Салиас Евгений Андреевич - Ширь и мах

скоро, однако, вызвал Зубов артиста, а когда позвал, то объявил ему, смеясь и показывая на пастора:

   - Ну-с, господин Шмитгоф, дело уладится, если княжна согласится иметь в качестве свидетеля при крещении одного офицера, присутствие которого требует господин пастор ради своей безопасности. Стало быть, все зависит от княжны, ее согласия принять якобы в крестные этого офицера.

   - Кого же?

   - Господина Платона Зубова.

   - Помилуйте... Это такая честь! - воскликнул артист, сияя от восторга.

   - Ну вот, поезжайте и скажите княжне. И если она согласна - вы пришлите меня уведомить, когда будут ее крестины и ваше венчание. Я готов изображать и крестного и посаженого.

  

  

   Любезность Зубова разрубила гордиев узел, т. е. устраняла все затруднения.

   Однако не все были счастливы и довольны.

   Старик пастор тревожно думал и обдумывал все последствия.

   Друзья напугали пастора, что он случайно попал между двух огней. Были случаи такой борьбы не раз и свежи в их памяти...

   Пастор многое сам понимал и передумывал теперь и чувствовал, что у него все-таки кошки на сердце скребут. Сначала он хотел тайно и скрытно обвенчать влюбленную парочку и, получив крупную сумму, тотчас уехать подальше, а теперь, с этим сильным якобы покровителем, будет, пожалуй, беда и Зубову, и ему!..

   Известие, привезенное княжне Шмитгофом, что, по настоянию робкого пастора, сам Зубов будет присутствовать при ее крещении и венчании, привело Эмете в восторг. Точно будто ей только этого и хотелось...

   Она запрыгала как ребенок и захлопала в ладоши. Она не утерпела и тотчас выбежала к себе в спальню, где сидела и кроила платье ее горничная Параша.

   - Зубов, Зубов будет! - воскликнула княжна. Параша вскочила с места.

   - Где? Здесь?

   - Нет. В церкви свидетелем...

   Эмете объяснилась, и Параша тоже просияла.

   - Пастора так напугали в городе князем, что без присутствия Зубова на свадьбе не соглашается венчать меня.

   И, оставив радостную Парашу одну, княжна выбежала назад к жениху.

   Горничная отпросилась выйти со двора у Фатьмы и через полчаса была уже на пути к Таврическому дворцу, где, по приходе, долго таинственно совещалась с братом-лакеем Дмитрием.

   Отпуская сестру обратно, Дмитрий сказал шутя:

   - Ну, прощай, Паранька. Скоро, стало быть, твоей службы конец. Князь слово сдержит. Выходит, тебя можно хоть сейчас уж и с лихим женихом, и со здоровым приданым поздравить.

   В тот же вечер у князя был Баур, и между ними шло совещание.

   Князь сидел задумчив, но с более ясным лицом и более веселый, нежели был за весь день.

   - Еще он сказывал, что приличнее и желательнее было бы, если бы не в самом храме шум был. Говорит, зачем князь не хочет раньше помешать, еще на дому, когда он с женихом соберется...

   - Зазнался! - кратко промолвил князь и прибавил: - Не его это дело. Зубов-то поедет прямо в храм, а не на дом. Ну, его пустобрешества мне слушать нечего. Ты лучше подумай-ка вот да скажи: кого же?

   - Я не знаю, отчего вы Немцевича бракуете? Он усердный.

   - Толстая он индюшка!- отозвался князь.- Его только за рагат-лукумом в Москву гонять можно. За прошлый раз пробарабанил поясницей тысячу двести верст до Белокаменной и обратно, ну жиру с него и сняло малость. Бодрей стал. А где же его на этакое дело главным посылать?

   - Меня, сказываю, пошлите командиром.

   - Сказал - не хочу. Неподходящий ты. Да и зачем тебе Зубову идти в bete noir {пугало (фр.).}.

   Баур помолчал и воскликнул:

   - Брускова... Вот кого...

   - И да, и нет...- отозвался князь.- А где он, шельма?

   - Сидит у невесты. У Саблуковых. Да невесел, горюет, что ваше расположение потерял. И свадьба его не на радость.

   - Не надувай. Спасибо еще, что из Шлюшина ради девочки выпустил. Ну, да вот что... Я его обещал совсем простить, коли мое дело выгорит... Возьми его опять и наряди тоже в поход. Но главнокомандующим и его нельзя... Робок и не сметлив. Тут нужен хват!

   Наступило молчание.

   - Стой! Готово!- вскрикнул князь.- Нашел: Велемирский!

