Стивенсон Роберт Льюис - Черная стрела

нию я готов даже стать монахом,- сказал Ричард.

   - Значит, по чести, вы принадлежите мне,- заключила она.

   - По чести, сударыня, я полагаю...- начал молодой человек.

   - Продолжайте,- перебила она,- у вас уж слишком много остановок. По чести, вы принадлежите мне, пока не исправите сделанного вами зла?

   - По чести, да,- сказал Дик.

   - Ну, так слушайте,- продолжала молодая девушка.- Мне думается, что из вас вышел бы плохой монах, а так как я могу располагать вами, как мне угодно, то я возьму вас в мужья. Ни единого слова! - крикнула она.- Слова вам не помогут. Ведь вполне справедливо, чтобы вы, лишивший меня родного дома, доставили мне другой. Что касается Джоанны, то, поверьте, она первая одобрит эту перемену, в сущности, так как мы с ней близкие друзья, то не все ли равно, на которой из нас вы женитесь? Решительно все равно.

   - Сударыня,- сказал Дик,- я уйду в монастырь, если вы прикажете, но жениться на ком-нибудь другом во всем обширном мире, кроме Джоанны Седлей, я не соглашусь, не уступлю мужской силе, не сделаю это и ради удовольствия дамы. Простите, что я выражаю так просто мои простые мысли, но когда девушка очень смела, то бедному мужчине приходится быть еще смелее.

   - Дик, милый мальчик, вы должны подойти и поцеловать меня за эти слова. Не бойтесь, вы поцелуете меня за Джоанну, когда мы встретимся, я возвращу ей этот поцелуй и скажу, что украла его. А что касается вашего долга относительно меня, милый простофиля, то, мне думается, не вы один участвовали в этом большом сражении; и даже если на трон взойдет Йорк, то не вы посадили его туда. Но вот сердце у вас, Дик, хорошее, доброе, честное, и если бы я могла в чем-нибудь позавидовать Джоанне, то позавидовала бы вашей любви к ней.

  

   Лошади между тем съели скудный запас корма и отдохнули вполне. Костер засыпали снегом по приказанию Дика; пока его воины устало взбирались в седла, Дик, вспомнив несколько поздно о предосторожностях, принимаемых лесными жителями, выбрал высокий дуб и быстро влез на его самый верхний сук. Оттуда он мог обозреть на большом пространстве освещенный луной и устланный снегом лес. На юго-западе виднелись те высокие, покрытые вереском места, где они с Джоанной испытали страшное приключение с прокаженным. Тут его внимание привлекло какое-то красное, блестящее пятнышко, величиной не более булавочной головки.

   Он жестоко порицал себя за небрежность. Если то горели огни в лагере сэра Даниэля, то он должен был давно увидеть их и пойти в ту сторону, а главное, он не должен был выдавать своей близости, разведя костер. Но теперь нельзя было терять ценных часов. Прямой путь к возвышенностям был приблизительно в две мили длиной, но его пересекала очень глубокая, обрывистая ложбина, недоступная для всадников. Дику казалось удобнее для быстроты оставить лошадей и попробовать добраться пешком.

   Для охраны лошадей было оставлено десять человек; условились о сигналах на случай нужды, и Дик во главе остальных отправился в поход; Алиса Райзингэм храбро пошла рядом с ним. Солдаты сняли тяжелое вооружение и оставили у костра свои копья, в хорошем настроении Духа они бодро шли по замерзшему снегу при веселом сиянии луны. Спуск в ложбину, где поток со стоном прорывался сквозь снег и лед, совершился в молчании и порядке. На другой стороне, в полумиле от места, где Дик заметил блеск огня, отряд остановился, чтобы отдохнуть перед нападением.

   В глубоком безмолвии леса малейший звук был слышен издалека; Алиса, обладавшая тонким слухом, подняла палец в знак предупреждения и остановилась, прислушиваясь. Все последовали ее примеру, но как ни прислушивался Дик, он не слышал ничего, кроме, приглушенного ропота потока в лесу на расстоянии нескольких миль.

   - Но я наверное слышала лязг оружия,- прошептала Алиса.

