пѣли, а въ окошко дулъ райск³й вѣтерокъ. Чѣмъ это объяснить? Какъ бы то ни было, это утро заключало въ себѣ нѣчто новое и необычное.
Она стала собираться съ матерью къ обѣднѣ.
Одѣваясь, она упрекала себя, что до сихъ поръ мало занята была своею внѣшностью. "Въ шестнадцать лѣтъ пора умѣть и принарядиться! Какъ глупо было не слушать матери, каждый разъ, какъ та называла ее замарашкой!"... И она просовывала голову въ свое старое ситцевое воскресное платье такъ осторожно, какъ-будто оно было ново, красиво и надѣвалось въ первый разъ; а корсетъ затягивала такъ, какъ-будто еще недостаточно была сдавлена этою арматурой длинныхъ стальныхъ полосъ, которыя жестоко расплющивали ея формирующ³йся бюстъ.
Въ первый разъ въ жизни Розета провела болѣе четверти часа передъ кусочкомъ зеркальца, вставленнымъ въ полированную сосновую рамку - подаркомъ отца; въ это зеркальце можно было видѣть лицо свое лишь по частямъ. Нѣтъ, она была не красавица и знала это; тѣмъ не менѣе, болѣе безобразныя лица, чѣмъ ея, попадались въ "уэртѣ" дюжинами. И, сама не понимая хорошенько почему, она съ удовольств³емъ разглядывала свои прозрачно-зеленые глаза, щеки, усѣянныя хорошенькими веснушками, порождаемыми солнцемъ на кожѣ блондинокъ, свѣтло-золотистые волосы, тонк³е и мягк³е, какъ шелкъ, носикъ съ трепещущими ноздрями, ротикъ, отѣненный пушкомъ, какъ зрѣлый плодъ, и украшенный крѣпкими и правильными зубами, бѣлыми, какъ молоко, и такими блестящими, что ими освѣщалось все лицо.
Матери пришлось ее дожидаться. Доброй женщинѣ не стоялось на мѣстѣ. Она торог³ила дочь, точно пришпориваемая звуками далекаго благовѣста. "Мы опоздаемъ къ обѣднѣ!" Между тѣмъ Розета неторопливо продолжала причесываться, а минуту спустя разрушала плоды трудовъ своихъ, которыми не была довольна, и сердитыми движен³ями дергала на себѣ мантилью, которая, по ея мнѣн³ю, все не ложилась какъ слѣдуетъ.
Придя на альборайскую площадь, Розета, почти не поднимая глазъ, опущенныхъ въ землю, искоса взглянула на дверь мясной лавки. Тамъ толпились люди. Тонетъ помогалъ хозяину, принося куски баранины и сгоняя мухъ, которыя тучами покрывали мясо. Какъ покраснѣлъ бѣдный парень, увидѣвъ ее! А когда она прошла во второй разъ, возвращаясь от обѣдни, то онъ даже остолбенѣлъ съ бараньей ногой въ рукѣ, забывъ о своемъ пузатомъ хозяинѣ, который ждалъ напрасно и крикнулъ ему крупное ругательство, погрозивши при этомъ ножомъ.
Остальной день прошелъ скучно. Сидя у порога своей избы, Розета не разъ воображала, будто видитъ его на глухихъ тропинкахъ или въ камышахъ, гдѣ онъ прячется, чтобы досыта насмотрѣться на нее. Ей хотѣлось, чтобы поскорѣе насталъ понедѣльникъ, чтобы ей идти на фабрику и страшный обратный путь совершить въ сопровожден³и Тонета.
На слѣдующ³й день, въ сумерки, молодой человѣкъ оказался налицо. Онъ подошелъ къ прядильщицѣ на болѣе близкомъ разстоян³и от города, чѣмъ въ друг³е вечера.
- Доброй ночи.
Но послѣ этого обычнаго привѣтств³я, онъ осмѣлился заговорить. Этотъ чертовск³й малый за воскресенье сдѣлалъ успѣхи. Неловко, съ смущеннымъ видомъ и почесывая ноги, онъ пустился въ объяснен³я, гдѣ часто одно слово отдѣлялось от другого промежуткомъ минуты въ двѣ:
"Онъ очень радъ, что видитъ ее здоровою"...