   - Да, это, пожалуй, лучше всего!- весело сказал Баур.- Хорошо надумали, Григорий Александрыч. И вам преданный человек, и голова отчаянная. Лишь бы не пересолил только. Поранит кого! - рассмеялся Баур.

   - Свиту княжны все равно надо по домам распускать.

   На другой день граф Велемирскяй, вызванный к Потемкину, сидел у него и слушал объяснение предприятия князя относительно княжны Эмете.

   Наконец Потемкин кончил и сказал:

   - Ну, могу я на тебя положиться?

   - Я так виноват перед вами, ваша светлость,- ответил граф,- за прошлый случай на бале, что готов хоть на луну лезть для вас... Вы поступили со мной как родной...

   - Вот то-то, вы, молодежь. А небось как злился на меня, что я тебя отогнал от дамы и прогнал с бала. Только, чур, исполнишь ли ты указ мой? Никому ни слова, что знаешь.

   - Свято исполню.

   - Ну, ладно. А теперь я одного опасаюсь. Баур говорит, коли ты распалишься, то начудишь... Не убей кого в сумятице...

   - Будьте спокойны. Зачем,- рассмеялся граф.- Это от них будет зависеть... От их строптивости.

   Наконец однажды к Зубову явился в полдень переводчик княжны, Саид-Аль-Рашид, и, принятый им, объяснил ему своим диким русским языком, что завтра ввечеру, в восемь часов, известные ему лица поедут в церковь венчаться.

   Зубов приказал двум офицерам к вечеру приготовиться, чтобы сопровождать его в "некую забавную поездку" в качестве адъютантов.

   Он не думал о церкви, крестинах и венчании княжны, хотя его интересовало видеть очень хорошенькую женщину, судя по единогласному отзыву всех, ее видавших. Зубова занимала и забавляла иная мысль. Он воображал себе князя, получающего известие о браке княжны, о том, что она уже даже не невеста, а молодая жена... И чья же? Того же цыгана, жида или венгерца, который его уже раз одурачил на весь город, а теперь одурачит еще больнее.

   "Но хороша, однако, и княжна эта,- думал он,- выходящая замуж за безродного пройдоху скрипача. Сомнительная княжна... Может быть, тоже из цыган!"

   Мысли о княжне, которую все признавали за красавицу и кокетку, привели молодого человека к мысли: "Не поехать ли к ней? Поглядеть, познакомиться".

   "Ведь даже неловко ехать на свадьбу, ни разу не видав ее!" - решил он.

   А в это самое время, час в час, у князя, среди комнаты, стояло в сборе несколько человек офицеров, из коих трое в первый раз переступили порог частных апартаментов князя.

   Все его ожидали.

   Тут был, между прочим, и Брусков, довольный, счастливый, прощенный князем и принятый вновь на службу с условием отличиться в этот день. В чем - он не знал еще.

   После всех явился граф Велемирский, веселый, сияющий, и оглянул команду, которую ему поручал князь.

   - Известно им?- спросил он Баура.

   - Нет. Князь объяснит сам... А вы готовы?

   - Готов... Вот что? Пистолеты брать с собой?

   - Уж не знаю,- усмехнулся Баур.- Полагаю, что князь не позволит брать. Зачем?

   Офицеры, услыхав беседу, стали переглядываться и коситься на графа и Баура. Больше всех смутились Немцевич и Брусков. Новички еще могли желать отличиться ради князя и сразу выйти в люди, т. е. поступить во дворец на службу.

   Брусков боялся вообще таких положений, где пускается в ход оружие, и сумел даже в войну на Дунае очутиться делопроизводителем в канцелярии.

   Наконец появился князь, оглянул всех и вымолвил:

   - Ну, судари молодцы, услужите мне. Награжу всякого тем, что попросит. В чем дело - не ваше дело! Что прикажет вот граф. Он - ваш командир, и вы должны ему завтра повиноваться как бы на войне. Скажу только - вам придется отбить женщину у ее охраны, но не бить никого.

  

  

   Зубов свой визит в "грузинский дом" долго помнил потом... Когда княжне доложили о его приезде, она отвечала вопросом, т. е. велела спросить господина Зубова, зачем он пожаловал.

   Зубов, ожидая, что княжна его примет с восторгом, был неприятно озадачен и даже изумлен.

   - Доложи княжне,- сказал он,- что я желал с ней заранее познакомиться ввиду того дела, которое она знает...

   Княжна приказала просить.

   Когда Эмете вышла к гостю, он был приятно поражен и мысленно отдал ей дань восхищения.

   "Действительно прелестный котенок!" - подумал он словами всей столицы.

   - Благодарю вас за честь...- заговорила княжна, прося гостя садиться...- Но очень сожалею, что вы ко мне пожаловали.

