Марриет Фредерик - Браконьер

ign="justify">   - Питер, ты очень дельный и хороший мальчик, - продолжала старушка, - и мне бы хотелось, чтобы ты пожил у меня подольше. Ты долго был матросом?

   - Я матросом и не был, а только собирался поступить но без особенной охоты. У вас мне было бы лучше.

   - Ну, значит, это дело решенное. Скажи, Питер, у тебя что есть из платья?

   - Вот только то, что на мне, и немного белья. Но мне, когда я уходил из дома, дали денег, и я хочу купить себе на них праздничный костюм, чтобы можно было в церковь пойти.

   - Это хорошо. Так и сделай. Сколько же у тебя всех денег?

   - Как раз на костюм, - сказал Джо, показывая два золотых соверена и семнадцать шиллингов серебром.

   - Твои родители, должно быть, отдали тебе все, что у них было! - сказала мистрис Чоппер. - Хорошо. Я думаю, что тебе деньги не следует иметь в руках. Купи себе праздничный костюм, а я потом буду доставлять тебе все, что нужно. Ты согласен?

   - О, вполне. Сегодня у нас вторник. Как вы думаете, поспеет костюм к воскресенью, если его теперь заказать?

   - Думаю, что поспеет. Может поспеть. Как только Вильям вернется от прачки - а он скоро уже должен вернуться - я пойду с тобой, и мы вместе закажем. Да вот он уже идет... Нет, это не его шаги. Чьи-то легкие... Боже мой, Нэнси! Вы зачем? - спросила ее не особенно любезным тоном старушка.

   - Угадайте, - отвечала многозначительным тоном молодая женщина, садясь на одну из корзин.

   - Я не мастерица угадывать, но если вы пришли опять брать в долг, то знайте, что я не поверю вам больше ни на один шиллинг.

   - Поверите, мистрис Чоппер. Вы такая добрая, вы никогда не откажете. Послушайте, почему бы вам не взять меня к себе помощницей на вашу лодку? Я бы вам здорово покупателей привлекала - отбоя бы от них не было.

   - Нет, вы не годитесь, Нэнси. Совсем не годитесь. Скажите, однако, зачем вы пришли? Вспомните, вы уже брали сегодня у меня в долг.

   - Помню. Вы очень добрая старушенция, я это всегда знала. Сегодня мы с вами будем золото считать.

   - Помилуй Бог, Нэнси! Какое у меня золото? Откуда? У меня весь товар по безнадежным долгам распущен.

   - Посмотрите, мистрис Чоппер, какая на мне старая скверная шляпка: вся истрепанная.

   - Вы должны обратиться по этому поводу к кому-нибудь другому, - холодно и решительно объявила маркитантка.

   - Я так и сделала уже, мистрис Чоппер. Вы только дослушайте, что я вам расскажу. Когда Билль вернулся на бриг, он попросил у капитана денег в счет жалованья. Капитан сперва отказал наотрез, а потом согласился и дал. Я подольстилась к Биллю и выманила у него целый соверен на новую шляпку. Шляпку я решила не покупать, а вместо того уплатить вам свой долг. Берите скорее, а то я могу передумать.

   - Действительно, Нэнси, мы с вами сегодня золотом сосчитались, как вы говорили, и я очень довольна. Теперь я вам опять буду отпускать в кредит.

   - Ну, еще бы! Теперь вы обязаны. По правде сказать, не всякая хорошенькая женщина, как я, способна на геройскую решимость отказаться от новенькой шляпки.

   - С удовольствием отдал бы я ей этот соверен, - сказал Джо своей хозяйке. - Я теперь жалею, что говорил давеча про новый костюм для себя.

   - Милый мой, ты своими деньгами можешь распорядиться, как тебе угодно.

   - Тогда... Нэнси, возьмите, пожалуйста, этот соверен и купите себе шляпку, - сказал Джо, доставая из кармана золотую монету и вкладывая ее в руку молодой женщины.

   Нэнси посмотрела на соверен, потом на Джо.

   - Что за милый мальчик! - вскричала она, целуя его в лоб. - Что за доброе сердце! Дай Бог, чтобы ему жилось на свете лучше, чем мне. Возьми свой соверен, деточка! Для такой, как я, всякая шляпка хороша.

   С этими словами Нэнси быстро повернулась и сбежала вниз.

  

   - Вот несчастная девушка! - сказала со вздохом мистрис Чоппер, когда Нэнси ушла. - Ты очень добрый мальчик, Питер. Приятно видеть, когда мальчики не слишком дорожат деньгами. Если бы она взяла твой соверен - а я жалею, что она не взяла, бедняжка - то я бы все равно сшила тебе костюм.

   - Билль - это кто же такой? - спросил Джо. - Это ее муж?

   - О, я никогда не интересуюсь, кто там у них кому муж и кто кому жена, - торопливо ответила мистрис Чоппер. - Пойдем же скорее заказывать платье, нужно, чтобы оно поспело к воскресенью, и чтобы ты мог пойти в церковь.

   - А вы сами разве не пойдете?

   - Что ты, мальчик! А кто же тогда доставит матросам завтрак и пиво? Нет, маркитантки и булочники в церковь ходить не могут. Если мы будем ходить в церковь, сколько людей будут сидеть не евши... По воскресеньям я всегда беру с собой в лодку библию, хотя читать и не могу, а вечером отправляюсь на какое-нибудь молитвенное собрание и слушаю проповедь. Но тебе в церковь можно ходить.

