Марриет Фредерик - Многосказочный паша

тником! У меня есть должник, который присваивает себе мою собственность

   - Вы можете в этом положиться на меня, - отвечал Юсуф - Я сильная рука закона, и мое влияние на двор столь велико, что недавно я подал мысль для двух указов.

   - Вот великие слова!

   - Теперь скажите мне, кто ваш должник? Я представлю его перед кади. Скорее объясните мне, в чем дело, и я, справедливо ли ваше требование, или нет, за несколько драхм все обработаю в вашу пользу.

   - Я хочу жаловался на моего мужа, который ушел от меня и расточил мое приданое: пять динарий, платья и уборы

   - Чем занимается ваш муж?

   - Он плетет коробки.

   - Не теряя времени, моя милая, покажите мне это чудо несправедливости, и, клянусь Аллахом, я пристыжу его.

   Тут женщина развила чалму, в которой находились ее деньги, вынула оттуда три драхмы и вручила их Юсуфу. Юсуф взял деньги и, приосанясь, чтобы более походить на благородного, велел вести себя к виновному. Женщина привела его к большой мечети, где муж ее, маленький тщедушный человечек, с большим рвением исполнял свои молитвы. Юсуф схватил его за ворот и, не сказав ни слова, хотел вытащить оттуда.

   - Во имя пророка, к какому разряду сумасшедших принадлежите вы! - воскликнул изумленный богомолец. - Пустите меня, вы сломаете мне спину. Дайте мне по крайней мере надеть туфли, и тогда, пожалуй, я последую за вами

   Около них собралась куча любопытных.

   - О, все должно обнаружиться! - сказал Юсуф - Он должен жене своей, и я их судья. Я требую, чтобы вы возвратили жене вашей пятнадцать динарий и, кроме того, все украшения и вещи, которые были у вас в последние пятьдесят лет.

   - Как же это может быть, - воскликнул маленький человечек, - когда мне всего от роду сорок лет?

   - Может быть, - отвечал Юсуф, - но с законом нельзя шутить, это вы сейчас увидите. Пойдемте к кади.

   Пройдя несколько шагов, обвиняемый начал говорить тихо Юсуфу:

   - Храбрый и могущественный господин, вчера вечером я поссорился с женой из-за ее безрассудной ревности. Я оправдывался, но не мог привести никаких доказательств моей невинности Стоит лишь мне провести с ней одну ночь, и все пойдет на лад, а потому прошу вас, человеколюбивый господин, о вашем посредничестве.

   - Так вы не могли привести никаких доказательств? - сказал Юсуф.

   - Точно так, добрый господин, - отвечал тот, всовывая ему в руку пять драхм.

   - Поэтому тут не было никакого проступка, - сказал Юсуф, кладя в карман полученные деньги, - и вы ни в чем не виноваты. Послушайте, сударыня, кажется, тут нет преступления. Ваш супруг говорит так, и вы не имеете доказательств. Следовательно, вам нечего и требовать. Ступайте-ка лучше домой вместе с ним. Он добрый малый и опять ваш, за три драхмы, которые вы мне дали - довольно, впрочем, дешево! Вот - мое решение! Женщина, которая уже и сама досадовала на свою жалобу, была очень довольна, что дело кончилось мирно, и после многочисленных поклонов ушла со своим дражайшим муженьком

   - Клянусь Аллахом! - воскликнул Юсуф. - Вот превосходное занятие! Я посвящу себя этому занятию до смерти.

   Говоря так, он пришел домой, взял свой корой, закупил вина и прочих припасов, осветил комнату, провел этот вечер, как и прежние, в угощении себя и в пении.

   Между тем как Юсуф работал за своим столом, халиф желал проведать о действии второю указа.

   - Джаффар, - сказал он, - хотелось бы знать, удалось ли мне уложить этого пьяницу в постель с голодны л желудком. Посетим-ка его.

   - Во имя Аллаха, халиф, - отвечал Джаффар, - оставьте все шутки с этим пьяницей Аллах освободил нас из рук его, но что будет с нами, если он голоден и з отчаянья?

   - Твоя мудрость никогда не уменьшится, - сказал халиф, - твои слова самой истины, и, несмотря на то, р. все-таки хочу еще раз видеть этого безумца

   Джаффар не смел противоречить, он велел принести платья, и опять отравился с халифом и Мезруром. Снопа изумились они, увидав дом освещенным, как и прежде; н когда ветер распахнул одну из занавесок, они заметили на стене тень Юсуфа: борода его от сильного движения челюстей заметно шевелилась, в руке держал он чарку вина.

   - Кто там? - закричал Юсуф, когда Джаффар, по повелению халифа, постучал в двери.

   - Ваши друзья, дорогой Юсуф; ваши друзья муссульские купцы. Да будет мир над домом вашим!

   - Что до меня, то не желаю вам ни мира, ни счастья, стаоые совы! - отвечал Юсуф, выйдя на террасу. - Клянусь Аллахом, если вы сейчас же не уберетесь от меня, то я сойду к вам с дубиной.

