занию, встал и медленно подошел к нему, он снова откинулся назад и громко расхохотался.- Клянусь Распятием! - крикнул он.- Что за сильный, здоровый мальчик!
Мальчик вспыхнул от гнева, и молния ненависти мелькнула в его темных глазах. Теперь, когда он стоял на ногах, было бы трудно определить его возраст. По выражению лица, хотя гладкого и чистого, как у ребенка, он казался старше, фигура его была необыкновенно тонка, походка несколько неловкая.
- Вы звали меня, сэр Даниэль,- сказал он,- для того, чтобы посмеяться над моим печальным состоянием?
- Ну, дайте мне посмеяться,- сказал рыцарь.- Прошу вас, милочка, дайте мне посмеяться. Если бы вы могли видеть себя, то, уверяю, сами бы расхохотались.
- Ну! - вскрикнул, вспыхивая, мальчик.- Вы ответите за это, как за все остальное. Смейтесь, пока можете.
- Ну,- несколько серьезнее проговорил сэр Даниэль,- я вовсе не насмехаюсь над вами, это только шутка, дозволенная между родными и близкими друзьями. Я устрою ваш брак, получу тысячу фунтов и буду чрезвычайно любить вас. Правда, я захватил вас несколько грубо, но так уж пришлось, зато с настоящей минуты я буду от всего сердца заботиться о вас и с радостью служить вам. Вы станете миссис Шельтон - леди Шельтон, клянусь! Потому что мальчик обещает многое. Гм! Не следует пугаться честного хохота, он прогоняет печаль. Кто смеется, тот не негодяй. Эй, хозяин, дай поесть моему кузену, мастеру Джону. Садитесь, милочка, и кушайте.
- Нет,- сказал мастер Джон,- я не преломлю хлеба с вами. Раз вы принуждаете меня к такому греху, я буду поститься ради спасения души. Добрый хозяин, пожалуйста, будьте так добры, дайте мне кружку чистой воды; вы очень обяжете меня своей любезностью.
- Кушайте, вы получите разрешение от этого греха! - крикнул рыцарь.- Исповедуетесь как следует, а пока удовольствуйтесь ожиданием и кушайте.
Но мальчик был упрям, он выпил кружку воды, снова плотно завернулся в свой плащ и уселся в дальнем уголке, погрузившись в мрачное раздумье.
Через час или два в селении поднялась суматоха, послышались оклики часовых, звон оружия и стук лошадиных копыт; потом к гостинице подъехал отряд всадников, и Ричард Шельтон, весь забрызганный грязью, появился на пороге комнаты.
- Да хранит вас Бог, сэр Даниэль,- сказал он.
- Как! Дикки Шельтон! - вскрикнул рыцарь. При имени Дика сидевший в углу мальчик с любопытством взглянул на него.- А что же Беннет Хэтч?
- Пожалуйста, сэр, ознакомьтесь с содержанием этого пакета, присланного вам сэром Оливером, тут все подробно описано,- ответил Ричард, подавая письмо священника.- А затем вам следовало бы как можно скорее отправиться в Райзингэм, потому что на пути нам встретился гонец, бешено мчавшийся с письмами. Он сообщил нам, что лорд Райзингэм находится в отчаянном положении и чрезвычайно нуждается в вашем присутствии.
- Что ты говоришь? В отчаянном положении? - переспросил рыцарь.- Ну, так мы поторопимся не спеша, мой добрый Ричард. В бедном английском государстве кто едет тише, тот едет увереннее. Отсрочка, говорят, порождает гибель, а, по-моему, скорее поспешность губит людей. Заметь это, Дик. Но прежде дай мне посмотреть, что за скотину ты пригнал сюда. Сельден, запри дверь на цепь.
Сэр Даниэль вышел на улицу и при красном свете факелов произвел инспекторский смотр своих войск. Он был непопулярен как сосед и как господин, но очень любим как вождь всеми теми, кто следовал за его знаменем. Его отвага, испытанное мужество, заботливость об удобствах солдат, даже грубые шутки - все это приходилось по вкусу смелым храбрецам его отряда.
- Ну, клянусь Распятием! - крикнул он.- Что это за жалкий сброд! Одни искривлены как лук, другие тонки как копье. Друзья, не послать ли вас в передние ряды во время сражения? Я не буду экономить вас, друзья. Покажите-ка мне этого старого негодяя на пегой лошади! Двухлетняя овца, едущая на свинье, имела бы более воинственный вид. А, Клипсби, ты здесь, старая крыса? Вот человек, которого я охотно потерял бы; ты пойдешь впереди всех, а на кафтане у тебя будет нарисована мишень, чтобы стрелки могли лучше целиться; ты будешь указывать мне путь.
- Я укажу вам какой угодно путь, сэр Даниэль, кроме того, который ведет от одной партии к другой,- смело ответил Клиисби.
Сэр Даниэль разразился громким смехом.
- Хорошо сказано! - крикнул он.- Язык у тебя во рту бойкий. Ну, я прощу тебя за удачное словечко. Сельден, посмотри, чтобы накормили его и его скотину.
Рыцарь вернулся в гостиницу.
- Ну, друг Дик, приступай, - сказал он. - Вот добрый эль и свиная грудинка. Кушай, пока я буду читать.
Сэр Даниэль вскрыл пакет и нахмурил брови. Прочитав письмо, он сел и задумался; потом проницательно посмотрел на своего воспитанника.
