Хаггард Генри Райдер - Дитя из слоновой кости

ватил меня.

   Я уже приготовил пистолет, который лежал под ковром, служившим мне подушкой, как вдруг услышал знакомый спокойный голос:

   - Разве это твой обычай, Макумацан, о Бодрствующий-в-ночи, встречать гостей пулями?

   - Да, Харут, - ответил я, - если гости украдкой приходят среди ночи. Но вы наконец здесь. Скажите мне, почему вы так долго заставили нас ждать?

   - О, Макумацан, - смущенно ответил Харут, - прими наши смиренные оправдания. Когда мы узнали о твоем приходе в город Беза, мы сразу двинулись в путь. Но мы смертные, Макумацан, и разные препятствия мешали нам. Зная, что у вас много клади, мы должны были собрать много верблюдов. Потом нужно было послать вперед вырыть колодцы в пустыне вдоль нашей дороги. Вот причина промедления. Но мы пришли как раз вовремя, ибо через несколько часов вы были бы уже на пути домой.

   - Это верно, - сказал я, - но войдите в шалаш, здесь очень холодно.

   Они вошли и, не будучи магометанами, не отказались от предложенного джина.

   - За ваше здоровье, Харут и Марут, - сказал я, отпив немного из стакана и отдав остальное Хансу, который в один прием проглотил жгучую жидкость.

   - За твое здоровье, Макумацан! - ответили гости и, опорожнив свои стаканы, поставили их перед собой с таким благоговением, будто это были священные сосуды.

   - Теперь, - сказал я, - будем говорить. Как вам удалось уехать из Англии после попытки похитить леди, которой вы подарили ожерелье? Куда вы увезли ее после похищения на Ниле? Во имя вашего священного Дитяти, шайтана или египетского Сета, отвечайте мне, иначе вам пришел конец, - прибавил я, хватая пистолет.

   - Извини нас, Макумацан, - с улыбкой сказал Харут, - но если ты так поступишь с нами, тебе самому придется ответить на много вопросов, на которые трудно найти ответ. Мы уехали из Англии на пароходе и после долгого путешествия вернулись в свою страну. Твой намек на похищение на Ниле непонятен нам. Мы никогда не собирались похищать ту леди, которой подарили ожерелье. Мы только хотели задать ей несколько вопросов, ибо она обладает даром ясновидения. Но появился ты и прервал нас. Зачем нужна нам белая леди?

   - Не знаю, зачем, - ответил я, - но знаю, что вы величайшие лжецы, каких я когда-либо встречал.

   При этих словах, которые любому другому могли бы показаться оскорбительными, Харут и Марут низко поклонились мне, словно я им сделал комплимент.

   - Оставим вопрос о леди, - сказал Харут, - поговорим о нашем деле. Ты здесь, Макумацан, и мы пришли встретить тебя. Готов ли ты отправиться с нами, чтобы принести смерть злому слону Джане, опустошающему нашу землю, и получить великую награду? Если готов, твой верблюд ждет тебя.

   - Один верблюд не может нести на себе четверых, - уклончиво ответил я.

   - Храбростью и ловкостью ты превосходишь многих людей, о Макумацан, но телом ты один.

   - Вы ошибаетесь, Харут и Марут, если думаете, что я поеду с вами один, - воскликнул я, - вот мой слуга, - указал я на Ханса, - без которого я не двинусь с места ни на шаг. Кроме того, меня должны сопровождать лорд Рэгнолл, известный под именем "Игеза", и его слуга Бена, из которого вы в Англии извлекали змей.

   При моих словах на бесстрастных лицах Харута и Марута появились признаки беспокойства, и они обменялись словами на непонятном мне языке.

   - Наша страна, - сказал Харут, - открыта только для тебя, Макумацан, чтобы убить Джану, за что мы обещаем тебе великую награду. Других мы не хотим видеть там.

   - Тогда сами убивайте своего Джану, а я шагу не ступлю за вами.

   - А если мы насильно возьмем тебя с собой, Макумацан?

   - А если я убью вас, Харут и Марут? Глупцы! Со мною много храбрых людей. Ханс! Прикажи мазиту взяться за оружие и позови сюда Игезу и Бену.

   - Остановись, о господин, и положи оружие на свое место, - сказал Харут, увидя, что я снова схватил пистолет. - Незачем проливать кровь. Мы в большей безопасности, чем ты думаешь. Пусть твои товарищи сопровождают тебя, но пусть они знают, что подвергаются большой опасности.

   - Ты хочешь сказать, что вы их потом убьете?

   - Нет. Но кроме нас там живут другие, более сильные люди, которые захотят принести их в жертву. Твоя жизнь в безопасности, Макумацан, но нам открыто, что двоих из вас ждет гибель.

   - Но как мы можем быть уверены, что вы, заманив нас в свою страну, не убьете предательски, чтобы завладеть нашим имуществом?