   - Но, дружище, - воскликнул Джаффар, - нам нужно сказать только два слова!

   - Так скорее говорите их, потому что никогда нога ваша не будет в моем доме, злосчастные, разорившие всех водоносов и банщиков.

   - Что вы хотите этим сказать? - спросил халиф - Мы вас не понимаем.

   - Как! - отвечал Юсуф - Разве вы ничего не знаете о сегодняшнем указе?

   - Господин! Сегодня мы были так заняты сортировкой товаров, что не имели вовсе времени выйти ни на шаг и потому ни о чем, случившемся в Багдаде, не знаем.

   - Ну, так войдите же, вы должны узнать все. Но теперь же клянитесь именем пророка, что вы не будете ничего предполагать, потому что все, что вы ни предполагали, сбылось, словно было вырезано на рубиновой печати Соломона.

   Условия были приняты, и халиф со своими спутниками был впущен. Все было внутри в том же порядке, как и вчера.

   Когда они уселись в yглу, Юсуф начал:

   - Итак, почтенные гости, вы ничего не знаете, что случилось сегодня; ничего не знаете о том, что выдумала пустая голова халифа?

   Гарун и визирь едва могли удержаться от смеха, они сделали головами отрицательный жест.

   - Халиф, - продолжал Юсуф, - с его дрянной бородой и еще худшим умишкой, издал указ на три дня запереть бани; этой жестокостью брошен был я снова в море нужды. Но провидение ласково подало мне руку помощи, кинуло под ноги несколько драхм, и я, назло халифу, который походил более на злого духа, нежели на правоверного, все-таки добыл себе ужин.

   - Нишаллах! - сказал про себя халиф. - Но погоди же, рано ли, поздно ли, я с тобой поквитаюсь

   Юсуф несколько раз наполнял свою чарку, и между тем с отменным удовольствием рассказывал происшествия дня

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога. Хочу до смерти служить при кади и завтра же начну.

   - Но, - сказал Джаффар, - положим...

   - Что? Положим?.. Клянусь бородой пророка, что если ты осмелишься в моем присутствии еще раз предполагать, то я превращу в студень твое толстое тело! - закричал Юсуф и схватился на палку.

   - Не буду, друг мой, я только хотел сказать...

   - Ни слова! - проворчал Юсуф. - Или ты уже никогда ничего не скажешь.

   - Ну, так мы станем только думать.

   - На это я согласен и думаю, что вы сделаете очень умно, если поскорее уберетесь отсюда, потому что палка у меня в руках, притом же я теперь не в духе.

   Халиф и его спутники поспешили раскланяться с раздраженным хозяином.

   На следующее утро Джаффар, сопровождаемый всеми знатнейшими сановниками и визирями, вошел в диван, распростерся перед троном и желал халифу долгой жизни и бесконечного здоровья.

   - Джаффар, - сказал халиф, - вели сейчас же выдать указ под моим фирманом, чтобы сделана была тщательная проверка служащих при судах и присутствующих в камерах кади. Все законно утвержденные в этом звании останутся при своих местах и получат подарки и прибавки к жалованью; тех же, которые приняли на себя этот титул без позволения и самовольно, избить палками.

   Приказание халифа было тотчас приведено в исполнение. Юсуф в это время, слишком отягченный винными парами, заснул и проснулся, когда солнце было уже высоко.

   Он тотчас встал с постели, оделся с изысканностью, поспешил к одному кади, где и присоединился к прочим, служившим при нем. Они глядели на него с удивлением и неудовольствием.

   В это самое время кади получил фирман халифа. Он приложил его ко лбу в знак почтения и подчиненности и велел прочитать. Когда фирман прочли, кади воскликнул громким голосом:

   - Принесите сюда мешок золота и позовите феллахов с розгами, заприте также двери судной залы, чтобы никто не убежал. А вы, - сказал он, обращаясь к служащим, - подавайте голос, когда произнесут наши имена.

   Юсуф вытаращил глаза и навострил уши.

   - О, Аллах! Что тут такое будет? - сказал он про себя.

   Когда приказания кади приведены были в исполнение, должны были все, находившиеся в зале, поодиночке подходить к нему и доказывать законное утверждение в своем звании, после чего каждый отпускался с наградой. Мысли Юсуфа так перепутались в столь для него непонятном деле, что он и не заметил, что уже остался последним. Вторичный вызов кади наконец вывел Юсуфа из забытья; он подошел к нему.

   - Кто ты? - спросил кади.

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога! - отвечал он.

   - Чем ты занимаешься?

   - Я водонос.

   - Если так, то почему ты встал вместе со служащими при мне?

   - Я вступил в это звание только с прошедшего дня, но для меня нет ничего трудного. Надеясь этим занятием получать по шесть драхм в день, я решил избрать его.

   Кади и присутствующие не могли удержаться от смеха, но, несмотря на это, все-таки его ноги привязали к двум палкам; палки подняли, и феллахи начали свою работу, причем они нарочно чаще вместо пяток били по палкам.

   Его отвязали и вывели из судейской залы, хотя мало поврежденного слабым наказанием, но не менее от того огорченного.