   - Я вас не понимаю, княжна,- сказал Зубов, изумляясь и поневоле смеясь этой наивной манере принимать.- Объяснитесь.

   - Объясниться вполне ясно я не могу... Но скажите мне вы... Зачем вы приехали сюда?..

   Зубов объяснил, удивляясь, что ввиду ее просьбы быть свидетелем при ее свадьбе и заступником против преследований ее угнетателя он пожелал с ней познакомиться. Княжна отвечала, что она никогда не просила жениха ходатайствовать об этом, не желая навлекать на господина Зубова - срам и позор.

   - Что вы хотите сказать?

   - Я хочу сказать, что моя свадьба будет самый ужасный соблазн, скоморошество... по милости князя. И вы, будучи свидетелем, попадете в смешное положение.

   - Почему же, княжна? Вы думаете, что князь что-либо предпримет, не допустит вас обвенчаться?

   - Я боюсь... Почти уверена в этом заранее!- воскликнула Эмете.

   - Но я за вас заступлюсь! За этим я и буду... Я был очень рад, что Шмитгоф меня пригласил, а пастор поставил даже условием мое присутствие...

   - Я вас прошу, глаз на глаз, господин Зубов, не быть на этой свадьбе... Я не хочу, чтобы над вами смеялись потом.

   Говоря это, княжна глядела пристально в лицо Зубова своими прелестными зелеными глазками, и какая-то странная тревога, помимо ее воли, сказывалась в чертах ее лица и во взгляде. Она будто боялась его ответа, его решения.

   Зубов молчал и не знал, что ответить... Его умолял жених согласиться... Он был рад случаю досадить князю. А теперь невеста просит его бросить все... Конечно, надо опять согласиться, т. е. бросить затею.

   - Извольте, княжна... Не могу же я насильно предлагать вам свою помощь.

   - Ну, вот и отлично! - громко воскликнула Эмете с неестественной, будто сыгранной веселостью и тотчас прибавила: - Да и где же бороться с князем?..

   - Ну это... Это позвольте, княжна... Позвольте не согласиться.

   - Вы воображаете, например, что если вы явитесь чьим-либо свидетелем или покровителем, то князь не посмеет ничего сделать.

   - Ему будет труднее... Он не решится... Я уверен, что если бы он что-либо затевал против вас, то после вашего венца, при котором я был бы в качестве посаженого,- он ничего не сделает.

   - Ах, вы ничего не понимаете... Вы малый младенец!- воскликнула Эмете.

   Зубов слегка обиделся, как всякий молодой человек, когда ему женщина бросает в лицо его молодость в виде упрека.

   - Князь вас с лица земли стереть может! В шуты нарядить! И я не хочу, слышите ли вы, этого. Я не хочу, чтобы это было из-за меня... Вы меня потом возненавидите, а я этого не желаю...

   Княжна говорила горячо и не смотрела почти на гостя, но все-таки хорошо видела действие ее слов.

   - Позвольте же, княжна, мне доказать вам на деле, что вы ошибаетесь... Во всем ошибаетесь... Вы преувеличиваете могущество князя и уничижаете мое положение...

   - Как? Вы все-таки будете? - воскликнула Эмете.- Ну, так я вам говорю... что вы не посмеете быть... А если решитесь быть... то будете уничтожены князем...

   Зубов досадливо рассмеялся.

   - Буду и докажу вам, что вы ошибались...

   - Я молчу... Я свое сказала. Все сказала... Мне вас жаль... Очень жаль... Вы себя губите...- И княжна покачала головой, усмехаясь, прибавила:- Вам с князем тягаться!! Вам...

   Зубов встал и уже несколько раздражительно, смеясь, выговорил:

   - Вот увидим. До свидания...

   Зубов протянул руку.

   - Еще одумаетесь...- шепнула лукаво и насмешливо княжна, тоже подавая руку.

   Зубов нагнулся, очевидно, с целью поцеловать ее. Эмете быстро отдернула руку.

   - Княжна... Поцеловать руку у нас не считается оскорблением для хорошенькой женщины.

   - Нет. Я не хочу...

   - Ну, я прошу, настаиваю...

   - Никогда!

   - Ну, хотя бы за все те неприятные, оскорбительные слова, которые вы мне наговорили сейчас.

   - Ни за что!

   - Я вас умоляю...

   - Ни за что! Никогда! Хоть убейте...

   - Я вас умоляю, княжна. Я не уйду без этого! - вдруг заупрямился Зубов, как баловень столицы.

   Эмете была первая женщина, которая не оказалась счастливой от такого знака внимания с его стороны.