   - Мы клянемся тебе страшной клятвой. Мы клянемся тебе Небесным Дитятей, - в один голос воскликнули оба, поклонившись до земли.

   Я пожал плечами.

   - Ты не веришь нам, - продолжал Харут, - ибо не знаешь, что бывает с тем, кто нарушит эту клятву. Но слушай. В пяти шагах от твоей хижины есть высокий муравейник. Взберись на него и посмотри в пустыню.

   Любопытство заставило меня принять это предложение. Я вышел в сопровождении Ханса с заряженным двуствольным ружьем и вскарабкался на муравейник футов в двадцать высотой, откуда открывался вид на пустыню.

   - Смотри на север, - снизу сказал Харут.

   Я посмотрел в указанном направлении и при ярком свете луны ярдах в пяти-шести от себя увидел сотни две сидевших на земле верблюдов и около каждого из них белую фигуру, державшую в руках длинное копье, к древку которого был прикреплен маленький флажок. Я смотрел на них до тех пор, пока не убедился, что это не иллюзия или мираж, после чего спустился с муравейника.

   - Ты видишь, Макумацан, - сказал Харут, - если бы мы захотели причинить тебе вред, мы могли бы напасть ночью на ваш спящий лагерь. Но эти люди пришли охранять, а не убивать тебя или твоих друзей. В этом мы поклялись тебе клятвой, которая не может быть нарушена. Теперь мы пойдем к своим, а завтра снова вернемся одни и без оружия.

   С этими словами они исчезли, как тени.

  

  

   Через десять минут весь наш лагерь был на ногах. Все схватились за оружие.

   Сначала поднялось нечто вроде паники, но с помощью Бабембы порядок был восстановлен, и все приготовились к защите.

   О бегстве нечего было и думать, так как верблюды быстро настигли бы нас.

   Оставив Бабембу при воинах, мы, трое белых и Ханс, собрались на совет, и я рассказал обо всем происшедшем между мной и Харутом с Марутом.

   - Что вы решите? - спросил я. - Эти люди хотят, чтобы я ехал в их страну. Но они против других. Ничто не мешает вам, Рэгнолл, Сэвэдж и тебе, Ханс, вернуться обратно с мазиту.

   - Ох! - воскликнул Ханс, - я не покину бааса. Если надо умереть, я умру. А теперь, баас, я очень хочу спать. Я не спал всю ночь и задолго до прихода этих призраков слышал верблюдов, но не знал, что это такое, потому что я их никогда раньше не видел. Когда все будет решено, пусть баас разбудит меня.

   С этими словами он улегся и тотчас же заснул, как верная собака у ног своего хозяина.

   Я вопросительно посмотрел на лорда Рэгнолла.

   - Я последую за вами, - коротко ответил он.

   - Несмотря на то, что эти люди отрицают свое участие в похищении вашей жены?

   - Как и Хансу, мне безразлично, что меня ждет в будущем. Кроме того, я не верю этим людям. Что-то подсказывает мне, что они знают правду о моей жене. Они слишком заинтересованы, чтобы я не сопровождал вас.

   - Ну, а вы, Сэвэдж, к какому пришли решению? Помните, эти люди говорят, что двое из нас никогда не вернутся. Но кто - неизвестно. Конечно, нельзя знать будущее, но они слишком необыкновенные люди.

   - Сэр, - сказал Сэвэдж, - перед тем как покинуть Англию, его светлость обеспечил мою старую мать и вдовую сестру с детьми. Теперь от меня никто не зависит. Поэтому я пойду за вами и в остальном полагаюсь на Бога.

   - Итак, все решено, - сказал я, - теперь надо позвать Бабембу.

   Старик принял известие о нашем решении более спокойно, чем я предполагал.

   - Макумацан, - сказал он, - я ждал от тебя таких слов. Если бы это сказал другой человек, я счел бы его безумным. Но я знал тебя таким, когда ты отправлялся в Понго и вернулся невредимым. Я надеюсь, что так будет и на этот раз. А теперь прощай. Я должен увести своих людей прежде, чем придут сюда эти арабы. Может произойти битва, нас мало, и нам придется умереть. Если они скажут, что твои лошади не могут пересечь пустыню, отпусти их. Мы поймаем и сохраним их до тех пор, пока ты не пришлешь за ними. Не надо больше подарков. Ты уже оставил мне ружье, пороху, пуль и - что дороже всего - память о себе и твоей мудрости и храбрости. С того дальнего холма я буду смотреть, пока ты не скроешься из виду. Прощай.

   И не став ждать моего ответа, Бабемба ушел, проливая слезы из своего единственного глаза.

   Через десять минут остальные мазиту простились с нами и ушли, оставив нас одних в опустевшем лагере среди сложенного багажа.

   Вскоре Ханс, полоскавший недалеко от нас котелок, поднял голову и сказал:

   - Идут, баас. Целый полк идёт.

