й прячется, какъ только его противникъ, измученный страдан³емъ, пробуетъ стать съ нимъ лицомъ къ лицу.
"Господи! Чѣмъ онъ провинился? За что такъ наказанъ? Развѣ онъ не честный человѣкъ?" Горе такъ его подавляло, что онъ сидѣлъ неподвижно, какъ прикованный къ мѣсту. Теперь его враги могли бы пр³йти: у него не хватило бы силъ поднять ружье, упавшее къ ногамъ.
Онъ услыхалъ на дорогѣ звонъ бубенчиковъ, наполнивш³й мракъ таинственнымъ звономъ. Тогда онъ подумалъ о больномъ, бѣдномъ "Епископѣ", который, вѣроятно, уже умеръ.
Этотъ тих³й звонъ... не ангелы-ли это спустились за его душой и летаютъ по "уэртѣ", не находя бѣдной избушки? О! если бы только у него не было другихъ дѣтей, которымъ необходимы е_г_о р_у_к_и, чтобы жить! Несчастный хотѣлъ бы перестать существовать. Онъ мечталъ о томъ, какъ бы былъ счастливъ, если бы могъ бросить здѣсь, на краю дороги, это грузное тѣло, которое ему такъ трудно двигать, прижаться къ маленькой душѣ невиннаго дитяти и летѣть... летѣть такъ, какъ летятъ блаженные съ ангелами, провожающими ихъ на небо, нарисованные на иконѣ въ церкви.
Теперь бубенцы звенѣли совсѣмъ недалеко от него и по дорогѣ двигались безформенныя массы, которыхъ не могли разсмотрѣть его глаза, полные слезъ. Онъ почувствовалъ, что его трогаютъ концомъ палки; изъ пространстеа выдвигалась какая-то длинная фигура, нѣчто вродѣ призрака, и наклонялась къ нему. Это былъ дѣдушка Томба, единственный изъ обитателей "уэрты", не сдѣлавш³й ему зла.
Пастухъ, котораго считали колдуномъ, обладалъ удивительною проницательностью слѣпыхъ. Какъ только онъ призналъ Батиста, тотчасъ же понялъ всю глубину его отчаян³я. Шаря своей палкой, онъ попалъ на ружье, лежащее на землѣ, и повернулъ голову, какъ будто желая увидѣть въ темнотѣ избу Пименто. Онъ угадалъ причину слезъ Батиста.
Онъ началъ говорить съ тихою грустью, какъ человѣкъ, привыкш³й къ злоключен³ямъ этого м³ра, который долженъ былъ скоро покинуть.
- Сынъ мой... сынъ мой...
Всего этого онъ ожидалъ. Онъ предупреждалъ Батиста въ первый же день, когда увидѣлъ, что тотъ устраивается на "п_р_о_к_л_я_т_о_й з_е_м_л_ѣ": эта земля принесетъ ему несчаст³е... Онъ только что проходилъ мимо его избы, замѣтилъ свѣтъ черезъ открытую дверь... слышалъ крики отчаян³я... вой собаки... Вѣрно мальчикъ померъ?... да? А Батистъ сидитъ и думаетъ, что онъ на краю дороги, между тѣмъ какъ онъ одной ногой уже на каторгѣ!... Вотъ, какъ губятъ себя люди и разрушаются семьи!... Онъ кончитъ уб³йствомъ такъ же глупо, какъ бѣдный Барретъ, и умретъ такъ же, какъ тотъ, на галерахъ... Это неизбѣжно: эти земли - проклятыя и не могутъ принести ничего, кромѣ проклятыхъ плодовъ"...
Прошамкавъ свое ужасное пророчество, пастухъ пошелъ вслѣдъ за своимъ стацомъ къ деревнѣ, посовѣтовавъ несчастному Батисту уйти тоже, уйти далеко, очень далеко, туда, гдѣ онъ сможетъ зарабатывать пропитан³е безъ необходимости бороться съ ненавистью бѣдняковъ.
Старикъ уже исчезъ во мракѣ, а Батисту все слышались его тих³я и грустныя рѣчи, от которыхъ его бросало въ дрожь:
- Повѣрь, сынъ мой... принесутъ несчастье...
Батистъ и его семья не отдали себѣ отчета, какимъ образомъ началось нѣчто совершенно небывалое, не узнали, кто первый рѣшился перешагнуть черезъ маленьк³й мостикъ, который велъ въ ненавистный участокъ. Имъ было не до того, чтобы вдават³ся въ разсмотрѣн³е подобныхъ подробностей. Подавленные горемъ, они видѣли только, что "уэрта" идетъ; и они не противились, потому что несчастье нуждается въ утѣшен³и, хотя нельзя сказать, чтобы они и обрадовались этому неожиданному примирен³ю.
Смерть Паскуалета стала извѣстной вездѣ по сосѣдству съ тою необыкновенною быстротой, съ какою вообще переносились новости съ хутора на хуторъ до предѣловъ равнины, и въ эту ночь многимъ спалось плохо. Можно было подумать, что, покидая этотъ м³ръ, младенецъ оставилъ тяготу на совѣсти всѣхъ жителей этого мѣста. Женщинамъ казалось, что онъ, весь бѣлый и окруженный ангельскимъ с³ян³емъ, пристально смотритъ на нихъ своими грустными глазками, укоряя ихъ за то, что онѣ были такъ жестоки къ нему и его близкимъ. Да, смерть этого ребенка изгнала сонъ изъ ихъ хижинъ. "Бѣдняжка! Чтото онъ разскажетъ Создателю, когда будетъ на небѣ?"
На всѣхъ ихъ лежала часть отвѣтственности за эту смерть, но каждый съ лицемѣр³емъ эгоизма винилъ другого въ томъ ожесточенномъ преслѣдован³и, жертвою котораго стало дитя. Каждая кумушка винила въ несчастьи ту изъ своихъ подругъ, на которую была болѣе зла, и въ концѣ-концовъ принимала твердое рѣшен³е исправить сдѣланное зло тѣмъ, чтобы пойти на другой день предложить свои услуги при погребен³и.
На другое утро жители окрестныхъ мѣстъ какъ только встали, начали ломать себѣ головы, надъ тѣмъ, какъ имъ пойти къ Батисту и увидѣться съ нимъ.
Это былъ цѣлый потокъ раскаян³я, который со всѣхъ концовъ равнины стремился къ дому скорби.