   Наступило молчание. Зубов стоял, протянув руку, и видно было по его лицу, что он не уступит.

   - Я не уйду... Не уйду! Хоть до вечера...- шепнул он, глядя в прелестное личико княжны.

   - Но я не могу допустить этого... У нас это не в обычае... Поймите...

   - Вы в России, а не в Персии...

   - Что ж из этого?..

   - Мы одни... Никто не увидит, не узнает.

   Княжна молчала, стояла опустив глаза и сильно смущенная. Даже лицо ее зарумянилось сильнее.

   - Оставьте это... Прощайте!- вымолвила она наконец.

   - Повторяю десятый раз: ни за что! Вы упрямы. Я тоже.

   Княжна двинулась в сторону. Зубов догадался и заступил ей дорогу. Она очутилась между ним и диванчиком, как в западне.

   - Послушайте, если так...- заговорила она.

   - То я буду кричать и звать моих к себе на помощь,- прибавил Зубов, смеясь.

   - Нет... Если вы так упрямы, то я уступаю! Уступаю насилию... Но руку я вам все-таки не дам. Это не обычай у нас... Целуйте меня!

   - Вас?!- воскликнул Зубов.

   - Да, целуйте меня... Это возможнее... Тут ничего особенного не будет... А руку я не могу. Ну... Изволь-те-с!..

   И княжна, став вполоборота, подставила свою щеку. Зубов смутился в свой черед от неожиданности, но был слишком светский человек и слишком шалун в юности, чтобы терять время и раздумывать...

   Он нагнулся и крепко поцеловал румяную щечку княжны.

   В ту же секунду она юркнула мимо него и убежала из гостиной.

   Зубов постоял мгновение один среди горницы, как бы приходя в себя от неожиданной, странной сцены. Потом он рассмеялся и двинулся уезжать.

   "Вот уж не ожидал! - думал он.- Не хотела принимать! Наговорила с три короба дерзостей! Не дала руки и подставила личико!.. Однако понятно, почему Питер от нее в восхищении. Замечательный зверек!.. Прелестный котенок!.."

  

  

   Наступил день и время, назначенное для тайного венчания.

   К вечеру тревога пастора усилилась и перешла в лихорадочное волнение, так как за час до назначенного времени старика поразило странное обстоятельство. Около храма появилось много всякого народу и плотная толпа зевак все росла.

   Княжна Эмете, по словам Шмитгофа, никому не хотела говорить о своей свадьбе... Стало быть, Зубов неосторожно рассказал, что поедет на венчание и крестины персидской княжны.

   Так или иначе, но старик пастор, выглядывая из окна своей квартиры, был изумлен и встревожен.

   Толпа любопытных все увеличивалась и скоро дошла от десятков до сотен. Посланный причетник, потолкавшись в народе, вернулся и доложил пастору, что все эти люди знают, зачем собрались: всем известно, что будет бракосочетание персидской принцессы. Только многие простые люди путают и думают, что сам князь будет венчаться, так как их всех княжеские дворовые люди прогнали сюда глядеть... И сами пришли.

   - Как, люди Потемкина?..

   Причетник объяснил подробнее, что в числе прочих зевак в толпе оказывается много народу из Таврического дворца, люди князя и их приятели, люди других господ... И все они говорят, что их сейчас только негаданно прислали глядеть на свадебный поезд княжны... Поэтому некоторые из них полагают, что не сам ли князь венчаться будет.

   "Что же это такое?- подумал смущенный пастор,- если даже людям Потемкина известна тайна княжны... Что же князь? Покорился участи? Отказался от княжны?"

   Однако через полчаса пастор уже в облачении поджидал врачующихся среди освещенной церкви. Что ж было не освещаться и соблюдать тайну, когда ее разделяют сотни зевак, сошедших со всего города.

   Но и этого мало. За десять минут до назначенного часа против церкви появились кареты, коляски, экипажи и всадники-гвардейцы... Все это съехалось глядеть свадебный поезд княжны Изфагановой, весть о замужестве и венчании которой молнией пролетела по гостиным не далее как за час перед тем. Некоторые барыни не успели одеться как подобало случаю и поэтому решили ехать поглазеть хоть из кареты на один поезд.

   Многие, однако, выходили из экипажей и вступали в церковь, за ними простой народ, кто посмелее, пробирались в "кирку", опросив наперед соседей:

   - А как там, тоись, насчет шапки...

   - Вестимо без шапок. Тоже храм. И образа, и всякое такое...

   - Нет, вы, ребята,- заметил в толпе только один солдат-инвалид,- так подтвердительно не надейтесь... Я этак-то вот, в плену будучи, зашел в басурманов храм да как шапку-то снял - мне в шею и наклали да и вытурили вон. Говорят, нагрешил! Все сами-то в шапках стоят.

   В той же толпе весело болтали и лукаво ухмылялись люди Потемкина и все поглядывали в два места, то на угол Итальянской, то на противоположную сторону, где был дом графа Велемирского, наискосок от церкви.

   Глухой и темный слух ходил утром между ними, что графу, по случаю свадьбы княжны, поручено что-то диковинное. Чудодей князь что-то затеял!.. И теперь их офицеры тут у графа, гостями.

   Наконец шум и говор прошел по толпе. Вдали показалась желтая берлииа, а за ней двое конных - это был Зубов.

   Зубов подъехал, вышел и, входя в церковь, был, видимо, удивлен, как и пастор. Не предполагал он быть на свадьбе при таком стечении народа. Он недоумевал. Музыкант умолял его о соблюдении тайны, и поэтому он никому, кроме братьев и двух близких друзей, ни слова не сказал... Ему даже хотелось свое участие в свадьбе сделать сюрпризом. Кто же разболтал? Даже в обществе известно... Кареты!

   Зубов прошел в церковь в сопровождении двух офицеров и, встреченный пастором, тихо заговорил с ним. Пастор - это видели наполнявшие церковь - пожимал плечами и ежился как от холода... Расспросы Зубова еще более встревожили старика.

   На улице в эту минуту оживились, прошел гул... Вдали показались голубая карета цугом, а за ней несколько открытых экипажей, из которых торчали и остроконечные мерлушечьи колпаки персиян.

   - Свадебный поезд!

   - Гляди-ко! По-басурмански! Не обвенчаны, а уж вместе.

   - Вместе в храм едут. Жених с невестой. Вот, братцы, колено-то!

   - Это по-персидски.

   - Должно, из церкви зато врозь поедут, в разные стороны!- крикнул кто-то громко, и дружный хохот был ответом на шутку.

   - Невеста-то какая... С наперсточек...

   - Тише, что вы по ногам ходите!- с достоинством произнес чиновник соседу.

   - Ах, родимые мои,- ахнула женщина в платке,- никак, ей всего годов девять...

   - Жених-то, братцы, тоже персид аль иной какой?..

   - Эй, любезный, ты чего это лезешь на меня! - провизжала здоровенная барыня на мастерового.- Что я тебе - лавка, что ль, аль забор?

   - А ведь невеста, ваше превосходительство, действительно из себя прелестница.

   - Да, субтильна!.. Да...

   Карета с невестой и женихом подъехала к церкви; три лакея, соскочив с запяток, отворили дверцы.

   Жених изумленными глазами, как бы потерявшись, оглядывал густую толпу.

   Княжна, наоборот, казалось, совсем не была удивлена и, весело улыбаясь и оглядываясь по сторонам, выпорхнула из кареты.

   Одежда ее ослепила ближайших.

   - Батюшки-светы... Бриллиантов-то!.. А-я-яй... Я-яй!- завыл кто-то даже жалобно.

   Толпа во все глаза, не сморгнув, глядела на голубую карету и на жениха с невестой, но вдруг сразу все обернулись назад к ним спиной.

   - Дорогу! Расступись!- крикнул повелительный голос сзади.- Живо! Задавим!..

   Пять человек офицеров и с десяток солдат верхами будто выросли из земли и, налезая, рвались чрез толпу к карете.

   В один миг толпа расступилась на две стенки и всадники достигли панели, где еще стояла, оправляя платье, невеста.

   Персияне, выйдя из экипажей, подходили гурьбой к ней с Гассаном впереди. Но командовавший офицер соскочил с коня и, бросив повода другому, быстро подошел к княжне.

   - Позвольте просить вас обратно садиться в карету,- сказал он вежливо.- По приказанию светлейшего, я вас должен немедленно доставить в Таврический дворец.

   Говоривший был граф Велемирский.

   Княжна стояла не двигаясь и глядела на графа и на свою свиту, ожидая чего-то...

   - По какому праву! Что вы, господин офицер...- робко воскликнул Шмитгоф.- Это незаконно... Мы чужеземцы...

   - Молчать!- уже крикнул Велемирский на артиста и тотчас обернулся снова к невесте.- Извольте садиться в карету, или я велю людям спешиться и арестую всех.

   - Я не дам!..- крикнул Шмитгоф.- Здесь господин Зубов... Здесь, в церкви...

   Граф, видя, что княжна стоит не двигаясь, обнажил саблю. Персияне сразу загалдели, но на их лицах было только изумление и тревога.

   - Княжна, пожалуйте!

   Он отстранил Шмитгофа, подал руку Эмете, и, при всеобщем молчании и изумлении плотной толпы, княжна так же легко и грациозно вспорхнула обратно в карету, как выпорхнула из нее за минуту назад.

   Граф захлопнул дверцу.

   - Вы на место!- приказал он лакеям, и трое ливрейных живо бросились на запятки.

   Карета тронулась, а за ней вплотную поскакала конвоем команда графа. Только один Брусков остался у панели, держа под уздцы лошадь графа.

   - Что это? Это насилие!- крикнул Шмитгоф своему бывшему другу Брускову, которого вдруг увидел.- Скажите, что это такое?

   Брусков сидел на лошади, как истукан, и не ответил ни слова.

   Персияне между тем снова галдели. Гассан горячился.

   Граф Велемирский, обратись к ним, толково и медленно разъяснил, что им следует покориться распоряжению начальства, которое знает, что делает.

   - Поэтому, господа, садитесь спокойно в свои экипажи и отправляйтесь обратно домой!- закончил он речь.- А что значит арест княжны - вы узнаете после. Понятно?

   Дербент плюнул и пошел садиться в свою коляску.

   Граф, усмехаясь, собирался сесть на лошадь, когда незнакомый офицер приблизился к нему и вымолвил:

   - Господин Зубов, флигель-адъютант ее величества, приказал вас, господин офицер, просить войти в церковь для дачи объяснений всего происшедшего.

   - А разве Платон Александрович в церкви?- спросил Велемирский, весело усмехаясь.

   И на утвердительный ответ он быстро двинулся на паперть.

   Зубов встретил офицера почти в дверях, за ним стояли: бледный как полотно Шмитгоф и не менее встревоженный пастор.

   - Что все это означает?- гневно спросил Зубов.

   Граф объяснился.

   - Но какое основание может иметь князь арестовать персидскую княжну в минуту ее венчания? Это смахивает на простое похищение женщины!

   - Не могу и не должен знать-с. Бумаги и дела княжны у князя. Я исполняю только приказание светлейшего,- отвечал Велемирский почтительно.

   Зубов вышел на улицу.

   Шмитгоф как потерянный, почти, казалось, без сознания всего окружающего, последовал за ним... И чуть-чуть, по рассеянности и убитости, не сел артист в коляску Зубова.

   Персияне уже уехали, и он был один.

   Народ глядел на уезжавших по очереди в глубоком молчании. Власти разыгрались - держи язык за зубами. А то не ровен час сболтнется - и живо причастным к делу окажешься.

   Но когда Зубов отъехал, а граф Велемирский и Брусков тоже ускакали, толпа шелохнулась и, расходясь во все стороны, загудела, весело перемешивая речь смехом и прибаутками.

   Два имени - Потемкин и Зубов были у всех на языке.

   И народ сразу рассудил дело иначе, чем сами участники происшествия. Офицеры, бравшие княжну как бы под арест, верили, что увозят женщину. А народ решил по-своему.

   - Нешто станет он для такого дела силком девку во дворец волочить - чего ему в персидке этой! Невидаль какая!

   - А энтот, вишь, ее с немцем венчать хотел. А князю тот немец самый нагадил... Князь его и поучит...

   - Вестимо. А то - для себя, вишь, будет!

   - Ну вот из-под носу невесту теперь взял да за другого, гляди, и просватает.

   - А что, ребята... Я что видел!- говорил глуповатый молодой парень.

   - Что?

   - Персидка-то эта самая? Как ее сгребли да повезли... Чудно!..

   - Да ну, что?

   - Сидит да смеется. Ей-Богу! Ей бы плакать, а она смеется...

   - Чего ж ей плакать-то?..

   - Я ж почем знаю...

  

  

   Экипаж княжны Изфагановой, в сопровождении конвоя из офицеров и солдат, немало дивил всех встречных...

   Прохожие ожидали увидеть в карете мощную фигуру князя, а вместо него оттуда выглядывала миниатюрная женская фигурка, хорошенькая, богато одетая и весело улыбающаяся.

   Наконец карета въехала во двор Таврического дворца... Княжна при помощи лакеев выпрыгнула на подъезд и быстро вошла в швейцарскую.

   - Доложить прикажете?- несколько недоумевая, спросил швейцар-невшателец, узнавший княжну, но дивившийся конвою ее...

   - Не знаю,- нерешительно отозвалась княжна.- Я думаю!..

   Но прискакавший с нею капитан Немцевич уже бежал докладывать...

   Другой офицер, Брусков, тоже слез с лошади и, спокойно войдя в швейцарскую вслед за княжной, вдруг, как бы волшебством, превратился в истукана. Он стоял невдалеке от княжны и глядел на нее разинув рот, широко тараща глаза, очевидно, находясь под мгновенным влиянием столбняка.