   Мы оглянулись. По направлению к нам ровными рядами медленно двигались всадники на покачивающихся верблюдах. Не доехав ярдов пятидесяти до нас, они остановились и начали поить в ручье своих верблюдов.

   От них отделилось двое людей, в которых я узнал Харута и Марута, с поклоном остановившихся перед нами.

   - Доброе утро, господин, - сказал Харут лорду Рэгноллу на ломаном английском языке. - Итак, ты решил посетить с Макумацаном наш бедный дом, как посетили мы твой богатый замок в Англии. Ты думаешь, что мы похитили твою леди. Это не так. В Стране кенда нет белой леди. Она, наверное, утонула в Ниле, потому что ходила во сне. Мы очень жалеем тебя, но боги знают, что делают. Они дают и берут, когда хотят. Но к тебе снова вернется твоя жена еще более прекрасной, и к ней вернется ее душа.

   Я удивленно смотрел на Харута. Я ничего не говорил ему о том, что леди Рэгнолл потеряла рассудок. Откуда он мог узнать об этом?

   - Мы рады, господин, - продолжал Харут, - принять тебя, но, правду сказать, это очень опасное путешествие, ибо Джана не любит чужестранцев. Смотри, на твоем лице уже лежит печать страдания, причиненного слоном.

   Потом Харут обратил свое благосклонное внимание на Сэвэджа.

   - И ты идешь, Бена? Что же, в Земле кенда ты узнаешь многое о змеях и о другом.

   Тут Марут, широко улыбаясь и обнаруживая ряд ослепительно белых зубов, что-то шепнул на ухо своему товарищу.

   - Ох, - продолжал Харут, - мой брат говорит, что ты встретился с одной змеей в Натале и сел на нее так тяжело, что сделал ее плоской. В Земле кенда мы покажем тебе лучшую змею, но ты не будешь сидеть на ней, Бена!

   Мне, не знаю почему, все эти шутки показались страшными, - чем-то вроде игры кошки с мышью. Откуда могли эти люди знать подобные вещи и провидеть будущее? Я посмотрел на Сэвэджа. Он был бледен и, очевидно, чувствовал то же, что и я.

   Даже Ханс шепнул мне по-голландски:

   - Это не люди, это дьяволы, баас! Мы едем прямо в ад!

   Только лорд Рэгнолл сидел молча и совершенно бесстрастно. Его красивое лицо было как у сфинкса. Я видел, что Харут и Марут чувствовали силу этого человека, и это вызывало у них беспокойство.

   Часа три спустя мы ехали по пустыне на превосходных верховых верблюдах, оглядываясь на брошенный нами лагерь в оазисе, видневшийся на горизонте.

   На расстоянии мили впереди нас ехал пикет из 8-10 всадников на самых быстрых животных, чтобы предупредить караван в случае какой-либо опасности.

   Ярдах в трехстах за ним следовал отряд из пятидесяти кенда, выстроенных в два ряда.

   За отрядом следовали погонщики, ведя за собой верблюдов, нагруженных провизией, водой, палатками и нашим багажом, включая пятьдесят винтовок лорда Рэгнолла.

   Потом ехали мы вчетвером на самых лучших верблюдах. По правую и левую сторону и позади нас на расстоянии полумили ехали такие же отряды, как и впереди. Мы находились в центре, окруженные со всех сторон охраной. Харут и Марут следовали за нами на небольшом расстоянии и при необходимости их легко можно было позвать.

   Сперва путешествие на верблюде с непривычки сильно утомляло меня. Постоянная качка так действовала на меня, что к ночи я чувствовал себя совершенно разбитым.

   Бедный Сэвэдж страдал еше больше.

   Только лорд Рэгнолл, вероятно, раньше ездивший на верблюдах, не испытывал особых неудобств.

   Что касается Ханса - тот чувствовал себя превосходно. Он все время менял положение и ехал то по-дамски, то сидя в седле на коленях, как обезьяна на шарманке.

   Постепенно я привык к такой езде, и вскоре наши пятьдесят миль в день не особенно утомляли меня.

   Мне начинала нравиться жизнь в этой спокойной пустыне.

   Днем мы ехали по бесконечной песчаной равнине, по вечерам ели с аппетитом простую пищу и спали под мерцающими звездами до новой зари.

   Говорили мы мало.

   Вероятно, тишина пустыни накладывала печать на наши уста. Каждый был погружен в свои мысли.

   Лично мне казалось, что я живу в каком-то сне. С нашей охраной мы совсем не общались. Думаю, им было запрещено разговаривать с нами.

   Эти стройные молчаливые люди общались между собой знаками или отрывистыми словами. К Харуту и Маруту они относились с огромным уважением и повиновался им беспрекословно. Однажды я потерял свой карманный нож. Тогда троим из них было приказано вернуться назад и отыскать его. Только на восьмой день они догнали нас, почти выбившись из сил и потеряв одного верблюда, но с моим ножом, который передали мне с поклоном.