   - Ах, - думал Юсуф, - судьба, кажется, решила, чтобы я каждый день менял занятия. Черт дернул меня впустить к себе в дом этих муссульских собак, без них ничего бы не было.

   Когда он так говорил, прошел мимо него бельдар, или придворный халифа.

   - Вот было бы для меня прекрасное звание! - подумал Юсуф. - Халиф же, как кади, не считает свои к людей. Нужно только отбросить в сторону стыд и каждый будет принимать тебя, за кого выдаешь себя.

   И нисколько не теряя надежды добыть нужные на ужин шесть драхм, пошел он домой, стянул талию как только мог, красиво свил тюрбан, на цел его немного набок, вымыл руки и взял в одну очищенный хлыст из миндального дерева.

   Спускаясь с лестницы, Юсуф вспомнил, что ему нужен еще меч, а у него были только одни ножны. Но он не долго думал: засунул ножны себе за пояс, выстругал клинок из куска пальмового дерева, вложил его в ножны, а рукоятку украсил пестрой бумагой и шелком, прикрепив их нитками. С гордым видом пробегал он улицы, помахивая своим хлыстом. Кто ни встречался с ним, давал ему тотчас дорогу, думая, что он принадлежит к числу надменных слуг хана. Наконец Юсуф пришел на базар, где собралась большая толпа народа вокруг двух человек, которые дрались с остервенением. Юсуф стал пробираться в толпу и все давали ему дорогу; не знаю, принимали ли они его за придворного, или боялись его силы.

   Когда он протиснулся к бойцам, они были так испачканы грязью и кровью и нападали друг на друга с таким бешенством, что никто не смел приступиться разнять их. Юсуф видел, какой страх вселял он в других своей особой и что его принимают за бельдара, чем ему и хотелось быть; он схватился сначала за рукоятку своего деревянного меча, потом, наделив каждого из дравшихся несколькими добрыми ударами хлыстом, разнял их. После чего к Юсуфу приблизился смотритель базяра, поклонился и вручил ему шесть драхм, прося, взяв обоих, представить перед халифом как нарушителей спокойствия.

   Юсуф положил деньги в кушак, схватил драчунов и отправился. Большая часть народа следовала за ним, прося отпустить их, но Юсуф ничего не слышал, пока не всунули ему в руку шесть драхм. После чего он отпустил их и пошел, едва скрывая свою радость.

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога; хочу жить и умереть бельдаром. Клянусь Аллахом, теперь пойду во дворец и посмотрю, каково поживают мои сотоварищи по званию, бельдары.

   На службе при халифе находилось тридцать бельдаров, которые поочередно, по десять человек в день, дежурили во дворце. Придя во дворец, Юсуф присоединился к дежурным десяти бельдарам. Но то были красивые собой, молодые и великолепно одетые люди и очень отличались от него. Сравнив их женоподобный вид со своим мужественным и мускулистым, он почел себя вправе презирать их, но, несмотря на это, не мог отвести глаз от их красивой модной одежды.

   Между тем и его заметил первый бельдар и, зная, что незнакомец не принадлежит к дворцовым людям, заключил по его наружности, а еще более по тому, что он присоединился к ним, что он на службе у кого-нибудь из великих Омра, бывших в Багдаде; что, верно, дома ему нет дела и что он из любопытства пришел к ним во дворец.

   Он сообщил это и другим бельдарам и сказал: - Примем этого видного незнакомца как нашего гостя. Окажем ему должное уважение, потому что он принадлежит к нашему же званию; покажем, что имеем желание служить ему.

   Прочие придворные халифа согласились с ним. Старший бельдар пошел к казнохранителю и велел ему выписать счет на одного богатого кондитера, по которому тот должен был заплатить в казну пять тысяч монет. Когда приложили к счету печать визиря, он подошел к Юсуфу и сказал:

   - Здравствуй, брат!

   - Я - Юсуф и полагаюсь во всем на Бога; готов исполнять ваши приказания! - сказал водонос с глубоким почтением.

   - Смею просить вас, брат бельдар, отнести эту бумагу, скрепленную печатью визиря, к Маллешу Осману, богатому кондитеру, и взять у него немедленно пять тысяч монет. Вы, верно, знаете, как поступить в этом случае; разумеется, мы не ждем платежа этих денег, но вы можете выжать у него что-нибудь для себя; мы хотим этим доказать вам дружбу и доброжелательность дворцовых бельдаров. Не забывайте нас, когда возвратитесь к себе.

   Юсуф в восхищении положил указ в свою шапку, склонился до земли и поспешил исполнить поручение. Полагая, что ему, в его новом сане, уже неприлично идти пешком, он сел на осла, которого нанял на улице, и велел вожатому идти впереди очищать дорогу и узнавать о месте жительства кондитера. Они скоро узнали его, потому что Маллеш Осман был славнейший в своем роде и обладал несметным богатством.

   Юсуф на животном, вдвое меньшем его, предшествуемый вожатым, остановился перед домом кондитера. Он позвал хозяина и сказал ему:

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога!