   Мистрис Чоппер заказала для Джо синий костюм матросского покроя, и они вернулись домой. После чая старушка взяла себе на колени одну из своих счетных книг, раскрыла ее и позвала Джо помогать ей разбираться в цифрах.

   - Вот на этой странице я знаю, чей счет. Это был матрос Том Аслоп. Хороший человек, но неудачно женился. Жена попалась ему - черт чертом, а он, на беду, ее любил. Она сбежала от него на другой корабль, а он с горя взял и утопился.

   - Сам? Нарочно? - спросил Джо.

   - Так, по крайней мере, я думаю. Он был должен мне 1 ф. 3 ш. 4 п., я это хорошо помню. Так ли тут записано, Питер?

   - Так, мэм: в итоге получается эта самая сумма.

   - Будь он жив, он заплатил бы мне, это был честный матрос, да они, по большей части, все честные. Я всегда замечала, что если они и не платят, то только по легкомыслию, а не почему-либо другому. Посмотри, Питер, тут есть еще один счет - едва ли не первый после того, как я сделалась маркитанткой. Это был белокурый молодец родом из Шильдса. Задолжал мне 20 фунтов и скрылся, перевелся на другой корабль. Я девять лет о нем ничего не слыхала. Вдруг он является. "Узнаете? Я Джим Спарлонг, ваш должник, который тогда бежал. Я теперь боцманматом на военном корабле. Вот вам ваши деньги. А за долгое ожиданье получите от меня еще вот это в подарок и сделайте себе новое шелковое платье, носите его и меня вспоминайте уж добром, а не лихом". И дал мне еще 5 фунтов. Бедный! Он уже умер, царство ему небесное. Ну, а есть и такие, что убегут и спрячутся - и поминай как звали. Эти все бывают обыкновенно такие высокие, худощавые, носят кортики прицепленными прямо ножнами, а не на ремне, вокруг талии, и только ругаться умеют самыми ужасными словами. Вот тут записан следующий - это именно такой субъект. Сколько он должен, Питер?

   - 4 ф. 2 ш. 4 п., - отвечал наш герой.

   - Так, так. Это один немецкий шкипер. Я думаю, что он раньше был разбойником, не иначе. Ты знаешь, что он потом сделал? Убил одного своего пассажира, богатого старика, и выбросил труп за окно каюты. Но один матрос подсмотрел и, когда корабль прибыл в Амстердам, донес на убийцу. Преступнику отрубили голову, а мой счет так и остался неоплаченным. С него взыщут за это на том свете, я убеждена. О, Боже мой! Я даже и забывать уж стала, - сказала старушка, перевертывая страницу. - А прежде, бывало, как увижу Нэнси, так и вспомню. Погляди, Питер, тут должна быть сумма 8 ф. 4 ш. 6 п. Столько стоила свадьба Нэнси с Томом Фриловом - то есть обед и ужин?

   - Вот этой самой Нэнси, которая сейчас здесь была?

   - Да. Она была хорошая, скромная девушка, умела читать и писать, брала книги из библиотеки для чтения, старалась развивать себя умственно. Отец ее был здесь булочником. Как сейчас помню ее свадьбу. Такие они были красивые, она и ее жених Том Фрилов. Прелестная была парочка. Но он оказался плохим человеком, и все кончилось очень бедственно.

   - Расскажите, как это было, - попросил Джо.

   - Изволь, расскажу все, что позволительно знать такому молодому мальчику, как ты. Со всеми злобами мира тебе еще рано знакомиться. Муж Нэнси с первых же дней стал обращаться с нею дурно, месяца не прошло после свадьбы, как он уже ее бросил, стал знаться с другими женщинами, напивался каждый Божий день, она ревновала, выговаривала ему, а он ее бил смертными побоями. Соседки научили ее пить, чтобы заглушить горе, и она начала пьянствовать, падала все ниже и ниже... Муж ее вскоре убился, сорвавшись с мачты - вероятно, был пьян - а она уже так привыкла пить, что не могла отстать, и пошла по дурной дороге. Теперь она не пьет - поняла, что окончательно может погибнуть, если будет продолжать. Живет она, не нуждаясь ни в чем, но все-таки жаль ее. Она еще так молода и такая хорошенькая. Всего четыре года назад она выходила со своим мужем из церкви, только что обвенчанная, - и что это за прелестная была пара!

   - Где же ее родители?

   - Умерли оба. Нехорошо, когда и мужчина пьет, а уж когда пьет женщина, так пиши для нее пропало. Убери книгу, Питер. Поздно уже. Пора спать.

   Джо с каждым днем все больше и больше нравился своей доверительнице и уже имел возможность, за собственною ответственностью оказывать кредит своему другу Джиму Патерсону. Корабль, на котором служил Джим, уходил на днях в Лондон для нагрузки, и Джо дал юнге письмо к Мэк-Шэнам с просьбой сдать его в Лондоне на почту.

   Письмо было коротенькое.

   "Дорогой сэр! Я здоров, нашел себе место и живу понемножку. Пожалуйста, не печальтесь обо мне. А я не забываю и никогда не забуду ваших благодеяний.