   - Сударыня,- сказал Дик, который боялся этой молодой леди больше, чем десяти храбрых воинов,- я не осмелюсь намекнуть, что вы ошиблись, но этот звук мог донестись из какого-нибудь лагеря.

   - Он доносился не оттуда, а с запада,- решительно объявила она.

   - Пусть будет что будет и как угодно небу,- сказал Дик.- Не будем беспокоиться, а пойдем скорее вперед и узнаем, в чем дело. Вставайте, друзья, довольно отдохнули.

   По мере того, как они подвигались, снег становился все более и более утоптанным копытами лошадей, ясно было, что они приближались к лагерю, где расположились значительные силы конных солдат. Наконец, они увидели пробивавшийся между деревьями дым красного цвета внизу и рассыпавшийся вверху яркими искрами.

   Исполняя приказание Дика, люди его отряда развернули ряды и тихо поползли в чащу, чтобы окружить со всех сторон вражеский лагерь. Сам он, оставив Алису под прикрытием громадного дуба, пошел прямо по направлению костра.

   Наконец, благодаря просеке, взору его открылся вид на весь лагерь. Костер был разведен на небольшой, покрытой вереском горке, окруженной с трех сторон чащей, он горел очень сильно, громко треща и вспыхивая ярким пламенем. Около него сидело около дюжины людей в темных плащах, но хотя снег кругом был утоптан так, как будто тут проехал целый полк, Дик напрасно искал взглядом лошадей. Им овладело страшное подозрение, что его провели. В то же время в высоком человеке в стальном шлеме, протягивавшем к огню руки, он узнал своего старого друга, а впоследствии благосклонного врага, Беннета Хэтча; в двух же других сидевших вдали, несмотря на их мужской костюм, он угадал Джоанну Седлей и жену сэра Брэклея.

   - Ну,- подумал он,- если я даже потеряю лошадей, но добуду Джоанну, то мне нечего жаловаться.

   С отдаленного конца лагеря послышался тихий свист, обозначавший, что его солдаты собрались и окружение закончено.

   При этом звуке Беннет вскочил на ноги, но прежде чем он успел схватиться за оружие, Дик окликнул его.

   - Беннет,- сказал он,- Беннет, старый друг, сдавайся. Ты только понапрасну прольешь человеческую кровь, если будешь сопротивляться.

   - Клянусь святой Варварой, это мастер Шельтон! - вскрикнул Хэтч.- Мне сдаваться? Вы просите слишком многого. Какие у вас силы?

   - Говорю тебе, Беннет, нас больше, и к тому же вы окружены,- сказал Дик.- Цезарь и Карл Пятый запросили бы пощады. На мой свисток явится сорок человек, и одним залпом стрел я могу уложить всех вас.

   - Мастер Дик,- сказал Беннет,- как это ни тяжело мне, но я должен исполнить свой долг. Да помогут вам святые! - При этих словах он поднес ко рту небольшой рог и издал пронзительный звук.

   Наступил момент смущения. Пока Дик, боясь за дам, колебался отдать приказание стрелять, маленький отряд Хэтча схватился за оружие и сомкнулся, очевидно, готовый на решительный отпор. В переполохе, вызванном переменой мест, Джоанна вскочила со своего места и полетела как стрела к своему возлюбленному.

   - Здесь, Дик! - вскрикнула она, сжимая его руку своей.

   Дик все продолжал стоять в нерешительности, он был еще слишком неопытен, чтобы примириться с необходимостью, вызываемой войной, и мысль о старой леди Брэклей останавливала слова команды на его устах. Его подчиненные начали тревожиться. Некоторые из них окликали его, другие начали стрелять по собственному побуждению. При первом же выстреле бедный Беннет пал мертвым. Тогда Дик вышел из своего оцепенения.

   - Вперед! - крикнул он.- Стреляйте, молодцы, и держитесь ближе к чаще! Англия и Йорк!

   Но как раз в это мгновение в тишине ночной внезапно раздался стук множества копыт по снегу, звук этот приближался с невероятной быстротой и раздавался все громче и громче. В то же самое время в ответ на призыв Кэтча беспрерывно зазвучали трубы.