- Дик,- сказал он после короткого раздумья.- Ты читал эти скверные стишки?
Юноша ответил утвердительно.
- В них упоминается имя твоего отца,- продолжал рыцарь,- какой-то сумасшедший обвиняет нашего бедного сэра Оливера в его убийстве.
- Он горячо отрицал это,- заметил Дик.
- В самом деле? - очень резко сказал рыцарь.- Язык у него без костей; болтает, словно сорока. Со временем, когда я буду посвободнее, я сам расскажу тебе об этом подробнее, Дик. В то время сильно подозревали некоего Декуорна, но время было смутное, и нельзя было добиться правосудия.
- Это случилось в Моот-Хаусе? - спросил Дик с сильно бьющимся сердцем.
- Эта случилось между Моот-Хаусом и Холивудом,- спокойно ответил сэр Даниэль; при этом, однако, он метнул искоса мрачный, подозрительный взгляд на Дика.- А теперь поторопись с едой, ты отвезешь в Тонсталль несколько строчек от меня.
Выражение сильного огорчения появилось на лице Джка.
- Пожалуйста, сэр Даниэль, пошлите кого-нибудь из крестьян! - вскрикнул он,- Умоляю вас, пустите меня в битву. Обещаю вам, что сумею наносить удары.
- Я не сомневаюсь в этом,- ответил сэр Даниэль, садясь к принимаясь за письмо.- Но тут, Дик, нельзя приобрести почестей. Я останусь в Кеттлее, пока не получу верных сведений о ходе войны н тогда поеду, чтобы присоединиться к победителю. Не кричи, что это трусость - это только мудрость, Дик; бедное государстсо изнурено бунтами; владычество короля и его заточение так часто сменяются одно другим, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. Переметные сумы и ветрогоны попадаются на это, а господин здравый разум сидит, поджидая, в сторонке.
С этими словами сэр Даниэль отвернулся от Дика и стал писать письмо на другом конце длинного стола, скривив рот, так как история с Черной Стрелой крепко застряла у него в голове.
Молодой Шельтон между тем усердно поглощал свой завтрак, как вдруг почувствовал, что кто-то дотронулся до его руки, и чей-то очень нежный голос прошептал ему на ухо:
- Не подавайте виду, умоляю вас,- говорил этот голос,- но будьте милосердны, укажите мне прямой путь в Холивуд. Умоляю вас, добрый мальчик, утешьте бедную душу, находящуюся в опасности и полном отчаянии, и укажите мне путь к покою.
- Идите по дорожке у ветряной мельницы,- так же тихо ответил Дик,- она доведет вас до перевоза через Тилль; там спросите снова.
И, не поворачивая головы, он снова принялся за еду. Но, бросив искоса взгляд, он увидел, что юноша, которого называли мастером Джоном, украдкой вышел из комнаты.
"Да он так же молод, как я,- подумал Дик,- а назвал меня "добрым мальчиком". Знай я, что он так молод, я допустил бы скорее, чтобы его повесили прежде, чем указал бы ему дорогу. Ну, если он пойдет по болоту, я могу догнать его и надрать ему уши".
Через полчаса сэр Даниэль дал Дику письмо и велел ему отправиться в Моот-Хаус как можно скорее. Через полчаса после отъезда Дика прискакал сломя голову посланный от лорда Райзингэма.
- Сэр Даниэль,- сказал посланный,- вы теряете возможность приобрести большие почести, уверяю вас! Битва началась сегодня утром до восхода солнца, и мы побили их авангард и рассеяли правое крыло. Предстоит уже решительное сражение. У вас свежие силы, и вы можете загнать всех неприятелей в реку. Как, сэр рыцарь? Неужели вы будете последним? Это не послужит вашей чести.
- Нет, я только что собирался выступить! - крикнул рыцарь.- Сельден, труби поход. Сэр, через минуту я буду с вами. Большая часть моего отряда приехала не более двух часов тому назад, господин гонец. Что прикажете делать? Пришпоривать - дело хорошее, но иногда это убивает коня. Поскорее, ребята!
К этому времени звук трубы весело раздавался в утреннем воздухе; люди сэра Даниэля стекались со всех сторон на главную улицу селения и выстраивались перед гостиницей. Они спали с оружием в руках, с оседланными лошадьми, и через десять минут сто человек солдат и стрелков из лука, чисто одетых и хорошо дисциплинированных, стояли наготове в рядах. Большинство было в ливреях сэра Даниэля, темно-красного и синего цвета, что придавало им нарядный вид. Впереди ехали лучше вооруженные, а вдали, в хвосте колонны, находилось жалкое подкрепление, явившееся накануне. Сэр Даниэль с гордостью оглядел ряды своего отряда.
- Вот молодцы, которые пригодятся в затруднении,- сказал он.
- Действительно, славные люди,- ответил посланный. - Тем печальнее, что вы не выпустили их раньше.
- Как же иначе? - сказал рыцарь.- Все лучшее приберегается к началу праздника и к концу стычки.- Он сел в седло.- Это что! - вдруг крикнул он.- Джон! Джоанна! Клянусь святым Распятием! Хозяин, где же девушка?
- Девушка, сэр Даниэль? - закричал в свою очередь хозяин.- Нет, сэр, я не видел никакой девушки.
- Ну, мальчик, дурак! - закричал рыцарь.- Неужели ты не видел, что это девушка? Ну, та, что была в темно-красном плаще, что нарушила пост, выпив воды, негодяй, где же она?