   Джо Мэк-Шэн".

   В следующее воскресенье Джо вырядился в новый костюм и был, как говорится, в нем очень авантажен. У него не только наружность была красивая, но и манеры очень хорошие, джентльменские. Он пошел в церковь, а из церкви туда, где жила Эмма Филипс. Девочка ужасно ему обрадовалась, похвалила его новый костюм, взяла за руку и повела к матери. Мистрис Филипс оказалась очень приятной дамой, с приветливым лицом и почтенной осанкой. Свою историю Джо рассказал по прежнему варианту, то есть, что он из-за браконьерства должен был скрыться из дома с согласия родителей. Джо понравился Эмминой матери и получил приглашение бывать. Он стал делать это каждое воскресенье, но все-таки предпочитал встречаться с Эммой на дороге, когда она выходила из школы. Так прошло с полгода. Зима тогда стоял холодная, суровая. Джо на работе зябнул сам и знобил себе руки, и дул на них, чтобы согреться, а мистрис Чоппер ежилась и завертывала свои руки в фартук, но в общем все шло хорошо. Маркитантка была страшно довольна новым Питером, а лодочник Вильям категорически объявил, что новый Питер стоит по меньшей мере двух таких, как был прежний, утонувший.

  

   О побеге Джо из пансиона сейчас же было дано знать майору Мэк-Шэну. Известие привез сам начальник школы, который отказывался понять, каким образом мог произойти такой пассаж в столь благопристойном заведении, как его приготовительный пансион для юношей из благородных семейств. Это событие сделалось эрой в истории заведения. Стали говорить: это было до или после побега молодого Мэк-Шэна. Письмо, разумеется, было доставлено Мэк-Шэну. Его прочли, как столько уехал директор пансиона, и Мэк-Шэн стал советоваться с женой, стараясь уяснить суть дела.

   - Я теперь припоминаю, - сказала мистрис Мэк-Шэн, которая сидела в глубоком мягком кресле и плакала, - я припоминаю, как он спросил меня, что значит умышленное убийство, и я ему объяснила. Помню также, что в публике здесь говорили про напечатанное в газетах убийство, совершенное маленьким мальчиком.

   - Душенька, достань мне эти газеты. Сколько времени назад это было?

   - Постой. Это было незадолго до того, как ты пришел с капитаном О'Донагю. Должно быть, следовательно, в конце октября или в начале ноября позапрошлого года.

   Мэк-Шэн перебрал и пересмотрел громадный ворох газет и отыскал, наконец, репортерский отчет о коронерском следствии по делу об убийстве разносчика Байрса.

   - Сопоставляя все, - сказал он, - я прихожу к убеждению, что убийца не Джо, а его отец, и что он убежал для того, чтобы спасти отца. Насколько замешан тут сам Джо, а не могу решить, но, зная хорошо обоих, как самого Рошбрука, так и его сына, я твердо убежден, что моя догадка верна.

   - Бедный мальчик! Как оправдываются слова Писания, что грехи отца взыскиваются на детях! - сказала мистрис Мэк-Шэн. - Что же теперь делать, Мэк-Шэн?

   - Сейчас пока ничего. Поднимать крик и шум значило бы причинить мальчику тяжкий вред. Ведь если его поймают, ему придется или взять всю вину на себя, или выдать отца. Я сначала наведу лучше справки о самом Рошбруке.

   В тот же вечер директор пансиона опять явился к Мэк-Шэну и сообщил, что днем в пансион приходили двое мужчин. Один был, видимо, совсем из простого класса, а другой, несмотря на свой обтрепанный вид, принадлежал когда-то, должно быть, к интеллигентному обществу.

   - Кажется, я имею честь говорить с мистером Слаппомом? - спросил директора этот господин. - У вас здесь воспитывается мой маленький друг Джо, которого я раньше учил и воспитывал. Я ему имею передать письмо от его родителей. Вчера я его встретил на прогулке...

   Мистер Слаппом догадался, что речь идет о Джо Мэк-Шэне, так как ему воспитатель докладывал о случае на прогулке. Он ответил, что молодой Мэк-Шэн исчез в эту самую ночь, оставивши майору Мэк-Шэну письмо, которое и передано по адресу.

   - Удрал, ясное дело! - сказал он (читатель, конечно, уже догадался, что это был Фернес). - А я еще воспитывал его в таких строгих правилах, так старательно внушал ему понятия о том, что хорошо и что чудно! Не понимаю, что это значит. Майор Мэк-Шэн, если не ошибаюсь, живет в...

   - В Гольборне, N такой-то, - подсказал директор.

   - Мальчик домой не заходил?

   - Нет, он только оставил письмо, которое я передал, не вскрывая, по адресу, так что я не знаю его содержания.

   - Как я удивлен и огорчен! - объявил Фернес и откланялся директору.

   Тот, кто с ним приходил, был полицейский чиновник, имевший при себе приказ об аресте Джо.

   Мэк-Шэн выслушал весь рассказ, не перебивая, и по окончании спросил директора,

   - Этот господин, я уверен, заявится и ко мне. Будьте так добры, опишите мне его наружность, чтобы я мог узнать его сразу.

   Директор дал подробное и точное описание Фернеса я простился.

   В квартиру Мэк-Шэна был отдельный от ресторана ход с именной дощечкой майора Мэк-Шэна на дверях, самый же ресторан был под фамилией Чекуэрс, так что можно было подумать, что ресторан с квартирой не имеет ничего общего. Сам Мэк-Шэн редко бывал в комнатах, отведенных для посетителей, но случилось так, что он зашел туда как раз в тот момент, когда в дверях появился Фернес. Педагог занял себе стол, спросил карточку и заказал порцию говядины с капустой. Мэк-Шэн решил познакомиться с ним, сохраняя сам полное инкогнито, и выведать у него, что можно. С этой целью майор вошел в то самое отделение, где уселся Фернес, занял стол рядом с ним, подозвал одну из девушек-служанок и заказал себе также блюдо говядины с капустой.

   Фернеса так и подмывало заговорить с кем-нибудь и порасспросить, поэтому он сейчас же овладел майором.

   - Хороший ресторан, сэр. Не правда ли?

   - О, да, - отвечал Мэк-Шэн. - Публика его очень любит.

   - Вы часто здесь бываете, сэр?

   - Всегда здесь обедаю. Я лично знаком с дамой, которая содержит ресторан.

   - Я видел ее, когда проходил мимо буфета. Приятная дама. А скажите, пожалуйста, кто этот майор Мэк-Шэн, который живет почти рядом в квартире? Я видел на дверях его карточку.

   - Это один майор, сэр, состоящий на действительной службе.

   - Вы его знаете?

   - Ну, еще бы! Мы с ним земляки.

   - Женат он?.. Будьте любезны, передайте мне перец.

   - Женат на очень милой женщине.

   - И дети есть?

   - Нет, детей нет, но у них есть протеже, вроде приемыша, они относятся к нему, как к родному сыну. Его зовут Джо.

   - Вы давно виделись с майором?

   - Не дальше, как сегодня утром.

   - Вот как! Замечательно хорошее пиво, сэр. Могу вам предложить со мной выпить?

   - Сэр, вы очень добры, но я не пью солодовых напитков. Девица, дайте сюда полпинты водки. Надеюсь, сэр, вы не откажетесь со мной выпить, хотя я и не мог принять вашего предложения?

   Фернес допил свое пиво и приготовился пить водку, которою его угощали. Мэк-Шэн налил стакан себе, потом передал графин Фернесу.

   - За ваше здоровье, сэр! - сказал Мэк-Шэн. - Вы по-видимому, из провинции, сэр. Могу я вас спросить, откуда именно?

   - Из Девоншира. Я прежде был старшим учителем гимназии в ***, но пострадал за свою прямоту, за независимость характера, за стойкость убеждений.

   - О, это бывает, - сказал Мэк-Шэн. - А позвольте узнать, сэр, как ваше имя?

   - Фернес, сэр, к вашим услугам.

   - Вы, следовательно, уехали оттуда в Лондон?

   - Нет, сэр, я переселился в местечко Грасфорд, в том же графстве и завел там начальную школу, но обстоятельства заставили меня уехать и оттуда. Теперь меня приглашают учителем в Новый Южный Валлис - в ссыльную колонию. Дело заманчивое, тут можно много добра сделать.

   - Что ж, это хорошо, сказал Мэк-Шэн. - Желаю вам удачи, и позвольте выпить за ваш успех. Вы непременно должны налить себе еще стакан, а то ведь мне одному ни за что не кончить этого графина.

   - Я очень рад сделать вам компанию, сэр.

   Фернес пьянел и становился все общительнее.

   - Как вы назвали местечко, где вы были школьным учителем?

   - Грасфорд.

   - Позвольте. Я что-то припоминаю. Там было совершено какое-то убийство - в газетах писали. Разносчик, что ли, был убит, или в этом роде.

   - Совершенно верно, и убийство совершил совсем маленький мальчик, который убежал и скрылся.

   - Да, Как же звали этого мальчика?

   - Рошбрук, сэр. Его отец был известный браконьер. Яблочко от яблони недалеко падает. Этот мальчик у меня учился в школе. Но что я мог сделать, если сам отец вел его по дурной дороге?

   - Конечно, - сказал Мэк-Шэн. - Мальчик убежал, вы говорите? Да, так. Я припоминаю. А что сталось с отцом?

   - Отец и мать мальчика уехали неизвестно куда. Я пробовал их разыскивать, но неудачно.

   - Что же в публике говорили? Отца не подозревали?

   - Кажется, нет. Его допрашивали на следствии, меня тоже. Я очень неохотно, по правде сказать, давал свои показания. Извините, сэр, я задам вам вопрос. Вы говорите, что знакомы с майором Мэк-Шэном. Не знаете ли вы - тот мальчик, который у него воспитывается, дома теперь?

   - Вот уж не умею вам сказать, - отвечал Мэк-Шэн. - Впрочем, теперь ведь не каникулы. Вряд ли он дома. Сэр, с вами так интересно разговаривать. Мне бы хотелось еще посидеть. Вы должны раздавить со мной еще графинчик. Я хотя и не богат, но у меня найдется заплатить за нас обоих.

   Фернес уже был достаточно пьян.

   - Очень хорошо, сэр, - сказал он. - Я знаю средство, как добыть легким путем известную сумму денег. За поимку маленького преступника обещано 200 фунтов.

   - Так я и знал! - пробормотал Мэк-Шэн. - Этакий подлец!.. Подождите меня, сэр, - прибавил он громко, - я сию минуту вернусь.

   Мэк-Шэн ушел на пять минут, чтобы рассказать все жене и дать время Фернесу хорошенько нализаться. Когда он вернулся, Фернес успел уже допить свой стакан.

   Разговор возобновился. Мэк-Шэн стал жаловаться на свою бедность и вызвал Фернеса на предложение - помочь ему отыскать Джо и получить за это на свой пай 50 фунтов из обещанной премии. Мальчик из школы Убежал, но при знакомстве с майором можно у него выведать, где теперь находится беглец. Счастье было для Фернеса, что кругом было много публики, а то быть бы тут новому убийству. Однако майор убийства не совершил, а придумал другой способ наказать Фернеса, который был теперь совершенно пьян. Он предложил негодяю пойти в другой ресторан, где будто бы часто бывает майор Мэк-Шэн, и повидать его там. Негодяй согласился. Он едва стоял на ногах. Мэк-Шэн, превозмогая гадливое чувство, взял его под руку, и оба вышли. Майор привел его в пивную, где собирались матросы и вербовщики для флота. Когда они уселись за стол и было подано пиво, Мэк-Шэн заговорил с одним вербовщиком, бравым унтер-офицером, дал ему гинею и сказал, что вербовщик очень хорошо сделает, если завербует Фернеса. "Из него выйдет отличный матрос". Вербовщик подсел к Фернесу, стал с ним пить, хлопал его по плечу, подводил всякие турусы на колесах и, наконец, подсунул ему бумагу для подписи. Фернес уперся было, но Мэк-Шэн шепнул ему на ухо:

   - Подпишитесь, чтобы отвязаться. Ну его!

   И Фернес подписался на вербовочном листе и получил серебряный шиллинг. Майор тем временем скрылся. Когда Фернес на другой день проспался, то оказалось, что его под конвоем везут в Портсмут. Никакие протесты не помогли. Фернес очутился матросом военного флота.

  

   Около двух лет пробыл Джо канцлером казначейства при мистрис Чоппер. Иногда ему приходилось и трудно на этой работе, в особенности зимой, когда пальцы у него застывали до такой степени, что он насилу мог держать перо. Должность Джо было далеко не синекурой, вставал он рано и работал до вечера.

   Нэнси стала относиться к Джо с большим уважение после того, как он предложил ей свой соверен, Джо тоже относился к ней дружески, потому что имел доброе и отзывчивое сердце. Она часто приходила в комнату мистрис Чоппер поболтать со старушкой и поглядеть на Джо, причем всегда приносила с собой иголки и наперсток, чтобы пересмотреть платье и белье мальчика и починить, что нужно.

   - Я вас видела, Питер, как вы гуляли с Эммой Филипс, - сказала она ему один раз. - Откуда вы ее знаете?

   - Я встретился с ней на дороге в тот самый день, когда шел в Грэвсенд.

   - Вы разве имеете обыкновение заговаривать с каждой дамой, которую встретите на дороге?

   - Вовсе нет. Но я тогда был очень печален, и она пожалела меня.

   - Она, правда, очень добрый ребенок или, по крайней мере, была такою, когда я ее знала.

   - А вы когда ее знали?

   - Года четыре тому назад. Я ведь жила у мистрис Филипс, я тогда еще была хорошая.

   - А чем же вы теперь плохая, Нэнси? - спросил Джо.

   - Тем, что нехорошая, - отвечала Нэнси. - Не расспрашивайте меня, Питер, а то я заплачу. Скажите лучше, где теперь ваши родители?

   - А я и сам не знаю. Я ушел из дома.

   - Ушли из дома - и с тех пор не слыхали о них ничего и сами не писали им?

   - Да.

   - Почему же так? Вы такой хороший мальчик, и они, вероятно, тоже хорошие люди. Разве же нет?

   Джо молчал. Как он скажет про отца, что он хороший, когда он совершил убийство?

   - Почему вы не отвечаете, Питер? Неужели вы не любите отца с матерью?

   - Напротив, я их очень люблю. Но писать им я не могу.

   - Для меня самой многое непонятно относительно Питера и его родителей, - заметила мистрис Чоппер. - Браконьерство вовсе уж не такое тяжкое преступление, в особенности для малолетка. Во всяком случае я не вижу причины, почему бы ему нельзя было переписываться с родителями. Я надеюсь, Питер, что вы сказали мне правду?

   - То, что я вам сказал, сущая правда. Но мой отец браконьер, это всем известно. Если меня не накажут, то накажут его и отправят в ссылку, потому что с меня снимут показание под присягой. И мне останется или лгать под присягой, или показывать на родного отца. Могу я на отца показывать, как вы полагаете?

   - Нет, нет, дитя, это невозможно. Я понимаю, - сказала мистрис Чоппер.

   - Теперь мне вас больше и спрашивать не нужно, Питер, - объявила Нэнси. - Я угадала все. Вы с отцом были на браконьерской охоте, наткнулись на сторожей, произошла схватка и даже пролилась, может быть, кровь. Так ли я говорю?

   - Вы очень близки к истине, - сказал Джо, - но я не могу вам больше ничего сказать.

   - И не говорите, милый Питер. Я отворю окно, а то уж у вас здесь очень душно.

   Нэнси растворила окно и высунулась из него, рассматривая прохожих.

   - Боже мой! Вот ведут пойманного дезертира со связанными руками! - воскликнула она. - Кто бы это был? Ах, знаю кто: это Сэм Оксенгэм с "Томаса-и-Мери". Да, это он, бедненький.

   Джо тоже подошел к окну.

   - Это что же за солдаты? - спросил он.

   - Это не солдаты, это военные моряки - унтер-офицер и два простых матроса.

   Когда они проходили мимо окна, Нэнси не удержалась и сказала громко:

   - Господин сержант, вы и два ваших товарища молодцы, нечего сказать. Зачем вы так скрутили этого молодого человека? Неужели вы боитесь, что он один убьет вас троих?

   Сержант и матросы разом взглянули в окно, увидели хорошенькую молодую женщину и засмеялись. Третий моряк, впрочем, смотрел не столько на нее, сколько на Джо, и смотрел пытливо. Джо узнал его, побледнел, как смерть, и быстро отодвинулся от окна.

   - Что с вами, Питер? - спросила Нэнси. - Отчего вы так побледнели? Вы разве знаете этого человека?

   - Знаю, - отвечал Джо, - и он меня знает.

   - Чего же вы испугались?

   - Посмотрите, ушел ли он, - попросил Джо.

   - Да они прошли все, но он часто оборачивается и смотрит на наше окошко. Впрочем, это он, может быть, на меня оборачивается.

   - Питер, чем встревожил тебя этот матрос? - спросила мистрис Чоппер.

   - Он меня узнал, и теперь через меня доберутся до моего отца! - воскликнул Джо, заливаясь слезами.

   - Передайте мне мою шляпу, Питер, - сказала Нэнси. - Я сейчас побегу и все разузнаю.

   Она быстро сбежала вниз.

   Мистрис Чоппер старалась утешить Джо, но успеха не имела. Ему все мерещились шаги Фернеса по лестнице (матрос был не кто иной, как Фернес).

   - Мистрис Чоппер, я боюсь, что должен буду от вас уйти, как ушел от прежних своих друзей.

   - Уйти от меня?.. Что ты, дитя мое, зачем? И как же я без тебя останусь?

   - Мистрис Чоппер, я вновь повторяю вам, что я лично не сделал никакого проступка. Но меня ищут, обещана премия за мою поимку. Этот человек жил в нашей деревне и меня знает. Я знаю, он давно стремится заработать эту премию.

   - Премия обещана? Значит, Нэнси правильно угадала: была пролита кровь?

   Мистрис Чоппер заплакала.

   Джо ничего не ответил, а прошел в свою спальню и стал связывать в узел свое платье и белье.

   Покончив с этим, он сел на край постели и глубоко задумался, потом, незаметно для самого себя, положил голову на подушку и крепко заснул.

   Тем временем Нэнси догнала моряков на улице и увидела, что они входят в трактир. Она вошла за ними, подсела, перекинулась несколькими словами с арестованным дезертиром, с которым была знакома, и завела беседу с Фернесом. Тот, по своему обыкновению, в скором времени напился пьяный и рассказал Нэнси всю подноготную об убийстве в Грасфорде. Под конец он тут же заснул, положив голову на стол, а Нэнси вернулась в квартиру мистрис Чоппер.

   Старушка сидела со свечкой и перелистывала одну из своих счетных книг.

   - Знаете, Нэнси, я всякий раз вздыхаю о вас, когда мне попадается на глаза счет за вашу свадьбу. Мне ужасно вас жаль.

   - Если бы вы знали, мистрис Чоппер, до чего мне надоела моя жизнь, до чего я сама себе надоела! Так бы, кажется, и убежала куда глаза глядят. Как жаль, что мне нет необходимости спасаться бегством, как вот нашему Питеру.

   - Питеру необходимо спасаться бегством? Что вы говорите, Нэнси? Разве он преступник?

   - Я уверена, что нет, но все-таки его ищут. Я узнала от этого матроса все. Было совершено убийство. Где Питер?

   - Крепким сном спит, и так сладко. Я пожалела его будить.

   - Спит, вы говорите? Ну, стало быть он не виноват. Я слышала, что преступники никогда не спят, как следует. Однако что он будет делать? Ведь у него, наверное, денег-то нет.

   - Он столько сберег мне денег, Нэнси, что не будет теперь нуждаться, не беспокойтесь, - сказала мистрис Чоппер. - Но только я никак не могу с ним расстаться. Что я буду без него делать?

   - Расстаться необходимо, мистрис Чоппер, иначе этот матрос выдаст его не сегодня, так завтра, и Питера схватят. Если вы действительно его любите, то вы дадите ему денег на дорогу и отпустите его. Вот бы было хорошо и мне убежать заодно с ним! Как бы я желала!

   - А что же? Очень хорошо. Отправляйтесь с ним, Нэнси, будьте при нем, заботьтесь о нем! Ходите за моим Питером! - сказала мистрис Чоппер, горько рыдая. - Идите, Нэнси, и начните другую жизнь. Мне самой будет легче, если я буду знать, что он не один, что при нем есть надежный человек.