   Кондитер заметил его лишь тогда, когда он мерными шагами вошел в лавку.

   - Я пришел, мой добрый Маллеш Осман, попросить вас сейчас же отправиться во дворец и взять с собой пять мешков, каждый с тысячью драхм, ни одним аспером меньше. Вот приказ, скрепленный печатью визиря, а так как вы имеете честь быть должником халифа, то не угодно ли вам встать и последовать за мной во дворец, да не позабыть и всего остального?

   Маллеш при этих словах поднялся с места, очень почтительно приблизился к Юсуфу, принял бумагу, приложил ее ко лбу и сказал с униженной преданностью:

   - О честнейший, храбрейший и могущественнейший бельдар! Как мудро избирает халиф себе слуг! Как много порадовал меня Аллах вашим благословенным посещением! Я, раб ваш, смею просить удостоить меня честь отдохнуть в моем жилище.

   Юсуф бросил погонщику ослов полдрахмы и отпустил его. После чего, желая показать, как утомила его дорога, он стал отирать рукавом лоб. Кондитер принудил сто сесть на свое собственное место, велел скорее принести с базара блюдо кебаба, разостлал перед Юсуфом салфетку, разрезал гранат, посыпал его толченым сахаром и поставил перед бельдаром рядом со сладкими пирожными и медом.

   - О знаменитейший из бельдаров! - сказал он. - Прошу вас удостоить раба вашего чести отобедать в его доме. Не угодно ли вам для препровождения времени заняться этими мелочами, пока не изготовят чего-нибудь получше?

   Один из прислужников принес дорогую чашу, которую кондитер наполнил щербетом из дистиллированного сока цветов лотоса, смешанного с розовой водой. Хозяин тотчас предложил его Юсуфу. Но наш Юсуф, разыгрывая роль знатного, поднял голову и даже ни разу не взглянул на поставленное перед ним.

   - Сделайте милость, дорогой гость мой, откушайте этот щербет! - продолжал кондитер. - Или, клянусь Аллахом, я разведусь с любимейшей из жен моих.

   - Постойте, постойте! - воскликнул Юсуф. - Чтобы не пострадала невинность, я исполню вашу просьбу, хотя, сказать правду, вовсе не чувствую голода, потому что я только что позавтракал со стола халифа; было десять блюд, каждое с тремя различно приготовленными цыплятами. Я так сыт, что насилу дышу.

   - Я вижу, что вы только из сострадания к рабу вашему соглашаетесь на его просьбу.

   - Именно, - отвечал Юсуф, - чтобы только одолжить Бас.

   Он взял чашку со щербетом, в которую вмещалось с полдюжины обыкновенных чашек, и, к удивлению кондитера, осушил ее в один прием. Тут принесли кебаб, завернутый в тонкие слои пшеничного теста, и их истребил Юсуф с изумительной быстротой и перестал есть не прежде, чем ничего не оставалось на столе.

   Кондитер был вне себя от удивления.

   - Этот человек, - думал он, - на завтрак съел десять блюд, каждое в три цыпленка. Какое счастье для меня! Что, если бы он пришел ко мне голодный?.. Разве целый бык, начиненный фисташками, мог бы насытить его. О, если бы небо избавило меня от него добрым путем!

   Между тем Юсуф все не оставлял своей важной осанки. Кондитер спросил, будет ли его милость ждать, пока приготовят обед.

   - Это дело второстепенное, - сказал Юсуф. - Я здесь затем, чтобы вместе с вами отправиться к казнохранителю и выплатить должные вами пять тысяч драхм.

   - С вашего позволения, мой ага, - сказал кондитер, - через минуту я буду опять здесь.

   После чего Маллеш Осман наполнил большой мешок дорогими пирожными, завернул в лоскут бумаги тридцать драхм, подошел к Юсуфу и сказал:

   - Мой князь, прошу вас покорнейше, примите эту малость для расходов в бане после столь утомительного путешествия ко мне. Осмелюсь также просить вашей протекции. Дела идут плохо, и деньги не прибывают. В короткое время я уплачу все.

   Юсуф знал, что счет был написан только для того, чтобы дать ему случай выжать у кондитера несколько драхм, потому он и сказал:

   - Советую вам, Маллеш, остаться сегодня дома, это еще не к спеху, можете не платить и завтра, пожалуй, неделю, месяц, не платите хоть год, да хоть и совсем не ходите. Вы имеете протекцию во мне и потому, сделайте милость, не беспокойтесь и ходить во дворец.

   Уже был вечер; Юсуф с подарками отправился домой и не утерпел, чтобы не воскликнуть:

   - Я - Юсуф, и мое пропитание от Бога!

   Полный самых сладких предчувствий, пришел он домой, переменил платье, взял короб и кружку и воротился с грузом, большим против обыкновенного, потому что он решился в этот вечер потратить все свои сорок две драхмы.

   - Клянусь Аллахом! - воскликнул Юсуф. - Назло мерзавцам муссульским купцам, этим зловещим птицам, я буду иметь ужин еще вкуснее прежних.

   Он купил вдвое больше восковых свечей и масла, так что его дом, когда он сел за ужин, был освещен донельзя; это сделало его веселее, чем когда-либо; он пил больше и пел громче прежнего.

   Оставим его веселиться и обратимся к халифу, который узнал, что Юсуфу попало по пяткам, и был вполне уверен, что тот сидит без ужина и вина. Халиф решился опять идти к нему.

   - Думаю, Джаффар, что наконец удалось мне уложить спать эту шельму без ужина за то, что изволил назвать меня не верным; хочу навестить его, чтобы позабавиться отчаяньем и бешенством после гостинца, полученного им сегодня.

   Напрасно говорил Джаффар, что они в таком случае добровольно нападают на раздраженного и раненого льва, что при его бешенстве и ужасной силе им нужно ожидать только смерти, если осмелятся явиться в его доме.

   - Все это, может быть, и справедливо, - отвечал халиф, - но все-таки я иду и отважусь на все.

   - При мне мой меч, властитель правоверных, - сказал Мезрур, - и я не боюсь ничего.

   - Не прибегай к его помощи, Мезрур, - отвечал халиф. - Принеси платья. Мы, наверное, не увидим у него сегодня света, кроме разве одной какой-нибудь лампы, перед которой он обмывает свои избитые ноги.

   Они отправились и, увидев блеск свечей в комнате Юсуфа, изумились. Его песни раздавались громче; по-видимому, он был пьянее, чем когда-нибудь, и кричал в промежутках между куплетами:

   - Я - Юсуф! Проклятие да падет на головы всех муссульских купцов! Мои надежды на Бога!

   - Клянусь мечом пророка! - сказал халиф. - Он все мои планы уносит к черту. Я произвел беспорядок во всем городе и подверг своих подданных указам, которые могли бы разве идти из головы безумного, и все это, чтобы отомстить этому пьянице, а он - он все-таки веселится!.. Я уже утомился в ухищрениях преодолеть его; постараемся как-нибудь узнать, как он добыл себе ужин. Эй, друг Юсуф, вы здесь? К вам пришли опять ваши гости порадоваться вашему счастью!

   - Что там опять? - ворчал Юсуф. - Хорошо же, вы узнаете следствие ваших посещений. Бегите или вы пропали! Я клялся Аллахом, что ноги вашей не будет в моем доме, клялся заколотить до смерти, если найду вас.

   - О перл между людьми, океан смирения, встань и впусти нас! Такова наша судьба, и кто может противиться ей?

   - Хорошо, - отвечал Юсуф, выходя с палкой на террасу, - если это судьба ваша, то все равно, не моя вина.

   - Но, добрый Юсуф, - сказал халиф, - выслушайте нас. Теперь в последний раз просим мы, чтобы вы впустили нас. Мы клянемся в том пророком. Вы сердитесь; на нас, как будто мы чем-то вас обидели, и между тем все-таки должны согласиться, что все, что с первого взгляда казалось несчастием, впоследствии служило вам в пользу.

   - И это правда, - отвечал Юсуф, - но, несмотря на то, благодаря вашим гибельным предложениям, я должен был с каждым днем менять занятия. Что буду я делать завтра?

   - Ведь вы всегда надеетесь на Бога! - начал Джаффар. - Сверх того, мы вам обещаем ни слова не говорить об этом и в последний раз просим вашего гостеприимства.

   - Ну, так и быть, - сказал Юсуф, который был уже очень пьян, - я отворяю вам двери в последний раз; не смею противиться судьбе.

   Говоря так, он кое-как спустился по лестнице и впустил их.

   Все было в необыкновенном изобилии. Юсуф пел, не обращая на них никакого внимания, наконец сказал:

   - Муссульские собаки! Отчего же вы не спрашиваете меня, как я добился такого завидного счастья? Думаю, что вы умираете ог злости, но вы должны услышать все, и если осмелитесь уйти, не выслушав до конца, то я вас так угощу, что вы лучше бы согласились получить по пятисот ударов по пяткам.

   - Послушны вам во всем, добрейший из мужей, - отвечал халиф.

   После чего Юсуф рассказал им происшествия дня и заключил словами:

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога! Хочу жить и умереть в звании бельдара, назло халифу и его визирю. Чтоб они погибли!

   Он выпил чарку водки и, уже чересчур напившись, мертвецки заснул.

   Халиф и Джаффар потушили свечи, вышли из дома и достигли потаенных дверей сераля, крайне восхищенные проделками Юсуфа.

   Юсуф, проснувшись на следующее утро, увидел, что уже довольно поздно; он оделся на скорую руку в лучшие платья, говоря про себя:

   - Решено, я - бельдар и умру бельдаром.

   Он тщательно расчесал бороду и придал ей воинственный вид. После чего надел свой деревянный меч и, не теряя времени, отправился во дворец, где и присоединился к очередным бельдарам, в надежде, что начальник их даст ему поручение, подобное вчерашнему.

   Вскоре после того вошел в диван халиф и тотчас узнал Юсуфа в его наряде. Он заметил Джаффару:

   - Видишь нашего Юсуфа? Наконец-то он у меня в руках! Но он не будет ничем обижен, если не уйдет от меня.

   Был позван первый бельдар, который явился с обыкновенными поклонами.

   - Сколько вас всего? - спросил халиф.

   - Всего тридцать, властитель, из числа которых ежедневно десять находятся на службе.

   - Я желаю видеть сегодняшних, - сказал халиф, - и хочу ознакомиться с каждым.

   Первый бельдар низко поклонился, пришел к своим и сказал громко:

   - Бельдары, властитель правоверных желает, чтобы все вы явились перед ним.

   Они немедленно повиновались, и Юсуф был принужден идти с прочими. Он говорил про себя:

   - Что бы это значило? Опять всегдашнее несчастье! Вчера я рассчитался с кади и расплатился ногами. Если придется рассчитываться с халифом, то я должен буду почитать себя счастливым, если вынесу отсюда свою голову на плечах.

   Между тем халиф каждому предлагал несколько вопросов, пока не подошел к Юсуфу, который остался позади всех. Все его движения, его неловкость столь забавляли халифа и Джаффара, что они едва удерживались от смеха. Последний бельдар был опрошен и присоединился к другим; Юсуф стоял один-одинешенек. Он вертелся то в ту, то в другую сторону, взглядывал то на халифа, то на двери и думал, нельзя ли ему как-нибудь улизнуть, но видел, что это невозможно. Халиф три раза спрашивал его, кто он, но Юсуф был не в состоянии отвечать.

   Первый бельдар толкнул его сзади, взглянул в лицо, но не узнал, однако подумал, что кто-нибудь из других начальников его недавно принял.

   - Отвечай же халифу, ты, дубина! - сказал он Юсуф, толкнув его еще раз рукоятью своего ятагана; но язык у Юсуфа от страха прирос к гортани; он трясся и не отвечал ни слова. Халиф спросил еще раз:

   - Как зовут тебя, твоего отца, сколько получаешь ты жалованья и каким образом поступил на службу?

   - Вы говорите со мной, о халиф? - наконец пробормотал Юсуф.

   - Да, - отвечал халиф серьезно.

   Джаффар, стоявший подле своего властителя, воскликнул:

   - Да, глупейший из бельдаров, отвечай скорей, или меч заставит тебя навеки замолчать!

   Юсуф продолжал, как бы говоря с самим собой:

   - Надеюсь, что в таком случае употреблю мой собственный. - После чего он отвечал "на вопросы: - Да-да, это так, справедливо, как нельзя более, мой отец был бельдаром, и моя мать до него.

   При этом бессмысленном ответе халиф и весь двор не могли удержаться от смеха, что несколько ободрило Юсуфа.

   - Из этого видно, - сказал Гарун, - что ты бельдар и сын также бельдара и что ты получаешь ежегодно десять динарий и ежедневно пять фунтов мяса.

   - Точно так, - отвечал Юсуф, - думаю, что так. Я - Юсуф, и моя надежда на Бога!

   - Это хорошо. Итак, Юсуф, ступай с тремя другими бельдарамн в тюрьму и приведи сюда четырех разбойников, которые за разные преступления приговорены к смерти.

   Тут Джаффар серьезно заметил халифу, что не лучше ли будет велеть привести их тюремщику; мнение было одобрено, и вскоре последний явился с четырьмя закованными преступниками, головы которых не были ничем покрыты. Халиф приказал бельдарам схватить каждому по одному, завязать им глаза, оголить шеи, обнажить мечи и ждать команды.

   Бельдары с поклонами спешили исполнить приказания. Они поставили осужденных на колени, завязли глаза и нагнули им головы. В то время, когда бельдары делали эти приготовления, Юсуф был ни жив, ни мертв.

   - Убежать теперь невозможно, - сказал он про себя. - Да будут прокляты муссульские купцы! Они сказали правду, что уже более не придут ко мне, потому что через несколько минут меня уже не будет в живых.

   - А ты там, каналья, бельдар, не знаешь своих обязанностей? - воскликнул Джаффар. - Почему ты не готовишь преступника и не следуешь примеру своих товарищей?

   Юсуф, принужденный повиноваться, схватил четвертого преступника, завязал ему глаза, обнажил шею и встал сзади, не вынимая, однако, своего меча.

   - Плохо дело! - подумал Юсуф. - Через несколько минут все объяснится, увидят, что вместо клинка у меня кусок пальмового дерева, и голова моя слетит с плеч под общий смех. Но моя надежда на Бога, к шайтану всех муссульских купцов!

   После чего он вынул из перевязи свой меч с ножнами и в таком виде поднял его на плечо.

   Халифа, который не спускал с него глаз, это в особенности занимало.

   - Бельдар! - воскликнул он - Почему ты не вынимаешь меча из ножен?

   - Мой меч уж таков, - отвечал Юсуф, - что не смеет слишком долго блистать перед глазами властителя правоверных.

   Халиф притворился довольным этим ответом, обратился к первому бельдару и дал ему знак. В одно мгновение голова разбойника лежала на земле.

   - Браво! - сказал халиф. - Проворно и xopoшо! Дать ему за это награду!