Ha разсвѣтѣ двѣ старухи, живш³я по сосѣдству, проникли внутрь дома. Пораженная горемъ семья почти не удивилась ихъ присутств³ю тамъ, куда никто посторонн³й не заходилъ уже болѣе шести мѣсяцевъ. Онѣ попросили позволен³я посмотрѣть на ребенка, на "бѣднаго ангелочка", и, войдя въ спальню, увидѣли его на кроваткѣ, гдѣ едва замѣтно было его худенькое тѣло, прикрытое простыней до шеи, съ русой головкой, глубоко утонувшей въ подушкѣ. Мать держалась въ сторонѣ и только стонала, вся какъ-то съежившись и скорчившись, точно ей хотѣлось самой стать маленькою и исчезнуть.
Послѣ этихъ двухъ старухъ стали приходить проч³я. Co всѣхъ сторонъ вереницей прибывали причитавш³я женщины, окружали кровать, цѣловали маленькаго покойника и овладѣвали имъ, какъ собственностью, не обращая вниман³я ни на Терезу, ни на ея дочь, которыя, истомленныя безсонницей и слезами, ходили, какъ очумѣлыя, повѣсивъ головы, съ лицами красными и мокрыми от жгучихъ слезъ.
Батистъ сидѣлъ среди комнаты на тростниковомъ креслѣ и глядѣлъ съ тупымъ выражен³емъ на процесс³ю этихъ людей, которые ему сдѣлали столько зла. Онъ не питалъ къ нимъ ненависти, но не чувствовалъ и благодарности. Кризисъ, пережитый наканунѣ, сломилъ въ немъ все и онъ безучастно смотрѣлъ на происходившее, точно это жилище не принадлежало ему, и бѣдняжка, который покоился тутъ, не былъ его сыномъ.
Одна только собака, лежа у его ногъ, казалось, помнила зло и сохраняла ненависть: она съ враждебнымъ видомъ обнюхивала эту процесс³ю входящихъ и выходящихъ юбокъ, глухо ворча, точно намѣреваясь укусить и не дѣлая этого только ради того, чтобы не причинить неудовольств³я своимъ хозяевамъ.
Дѣти раздѣляли озлобленное настроен³е собаки. Батистетъ непривѣтливо посматривалъ на этихъ тварей, которыя такъ часто глумились надъ нимъ, когда онъ проходилъ мимо ихъ дворовъ, и уходилъ въ конюшню, чтобы не оставить безъ присмотра бѣдную лошадь, за которою ухаживалъ, согласно предписан³ямъ ветеринара, приглашеннаго прошлою ночью. Онъ очень любилъ братишку, но смерти не поможешь; и теперь онъ былъ поглощенъ заботою о томъ, чтобы не охромѣла лошадь.
Что касается двухъ младшихъ, то, хотя они въ глубинѣ души были довольны вниман³емъ, обращеннымъ на ихъ избу по случаю траура, но охраняли дверь и преграждали входъ шалунамъ, которые, какъ стаи воробьевъ, неслись по дорожкамъ и тропинкамъ, гонимые жаднымъ и болѣзненнымъ любопытствомъ взглянуть на маленькаго покойника. Теперь насталъ ихъ чередъ: они были хозяева, и, сь той смѣлостью, какую чувствуетъ каждый у себя дома, съ угрозами прогоняли однихъ, въ то же время позволяя войти другимъ, которымъ оказывали протекц³ю, сообразно тому отношен³ю, какое встрѣчали сами во время своихъ драматическихъ и кровавыхъ путешеств³й въ школу... Негодяи! Находились так³е, которые, сами бывши участниками въ дракѣ, гдѣ бѣдный Паскуалетъ получилъ свой смертельный недугъ, все-таки желали войти!
Цѣлую бурю тяжкихъ воспоминан³й пробудило у всей семьи появлен³е бѣдной и хилой женщины; это была Пепита, жена Пименто. И она пришла тоже! Въ течен³е одного мгновен³я Батистъ и Тереза какъ будто хотѣли протестовать, но у нихъ не хватило силы воли. "Стоитѣ-ли?... Пусть войдетъ и она. Если она пришла поглумиться надъ ихъ горемъ, пусть смѣется, сколько ей угодно. Неспособные что-либо возразить, подавленные своимъ несчастьемъ, они не стали бы мѣшать ей. Богъ, который все видитъ, вознаградитъ каждаго по заслугамъ".
Пепита прямо направилась къ кровати и отстранила другихъ женщинъ. У нея въ рукахъ былъ большой пучокъ цвѣтовъ и зелени, который она разложила на одѣялѣ. Первые ароматы новой весны распространились по комнатѣ, гдѣ еще носился запахъ аптеки и гдѣ тяжелая атмосфера казалась еще полной хриповъ и мукъ умершаго.
Пепита, бѣдное вьючное животное, шедшая замужъ въ надеждѣ стать матерью, а теперь не имѣвшая никакихъ шансовъ на это, была сильно возволнована видомъ этой маленькой, бѣлой, какъ слоновая кость, головки, которую золотистымъ вѣнчикомъ окружали разсыпавш³еся волосы.
- Сыночекъ!... Бѣдняжечка!...
Наклонившись надъ маленькимъ трупомъ, она плакала от души, и едва касалась губами бѣлаго и холоднаго лобика, какъ будто боялась пробудить "ангелочка" от его глубокаго сна.
Батистъ и его жена, услыхавъ ея рыдан³я, съ изумлен³емъ подняли головы. "Они знали, что она - добрая женщина; это онъ - негодяй!" И родительская благодарность заблестѣла въ ихъ глазахъ. Батистъ въ особенности умилился, когда увидалъ, какъ бѣдная Пепита цѣлуетъ Терезу и его дочь, смѣшивая собственныя слезы съ ихъ слезами. "Нѣтъ, здѣсь не было притворства. Эта женщина сама была жертвой: поэтому она умѣла понимать несчастье тѣхъ, кто тоже былъ жертвой".
Гостья отерла слезы. Въ ней проснулась бодрая и сильная женщина, привыкшая въ своемъ хозяйствѣ нести трудъ, равный по тяжести труду домашняго животнаго.
Она бросила вокругъ неодобрительный взглядъ. "Такъ продолжаться больше не должно: ребенокъ на кровати и все вверхъ дномъ! Надо собрать покойничка въ послѣдн³й путь, одѣть его въ бѣлое, сдѣлать его чистымъ и с³яющимъ, какъ разсвѣтъ, имя котораго онь носитъ" {Albact - слово, обозначающее умершихъ младенцевъ, одного корня со словомъ alba - заря.}.
По инстинкту человѣка, рожденнаго повелѣвать и умѣющаго добиться повиновен³я, она стала распоряжаться всѣми этими женщинами, которыя усердствовали на перерывъ въ желан³и оказать какую-нибудь услугу семьѣ, еще такъ недавно имъ ненавистной.
