Марриет Фредерик - Браконьер

амилии, только не из богатой. Он джентльмен по рождению и воспитанию... Простите, сударыня, если я вас оскорбил. И какой бы суровый ответ вы ни поручили мне передать ему, я исполню поручение верно и свято.

   - Вы когда его увидите, г. медник? - спросила серьезным тоном Мелисса.

   - Он будет здесь не раньше, как через неделю.

   - Немножко долго для влюбленного, каким он себя изображает, - возразила Мелисса. - Передайте ему, г. медник, что я никакого ответа дать ему не могу. Будет и смешно, и неприлично, если я заведу переписку с лицом, мне совершенно неизвестным. Письмо, которое я от него получила, было, правда, очень почтительное, иначе я бы ответила не так, а гораздо суровее.

   - Все будет передано ему в точности, мисс. А вы разве не согласились бы повидаться с ним хотя бы на одну минутку?

   - Разумеется, нет. Я не могу видеться с человеком, который не был ни разу у нас в доме и не представлен мне по всем правилам. Может быть, это у вас, у простонародья, так принято, но в моем кругу этого не полагается. И прошу вас, г. медник, больше мне никаких писем не

   - Прошу извинить меня, мисс, за мою ошибку, но мне сделалось очень жаль бедного молодого человека: он так мучился! Позвольте вас спросить, мисс: могу я ему пересказать все, что здесь говорилось?

   - Можете, но только прибавьте, чтобы он меня больше не беспокоил ничем.

   - Слушаю, мисс... А работы у вас для меня не найдется сегодня?

   - Нет, не найдется, - сказала Мелисса, вставая и уходя в дом, чтобы скрыть свою радость.

   Вскоре после того она обернулась посмотреть, ушел ли медник. Спайкмен стоял у скамейки и смотрел ей вслед.

   - Я могла бы полюбить этого человека, - думала Мелисса, идя по усыпанной песком дорожке домой. - Какие у него глаза, и как он хорошо говорит! Должно быть, мне на роду написано убежать с медником. Но как долго он сказал - неделю! Неужели целую неделю? И нисколько не помогло ему его переодеванье: все сразу видно. На нем лежит отчетливый джентльменский отпечаток. О, как бы я желала, чтобы все это поскорее кончилось! Араминте я ничего теперь не скажу. Она начнет подбирать все свои резоны и душить меня ими... Ах, какая я глупая! Забыла спросить, как фамилия этому " джентльмену "! В следующий раз не забуду, непременно спрошу.

  

   - Я даже и сам не ожидал такого результата, - объявил Спайкмен, когда он и Джо возвратились в коттедж. - Она теперь знает все. Отсрочка на неделю ей, видимо, пришлась не по вкусу. Но так и следует. От нетерпения лучше и скорее созревает плод. Я сегодня ночью уеду отсюда, а вы оставайтесь здесь.

   - Куда же вы отправляетесь?

   - Сначала в Дедстон - взять из банка свои деньги. У меня их достаточно для того, чтобы прожить несколько месяцев с женой, если я женюсь, в Дедстоне я, конечно, переоденусь и проеду на почтовых в Лондон, где закажу себе несколько новых костюмов и куплю все, что нужно. Из Лондона приеду прямо в Кобгерст, тот городок, где мы давеча были, оставлю там свой чемодан и вернусь сюда, чтобы переодеться опять медником и продолжать поход. Вы же в мое отсутствие не должны ни в каком случае попадаться ей на глаза.

   Спайкмен в тот же вечер исчез и пробыл в отсутствии пять дней. Вернулся он рано утром. Пока его не было, Джо успел написать письмо Мэри, но ответа еще не получил.

   - Теперь у меня все готово, юноша, - объявил Спайкмен, наружный вид которого сильно изменился к лучшему после поездки в Лондон. - Деньги у меня в кармане, чемодан мой в Кобгерсте, остается только действовать быстро и решительно. Я сейчас отправлюсь туда с точильным станком, но только один, без вас.

   Спайкмен взял станок и скоро явился на обычное место. Мисс Мелисса увидала его из окна, сейчас же вышла из дома и села на скамейку.

   - Нет ли ножей и ножниц поточить, сударыня? - почтительно спросил Спайкмен, выступая вперед.

   - Вы опять здесь, г. медник? Я было вас уж и забывать начала.

   Прости ей, Господи! Она сказала совершенную неправду.

   - Как жаль, что не у всех такая короткая память.

   - А что?

   - Я говорил с тем джентльменом, к которому вы мне давали поручение.

   - И что же он сказал?

   - Что вы совершенно правы, что между ним и вами, действительно, невозможны письменные сношения, и что писать вам он больше не будет.

   - Это очень разумно с его стороны, и я очень рада.

   - И все-таки я знаю, что ему без вас не жить. Он мучается.

   - Я не виновата.

   - Конечно, нет. Но ведь до встречи с вами он презирал всех женщин и был счастлив. Теперь он разом утратил свой покой.

   - Это ему за дело. Зачем он презирал женщин? Никого не следует презирать. Вот он и наказан.

   - Если бы наказывать каждого, кто сделал ошибку, то ни один из нас не избежал бы порки - это еще Шекспир сказал.