   Сознаюсь, мне стало очень стыдно.

   С Харутом и Марутом вплоть до самых границ Земли кенда мы почти не разговаривали.

   Так мы прошли около пятисот миль, останавливаясь в маленьких оазисах напоить верблюдов и отдохнуть.

   Наконец характер местности начал меняться.

   Стала попадаться трава, потом кусты и деревья и среди них даже дикие козы.

   Отъехав в сторону, я убил двух коз, чем вызвал большое удивление у нашей стражи, очевидно, никогда не видавшей стрельбы из ружья.

   В этот вечер мы с удовольствием поели дичи, так как давно уже не ели свежего мяса.

   В последние дни мы заметили, что наши стоянки стали непохожи на прежние. Верблюдов уже не отпускали пастись далеко от лагеря, наш багаж складывали около самых палаток и к нему ставили стражу.

   Я спросил у Харута о причине этих предосторожностей.

   - Потому что мы на границе Земли кенда, - ответил он, - через четыре дня мы будем на месте.

   - Зачем же предосторожности против своего народа? Они встретят вас...

   - Копьями, Макумацан. Заметь, что кенда составляют два народа. Мы, белые кенда, имеем свою отдельную территорию. Но путь к нам лежит через землю черных кенда, которые всегда могут напасть на нас, особенно если увидят, что с нами чужестранцы. Черные кенда значительно превосходят нас числом, но они не нападают на нашу землю, ибо боятся проклятия Небесного Дитяти. Однако если они встречают нас на своей земле, они убивают нас; точно так же и мы поступаем с ними, когда они приходят на нашу землю.

   - Значит, между вами существует постоянная вражда?

   - Вражда, которая закончится большой войной, где должны погибнуть черные или белые кенда. Или, быть может, оба народа погибнут вместе. Вот почему мы просили тебя, Макумацан, быть нашим гостем, - с поклоном закончил Харут и удалился, прежде чем я успел что-нибудь ответить.

   - Похоже на то, - заметил я Рэгноллу, - что нас везут сражаться за Харута, Марута и Ко.

   Ночь прошла спокойно.

   На заре следующего дня мы двинулись в дальнейший путь местностью, становившейся все более и более плодородной. Уже стали попадаться целые стада антилоп, но людей не было видно.

   Во время очередной остановки на отдых Харут провел нас на возвышенное место, откуда открывался вид миль на пятьдесят вперед.

   Перед нами лежала обширная равнина, представлявшая, вероятно, дно высохшего озера. По ней было рассыпано множество деревушек и отдельных домиков. С востока и запада равнину пересекала река, разветвлявшаяся на несколько протоков. Далеко на горизонте виднелся высокий холм, покрытый густой растительностью.

   - Вот Земля кенда, - сказал Харут, - по эту сторону реки Тавы живут черные кенда, а по ту - белые.

   - А что это за холм? - спросил я.

   - Это священная гора, дом Небесного Дитяти, куда не может ступить ничья нога, кроме жрецов Дитяти.

   - А если кто ступит? - спросил я.

   - Он умрет, Макумацан.

   - Значит, ее охраняют?

   - Она охраняется, но не оружием смертных, Макумацан.

   Видя, что Харут неохотно говорит об этом, я спросил его о численности народа кенда.

   Он ответил, что черные кенда имеют около двадцати тысяч воинов, между тем как белые не более двух тысяч.

   В это время наш разговор был прерван появлением человека из передового пикета, который сообщил Харуту что-то весьма встревожившее его.

   Я осведомился, в чем дело.

   - Один из разведчиков Симбы, царя черных кенда, - ответил Харут, указывая на скачущего вдали по равнине всадника. - Он едет в город Симбы сообщить о нашем появлении на их земле. Вернемся в лагерь, Макумацан, и поедем дальше, когда взойдет луна.

   Как только взошла луна, мы снова двинулись вперед, несмотря на то, что верблюды были крайне утомлены.

   Мы ехали всю ночь, остановившись лишь перед рассветом на полчаса, чтобы подкрепиться пищей и подтянуть веревки нашего багажа, который охранялся теперь с особенной тщательностью.

   Когда мы снова тронулись в путь, к нам подъехал Марут и со своей обычной улыбкой сказал, что хорошо было бы, если бы мы держали наши ружья наготове.

   Мы вооружились винтовками, заряжающимися сразу пятью патронами. Только Ханс взял себе мое старое одноствольное шомпольное ружье, которое он называл "Интомби", не раз сослужившее мне хорошую службу во время путешествия в Понголэнд. Ханс почему-то считал его счастливым.

   Спустя четверть часа, когда уже совсем рассвело, мы въехали в скалистую местность, окаймлявшую равнину.

   Вдруг наш караван остановился... Вскоре нам стало ясно, в чем дело.

   На расстоянии не более полумили впереди нас показалось около пятисот человек в белых одеяниях, частью пеших, частью ехавших верхом. Они быстро двигались нам навстречу с явной целью преградить путь. Лица их были черны, и они не носили никаких головных уборов.