Она рѣшила пойти сама съ двумя женщинами въ Валенц³ю, купить саванъ и гробъ. Друг³я были посланы на деревню или разбрелись по хуторамъ, за предметами, которые поручила имъ доставить Пепита. Самъ ненавистный Пименто, который, впрочемъ, не показывался, долженъ былъ принять участ³е въ приготовлен³яхъ. Жена, встрѣтивъ его на дорогѣ, поручила ему послѣ полудня привести музыкантовъ для погребальнаго шеств³я. "Они так³е-же бродяги и пьяницы, какъ онъ; онъ найдетъ ихъ, навѣрно, у Копы". Заб³яка, имѣвш³й въ этотъ день озабоченный видъ, безмолвно выслушалъ жену, глядя въ землю, и смиренно, точно стыдясь, перенесъ ея повелительный тонъ.
Съ прошлой ночи онъ какъ-то измѣнился. Сосѣдъ его позорилъ, ругалъ, держалъ въ собственномъ его домѣ взаперти, точно курицу; его жена въ первый разъ рѣшилась ему воспротивиться и вырвала у него ружье изъ рукъ; недостатокъ отваги помѣшалъ ему напасть на свою жертву, сильную своею правотой; все это вмѣстѣ было причиной того, что онъ чувствовалъ себя сконфуженнымъ и растеряннымъ. Да, онъ былъ совсѣмъ не похожъ на прежняго Пименто: онъ лучше сталъ разбираться въ себѣ самомъ; онъ даже началъ подозрѣвать, что его поступки съ Батистомъ и его семьей были преступлен³емъ. На мгновен³е онъ даже испыталъ нѣчто похожее на презрѣн³е къ самому себѣ. "Право, похожъ ли онъ на человѣка? Всѣ гадости, совершенныя имъ и другими, привели только къ тому, что умеръ несчастный ребенокъ!" И, согласно привычкѣ, которой держался въ черные дни жизни, когда какая-нибудь безпокойная мысль заставляла его морщить брови, онъ отправился къ Копѣ за утѣшен³емъ, которое кабатчикъ держалъ въ запасѣ въ своихъ бурдюкахъ.
Въ десять часовъ утра, когда Пепита съ двумя своими спутницами возвратилась изъ города, хуторъ былъ полонъ народа. Нѣсколько мужчинъ изъ наиболѣе тихихъ и домосѣдливыхъ, менѣе другихъ принимавшихъ участ³е въ травлѣ пришельцевъ, составляли группу около Батиста передъ дверью: одни, сидя на корточкахъ, какъ мавры, друг³е на тростниковыхъ стульяхъ. Они курили и медлительно разговаривали о погодѣ и урожаѣ. Внутри избы, расположившись какъ у себя дома, оглушая болтовней мать, говоря о дѣтяхъ, которыхъ онѣ потеряли и судача обо всѣхъ событ³яхъ "уэрты", тѣснились около кровати толпою женщины. Этотъ день былъ для нихъ необыкновеннымъ; что за бѣда, что ихъ собственное жилье осталось неприбраннымъ, что ихъ завтракъ не будетъ готовъ: у нихъ было оправдан³е. Ребятишки, цѣпляясь за ихъ юбки, ревѣли, издавая оглушительные вопли; одни потому, что хотѣли домой, а друг³е потому, что желали увидать а_н_г_е_л_о_ч_к_а.
Нѣсколько старухъ овладѣли буфетнымъ шкафомъ и поминутно приготовляли больш³е стаканы воды съ виномъ и сахаромъ, предлагая ихъ Терезѣ съ дочерью, "чтобы имъ было легче плакать"; когда же бѣдныя женщины, захлебываясь въ этомъ потокѣ сахарной воды, отказывались пить, то услужливыя кумушки выливали напитокъ въ собственныя глотки: слѣдовало же и имъ утѣшить себя въ печали.
Пепита немедленно принялась за возстановлен³е порядка. "Всѣхъ вонъ! Вмѣсто того, чтобы только безпокоить людей, имъ слѣдовало увести этихъ двухъ женщинъ, оглушенныхъ всѣмъ этимъ шумомъ и измученныхъ горемъ".
Сначала Тереза ни на минуту не хотѣла отойти от сына: "Скоро она уже его никогда не увидитъ; нехорошо сокращать тотъ маленьк³й срокъ, въ течен³е котораго она еще можетъ смотрѣть на свое сокровище!" Она разразилась еще болѣе разрывающими сердце рыдан³ями и бросилась на трупъ, желая его обнять. Но, наконецъ, просьбы дочери и воля Пепиты побѣдили, и мать вышла изъ дому въ сопровожден³и множества женщинъ, закрывши фартукомъ лицо, шатаясь, плача и не обращая никакого вниман³я на товарокъ, которыя ее тащили каждая въ свою сторону и спорили другъ съ другомъ изъ-за чести принять ее у себя.
Тогда Пепита занялась устройствомъ похоронъ. Противъ двери она поставила бѣлый сосновый столикъ, за которымъ обыкновенно обѣдала семья, накрыла его простыней и подколола ея концы булавками. Сверху положено было нарядное стеганное одѣяло съ кружевами, а на одѣяло поставленъ маленьк³й гробикъ, принесенный изъ Валенц³и - бѣлый ларчикъ съ золотыми каемками, выстеганный внутри какъ люлька, - настоящая игрушка, которою восхищались сосѣдки.
Пепита развязала свертокъ съ послѣднимъ нарядомъ дитяти: газовый саванъ, затканный серебромъ, туфли, гирлянды цвѣтовъ, все бѣлое, какъ хлопья снѣга, блиставшее лучезарною бѣлизной разсвѣта - эмблемы невинности бѣднаго ангелочка. Потомъ неторопливо, какъ заботливая мать, она одѣла покойника. Съ порывами неутоленной нѣжности она прижимала къ груди это холодное тѣльце, съ особою заботливостью продѣвала въ саванъ маленьк³я окоченѣвш³я рученки, точно онѣ были стеклянныя и могли разбиться при малѣйшемъ толчкѣ, цѣловала холодныя, какъ ледъ, ножки, прежде чѣмъ надѣть на нихъ туфли. Потомъ она взяла его на руки, бѣленькаго, какъ застывшаго от мороза голубка, и положила его въ гробъ, на этотъ алтарь, воздвигнутый въ дверяхъ дома, мимо котораго предстояло проходить всей "уэртѣ", привлеченной любопытствомъ.