- Да помилуют нас все святые! Вы звали ее мастером Джоном,- сказал хозяин.- Ну, а мне в голову ничего не пришло... Он уехал, я видел его... то есть ее, я видел ее в конюшне, добрый час тому назад; он оседлал серую лошадь.
- Клянусь Распятием! - вскрикнул сэр Даниэль.- Девушка стоила мне пятьсот фунтов, если не больше!
- Сэр рыцарь,- с горечью заметил гонец,- пока вы здесь кричите о пятистах фунтах, английское королевство может быть приобретено или потеряно в другом месте.
- Хорошо сказано,- заметил сэр Даниэль.- Сельден, возьми с собой шесть стрелков из лука; отыщите мне ее. Все равно, чего бы это ни стоило, но чтобы я нашел ее после возвращения в Моот-Хаус. Ты отвечаешь мне за это головой. А теперь выступаем, господин гонец.
Было около шести часов майского утра, когда Дик подъехал к болоту на обратном пути домой. Небо было совершенно синее; веселый ветер дул громко и ровно; колеса ветряных мельниц вертелись, а ивы над болотом колыхались и белели, словно нива. Дик провел целую ночь в седле, но у него было хорошее сердце и здоровое тело, поэтому он продолжал ехать очень весело.
Дорожка спускалась все ниже и ниже к болоту, пока он не потерял из виду все отличительные приметы, кроме ветряной мельницы в Кеттлее на холме позади и верхушек тонсталльского леса далеко впереди.
С обеих сторон тянулись большие поля, покрытые колеблемым ветром тростником и ивами, лужи, волновавшиеся от ветра, и изменнические, зеленые как изумруд топи, завлекавшие путешественника и обманывавшие его. Дорожка шла почти прямо через болото. Она была очень древняя; ее проложили еще римские солдаты; с течением времени она опустилась во многих местах и лежала там и сям под стоячими водами болота.
Приблизительно в миле от Кеттлея Дик подъехал к такому месту дорожки, где разбросанные в виде островков тростники и ивы сбивали с толку путешественника. К тому же глубокая топь в этом месте была глубже, чем в других; всякий незнакомый с этим местом легко мог попасть в беду, и Дик с некоторым угрызением совести вспомнил о юноше, которому он дал такие неясные указания. Что касается его самого, то одного взгляда назад, туда, где вертевшиеся крылья ветряной мельницы чернели на синем небе, другого вперед на верхушки тонсталльского леса было совершенно достаточно для того, чтобы ехать прямо и спокойно, словно по большой дороге, хотя вода омывала ноги его лошади по колени.
На полдороге, когда он уже увидел сухую дорожку, подымавшуюся высоко на другой стороне, он вдруг услышал сильный всплеск воды направо от себя и заметил серую лошадь, провалившуюся по брюхо в тину и отчаянно бившуюся. Как будто почувствовав приближение помощи, бедное животное бешено заржало. Конь поводил налившимися кровью, обезумевшими от ужаса глазами; он барахтался в трясине, и тучи насекомых подымались в воздухе и жужжали над ним.
- Увы! - подумал Дик.- Неужели бедный юноша погиб? Это, наверно, его славный серый конь. Ну, товарищ, ты зовешь меня так жалостно, что я сделаю все возможное человеку, чтобы помочь тебе. Не оставлю тебя тонуть дюйм за дюймом!
Он натянул арбалет и пустил стрелу в голову животного.
Дик поехал дальше уже не с прежней веселостью после такого грубого акта милосердия. Он пристально вглядывался во все окружающее, ища следы своего менее счастливого предшественника.
- Если бы я смог как следует указать ему дорогу...- подумал он.- А теперь он, пожалуй, погиб в болоте.
Только он подумал это, как чей-то голос окликнул его со стороны плотины, и, обернувшись, он увидел лицо мальчика, выглядывавшее из-за тростника.
- Вы здесь? - сказал он, останавливая лошадь.- Вы лежали среди тростника так, что я заметил вас, когда проехал мимо. Я видел вашу лошадь - ее затянуло в трясину - и я избавил ее от мучений. Право, вы должны были бы сами сделать это, если бы были милосердным всадником. Но выходите из своего убежища. Тут никто не потревожит вас.
- Добрый мальчик, у меня нет оружия, да если бы и было, то я не умею управляться с ним,- ответил юноша, выходя на дорожку.
- Зачем вы называете меня "мальчиком"? - крикнул Дик.- Я не думаю, чтобы вы были старшим из нас двоих.
- Добрый мастер Шельтон,- сказал незнакомец,- пожалуйста, простите меня. У меня не было ни малейшего желания обидеть вас. Скорее я буду молить вас о доброте и милости, потому что мне приходится теперь хуже, чем когда-нибудь, так как я потерял дорогу, плащ и мою бедную лошадь. У меня есть хлыст и шпоры, а нет лошади, на которой можно было бы сидеть! А главное,- прибавил он, грустно оглядывая свою одежду,- главное, неприятно быть так страшно выпачканным!
- Вздор! - крикнул Дик.- Неужели обращать внимание на то, что выкупался? Кровь из раны или пыль от путешествия - все это только украшает мужчину.
- Ну, тогда он нравится мне больше некрасивым,- заметил юноша.- Но, пожалуйста, скажите, что мне делать? Помогите мне советом, добрый мастер Ричард. Если я не доберусь благополучно до Холивуда, то я погиб.