   От них отделилось два парламентера с белыми флагами в руках.

   Они галопом подъехали к нашему каравану, остановились у того места, где стояли мы с Харутом и Марутом, и отсалютовали нам копьями. Это были стройные мужчины черной расы с длинными волосами, доходившими до самых плеч. На них было легкое одеяние: кожаные панталоны, сандалии и нечто вроде кольчуги из тройной цени, сделанной из металла, похожего на серебро, которая свешивалась с шеи на спину и на грудь. Вооружены они были длинными копьями, похожими на копья белых кенда, и прямыми мечами с крестообразной рукояткой, висевшими у пояса.

   Как я узнал впоследствии, так снаряжали кавалерию.

   Пехотинцы имели более короткие колья, два дротика (ассегаи) и кривые ножи с роговой рукояткой.

   - Здравствуй, пророк Дитяти! - закричал один из них. - Мы вестники бога Джаны, говорящего устами царя Симбы.

   - Говори, почитатель демона Джаны! Чего хочет от нас Симба? - сказал Харут.

   - Войны. Зачем вы перешли реку Шаву, границу Земли черных кенда, установленную договором сто лет назад? Разве вам мало своей земли? Царь Симба позволил вам пройти в пустыню, надеясь, что вы погибнете там. Но вы не вернетесь назад!

   - Посмотрим, - ответил Харут, - это зависит от того, кто сильнее, Небесное Дитя или Джана. Мы хотим избежать кровопролития. Наше путешествие мирное. Эти белые люди хотят принести жертву Дитяти, а путь к священной горе лежит только через вашу землю.

   - О, мы знаем, какая это жертва! - воскликнул парламентер, - они хотя крови нашего бога Джаны! Они думают убить его своим необыкновенным оружием, хотя против бога Джаны бессильно любое оружие. Отдай нам белых людей, мы их принесем в жертву Джане. Тогда, быть может, царь Симба позволит вам пройти через свою землю.

   - Как! - воскликнул Харут, - нарушить законы гостеприимства? Вернись к Симбе и скажи ему, что если он подымет против нас копье, тройное проклятие Дитяти падет на его голову! Проклятие бури, проклятие голода и проклятие войны! Я, пророк, сказал это. Ступай!

   Эти слова, произнесенные Харутом выразительным голосом, произвели необычайное впечатление на парламентеров. Страх появился на их лицах. Не ответив ни слова, они повернули лошадей и так же быстро, как приехали, вернулись к своим.

   Харут отдал приказание, после которого караван построился в виде клина. Я, Ханс и Марут поместились посередине левой стороны этого треугольника, лорд Рэгнолл и Сэвэдж на правой. Харут стал у вершины его.

   Вьючные верблюды занимали центральное место.

   Прежде чем стать на свои места, мы крепко пожали друг другу руки.

   Бедняга Сэвэдж выглядел очень плохо: это должно было стать его первым боевым крещением.

   Лорд Рэгнолл казался счастливым как король, только что вступивший на престол.

   Я, уже видевший немало битв, вспомнил предсказание одного зулусского вождя, который говорил, что я умру не на поле сражения. Тем не менее, настроение у меня было иным, чем у лорда Рэгнолла.

   Только Ханс казался совершенно спокойным. Он даже успел набить табаком и закурить свою трубку. Если бы он не сидел в своей обезьяньей позе на высоком верблюде, он получил бы от меня хороший пинок за эту браваду перед лицом Провидения.

   Однако своим поведением он вызвал восторг наших кенда.

   Я слышал, как один из них сказал другому:

   - Посмотри! Это вовсе не обезьяна, а настоящий мужчина, даже больший мужчина, чем его господин!

   Теперь все было готово.

   Харут, трижды поклонившись священной горе, встал на стременах и, подняв копье над головой, коротко скомандовал:

   - Вперед!

  

  

   Наш отряд смело бросился вперед.

   Даже верблюдам, несмотря на их крайнее утомление, казалось, передалось воодушевление всадников.

   Не нарушая порядка построения, мы быстро катились вниз по склону холма.

   Целый лес копий блестел на солнце; флажки весело развевались по ветру.

   Никто не проронил ни слова; слышался лишь топот мчавшихся верблюдов.

   Только когда началась битва, белые кенда издали мощный крик:

   - Дитя! Смерть Джане! Дитя! Дитя!

   Человек четыреста вражеской пехоты сомкнулись в 7-8 рядов. Первые два ряда стояли на коленях, держа наперевес длинные копья. Этот строй напоминал древнегреческую фалангу. По обе стороны пехоты, на расстоянии около полумили от нее, стояло по отряду всадников, человек по сто в каждом.

   Когда мы приблизились к врагу, наш треугольник, следуя за Харутом, немного изогнулся. Минуту спустя я понял, что это был искусный маневр. Мы разрезали строй врага, как нож масло, ударив в него не прямо, а под углом. Промчавшись по опрокинутой пехоте, белые кенда поражали вражеских воинов копьями и топтали их верблюдами.

   Я уже подумал, что дело решилось в нашу пользу, однако это было не так. Вскоре между нами оказалось много пеших врагов, которых я посчитал мертвыми; они старались поразить наших верблюдов в живот. Кроме того, я забыл о вражеской кавалерии, которая ураганом обрушилась на наши фланги.

   Мы сделали все, что могли, чтобы отразить этот удар. В результате наша правая и левая линии были прорваны ярдах в пятидесяти сзади вьючных верблюдов. К счастью для нас, быстрота натиска помешала черным кенда воспользоваться успехом своего удара. Оба неприятельских отряда, не успев сдержать лошадей, столкнулись и пришли в замешательство. Тогда мы направили на них своих верблюдов, и в результате много врагов было переколото копьями и потоптано копытами. Я не могу сказать, как случилось, что я, Ханс, Марут и примерно пятнадцать белых кенда оказались окруженными множеством нападавших на нас врагов.

   Мы сопротивлялись, как могли.

   Постепенно пали все наши верблюды, за исключением того, на котором сидел Ханс. Этот верблюд по странной случайности не был даже ранен.

   Мы продолжали сражаться пешими.

   До этого времени я не сделал ни одного выстрела, так как было трудно целиться с качающегося верблюда, отчасти же из нежелания убивать напрасно этих диких людей.

   Однако теперь нам грозила серьезная опасность.

   Наклонившись над бьющимся на земле умирающим верблюдом, я полностью разрядил свое ружье. В результате пять лошадей без всадников помчались по равнине.

   Это произвело на атакующих сильное впечатление, так как они никогда не видели ничего подобного. Наши враги отхлынули назад, дав мне возможность снова зарядить ружье.

   Через минуту они вновь бросились на нас - и снова тот же результат.

   Посоветовавшись некоторое время между собой, они пошли в третью атаку.

   Я снова встретил их залпом, хотя на этот раз упало всего три всадника и одна лошадь.

   Наше дело было проиграно, так как у меня кончились патроны и оставался только заряженный двуствольный пистолет. И все из-за непредусмотрительности!

   Мои патроны лежали в сумке, которую Сэвэдж из учтивости вешал на свое седло. Я спохватился, когда уже началась битва, но ничего не мог сделать, так как мы с Сэвэджем находились в разных концах строя. После долгого совещания наши враги снова направились к нам, но на этот раз очень медленно.

   Тем временем я огляделся и увидел, что наши главные силы уходили на север, счастливо оторвавшись от погони.

   Мы были оставлены на произвол судьбы, так как, по всей вероятности, нас считали убитыми.

   - Мой господин Макумацан, - сказал все еще улыбавшийся Марут, подходя ко мне, - Дитя спасло большинство наших, но мы покинуты. Что ты будешь делать? Стрелять, пока нас не схватят?

   - Мне нечем стрелять, - ответил я. - А если мы сдадимся, что будет с нами?

   - Нас отвезут в город Симбы и принесут в жертву Джане. У меня мало времени рассказать тебе, как это делается. Поэтому я предлагаю: убьем себя.

   - Это, пожалуй, глупо, Марут. Пока мы живы, нам может представиться случай выбраться из этой истории. Если нам придется плохо, у меня остается пистолет с двумя пулями для тебя и для меня.

   - Мудрость Дитяти говорит твоими устами, Макумацан, - сказал Марут. - Я поступлю так, как поступишь ты.

   Затем он обернулся к своим людям. Они некоторое время совещались между собой, после чего приняли весьма героическое решение.

   Подпустив черных кенда на близкое расстояние, вышли вперед, будто желая сдаться, и вдруг с криком: "Дитя!" бросились на них и, сражаясь как демоны, поразили множество врагов, пока сами не пали, покрытые ранами. Эта хитрая и отчаянная выходка, так дорого стоившая нашим врагам, сильно разъярила их.

   С криком "Джана!" они устремились на нас (нас оставалось всего шестеро), ведомые седобородым мужчиной, который, судя по числу цепочек на груди и другим украшениям, был важной особой.

   Когда они приблизились ярдов на пятьдесят к нам и мы уже готовились к самому худшему, вдруг надо мной прогремел выстрел. В то же мгновение седобородый мужчина широко взмахнул руками, выронил копье и бездыханный пал на землю. Я оглянулся и увидел Ханса с трубкой в зубах и дымящимся "Интомби" в руках.

   Он выстрелил, кажется, в первый раз за весь день и убил этого мужчину, смерть которого повергла черных кенда в горе и отчаяние. Они спешились и толпились вокруг убитого.

   К ним подъехал свирепого вида мужчина средних лет, у которого оказалось еще больше разных украшений.

   - Это царь Симба, - сказал Марут. - Убитый - его дядя Гору, великий вождь, воспитывавший Симбу с малых лет.

   - Жаль, что у меня нет патрона для племянника, - заметил я.

   - До свидания, баас! - сказал Ханс. - Мне надо уходить, потому что я не могу снова зарядить "Интомби" на спине этого животного. Если баас раньше меня встретит своего отца, пусть баас попросит его приготовить для меня хорошее место у огня.

   Прежде чем я успел что-либо ответить, Ханс повернул своего верблюда (который, как я уже упоминал, был цел и невредим) и, подгонял его ударами ружья, умчался галопом, но не по направлению к дому Дитяти, а вверх по холму, в чащу гигантской травы, которая росла недалеко от нас.

   Там он вскоре скрылся вместе со своим верблюдом.

   Если бы черные кенда даже и видели уход Ханса, - в чем я сильно сомневаюсь, так как их внимание всецело было поглощено мертвым Гору, - они, вероятно, не стали бы преследовать его.

   Они подумали бы, что Ханс хочет заманить их в какую-нибудь ловушку или засаду.

   Тем временем враги наши совещались в явном замешательстве. Они, вероятно, пришли к заключению, что мы с нашими ружьями нечто большее, чем простые смертные.

   Наконец от них отделился один человек, в котором я узнал утреннего парламентера.

   Тогда я отложил в сторону свое ружье в знак того, что не собираюсь стрелять, хотя все равно не мог бы этого сделать.

   Парламентер подошел к нам и, остановившись в нескольких ярдах, обратился к Маруту.

   - Слушай, второй жрец Дитяти, - сказал он, - что говорит царь Симба. Он говорит, что ваш бог слишком силен сегодня, хотя в другой раз может быть иначе. Поэтому Симба предлагает вам сдаться и клянется, что ни одно копье не пронзит ваше сердце и ни один нож не тронет вашего горла. Вас отведут в город и будут держать как пленников до тех пор, пока не наступит мир между черными и белыми кенда. Если же вы откажетесь, мы окружим вас со всех сторон и будем ждать, пока вы не умрете от жажды и зноя. Это слова Симбы, к которым ничего не будет прибавлено и от которых не будет ничего убавлено.

   Сказав это, парламентер отошел от нас на некоторое расстояние, чтобы не слышать нашего совещания, и стал ждать.

   - Что ответить ему, Макумацан? - спросил Марут.

   Я ответил ему вопросом.

   - Есть ли надежда, что нас освободит твой народ?

   Марут отрицательно покачал головой.

   - Никакой. То, что мы видели сегодня, лишь малая часть войска черных кенда. Завтра они могут собрать тысячи. Кроме того, Харут думает, что мы погибли. Если Дитя не спасет нас, нам придется покориться своей судьбе.

   - Тогда дело наше проиграно. Я уже чувствую жажду, а у нас нет ни капли воды. Но сдержит ли Симба свое слово?

   - Я думаю, что сдержит, - ответил Марут. - Но надо выбирать. Смотри, они уже начинают окружать нас.

   - Что вы скажете? - обратился я к трем остальным белым кенда.

   - Мы в руках Дитяти, - ответили они, - хотя лучше было бы нам пасть вместе с нашими братьями.

   Посоветовавшись еще немного со мной, Марут позвал парламентера.

   - Мы принимаем предложение Симбы, - сказал он, - и сдаемся вам в плен при условии, что нам не будет причинено никакого вреда. Если Симба нарушит условие, месть будет ужасна. Теперь в доказательство своей верности пусть Симба подойдет к нам и выпьет с нами кубок мира, ибо мы чувствуем жажду.

   - Нет, - ответил парламентер, - если Симба подойдет к вам, белый господин убьет его. Пусть он отдаст сначала свою трубу.

   - Возьми, - великодушно сказал я, передавая ему ружье, причем подумал, что нет ничего бесполезнее ружья без патронов.

   Парламентер удалился, держа далеко перед собой мое ружье. После этого к нам подъехал сам Симба в сопровождении нескольких людей; один из них нес мех с водой, а другой - огромный кубок, сделанный из клыка слона.

   Симба был красивый мужчина с огромными усами, большими черными глазами, которые по временам принимали зловещее выражение. На голове у него, как и у других, не было никакого убора за исключением золотой ленты, представлявшей, по-видимому, корону. На лбу был широкий шрам от раны, полученной, вероятно, в каком-нибудь сражении.

   Он оглядел меня с большим любопытством, и я думаю, что мой внешний вид произвел на него невыгодное впечатление.

   В пылу сражения я потерял свою шляпу, волосы мои были растрепаны, куртка испачкана пылью и кровью. В общем, я представлял собой весьма непрезентабельную фигуру.

   Я слышал, как Симба, рассчитывая, что я не понимаю языка кенда (за месяц пути я выучил этот язык, похожий на наречие банту), сказал одному из своих спутников:

   - Истинно, о силе нельзя судить по виду. Этот маленький белый дикообраз причинил нам очень много вреда. Однако время, дробящее даже скалы, скажет нам все.

   Затем он подъехал к нам и сказал:

   - Ты слышал, враг мой пророк Марут, предложенные мной условия и принял их. Не будем больше говорить об этом. Я исполню что обещал, но ни на волос больше.

   - Пусть будет так, - ответил Марут со своей обычной улыбкой, - но помни, что если ты изменнически убьешь нас, тройное проклятие Дитяти падет на тебя и на твой народ.

   - Джана победит Дитя и всех, кто чтит его! - раздраженно воскликнул Симба.

   - Кто в конце-концов победит - Джана или Дитя - известно одному Дитяти и, может быть, его пророкам. Но смотри! За каждого поклонника Дитяти пало больше трех поклонников Джаны. Наш караван ушел, увозя белых людей, у которых много труб, наносящих смерть. Джана, должно быть, заснул, допустив это!

   Я ожидал, что эти слова вызовут взрыв негодования, однако они произвели противоположное действие.

   - Я пришел выпить чашу мира с тобой, пророк, и с белым господином. Поговорим потом. Дай воды, раб.

   Один из свиты Симбы наполнил кубок водой. Симба взял кубок, брызнул водой на землю и, отпив из него немного, передал его с поклоном Маруту, который с еще более низким поклоном передал его мне.

   Почти умирая от жажды, я выпил добрую пинту воды и после этого почувствовал себя другим человеком.

   Марут выпил остальное.

   Потом кубок снова был наполнен для трех белых кенда, и Симба снова попробовал воду.

   Когда наша жажда была утолена, нам привели лошадей, маленьких послушных животных с овечьими шкурами вместо седел и ременными петлями вместо стремян.

   На них мы в продолжение трех часов ехали по равнине, окруженные сильным эскортом. По обе стороны каждой нашей лошади шло по вооруженному черному кенда, державшему ее за повод. Это была предосторожность на случай попытки к бегству с нашей стороны.

   Мы проехали несколько деревень, где женщины и дети сбегались посмотреть на нас.

   По сторонам дороги тянулись тучные нивы с почти созревшими злаками разных сортов.

   Жатва обещала быть обильной. Из некоторых домов слышался плач. Очевидно, оплакивали павших в утреннем сражении.

   Потом мы ехали большим роскошным лесом; многие деревья я видел впервые. Выйдя из леса и проехав еще некоторое время хлебными полями, мы наконец въехали в столицу черных кенда, город Симбы. Это было большое поселение, несколько отличавшееся от других африканских городов, окруженное глубоким рвом, наполненным водой.

   Через ров было перекинуто несколько мостов, которые легко разбирались в случае опасности.

   Проехав через восточные ворота, мы очутились на широкой улице, где собралась толпа жителей, уже знавших об утреннем сражении.

   Они сжимали кулаки и шептали проклятия Маруту и его товарищам.

   На меня черные кенда смотрели скорее с удивлением и некоторым страхом.

   Проехав еще с четверть мили, мы через ворота попали в нечто похожее на южно-африканские краали для скота, окруженные сухим рвом и деревянным палисадом, наружная часть которого была обсажена зеленью. Пройдя еще одни ворота, мы очутились у большой хижины, или дома, построенного по образцу других домов города.

   Это был дворец короля Симбы.

   За дворцом находилось еще несколько домов, где жила королева и другие женщины.

   Справа и слева от дворца стояли два дома. Один служил помещением для стражи, в другой провели нас. Это было довольно удобное жилище площадью около тридцати квадратных футов, но состоявшее всего из одной комнаты. Позади него находилось несколько хижин, служивших кухнями. В одну из них отвели наших троих белых кенда.

   Вскоре принесли еду: жареного ягненка и кушанье из вареных колосьев, кроме того, воду для питья и умывания в кувшинах, сделанных из высушенной на солнце глины.

   Я ел с большим аппетитом, так как почти умирал от голода.

   Потом растянулся на матраце, лежавшем в углу комнаты, натянул на себя кожаный ковер и крепко уснул, предоставив дальнейший ход событий Провидению.

  

  

   На следующее утро меня разбудил солнечный луч, упавший на лицо через оконное отверстие с деревянной решеткой.

   Я лежал еще некоторое время, припоминая события предыдущего дня.

   Итак, я был пленником дикого народа, у которого было достаточно оснований ненавидеть меня: я убил многих из них, хотя и делал это исключительно с целью самозащиты.

   Правда, король обещал нам неприкосновенность, но разве можно было положиться на слово такого человека?

   Если случай не спасет нас, без сомнения, дни наши сочтены: рано или поздно мы будем убиты.

   Единственным утешительным обстоятельством было то, что, по крайней мере, лорду Рэгноллу и Сэвэджу удалось спастись.

   Я был уверен, что они спаслись,