   - Неужели это правда? Неужели вы отпустите меня с ним? - вскричала Нэнси, падая на колени. - О, я буду ходить за ним, как мать за сыном, как сестра за братом! Дайте только нам средства уйти отсюда, и тогда мы оба будем благословлять вас - и праведник и грешница.

   - Все сделаю, Нэнси, только отправляйтесь с ним. Я жалею, что я слишком стара, а то я бы сама с ним отправилась. Вот возьмите: тут 20 фунтов, это все деньги, какие у меня есть сейчас в доме.

   Мистрис Чоппер сунула деньги в руку стоявшей перед ней на коленях Нэнси. Нэнси уткнулась лицом в фартук старушки и горько плакала.

   - Ну, Нэнси, пойдем его будить. Пора, - сказала мистрис Чоппер, вытирая глаза фартуком. - Не следует терять времени.

   Со свечкой в руке старушка подошла к спящему Джо.

   - Ну, разве преступники так спят? Конечно, он не виноват ни в чем, - сказала она. - Питер! Питер! Вставай, дитя мое!

   Джо встал, щуря глаза от света, но сразу стряхнул с себя весь сон.

   - Я так и думал, что уже пора, - сказал он. - Мне очень, очень тяжело расставаться с вами, мистрис Чоппер, но я не виноват. Я ничего дурного не сделал.

   - Верю, верю, но Нэнси узнала все, и я вижу, что тебе нужно бежать. Ступай! Да благословит тебя Бог! Трудно и тяжело будет мне без тебя, но что же делать. Постараюсь как-нибудь перенести.

   Мистрис Чоппер крепко обняла Джо и сказала торопливо:

   - Ну, скорее, скорее! Пора!

   Джо и Нэнси вышли из дома, причем Нэнси несла его узел. Дорогой Нэнси попросила Джо немного подождать, а сама зашла на свою квартиру и вышла оттуда с собственным своим узлом. Они прошли вместе еще немного, наконец, Джо сказал:

   - Спасибо, Нэнси. Теперь, я думаю, вам лучше вернуться к себе домой. Простимтесь.

   - Нам нечего прощаться. Я иду с вами, Питер.

   - Как со мной?

   Джо помолчал и сказал:

   - Нэнси, я с удовольствием сделаю для вас, что могу, но ведь у меня нет ни копейки денег сейчас. Конечно, я буду работать и делиться с вами, и надеюсь, что с голоду мы не умрем, но пока...

   - О, милое, милое дитя! Да благословит вас Бог за эти слова! Но вы не беспокойтесь, лишений нам не придется терпеть, мне ведь провожать вас поручила сама мистрис Чоппер и дала денег для вас - это ваши деньги, вот они.

   - Мистрис Чоппер очень добрая женщина. Но только зачем же вам-то уходить со мной? Вам ведь нечего бояться.

   - Мне, может быть, есть чего бояться побольше, чем вам, - отвечала Нэнси. - Идемте, идемте же.

  

   Пройдя мили три по дороге, Нэнси замедлила шаг, и у путников завязался разговор.

   - По кассой дороге мы идем? - спросил Джо.

   - Мы как раз пересекаем местность по прямой линии от Грэвсенда, Питер. Впрочем, вы ведь не Питер, а Джо. Мне моряк сказал, что вас зовут Джо Рошбрук. Я теперь так и буду вас звать, а вы, пожалуйста, зовите меня Мэри. Мне хочется забыть свою прежнюю жизнь, сбросить с себя все, что о ней напоминает, даже имя.

   - Хорошо, Мэри, я сделаю, как вы желаете. Но скажите, для чего вы убежали из Грэвсенда? Чего вы-то испугались? Я - другое дело, я боюсь, что меня арестуют.

   - А я, Джо, убегаю от грядущего гнева. Мне хочется повести новую жизнь. Я буду искать места, хотя бы самого скромного, буду трудиться. Ни от какой черной работы не уклонюсь. Сделаюсь честной женщиной.

   - Я очень за вас рад, Мэри. Я ведь к вам очень привязан.

   - Я знаю это, Джо. Вы первый человек, сделавший мне доброе дело. Я никогда не забуду, как вы мне отдавали ваш соверен и как потом всегда были добры ко мне. Постараюсь вам за это отплатить чем только могу.

   Тут Нэнси рассказала Джо, как она выведала у Фернеса все сведения по его делу и как убедила мистрис Чоппер в необходимости бегства для их общего молодого друга.

   - Я не верю в вашу виновность, - прибавила она. - Конечно, это вышло нечаянно.

   - Я не делал этого, Мэри, ни нечаянно, ни нарочно. Но это не моя тайна. Я ничего больше не скажу. Ради Бога, не спрашивайте меня.

   - Хорошо, не буду. Да и не мое это дело. У меня и своих насущных забот много. Однако мы шли всю ночь и ушли много миль. Светает. Я бы очень была не прочь отдохнуть.

   - Я тоже. А где мы теперь находимся, Мэри?

   - Недалеко от Мэдстона. Но это тоже большой город и почти рядом с Грэвсендом. Нам туда идти не рука. Там много солдат, которые меня знают. Теперь бы хорошо найти местечко, где есть вода, и отдохнуть.