   - Сбор, сбор! - кричал Дик.- Собирайтесь, если хотите остаться живы.

   Но солдаты, спешившиеся, рассеянные, застигнутые врасплох, в то время, когда они рассчитывали на легкий успех, начали отступать; некоторые еще стояли в нереительности на месте, другие рассеялись в чаще. Когда первые всадники, стреляя, промчались по просеке и пустили своих коней в заросли яростным галопом, в кустах они опрокинули и закололи только несколько отставших солдат, большая же часть отряда Дика словно растаяла при известии о их появлении.

   Дик стоял одно мгновение, с горечью наблюдая за результатами своей необдуманной и неумелой храбрости. Сэр Даниэль увидел костер; он двинулся со своими главными силами, чтобы напасть на своих преследователей или обойти их с тылу, если они решатся на атаку. Все время он действовал как прозорливый вождь, Дик же вел себя как пылкий мальчик. И теперь молодой рыцарь был один,- правда, его возлюбленная крепко держала его за руку,- весь его отряд людей и лошадей рассыпался во тьме среди леса, как бумажка с булавками, просыпанная на гумне.

   - Да просветят меня святые! - думал он.- Хорошо, что меня произвели в рыцари за утреннее дело, теперешнее делает мне мало чести.

   И, продолжая держать Джоанну за руку, он бросился бежать.

   Безмолвие ночи было нарушено со стороны Тонсталля криками людей, галопировавших во все стороны в поисках беглецов; Дик смело пробрался через заросли и побежал прямо с быстротой оленя. Ясный, серебристый свет луны, падавший на открытые снежные поляны, увеличивал по контрасту темноту, царившую в лесных чащах; так как побежденные рассеялись во все стороны, то и преследователям приходилось направляться по различным путям. Через некоторое время Дик и Джоанна остановились в укромном месте и слушали, как звуки преследования уже замирали в отдалении.

   - Если бы я оставил хоть некоторую часть в резерве,- с горечью крикнул Дик,- я мог бы еще поправить дело! Ну, век живи, век учись, в следующий раз, клянусь распятием, будет лучше!

   - Дик,- сказала Джоанна.- Не все ли равно? Мы снова вместе.

   Он взглянул на нее - перед ним снова был Джон Мэтчем в штанах и камзоле. Но теперь он узнал ее даже в этом неприглядном платье, она улыбалась ему, сияла любовью, и сердце его было полно восторга.

   - Возлюбленная,- сказал он,- если ты прощаешь человека, наделавшего столько ошибок, то что за дело мне до всех этих неудач? Отправимся прямо в Холивуд, там находится твой добрый опекун и мой лучший друг, лорд Фоксгэм. Там мы повенчаемся, и не все ли равно, беден я или богат, знаменит или неизвестен? Сегодня, дорогая моя, я заслужил шпоры, высокие люди хвалили меня за храбрость; я считал себя лучшим воином во всей Англии. Потом я сперва потерял благосклонность знатных, а теперь разбит и потерял моих солдат. Какое унижение для тщеславного человека! Но, милая, я не жалею об этом,- милая, если ты любишь меня и выйдешь замуж за меня, я готов отказаться от рыцарского звания и нисколько не пожалею об этом.

   - Мой Дик! - сказала она.- Разве тебя посвятили в рыцари?

   - Да, милая, теперь ты миледи,- нежно ответил он,- или будешь ею завтра до полудня - хочешь?

   - Да, Дик, от всего сердца,- ответила она.

   - Э, сэр? Мне казалось, что вы должны были быть монахом! - сказал чей-то голос.

   - Алиса! - вскрикнула Джоанна.

   - Она и есть,- ответила, подходя, молодая девушка,- Алиса, которую ты оставила, считая за мертвую, а твой укротитель львов нашел ее, вернул ее к жизни и, по правде сказать, ухаживал за ней - если желаешь знать.

   - Я не верю этому! - крикнула Джоанна.- Дик!

