне его светлого диска отчетливо вырисовывались столбы утреннего дыма, вылетавшего из красных труб белых кровель Шорби.
   Глочестер обернулся к Дику.
   - В этом бедном месте,- сказал он,- где теперь стряпают завтрак, вы заслужите шпоры, а я начну жизнь, полную почестей и славы в глазах света, или оба мы умрем, не оставив памяти по себе. Мы - два Ричарда. Ну, Ричард Шельтон, оба они станут известны! Мечи их будут звучать, ударяясь о шлемы врагов, так же громко, как имена их будут раздаваться в ушах людей.
   Такая жажда славы, выраженная таким пламенным тоном и языком, удивила Дика. Он ответил весьма разумно и спокойно, что, со своей стороны, обещается исполнить свой долг и не сомневаться в победе, если все сделают то же.
   К этому времени лошади хорошо отдохнули; вождь поднял меч и отпустил повод, и весь конный отряд пустился в галоп и, гремя, пронесся с двойным грузом воинов вниз по холму и по покрытой снегом поляне, отделявшей их от Шорби.

0x01 graphic

  

ГЛАВА II
Битва при Шорби

   Все расстояние, которое приходилось проехать, было не более четверти мили. Но только всадники выехали из-под прикрытия деревьев, они увидели на покрытых снегом полях людей, с криками бежавших с обеих сторон. В то же самое время в городе поднялся шум, постепенно распространявшийся и становившийся громче. Они были еще на полдороге к ближайшему дому, когда с колокольни донеслись звуки набата.
   Молодой герцог заскрежетал зубами. Судя по этим признакам, он опасался найти врагов приготовленными; а он знал, что если ему не удастся занять позиции в городе, его маленький отряд будет разбит и истреблен в открытой местности.
   Однако ланкастерцы в городе были далеко не в хорошем положении. Все происходило так, как говорил Дик. Ночная стража уже сняла свои доспехи, остальные - неодетые, не вооруженные, не готовые к сражению, еще слонялись на своих стоянках. Во всем Шорби не было, может быть, и пятидесяти людей в полном вооружении и пятидесяти оседланных лошадей.
   Звон колоколов, испуганные возгласы людей, с криками бегавших по улицам и колотивших в двери - все это заставило в невероятно короткое время собраться, по крайней мере, сорок человек из полусотни готовых к битве воинов. Они сели на коней, и так как тревога все еще была бестолкова и неопределенна, поскакали по разным направлениям.
   Поэтому, когда Ричард Глочестер достиг первого дома в Шорби, в начале улицы его встретила только горсточка пехотинцев, которых он разметал при атаке, как шторм, уносящий по течению барку.
   Проехав немного по городу, Дик Шельтон дотронулся до руки герцога; в ответ на это герцог натянул повод, приложил трубу ко рту, дал условленный сигнал и свернул с прямого пути направо. Весь его отряд, как один человек, повернул за ним и все также галопом промчался по боковой улице. Только последние двадцать всадников повернули коней и остановились у входа в улицу; в то же мгновение пехотинцы, которых они везли, соскочили на землю; одни стали натягивать луки, другие бросились в дома с обеих сторон улицы и овладели ими, чтобы укрепиться там.
   Немногочисленные ланкастерцы, удивленные неожиданной переменой направления и пораженные выдержкой и стойкостью неприятельского авангарда, после короткого совещания повернули и поскакали дальше в город за подкреплением.
   Квартал города, который занял, по совету Дика, Ричард Глочестер, состоял из пяти маленьких улиц с населенными беднотой домишками, лежавшими на очень небольшом холме и открытыми с задней стороны.
   Эти пять улиц должны были быть защищены сильными караулами; резерв разместился в центре так, чтобы быть вдали от выстрелов и вместе с тем наготове подать помощь, где она потребуется.
   Квартал этот был настолько беден, что тут не жил никто из вельмож ланкастерской партии и даже мало кто из слуг их; обитатели его единодушно, с громкими криками покинули свои дома и побежали по улицам, или перелезли через заборы.
   В центре, где сходились пять улиц, стоял жалкий питейный дом с вывеской, изображавшей шахматную доску. Герцог Глочестер избрал его своей главной квартирой на этот день.
   Он поручил Дику охрану одной из пяти улиц.
   - Ступайте,- сказал он,- заслуживайте себе шпоры. Стяжайте славу мне, один Ричард другому. Говорю вам, если я поднимусь высоко, вы подниметесь по той же лестнице. Ступайте,- прибавил он, пожимая руку молодому Шельтону.