- Ну,- сказал Дик, сходя с лошади,- Я дам тебе кое-что получше совета. Возьми-ка мою лошадь, а я побегу рядом; когда я устану, мы поменяемся; таким образом, бегом и пешком мы скоро доберемся до нашей цели.
Дик остановил свою лошадь. Мальчик сел на нее, и они отправились вперед настолько скоро, насколько позволяла неровная плотина. Дик шел рядом с лошадью, положа руку на колено всадника.
- Как тебя зовут? - спросил Дик.
- Зови меня Джоном Мэтчем,- ответил юноша.
- А что ты делаешь в Холивуде? - продолжал Дик.
- Ищу убежища от притесняющего меня человека,- был ответ.- Добрый аббат Холивудский - сильная опора слабых.
- А как же ты очутился с сэром Даниэлем, мастер Мэтчем? - продолжал расспрашивать Дик.
- Благодаря насилию! - сказал юноша.- Он взял меня силой из моего дома; одел в эту одежду; заставил ехать, пока мне не сделалось дурно; насмехался так, что я чуть не заплакал; а когда некоторые из моих друзей погнались, чтобы отнять меня, он поставил меня в задний ряд так, чтобы их выстрелы могли попасть в меня! Я даже был ранен в ногу и хромаю. Ну, да настанет день суда над ним, поплатится он за все!
- Неужели ты думаешь, что из маленького ружья можно выстрелить в луну? - сказал Дик. - Он храбрый рыцарь, и рука у него железная. Если он узнает, что я устроил твой побег или принял участие в нем, мне плохо придется.
- Ах, бедный мальчик,- возразил юноша,- я знаю, что он твой опекун. И мой также, по его словам, или он купил право на устройство моего брака - не знаю хорошенько, но только у него есть какой-то повод иметь власть надо мной.
- Опять "мальчик"! - сказал Дик.
- Ну, так звать мне тебя девочкой, добрый Ричард? - спросил Мэтчем.
- Только не девочкой,- возразил Дик.- Я ненавижу всех их.
- Ты говоришь как мальчик,- заметил его спутник.- А думаешь о них больше, чем сознаешься.
- Ну, уж нет,- решительно проговорил Дик.- Они и в голову не приходят мне. Черт их побери! Дайте мне охотиться, сражаться, пировать и жить с веселыми жителями лесов! Я никогда не слыхал, чтобы девушка могла быть годна на что-либо, впрочем... кроме одной; да и ее, бедняжку, сожгли, как ведьму, за то, что она, вопреки природе, носила мужское платье.
Мастер Мэтчем набожно перекрестился и, по-видимому, прочел молитву.
- Что ты делаешь? - спросил Дик.
- Я молюсь за ее душу,- ответил Мэтчем.
- За душу ведьмы? - воскликнул Дик.- Впрочем, помолись за нее, если угодно; она была лучшая девушка в Европе, эта Жанна д'Арк. Старый стрелок Аппльярд рассказывал, что он бежал от нее, как от нечистой силы. Да, она была храбрая девушка.
- Ну, добрый мастер Ричард,- вернулся Мэтчем к прежнему разговору,- ты не настоящий мужчина, если так сильно не любишь девушек, потому что Бог нарочно создал всех попарно и послал в мир истинную любовь для ободрения мужчин и утешения женщин.
- Фу! - сказал Дик.- Ты - ребенок, молокосос, что обращаешь такое внимание на женщин. А если ты считаешь, что я не настоящий мужчина, то сойди на дорогу, и я докажу, что я мужчина, чем угодно: кулаками, мечом или стрелой.
- Я вовсе не боец,- поспешно проговорил Мэтчем.- Я не хотел обидеть тебя. Я просто пошутил. Если же я заговорил о женщинах, то потому, что слышал, будто ты женишься.
- Я женюсь! - вскрикнул Дик.- В первый раз слышу это! А на ком же я женюсь?
- На некоей Джоанне Седлей,- краснея проговорил Мэтчем.- Это дело рук сэра Даниэля; за устройство этой свадьбы он рассчитывает получить с обеих сторон. А я слышал, что бедная девушка страшно огорчена мыслью об этом браке. Она, кажется, разделяет твое мнение, а может быть, жених неприятен ей.
- Ну, брак что смерть, от него не уйдешь,- покорно проговорил Дик.- А она огорчается? Ну, посуди сам, что за ветреницы эти девушки - огорчается раньше, чем увидела меня? Отчего же я не огорчаюсь? Если я буду жениться, то уже с сухими глазами! Но если ты знаешь ее, то скажи, какова она? Красива или некрасива? Дурного характера или хорошего?
- А зачем тебе это? - сказал Мэтчем.- Если тебе надо жениться, то и женись. Не все ли равно, красива она или некрасива? Ведь это пустяки. Ты не молокосос, мастер Ричард; ведь ты женишься, не проронив ни слезинки.
- Хорошо сказано,- заметил Шельтон.- Мне это решительно все равно.
- Приятный муж будет у твоей жены,- сказал Мэтчем.
- У нее будет такой муж, какого пошлет ей Господь,- возразил Дик.- Я думаю, бывают и худшие, и лучшие.
- Ах, бедная девушка! - вскрикнул Джон.
- Почему уж такая бедная? - спросил Дик.