   - Дик! - передразнила Алиса.- Дик, да Дик! Да, прекрасный сэр, вы покидаете бедных девушек в несчастье,- прибавила она, обращаясь к молодому рыцарю.- Вы оставляете их стоять под дубом. Правду говорят, что умер век рыцарства.

   - Сударыня,- в отчаянии проговорил Дик,- клянусь моей душой, я совершенно позабыл о вас. Сударыня, попытайтесь простить меня. Видите, я только что нашел Джоанну.

   - Я не думала, чтобы вы сделали это нарочно,- возразила она.- Но я жестоко отомщу вам. Я скажу один секрет леди Шельтон, то есть будущей леди Шельтон,- прибавила она, приседая.- Джоанна,- продолжала она,- клянусь душой, я думаю, что твой возлюбленный храбр в сражении, но, позволь мне сказать тебе прямо, он - самый мягкосердечный простофиля во всей Англии. Ну и наслаждайся с ним! А теперь, глупые мои дети, поцелуйте сначала меня - каждый из вас - от души; потом целуйте друг друга в продолжение одной минуты по часам и ни одной секунды больше, а потом отправимся все трое в Холивуд как можно скорее, так как, по-моему, эти леса полны опасностей и в них чрезвычайно холодно.

   - Но неужели мой Дик ухаживал за тобой? - спросила Джоанна, прижимаясь к своему возлюбленному.

   - Нет, глупая девочка,- ответила Алиса,- это я ухаживала за ним. Я в самом деле предложила ему жениться на мне, но он сказал, чтобы я шла венчаться с подобными себе. Это были его слова. Да, вот что я скажу: он более откровенен, чем любезен. Ну, а теперь, дети мои, надо же иметь какую-нибудь цель и идти вперед. Пройдем мы опять ложбиной или отправимся прямо в Холивуд?

   - Мне бы очень хотелось ехать на лошади,- сказал Дик,- все последние дни меня так колотили и били всевозможными способами, что мое бедное тело представляет собой один сплошной синяк. Но как вы думаете? Что если наши люди разбежались при звуке битвы? Ведь тогда мы пройдемся зря. Отсюда прямым путем до Холивуда только три мили; колокол еще не пробил девяти часов; снег достаточно тверд для ходьбы, луна светла; что если бы мы пошли так, как есть?

   - Решено! - крикнула Алиса, а Джоанна только крепче прижималась к руке Дика.

   Они пошли вперед через безлиственные чащи и дальше вниз по покрытым снегом дорогам, а бледный лик зимней луны смотрел на них. Дик и Джоанна шли рука об руку, испытывая небесное блаженство; их легкомысленная спутница шла за ними и, совершенно забыв о своих собственных лишениях, то насмехалась над их молчанием, то рисовала счастливые картины их будущей совместной жизни.

   Издали, со стороны леса, слышно было, как Тонсталльские всадники погоняли лошадей; время от времени крики и лязг оружия говорили о стычках между неприятелями. Но нелегко было возбудить страх или сожаление в душах молодых людей, выросших среди военных тревог и только что избегнувших таких многочисленных опасностей. Довольные тем, что звуки все более и более удалялись, они отдались всем сердцем наслаждению данного часа и шли, как говорила Алиса, свадебной процессией; ни угрюмое уединение леса, ни холод морозной ночи не могли затемнить их счастья или нарушить его.

   Наконец с вершины холма они взглянули вниз на Холивудскую долину. В больших окнах лесного аббатства горели факелы и свечи, его зубцы и шпили отчетливо и безмолвно подымались вверх, золотое распятие на самом верху ярко блестело при лунном свете. Вокруг, на открытой проталине горели лагерные костры; пространство рядом было заполнено хижинами; посреди извивалась замерзшая река.

   - Клянусь мессой,- сказал Ричард,- люди лорда Фоксгэма и до сих пор стоят здесь лагерем! Гонец, очевидно, не поспел. Ну, тем лучше. У нас есть силы, чтобы встретиться с сэром Даниэлем.

