Марриет Фредерик - Браконьер

iv align="justify">   - Я очень рад, что вас встретил. Вы были у меня самым лучшим учеником. Но теперь мы все вразброд. Ваши отец и мать уехали неизвестно куда, вы скрылись, я тоже больше не мог оставаться. Как я рад, что опять вас вижу!

   Джо, с своей стороны, никакой радости не чувствовал. Задержка произвела беспорядок, подошел дежурный воспитатель, чтобы узнать в чем дело.

   - Это мой бывший питомец, - объяснил Фернес, приподнимая шляпу. - Лучше ученика у меня никогда не было! Я очень обрадовался, встретившись с ним. Могу я узнать, кто в настоящее время заведует воспитанием этого милого мальчика?

   Воспитатель не встретил препятствий назвать имя главного педагога и дать адрес пансиона. Получив эту справку. Фернес пожал Джо руку, пожелал ему всего лучшего и прошел дальше.

   Свою прогулку Джо докончил с совершенно спутанными мыслями и, только возвратившись домой, в состоянии был обдумать случившееся. Читая показания Фернеса, он тогда же почувствовал, что Фернесу незачем было соваться в свидетели, что он сделал это по своей охоте. Очевидно, Фернес знает, что назначена премия за поимку Джо. Наружная любезность Фернеса, конечно только одно лицемерие, не больше. На самом же деле предатель задумал воспользоваться премией и не замедлит на этих же днях донести на Джо в полицию. Таковы были выводы, к которым пришел бедный мальчик.

   Надобно заметить, что Джо любил своих родителей безгранично, в особенности отца. Он страшно тосковал о них, беспрестанно о них думал, а между тем даже поговорить о них ни с кем не решался, в виду тех обстоятельств, ври которых он покинул родной кров. Он понимал теперь всю опасность создавшегося положения: если его схватить, то ему придется пожертвовать или отцом, или собой. Взвесивши все в своем уме, он стал раздумывать, как ему поступить. Пойти домой и рассказать вое майору Мэк-Шэну? Джо был убежден, что майор ему поверят, но ведь тогда придется рассказать майору тайну, от которой зависит жизнь Джо.

   Нет этого сделать нельзя. А с другой стороны - уйти от мистера и мистрис Мэк-Шэн после того, что они для него сделали, будет большою неблагодарностью. Он долго думал, ломал голову, наконец, решил, что надо уйти, потому что больше ничего не остается, но при этом написать Мак-Шэну письмо с объяснением в чем дело.

   "Дорогой сэр! Не сочтите меня неблагодарным: вас и мистрис Мэк-Шэн я люблю всей душой, но я встретил одного человека, который меня знает лично и собирается выдать полиции. Я убежал из отцовского дома не по случаю браконьерства, как я сказал, а по случаю убийства, но я в этом убийстве не виноват. Это единственная тайна, которую я от вас имел, но открыть ее вам я никак не мог, потому что она не моя. Опровергнуть обвинение я не могу, да и не стану опровергать.

   Ухожу я теперь от вас потому, что меня случайно открыл один человек, который, видимо, собирается донести на меня полиции. Вероятно, мы с вами никогда больше не увидимся. Больше я сказать ничего не могу, кроме того, что буду вечно молиться Богу за вас и за мистрис Мэк-Шэн, с благодарностью вспоминая вашу доброту ко мне и вашу ласку.

   Преданный вам Джо Мэк-Шэн".

   После возвращения из Петербурга Джо, по желанию своих благодетелей стал называться Джо Мэк-Шэном. Он очень был рад этому, хотя еще и не вполне ясно понимал тогда, как для него удобна и полезна эта перемена фамилии.

   Написавши письмо, Джо горько заплакал, но сейчас же унялся: в школе нет места для выражения интимных чувств. Он сделал все заданные задачи, повторил все уроки и держал себя так, как будто с ним ровно ничего не случилось. Это был в полном смысле слова маленький стоик. Ночью он вместе с другими мальчиками ушел в дортуар спать. Здесь ему удалось собрать небольшую частицу своего гардероба, завернувши ее в платок, он в час ночи спустился по лестнице вниз, положил письмо к Мэк-Шэну на стол в зале, отворил заднюю дверь, перелез через решетку рекреационного дворика и вышел на улицу - искать счастья.

   Джо приобрел большую опытность со времени своего ухода из родительского дома. Он всегда был очень умным мальчиком, а теперь сделался еще способнее к энергичным, решительным действиям. За это время он очень развился и умственно, и физически, много перевидал, много пережил, много передумал и перечувствовал. Обо всем наслышался, у него от природа были очень "тихие, приличные манеры, а теперь из него вышел настоящий молодой джентльмен, мальчик из хорошего дома. Вообще, это был уже не ребенок, а юноша-подросток, с неукротимым мужеством и с большим присутствием духа. Страха перед чем бы то ни было он не знал, боялся только одного - как бы не открылось преступление его отца.

   И вот он опять шел на неизвестное, с маленьким узелочком белья в руках, с тремя гинеями в кармане и с целым миром перед собой.

  

   Теперь, читатель, нам с вами необходимо вернуться на короткое время к родителям нашего героя. Уезжая из Грасфорда, Рошбрук и его жена сами еще хорошенько не решили, где они поселятся. Рошбруку хотелось одного - забраться куда-нибудь подальше от Грасфорда, от того места, где он совершил преступление. Такое чувство, говорят, бывает у всех преступников, но если можно убежать из того или из другого места, то от своей совести не убежишь никуда Всевидящее Око найдет виновного повсюду. Из страха за своего мужа и сама Джен также "очень желала забиться куда-нибудь подальше, в какую-нибудь глушь. Распродавши при отъезде все свои вещи, они долго переезжали с места на место, пока не основались, наконец, в одной маленькой деревушке западе йоркшира. Рошбрук без труда нашел себе место в этом малонаселенном округе, и несколько месяцев протекло без всяких выдающихся событий.

   С той несчастной ночи, когда был убит разносчик. Рошбрук ни разу больше не браконьерствовал, но его познания в лесном деле скоро обнаружились, так что местный помещик пригласил его к себе на службу сначала помощником лесного смотрителя, а потом сделал и главным смотрителем. В этой должности Рошбрук пробыл больше года, причем его доверитель все время оставался вполне им доволен. Но вот, однажды, к нему в коттедж зашел его помощник с газетой в руках и прочитал ему напечатанное в ней объявление, по-видимому, относившееся к Рошбруку.

   В объявлении было сказано: "Если Джозеф Рошбрук, живший ранее сего в селении Грасфорд, в Девоншире, находится в живых, и если он сообщит свое местожительство нотариальной конторе Пирс, Джеме и Симпсон, Чэнсри-Лэн, 14, то он узнает нечто для себя выгодное. Если же он умер, и это извещение попадется на глаза его наследникам, то пусть они также сообщат свои адреса упомянутой конторе".

   - Что же это значит, сэр? - спросил Рошбрук.

   - Это значит - если вы то самое лицо, о котором здесь говорится - что вам отказано по духовному завещанию какое-то наследство, - отвечал помощник. - Вы и есть это лицо?

   - Да, сэр, - сказал Рошбрук, меняясь в лице. - Я жил в Грасфорде.

   - В таком случае вам следует списаться с этой конторой. Я вам оставлю газету.

   Помещик ушел, а Рошбрук обратился к жене:

   - Что ты об этом думаешь, Джен?

   - Думаю, что он прав.

   - Но ты забыла, ты вспомни, ты понимаешь, о чем я говорю, - ведь это легко может оказаться ловушкой.

   - Я не забыла. Я всегда об этом помню, но полагаю, что тебе нечего бояться. Не за тебя назначена награда, а за нашего бедного мальчика, который теперь неизвестно где бродит по белу свету. Кому какой интерес тебя ловить, раз за это не будет заплачено?

   - Твоя правда, - согласился Рошбрук, подумавши с минуту. - Какой же я однако стал трус! Всего бояться стал... Сейчас напишу.

   Рошбрук послал письмо и получил ответ с вложением танкового билета в 20 фунтов стерлингов и с приглашением немедленно приехать в город. Там Рошбрук с изумлением узнал, что он законный наследник недвижимого имения в Дорсетском графстве с 7000 фунтов стерлингов годового дохода и с единственным условием - принять в качестве ближайшего родственника фамилию Остин. Исполнивши все формальности и выправивши через нотариальную контору Пирс и К® все документы, Рошбрук вернулся в Йоркшир с 500 фунтами в кармане и поделился известием с женой. Джен залилась слезами.

   - Не думай, Рошбрук, что эти слезы тебе в упрек, - сказала она. - Но мне кажется, что для тебя было бы лучше, если бы этого не случилось. Теперь, среди богатства, тебя только сильнее будет мучить совесть - за Джо и вообще за все.

   - Зато я буду теперь в большей безопасности, чем до сих пор. Кто узнает браконьера Рошбрука в джентльмене-помещике, обладателе годового дохода в 7000 фунтов? Кто решится обвинить его, хотя бы и начал его подозревать? В другом графстве, под другой фамилией - да кто же меня может разыскать?

   - А наш бедный мальчик, когда он воротится назад...

   - Его тоже все забудут. Он вырастет, сделается взрослым, переменить фамилию и также никем не будет узнан. В графстве Дорсет нашей прежней фамилии никто ведь не будет знать.

   - Буду надеяться, что все выйдет, как ты говоришь. Что же теперь ты думаешь делать? И что здесь скажешь?

   - Я скажу, что мне досталось наследство стоимостью фунтов в четыреста или в пятьсот, и что я хочу уехать в Лондон.

   - Это очень благоразумно. С одной стороны, у тебя есть достаточная причина для того, чтобы отказаться от должности, а с другой - никто не будет здесь знать, куда ты действительно уехал.

   Рошбрук сдал свою должность, продал обстановку и уехал из Йоркшира. Через несколько недель он переехал в свое новое поместье, в роскошный замок на западе графства Дорсет. Молва, как всегда опередила его. Одни говорили, что владения Останов достались простому мужику-пахарю, другие утверждали, что он не мужик, а только человек небогатый и очень скромного происхождения. Обоим этим слухам противоречила третья версия, по которой Рошбрук оказывался лейтенантом на половинном жалованье. Рошбрук и сам напустил туману по поводу своей прежней жизни, сказавши кому следует, что он раньше служил в армии, а последнее время был в отставке на пожалованную ему пенсию. Таким образом третья версия как бы подтверждалась, по крайней мере, она была принята и одобрена всеми соседними помещиками, которых интересовал вопрос, следует или не следует сделать визит новому владельцу замка. Мы уже говорили, что Рошбрук был высокий, стройный мужчина, а так как он раньше служил в военной службе, то имел отличную выправку и мог относительно хорошо себя держать в обществе. Когда в замок Остин-Голль стали приезжать с визитами соседи и соседки, то их встречал мистер Остин, немолодой уже джентльмен с военной выправкой, и его красивая миловидная, симпатичная жена, совсем еще молодая женщина. Джен первое время робела и конфузилась, но потом освоилась, стала замечать, как держат себя другие дамы, брала с них пример - и через несколько месяцев никто бы не поверил, что мистрис Остин не принадлежит по рождению к тому кругу, в котором теперь вращается. Манеры самого Остина остались такими же, как и были, то есть резкими и грубоватыми, но так как он держал себя очень холодно и осторожно со всеми, то эти манеры никого не шокировали, никому не казались неджентльменскими, а лишь несколько чересчур солдатскими.

   К Остину относились с уважением, но не любили его. Зато Джен сделалась общей любимицей. От нарядных костюмов, которые она получила возможность носить, она стала казаться еще красивее, а грусть о потерянном сыне придавала ее лицу задумчивое грустное выражение, от которого оно делалось еще привлекательнее. В обществе стали говорить, что Остин дурно обращается с женой, и жалели бедную мистрис Остин. Но в обществе это говорят более или менее про всех женщин, которые не особенно любят веселиться.

   Остин очень много охотился в своих обширных владениях и всегда заботился о том, чтобы дичи было побольше, но, к удивлению всех окрестных дворян-помещиков, никогда не преследовал браконьеров. Его назначили судьей на подписных листах он всегда щедро проставлял более или менее крупные суммы, так что его стали считать ценным приобретением для графства. Его жену всюду приглашали нарасхват, но замечали, что, когда говорят о детях, у нее сейчас же выступают слезы на глазах. В какой-нибудь год Остины заняли в обществе очень почетное положение, они обменивались визитами со всею знатью и со всеми помещиками графства и сделались очень популярны. Но были ли они счастливы? Увы, нет. Его мучила совесть, а она все грустила о своем благородном самоотверженном сыне. Жив ли еще он? Где он? Что с ним?

  

   Приготовительный пансион для молодых джентльменов, в котором учился наш герой, находился в Клэпгэм-Райзе. Джо нашел неблагоразумным идти в Лондон и направился в противоположную сторону - к Грэвсевду, к которому и приблизился в седьмом часу утра. Ночь простояла тихая, ясная, дело было в августе. Был уже совсем белый день, когда Джо, прошедший за ночь не меньше семнадцати миль, присел отдохнуть на зеленом газоне, покрывавшем обочину шоссе. Ему вспомнились отец и мать, вспомнилась вся доброта Мэк-Шэнов, вспомнилась своя собственная жестокая судьба, - и сделалось так грустно, что он заплакал. Слезы так и текли, так и катились по его щекам. В эту самую минуту по дороге проходила девочка лет десяти, очень чисто одетая, видимо не из низшего класса. Шаги ее были настолько тихи, что Джо не слыхал их. Проходя мимо Джо, девочка заметила, что он плачет, и ее доброе красивенькое личико затуманилось. Джо не поднимал головы. Девочка сделала еще несколько шагов дальше и остановилась. Заметив, что Джо перестал плакать, она постояла несколько секунд "нерешительности, потом повернула назад и подошла нему сзади. Минуту или две она стояла возле него молча, но Джо не замечал ее присутствия, будучи совершенно поглощен своим горем. Тут он вспомнил о Всемогущем Помощнике в бедах, приподнялся, встал на колени и принялся молиться. Тронутая всем этим девочка поставила на землю свою корзиночку и тоже встала на колени - не для молитвы, потому что не знала, о чем молится незнакомый юноша, но из почтения к тому Богу, которого он призывал, и из сочувствия к его очевидным страданиям. Джо поднял голову и увидал стоящую на коленях рядом с ним маленькую девочку, глазенки которой тоже плакали. Он торопливо вытер свои глаза, потому что до самой этой минуты думал, что он тут один, а между тем рядом оказалась сочувствующая ему человеческая душа. Как Джо, так и незнакомая девочка поднялись оба с колен одновременно. Джо подошел к ней, взял ее за руку и сказал:

   - Благодарю вас.

   - О чем вы плачете? - спросила она.

   - О том, что я несчастен. Мне жить негде, негде голову преклонить.

   - Негде жить? Но ведь те мальчики, которым негде жить, бывают все такие оборванные, голодные, а вы одеты, как молодой джентльмен.

   - Я ушел из своего дома.

   - Вернитесь. Вам как будут рады!

   - Я знаю, что будут рады, но я не могу.

   - Вы, вероятно, сделали какой-нибудь проступок? Но нет, этого быть не может. Вы, должно быть, хороший мальчик, иначе вы бы не молились.

   - Я никакого проступка не сделал, но я могу вам больше ничего сказать... А вы куда идете? - спросил он девочку.

   - Я иду в Грэвсенд, в школу. Я хожу туда каждое утро и остаюсь до вечера. В этой корзинке мой обед. Вы хотите есть?

   - Нет, не особенно.

   - Вы тоже идете в Грэвсенд?

   - Да, - отвечал Джо. - А как вас зовут?

   - Эмма Филипс.

   - У вас есть отец и мать?

   - Отца нет. Он был убит в сражении вскоре после того, как я родилась.

   - А ваша мать?..

   - Живет с бабушкой вот в том доме, за большими деревьями. Приходите к нам. Я расскажу матери то, что вы мне рассказали, она очень добрая, она напишет своим друзьям, попросит за вас.

   - Нет, нет! Не делайте этого! Я все равно ведь иду искать себе место.

   - Где же вы его найдете?

   - Я и сам хорошенько не знаю, но только я могу работать и желаю работать, и потому надеюсь, что не умру с голода.

   Так разговаривая, они продолжали путь вместе, покуда девочка не сказала:

   - Вот и моя школа, так что я должна здесь с вами проститься.

   - Прощайте. Я вас не забуду, хотя мы вряд ли когда встретимся, - сказал Джо.

   Он неохотно выпустил руку девочки из своих рук и ушел со слезами на глазах.

   Оставшись один, он стал обдумывать, куда бы ему лучше всего направиться. Слова маленькой Эммы: "А вы одеты, как молодой джентльмен" - пришли ему как раз на ум. В этом костюме ему нельзя оставаться, не навлекая на себя подозрений. Он решил немедленно переодеться в другое платье. Далее он думал: "Заработаю денег и поеду к капитану О'Донагю. Он меня, конечно, примет, и в России мне будет совсем безопасно жить... Но ведь нужно будет все ему откровенно рассказать... Значит, этот план не годится".

   Наш герой решил придумать что-нибудь другое. В это время ему на глаза попалась лавочка со всяким товаром. Он заглянул в нее через дверь, увидал молодого матроса, приценивавшегося к разным принадлежностям костюма, и вошел. Матрос приторговывал себе красную куртку в голубые брюки и в конце концов уговорился с евреем-лавочником за 14 шиллингов. Джо решил, что так как он меньше матроса ростом, то ему можно будет приобрести для себя такой же костюм дешевле, шиллингов за двенадцать, и обратился к еврею с соответствующим требованиям. Напротив того, еврей, видя, что новый покупатель так хорошо одет, запросил с него дороже. Джо, однако не поддавался. В конце концов сторговались за двенадцать шиллингов. Джо попросил разрешения переодеться в задней комнате. Еврей разрешил и даже не задал никаких вопросов. Ему было все равно, раз деньги были уплачены. Когда, переодевшись, Джо стал завязывать прежний свой костюм в узел, еврей спросил, не пожелает ли он продать этот костюм. Джо выразил полную готовность, но еврей давал так дешево, что он завернул костюм и вышел из лавки. Тогда еврей предложил ему за костюм те самые двенадцать шиллингов, которые Джо уплатил ему за матросское платье, и кроме того согласился обменять его шляпу на простую фуражку, которая больше подходила к новому костюму. Таким образом, Джо устроил себе переодеванье, не истративши ни одного пенса из своих денег. Не сразу его можно было узнать после того, как он вышел из лавки с узелком под мышкой. Теперь ему нужно было где-нибудь позавтракать, потому что аппетит у мальчика разыгрался очень основательно. Оглянувшись направо и налево, он увидел того самого матросика, который был с ним в лавке. Матросик стоял у окна одного магазина и разглядывал выставленные предметы. Джо подошел к нему и спросил, куда бы можно было пойти позавтракать. Матрос обернулся, изумленно взглянул и вскричал:

   - Э, да вы тот самый молодой джентльмен, которого я только что видел в лавке! Что это вам вздумалось преобразиться? Готов поклясться, что вы что-нибудь напроказили. Впрочем, меня это не касается. Пойдемте, я вас провожу.

   Когда они прошли несколько ярдов, матрос обернулся и вдруг спросил:

   - Скажите, вас там очень секли?

   - Меня никто не сек, - отвечал Джо.

   - Да? Ну, я этого про себя сказать не могу. Мне, бывало, каждый день доставалось... А вот и харчевня. Войдемте. Если у вас нет денег, я могу вас угостить завтраком.

   Матросик сел у маленького столика с одного края, Джо с другого, и они спросили себе чаю, хлеба и сыру. Позавтракавши, молодой матрос спросил:

   - Ну, куда же вы теперь? Не в матросы ли собрались?

   - Я ищу себе места, - отвечал Джо, - и мне все равно, куда бы ни поступить.

   - Вот что я вам скажу. Я убежал от свои друзей и поступил в матросы - и до сих пор каюсь. Трудно. Каторжная работа. А вам уж и вовсе не выдержать, как я на вас погляжу. Не ходите в море. Право, это будет безумием с вашей стороны.

   - Да я в матросы и не стремлюсь, - отвечал Джо, - но ведь нужно же как-нибудь зарабатывать себе пропитание. Вы такой добрый, посоветуйте мне.

   - Когда вы подошли ко мне у окна магазина, я просто изумился, до какой степени вы похожи на одного моего знакомого мальчика, который, - бедняжка! - на днях утонул здесь возле корабля, пришедшего из Индии.

   - Как же это он утонул бедняга?

   - Видите ли, его тетка, добрейшей души старуха, держит маркитантскую лодку, на которой подвозит к кораблям разные товары: иголки, нитки, черствые булки, гнилые яблоки, заплесневелые пироги, трубки, селедки - все, что хотите. Мальчик Питер был ее правой рукой, потому что она сама не читать, ни писать не умеет. Недавно он подъехал в лодке к кораблю, а было сильное волнение, он стал лезть по канату на корабль, канат оборвался и вместе с ним упал в воду. Питер не умел плавать и утонул. Вы на него очень похожи. Старуха с удовольствием возьмет вас на его место, у нее никого теперь нет. Это гораздо лучше, чем идти в матросы, работать, как на каторге, не доедать, не досыпать... Вы как хотите?

   - Я нахожу, что вы очень добры. Я буду рад поступить на это место.

   - Она очень добрая старуха, сердечная такая. Отпускает в кредит, когда у кого денег нет. Боюсь даже, не слишком ли она много верит. Ей часто не платят. Так я сегодня же с ней поговорю, потому что она придет к нам на корабль, а я буду там. Только где я вас найду сегодня вечером?

   - Где вы назначите, там я и буду.

   - Ладно. Встретьте меня здесь в девять часов. Я приду с окончательным ответом. А теперь мне пора, пора!

   Матросик схватил сверток со своей обновкой и бегом побежал на пристань.

   В комнате было много матросов и женщин, но все были заняты своими разговорами, и на Джо никто не обращал внимания. Он посидел недолго после ухода товарища, расплатился и попросил женщину у прилавка взять на хранение его узелок, говоря, что в девять часов он опять придет.

   - Хорошо, юноша, все будет цело и сохранено, - отвечала та, кладя узелок под конторку. - Отдадим, как только спросите.

   Джо несколько успокоился. Хотя он хорошенько еще не понял, в чем будут состоять его обязанности, но думал, что справился с ними: ведь не боги горшки обжигают. Он прогулялся по улицам, потом вышел на пристань и остановился у решетки, любуясь оживленной картиной большой гавани. К пристани как раз в это время подъехала лодка, в которой Джо сразу же, по догадке, узнал маркитантскую лодку, описанную матросом. В ней, кроме товаров, перечисленных матросиком, находились еще многие другие: портер в бутылках, пиво в бочонках, лук, порей, и вообще самые разнообразные предметы. На кормовом сидении восседала толстая-претолстая женщина.

   Лодочник причалил к пристани. Толстая женщина вышла на берег. Лодочник подал ей в руку корзинку, длинную палку и еще несколько других вещей, в том числе какой-то узел, по-видимому, с грязным бельем для стирки.

   - Боже мой! Куда я со всем этим денусь? - вскричала толстая женщина. - Тебе, Вильям, никак нельзя оставить лодку, а здесь больше нет никого, кто бы мне помог.

   - Хотите, я вам помогу? - сказал Джо, сбегая по ступенькам вниз. - Что вам донести прикажете?

   - Ты добрый, милый мальчик, - сказала она. - Вот, взял бы тот узел, а с остальными вещами я уж справлюсь сама.

   Джо разом вскинул узел себе на плечо.

   - Да ты сильный! Это хорошо! - сказала старуха. Джо пошел за ней с узлом. Они подошли к небольшой двери совсем недалеко от пристани, и старуха попросила его подняться в первый этаж, что тот и сделал.

   - Я вам больше не нужен? - спросил Джо, садясь на узел.

   - Нет, миленький, нет. Но я должна тебе заплатить за твое беспокойство. Ты сколько бы желал получить?

   - Нисколько, - отвечал Джо, - и я ничего с вас не возьму. Прощайте, будьте здоровы.

   Джо сошел вниз хотя старуха звала его назад, и опять пустился гулять по улицам Грэвсенда. Вскоре ему надоело ходить по мостовой, и он вышел опять на ту дорогу, где он встретился с Эммой Филипс. Наступил уже вечер когда он повернул обратно в город - и вдруг увидал Эмму, возвращавшуюся из школы домой.

   Девочка сделала вид, что не узнала его, и хотела пройти мимо, но Джо сказал:

   - Вы разве меня не узнаете?

   - Я вас узнаю, - улыбнулась она, - но зачем вы надели другой костюм? Я думала о вас весь этот день и даже, знаете, получила черный билетик за плохие ответы, - прибавила девочка со вздохом.

   - Значит, я косвенный виновник! - сказал Джо. - Это мне очень неприятно.

   - О, ничего не значит. Со мной это случилось в первый раз после долгого промежутка, и я маме объясню, почему так вышло. Но зачем вы оделись юнгой, разве вы уходите в море?

   - Нет, не собираюсь. Напротив, я надеюсь скоро получить место здесь в городе, и мы можем видеться всякий раз, когда вы будете идти домой. Могу я вас проводить до дому?

   - Пожалуйста. Я буду очень рада. До дому оставалось ярдов двести, не более, и Джо прошел с Эммой все это расстояние.

   - У меня к вам просьба, - сказал после некоторого колебания Джо. - Обещайте мне ее исполнить.

   - Что такое?

   - Сохраните мою тайну. Когда вы будете рассказывать вашей матушке про меня, по встречу со мной, не упоминайте о том, что я из джентльменского костюма переоделся в матросский. У меня на это есть свои причины, о которых я не могу никому говорить. Я и то вам давеча утром сказал о себе больше, чем вообще могу рассказывать. Другому я бы этого не сказал.

   Девочка подумала немного и отвечала:

   - Хорошо. Мне кажется, что я и права не имею рассказывать о том, о чем меня просили не говорить. Но все-таки про встречу с вами я матери должна рассказать.

   - О, это можно рассказать, а также и то, что я ищу себе место и уже почти нашел, так что завтра рассчитываю поступить на него. Я надеюсь, что мы будем встречаться с вами, а если не придется, я все-таки вас всегда буду помнить. Прощайте.

   Они расстались. Джо подождал, пока она не дошла до рыльца своего дома, и повернул обратно в Грэвсенд. С матросом своим он встретился в назначенный час у дверей харчевни.

   - О, вы здесь, - сказал юнга. - Вот и прекрасно. Ну-c, я виделся со старухой и долго с ней беседовал. Она убеждена, что такого, как был ее Питер, не найти другого на всем свете, но я все-таки ее уговорил взглянуть на вас. Идемте же скорее, а то у меня времени всего полчаса.

   Матросик привел Джо к той самой двери, в которую тот давеча вносил узел. Войдя в комнату во втором этаже, Джо увидал ту самую женщину, которой помогал тогда на пристани.

   - Вот он, мистрис Чоппер, - сказал юнга, - и если он окажется для вас неподходящим, то я уж и не знаю, кто может вам угодить. Ученый он страсть какой и счет знает во как.

   Джо даже опешил от такой лестной рекомендации, а толстая женщина пристально взглянула на его лицо.

   - Где я тебя видела раньше, мальчик? - сказала женщина. - Боже мой, до чего он похож на Питера! Ты правду сказал, он ужасно похож на Питера.

   - Мы с вами виделись сейчас, когда я приносил сюда ваш узел, - сказал Джо.

   - И не пожелал с меня взять ничего за труды! Правда, он ужасно похож на Питера.

   - Я же вам говорил, почтенная моя. И поверьте, он будет вам полезен не хуже Питера. Однако, мне пора на борт. Уговаривайтесь одни, как сами знаете.

   Говоря это, Джим подмигнул Джо глазом, впрочем, бесполезно, потому что тот не понял, что это значит, и торопливо ушел.

   - Это странно, но только ты изумительно похож на Питера. Бедный Питер! Ты слышал о нем?

   - Слышал, юнга мне рассказывал.

   - Славный был паренек, такой дельный, работящий. А ты, должно быть, добрый, вот помог мне давеча, и совершенно бескорыстно. Я люблю, у кого доброе сердце. Ты где познакомился с Джимом Патерсоном?

   - В лавке готового платья, мы оба зашли туда купить кое-что.

   - Джим дикий человек, но у него тоже доброе сердце, и свои долги он старается платить по возможности. Я говорила с людьми, которые знают его родителей. Оказывается, он со временем кое-что получит. Скажи, что ты можешь делать? Я боюсь, что ты не сумеешь делать всего того, что делал Питер.

   - Я могу составлять для вас счета, могу быть честным я верным.

   - Больше этого и от Питера не требовалось. А ты уверен, что сможешь верно считать и подводить итоги?

   - Уверен. Да вы испытайте меня.

   - Хорошо. Вот перо, чернила и бумага... Питер, как есть Питер: живой портрет!.. Пиши же: пиво - 8 пенсов, табак - 4 пенса, написал?

   - Да.

   - Покажи... Дальше: отрезок на брюки 3 шиллинга б пенсов, опять пиво - 4 ш., табак - 4 п., написал? Еще пиво - 8 п. Ну, теперь подведи итог.

   Джо был мастер решать задачи. Он быстро сосчитал и объявил - 5 ш. 10 п.

   - Кажется, что так, - сказала мистрис Чоппер. - Впрочем, ты побудь здесь минутку, а я сбегаю, поговорю тут с одной.

   Мистрис Чоппер сошла вниз, явилась к знакомой кассирше, служившей в соседнем кабачке, и попросила ее проверить работу нашего героя.

   - Все верно, мистрис Чоппер, - сказала та.

   - Не хуже, чем Питер делал, бедный мальчик?

   - О, гораздо лучше! - отвечала кассирша.

   - Боже мой, Кто бы это подумал? И такое сходство!..

   Мистрис Чоппер вернулась к себе в комнату и села.

   - Как тебя зовут? - спросила она.

   - Джо.

   - А фамилия?

   - Джо... О'Донагю, - отвечал он, опасаясь назваться Мэк-Шэном.

   - Кто твои родители?

   - Они люди бедные, живут недалеко отсюда.

   - Почему же ты от них ушел?

   - Потому что попался в браконьерстве, и они сами посоветовали мне уйти куда-нибудь.

   - В браконьерстве? А, знаю: ты стрелял чужих зайцев чужих птиц. Зачем же ты так делал?

   - Этим занимался мой отец.

   - Ну, если отец занимался, так тебя нельзя винить. А здесь ты собираешься поступить в матросы?

   - Да, но только в том случае, если не найдется чего-нибудь получше.

   - Для тебя лучше уже нашлось. Я возьму тебя к себе вместо покойного Питера, и если ты окажешься добрым, честным и старательным мальчиком, то не раскаешься, что поступил ко мне... Боже мой, до чего похож! Нет, послушай, я непременно должна звать тебя Питером. Мне тогда будет думаться, что он все еще со мной.

   - Как вам будет угодно, - согласился Джо, который был не прочь переменить и имя.

   - Где ты будешь ночевать сегодня?

   - Я собирался снять койку в том трактире, где у меня оставлен на хранение мой узел.

   - Нет, это не стоит. Сходи за своим узлом, а спать ты будешь в комнате Питера. Завтра утром ты пойдешь со мной в лодке.

   Джо сходил за узлом и вернулся через четверть часа к мистрис Чоппер. Она тем временем приготовила ужин, который с ней очень охотно разделил наш герой. После ужина старушка отвела Джо в маленькую комнатку с кроватью без занавесок. Вся комнатка была увешана по стенам пучками лука, мешочками с сушеными травами и кореньями, а также окороками. На полу стояли пустые бутылки из-под имбирного пива, мешки с паклей и разные другие предметы. Пахло в комнате не особенно вкусно.

   - Вот постель бедного Питера, - сказала мистрис Чоппер. - я сменила простыни как раз в ту ночь, как ему утонуть. Могу я доверить тебе свечку? Ты не забудешь ее погасить?

   - О, да. Я позабочусь об этом.

   - Так покойной ночи, мальчик. Всегда ли ты молишься на ночь? Питер молился.

   - И я молюсь, - отвечал Джо, - покойной ночи.

   Мистрис Чоппер ушла. Джо настежь открыл окно - в комнате почти невозможно было дышать - разделся, помолился и лег в постель, вспомнив перед сном маленькую девочку Эмму, которая так набожно опустилась давеча утром рядом с ним на колени на траву около дороги.

  

   В пять часов утра мистрис Чоппер позвала Джо ехать с нею. Лодочник уже был тут и вместе с Джо перенес в лодку те разнообразные товары, которыми торговала мистрис Чоппер. Когда все было готово, Джо и его хозяйка позавтракали чаем, хлебом с маслом и копченой селедкой, сели в лодку и поехали.

   - Да у вас, никак, новый помощник, мистрис Чоппер, - заметил лодочник.

   - Не правда ли, Вильям, как он похож на покойного Питера? - отвечала она. - Я надеюсь, что он и нравом будет такой же.

   - Питер отличный малый, - сказал лодочник. - А этого как зовут?

   - Я буду звать его также Питером. Очень уж они похожи оба.

   - Вот и хорошо. Кстати, я не люблю запоминать новые имена.

   - Слушай, Питер, - продолжала старушка. - Из покупателей, которым я отпускаю в кредит, одни платят хорошо, другие плохо. Тебе нужно будет хорошенько запомнить, кто надежен, а кто нет. Кому верить можно, кому нет. Матросским приятельницам ни в каком случае не делай кредита. В особенности тут есть одна, по имени Нэнси. - ужасная плутовка. Она даже покойного Питера отлично надувала, а уж он ли не был сам продувной.

   - Кому же можно оказывать кредит?

   - Можно только тем, кто записан в кредитной книге. Их фамилии значатся в заголовках счетов. Я сама не умею ни читать, ни писать, но у меня память хорошая. А вот Питер умел писать. Он и был мне этим полезен. У него тут все записано, ты прочти.

   Само собой разумеется, что прежний Питер вполне мог читать то, что сам записывал, но это были такие иероглифы, что нашему герою пришлось впоследствии долго возиться с ними, прежде чем он их разобрал.

   Лодка подъехала к борту одного брига, матросы сошли в нее и закупили себе, что кому было нужно. Которые брали в кредит, тех Джо аккуратно записывал в книжку.

   - Билль у вас был? - спросил вдруг тихий голос с корабля.

   - Нет, не был, Нэнси.

   - A guy нужно две селедки, шестипенсовый хлеб и табачку пачечку.

   Джо поднял глаза и увидал хорошенькую блондинку с плутоватыми голубыми глазами, перевесившуюся через борт.

   - Так пусть он сам придет сюда, Нэнси, - отвечала мистрис Чоппер. - В прошлый раз он отказался платить за вас, сказал, что ничего не поручал вам брать.

   - Это он сдуру меня приревновал. Я потеряла его табак, а он вообразил, что я отдала его Дику Снэпперу.

   - Ничего не могу сделать. Пусть он сам придет.

   - Да он уехал куда-то в шлюпке и велел мне взять у вас для него то, что я вам сказала. Кто это с вами? Это не Питер. Да, не он. А какой славный мальчик!

   - Я тебе говорила, - сказала мистрис Чоппер. - Не будь меня, она бы уже сюда припожаловала и обставила бы тебя за первый сорт.

   Джо опять поглядел на Нэнси и подумал, что было бы очень нелюбезно с его стороны, если б он ей отказал.

   - Какая вы жестокосердая женщина, мистрис Чоппер. Из-за вас теперь Билль меня разбранит, когда вернется на борт. Право же, он заплатит, даю вам честное слово.

   - Ну что ваше честное слово, - сказала мистрис Чоппер, качая головой.

   - Погодите минутку, мистрис Чоппер, я сейчас вам все объясню, - сказала Нэнси, перелезая через борт и нисколько не стесняясь тем, что всем видны ее стройные ноги.

   - Бесполезно приходить вам сюда, Нэнси, я же вам говорю, - попробовала остановить ее маркитантка.

   - Ладно, мы посмотрим, - возразила Нэнси, появляясь в лодке и лукаво взглядывая прямо в лицо мистрис Чоппер. - Дело в том, тетенька, что вы ведь и сами не знаете, какая вы добрая женщина.

   - Зато я знаю, Нэнси, какая вы женщина, - ответила старушка.

   - О, это все знают: сама себе враг, больше никому.

   - Что верно, то верно, и я вас очень жалею.

   - Не думайте, я к вам не клянчить пришла, а просто поболтать с вами и взглянуть поближе на этого хорошенького мальчика.

   - Не правда ли, как он похож на Питера?

   - О, очень похож. Вылитый Питер. Глаза, нос, рот - все ужасно похоже. Даже странно!

   - Я никогда не встречала такого сходства! - воскликнула мистрис Чоппер.

   - Изумительно! - подтвердила Нэнси. Чтобы угодить старушке, она принялась хвалить Джо и восхищаться его сходством с Питером, и так умаслила этим старую маркитантку, что та при расставании отпустила ей и селедок, и хлеба, и табаку.

   - Записать все это, мистрис Чоппер? - спросил Джо.

   - Боюсь, что это будет бесполезно, - ответила успевшая одуматься старушка. - Впрочем, запиши где-нибудь. Потом все равно придется списывать в безнадежные долги. Отчаливай, Вильям, от брига, поедем к большому кораблю.

   Когда лодка оттолкнулась от брига, на котором была Нэнси, старушка сказала:

   - Хоть бы эта Нэнси перевелась в какой-нибудь другой порт. Сколько у меня за ней денег пропадает!

   - Верно! - засмеялся лодочник. - Она не только вас, она кого хотите сумеет обойти - мужчину и женщину, старого и малого, и даже самого черта. Такая плутовка!

   В течение всего дня лодка ездила от одного корабля к другому, и к пяти часам вечера весь товар был распродан - частью на наличные, частью в кредит. Вместо того лодка оказалась нагруженною пустыми бутылками, бельем для стирки, сухарями и разными предметами менового торга. Мистрис Чоппер велела лодочнику править к берегу.

   Когда все ящики и другие вещи были принесены из лодки в дом, мистрис Чоппер послала в кухмистерскую за обедом, как делала обыкновенно. Джо сел обедать вместе с ней. Когда они кончили, мистрис Чоппер сказала ему, что теперь он, если хочет, может погулять и поразмять себе ноги, а она займется разборкой белья и сдачей его в стирку. Джо, разумеется, с восторгом воспользовался позволением, потому что ноги размять ему и впрямь не мешало - они у него совсем затекли от долгого сиденья в лодке среди корзин с яйцами, селедок и других таких же удобств.

   Познакомим, однако, читателя поближе с мистрис Чоппер. Она была вдовой лоцмана, который незадолго до своей смерти снабдил ее известной суммой денег из своих сбережений и посадил маркитанткой. Когда он умер, она стала продолжать дело уже сама от себя. Люди называли ее богатой, но ведь понятие богатства очень условно: в глазах простого класса тот, кто имеет двести или триста фунтов в банке, уже богат. Главное ее богатство составляли, кажется, безнадежные долги, записанные в семи или восьми памятных книжках, в которых разбирался теперь Джо.

   Полученным позволением размять ноги наш герой воспользовался сейчас же и отправился на лондонскую дорогу, чтобы встретить Эмму Филипс, он пришел на заветное местечко, где они вместе стояли на коленях и молились, и стал ждать. Вскоре появилась и она в соломенной шляпе с голубой лентой. Джо подошел к ней и объявил, что нашел себе очень хорошее место и что он весь этот день работал.

   - И, кажется, мне всегда будет можно приходить сюда в эти часы, - прибавил Джо, - и провожать вас домой, чтобы с вами чего не случилось.

   - А моя мама говорит, - возразила девочка, - что она желала бы вас видеть, какой вы, потому что она не может допустить знакомства между мной и случайно встреченным человеком, которого она не знает. Что вы на это скажете? По вашему, она права или нет?

   - Совершенно права, - отвечал Джо. - Я упустил это из вида.

   - Вы придете к ней?

   - Только не сегодня, потому что я не особенно чисто одет. Я приду в воскресенье, если буду свободен.

   Они простились. Джо вернулся в город. Он решил истратить бывшие у него деньги на покупку себе нового праздничного костюма, так как теперешний его костюм был уж очень из грубого материала.

   - Ну, что, Питер, лучше ли ты себя чувствуешь после прогулки? - спросила его мистрис Чоппер, когда он вернулся.

   - О, да, мэм, благодарю вас.