   - Позвольте спросить, г. медник, где это вы выучились цитировать Шекспира?

   - Там же, где выучился многому другому. Я не всегда был странствующим медником.

   - Я всегда это предполагала. А почему вы им сделались?

   - Правду говорит, мисс Мэтьюс?

   - Разумеется.

   - От несчастной любви.

   - Я читала у старинных поэтов, что из-за любви боги превращались в людей, но не слыхала, чтобы какой-нибудь бог принимал когда-нибудь на себя вид медника, - сказала с улыбкой Мелисса.

   - Бессмертный Юпитер, когда влюблялся, обыкновенно прятал свою молнию. Купидон для успеха в любви прибегал нередко к помощи Протея. Мы не гарантированы от этого и сейчас.

   - А кто же героиня, г. медник?

   - Она была в некоторых отношениях очень похожа на вас, мисс Мэтьюс. Такая же красавица, такая же развитая, умная, добрая. Такая же гордая и, - увы! - такая же недоступная, неумолимая, как та особа, из-за которой страдает знакомый мне молодой джентльмен. В своем безумии он - вообразите только себе это, мисс Мэтьюс! - попросил меня посвататься к вам от его имени, попросить за него, похлопотать, встать за него перед вами на колени, умоляя вас сжалиться над ним. Что я мог ему сказать на все на это, мисс Мэтьюс? Уговаривать, вразумлять было бы совершенно бесполезно. Я сказал, что передам все. Могу ли это сделать, мисс Мэтьюс?

   - Прежде всего, мистер медник, я желаю знать, как зовут этого джентльмена.

   - Я дал слово не говорить его фамилии, но это можно обойти. Вот у меня в кармане его книга, на ней изображен на первой странице его фамильный герб, и значится подпись его отца.

   Спайкмен подал книгу. Мелисса прочитала надпись и положила книгу на скамейку.

   - Так как же, мисс? Могу я при случае еще раз замолвить перед вами словечко за этого джентльмена?

   - Но ведь его нет самого здесь, вы говорите, а я не могу же вести переговоры с медником. Пусть он сам придумает способ лично повидаться со мною. Прощайте, г. медник.

   Мисс Мэтьюс ушла в дом.

   Прошло две недели, в течение которых Спайкмен каждый день имел встречи с мисс Мелиссой. Джо все это время сидел без дела и страшно соскучился. Наконец, Спайкмен сказал ему, чтобы он шел к беседке и сказал мисс Мэтьюс, что его дядя, медник, заболел и не может сегодня прийти.

   Джо явился на место. Мисс Мэтьюс не было видно. Джо забрался в кусты и стал ждать. Вот пришла, наконец, и она, но не одна, а с мисс Араминтой. Когда они сели на скамейку, Араминта сказала:

   - Мелисса, в доме, при отце, я нашла неудобным говорить, но здесь скажу. Сегодня Симпсон объявила мне, что она тебя видела несколько раз не только днем, но даже и по вечерам с каким-то человеком странного вида. Ты с ним прогуливаешься и беседуешь. Я удивляюсь, что ты сама до сих пор мне ничего не сказала. Теперь я прошу тебя объяснить мне это странность, иначе я должна буду сообщить обо всем твоему отцу.

   - И сделать этим то, что меня запрут на несколько месяцев. Спасибо, Араминта, ты очень добра, - отвечала Мелисса.

   - Но что же мне остается делать, Мелисса? Посуди сама... Кто такой этот человек?

   - Странствующий медник, передавший мне письмо от одного джентльмена, которому вздумалось в меня влюбиться.

   - Как же ты поступила?

   - Письмо не взяла и отказалась видеться с этим господином.

   - Зачем же продолжает ходить сюда этот медник?

   - Он всюду ту ходит, заходит и к нам просить работы - нет ли ножей и ножниц поточить, кастрюль починить...

   - Слушай, Мелисса, это смешно. Вся прислуга об этом говорит, а ты знаешь, что это значит, когда прислуга говорит, и знаешь, как она говорит. Зачем тебе нужен этот медник? Что ты в нем нашла интересного?

   - Он меня забавляет. Он такой глупый.

   - Следовательно, у тебя нет серьезных причин для продолжения этих свиданий, возбуждающих неприятные толки. Можешь ты мне дать слово, что их больше не будет? Ведь это же безрассудно и бессмысленно.

   - Что же ты думаешь, что сбегу, что ли, с этим медником? Да, кузина?

   - Нет, я этого не думаю, но все-таки медник неподходящая компания для мисс Мэтьюс. Мелисса, ты сделала большую неосторожность. Всю ли ты правду мне сказала, я не знаю, но только я должна тебя предупредить, что если ты мне не дашь сейчас же честного слова прекратить это неподходящее знакомство, то я вынуждена буду все рассказать дяде.

   - Я не желаю, чтобы с меня брали честное слово насильно, - с негодованием возразила Мелисса.

   - Хорошо, я не стану тебя торопить. Даю тебе на размышление сорок восемь часов. Если в этот срок ты не одумаешься, то я все скажу твоему отцу. Это решено.

   Араминта встала со скамейки и направилась к дому.

   - Сорок восемь часов! - проговорила задумчиво Мелисса. - В этот срок придется все решить.