- Да потому, что ей придется выходить за человека, сделанного из дерева,- ответил его товарищ.- О, Боже мой, такой деревянный муж!
- А ведь я и в самом деле человек из дерева,- сказал Дик,- потому что плетусь пешком, а ты едешь на моей лошади; но я думаю, что, если я из дерева, то из хорошего.
- Прости меня, добрый Дик,- живо проговорил юноша. - Нет, ты добрейший человек в Англии. Я только пошутил. Прости меня, милый Дик.
- Ну, без глупостей,- возразил Дик, несколько смущенный горячностью своего товарища.- Ничего дурного не вышло. Я не обидчив, хвала святым.
В эту минуту ветер, дувший им в спину, донес до них резкие звуки трубы сэра Даниэля.
- Слушай! - сказал Дик.- Это звучит труба.
- Ах! - сказал Мэтчем.- Мое бегство открыто, а у меня нет лошади! - и он побледнел как смерть.
- Ну, смелее! - сказал Дик.- Ты сильно обогнал их, а мы уже близко к перевозу. А вот у меня так действительно нет лошади.
- Увы, меня поймают! - кричал беглец.- Дик, добрый Дик, умоляю тебя, помоги мне!
- Ну, что такое с тобой? - сказал Дик.- Мне кажется, я помогаю тебе очень усердно. Но мне жаль такого трусливого малого! Ну, так слушай же, Джон Мэтчем,- если твое имя действительно Джон Мэтчем,- я, Ричард Шельтон, будь что будет, во что бы то ни стало доставлю тебя невредимым в Холивуд. Пусть святые накажут меня, если я покину тебя. Ну, ободрись-ка, бледнолицый сэр. Дорога здесь лучше; пришпорь лошадь. Быстрее! Быстрее! Не обращай внимания на меня; я могу бежать как олень.
Лошадь бежала крупной рысью; Дик легко поспевал за ней. Таким образом они проехали остальную часть болота и добрались до хижины перевозчика на берегу реки.
ГЛАВА III
Перевоз у болота
Широкая, медленно струившаяся река Тилль, с глинистым руслом, вытекала из болот и в этой части своего течения вилась среди двух десятков болотистых островков, поросших ивами.
Река была мутная, но в это светлое, чудное утро все казалось прекрасным. На поверхности ее виднелась сильная рябь, а небо отражалось улыбающимися, разорванными кусками голубого цвета.
У самой дорожки была маленькая бухта; хижина перевозчика приютилась под самым берегом. Она была построена из ветвей и глины; зеленая трава росла на крыше.
Дик подошел к двери и отпер ее. Внутри хижины на старом, рваном, коричневом плаще растянулся перевозчик, человек большого роста, но худой и изнуренный местной лихорадкой.
- Э, мастер Шельтон,- сказал он,- вы собираетесь переехать на ту сторону? Плохие времена, плохие времена! Берегитесь. Тут разгуливают молодцы из одной шайки. Поверните лучше пятки и попробуйте пробраться по мосту.
- Нет, в седле скорее,- ответил Дик.- Время не терпит, Гуг. Я очень тороплюсь.
- Своенравный малый! - сказал, вставая, перевозчик.- Счастливы вы, если вам удастся добраться до Моот-Хауса, больше я ничего не скажу. Кто это? - прибавил он, заметив Мэтчема, и прищурив глаза, остановился на пороге своей хижины.
- Это мой родственник, мастер Мэтчем,- ответил Дик.
- Здравствуй, добрейший перевозчик,- сказал Мэтчем, который сошел с лошади и подошел к разговаривавшим, ведя лошадь за повод,- пожалуйста, спусти лодку, мы очень торопимся.
Худой перевозчик продолжал пристально смотреть на него.
- Клянусь мессой! - наконец крикнул он и расхохотался во все горло.
Мэтчем вспыхнул до ушей и нахмурился. Дик с разгневанным лицом положил руку на шею невежи.
- Это что такое, грубиян! - крикнул он.- Займись своим делом и перестань насмехаться над людьми познатнее тебя!
Гуг ворча отвязал свою лодку и спустил ее в глубокую воду, недалеко от берега. Дик ввел лошадь в бухту, Мэтчем последовал за ним.
- Вы очень уж малы, мастер,- сказал Гуг, осклабив зубы,- вероятно, для вас была сделана отдельная мерка. Ну, мастер Шельтон, я готов,- прибавил он, берясь за весла.- И кошка может смотреть на короля. Я только мельком взглянул на мастера Мэтчема.
- Ни слова более, негодяй! - сказал Дик.- Принимайся за дело.
К этому времени они были у выхода из бухты, откуда открывался вид вверх и вниз по реке, на которой повсюду были разбросаны островки. Глинистые берега вдавались в реку; ивы кивали своими верхушками, тростник качался по ветру. На всем водном лабиринте не было видно признака присутствия человека.
- Мастер,- сказал Гуг, правя лодкой одним веслом.- Я сильно подозреваю, что на острове находится Джон-а-Фенн. Он питает злобу ко всем, кто имеет отношение к сэру Даниэлю. Что, если бы подняться по реке? Я высадил бы вас на расстоянии полета стрелы над дорожкой. Вам лучше не иметь дела с Джоном Фенном.
- Почему? Разве он принадлежит к этой шайке?
- Ну, я молчу,- сказал Гуг,- но я поднялся бы вверх по воде, Дик. Что, если какая-нибудь стрела да попадет в мастера Мэтчема? - и он снова расхохотался.