   Но если люди лорда Фоксгэма продолжали стоять лагерем у Холивуда, то совсем по другой причине, чем предполагал Дик. Они пошли было к Шорби, но не прошли еще и полпути, как им встретился посланный и сказал, чтобы они вернулись туда, где стояли утром, чтобы преградить путь беглецам - ланкастерцам и в то же время быть поближе к главной Йоркской армии. Ричард Глочестер, окончив битву и уничтожив своих врагов в этом округе, уже шел на соединение со своим братом и вскоре после возвращения партизан лорда Фоксгэма сам горбун остановился перед дверями аббатства. В честь этого высокого гостя окна горели огнями, и, когда Дик явился со своей возлюоленной и ее подругой, герцог со своей свитой находился в трапезной, где гостей принимали с великолепием, обычным этому могущественному и богатому монастырю.

   Дика провели в трапезную, куда он пошел не совсем охотно. Глочестер, усталый и измученный, сидел, подперев рукой свое бледное, страшное лицо; лорд Фоксгэм, еще не вполне оправившийся от ран, сидел на почетном месте, слева от герцога.

   - Ну, сэр,- спросил Ричард,- принесли вы мне голову сэра Даниэля?

   - Милорд герцог,- ответил Дик довольно смело, хотя на сердце у него было тяжело.- Мне даже не удалось вернуться с моим отрядом. Я был разбит, ваша милость.

   Глочестер посмотрел на него нахмурясь, с грозным видом.

   - Но я дал вам пятьдесят копий {Технический термин "копье" означал неопределенное число пехотинцев, сестоявших при вооруженных всадниках (прим. автора).}, сэр,- сказал он.

   - Милорд герцог, у меня было только пятьдесят воинов,- ответил молодой рыцарь.

   - Как так? - сказал Глочестер.- Ведь он просил пятьдесят копий?

   - Позвольте доложить вашей милости,- вкрадчиво проговорил Кетсби,- мы дали ему для преследования неприятеля только всадников.

   - Хорошо,- сказал Ричард.- Шельтон, вы можете идти,- прибавил он.

   - Стойте! - сказал лорд Фоксгэм.- У этого молодого человека было поручение от меня. Может быть, оно лучше удалось ему. Скажите, мастер Шельтон, нашли вы девушку?

   - Хвала святым, милорд,- сказал Дик,- она в этом доме.

   - Правда это? Ну так, милорд герцог,- продолжал лорд Фоксгэм,- с вашего позволения, завтра утром, до выступления, я предлагаю сыграть свадьбу. Это молодой сквайр...

   - Молодой рыцарь,- перебил Кетсби.

   - Что вы говорите, сэр Уильям! - вскрикнул Фоксгэм.

   - Я сам посвятил его в рыцари, и по заслугам,- сказал Глочестер.- Он два раза храбро послужил мне. У него нет недостатка в доблести рук: ему не хватает железной твердости духа настоящего мужа. Он не подымется высоко, лорд Фоксгэм. Этот малый будет всегда храбро биться в схватке, но у него сердце каплуна. Во всяком случае, если он должен жениться, жените его, во имя Пресвятой Девы Марии, и делу конец!

   - Нет, он храбрый юноша, я знаю это,- сказал лорд Фоксгэм.- Успокойтесь, сэр Ричард. Я устроил дело с мастером Гэмлеем, и завтра вы женитесь.

   Дик счел благоразумным удалиться, но не успел еще выйти из трапезной, как только что подъехавший к воротам человек взбежал по лестнице, перепрыгивая сразу по четыре ступеньки и, растолкав слуг аббатства, бросился на одно колено перед герцогом. И прежде чем Дик добрался до отведенной ему как гостю лорда Фоксгэма комнаты, в отрядах у костров раздались восторженные крики: в этот же самый день менее чем в двадцати милях от этого места могуществу ланкастерского дома был нанесен второй решительный удар.

  

   На следующее утро Дик был на ногах до восхода солнца. Воспользовавшись гардеробом лорда Фоксгэма, он оделся насколько возможно лучше и, получив успокоительные сведения о Джоанне, пошел прогуляться, чтобы утешить свое нетерпение.