   Пройдя с милю, они увидали перед собой ручеек, пересекавший дорогу, напились воды и сели на бережку.

   - Давайте, Джо, посмотрим, сколько у нас денег, - сказала Мэри (с этого момента мы будем так называть Нэнси). - Мне дала их мистрис Чоппер. добрая душа, на ваши расходы. Пересчитайте, Джо. Ведь это ваши деньги, мой друг.

   - Почему же мои? Она нам обоим дала.

   - Вовсе нет. Только вам. Возьмите их и спрячьте у себя. Ведь я могу от вас отделиться, и тогда вы останетесь без денег.

   - Ведь и я могу от вас отделиться, если заставит необходимость, и тогда у вас тоже не будет денег. Вот как мы сделаем, Мэри... Мы разделим их пополам.

   - Это пожалуй... Если меня ограбят дорогой, уцелеет ваша половина, и наоборот. Но кошелек будет считаться общим.

   Они так и сделали: разделили деньги и спрятали у себя каждый свою половину. Потом Мэри развязала свой узел, достала большой платок и надела его себе на плечи. Яркие ленты у своей шляпки она переменила на темные, уничтожала у своей прически букольки и локончики и зачесала их совсем гладко на висках.

   - Ну, Джо, скажите: какова я теперь?

   - Гораздо, по моему, так лучше и...

   - Что - и? Скромнее, хотите вы сказать? Приличнее?

   - Вот именно.

   - Я очень рада. Теперь, Джо, я буду искать себе места. Мы будем с вами брат и сестра. Родители наши были булочники и оба умерли. Вот и все.

   - Но ведь мы не будем говорить, что мы из Грэвсенда?

   - Нет. Мы скажем, что мы из Ротэма - это то самое местечко, через которое мы давеча ночью проходили.

   Они пошли дальше и через полчаса пришли в одно селение, где сейчас же прошли на постоялый двор с трактиром.

   Мэри поднялась наверх и переоделась, после чего окончательно приняла вид скромной молодой женщины. Никто бы и не подумал, что она только что бегала по улицам в приморском городе. На расспросы Мэри ответила, что она идет искать места в служанки или куда-нибудь и что с ней ее брат. Позавтракавши и отдохнувши часа два, они пошли дальше и пришли в селение Мэнстон в Дорсетском графстве. Здесь, зайдя на постоялый двор, Мэри изобрела другую историю: она недовольна местом и идет домой, к себе на родину. Хозяйке постоялого двора она очень понравилась, понравился ей и Джо - такой скромный юноша, с благородными манерами, несмотря на матросский костюм. Она приняла участие в Мэри и взялась найти для нее место. Через три дня она объявила, что у соседнего сквайра открылась в замке вакансия младшей горничной. Мэри очень обрадовалась. Тогда мистрис Дерборо запросила замок и получила в ответ предложение прислать рекомендуемую ею девушку. Мэри отправилась в замок вместе с Джо. Ее провели к самой леди, которая расспросила ее слегка и объявила, что берет ее к себе на службу, полагаясь на рекомендацию мистрис Дерборо. В восторге, что нашлось для нее место, Мэри сошла вниз в лакейскую, где ее дожидался Джо. Лакеи сейчас же обступили Мэри, называя ее хорошенькой, принялись говорить ей пошлые любезности, а один из них даже взял ее без всякой церемонии за подбородок. Мэри отскочила от него, а Джо вступился за сестру, требуя, чтобы ее не смели оскорблять. Поднялся шумный спор. Проходила мимо экономка, услыхала в чем дело и напустилась на лакея. Явился дворецкий и принял сторону лакея против экономки.

   Перебранка сделалась общею - женская прислуга воевала с мужской. Вдруг раздался звонок самого сквайра. На звонок пошел дворецкий.

   - Что там у вас за шум? - спросил сквайр.

   - Это все брат новой горничной, сэр. Шумит, произвел беспорядок.

   - Приказать ему, чтобы немедленно уходил вон.

   - Слушаю-с, сэр.

   Дворецкий не замедлил исполнить распоряжение сквайра.

   Сквайр был - мистер Остин, весьма далекий от мысли, что он выгоняет из дома своего собственного сына! Мистрис Остин даже и не предчувствовала, что ее милого, так горько оплакиваемого мальчика ее собственные лакеи выталкивают в эту минуту из-под родительского крова! А между тем это было так.

   Джо и Мэри вернулись на постоялый двор.

   - Я очень рад за вас, Мэри, - сказал Джо, - но только мы теперь не скоро увидимся.

   - Что так?

   - Да разве я приду когда-нибудь в дом, где со мной так поступили?.. Никогда не приду.

   - Боюсь, что это верно, - сказала Мэри сумрачно.

   - Я пойду куда-нибудь, поищу себе счастья. Уведомлю вас, конечно. Вы будете мне писать, Мэри?

   - Буду, Джо. Я вас люблю всем сердцем, как брата.

   На другой день Мэри и Джо со слезами на глазах простились друг с другом. Джо проводил ее до замка, переночевал еще одну ночь на постоялом дворе и снова пустился в путь-дорогу.

   В шести милях от Мэнстона на него в глухом месте напали два каких-то оборванца, они намеревались отнять у него его узелок. Джо увернулся от них и пустился наутек. Об