- Пусть будет по-твоему, Гуг,- ответил Дик.
- Ну, так смотрите,- сказал Гуг,- когда так, снимите-ка свой арбалет, вот так: теперь натяните тетиву хорошо, положите стрелу. Ну, держите и смотрите на меня посуровее.
- Что это значит? - спросил Дик.
- Ну, мой мастер, если я перевезу вас, то должен сделать это только насильно или со страху,- ответил перевозчик,- потому что, если Джон Фенн узнает об этом, то соседство его будет крайне неприятно мне.
- Разве эти негодяи имеют такую силу? - спросил Дик.- Разве они распоряжаются и паромом, и лодкой сэра Даниэля?
- Ну,- шепнул, подмигивая, Гуг,- запомни мои слова! Сэр Даниэль падет. Его время прошло. Он падет. Молчание.- И он нагнулся над веслами.
Они долго плыли по реке, обогнули мыс одного из островов и тихо спустились по узкому каналу вблизи противоположного берега. Тут Гуг направил лодку на середину реки.
- Я должен спустить вас здесь, между ив,- сказал он.
- Тут нет тропинки, тут только болота, покрытые ивами, да трясины,- заметил Дик.
- Мастер Шельтон,- ответил Гуг,- я не смею везти вас дальше, ради вас самих. Он караулит у перевоза с луком наготове. Он подстреливает как кроликов всех, кто идет мимо, если они расположены к сэру Даниэлю. Я слышал, как он клялся Распятием. Не знай я вас давно, когда вы были вот таким, я не повез бы вас, но ради прежних дней и потому, что с вами игрушка, не годная ни для ран, ни для войны, я рискнул обоими моими ушами, чтобы перевезти вас. Удовольствуйтесь этим, больше я ничего не могу сделать, клянусь спасением моей души!
Гуг еще говорил, налегая на весла, когда среди ив на острове раздался громкий крик, и послышался шум, как будто сильный человек пробирался сквозь чащу леса.
- Чтоб тебе сдохнуть! - крикнул Гуг.- Он был все это время на верхнем острове.- Он направил лодку прямо к берегу.- Грози мне луком, добрый Дик, грози так, чтобы это было видно, - прибавил он. - Я старался спасти ваши шкуры, спаси теперь мою.
Лодка с треском влетела в чащу ив. Мэтчем, бледный, но решительный и проворный, пробежал, по знаку Дика, по камням и выскочил на берег. Дик взял лошадь за повод и хотел последовать его примеру, но застрял в чаще благодаря величине животного и густоте деревьев. Лошадь ржала и била ногами, а лодка, колыхавшаяся от прибоя, закачалась еще сильнее.
- Нельзя, Гуг, нельзя пристать тут! - крикнул он, продолжая, однако, отважно бороться с упрямой чащей и испуганным животным.
На берегу острова показался высокий человек с луком в руке. Дик искоса взглянул на него и увидел, что он с трудом натягивал тетиву. Лицо его раскраснелось от волнения.
- Кто идет? - громко закричал он.- Гуг, кто идет?
- Это мастер Шельтон, Джон,- ответил перевозчик.
- Стой, Дик Шельтон! - крикнул человек на острове.- Я не сделаю тебе вреда, клянусь Распятием! Стой! Отъезжай, Гуг!
Дик ответил насмешкой.
- Ну, тогда ты пойдешь пешком,- ответил незнакомец и пустил стрелу.
Пораженная стрелой, лошадь забилась от боли и ужаса; лодка опрокинулась, и в одно мгновение сидевшие в ней очутились в реке, борясь с течением.
Когда Дик выплыл на поверхность воды, он был на расстоянии ярда от берега; прежде чем он мог ясно разглядеть что-нибудь, он ухватился за какой-то твердый предмет, который сейчас же потащил его за собою. Это был хлыст, ловко брошенный ему Мэтчемом, повисшим на спустившейся над водой ивой.
- Клянусь мессой! - сказал Дик, когда Мэтчем помог ему выбраться на берег.- Я обязан тебе жизнью. Я плаваю, как ядро.- И он сейчас же направился к острову.
Гуг плыл рядом со своей опрокинутой лодкой и был уже на середине реки; Джон-а-Фенн в гневе на неудачу выстрела кричал, чтобы он поторопился.
- Ну, Джек, побежим,- сказал Шельтон.- Прежде чем Гугу удастся вытащить свою лодку и обоим им привести ее в порядок, мы можем убежать от них.
И, подтверждая слова примером, он побежал, пробираясь между ив, а в болотистых местах перескакивая с кочки на кочку. Ему некогда было рассматривать, куда он бежит; он думал только о том, как убежать подальше от реки, и вложил в бег все силы своей души.
Наконец местность стала выше, что убедило Дика в верности принятого им направления; вскоре товарищи добрались до покрытого травой склона; тут ивы стали перемешиваться с вязами.
Вдруг Мэтчем, который все время тащился вдали, бросился на землю.
- Оставь меня, Дик! - задыхаясь, крикнул он.- Я не могу больше.
Дик обернулся и подошел к лежавшему товарищу.
- Как, Джек... оставить тебя! - сказал он.- Это было бы подло с моей стороны после того, как ты рисковал попасть под выстрел, выкупаться в реке и даже утонуть, чтобы спасти мою жизнь. Да, утонуть, потому что только святым известно, почему я не утащил тебя за собой.
- Ну,- сказал Мэтчем,- я спас бы обоих, потому что умею плавать.
- В самом деле? - спросил Дик, широко раскрывая глаза. Это был единственный из мужских талантов, к которому он был совершенно не способен. В ряду талантов, которыми он восхищался, умение плавать стояло на втором месте после умения убить противника в поединке. - Вот, - сказал он, - хороший урок: не следует презирать ни одного человека. Я обещался охранять тебя до самого Холивуда, а клянусь Распятием, Джек, ты скорее можешь охранять меня.
- Ну, Дик, мы теперь друзья с тобой,- сказал Мэтчем.
- Да мы никогда и не были недругами,- ответил Дик.- Ты в своем роде хороший мальчик, хотя несколько похож на бабу. Я никогда не встречал никого, кто походил бы на тебя. Но, пожалуйста, переведи дух и пойдем дальше. Тут не место для болтовни.
- У меня очень болит нога,- сказал Мэтчем.
- Да, я забыл о твоей ноге,- ответил Дик.- Ну, значит, нам надо идти осторожнее. Хотелось бы мне знать, где мы. Я совершенно потерял тропинку; впрочем, может быть, это и лучше. Если стерегут у перевоза, то, может быть, стерегут и тропинку. Хотелось бы мне, чтобы сэр Даниэль вернулся сюда с сорока людьми; он разметал бы этих негодяев, как ветер рассеивает листья. Ну, Джек, обопрись о мое плечо, бедняга. Нет, ты недостаточно высок для этого. Сколько тебе лет? Готов побиться о заклад, двенадцать?
- Нет, мне шестнадцать,- сказал Мэтчем.
- Ну, ты мал для своих лет,- ответил Дик.- Возьми мою руку. Мы пойдем тихо, не бойся. Я обязан тебе жизнью, Джек, а я умею одинаково хорошо отплачивать за добро, как и за зло.
Они стали подыматься по откосу.
- Рано или поздно мы должны выйти на дорогу,- продолжал Дик,- и тогда двинемся вперед. Клянусь мессой! Какая у тебя слабая рука, Джек! Я бы стыдился, если бы у меня была такая рука. Знаешь, что я скажу тебе? - с внезапным смехом проговорил он.- Клянусь мессой, мне кажется, что Гуг, перевозчик, принял тебя за девушку!
- Нет, не может быть! - вскрикнул Мэтчем, сильно краснея.
- А я готов побиться об заклад, что это так! - настаивал Дик.- Да и нельзя винить его. Ты больше похож на девушку, чем на мужчину. Больше скажу тебе: для мальчика у тебя странный вид, а для девушки, Джек, ты был бы совсем красив, право. Ты был бы хорошенькой девушкой.
- Ну,- сказал Мэтчем,- ведь ты отлично знаешь, что я не девушка.
- Да, знаю, я шучу,- сказал Дик.- Ты будешь настоящим мужчиной, мой храбрый. Смотри, еще какие совершишь подвиги. А знаешь что? Мне было бы ужасно любопытно узнать, кто из нас, Джек, будет первым посвящен в рыцари? "Сэр Ричард Шельтон, рыцарь" - это красиво звучит. Но и "сэр Джон Мэтчем" звучит недурно.
- Пожалуйста, Дик, остановись, дай мне напиться,- сказал его приятель, останавливаясь у светлого ручейка, вытекавшего из холма прямо в песчаное углубление, величиной не более кармана.- И... о, Дик, если бы я мог поесть чего-нибудь! У меня даже сердце болит от голода.
- Да что, ты не поел, что ли, в Кеттлее, дурачок? - спросил Дик.
- Я дал обет. Я был введен в грех,- пробормотал Мэтчем,- но теперь я с радостью поел бы сухого хлеба.
- Так садись и ешь,- сказал Дик,- покуда я пойду разыскивать дорогу.
Он вынул из-за пояса сумку, в которой был хлеб и куски копченой свиной грудинки. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик пошел в чащу деревьев.
Немного дальше была лощинка, где ручеек пробивался среди сухих листьев; еще дальше деревья становились выше и стояли на большем расстоянии друг от друга; ива и вяз стали заменяться дубом и буком. Беспрерывный шелест листьев деревьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; эти звуки представляли для слуха то же, что безлунная ночь для глаза, но Дик все же шел чрезвычайно осторожно, прокрадываясь от одного толстого дерева к другому и зорко оглядываясь по сторонам. Внезапно в зарослях перед ним промелькнула лань, словно тень. Он остановился в гневе на несчастную случайность. Эта часть леса была, наверно, пустынна, но теперь, когда бедная лань побежала, она являлась как бы вестником, посланным им, чтобы предупредить об опасности, и вместо того, чтобы идти дальше, Дик вернулся к ближайшему высокому дереву и стал быстро взбираться на него.
Счастье улыбнулось ему. Дуб, на который он влез, был одним из самых высоких в этой части леса и возвышался над своими соседями на шесть футов с половиной.
Когда Дик добрался до самого высокого разветвления и повис там, раскачиваясь с головокружительной быстротой на сильном ветру, он увидел за собой всю болотистую равнину вплоть до Кеттлея, и Тилль, извивавшийся среди лесистых островков, а впереди белую линию большой дороги, проходившую по лесу. Лодка была поднята - теперь она была на половине пути к перевозу. Но за этим исключением не было ни признака присутствия человека, не слышно ничего, кроме шума ветра. Он только собрался спуститься с дерева, как, бросив взгляд, увидел ряд точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд переходил плотину быстрым шагом; это несколько встревожило Дика; он быстро спустился и вернулся к своему товарищу.
Между тем Мэтчем отдохнул и ожил. Приятели, встревоженные тем, что видел Дик, поспешно прошли остальную часть леса, беспрепятственно перешли через дорогу и начали подыматься на возвышенность, на которой был расположен Тонсталльский лес. Везде попадались рощи, между которыми виднелись места, поросшие вереском, дроком, песчаные и покрытые старыми тисами. Почва становилась все более неровной; постоянно встречались углубления и кочки. И с каждым шагом выше ветер дул все более резко, а деревья гнулись под его порывами, словно лесы удочек.
Беглецы только что вышли на одну из полянок, как Дик внезапно бросился на землю, уткнув лицо в терновник, и медленно пополз назад в тень чащи. Мэтчем, хотя и сильно удивленный, так как не видел причины бегства, последовал примеру товарища. Только тогда, когда оба добрались до гостеприимной чащи, он повернулся и попросил объяснения.
Вместо ответа Дик показал пальцем.
В дальнем конце лужайки, высоко возвышаясь над всем соседним лесом, старая ель отчетливо выделялась на светлом небе своей мрачной зеленью. Футов на пятьдесят от земли ствол рос прямо, напоминая массивную колонну. На этой вышине он разветвлялся на два огромных сука: в их разветвлении, словно мачта на корабле, стоял человек в зеленой одежде, зорко вглядывавшийся во все стороны. Солнце ярко освещало его волосы; одной рукой он прикрывал глаза и в то же время медленно покачивал головой то в одну сторону, то в другую с правильностью машины. Мальчики переглянулись.
- Попробуем идти налево,- сказал Дик,- мы чуть было не попались, Джек.
Через десять минут они вышли на проторенную дорожку.
- Я не знаю этой части леса,- заметил Дик.- Куда ведет эта дорожка?
- Попробуем все-таки пойти по ней,- сказал Мэтчем.
Через несколько ярдов дорожка дошла до вершины хребта и стала круто спускаться к впадине, напоминавшей своей формой чашу. У подножия холма, среди густой чащи цветущего боярышника, две или три крыши с обозначившимися стропилами, как бы почерневшими от огня, и высокая труба указывали развалины дома.
- Что бы это могло быть? - шепнул Мэтчем.
- Клянусь мессой, не знаю,- ответил Дик.- Я совершенно потерялся. Но все же идем смело вперед.
С бьющимися сердцами они спустились среди кустов боярышника. По пути им попадались следы недавней жизни: фруктовые деревья и огородные овощи росли в диком виде в роще; солнечные часы валялись на траве; приятелям казалось, что тут был прежде сад. Пройдя еще немного, они очутились перед развалинами какого-то дома.
Должно быть, дом был некогда красивый и крепко выстроенный. Он был обнесен сухим рвом, заполненным обломками камней; вместо моста перекинуто упавшее бревно. Две стены дома еще стояли, и лучи солнца пробивались сквозь пустые окна; но остальная часть здания рухнула и лежала в груде развалин, почерневших от огня. Несколько кустиков растений уже зеленели внутри, между щелями.
- Я вспомнил,- прошептал Дик,- это, должно быть, Гримстон. Он принадлежал некоему Симону Мельмсбери; сэр Даниэль был причиной его гибели! Беннет Хэтч сжег дом пять лет тому назад. По правде сказать, мне было очень жалко, так как дом был очень красив.
Внизу, во впадине, куда не достигал ветер, было тихо и тепло; Мэтчем положил руку на плечо Дика и поднял палец в знак предостережения.
- Тс! - сказал он.
Какой-то странный звук нарушил тишину. Он повторился два раза, прежде чем слушатели уяснили себе его происхождение. То прочищал горло какой-то человек. Немедленно за этим хриплый, нескладный голос запел:
"И встал тогда хозяин, король всех сорванцов,
И молвил: "Что вам надо среди этих лесов?"
А Гамелин ответил - он не бывал смущен: -
"Тот, кому город тесен, в лесу гуляет он..."
Певец остановился; раздался легкий лязг железа, и затем наступило молчание.
Мальчики стояли, глядя друг на друга. Кто бы ни был их невидимый сосед, он находился как раз по ту сторону развалин. Внезапно краска залила лицо Мэтчема; в следующее мгновение он перешел по упавшему бревну и стал осторожно влезать на огромную кучу мусора, наполнявшую внутренность разрушенного дома. Дик удержал бы его, если бы поспел вовремя; теперь же ему оставалось только следовать за товарищем.
В углу развалины два бревна упали накрест, образовав пустое пространство. Через него и спустились в безмолвии мальчики. Они спрятались так, что их совершенно не было видно, и через дырочку, проделанную стрелой, могли видеть все, что происходило на другой стороне.
Заглянув в дырочку, товарищи онемели от ужаса при мысли о положении, в которое они попали. Возвратиться назад было невозможно; они едва смели дышать. На самом краю рва, футах в тридцати от места, где они скрывались, железный котел кипел и дымился над ярко горевшим костром; а совсем рядом с ним, прислушиваясь, словно до него донесся шум, произведенный ими при спуске, стоял высокий, краснолицый, о