   "Княжна Изфаганова?" - повторял он мысленно, и он вдруг подумал, искренно испугавшись:

   "Батюшки, уж не я ли спятил?"

   - Что, какова? И вас поразило? Дивная красавица,- шепнул ему на ухо чиновник Петушков, прибежавший из канцелярии поглазеть на княжну.

   - Да-а...- промычал Брусков бессознательно.

   - Вы в первый раз ее видите?..

   - Я... Да-а... Я... Ой, не спятил ли я?- громко проговорил Брусков.

   Княжна, озиравшаяся кругом, услыхала эти слова и увидела взгляд Брускова, прикованный к ней, и, усмехнувшись, повернулась к нему спиной.

   - Князь просит пожаловать! - почти крикнул Немцевич, спускаясь рысью по лестнице.

   Княжна поднялась быстрой походкой, прошла весь дворец, все парадные комнаты и большую залу, уже окутанные мерцающими сумерками летней белой ночи.

   Князь распахнул дверь из кабинета и ждал; завидя идущую, он, еще издали, протянул к ней руки.

   - Ну...- вскрикнул он.- Иди, княжна моя неоцененная!

   И, когда княжна была уже около него, он нагнулся, обхватил ее могучими руками и поднял на воздух как перышко...

   - Целуй меня... Вот так!..- с чувством сказал он, целуясь.- Еще раз... Вот так... Чем поквитаюсь - не знаю...

   И, поставив ее на пол, слегка смущенную и румяную от волнения, князь потянул ее за руку, ведя в кабинет.

   - Садись. Рассказывай все... Ничего не забудь! Все... Раненых нет?

   - Нет!

   - Аминь и Богу слава! Ну, ну, рассказывай!..

   Княжна начала быстро рассказывать. Между тем у церкви происходило иное.

   Чрез полчаса после происшествия, когда улица давно опустела и пастор, довольный отчасти, что все так разрешилось мимо него, выходил из темной церкви, причетник тушил свечи, на ступенях паперти ему попалась на глаза в полумраке сидящая фигура в блестящем костюме...

   Пастор подошел ближе, пригляделся и ахнул. Это был злосчастный жених.

   Шмитгоф сидел на ступени, очевидно уже давно, положив голову на руки и закрыв лицо ладонями.

   Пастор позвал его... Он не двинулся и не ответил.

   Старик заговорил с участием и наконец тронул молодого человека рукой за плечо. Артист наполовину очнулся и поднял голову.

   - Что же это вы... Так! здесь?.. Идите! Уезжайте домой.

   Артист смотрел в лицо пастора и молчал.

   Лицо его, даже в сумраке вечера, сверкало белизной.

   - Как вы бледны!- воскликнул участливо старик.- Идите. Войдите хоть ко мне пока...

   Шмитгоф поднялся с трудом, как бы наполовину сознательно, и молча двинулся, пошатываясь, за пастором. Старик что-то говорил, но он не слушал.

   Они вошли в квартиру.

   - Утешьтесь. Авось все обойдется еще счастливо, - заговорил пастор.- Господин Зубов очень возмущен этим делом. Посмотрите. Он ответит, то есть князь. Есть же предел наконец, хотя бы и могущественным людям! Это соблазн! Ему прикажут возвратить вам вашу невесту.

   - Возвратить!- воскликнул вдруг артист и зарыдал.- Возвратить!.. Опозоренную!

   Старик вздохнул и, стоя против сидящего и рыдающего молодого человека, ни слова не ответил...

   - Она погибла! Погибла!- восклицал молодой человек и взглядом как бы умолял пастора о противоречии.

   Но старик, понурившись, молчал.

   В тот же вечер рассказ о "неистовом деянии" князя облетел город.

   Многие лица, ездившие смотреть свадьбу, были тоже очевидцами насилия над чужеземкой.

   - Как? Нашлась девушка, которая не сдалась добровольно, уже постаревшему, бабьему угоднику, так он норовит силой взять!- восклицали одни.

   - Да еще действует не сам, позорит военное звание, посылая на такое дело офицеров!- прибавляли другие.

   - И находятся же такие низкие люди, которые согласны идти на всякое дело!- рассуждали третьи.

   - Зубов должен не уступать... Помимо доброго дела, ему же пуще всех тут неприятность. Он должен спасти девочку от чудодея и ради ее самое, и ради своей амбиции.

   Зубов, по дороге домой, после происшествия был несколько смущен той ролью, которую он разыграл. Ему хотелось подшутить, обвенчав княжну с другим! А вышло, что он сам попал в смешное положение! Но мог ли он думать, что князь решится на такой грубый поступок! Среди бела дня... На глазах всех.