   Но как только Дик ушел, герцог повернулся к маленькому стрелку в оборванной одежде, стоявшему рядом с ним.
   - Иди, Деттон, и поскорее,- сказал он.- Иди следом за этим юношей. Если ты убедишься в его верности, ты отвечаешь за него головой. Горе тебе, если вернешься без него! Но если он изменник, если ты хоть на минуту усомнишься в нем - нанеси ему удар сзади.
   Между тем Дик старался укрепить свой пост. Улица, которую он должен был защищать, была очень узка; по ней тянулся целый ряд домов, выдававшихся над дорогой; однако улица эта, хотя узкая и темная, выходила на рыночную площадь города, и потому главный исход боя, по всей вероятности, должен был решиться там.
   Рыночная площадь была полна бежавшими в беспорядке горожанами, но неприятеля пока не было видно, и Дик решил, что у него есть еще время приготовиться к защите.
   Два дома в конце улицы стояли пустые с открытыми дверями, так, как их бросили убежавшие обитатели. Дика велел выбросить оттуда мебель и быстро устроить баррикаду при входе в переулок. В его распоряжение было дано сто человек; большинство их он разместил по домам, где они могли засесть в безопасности и стрелять из окон. Остальных он назначил на баррикаду под личным своим наблюдением.
   Между тем в городе царили сильное волнение и суматоха. Неумолчный звон колоколов, звук труб, быстрые движения конных отрядов, крики командиров, вопли женщин - все это сливалось в оглушительный шум. Наконец шум стал постепенно утихать, и вскоре ряды вооруженных воинов и отряды стрелков стали собираться и выстраиваться в боевом порядке на рыночной площади.
   Большая часть этих воинов была в одеждах темно-красного и синего цвета, а в рыцаре на коне, распоряжавшемся размещением отрядов, Дик узнал сэра Даниэля Брэклея.
   Наступила продолжительная пауза, после которой, почти одновременно, зазвучали четыре трубы из четырех различных кварталов города. В ответ на них на рыночной площади прозвучала пятая, и в то же мгновение ряды двинулись, град стрел просвистел вокруг баррикады и ударился о стены двух крайних домов.
   Атака началась по общему сигналу, у всех пяти выходов квартала. Глочестер был обложен со всех сторон, и Дик решил, что для того, чтобы удержать позицию, он должен совершенно положиться на свою сотню команды.
   Семь залпов стрел последовали один за другим; в самый разгар стрельбы Дик почувствовал, что кто-то дотронулся сзади до его руки и увидел пажа, который протягивал ему кожаные латы с блестящими металлическими бляхами.
   - От милорда Глочестера,- сказал паж.- Он заметил, что вы вышли беззащитным, сэр Ричард.
   Услышав слова: "сэр Ричард", Дик, в восторге от полученного звания, встал и с помощью пажа надел латы. Как раз в это время две стрелы громко ударились о металлические бляхи ее, не причинив никакого вреда, третья же попала в пажа; смертельно раненый, он упал к ногам Дика.
   Между тем вся армия неприятеля решительно подвигалась вперед через площадь и к этому времени приблизилась настолько, что Дик отдал приказание отвечать на выстрелы. Немедленно, разнося всюду смерть, из-за баррикад и из окон домов посыпался град стрел. Но ланкастерцы как будто ожидали этого сигнала, с громкими криками бросились они к баррикадам; всадники с опущенными забралами остались позади.
   Начался упорный, смертельный рукопашный бой. Нападающие, размахивая мечом одной рукой, другой старались разрушить баррикаду. Со своей стороны, защитники как безумные боролись за свое укрепление. В продолжение нескольких минут борьба велась почти в полном безмолвии; друзья и недруги падали рядом. Но разрушать всегда легче, и когда протяжный звук трубы дал нападающим сигнал к отступлению, большая часть баррикады была разобрана, а все сооружение осело наполовину и готово было развалиться совсем.
   Пехотинцы, отступавшие на площадь, разбежались направо и налево. Всадники, стоявшие в две шеренги, внезапно повернулись и изменили фронт. Быстро, словно нападающий паук, длинная, одетая в сталь колонна бросилась на полуразрушенную баррикаду.
   Из двух первых всадников один упал вместе с лошадью, и товарищи проехали по нему. Второй вскочил на вершину укрепления, пронзив копьем стоявшего на ней стрелка. Почти в то же мгновение его стащили с седла, а лошадь его была убита.

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 254 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа