Марриет Фредерик - Браконьер

ю с их крутыми флотскими понятиями о том, как надобно делать дело. Мистеру Смоллю и мистеру Слику весьма часто говорилось: "Пришлите О'Донагю, я с ним поговорю, и все будет ладно". Мистер Смолль назначил ему 150 фунтов в год жалованья, кроме квартиры и стола, и наш герой чувствовал себя великолепно. Все офицеры флота его знали и очень любили. Во всех кают-компаниях он был свой человек.

   Однажды утром, когда занятия в конторе уже кончились и были в полном разгаре, мистер Слик, зачем-то выходивший, возвратился и объявил мистеру Смоллю:

   - Сэр, адмирал со свитой идет по улице и, по-видимому, направляется к нам.

   Мистеру Смоллю не часто приходилось принимать у себя адмиралов. Он встретил важного гостя почтительно, со шляпой в руке, у подъезда и провел в контору.

   - У меня к вам очень важное дело, мистер Смолль, - сказал адмирал. - Я получил совершенно неожиданно приказ выйти из, Портсмута. Мне необходимо использовать ближайший отлив. Суда у меня готовы к выходу в море, все на них в полной исправности, но припасов, как вам известно, нет ни одной пылинки. Прилив начался час тому назад. Со следующим отливом мы должны выйти в море. Сроку у нас, следовательно, не более шести часов. Скажите мне - вот список того, что требуется, лодки и люди будут готовы во всякое время - скажите мне, можете ли вы исполнить это в указанный срок?

   - В такой короткий срок, сэр Вильям? - возразил Смолль, пробегая сногсшибательный список.

   - Теперь одиннадцать часов. В четыре часа поставка должна быть окончена.

   - Сэр Вильям, это невозможно.

   - Для меня чрезвычайно важно выйти в пять часов в море, поймите это. Я должен выйти и выйду. Но ведь не морить же мне голодом людей во время всего плавания.

   - Поверьте, сэр Вильям, если бы возможно было, я бы взялся, - отвечал мистер Смолль, - Но ведь тут в списке коровы, овцы, сено и другие предметы, которые можно достать только в деревне. Нет, мы не справимся. Завтра утром нельзя ли?

   - Мистер Смолль, у меня еще нет призового агента. Если вы меня выручите...

   Наш герой выступил вперед и быстро пробежал глазами список.

   - Позвольте вас спросить, сэр, - обратился он к адмиральскому флаг-офицеру, - "Зенобия" и "Орест" с эскадрой идут или нет?

   - Нет, эти не идут, - отвечал флаг-офицер.

   - В таком случае, извините меня, мистер Смолль, - продолжал Джо, - но я думаю, что дело можно будет устроить при помощи одной маленькой комбинации.

   - Неужели можно? - вскричал сэр Вильям.

   - Так точно, сэр Вильям. Если вы немедленно изволите дать сигнал, чтобы к берегу шли две лодки с достаточной командой, то я могу вам обещать, что все будет сделано.

   - Молодец, О'Донагю! Вот молодчина! - вскричал флаг-офицер. - Ну, адмирал, теперь, значит, все слава Богу. Раз он говорит, что сделает, так уж сделает.

   - Могу я на вас положиться, мистер О'Донагю?

   - Можете, сэр Вильям. Все будет сделано, как вы сказали.

   - Знайте, мистер Смолль: если ваш молодой человек исполнит то, что обещал, то вы - мой призовой агент. Желаю вам доброго утра!

   - Как вы могли обещать! - вскричал Смолль, когда адмирал и его свита ушли из конторы. - Зачем вы это сделали?

   - Затем, что я могу исполнить, - отвечал Джо. - У меня есть коровы и овцы для "Зенобии" и для "Ореста", сено тоже есть, завтра мы для этих кораблей можем достать новую скотину, а наличных отдадим эскадре. Прочее все найдется под руками.

   - Ну, это просто счастье! Только надобно спешить, не теряя времени.

   Наш герой с обычной своей расторопностью и распорядительностью исполнил данное обещание, и мистер Смолль в несколько месяцев успел заработать на призовой агентуре 5000 фунтов стерлингов.

   Все это время Джо аккуратно переписывался с Мэри и Спайкменом, с первою чаще, с последним реже. За четыре года службы у мистера Смолля капитал нашего героя значительно увеличился, и Джо вложил его в дело, так что стал теперь уже не простым конторщиком, не наемным клерком, а младшим компаньоном-пайщиком, которому безусловно доверяли и мистер Смолль и мистер Слик. Одним словом, Джо стоял на очень хорошей дороге.

  

   За эти четыре года разница в общественном положении Джо и Эммы значительно сгладилась. Разумеется, это не осталось без влияния на их отношения. С каждым годом их дружба крепла, с каждым годом они становились все ближе и ближе друг к другу. Дядя и тетка Эммы, разумеется, видели это постепенное сближение, но, должно быть, ничего против него не имели, иначе, без сомнения, воспрепятствовали бы ему в самом начале.

   Так шли дела до тех пор, пока одно неожиданное обстоятельство не внесло горечи в эти добрые отношения.

   Проходя однажды по Хай-Стриту, Джо заметил шедший впереди его небольшой отряд матросов, конвоировавший двух человек со скованными руками, по всей очевидности, дезертиров. Смутная тревога овладела нашим героем, у него явилось словно какое-то предчувствие. Он вошел в бывший тут поблизости парфюмерный магазин и стал оттуда смотреть на улицу, так что лица обоих дезертиров были ему видны, тогда как его самого с улицы видеть было нельзя. Предчувствие Джо оказалось верным: один из дезертиров был его старый враг и гонитель Фернес.

   Доносчик тут, рядом, так близко! Это было для Джо равносильно удару кинжалом в грудь. Он до того переменился в лице, что приказчица в магазине спросила его, не подать ли ему воды. Этот вопрос заставил его опомниться, жалуясь на внезапную боль в груди, он сел и взял принесенную ему воду в стакане. Домой он вернулся в совершенном отчаянии, перезабывши все дела, за которыми ходил. Что теперь ему делать? Фернеса накажут и выпустят, и кончится тем, что Джо как-нибудь да попадется ему на глаза. Разве, однако, нельзя будет подкупить его деньгами? Конечно, можно, Джо для этого достаточно богат теперь, но за одной подачкой потребуется другая, третья. Фернес будет его все время шантажировать. Единственное средство - бежать опять, но это значит разлучиться с Эммой... Весь остаток дня Джо не выходил из своей комнаты и рано лег в постель, чувствуя себя нездоровым. Ночью он ни разу глаз не сомкнул и встал утром с явными следами бессонницы на лице. Он решил навести в казармах справку о том, какая участь ожидает Фернеса за его многократное дезертирство. Встретив одного знакомого флотского унтер-офицера, Джо спросил его, кто такие эти дезертиры, которых он встретил на днях под конвоем, и с какого они корабля. Унтер-офицер объяснил, что эти матросы убежали с фрегата "Ниобы", и так как это уже не первый их побег со службы, то их будут судить военным судом и прогонять сквозь строй. Это известие нисколько не обрадовало Джо. Он вовсе не желал зла Фернесу, он желал только одного - не встречаться с ним никогда.

   В девять часов утра того дня, когда должны были подвергнуться наказанию дезертиры-матросы, Джо вышел в столовую к завтраку совершенно расстроенный. Мистрис Филипс и Эмма это заметили, но ничего не сказали. За завтраком все молчали, а как только Эмма и Джо остались одни в столовой, она сейчас же спросила его:

   - Чем это вы расстроены? Я в тревоге за вас.

   - Я боюсь, мисс Филипс.

   - Мисс Филипс? - переспросила Эмма.

   - Виноват, простите. Но я боюсь, Эмма, что мне придется с вами расстаться.

   - Расстаться? С нами?

   - И уехать из Портсмута навсегда.

   - Что же такое случилось?

   - Не могу, не имею права вам сказать. Не заставляйте меня говорить. Но причина все та же самая, из-за которой я - помните? - внезапно должен был убраться из Грэвсенда.

   - Я помню. Только мне Мэри говорила, что вашей вины тут нет.

   - Могу вас уверить, что действительно нет. Тут только мое несчастье, а не вина. Эмма, я ужасно расстроен. Я не сплю по ночам... А между тем я ничего дурного не сделал...

   - Постойте, - перебила Эмма, - сюда кто-то идет.

   Она едва успела отодвинуться от Джо на несколько шагов, как вошел офицер с фрегата "Ниобы", капитан Б.

   - Доброго утра, мисс Филипс, - сказал капитан. - Как ваше здоровье? А я к вам на одну минутку забежал - спешу в адмиральскую канцелярию с рапортом о случае на борте "Ниобы".

   - А что за случай? - спросила Эмма.

   - Да не особенно важный. Негодяй-матросишка один, давно заслуживший себе виселицу, должен был сегодня пройти сквозь строй за неоднократный уже побег со службы. Испугавшись наказания, он прыгнул за борт и утопился.

   - А как его звали? - спросил Джо, хватая капитана за руку.

   - Звали его... Что это вас так интересует, О'Донагю? Ну, извольте, раз вам так хочется знать: его звали Фернес.

   - Я так и боялся. Мне за него очень грустно. Я его знал в лучшее для него время. Несчастный!

   Джо вышел из столовой, не желая больше ничего говорить и опасаясь вопросов. Он ушел к себе в комнату и стал молиться. Через час он, несколько успокоенный, пришел в гостиную, надеясь встретить там Эмму и объясниться с ней, но Эммы там не было, и только на следующий день ему удалось исполнить свое намерение.

   - Не знаю, что вам сказать, чтобы объяснить свое вчерашнее поведение, - сказал он.

   - Оно было очень странное, - отвечала Эмма. - В особенности оно показалось таким капитану Б. Он говорит, что вы были похожи на сумасшедшего.

   - Мне все равно, что думает обо мне капитан Б., для меня важно только ваше мнение. Смерть этого человека дает мне возможность рассказать вам то, что при его жизни я бы не решился открыть никому. Этот человек знал меня раньше и мог бы, если бы захотел, поставить пеня в такое положение, что мне пришлось бы или принять на себя чужую тяжкую вину, или выдать близкого мне человека. Когда я встретил этого человека в Грэвсенде, я покинул Грэвсенд. По этой же причине я собирался покинуть и Портсмут. И вот совершенно случайно эта причина оказалась теперь устраненною.

   - После ваших слов я вполне понимаю ваше вчерашнее волнение, мистер О'Донагю, но не могу не удивляться тому, что у вас есть какая-то тайна, которой вы не можете дикому открыть, а между тем постоянно твердите, что вы ни в чем не виноваты. Отчего же не открыть этой тайны, если она не содержит в себе ничего преступного? Невинность и таинственность никогда рука об руку не ходят.

   - Раз вы назвали меня "мистер О'Донагю", то и я уже не смею обращаться к вам иначе, как к мисс Филипс. Вы встретили меня маленьким мальчиком, и я тогда же вам сказал, что у меня есть тайна, которой я никому не могу открыть. То же самое повторяю я и теперь, по прошествии нескольких лет. Повторяю без малейших вариаций. И всегда буду повторять, до какого бы возраста я ни дожил. Если вам кажется это преступным, что мне больше ничего не остается, как избавить вас от своего присутствия, что я немедленно и сделаю.

   Голос нашего героя под конец сорвался. Он повернулся и, не взглянув на Эмму, тихо вышел из комнаты.

  

   Необдуманные слова Эммы: "невинность и таинственность не ходят рука об руку" - глубоко обидели нашего героя. Не то, чтобы этот афоризм был сам по себе вообще неверен, но он был сказан не ко времени и направлен не по адресу. Вышло поэтому как-то особенно зло.

   Джо обиделся и ушел, Эмма осталась в гостиной одна и прилегла на диван, надувши губки. Ее верный вассал осмелился бунтовать! Чего он вздумал обидеться? Что она такое сказала? Ведь это правда - зачем невинному тайна? Невинному скрывать нечего. Она вовсе не хотела его оскорблять. Он очень уж стал о себе много думать. Правда, он достиг известного положения, он уже не маленький мальчик Джо из Грэвсенда, а солидный коммерческий деятель, принятый в хорошем обществе, но кому он этим обязан? Той же Эмме и ее родным. Какие все люди неблагодарные! За что надулся?

   А Джо, пробывши в час у себя в комнате, прошел в контору, где мистер Смолль и мистер Слик пыхтели над работой, которой у них прибавилось по случаю отсутствия Джо.

   - Как вы себя чувствуете, мой друг? - спросил мистер Смолль.

   - Неважно, сэр, - отвечал Джо. - Кажется, я собираюсь заболеть. Мне очень совестно, но я чувствую, что я не в состоянии как следует работать. Мне нужно себя починить. Хочу попроситься у вас в отпуск месяца на два. Кстати, у меня есть небольшое дело в Дедстоне, которое я запустил с тех пор, как переселился в Портсмут.

   - Я тоже думаю, мой друг, что перемена климата принесет вам пользу, - сказал мистер Смолль. - Но только я никак не могу себе представить, какое дело может у вас быть в Дедстоне.

   - Очень простое, сэр: я запер свою квартиру, когда уехал оттуда четыре года тому назад, и оставил там обстановку, книги, вещи, белье. С тех пор я ни разу не заглянул туда, а ключ увез с собой.

   - Взглянуть, пожалуй, не мешает, - согласился мистер Смолль. - Интересно. Одной пыли за это время сколько там у вас, я думаю, накопилось... Но, главное, я полагаю, что вам нужно проехаться не для этого, а для поправления здоровья. Поезжайте не на два месяца, а на три, пока совершенно не поправитесь. Я вам даю свое полное согласие.

   - А я свое, - сказал мистер Слик. - Вашу работу я возьму, покуда вы будете в отъезде, на себя.

   Джо от души поблагодарил своих добрых старших компаньонов и объявил, что в таком случае он уедет на следующее же утро с первой почтовой каретой, а пока пойдет укладывать свои вещи.

   Вечером все сошлись, как обыкновенно, за обедом. Когда после обеда перешли в гостиную, мистер Смолль сообщил сестре о предстоящем отъезде Джо в лечебное путешествие. Мистрис Филипс нашла, что так и следует, потому что Джо в эти последние дни был заметно нездоров. Должно быть, он переутомился, и ему нужно просто отдохнуть.

   Сидевшая рядом с матерью Эмма побледнела. Она никак не ожидала, что Джо с такой быстротой начнет приводить в исполнение свое намерение, высказанное давеча утром.

   - Когда же думает ехать мистер О'Донагю? - спросила она дядю.

   - Завтра с первым утренним дилижансом, - ответил мистер Смолль.

   Эмма откинулась на спинку дивана и не сказала ничего. Когда стали расходиться, мистрис Филипс крепко пожала руку нашему герою и пожелала, чтоб поездка совершенно восстановила его здоровье. Эмма нашла в себе силы тоже протянуть ему руку и сказать:

   - Желаю вам полного выздоровления и счастья, мистер О'Донагю.

   Мать и дочь ушли. Мистер Смолль, мистер Слик и Джо тоже пожали друг другу руки и разошлись, обменявшись взаимными пожеланиями всего лучшего. На другой день рано утром, прежде чем Эмма встала с постели после бессонной ночи, наш герой успел уже отъехать от Портсмута две станции.

  

   Под впечатлением обиды нашему герою сначала не терпелось уехать поскорее и подальше от Эммы Филипс, а по мере движения дилижанса вперед его начинало тянуть обратно, домой, в Портсмут. Раз двадцать являлось у него желание оставить дилижанс и поехать назад, но всякий раз его удерживал стыд. Так доехал он до столицы, занял номер в гостинице и залег спать, потому что был уже вечер. На другой день он решил первым делом повидаться с Мэк-Шэнами, взял извозчика и поехал в Гольбурн. Ресторан оказался в других руках, и нашему герою даже и объяснить никто не мог или не пожелал, куда переехали майор и его жена. Очень огорченный вернулся он к себе в гостиницу.

   На следующий день Джо поехал на почтовых в Мэн-стон, куда и прибыл еще засветло. Остановился он в главной гостинице местечка, называвшейся "Герб Останов" в честь соседнего барского замка и его владельцев. Гостиница находилась на той же улице, где был и тот скромный постоялый двор, в котором останавливался Джо, когда приходил сюда с Мэри. Этот постоялый двор даже был виден из окон гостиницы.

   Хотя он и не забыл, как грубо обошлась с ним прислуга Остинского замка, когда он явился туда в первый раз, но все-таки решил отправиться туда для свидания с Мэри. За это время он привык, чтобы с ним прислуга обходилась почтительно, и не боялся встретить грубый прием. Прекрасно одетый, с наружностью и манерами джентльмена, он был очень вежливо встречен напудренными лакеями, которые провели его в приемную и сказали, что сейчас вызовут Мэри. Через пять минут она прибежала и со слезами радости на глазах бросилась его обнимать.

   - О, милый, милый мальчик! Как я рада вас видеть! И какой вы стали большой, совсем мужчина. Совсем не похожи на маленького мальчика, жившего у мистрис Чоппер.

   - Мы с вами обязаны этой милой старушке нашим благополучием, - сказал Джо. - Знаете, Мэри, ваши деньги разрослись в целый капитал, настолько значительный, что я бы даже предложил вам взять его от нас и положить на всякий случай в банк. Так будет, пожалуй, лучше. Я и отчет вам привез.

   - Давайте мне лучше отчет о себе самом, дорогой брат, - отвечала Мэри. - Мне денег не нужно. Я здесь хорошо живу.

   - Вижу, что хорошо: вы такая молодая, свежая и красивая. Как ваша барыня поживает?

   - Да она бы ничего жила, слава Богу, если бы не странная болезнь мистера Остина, который сделался совершенным затворником и дальше ворот пари никуда не ходит. Он стал еще капризнее и надменнее, чем был раньше, и за последнее время здесь то и дело меняется прислуга: никто жить не хочет.

   - Я бы не желал с ним встречаться, Мэри, после того, что здесь было со мной в прошлый раз, - сказал Джо. - Если он что-нибудь скажет мне оскорбительное, я ведь не стерплю, не погляжу, что он хозяин дома.

   - Не говорите так громко. Его кабинет совсем рядом, вот и дверь туда. Вам он ничего не скажет, а мне достанется.

   - Не лучше ли вам прийти ко мне в "Герб Останов", где я остановился?

   - Я непременно приду сегодня вечером, - отвечала Мэри.

   Дверь в кабинет отворилась, и чей-то голос сказал:

   - Мэри, нельзя ли вам разводить ваши нежности где-нибудь подальше от моего кабинета?

   Голос был грубый, глухой. Джо не узнал его. Оборачиваться к мистеру Остину лицом наш герой не заблагорассудил. Дверь захлопнулась с громким стуком.

   - Субъект не из приятных, надобно сказать правду, - заметил Джо. - Почему вы ему не объяснили, что я ваш брат?

   - Потому что лучше было ничего не говорить, - отвечала Мэри. - Он больше сюда не придет.

   - Ну, я пока с вами прощусь, - сказал Джо. - И буду ждать вас вечером. Вы непременно придете?

   - Непременно... Слышите? Это голос мистрис Остин. Она у мужа в кабинете. Мне бы хотелось, чтобы вы ее увидали, она славная, и вам, наверное, очень понравится.

   Дверь отворилась и сейчас же затворилась опять. Джо только слышал, но ничего не видал, потому что сидел по-прежнему задом и не обернулся.

   - Кто это был? - спросил Джо.

   - Мистрис Остин. Она увидала, что я занята, и ничего мне не сказала, ушла. Вы теперь лучше уходите, я вечером непременно приду. Увидимся.

   Джо ушел из замка. Сам того не зная, он находился в присутствии отца с матерью и не видел их только потому, что смотрел не в ту сторону. Будь его голова повернута иначе, он бы их увидал и, конечно, узнал бы. Судьба!

   - Вам я нужна зачем-нибудь, мэм? - спросила Мэри, явившись к мистрис Остин.

   - Нет, так, ничего особенного... Мистер Остин посылал меня сказать вам, что у вас в гостях постороннее лицо, и что он этого не желает.

   - Это мой брат, мэм, - сказала Мэри.

   - Ваш брат! Мне очень это приятно, но ведь вы знаете, какой мистер Остин нервный. С нервнобольного что же можно спрашивать? Я бы желала посмотреть на вашего брата. Вы, помнится, говорили, что он живет в Портсмуте?

   - Да, мэм. Он там теперь компаньоном в одном из первейших торговых домов.

   - Вероятно, он уже собирается обзавестись собственным домом и, конечно, возьмет вас тогда к себе. Мне придется вас лишиться. Я заранее жалею об этом, но за вас радуюсь.

   - Ни он не собирается обзаводиться домом, мэм, ни я не собираюсь от вас уходить. Мне у вас очень хорошо. Я обещала прийти к нему сегодня вечером в "Герб Останов". Могу я это сделать?

   - Разумеется, - сказала мистрис Остин. В Мэнстоне Джо пробыл два дня и поехал оттуда в добрый, старый город Дедстон. Про свой роман с Эммой он Мэри не рассказал, а только сообщил ей про смерть Фернеса.

   В Дедстоне Джо остановился в Коммерческой гостинице и отправился навещать свою квартиру. Плату за нее он не забывал посылать аккуратно, но ключ был все время у него, так что она за четыре года ни разу не отпиралась и не проветривалась. Старушку-хозяйку Джо нашел в живых. В первую минуту она его не узнала, но посредством привезенного ключа ему удалось убедить ее в своей самоличности. В квартире все оказалось страшно запущенным, запыленным. Джо отобрал наиболее интересные для себя вещи: книги и проч., а остальное сказал, что дарит хозяйке в полную собственность, чем несказанно обрадовал старушку. Уплативши ей, что причиталось за квартиру, он уложил отобранные вещи в ящик и попросил прислать ему это в гостиницу, а сам отправился навещать мисс Амелию и мисс Офелию. Мистрис Джеме умерла три года назад, оставивши дочерям по тысяче фунтов. Обе уже были замужем. Мисс Амелия жила в Дедстоне, муж ее был подрядчиком строительных работ. Мисс Офелия вышла замуж за молодого фермера и жила за городом на ферме, так что нашему герою привелось повидаться только с одной мистрис Поте, которая приняла его очень радушно и очень желала познакомить его со своим мужем, во Джо не мог его дождаться. Поручив мистрис Потс передать от него глубокий поклон и сердечный привет ее сестре, наш герой встал, откланялся и на следующий день уехал опять в Лондон.

  

   Вернувшись в Лондон, Джо зашел к тамошнему агенту своей портсмутской фирмы справиться, нет ли писем, и нашел очень интересное послание от мистера Смолля. Глава фирмы писал:

   "Здесь у нас решительно все беспокоятся о вашем здоровье, и не только в конторе, но и в гостиной. Вашу болезнь приписали переутомлению, и это правдоподобно, потому что перед тем, как вам заболеть, вы работали без малейшего отдыха. Но мы имеем полное основание думать, что были и другие причины для случившейся с вами внезапной перемены, когда вы из деятельного, бодрого, жизнерадостного юноши превратились вдруг в совершенно разбитого духом и телом человека. Вы, конечно, будете очень огорчены, когда узнаете от меня, что и Эмма с самого вашего отъезда все прихварывает, и наш доктор, мистер Тэлор, никак не может добраться до причины ее болезни. Впрочем, она была с матерью настолько откровенна, что мы отчасти знаем теперь, в чем дело. Она созналась, что поступила с вами нехорошо, была к вам несправедлива. Я думаю, что в этом и заключается вся ее болезнь. У меня слишком много дела в конторе, так что я не всегда бываю в курсе того, что происходит в гостиной, но могу вас уверить, о как там, так и тут, мы все тревожимся о вашем здоровье и заботимся о вашем благополучии. Мы все время мысленно с вами. Эмма себя очень бранит, это верно, верно также и то, что она очень милая девушка. Ваше возвращение доставит нам всем огромное удовольствие. Нечего о том и говорить, что я очень люблю свою племянницу и дорожу ее счастьем. Вас я тоже люблю, мой дорогой друг, и тоже хочу, чтобы вы были счастливы. Необходимо, чтобы происшедшая между вами обоими неприятность как можно скорее улетучилась. Я даже не называю это ссорой - какая же это ссора? Моя сестра утверждает, что Эмма к вам привязана очень серьезно (доверяю вам этот секрет). Что касается меня, то я ни за кого другого не отдал бы своей племяннице так охотно, как это сделал бы по отношению к вам. Того же настроения, как я знаю, придерживается и мистрис Филипс. Одним словом, вы будете встречены всеми с распростертыми объятиями, не исключая и Эммы. Как у всякого человека, у нее есть свои недостатки, но она не стесняется сознаваться в них и в проистекающих от них ошибках. Прилагаю от нее записочку, которую она просит переслать вам вместе с этим письмом. Она дала мне ее прочитать. Я думаю, что после всего изложенного вы ускорите свое возвращение, и что мы увидимся в самом непродолжительном времени. Во всяком случае, ответьте мне на это письмо и дайте мне знать, если окажется, что я ошибаюсь, тогда я и другим открою глаза".

   Письмо от Эммы было очень коротенькое:

   "Мой милый друг! Я одумалась и нахожу, что была к вам очень несправедлива. Я тогда же хотела вам это сказать, но не представилось удобного случая, а потом вы поторопились уехать. Я терзаюсь своей виной и с первою же верной оказией спешу попросить у вас прощения. Надеюсь, что наши отношения не изменятся, останутся такими же дружескими, как и раньше. Всему виной моя несчастная горячность.

   Преданная вам Эмма".

   Радости нашего героя не было границ. Итак, он может получить руку Эммы! Люди заболевают не только от горестного волнения, но и от радостного. Джо не в силах был послать ответ с обратной почтой, он почувствовал себя совершенно больным и лег в постель. Но все-таки он был счастлив, до крайности счастлив, и вскоре заснул среди самых радужных, светлых грез.

   На другой день он отправил в Портсмут ответ. Мистеру Смоллю он откровенно сознался в своих чувствах к его племяннице и формально попросил ее руки. Эмме он написал, что благодарит ее за доброе о нем мнение, одна мысль о потере которого привела его в такое страшное отчаяние, что он в тот раз совершенно растерялся и счел за лучшее уехать. Впрочем, он уже раскаивается в своей поспешности и просит за нее прощения. Здоровье его теперь гораздо лучше, и он думает скоро вернуться, не дожидаясь конца отпуска, великодушно предоставленного ему его патронами.

   Отправивши письма на почту, наш герой решил основательно побродить по столичному граду Лондону.

  

   Наш герой усердно принялся посещать и осматривать музеи, галереи, выставки. Побывал в театрах, познакомился и с другими увеселениями, между прочим, с знаменитым Вокзалом. Раньше он о Вокзале только слыхал, но ни разу в нем не был. Однажды ему кинулись в глаза развешенные всюду громадные афиши, извещавшие, что в Вокзале в такой-то вечер назначено большое гулянье с маскарадом, фейерверком, фонтанами и другими прелестями. Он решил непременно пойти.

   Заплативши за вход, сколько полагалось, он вошел в сад. Замаскированных и костюмированных было немного сравнительно с прочей публикой, на эстраде играл огромный оркестр. Стоя в публике, столпившейся около эстрады с оркестром, Джо вдруг услыхал разговор, обративший на себя его внимание. Разговаривали два еврея, молодой и старый, сын и отец. Из этого разговора Джо узнал, что какая-то толстая еврейка, Мириам, дочь старшего собеседника и сестра младшего, убежала из дома с христианином, хочет креститься и выйти за него замуж. Ни отец ни брат - совсем еще зеленый юноша, почти мальчик - не желали этого допустить. Они получили сведение, что Мириам со своим "гоем" - неверным - будут на гулянье оба в масках и домино. На кавалере будет черное домино с белыми полосами на рукавах. Если при кавалере с таким признаком окажется замаскированная дама, то эта дама будет Мириам.

   - Только бы найти кавалера, найти этого "гоя", - сверкая глазами, проговорил юноша. - Я с ним расправлюсь вот чем.

   И молодой человек вынул до половины из-за пазухи спрятанный там кинжал - длинный и острый.

   - Пройдем туда, где маски, - сказал еврей-отец. - Ступай за мной, Иосель.

   - Мне совсем не нравится, что у этого мальчика за пазухой кинжал, - подумал Джо. - И речь его мне не понравилась! Чего доброго, еще случится убийство. Надобно будет предупредить этого неизвестного кавалера в черном домино и его даму.

   Он вошел в крытую аллею и увидал впереди себя две фигуры в домино, одну повыше, другую пониже и потоньше. Более тонкая фигура шла, сильно опираясь на локоть более высокой, которая вела ее под руку. Джо догадался, что это и есть та пара, о которой говорили два еврея - молодой и старый.

   Парочка шла тихо, и нашему герою ничего не стоило ее догнать. Услыхав за собой близко шаги, высокая фигура в черном домино довольно нетерпеливо обернулась, как бы спрашивая, кто это и зачем их догоняет. Джо сказал, понизив голос:

   - Сэр, за вами следят, и мне кажется, что вы подвергаетесь опасности. Я случайно подслушал разговор по поводу точно такого домино, какое на вас. Если я ошибся, тем лучше.

   Джо повернулся и пошел назад.

   - Останови его, Генри, - сказал тихий женский голос. - Он ведь нам желает добра.

   Мужское домино пошло за Джо, догнало его и попросило объяснений.

   Джо рассказал все и в заключение прибавил:

   - Я бы не стал вмешиваться не в свое дело, если бы у младшего еврея не было кинжала...

   - Кинжала! - с испугом вскричало подошедшее женское домино.

   - Да, кинжала, и он, видимо, решился пустить его в ход. Одно слово, сударыня: вас зовут Мириам? Если вы Мириам, то, следовательно, услышанное мною относится дам. Если же вас не так зовут, то не о чем больше и говорить. Во всяком случае из моего сообщения не может выйти для вас ничего худого.

   - Сэр, это относится к нам, - сказало мужское домино, - и я вам очень благодарен.

   Джо рассказал вкратце все, что ему довелось услышать.

   - Мы погибли! - вскричала молодая женщина. - Мой брат, когда рассердится, становится хуже тигренка!

   - Я за себя не боюсь, я за себя постою, - сказало черное домино. - Но пока я буду бороться с вашим братом, ваш отец схватит вас и утащит, и мы вынуждены будем расстаться навсегда.

   - Вообще, сэр, я бы вам советовал не оставаться в темных аллеях, - заметил Джо. - Вы сами теперь видите, что это опасно.

   - А если я выйду в светлую часть сада, они меня сейчас же узнают, раз вы говорите, что им известен мой маскарадный костюм.

   - Тогда снимите его, - сказал Джо.

   - А в лицо они меня еще скорее узнают, - возразил господин в домино. - Сэр, вы уже были так добры к нам... Быть может, вы не откажетесь довести свою доброту до конца и помочь нам еще?

   Джо обещал сделать все, что только он сможет.

   - В таком случае, Мириам, я вот, что вам предложу: доверьтесь этому джентльмену. Сейчас видно, что он хороший, честный человек, так что довериться ему можно без всякого риска. Он может провести вас с полной безопасностью через весь сад и укрыть в надежном и верном месте, а я пробуду здесь еще с полчаса. Если ваш отец и ваш брат встретят меня и если даже узнают, то у них не будет никакого повода задевать меня, потому что вас со мной не будет. А потом я возвращусь домой.

   - Хорошо. А я куда же денусь?

   - Вы дадите этому джентльмену мой адрес, и он завтра же утром съездит за мной и привезет меня туда, где вы будете. Я знаю, сэр, что сильно затрудняю вас но в то же время выказываю к вам полнейшее доверие. Надеюсь, что в ваши личные дела все это не внесет чересчур большого беспорядка.

   - О, нисколько, сэр. Я в настоящее время совершенно свободный, незанятой человек, - сказал Джо. - Если молодая леди согласится довериться мне, совершенно постороннему человеку, я обещаю вполне оправдать ее доверие. На мне маски нет, сударыня. Угодно вам мне довериться?

   - Мне кажется, сэр, что я могу. Да я и должна довериться, иначе может пролиться кровь. О, Генри, они уже идут. Я узнала их. Вон там в аллее направо!

   Джо обернулся и увидал тех самых двух евреев, разговор которых он подслушал.

   - Это они, сэр, - сказал он господину в домино. - Оставьте нас и пройдите дальше в глубину темных аллей, а я возьму вашу даму под руку и смело пройду мимо этих людей. Уходите, сэр, скорее.

   Джо взял молодую еврейку под руку и пошел с ней прямо навстречу ее отцу и брату. Она дрожала, как осиновый лист, когда ей пришлось проходить близко от них, - ноги ее подгибались, она едва переступала ими. Поравнявшись с Джо, оба еврея пытливо устремили на него свои пронзительные черные глаза, но Джо прошел мимо них совершенно спокойно, как будто ни в чем не бывало. Пройдя несколько шагов, он шепнул своей даме: "Вы спасены" и тем несколько успокоил ее. Джо провел ее через весь сад к выходу, позвал извозчика и спросил:

   - Куда прикажете вас отвезти?

   - Куда хотите, только подальше от них.

   Джо велел извозчику ехать в ту гостиницу, где остановился сам, потому что никакой другой не знал. Он предложил своей даме остаться в экипаже, а сам пошел к хозяйке гостиницы и попросил ее взять на одну ночь под свое покровительство привезенную им даму, которую он выручил из очень опасного положения и завтра утром даст знать об этом ее друзьям. Они за ней и приедут. Хозяйка согласилась. Джо сходил за своей дамой в домино, привел ее к хозяйке и удалился к себе в номер.

   Наутро, в девять часов, он пошел проведать незнакомку. Она приняла его, и тут он в первый раз увидел ее без маски. Она была замечательно красива собой, обладала стройной высокой фигурой и была одета богато, но несколько в восточном вкусе.

   - Я вам очень благодарна, сэр, за все, а в особенности за то, что вы отдали меня под покровительство хозяйки гостиницы. Это с вашей стороны было так благородно так деликатно, так внимательно. Вы настоящий джентльмен, сэр, это я вижу. Теперь я попрошу вас съездить в Берклей-сквер к мистеру С. и сообщить ему, где я нахожусь. Больше я ничем не побеспокою вас.

   Она написала адрес и вручила Джо. Он сейчас же поехал и застал мистера С. расхаживающим в тревоге по комнате. Поданный ему завтра оставался нетронутым. Он страшно обрадовался Джо и горячо поблагодарил его, когда узнал от него, что все благополучно.

   Мистер С. рассказал нашему герою всю историю своих отношений к Мириам. Она была дочерью одного очень богатого и родовитого еврейского раввина, крайнего фанатика. Когда мистер С. и Мириам полюбили друг друга, и когда та объявила, что намерена креститься и выйти за него замуж, бешенству ее отца, а также и ее брата Иоселя, не было пределов. Когда она все-таки убежала к мистеру С., фанатики не только не прекратили преследования, а напротив дали клятву во что бы то ни стало помешать свадьбе. Иосель при этом решил, что в крайнем случае он убьет и гоя, и отступницу, но что браку между ними не бывать. Молодой Иосель был, пожалуй, еще фанатичнее отца.

   - Что же вы теперь думаете делать? - спросил Джо, когда мистер С. окончил свой рассказ, переданный здесь нами вкратце.

   - Поехать с вами в вашу гостиницу - это прежде всего, - отвечал мистер С. - Потом захвачу с собой Мириам и отправлюсь с ней в Шотландию, где мы я обвенчаемся. Из Шотландии мы проедем заграницу и побудем там несколько времени, а злоба ее родных за этот срок успеет остынуть.

   - Ваш план недурен, сэр, - сказал Джо. - Едемте. Они вышли на улицу, наняли извозчика и приехали в гостиницу. Не успели они пробыть с Мириам и пятя минут, как в номер вбежал испуганный коридорный я сообщил, что в гостиницу силой ворвались два каких-то господина и идут сюда. То были Иосель и его отец, которые видели мистера С., когда он проезжал с Джо на извозчике, и погнались за ними, также взяв извозчика. разъяренные евреи ворвались в номер. Испуганный коридорный спрятался за спину мистера С. и Джо, а Мириам бросилась в объятия своего жениха, ища защиты. Вслед за непрошеными посетителями прибежали хозяин гостиницы и другие служители, уговаривая их не безобразничать, но Иосель вырвался от них и бросился с кинжалом вперед. Джо кинулся к нему и успел вырвать у него опасное оружие, тогда Иосель схватил с камина громадные, тяжелые бронзовые часы и со всею силою бросил ими в сестру и ее жениха, воскликнув при этом:

   - Так вот же вам обоим - и гою, и отступнице! Получайте!

   В кого он метил, в тех не попал, а угодил в спрятавшегося за их спиной коридорного и проломил ему голову. Коридорный без чувств повалился на пол. Тут уж все присутствующие без всякой церемонии набросились на Иоселя и его отца. Позвали полицию, обоих евреев арестовали и отвели в полицейский участок. Джо был приглашен в качестве свидетеля, а мистера С. и Мириам отпустили. К коридорному был немедленно приглашен врач, но ничего нельзя было сделать: несчастный через несколько минут скончался.

   Дознание и составление протокола заняло два часа времени, после чего Джо отпустили.

   Дело получило гласность, попало в газеты. Джо предстояло фигурировать на суде в качестве свидетеля. Он решил, что вернется в Портсмут уже только после разбора дела, и написал об этом своим друзьям. На это время

   Джо переехал жить в Ричмонд, где было не так душно, как в Лондоне.

   Суд с присяжными состоялся через несколько дней. Джо показал в точности, как все произошло, и подтвердил, что еврей убил коридорного нечаянно, что он не в него направлял удар, а в мистера С.

   - Свидетель, вас зовут Джозеф О'Донагю? - задал ему вопрос защитник подсудимого.

   - Меня зовут Джозеф Рошбрук, - отвечал Джо, не желая говорить под присягой неправду.

   - Почему же вы значитесь в протоколах - О'Донагю? вас, стало быть, две фамилии, как это теперь многими принято? - допытывался адвокат. - Одна расхожая, другая про запас?

   - Настоящая моя фамилия Рошбрук, но с некоторых пор меня стали звать О'Донагю.

   С час допрашивали нашего героя, потом отпустили, предложив ему остаться пока в комнате для свидетелей, на случай, если бы стороны пожелали задать ему еще какой-нибудь вопрос.

  

   Выходя из залы суда и направляясь в свидетельскую комнату, наш герой был мрачен и грустен. На него вдруг напало предчувствие чего-то дурного, какой-то беды, которая должна была с ним случиться вследствие того, что он на гласном суде открыл свою настоящую фамилию, не желая говорить неправду под присягой.

   Не успел он пробыть в свидетельской комнате и пяти минут, как к нему подошел полицейский чиновник и сказал:

   - Будьте любезны, сэр, пройдите со мной вот сюда. Мне нужно сказать вам два слова.

   Джо вышел с ним за дверь. Глядя прямо ему в лицо, полицейский сказал:

   - Вас зовут Джозеф Рошбрук? Вы ведь так сказали на суде?

   - Да, это мое настоящее имя.

   - Зачем же вы переменили свою фамилию?

   - У меня на это были причины.

   - Я знаю эти причины, - сказал полицейский. - Вы были замешаны в убийстве несколько лет тому назад. За вашу поимку была назначена премия, но вы все время укрывались от правосудия. Я знаю, что это вы. Не запирайтесь. Я вас арестую. Не вздумайте сопротивляться - вам же хуже будет.

   У Джо сердце остановилось биться, когда к нему подошел констебль. Он понял, что запираться бесполезно, что настало время пострадать или ему, или его отцу. Он не возразил ничего и спокойно последовал за констеблем, который держал его за руку около локтя. Полицейский позвал извозчика, предложил Джо сесть, сел сам и велел извозчику ехать в полицейское управление.

   Когда констебль сделал доклад мировому судье, тот сначала предупредил нашего героя, что он не должен говорить ничего во вред себе, а потом спросил, действительно ли он Джозеф Рошбрук.

   Джо ответил утвердительно.

   - Что вы можете возразить против приказа о вашем аресте?

   - Ничего, кроме того, что я невиновен в убийстве.

   - Семь лет тому назад у меня уже был приказ об его аресте, - объяснил констебль, - но он от меня улизнул. Тогда он был еще мальчик.

   - Даже ребенок совсем, - заметил мировой судья, - подписывая приказ. - Я теперь припоминаю это дело.

   Констебль взял приказ, и через полчаса наш герой был заперт в тюрьму со всевозможными преступниками. Когда тюремщик ушел, оставивши его одного, Джо закрыл лицо руками и долго сидел так, весь содрогаясь внутренне. Впрочем, у него было одно утешение: сознание своей полной невинности.

   Когда к нему в камеру зашел опять сторож, Джо попросил себе бумаги и чернил и написал Мэри письмо, извещая ее обо всем и приглашая приехать в Эксетер, где его должны судить. Тюремщику он дал целую гинею, прося его отправить повернее письмо.

   - Все будет сделано, не бойтесь, молодой господин, - отвечал тюремщик. - Знаете, ваш случай очень удивительный. Первый приказ о вашем аресте был отдан восемь лет тому назад. А на вид вам и сейчас не больше семнадцати или восемнадцати.