Но это было еще не все; недоставало главнаго: гирлянды, похожей на чепчикъ, изъ бѣлыхъ цвѣтовъ съ подвѣсками, спускавшимися до ушей - настоящаго украшен³я дикаря. Пепита, въ ожесточенной борьбѣ со смертью, покрыла румянами блѣдныя щечки и подкрасила яркою красною краской посинѣвш³я губы. Что касается вялыхъ вѣкъ, то простодушная крестьянка напрасно старалась открыть ихъ: онѣ падали снова и закрывали тусклые глаза, безжизненные и ничего не отражавш³е, печальные, съ сѣроватымъ оттѣнкомъ смерти.
Бѣдный Паскуалетъ! Несчастный маленьк³й "Епископъ". Съ этою безобразною гирляндой и раскрашеннымъ личикомъ онъ превратился въ каррикатуру. Раньше его блѣдная головка съ зеленоватымъ оттѣнкомъ смерти, лежавшая на подушкѣ матери безъ иного украшен³я, какъ бѣлокурые волосы, вызывала болѣе скорбнаго умилен³я. Однако, это не мѣшало женщинамъ восхищаться трудами Пепиты: "Посмотрите! посмотрите! Онъ точно спитъ. Какой хорошеньк³й, какой розовеньк³й! Нигдѣ не увидишь другого такого покойничка"!...
И онѣ наполняли пустыя мѣста гроба цвѣтами, разбрасывали ихъ по бѣлой одеждѣ, покрывали ими столъ, сдѣлали изъ нихъ букеты на всѣхъ четырехъ углахъ. Вся равнина давала прощальный поцѣлуй тѣлу этого ребенка, котораго она столько разъ видала прыгающимъ, какъ пичужка, no ея тропинкамъ. Теперь она обливала это безжизненное тѣло потокомъ ароматовъ и цвѣтовъ.
Два младш³е брата смотрѣли на Паскуалета съ благочестивымъ восхищен³емъ, какъ на высшее существо, которое можетъ улетѣть съ минуты на минуту. Собака бродила вокругъ возвышен³я, вытягивала морду, чтобы лизнуть восковыя ручки и стонала почти по-человѣчески. Этотъ вой отчаян³я раздражалъ женщинъ, и онѣ толчками ногъ прогоняли вѣрное животное.
Около двѣнадцати часовъ Тереза, почти силой вырвавшись изъ плѣна, въ которомъ держали ее сосѣдки, вернулась домой. Она была удовлетворена въ своихъ нѣжныхъ материнскихъ чувствахъ, увидѣвъ, какъ убрано ея дитя; она поцѣловала его накрашенный ротикъ и снова стала плакать.
Было время обѣдать. Батистетъ и младш³е, у которыхъ горе не пересилило требован³й желудка, ѣли краюхи хлѣба, прячась по угламъ. Тереза же съ дочерью не думали объ ѣдѣ. Отецъ все сидѣлъ на тростниковомъ стулѣ передъ входомъ и курилъ папироску за папироской, безстрастно, какъ житель востока. Онъ сидѣлъ спиной къ своему жилищу, точно боясь увидѣть бѣлое возвышен³е, на которомъ, какъ на алтарѣ, покоилось тѣло его сына.
Къ вечеру гостей еще прибавилось. Женщины пришли на похороны въ своихъ праздничныхъ нарядахъ съ мантильями на головахъ. Дѣвицы оживленно оспаривали другъ у друга честь быть въ числѣ тѣхъ четырехъ, которыя понесутъ а_н_г_е_л_о_ч_к_а на кладбище.
Солидно шагая по краю дороги, избѣгая пыли, точно смертельной опасности, прибыли два важныхъ гостя: донъ ²оакимъ и донья Хозефа. Учитель объявилъ своимъ ученикамъ, что сегодня, въ виду "печальнаго событ³я", послѣ полудня ученья не будетъ. Объ этомъ можно было догадаться, глядя на дерзкую и грязную толпу ребятишекъ, которые то протискивались въ домъ и, засунувъ пальцы въ носъ, смотрѣли на тѣло своего товарища, то, когда это имъ надоѣдало, уходили и бѣгали по дорогѣ или забавлялись, прыгая черезъ ручьи.
Донья Хозефа въ своемъ поношенномъ шерстяномъ платьѣ и желтой мантильѣ торжественно вступила въ домъ. Сказавъ нѣсколько пышныхъ фразъ, заимствованныхъ ею у мужа, она помѣстила свою тучную особу въ кожаное кресло, гдѣ и осталась безмолвною, точно спящею, вся ушедши въ созерцан³е гроба. Добрая женщина, привыкшая только съ восхищен³емъ внимать рѣчамъ своего супруга, была неспособна сама поддерживать разговоръ.
Донъ ²оакимъ, облеченный въ свой торжественный зеленый сюртукъ и самый объемистый изъ своихъ галстуховъ, сѣлъ на дворѣ рядомъ съ отцомъ. На свои больш³я крестьянск³я руки онъ натянулъ черныя перчатки, которыя, побѣлѣвъ от времени, приняли цвѣтъ мушиныхъ крыльевъ, и махалъ ими все время, желая привлечь вниман³е на это украшен³е, къ которому прибѣгалъ въ особенно важныхъ случаяхъ. Онъ разсыпалъ передъ Батистомъ самыя цвѣтистыя и звучныя красоты своего краснорѣч³я: Батистъ былъ лучшимъ изъ его кл³ентовъ: онъ никогда не забывалъ по субботамъ посылать ему два су школьной платы.
- Такъ-то все на свѣтѣ, сеньоръ Батистъ... Смиритесь. Мы никогда не знаемъ намѣрен³й Бога. Часто, посылая бѣду, Онъ тѣмъ самымъ пр³уготовляетъ благо своимъ тварямъ...
Потомъ, перервавъ потокъ общихъ мѣстъ. которыя онъ напыщенно изрекалъ, какъ у себя въ школѣ, онъ понизилъ голосъ и, хитро подмигнувъ глазомъ, прибавилъ:
- Обратили-ли вы, сеньоръ Батистъ, ввиман³е на эту толкущуюся здѣсь толпу? Вчера еще они находили, что мало повѣсить васъ и ваше семейство и, Богъ видитъ, я всегда порицалъ ихъ за это злобное отношен³е... Сегодня они пришли къ вамъ съ такою довѣрчивостью, точно къ себѣ домой, и окружаютъ васъ знаками вниман³я. Ваше несчастье уничтожило ихъ злопамятство, сближаетъ ихъ съ вами.
Послѣ паузы, во время которой онъ сидѣлъ съ опущенной головой, онъ продолжалъ убѣжденно и ударяя себя въ грудь.
- Вы можете мнѣ повѣрить. Я ихъ хорошо знаю. Они - скоты и способны на самыя скверныя глупости; но у нихъ есть сердце, которое волнуется видомъ несчаст³я и заставляетъ ихъ втягивать когти... Бѣдные люди! Развѣ они виноваты, если рождены для скотской доли и никто не старается вывести ихъ изъ этого положен³я?
Онъ замолчалъ на нѣсколько минутъ и потомъ съ жаромъ купца, хвалящаго свой товаръ, заговорилъ.
- Что здѣсь нужно, это - образован³е и образован³е... храмы знан³я, которые проливали бы свѣтъ на эту равнину... факелы, которые... которые... Словомъ, если бы больше дѣтей посѣщало мою школу и, если бы родители, вмѣсто того, чтобъ пьянствовать, платили мнѣ аккуратно, какъ вы, сеньоръ Батистъ, то дѣла шли бы лучше. Я не хочу говорить объ этомъ больше, потому что не люблю обижать ближняго.
Однако, онъ рисковалъ этимъ, потому что рядомъ съ нимъ находилось нѣсколько отцовъ, которые посылали къ нему учениковъ, не обременяя ихъ кармановъ двумя су.
Нѣсколько крестьянъ изъ числа тѣхъ, которые проявили наиболѣе враждебности по отношен³ю къ семейству, не осмѣливались подойти къ дому и толпились на дорогѣ. Между ними находился и Пименто, возвративш³йся изъ кабака въ сопровожден³и пяти музыкантовъ. Совѣсть его успокоилась послѣ нѣсколькихъ часовъ, проведенныхъ передъ стойкою Копы.
Безостановочно прибывали все новые и новые посѣтители. Въ избѣ не хватало мѣста. Женщины и дѣти, въ ожидан³и погребен³я, садились на каменныя скамейки подъ виноградными лозами или на сосѣднихъ откосахъ.
Внутри слышались плачъ и совѣты, подаваемые энергичнымъ голосомъ. Это Пепита старалась оторвать Терезу от трупа сына. "Ну же... надо быть разсудительною: "ангелочекъ" не можетъ навсегда оставаться тутъ... Уже поздно... Тяжелыя минуты... лучше скорѣй покончить съ ними"... И она боролась съ матерью, отстраняя ее от гроба, заставляя ее уйти въ спальню, чтобы ее не было въ страшную минуту разлуки, когда ангелочекъ, несомый четырьмя дѣвицами, улетитъ на бѣлыхъ крылышкахъ своего савана съ тѣмъ, чтобы уже никогда не вернуться.
- Сынъ мой! Король своей матери! - стонала бѣдная Тереза.
"Она уже никогда его не увидитъ! Еще поцѣловать. Еще разъ поцѣловать!" Голова ребенка, становившаяся все болѣе и болѣе синей, несмотря на румяна, качалась изъ стороны въ сторону на подушкѣ, колебля свою цвѣточную д³адему, въ жадныхъ объят³яхъ матери и сестры, которыя оспаривали другъ у друга послѣдн³й поцѣлуй.
Одиако, священникъ съ пономаремъ и пѣвчими навѣрно уже дожидался у деревенской околицы: не слѣдовало опаздывать. Пепита теряла терпѣн³е: "Идите, идите въ спальню!" Наконецъ, съ помощью другихъ женщинъ, она почти насильно оттолкнула Терезу съ дочерью, обезумѣвшихъ, растрепанныхъ, съ глазами красными от слезъ, съ грудью, колыхавшеюся от мучительнаго желан³я протестовать, которое выражалось уже не стонами, а крикомъ.
Четыре юныхъ дѣвицы въ пышныхъ юбкахъ, въ шелковыхъ мантильяхъ, надвинутыхъ на самые глаза, съ монашески скромнымъ видомъ подняли столикъ за ножки и вынесли весь этотъ бѣлый катафалкъ. Вдругъ раздался вой странный, ужасный, безконечный, от котораго у многихъ по спинѣ пробѣжалъ морозъ. Это собака протяжнымъ воемъ прощалась съ бѣднымъ "а_н_г_е_л_о_ч_к_о_м_ъ". Она выла и вытягивала лапы, точно хотѣла, чтобы ея тѣло вытянулось такъ же далеко, какъ далеко разносился ея вопль.
На улицѣ донъ ²оакимъ хлопалъ въ ладоши, чтобы привлечь вниман³е своихъ учениковъ. "Ну!... Дѣти, стройтесь"!... Тѣ, кто раньше стоялъ на дорогѣ, приблизились къ избѣ, Пименто сталъ въ главѣ своихъ друзей, музыкантовъ; они приготовляли инструменты, чтобы встрѣтить а_н_г_е_л_о_ч_к_а, какъ только его вынесутъ за дверь. Въ суетѣ, среди смѣшаннаго шума, сопровождавшаго шеств³е, раздались рулады кларнета, понеслись дрожащ³е звуки корнета и запыхтѣлъ тромбонъ, точно старый астматикъ.
Самые маленьк³е школьники открыли шеств³е съ большими вѣтками базилика въ поднятыхъ вверхъ рукахъ: донъ ²оакимъ зналъ, какъ все надо устроить. Потомъ, прочищая себѣ путь въ толпѣ, появились четыре молодыя дѣвушки, несш³я легкое, бѣлое ложе послѣдняго успокоен³я, на которомъ бѣдный а_н_г_е_л_о_ч_е_к_ъ въ своемъ гробу слегка покачивалъ головой, точно прощался съ жилищемъ. За гробомъ выстроились музыканты, которые вдругъ заиграли веселый, задорный вальсъ, а за ними, по тропинкѣ, съ хутора устремились, тѣснясь, всѣ любопытные. Изба, выпустивши все это множество гостей, осталась безмолвною, мрачною, пр³обрѣла отпечатокъ скорби, свойственный мѣстамъ, надъ которыми провеслась бѣда.
Батистъ, все съ тѣмъ же безстрастнымъ выражен³емъ мавра, одинъ сидѣлъ подъ виноградными лозами, покусывалъ папиросу и слѣдилъ глазами за процесс³ей, которая двигалась уже по большой дорогѣ съ гробомъ и бѣлымъ катафалкомъ среди зеленыхъ вѣтвей и черныхъ одеждъ.
Путешеств³е на небесное лоно праведныхъ начиналось удачно для бѣднаго а_н_г_е_л_о_ч_к_а. Равнина, блаженно раскинувшись подъ лучами весенняго солнца, привѣтствовала юнаго покойника своимъ душистымъ дыхан³емъ, провожала до могилы, облекая его неосязаемымъ саваномъ ароматовъ. Старыя деревья, въ которыхъ кипѣлъ весенн³й притокъ свѣжихъ силъ, качали подъ вѣтромъ своими обремененными цвѣтами вѣтками, словно прощаясь съ маленькимъ покойникомъ. Рѣдко несутъ мертвеца по землѣ, разодѣтой такъ нарядно!
Простоволосыя, крича какъ сумасшедш³я, неистово махая руками, обѣ несчастныя женщины появились на порогѣ избы. Ихъ вопли неслись въ пространство въ спокойномъ воздухѣ равнины, озаренной мягкимъ свѣтомъ.
- Сынъ мой!... Душа моя! - стонали Тереза съ дочерью.
- Прощай, Паскуалетъ!... Прощай! - кричали малыши, глотая слезы.
- Аууу!... Аууу!... - вытягивая морду, выла собака такъ жалобно, что невольно дѣйствовала на нервы. От этого воя, наполнявшаго пространство, становилось какъ-то таинственно-жутко.
Между тѣмъ издали, пробиваясь сквозь листву деревьевъ, черезъ зеленыя борозды полей неслись отвѣтнымъ эхомъ звуки вальса, провожавш³е въ вѣчность маленькаго а_н_г_е_л_о_ч_к_а, который покачивался въ своей бѣлой, обитой золотыми галунами лодочкѣ. Запутанныя гаммы корнетъ-а-пистона, его бѣсовск³я трели были похожи на радостный хохотъ Смерти, которая, захвативъ ребенка въ свои объят³я, уходила съ нимъ среди этой равнины, гдѣ воскресала весна,
Участники шеств³я вернулись въ сумерки. Маленьк³е, не спавш³е вслѣдств³е волнен³й прошлой ночи, когда смерть посѣтила ихъ домъ, заснули на стульяхъ.
Тереза съ дочерью, измученныя слезами, утративш³я всякую энерг³ю послѣ столькихъ безсонныхъ ночей, оставались неподвижными и, согнувшись, сидѣли на кровати, которая еще сохраняла отпечатокъ бѣднаго дитяти. Батистетъ храпѣлъ въ конюшнѣ возлѣ израненной лошади. Отецъ, все такой же молчаливый и безстрастный, принималъ гостей, пожималъ руки, благодарилъ движен³емъ головы тѣхъ, кто ему предлагалъ услуги или говорилъ слова утѣшен³я.
Когда наступила ночь, всѣ разошлись. Изба стояла мрачная, молчаливая. Сквозь открытую темную дверь выходило наружу утомленное дыхан³е этой семьи, всѣ члены которой, казалось, побѣждены и приведены въ унын³е горемъ.
Батистъ, не двигаясь, безсмысленно смотрѣлъ на звѣзды, которыя мерцали въ синемъ сумракѣ ночи. Одиночество помогло ему немного собраться съ силами; онъ начиналъ отдавать себѣ отчетъ въ своемъ положен³и. Равнина имѣла свой обыкновенный видъ, но, между тѣмъ, она ему казалась болѣе красивой, болѣе успокаивающей, какъ нахмуренное лицо, на которомъ разгладились морщины и показалась улыбка. Эти люди, голоса которыхъ долетали сюда издали съ порога ихъ жилищъ, не питаютъ уже къ нему ненависти, и не будутъ болѣе преслѣдовать его близкихъ; они пришли подъ его кровъ; своимъ приходомъ они стерли проклят³е, которое тяготѣло надъ землею дяди Баррета. Теперь пойдетъ новая жизнь!... Но какой цѣной!...
И вдругъ его несчаст³е представилось ему во всей своей наготѣ. Онъ вспомнилъ бѣдняжку Паскуалета, который теперь лежитъ подъ тяжелымъ слоемъ сырой, вонючей земли, это бѣленькое тѣльце, которое очутилось рядомъ съ разложившимися тѣлами мертвецовъ, это хорошенькое личико съ такою тонкою кожей, по которой, бывало, скользила его жесткая рука, эти бѣлокурые волосики, которые онъ такъ часто ласкалъ, - все это, къ чему теперь подбирается мерзк³й червь. И тутъ онъ почувствовалъ, какъ потокъ чего-то тяжелаго, какъ свинецъ, сталъ подниматься, подниматься изъ груди къ горлу.
Кузнечики, стрекотавш³е на сосѣднемъ откосѣ, вдругъ замолчали, испуганные странной икотой, которая нарушила безмолв³е и, подобная хрипу раненаго звѣря, раздавалась во мракѣ далеко за полночь.
Наступилъ Ивановъ день, лучшая пора года, время жатвы и изобил³я.
Воздухъ какъ бы дрожалъ от избытка тепла и свѣта. Африканское солнце лило потоки пламени на землю, истрескавшуюся от его жгучихъ ласкъ; а его золотые лучи пронизывали густую листву, тѣ зеленые балдахины, которыми равнина прикрывала свои плещущ³е каналы и свои влажныя борозды, точно боясь этого тепла, повсюду зарождавшаго жизнь.
Вѣтви деревьевъ были полны плодовъ. Рябина гнулась подъ тяжестью желтыхъ гроздей, прикрытыхъ блестящими листьями. Абрикосы выглядывали изъ зелени, точно розовыя дѣтск³я щечки. Ребятишки нетерпѣливо посматривали на массивныя фиговыя деревья, жадными взорами отыскивая первыя фиги. Изъ-за садовыхъ оградъ разливалось нѣжное благоухан³е жасминовъ, а магнол³и, подобныя кадильницамъ изъ слоновой кости, распространяли свой фим³амъ въ горячемъ воздухѣ, насыщенномъ ароматами хлѣбныхъ злаковъ.
Сверкающ³е серпы уже обнажали поля, срѣзая золотистыя полосы пшеницы, тяжелые колосья которой, полные жизненныхъ соковъ, гнули слишкомъ слабые стебли и свисали до земли. На гумнахъ сваливалась солома, образуя блестящ³е пригорки, отражавш³е ярк³й свѣтъ солнца. Среди облаковъ пыли вѣяли пшеницу, а въ оголенныхъ поляхъ, на жнивьѣ, скакали воробьи, подбирая просыпанныя зерна.
Всюду царили веселье и бодрый трудъ. По всѣмъ дорогамъ скрипѣли телѣги; толпы дѣтей бѣгали по полямъ или кувыркались на копнахъ, мечтая о лепешкахъ изъ новой муки, о сытномъ и блаженномъ житьѣ, которое начиналось на хуторахъ, когда закрома оказывались полными; даже старыя лошади смотрѣли весело и брели непринужденнѣе, точно оживленныя запахомъ этихъ стоговъ соломы, которые мало-по-малу, въ течен³е года, золотою рѣкой должны были излиться въ ихъ кормушки.
Деньги, припрятанныя всю зиму въ спальняхъ, на днѣ сундуковъ, въ чулкахъ, выходили на свѣтъ Бож³й. Къ вечеру кабаки наполнялись мужиками съ лицами темными и блестящими от солнца, въ грубыхъ рубашкахъ, смоченныхъ потомъ, и затѣвались разговоры объ урожаѣ и объ Ивановомъ днѣ, срокѣ полугодовой уплаты за арендуемую землю.
Въ Батистовой избѣ, какъ и въ прочихъ, изобил³е породило радость. Хорош³й урожай заставилъ почти забыть о "покойничкѣ". Только мать время от времени доказывала глубокимъ вздохомъ или слезами, повисавшими на рѣсницахъ, что ее посѣщало мимолетное воспоминан³е о дитяти. Но болѣе всего семья интересовалась хлѣбомъ, крторый Батистъ съ сыномъ втаскивали на чердакъ въ пузатыхъ мѣшкахъ, потрясавшихъ все здан³е, когда ихъ сваливали на полъ.
Счастливая пора начиналась для нихъ. Бѣдств³я ихъ были чрезвычайны; но теперь ихъ радовалъ успѣхъ. Дни проходили въ полномъ спокойств³и; работы было много, но пр³ятное однообраз³е этого трудового существован³я не нарушилось ни малѣйшею случайностью.
Расположен³е, высказанное имъ сосѣдями на погребен³и Паскуалета, нѣсколько охладѣло.
По мѣрѣ того, какъ изглаживалась память о ихъ потерѣ, люди начинали какъ бы раскаиваться, что такъ легко и внезапно подчинились чувству жалости, и возвращались къ воспоминан³ямъ о катастрофѣ съ дядею Барретомъ и о прибыт³и чужаковъ. Тѣмъ не менѣе, мирныя отношен³я, возникш³я сами собою у бѣлаго гробика, не нарушались. Правда, проявлялись нѣкоторая холодность и недовѣр³е; но всѣ продолжали обмѣниваться поклонами съ пришлою семьею, не трогали дѣтей, свободно ходившихъ на равнинѣ, и самъ Пименто, при встрѣчахъ съ Батистомъ, дружелюбно кивалъ головою, бормоча нѣчто, могшее сойти за отвѣтъ на пожелан³е добраго дня со стороны арендатора. Словомъ, ихъ не любили, но и не обижали; а они и не желали большаго.
А какъ хорошо, какъ спокойно было дома! Батистъ дивился урожаю. Земля, такъ хорошо отдохнувшая, такъ долго пролежавшая подъ паромъ, какъ будто сразу отдала людямъ весь запасъ жизиенной силы, накопивш³йся въ ней за десять лѣтъ. Хлѣбъ выросъ густой и полновѣсный. Слухи, ходивш³е по "уэртѣ", утверждали, что цѣны будутъ хорош³я.
"А лучше всего", съ улыбкою твердилъ себѣ Батистъ, "то, что ему-то не придется ни съ кѣмъ дѣлиться, потому что земля была ему сдана безъ платы за первые два года". Это преимущество досталось ему недешевою цѣною столькихъ мѣсяцевъ борьбы и тревоги и смерти бѣднаго Паскуалета.
Благосостоян³е семьи отразилось на жилищѣ, болѣе чистомъ и красивомъ, чѣмъ когда-либо. Изба даже издали выдѣлялась среди сосѣднихъ построекъ, говорила о большой зажиточности и удовлетворенности.
Въ этомъ хорошенькомъ домикѣ теперь никто не узналъ бы несчастную лачугу дяди Баррета. Передъ входомъ, красная кирпичяая площадка блестѣла, отполированная ежедневнымъ трен³емъ; разросш³йся базиликъ, дневныя красавицы и вьющ³яся растен³я образовывали зеленыя бесѣдки, надъ которыми выдѣлялся на небесной лазури безупречно-бѣлый треугольный шпицъ.
Внутри видны были складки хорошо выглаженныхъ занавѣсокъ, скрывавшихъ двери въ спальни, кухонный столъ со стаканами, тарелками и прислоненными къ стѣнѣ глубокими блюдами, на днѣ которыхъ были нарисованы странныя фантастическ³я птицы или цвѣты, похож³е на томаты. A на плитѣ, подобной алтарю изъ фаянсовыхъ изразцовъ, высились, точно божества, исцѣляющ³я жажду, кувшины съ поливными брюшками и глиняные или стеклянные горшки, развѣшанные рядкомъ на гвоздикахъ.
Старая и поломанная мебель, постоянно напоминавшая о былыхъ странств³яхъ, когда приходилось бѣгать от нужды, начала исчезать, уступать мѣсто новымъ вещамъ, покупавшимся дѣятельною Терезою, когда та бывала въ городѣ. Доходъ от урожая пополнилъ и въ гардеробѣ недочеты, возникш³е за время ожидан³я. Теперь семьѣ случалось улыбаться при воспоминан³и объ угрозахъ Пименто; хлѣбъ, которому, по словамъ заб³яки, предстояло не достаться никому, уже началъ обогащать семью. У Розеты явилось двѣ лишнихъ юбки. Батистетъ и младш³е щеголяли по воскресеньямъ въ новомъ съ головы до ногъ.
Прохож³й, идя по равнинѣ въ часы зноя, когда воздухъ бывалъ раскаленъ и мухи и шмели, тяжеловѣсно летая, жужжали, испытывалъ ощущен³е отдыха при видѣ этого чистаго и свѣжаго домика. На птичьемъ дворѣ, за стѣною изъ кольевъ и глины обнаруживалась кипучая жизнь. Куры кудахтали, пѣтухъ кричалъ, кролики скакали въ лабиринтѣ большой полѣнницы свѣжихъ дровъ; подъ присмотромъ двоихъ младшихъ ребятишекъ утки плескались въ сосѣднемъ ручьѣ и стайки цыплятъ бѣгали туда и сюда по жнивью, безостановочно пища и трепеща своими хрупкими рыжеватыми тѣльцами, еле покрытыми нѣжнымъ пушкомъ.