   Некоторое время он обходил солдат, которые вооружались в полусвете зимней утренней зари и при красном блеске факелов, но, постепенно идя все дальше, вышел наконец за аванпосты и пошел один в покрытый инеем лес, в ожидании восхода солнца.

   На душе у него царили покой и счастье; он нисколько не сожалел о том, что потерял милость герцога, надеясь иметь женой Джоанну, а верным патроном лорда Фоксгэма, он радостно смотрел на свое будущее и мало о чем сожалел в прошлом.

   Пока он шел, погруженный в размышления, печальный утренний свет стал более ярким; восток уже окрашивался лучами солнца; резкий ветерок подымал замерзший снег. Дик повернул назад, чтобы идти домой, при этом взгляд его упал на какую-то фигуру, прятавшуюся за деревом.

   - Стой! - крикнул он.- Кто идет?

   Какой-то человек вышел из-за дерева и сделал знак рукой, словно немой. Он был одет пилигримом с опущенным на лицо капюшоном, однако Дик сейчас же узнал сэра Даниэля.

   Он обнажил меч и пошел навстречу рыцарю, который сунул руку за пазуху, как будто хватаясь за скрытое оружие, и спокойно поджидал его.

   - Ну, Дикон,- сказал сэр Даниэль,- что же теперь будет! Ты сражаешься с побежденными.

   - Я не замышлял ничего дурного,- ответил юноша,- я был верным другом вам, пока вы не покусились на мою жизнь; вы жаждали моей смерти.

   - Я делал это только из чувства самосохранения,- ответил рыцарь.- А теперь, мальчик, вести о сражении и присутствие этого горбатого дьявола в моем собственном лесу окончательно, безнадежно сломили меня. Я иду в Холивуд, чтобы найти себе убежище в храме, потом проберусь за моря с тем, что смогу увезти, и начну новую жизнь в Бургундии или Франции.

   - Вы не можете идти в Холивуд,- сказал Дик.

   - Как так? Почему не могу? - спросил рыцарь.

   - Слушайте, сэр Даниэль, это утро моей свадьбы,- сказал Дик,- и солнце, которое восходит, осветит лучший день моей жизни. Вы должны поплатиться, вдвойне поплатиться - и за смерть моего отца, и за ваши замыслы против меня. Но и сам я поступал дурно, я был причиной смерти многих людей, а в сегодняшний радостный день я не хочу быть ни судьей, ни палачом. Будь вы сам дьявол, я не тронул бы вас, вы можете идти куда угодно, насколько это касается меня. Просите прощения у Бога, я же охотно даю вам свое. Но если вы пойдете в Холивуд - дело иное. Я сражаюсь за Йоркский дом и не допущу шпионов в ряды его войск. Так знайте же, что если вы сделаете хоть один шаг, я велю ближайшему часовому схватить вас.

   - Ты насмехаешься надо мной,- сказал сэр Даниэль.- Я могу быть в безопасности только в Холивуде.

   - Мне это все равно,- возразил Ричард.- Я позволяю вам идти на восток, на запад или на юг, только не на север. Холивуд закрыт для вас. Идите и не пробуйте вернуться, потому что, как только вы уйдете, я предупрежу все сторожевые посты вокруг, над всеми пилигримами будет установлен такой строгий надзор, что - повторяю - будь вы сам дьявол, вы все же убедитесь, насколько была бы гибельна эта попытка.

   - Ты обрекаешь меня на гибель,- мрачно проговорил сэр Даниэль.

   - Нет, не обрекаю,- возразил Ричард.- Если желаете померяться со мной доблестью - выходите, хотя я боюсь, что это нечестно относительно моей партии; я все же приму ваш вызов, буду сражаться с вами своими собственными силами и не призову никого на помощь. Так я со спокойной совестью отомщу за моего отца.

   - Да,- сказал сэр Даниэль,- у тебя большой меч, а у меня только кинжал.

   - Я надеюсь только на Небо,- отвечал Дик, отбрасывая свой меч на снег.- Ну, теперь, если того требует ваш злой рок, выходите, и, если будет угодно Всемогущему, я осмелюсь накормить лисиц вашими костями.