   После того он велел второму начать свое дело. Меч сверкнул в воздухе, и одним махом голова разбойника на несколько шагов отлетела от плеч. С таким же искусством была отрублена голова третьего.

   - Теперь, - сказал халиф Юсуфу, - твоя очередь, приятель. Если ты исполнишь это с такой же ловкостью, то получишь такую же, как и они, награду.

   Юсуф между тем собрался с духом. Конечно, он еще не успел привести в порядок свои мысли, которые неопределенно вертелись в голове его.

   - Ваше Высокомочие, позвольте прежде сказать несколько слов этому преступнику, - сказал он, чтобы выиграть некоторое время.

   - Говори! - сказал халиф, зажимая рот своей одеждой, чтобы не захохотать.

   - Халиф приказал отрубить тебе голову. Если ты хочешь исповедывать истинную веру, то воспользуйся этими немногими минутами.

   Преступник тотчас воскликнул:

   - Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его! После чего Юсуф оголил свою мускулистую руку,

   - Теперь признай публично справедливость твоего наказания! - воскликнул он громко, между тем тихо сказал ему: - Скажи, что приговор несправедлив.

   - Нет, нет! - воскликнул громким голосом преступник. - Я невиновен!

   Халифа, который ничего не упускал из вида, очень забавляли проделки Юсуфа, и он хотел видеть, что будет далее.

   Юсуф приблизился к халифу, повергся пред ним на землю и сказал:

   - О халиф, наместник пророка! Преклони ухо к моленьям твоего верного раба, выслушай редкое происшествие, случившееся со мною за несколько дней перед этим.

   - Говори, бельдар, мы слушаем. Но не забудь, что слова твои должны быть словами самой истины.

   - Вечером, за день перед тем, как Ваше Высокомочие издали эдикт, по которому запрещалось являться на базаре с водой из Тигра, сидел я у себя дома, совершал молитву и читал коран громким голосом. Вдруг явились, откуда не ведаю, три муссульских купца и просили меня, чтобы я впустил их в дом свой. Коран зовет гостеприимство добродетелью, которой должен отличаться каждый правоверный. Я поспешил отворить двери и впустил их.

   - Право? - сказал халиф, взглянув на Джаффара. - Не можешь ли ты сказать нам, каковы были с виду эти три купца?

   - Их наружность была гадка до высочайшей степени. Один из них был дюжий мужик с плутовскими чертами лица и густой бородой и выглядел как бы только что из тюрьмы.

   Халиф лукаво взглянул на визиря, словно желая сказать: "Это твой портрет".

   - Другой был чернобородый, такой ужимистый, он только бы разве и годился быть повешенным.

   Джаффар низко поклонился халифу.

   Мезрур запальчиво схватился за рукоять кинжала.

   - Одним словом, Ваше Высокомочие, скажу по чистой совести, если бы сравнить наружность этих преступников, коих головы еще лежат перед глазами вашими, с физиономиями тех трех купцов, то эти казненные показались бы честнейшими людьми. Несмотря на то, я принял их и угощал наивеликолепнейшим образом. Они съели все мои кебабы, потребовали вина и других напитков, в которых я, как в запрещенных законом, никогда даже не мочил губ своих. Я пошел и купил требуемое ими. Купцы ели и пили до самого рассвета, после чего и ушли.

   - Так, так! - сказал халиф.

   - В следующею ночь, к большому моему неудовольствию, спи опять помешали мне в благочестивых занятиях. Опять должен был я тратиться, удовлетворяя их желания. Наевшись и напившись допьяна, они ушли, и я надеялся уже более не видеть их, тем более, что замечания купцов насчет указа Вашего Высокомочия затворить бани были не слишком лестны.

   - Далее, добрый Юсуф.

   - На третью ночь они явились снова. Не имея более денег и видя, что они хотят сделать из моего дома трактир, думал я только о том, как бы от них избавиться. Но они пришли и в четвертый раз и вели себя самым неблагопристойным образом: пели нахальные песни и беспрестанно требовали вина, пока мое терпение не истощилось, и я не сказал им, что не могу долее терпеть их в моем доме. Тут толстяк, о котором я уже говорил, поднялся и сказал:

   - Юсуф, мы испытали твое радушие к гостям и благодарим тебя за это. Никто бы не принял таких людей как мы, а ты четыре дня кряду кормил нас. Теперь мы хотим наградить тебя за это. Ты - бельдар халифа, и мы наделим тебя мечом правосудия, который затерян со времен Соломона. Возьми его и не суди о нем по виду. Когда тебе случится отсекать голову какому-нибудь преступнику, то, если он виновен, меч воспламенится, подобно огню, и никуда не даст промаха, но если осужденный невиновен, то он превратится в безвредный кусок дерева.

   Я принял подарок и только хотел отблагодарить за него, как трое муссульских купцов превратились в какие-то неземные существа и исчезли.

   - В самом деле, удивительная история! Как же после выглядел этот безобразный? Как ангел?

   - Как ангел света, халиф!

   - А костлявый негр?

   - Как гурия, халиф!