   Но когда он рассказал домашним происшествие, то отец его и братья отнеслись к делу совершенно иначе. Самый умный из них, Валерьян Зубов, решил, что дело - отличное. Лучше не надо...

   - Это начало конца!- воскликнул он.- Шабаш! Дальше нельзя. Дальше его прихотничество и самовольничание идти не могут. Посмотри, что на персидской княжне - оборвется...

   И Зубовы уверили брата, что непременно строго взглянут на этот поступок.

   - Ты знаешь,- говорил Валерьян Зубов,- всё прощают милостиво. Одного не любят и не прощают - зловредные женщинам козни наших сердцеедов.

   - Жениться на ней велят! Вот что!..

   - Это только не наказанием ему будет. Он в нее как мальчишка врезался!

   Братья посовещались и решили, не предпринимая ничего, ждать. Полицеймейстер должен был донести о таком крупном соблазне в столице.

   Рылеев доложил наутро все подробности происшествия около кирки.

   Тотчас приказано было просить князя.

   Князь прислал Баура объяснить, что он очень болен, в постели, и, извиняясь, обещается через два дня явиться непременно.

   Баур отвез затем письменный ответ князя.

   Государыня прочла записку в несколько строк, пожала плечами и задумалась. Она думала:

   "Ну как же не ошибиться простакам, да и умным на его счет? Кто же поверит, что в этой голове могут рядом зреть и умещаться: планы и предначертания самых громадных предприятий - и самые пустые и смехотворные прихоти и затеи... Высшая политика - и скоморошество, военные подвиги - и домашние шутки, дипломатические интриги - и похождения..."

  

  

   Князь, похитив "персидку", хворал для всех, т. е. никого не принимал.

   Он был не только здоров и бодр, но веселее чем когда... Он играл и доигрывал партию в той игре, что сам затеял.

   Баур, граф Велемирский, Немцевич, Брусков, лакей Дмитрий и его сестра, даже дворянин Саблуков, даже персиянин Амалат-Гассан и еще многие другие действующие лица - бывали у него, уезжали и исчезали, являлись вновь... Только княжны не было видно, и никто о ней не говорил, по-видимому, и не думал. И где была она, никто, кроме разве Дмитрия с сестрой, не знали. Только раз, однажды утром, капитан Немцевич, из желания подольститься к князю, осведомился нежно о здоровье княжны.

   - Как, ваша светлость, оне себя изволят чувствовать? Все ли в добром здоровья?

   - Кто?- спросил князь наивным голосом.

   - Княжна тоись...

   - Какая княжна?

   - Княжна Изфаганова-с...- оробел Немцевич.

   - Какая Изфаганова?

   Немцевича душа машинально ушла в пятки, и он не отвечал.

   - Отвечай, коли спрашивают! Чего рот разинул. Ну? Я у тебя спрашиваю, какая такая кияжна Изфаганова? Откуда ты такую выудил?

   - Не могу знать-с...- пролепетал Немцевич.

   - Не можешь. То-то... Пошел...

   И капитан не ушел, а выкатился шариком.

   Наконец, на второй день вечером, когда князь сидел полулежа на софе, с книгой в руках, явился Брусков с докладом.

   - Ну, что ж? прощать совсем придется тебя? - весело спросил князь, и не только губы, но и глаза его смеялись.

   - Придется, ваша светлость.

   - Справил, стало быть, как след?

   - Справил отменно. Шесть часов бился с ним. Уговорил-таки просить, умолять, в ногах у Зубова валяться хоть сутки...

   - Да отчего же он, шельма, не хотел? Простое дело. Самому надумать бы следовало.

   - Сказывал: не стоит... Все погибло... Княжну вернешь самое, но уж... не совсем тоись...

   - Как не совсем? Не пойму!

   - Княжну, сказывал, может, князь и отдаст назад, но, стало быть, ее только самое вернешь, а чести ее уж не вернешь...

   Князь вдруг залился громким хохотом и даже опрокинулся на подушку дивана.

   - Ой, батюшки, уморил... О-ох... дай воды испить...

   - Ну, ты уверил его, дурня, что невеста его для меня священна осталась? Хоть сейчас получай в полной неприкосновенности.

   - Уверял. Вот он и был у Зубова. Тот все не хотел, но потом поддался и обещал вам написать.

   - Ну, а когда?

   - Записку с курьером, должно быть, завтра получите.

   - Ну, ладно... Спасибо... Я у тебя на свадьбе посаженым.

   - Не стою я ваших милостей.

   - И у меня, братец ты мой,- рассмеялся князь,- из-под носу невесту не увезу