   - Я испытывал тебя, Дикон,- сказал рыцарь криво усмехаясь.- Я не хочу проливать твоей крови.

   - Ну, так идите, пока не поздно,- ответил Шельтон.- Через пять минут я позову караул. Я замечаю, что был слишком терпелив. Обменяйся мы с вами местами, я был бы связан по рукам и по ногам уже несколько минут тому назад.

   - Ну, Дикон, я пойду,- сказал сэр Даниэль.- Когда мы встретимся в следующий раз, ты раскаешься, что поступил так жестоко.

   С этими словами он повернулся и пошел по дороге в лес. Дик наблюдал за ним со смешанными чувствами. Сэр Даниэль шел быстро и осторожно, бросая иногда злой взгляд на пощадившего его юношу, к которому он продолжал относиться подозрительно.

   По одной стороне дороги была чаща, вся увитая зеленым плющом и недоступная для взора даже зимой. Внезапно оттуда, словно музыкальная нота, послышался выстрел из лука. Пролетела стрела, и рыцарь Тонсталля с громким криком агонии и гнева поднял руки и упал лицом вниз на снег. Дик подскочил и поднял его. Лицо упавшего страшно исказилось; все тело подергивалось судорогами.

   - Стрела черная? - задыхаясь, проговорил он.

   - Черная,- торжественно ответил Дик.

   Прежде чем он успел прибавить хоть слово, приступ отчаянной боли потряс тело раненого с головы до ног так, что он подпрыгнул в руках державшего его Дика, и с этим последним усилием предсмертной муки душа его безмолвно отлетела.

   Молодой человек положил тело на спину, на снег и помолился за неприготовленную, грешную душу; когда он окончил молитву, солнце сразу показалось на небе и реполовы зачирикали среди плюща. Он поднялся и увидел в нескольких шагах от себя тоже коленопреклоненного человека. Не покрывая головы, Дик ждал, когда кончится эта молитва. Она продолжалась долго.

   С опущенной головой, с лицом, закрытым руками, неизвестный молился как человек, душа которого полна глубокого смятения и муки. По лежавшему рядом с молящимся луку Дик догадался, что это не кто иной, как стрелок, убивший сэра Даниэля.

   Наконец он встал, и Дик увидел лицо Эллиса Декуорса.

   - Ричард,- торжественно проговорил он.- Я слышал вас. Вы избрали лучшую часть и простили; я взял худшую - и вот лежит прах моего врага. Молитесь за меня.

   И он пожал ему руку.

   - Сэр,- сказал Ричард,- я буду молиться за вас, хотя не знаю, поможет ли вам моя молитва. Но если вы так долго ждали мести, а теперь она кажется так горька вам, то подумайте, не лучше ли простить остальным. Хэтч - он умер, бедняк! Но и лучшие люди погибают. А сэр Даниэль - его труп лежит перед нами. Что касается священника, то если бы я мог убедить вас, я попросил бы вас оставить его в живых.

   Глаза Эллиса Декуорса сверкнули.

   - Ну, нет, дьявол еще силен во мне! - сказал он.- Но успокойтесь - "Черная Стрела" уже не полетит больше, общество распалось. Что касается меня, то те, кто еще жив, доживут до мирного, спокойного конца, в назначенное Господом время. А вы идите, куда вас зовет более счастливая судьба, и не думайте больше об Эллисе.

  

   Около девяти часов утра лорд Фоксгэм вел свою воспитанницу, одетую, как подобает ее полу, и сопровождаемую Алисой Райзингэм, в Холивудскую церковь, как вдруг навстречу им попался Ричард Горбатый с лицом, уже омраченным заботами. Он остановился.

   - Это и есть та девушка? - спросил он.

   Когда лорд Фоксгэм ответил утвердительно, он прибавил:

   - Подымите ваше личико, милая, мне хочется посмотреть на него.

   Некоторое время он угрюмо смотрел на молодую девушку.

   - Вы красивы,- наконец проговорил он,- и у вас есть, как мне говорили, приданое. Что, если бы я предложил вам хороший брак, соответствующий вашей наружности и происхождению?