   - Хорошо же, - сказал халиф. - Теперь ты должен испытать силу свою чудесного меча. Отруби голову преступнику!

   Юсуф приблизился к разбойнику, стоящему все еще на коленях, обошел вокруг него три раза и громким голосом воскликнул:

   - Святой меч, если этот человек виновен, исполни долг свой, но если он невиновен, что и утверждает он у врат смерти, то сделайся безвредным!

   С этими словами Юсуф выхватил сбой меч, и в руках его была тонкая полоса пальмового дерева

   - Он невиновен, о халиф! Этому, несправедливо осужденному человеку, должно возвратить свободу.

   - Без сомнения, - отвечал халиф, которого проделка Юсуфа чрезвычайно восхитила - Освободить его! Начальник бельдаров! Мы не можем отпустить от себя человека, обладающего столь удивительным мечом. Прими на службу еще десять бельдаров и поставь над ними Юсуфа, назначив ему жалованье и содержание наравне с прочими начальниками.

   Юсуф, вне себя от счастья, повергся перед халифом на землю, затем встал и, удаляясь, воскликнул:

   - Я - Юсуф, и моя надежда на Бога! Аллах да сохранит муссульских купцов!

   Вскоре после этого явились к Юсуфу снова переодетые в купцов халиф, Джаффар и Мезрур и, открыв все, очень забавлялись его изумлением и стыдом. Несмотря на то, Юсуф до смерти своей радовался шутке Гаруна и был счастливее Джаффара и других, которые наконец пали жертвами гнева могущественнейшего халифа.

   Вот, паша, история Юсуфа-водоноса.

   - И очень хорошая история. Нет ли у тебя еще одной, Менунн?

   - Ваше Благополучие, - сказал Мустафа, - караван завтра с рассветом отправляется в дорогу, и Менуни осталось только три часа для сборов. Если мы еще задержим его, то начальник будет на нас жаловаться, а из этого может выйти плохая история.

   - Ну, пусть себе с Богом едет, - отвечал паша. - Наградить Менуни, а мы постараемся отыскать другого рассказчика, пока он не воротится из путешествия.

  

  

   - Мустафа, - сказал паша, отнимая ото рта трубку, - отчего это поэты так много говорят о книге судеб?

   - В книге судеб, Ваше Благополучие, написан наш тиллед, или судьба. Что сказать еще?

   - Аллах акбар! Великий Бог! Хорошо сказано. Но к чему же написано это в книге, которую никто не может читать?

   - То высокие, наполненные мудростью слова. Гафис говорит: "Благодари небо за каждое мгновение, данное тебе, как за дар Аллаха". Кто предузнает конец каждой вещи?

   - Баллах таиб! Клянусь Аллахом! Умно сказано. Но к чему же книга, когда она запечатана?

   - Есть мудрые мужи, которые могут читать наш кил мет и предвидеть будущее.

   - Точно. Но я заметил, что они обыкновенно уведомляют нас о событиях тогда, когда они уже случились. Что такое толкователи звезд? Шарлатаны, плуты - больше ничего. - И паша стал снова курить.

   - Ваше Благополучие, - начал Мустафа, - в приемной подлейшая из собак ждет повеления предстать пред светлые очи ваши. Этот гяур пришел из Китая, он неверный, с двумя хвостами.

   - С двумя хвостами! Что он, паша, что ли?

   - Паша! Истаффир Аллах! Собака, подлейшая собака, клянусь бородой пророка! Только собака с двумя хвостами.

   - Пусть войдет сюда, посмотрим! - сказал паша. Два невольника ввели тощего желтого китайца; все лицо его было испещрено морщинами, глаза узкие и маленькие, скулы выдались вперед, нос заменяли две дырки, а в его огромном рту виднелись два ряда зубов, которые превосходили чернотой самые лучшие чернила.

   Только вошел он в комнату, как повалился на колени, потом головой своей обтер с полу пыль и опять ударился лбом оземь.

   - Встань, двухвостая собака! - сказал паша.

   Но костлявый китаец и не думал слушаться повеления паши; два невольника приподняли его голову за косы, которые были больше аршина длиной, и китаец оставался на коленях с потупленными в землю глазами.

   - Кто ты, собака? - спросил паша, которому очень понравилось раболепие китайца.

   - Подлейший из рабов Вашего Благополучия, китаец, - сказал вопрошаемый на чистом турецком наречии. - В отечестве моем был я поэтом, но судьбе угодно было, чтобы я теперь работал во дворцовых садах.

   - Если ты поэт, то, верно, знаешь много повестей?

   - Рабу вашему случалось не одну тысячу раз рассказывать их. Так предопределено мне.

   - Ты говоришь о предопределении, - сказал Мустафа, - поэтому ты можешь рассказать Его Благополучию повесть, в которой бы кто-нибудь предсказал будущее, и это предсказание исполнилось бы на самом деле. Если знаешь ты такую повесть, так рассказывай.

   - В моем отечестве, о визирь, есть предание, в котором говорится о предсказании будущего и о странном исполнении его.

   - Можешь начать, - сказал Мустафа.