   Джо в достаточной степени сообразил то, что произошло между двумя кузинами, и решил отступить от инструкций, данных ему Спайкменом. Он знал, что Спайкмен вовсе не болен и, сказываясь больным, хочет только возбудить в мисс Мелиссе нетерпение. Мелисса сидела в глубокой задумчивости, когда к ней подошел Джо.

   - Это вы, мальчик! - сказала она. - Вы зачем?

   - Я проходил по дороге, мисс.

   - Подойдите сюда и скажите мне правду. Никакой вам нет надобности обманывать меня. Этот человек вам вовсе не дядя, ведь так?

   - Так, мисс. Он мне не дядя.

   - Я так и знала. И ведь это он сам писал мне письмо? Он переодетый джентльмен? Да?

   - Он джентльмен, мисс.

   - Ему фамилия Спайкмен? Не так ли?

   - Так, мисс.

   - Может он явиться сюда сегодня вечером? Дело серьезное. Времени терять нельзя.

   - Конечно, может, мисс, раз вы этого требуете.

   - Так скажите ему, чтобы он непременно пришел и уже не переодетый.

   Мелисса залилась слезами.

   - Это не принято, но делать нечего, - прибавила она как бы про себя.

   Джо подождал, пока она не отняла рук от лица.

   - Вы что же не уходите? - спросила она.

   - В котором часу ему прийти?

   - Как только стемнеет. Ступайте, юноша, и не забудьте, что я вам сказала.

   Джо поспешил к Спайкмену и сообщил ему обо всем.

   - О, мой милый мальчик, как вы хорошо сделали! - вскричал он. - Как вы мне помогли!.. Она заплакала, да? Бедненькая! Это ее там довели до слез... Мне сейчас необходимо в Кобгерст. Встретьте меня в роще, мне с вами нужно будет поговорить.

   Спайкмен взял свой узел и отправился в Кобгерст. На полдороге он переоделся и расстался с костюмом медника навсегда, бросивши его в яму на пользу тому, кто его найдет. Прибывши в город, он прошел в свое помещение, оделся в щегольскую пару, сшитую в Лондоне, уложил чемодан и нанял почтовую карету. Приехавши вечером в деревню, он велел ямщику остановиться в пятидесяти ярдах от рощи и дожидаться его возвращения. Джо был уже тут, а вскоре явилась и мисс Мэтьюс в шляпке и закутанная в шаль. Как только она села на скамейку, Спайкмен бросился к ее ногам, объявил, что ему известен ее разговор с кузиной, что он не может, не желает с ней расстаться, говорил опять о своей любви, клялся, что сделает ее счастливой. Мелисса плакала, умоляла, отказывалась, потом как будто согласилась. Спайкмен подал ей руку и повел к карете. Джо откинул подножку. Мелисса неохотно дала себя посадить в карету. Спайкмен сел рядом с ней. Джо захлопнул дверцу.

   - Постой минутку, ямщик! - сказал Спайкмен. - Нате, Джо, возьмите это себе.

   Он вручил нашему герою пакет. В это время Мелисса заломила руки и вскричала:

   - Да, да!.. Стой!.. Я не могу, не могу!.. - В аллее показались люди с фонарями, - объявил Джо. - Они бегут сюда.

   - Пошел, ямщик! И как можно скорее! - крикнул Спайкмен.

   - О, да!.. Пошел, пошел!.. - крикнула и мисс Мелисса, падая в объятия своего возлюбленного.

   Карета помчалась, оставив Джо на дороге с пакетом в руке. Наш герой обернулся и увидал, что люди с фонарями подходят все ближе и ближе. Не желая подвергаться расспросам, он припустился бежать со всех ног, пока не добежал до коттеджа, где у него была квартира вместе со Спайкменом.

  

   Только утром на следующий день Джо вскрыл пакет, полученный от Спайкмена. В пакете был ключ, 20 фунтов золотой монетой и письмо следующего содержания:

   "Мой милый мальчик! Так как мы расстаемся на некоторое время, то я оставляю вам сумму, которая поддержит вас пока в достаточной степени. Присоединяю к ней письменное заявление, которым передаю в вашу собственность точильный станок, всю мою обстановку, книги и вообще все, что находится в моей квартире в Дедстоне, ключ, от которой прилагается тут же. Советую вам немедленно туда отправиться и принять все в свое владение. Хозяйке дома я тоже напишу, чтобы познакомить ее заранее с содержанием моего заявления. Теперь вы можете располагать собой, как хозяин. Во всяком случае, я научил вас ремеслу, которое может вас хорошо прокормить. Когда вы узнаете мой точный адрес, вы мне, разумеется, сейчас же напишите обо всем. Как бы то ни было, я вновь повторяю, что ремесло странствующего точильщика - наиболее подходящая профессия для джентльмена, не имеющего средств, но желающего быть независимым.

   Преданный вам Огестес Спайкмен."

   Наш герой решил, что на первое время для него всего лучше будет последовать совету Спайкмена. Уведомивши коротеньким письмом свою названную сестру обо всем происшедшем и предложивши ей адресовать ему письма в Дедстон, он забрал станок, расплатился с хозяйкой коттеджа и пошел в обратный путь. Так как в деньгах он не нуждался, то шел довольно быстро, не задерживался в деревнях и селах и через пять дней прибыл в Дедстон. Оставив свой станок в том же трактире, где и раньше, Джо поступил и дальше точно так же, как поступал Спайкмен: дождался темноты и только тогда пошел на свою квартиру. Здесь он показал хозяйке заявление Спайкмена, объяснил ей, что Спайкмен сам не вернется, и что он, Джо, будет жить в квартире вместо него. Хозяйка без протеста приняла все это к сведению.

   Одевшись получше, Джо отправился с визитом к мистрис Джемс. Мисс Офелия и мисс Амелия были обе дома.

   - Как поживаете, мистер Азсертон? А где же мистер Спайкмен? - спросили в один голос обе мисс.

   - Он уехал далеко, - отвечал Джо.

   - Уехал далеко? Но ведь он вернется назад?

   - Не думаю, чтобы он вернулся. Он поручил мне принять все его имущество, которое здесь в городе.

   - Да что же такое случилось?

   - Ах, такой случай, такой случай!..

   - А именно?

   - Он влюбился - и женился.

   - Вот так-так! - сказала мисс Офелия. - Кто бы мог подумать!

   Мисс Амелия ничего не сказала.

   - То-то он, по-видимому, так торопился куда-то, когда был здесь в последний раз, - заметила она после паузы. - А вы что же будете делать теперь?

   - Его примеру следовать я не собираюсь, - отвечал Джо.

   - Полагаю, что нет. Но заниматься-то чем же будете? - спросила Офелия.

   - Дождусь от него указаний. Я надеюсь вскоре получить от него письмо. Думаю, что я скоро уеду отсюда. Мне это медно-котельное и ножевое дело вовсе не нравится, и ездить за заказами - такая, по-моему, скука... Как здоровье вашей матушки, мисс Офелия?

   - О, она здорова и ушла на рынок. Вот не ожидала услышать об его женитьбе! На ком же он женился, Джозеф?

   - На хорошенькой молоденькой барышне с большим состоянием, на дочери эсквайра Мэтьюса.

   - Так. Нынче все мужчины только и гонятся за деньгами, - заметила Амелия.

   - Мне пора идти, - сказал, вставая, Джо. - Нужно сделать еще несколько визитов, а также по делам зайти в несколько мест. Доброго утра, молодые леди!

   В этот раз обе мисс, надобно сказать правду, далеко не с прежней сердечностью отнеслись к нашему герою. Молодые барышни не любят известий о чужих свадьбах.

   Через несколько дней Джо получил от Спайкмена письмо, в котором тот писал, что он благополучно прибыл в Гретна-Грин и там соединился с Мелиссой сладкими узами Гименея у знаменитого кузнеца перед наковальней вместо аналоя. Спустя три дня после свадьбы Спайкмен написал отцу своей жены письмо, в котором извещал его, что он, Спайкмен, сделал ему честь, женившись на его дочери, что он еще не может сказать с точностью, когда он приедет к нему в усадьбу с визитом, но постарается сделать это при первой же возможности, при этом он просил устроить так, чтобы рядом с тем помещением, которое будет приготовлено для него и для его жены в замке, находилась большая уборная, так как он не привык обходиться без этого удобства. Далее Спайкмен предлагал мистеру Мэтьюсу продать ему усадьбу со своей землей, так как мистрис Спайкмен очень бы желала там поселиться, если ее муж и отец сойдутся в цене. В конце письма выражалась надежда, что подагре мистера Мэтьюса теперь лучше, и затем следовала подпись: глубоко преданный вам Огестес Спайкмен.

   Своей кузине Мелисса написала лишь несколько строк, прося ее, как об одолжении, чтобы она не старалась оправдывать ее поступок и не пыталась бы умилостивить разгневанного родителя, а напротив поддакивала бы ему и бранила бы ее как можно больше. Отцу она написала счетом три строки:

   "Милый папа! Спешу Вас обрадовать: я вышла замуж. Огестес обещал мне, если я буду здорова, приехать к Вам со мной погостить. Остаюсь, милый папа. Ваша любящая дочь Мелисса Спайкмен".

   Само собой разумеется, что письма зятя и дочери взбесили старика до последней степени, но в общем план Спайкмена был очень правилен. Ходатайствовать перед человеком, страдающим неотвязной подагрой, был бы совершенно бесполезный труд. Он бы только упрямился и раздражался еще больше. Но раз Араминта поддакивала ему, ему уже не о чем было и спорить. Наоборот, самое это поддакивание сделалось ему под конец неприятно. А когда Араминта посоветовала ему объявить наотрез обоим тяжким преступникам, что двери его дома закрыты для них навсегда, он пришел в страшный гнев, обвинил ее в корыстных видах и запустил ей в голову чашкой. Араминта оскорбилась и перестала ходить за дядей, покинувши его на произвол прислуги. Обо всем этом Араминта сейчас же уведомила Мелиссу, советуя ей немедленно приехать. И сам старик написал дочери, зовя ее к себе, чтобы принять от него благословение. Мелисса приехала с мужем, и тут произошло общее примирение. Убедившись, что зять его вовсе не так уж корыстолюбив и денег от тестя не добивается, сквайр тут же подарил дочери имение в Герфордском графстве, что вместе с ее собственным капиталом, доставшимся ей от матери, представило собой очень кругленькое состояние. Спайкмен просил Джо писать ему, если ему понадобится дружеская помощь, но повторял вновь свой совет - оставаться странствующим точильщиком и сохранить независимость.

   Получил Джо также письмо и от Мэри. Названная сестра извещала его, что она не писала ему потому, что ее не было в Остинском замке, она уезжала в трехнедельный отпуск в Грэвсенд по вызову мистрис Чоппер, которая тяжко заболела. Мэри застала ее уминающею: у старушки был нарыв на печени, который должен был прорваться внутрь. Старушка много расспрашивала о Джо. Она уже заранее составила духовную, по которой все свое состояние - 700 фунтов, нажитое двадцатидвухлетним честным трудом, - оставляла поповну Мэри и Джо, или своему Питеру, как она продолжала его называть. Им же поровну отказала она и все свои вещи, кроме лодки, которую завещала Вильяму-лодочнику.

   У постели больной маркитантки Мэри, между прочим, встретила мистрис Филипс, которая с дочерью Эммой приходила навещать старушку. Разговорились о Джо. Мисс Филипс выразила удивление, что Джо исчез тогда из Грэвсенда, не говоря худого слова и даже не простившись. Мэри оправдывала его, говорила, что это не его вина, что так сложились обстоятельства.

   Несколько дней провела Мэри у изголовья своей больной благодетельницы. Роковой исход не заставил себя ждать, нарыв прорвался, и добрая старушка умерла. Мэри закрыла ей глаза. Схоронили ее торжественно.

   Приведя в порядок все дела по наследству, Мэри возвратилась в Остин-Голль и нашла там целых два письма от Джо. Теперь она звала его прибыть со своим станком в ближайшую к замку деревню, чтобы получить чек на свою долю из денег мистрис Чоппер, серебряный рейсфедер и сердечный привет от названной сестры. Джо не долго раздумывал, запер свою квартиру, забрал с собой станок и зашагал по дороге в Гэмпшир.

  

   Оставим пока Джо на пути в Остин-Голль и займемся некоторыми другими действующими лицами нашего рассказа.

   Между О'Донагю и Мэк-Шэном все это время не прекращалась переписка. О'Донагю вскоре же получил прощение и был принят на службу в русскую армию. Он очень быстро дослужился до генерала. С его женитьбы прошло пять или шесть лет. Как ему, так и его жене очень хотелось побывать в Англии. Наконец, пришло от него письмо, что ему дают продолжительный заграничный отпуск, и что будущей весной он непременно приедет.

   Все это время Мэк-Шэны прожили на прежней квартире, и мистрис Мэк-Шэн все держала свой ресторан. Дела шли великолепно, доход все увеличивался, и у Мэк-Шэнов образовался очень кругленький капиталец в 30 000 фунтов с лишком. Мэк-Шэна давно уже тяготило его невысокое общественное положение, и он все подговаривал жену прикончить дело и купить имение. На что им больше? Детей у них нет. Мистрис Мэк-Шэн и сама стала уже находить, что пора отдохнуть и ликвидировать торговлю. В конце концов они продали свой трактир за хорошую цену и приобрели себе имение в шести милях от Остин-Голля, затративши на него две трети своего капитала. Остальную треть они оставили в процентных бумагах. Соседи приняли Мэк-Шэна, как заслуженного боевого офицера, очень хорошо. Над его женой на первых порах смеялись за ее не светскость, за ее манеры, напоминавшие ключницу-экономку, но вскоре же полюбили ее за добрый и кроткий нрав, за непритязательность и сердечную простоту. Мэк-Шэн чувствовал себя превосходно и с радостью готовился принять у себя в усадьбе старого друга и его жену.

   Зато Остин далеко не был счастлив, хотя и было у него все, что считается необходимым для счастья. Все для него было отравлено сознанием собственной преступности. Раскаяние грызло его постоянно. У него был сын, наследник его богатства, а он даже и объявить не смел никому, что у него есть сын! Остин сделался нервен и раздражителен, старался избегать общества. Здоровье его, несмотря на крепкое телосложение, пошатнулось от постоянных страхов. Без наркотиков он не мог заснуть, а во сне пугался, видел страшные сны. С каждым годом он делался раздражительнее, обращался дурно с домашними, в особенности с женой. Любимым его развлечением была псовая охота, и он скакал верхом без всякой осторожности, точно хотел нарочно сломить себе шею. Да, может быть, он и на самом деле этого хотел. Особенно жаль было мистрис Остин. Она знала, как жестоко страдает ее муж, какой червь его гложет, зная это, она прощала ему его грубые выходки и не осуждала его, а жалела. Много горьких слез пролила она наедине с собою, не смея плакать при муже, который в ее слезах видел упрек себе. Вся душа ее рвалась к сыну, о котором она ничего не знала, ничего не слышала. Где он? Что с ним? И жив ли он? Поступившая в замок младшей служанкой Мэри скоро сделалась ее главной и любимой горничной. Мистрис Остин приблизила ее к себе и все больше и больше ей доверяла. Так шли дела до того дня, когда мистер Остин выехал однажды утром верхом на большую охоту на зайцев и встретил своего соседа-помещика, тоже участвовавшего в общей охоте.

   - Между прочим, Остин, вы знаете ли, что у нас объявился новый сосед? - спросил этот помещик.

   - Это, должно быть, во Фрамптонском имении, - отвечал Остин. - Я слышал, что оно продавалось и кем-то уже куплено.

   - Да. Я видел его. Это ваш собрат по профессии, отставной майор, очень живой и веселый ирландец, такой сообщительный. Жена его не особенно высокого происхождения, но очень добрая, хорошая женщина, такая толстушка и замечательно простосердечная. Вы, я полагаю, сделаете им визит?

   - Разумеется, - отвечал Остин. - А скажите, как ему фамилия?

   - Майор Мэк-Шэн. Он служил, кажется, в 53-м полку.

   Если бы сердце Остина пронизала пуля, он испытал бы не более тяжкий удар. Он так покачнулся на седле, что приятель это заметил.

   - Что с вами, Остин? В чем дело? Вы вдруг побледнели. Вы нездоровы.

   - Действительно, нездоров, - отвечал Остин, овладевая собой. - Сделалась страшная схватка в груди, где у меня старая рана. Но это пройдет.

   Остин остановил лошадь и приложил руку к сердцу. Сосед подъехал к нему вплотную.

   - Сегодня хуже обыкновенного. В прошлую ночь то же самое было, только легче. Боюсь, что мне нужно будет вернуться домой.

   - Мне проводить вас?

   - О, нет, зачем же? Я не хочу лишать вас удовольствия. Да мне уж и лучше гораздо. Почти прошло. Поедемте, а то опоздаем к началу охоты.

   Остин решил овладеть своими чувствами. Приятель ничего и не думал подозревать, но преступникам постоянно кажется, что их подозревают. Несколько минут ехали молча.

   - Вот и хорошо, что вы не вернулись домой, - заметил приятель. - Вы теперь увидите нового соседа, он тоже записал свою свору. Говорят, у него хорошие лошади. Мы увидим, как он ездит.

   Остин ничего не отвечал на это, но, проехав немного вперед, он вдруг остановился, говоря, что ему опять больно, и что он решительно не может ехать дальше. Сосед выразил горестное сочувствие, и они расстались.

   Остин сейчас же вернулся домой, расседлал лошадь и прошел к себе в комнату. К нему поспешила жена.

   - В чем дело, милый? - спросила она.

   - А в том дело, что само небо против нас, - отвечал Остин, шагая взад и вперед по комнате.

   - Не говори этого, Остин. Что такое случилось?

   - То, что я теперь буду как бы под домашним арестом на все время, - отвечал Остин. - Нам больше здесь жить нельзя.

   Он бросился на диван и объяснил жене все. Та принялась его утешать. Почему он думает, что Мэк-Шэн его непременно узнает? Столько времени прошло, и у него другое имя. На это Остин возразил, что во всяком случае все узнают, что он никогда не был офицером, и это его страшно уронит во мнении соседей.

   - Ах, как бы я желал умереть! - прибавил он. - Как я завидую разносчику!.. Я совершил преступление и не понес за него наказания. Меня покарает сам Бог.

   Мистрис Остин заплакала. Муж рассердился и выгнал ее вон.

   Он в самом деле сделался болен. Пригласили доктора, местную знаменитость. Доктор нашел у Остина сильный порок сердца. Весть о болезни разнеслась повсюду. Посыпались карточки, визиты. Общественное мнение решило, что мистер Остин болен безнадежно и уже никогда не поправится. Сначала этот полудобровольный арест раздражал Остина, но потом он привык. Его единственным развлечением сделались книги. С каждым днем он становился нелюдимее и мрачнее. В комнату к нему имели право входить только жена и камердинер. Так обстояли дела в Остин-Голле к моменту появления в его окрестностях нашего Джо.

  

   Мы оставили нашего героя на пути к родительскому дому. При этом он катил с собой свой станок, делая это, сказать правду, довольно неохотно. Ему никогда не нравилось ремесло, навязанное ему судьбою и Спайкменом, а теперь, когда он получил в подарок от Спайкмена всю его обстановку и в наследство от мистрис Чоппер с лишком 350 фунтов стерлингов, это ремесло сделалось ему окончательно противно.

   Сколько воздушных замков успел за дорогу настроить милый молодой человек! Сумма, образовавшаяся у него, казалась ему громадным капиталом. Он сочинял план за планом и, как всегда в таких случаях бывает, к концу дня совсем запутался в собственных предположениях. Время катилось, как его точильное колесо, и вот он почти незаметно для себя очутился перед тем самым постоялым двором, где он останавливался с Мэри в тот раз, когда она получила место в Остинском замке. Он хотел сейчас же отнести ей письмо сам, но вспомнил, как с ним поступили тогда в замке, и послал письмо с мальчиком из мясной лавки, шедшим в замок по какому-то поручению. Мэри ответила, что вечером сама придет на постоялый двор. Когда Джо увидал ее, он чрезвычайно удивился происшедшей в ней перемене. Куда девался ее развязный вид, ее нелепо резкие манеры! Это была скромная, просто, но изящно одетая молодая женщина с отличной выдержкой, с чувством собственного достоинства.