   - Милорд герцог,- ответила Джоанна,- как угодно вашей милости, но я хочу лучше выйти за сэра Ричарда.

   - Как так? - резко сказал он.- Выходите за человека, которого назову вам, а до полуночи он станет милордом, а вы - миледи. А сэр Ричард,- говорю вам прямо - умрет сэром Ричардом.

   - Я ничего не молю больше у Господа, милорд, как умереть женой сэра Ричарда,- возразила Джоанна.

   - Вот посмотрите, милорд,- сказал Глочестер, обращаясь к лорду Фоксгэму,- на эту пару. Юноша, когда я предложил ему на выбор, что он хочет получить в благодарность за оказанные мне услуги, попросил помиловать старого пьяницу-моряка. Я предупреждал его, но он упорствовал в своей глупости. "Тем и окончатся мои милости",- сказал я, а он, милорд, ответил мне с самым дерзким видом: "Вся потеря на моей стороне".

   - Неужели он так сказал? - вскрикнула Алиса.- Хорошо сказано, укротитель львов!

   - Кто это? - спросил герцог.

   - Пленница сэра Ричарда,- ответил лорд Фоксгэм,- миссис Алиса Райзингэм.

   - Смотрите, выдайте ее замуж за надежного человека,- сказал герцог.

   - Я имел в виду моего родственника Гэмлея, если вы не будете против, ваша милость,- сказал лорд Фоксгэм.- Он хорошо служил нашему делу.

   - Это мне нравится,- сказал Ричард.- Обвенчайте их поскорее. Хотите замуж, прекрасная девушка?

   - Милорд герцог,- ответила Алиса,- если только мой будущий жених будет строен, пря...

   Она смутилась, и слово замерло на ее устах.

   - Он прям, мисс,- спокойно ответил Ричард.- Я единственный горбун в моем отряде; все остальные сложены довольно хорошо. Леди, и вы, милорд,- прибавил он, внезапно изменяя тон на чрезвычайно любезный,- не сочтите меня невежливым, если я покину вас. В военное время вождь не может располагать своим временем.

   И с изящным поклоном он прошел дальше, сопровождаемый своими офицерами.

   - Увы! Я погибла! - сказала Алиса.

   - Вы не знаете его,- ответил лорд Фоксгэм.- Это пустяки; он уже забыл ваши слова.

   - Так он, значит, цвет рыцарства,- сказала Алиса.

   - Нет, но он думает о другом,- заметил лорд Фоксгэм.- Но не будем мешкать.

   В церкви их ожидал Дик с несколькими молодыми людьми; тут его соединили с Джоанной. Когда они счастливые, но серьезные, вышли из церкви на морозный воздух и на солнечный свет, длинные ряды армии уже тянулись впереди по дороге; знамя герцога Глочестерского было развернуто и двигалось от аббатства среди леса копий; а за ними, окруженный закованными в сталь рыцарями, двинулся и храбрый, жестокосердный, честолюбивый горбун, навстречу своей судьбе - кратковременному царствованию и вечному позору. Свадебное шествие пошло в другую сторону, и гости с тихим весельем сели за завтрак. Отец эконом заботился о них и сидел за столом вместе с ними. Гэмлей, забыв о ревности, начал ухаживать за Алисой, которая ничего не имела против. А Дик и Джоанна, среди звука труб, лязга оружия и топота лошадей, сидели рядом, нежно держа друг друга за руки, и смотрели в глаза друг другу со все возраставшим чувством любви.

   С этих пор грязь и кровь этой беспокойной эпохи проходила мимо них. Они жили вдали от тревог, в зеленом лесу, где возникла их любовь.

   В Тонсталльской деревушке, в довольстве и мире проживали на пенсии, быть может, с излишком наслаждаясь элем и вином, два старика. Один из них всю жизнь был моряком и не переставал оплакивать своего слугу Тома. Другой, перебывавший на своем веку кем угодно, в конце концов ударился в набожность и умер самой благочестивой смертью в ближайшем аббатстве под именем брата Гонестуса. Так желание Лаулесса исполнилось - он умер монахом.