Сверхъ того, Терезѣ часто случалось запираться у себя въ спальнѣ, выдвигать ящикъ комода и, развязавши узелокъ изъ платка, любоваться хорошенькою кучкою монетъ, первыми деньгами, которыя мужъ ея извлекъ изъ этой земли. Лиха бѣда начать; а, если не произойдетъ никакихъ бѣдъ, то къ этимъ деньгамъ прибавятся еще и еще, и кто знаетъ? Когда дѣти доростутъ до рекрутчины, пожалуй, сбережен³й хватитъ на то, чтобы внести за нихъ выкупъ.
Батистъ раздѣлялъ молчаливую и сосредоточенную радость жены. Стоило взглянуть на него въ воскресенье, послѣ обѣда, когда, покуривая ради праздника дешевую сигару, онъ расхаживалъ передъ домомъ и съ любовью смотрѣлъ на поля, гдѣ наканунѣ, какъ и большинство сосѣдей, насадилъ кукурузы и бобовъ.
Онъ едва справлялся съ тѣмъ количествомъ земли, какое было уже расчищено и вспахано; но, какъ и покойный дядя Барретъ, увлекался своимъ дѣломъ и желалъ захватить все больше и больше земли подъ обработку. Именно въ это воскресенье онъ принялъ намѣрен³е, несмотря на то, что время было уже почти упущено, вскопать на другой день полоску позади дома, еще не бывшую подъ посѣвомъ, и засадить ее дынями, безподобнымъ товаромъ, который жена сумѣетъ выгодно сбыть на базарѣ въ Валенц³и, по примѣру другихъ крестьянокъ. "Да, ему было за что возблагодарить Бога, сподобившаго его, наконецъ, пожить спокойно въ этомъ раю. Что за земля, что за земля на этой равнинѣ! He даромъ, no старымъ сказан³ямъ, мавры плакали, когда ихъ отсюда погнали".
Жатва расширила кругозоръ, удаливъ массы испещренной макомъ пшеницы, загораживавш³я даль со всѣхъ сторонъ, точно золотыя стѣны. Равнина теперь казалась болѣе обширной, можно сказать - безграничной, и взглядъ терялся вдали, скользя по ея большимъ квааратамъ красной почвы, разграниченнымъ тропинками и каналами.
Всѣ ея обитатели строго соблюдали воскресный отдыхъ; такъ какъ хлѣбъ былъ снятъ недавно и у всѣхъ оказывалось много денегъ, то никто и не соблазнялся нарушить заповѣдь церкви. He видно было ни одного человѣка, который гнулся бы надъ бороздою, ни одного животнаго, тянущаго тяжесть по дорогѣ. По тропинкамъ шли старухи въ своихъ лучшихъ мантильяхъ, надвинутыхъ на самые глаза, со стульчиками черезъ руку, стремясь на зовъ колокола, хлопотливо звонившаго вдали, надъ крышами села. На одномъ изъ перекрестковъ крича перегонялась толпа дѣтей. На зелени откосовъ выдѣлялись красныя панталоны нѣсколькихъ солдатъ, пользовавшихся воскресною свободою, чтобы пр³йти на часокъ къ себѣ домой. Вдали, напоминая трескъ разрываемаго холста, раздавались ружейные выстрѣлы, направленные въ ласточекъ, летавшихъ туда и сюда причудливымъ хороводомъ, съ тихимъ шелестомъ, который наводилъ на мысль о томъ, не задеваютъ ли онѣ крыльями за хрусталь небеснаго свода. Надъ каналами жужжали тучи еле видимыхъ мошекъ, а на одномъ изъ хуторовъ, передъ домомъ, выкрашеннымъ въ голубой цвѣтъ, волновался пестрый вихрь изъ разноцвѣтныхъ юбокъ и яркихъ шелковыхъ платковъ, между тѣмъ какъ гитары въ сонномъ ритмѣ наигрывали баюкающую мелод³ю, аккомпанируя корнетъ-а-пистону, надрывавшемуся надъ звонкимъ исполнен³емъ венец³анской "хоты", мавританск³й мотивъ которой долеталъ до границъ равнины, дремавшей подъ лучами солнца.
Этотъ мирный пейзажъ напоминалъ идеализированную Аркад³ю, трудолюбивую и счастливую. Существован³е въ ней злыхъ людей представлялось невозможнымъ. Батистъ сладко потягивался, охваченный ощущен³емъ благополуч³я, которымъ какъ бы проникнутъ былъ самый воздухъ.
Его дочь ушла съ ребятами поплясать на тотъ хуторъ; жена задремала подъ навѣсомъ, а самъ онъ расхаживалъ от дома до дороги, по полоскѣ нераспаханной земли, оставленной для въѣзда телѣгъ.
Съ мостика онъ отвѣчалъ на поклоны сосѣдей, проходившихъ съ веселымъ видомъ людей, которымъ предстоитъ забавное зрѣлище. Дѣйствительно, они отправлялись къ Копѣ смотрѣть на знаменитую игру Пименто съ братьями Торрерола, двумя озорниками, которые, подобно ему самому, совершенно отбились от работы и каждый день ходили съ нимъ въ кабакъ.
Эти три бездѣльника соперничали въ безобраз³яхъ; каждый изъ нихъ желалъ, чтобы его слава затмила репутац³ю обоихъ остальныхъ, и отсюда проистекало безчисленное множество вызововъ и закладовъ, особенно въ так³я времена, когда трактиръ былъ полонъ посѣтителей. На этотъ разъ задача заключалась въ томъ, чтобы сидѣть и играть въ карты, продовольствуясь все время одною водкой, и побѣдителемъ долженъ былъ оказаться тотъ, кто послѣ всѣхъ упадетъ подъ столъ.
Они начали въ пятницу вечеромъ, а въ воскресенье послѣ полудня все еще сидѣли всѣ трое на табуреткахъ, доигрывая сотую парт³ю и имѣя подъ рукою, на цинковомъ столикѣ, кувшинъ съ водкою, при чемъ отрывались от картъ лишь ради поглощен³я вкусныхъ колбасъ, которыми Копа составилъ себѣ репутац³ю, такъ какъ прекрасно умѣлъ заготовлять ихъ въ маслѣ.
Слухи о пари разошлись по всей равнинѣ и привлекали людей, шедшихъ за цѣлыя версты, точно на богомолье. Трое молодцовъ не оставались одни ни на минуту. У каждаго были сторонники, садивш³еся по очереди за игру четвертымъ и остававш³еся даже на ночь, когда большинство зрителей уходило по домамъ, а игроки продолжали состязан³е при свѣтѣ "кандиля", прицѣпленнаго къ тополю. Трактирщикъ былъ человѣкъ строг³й и не желалъ стѣсняться ради нелѣпаго пари; поэтому лишь только наставала пора ложиться спать, онъ выпроваживалъ