   Встреча названного брата с названной сестрой, была, конечно, самая радостная и сердечная.

   - Как вы выросли, Джо, - сказала Мэри. - Милый мой мальчик, как я рада вас видеть.

   - А вы, Мэри, очень помолодели лицом, но сделались старше по манерам. Действительно ли вам хорошо жилось это время, как вы писали мне в письмах?

   - Мне очень хорошо жить, дорогой мальчик. Но скажите мне про себя, что вы думаете делать? Теперь вы можете очень хорошо устроиться. Обдумайте, не торопясь, и что-нибудь предпримите. Знайте, что мои деньги все к вашим услугам. Считайте их своими и пустите их в оборот. Мне даже, если пожелаете, можете платить с них известный процент. Не отказывайтесь, не обижайте свою сестру.

   - Милая Мэричка, мне бы очень хотелось быть с вами вместе, в одном доме.

   - Сейчас этого никак нельзя, вы сами знаете. Вы должны делать себе карьеру самостоятельно.

   - Но только не через точильный жернов. На нем сделал себе карьеру Спайкмен, мне же он ничего не даст, я знаю. Надобно что-нибудь другое выдумать.

   - У меня есть для вас кое-что, Джо. Вы помните, конечно, мисс Филипс. Она вами очень интересуется. Мы много говорили с ней о вас. Она очень выросла, совсем уже барышня. Бабушка ее умерла, и они с матерью уехали жить в Портсмут, где у мистрис Филипс есть брат-вдовец. Он занимается поставками на флот. Они могут принять в вас участие и сделать для вас что-нибудь. С их помощью вы можете начать карьеру.

   - Я очень рад, что вы мне это сказали, Мэри. Я непременно отправлюсь в Портсмут.

   Еще три дня пробыл в деревне Джо, видаясь с Мэри каждый вечер. С передачей Джо денег из банка - всех семисот фунтов - дело было устроено быстро, и названные брат и сестра простились, обещая друг другу писать чаще прежнего.

   Отойдя не более двух миль от деревни, Джо стал раздумывать, что ему делать со станком. Тащить его с собой не имело ровно никакого смысла. Так как было жарко, то он решил немного отдохнуть. Оставив колесо на дороге, несколько в сторонке, сам он сошел на травянистую обочину и прилег в тени по ту сторону живой изгороди. С дороги его не было видно.

   Вдруг по ту сторону изгороди он услыхал громкие голоса. Заглянув сквозь деревья изгороди, он увидел двух каких-то человек, присевших как раз около станка. Из их разговора он узнал, что они матросы-дезертиры, бежавшие из флотских казарм в Портсмуте и возымевшие хищнические виды на попавшееся им на дороге точильное колесо, владельца которого не было видно.

   Один из дезертиров был Фернес.

   - Владелец колеса где-нибудь тут, надобно посмотреть, - сказал другой дезертир, не Фернес.

   Они оба начали шнырять и шарить кругом и набрели на Джо, который поспешил лечь на траву и громко захрапел, притворяясь спящим.

   - А вот и владелец. Он спит. Увезем станок поскорее. Нам он пригодится, - сказал Фернес. - Я сейчас повезу его, а ты пока постой тут, и последи за владельцем.

   - А если он проснется? - спросил другой дезертир.

   - Размозжи тогда ему голову вот этим большим камнем, есть о чем толковать! - отвечал Фернес.

   Такая перспектива ничуть не улыбалась нашему герою. Он продолжал лежать неподвижно ничком. Колесо было увезено и дезертиры удалились. О колесе Джо не жалел - вопрос о том, куда его девать, разрешался сам собой. Для нашего героя и то уже было счастьем, что уцелел он сам и уцелели его узелок и деньги.

  

   Мэри дала нашему герою адрес мистрис Филипс, и когда он прибыл в Портсмут и стал наводить справки, то оказалось, что этого джентльмена знает весь город. Джо надел свой лучший костюм и в десять часов явился по адресу, назвавшись Джозефом О'Донагю, как он назывался в Грэвсенде. Под этим именем его знали и Филипсы. Его сейчас же приняли, и он увидел мистрис Филипс и Эмму которая превратилась за это время во взрослую барышню. После обычного обмена приветствиями и вопросами, Джо объяснил цель своего приезда в Портсмут и получил обещание, что для него будет сделано все, что только можно.

   - Да вот что, - сказала мистрис Филипс, - вы посидите пока с Эммой, а я схожу повидаюсь с мистером Смоллем, моим братом, и переговорю с ним о вас. Он теперь у себя в конторе, я туда пойду.

   Мистрис Филипс повидалась с мистером Смоллем, который назначил нашему герою явиться к нему в контору на следующее утро в девять часов. Джо простился и ушел. Остальное время он посвятил осмотру города и был поражен огромным количеством военных всякого рода оружия и моряков.

   На следующее утро ровно в девять часов Джо явился к мистеру Смоллю. Это был плотный мужчина шести футов ростом, добродушнейшего вида. В Портсмуте он был особа важная - военно-морской поставщик, снабжавший всем нужным британский королевский флот.

   - Здравствуйте, юноша, - сказал он, когда Джо представился ему. - Я слышал о вас от моей сестры. Вы хотите бросить бродячую жизнь и устроиться на месте?

   - Да, сэр, - ответил Джо.

   - Сколько вам лет? Можете ли вы вести книги?

   - Мне семнадцать лет, и книги я могу вести, мне уже приходилось.

   - И у вас, говорят, деньжонки есть - сколько? Джо ответил.

   - Семьсот фунтов. Так. Ай да молодчик! Я начал дело с одной сотней - и вот чего достиг. Деньга родит деньгу. Понимаете?

   Тут Джо получил от мистера Смолля дружеский тычок в ребро, но такой, что у юноши дух захватило. Это, впрочем, означало, что Джо понравился мистеру Смоллю. У каждого своя манера выражать симпатию.

   Дело происходило в конторе мистера Смолля, где он сидел со своим компаньоном и помощником, мистером Сликом. Этот Слик был хороший человек, но собою очень некрасив: рябой, с огромным ртом до ушей, и когда говорил, то шепелявил и брызгал слюной.

   - Что нам делать с этим юнцом, мистер Слик, и с его деньгами? - спросил своего компаньона мистер Смолль. - Куда мы их пристроим?

   - Юнца мы можем пристроить при конторе на неделю и посмотрим, что из этого выйдет, - отвечал мистер Слик, - а деньги он пусть положит тоже у нас. Они будут у нас сохранны не хуже, чем в банке, и мы будем начитывать ему на них 5% годовых покуда, а после видно будет.

   - Хорошо, Слик. Только помните, мы должны непременно устроить этого молодца как можно лучше, а то нам достанется от барынь. Позаботьтесь для него о помещении и столе. А пока до свидания. Мне необходимо по делам.

   Джо на прощанье опять получил от мистера Смолля такой тычок под ребра, что насилу потом отдышался.

   Мистер Слик спросил Джо, где он остановился, рекомендовал ему квартиру поблизости, почти рядом с конторой, рассказал, как нанять ее и велел ему, устроившись на ней, поскорее приходить опять в контору.

   Через два часа Джо вернулся, все успевши устроить.

   - Вот, просмотрите этот список, - сказал ему мистер Слик. - Тут обозначено все, что нужно изготовить для военного корабля "Геката", уходящего через два дня в плавание. Если я пошлю с вами носильщика, сумеете ли вы закупить все, что отмечено крестом? Вино и прочие товары у нас уже есть.

   Джо взглянул на список и почувствовал себя дома. Это была та же маркитантская часть, только в более крупном масштабе.

   - О, да! - отвечал он. - Я все это знаю и цены всему знаю. Я делал поставки на корабли в Грэвсенде.

   - Так вы для нас находка, - сказал мистер Слик. - Вас не нужно и учить.

   Нечего и говорить, что наш герой отлично справился с порученным ему делом. Мистер Слик остался доволен и аккуратностью, и быстротой. Когда все товары были собраны для отправки на "Гекату", Джо спросил, не поручат ли отправку ему.

   - Дело это мне знакомо, - сказал он, - Ручаюсь вам, мистер Слик, что ни одного яичка не будет разбито.

   Вторая половина дела была исполнена так же удачно, как и первая. Мистер Слик пришел от Джо в восторг и вечером поделился своим восторгом с мистером Смоллем, когда они встретились за обедом. Отзыв мистера Слика был сделан при мистрис Филипс и при Эмме, которые удовлетворенно переглянулись, радуясь успеху своего протеже.

  

   Если бы хорошенько проанализировать чувство, которое питал Джо к Эмме Филипс, то едва ли бы можно было сказать, что он был в нее влюблен. Разница в их общественном положении была так велика, что о какой бы то ни было любви между нею и им нашему юноше даже не мечталось. Он просто боготворил ее, считал ее своей путеводной звездой, ловил малейшее ее одобрение, малейшую улыбку и старался избегать всего, что могло причинить ей хотя какое-нибудь неудовольствие.

   Работал Джо усердно и успешно. Слик был доволен им чрезвычайно. Целый день он трудился и совсем не заботился о своем столе. Ел кое-как. Бывали дни, что он и совсем не обедал.

   - Слик, - сказал однажды Смолль, - этот бедный мальчик у нас, пожалуй, с голоду умрет.

   - Сэр, я тут не виноват. Он, видите ли, не желает уходить на обед, когда есть дело, а так как дело есть постоянно, то ясно, как день, что он никогда не имеет времени пообедать. Я бы желал, чтобы он жил в одном доме с нами и у нас же бы и обедал. Это было бы во всех отношениях лучше, и время бы сберегалось.

   - Время - деньги, Слик. Сбережено время, сбережены деньги. К тому же он вполне достоин хорошего пропитания. Быть по сему. Устройте это дело.

   И вот через два месяца своей службы в конторе Джо водворился в красивой небольшой спальне и получил стол от своего хозяина. Обедать ему приходилось не только с морскими офицерами, но и в обществе мистрис Филипс и Эммы.

   Прошло больше года. Наш герой за этот срок сделался важной особой. Он был в большом фаворе у морских капитанов, любивших его в особенности за необыкновенную расторопность, совпадавшу