Розета, съ улыбкою, тихо пролепетала:
- Спасибо.
"Весело-ли ей было наканунѣ?"
Она промолчала.
"А ему было такъ очень скучно... Привычка, конечно... Ему казалось будто чего-то не хватаетъ... Разумѣется. Ему пришлась по сердцу эта дорога... Нѣтъ, не дорога: ему пр³ятно было провожать дѣвицу".
На этомъ мѣстѣ онъ осѣкся и даже нервно прикусилъ языкъ въ наказан³е себѣ за смѣлость, а также ущипнулъ себя подъ мышками за то, что зашелъ слишкомъ далеко.
Потомъ они долго шли, не говоря ни слова. Дѣвица не отвѣтила ничего: она подвигалась впередъ тою легкою походкою, какая присуща прядильщицамъ шелка, имѣя корзину у лѣваго бедра и правой рукой разсѣкая воздухъ, точно маятникомъ. Она вспоминала свой сонъ: ей казалось, что и сейчасъ она грезитъ, видитъ небывалое, и нѣсколько разъ она поворачивала голову, ожидая увидѣть въ темнотѣ ту собаку, которая лизала ей руки и нюхала лицо Тонета: про себя она все еще смѣялась, вспоминая ее. Но нѣтъ: рядомъ съ нею шелъ добрый парень, способный защитить ее, хотя, правда, робк³й и смущенный, шедш³й, опустивъ голову, точно сказанныя имъ слова проскользнули ему въ грудь и теперь терзали ему сердце. Розета смутила его еще больше.
"Пусть объяснитъ, зачѣмъ онъ это дѣлаетъ? Зачѣмъ выходитъ провожать ее на дорогу?... Что скажутъ люди?... Если узнаетъ отецъ, какая досада!"...
- Зачѣмъ? зачѣмъ? - повторяла дѣвушка.
А юноша, все болѣе и болѣе огорчаясь и смущаясь, похожъ былъ на преступника, котораго обвиняютъ и который даже не пытается оправдываться. Онъ не отвѣчалъ ни слова. Онъ продолжалъ идти тѣмъ же шагомъ, какъ его спутница, но поодаль от нея и спотыкался на краю дороги. Розетѣ показалось, что онъ сейчасъ расплачется.
Тѣмъ не менѣе, когда домъ былъ уже близко и скоро предстояло разстаться, на робкаго Тонета вдругъ напала храбрость. Онъ сталъ говорить настолько же энергично, насколько до сихъ поръ молчалъ, и, точно послѣ вопроса не прошло уже порядочно времени, отвѣтилъ ей:
- Зачѣмъ? Затѣмъ, что люблю тебя.
Произнося это, онъ приблизился къ ней настолько, что его дыхан³е обвѣяло ей лицо, a глаза его сверкали такъ, точно въ искрахъ вылетала наружу сама правда. Но тутъ же, вновь охваченный раскаян³емъ, растерявшись, ужаснувщись собственныхъ словъ, онъ бросился бѣжать. Значитъ, онъ ее любитъ! Уже два дня ждала она этого признан³я, а, между тѣмъ, оно всетаки показалось ей неожиданностью. Она тоже любила его, и всю ночь, даже во снѣ, будто тысячи голосовъ твердили ей на ухо: "3атѣмъ, что люблю тебя".
Тонетъ не могъ дождаться слѣдующей ночи. На другое же утро Розета замѣтила его съ дороги: полускрытый за стволомъ шелковицы, онъ смотрѣлъ на нее съ тревогою, точно ребенокъ, сознающ³й свою вину и, боясь выговора, готовый бѣжать при первомъ признакѣ неудовольств³я. Но прядильщица вспыхнула, улыбнулась - и больше ничего. Такимъ образомъ, все было сказано. Они не стали повторять, что другъ друга любятъ, ибо это разумѣлось само собою. Они были помолвлены и съ этихъ поръ Тонетъ каждый разъ провожалъ ее.
Пузатый мясникъ въ Альборайѣ рычалъ от злобы на внезапную перемѣну въ своемъ слугѣ, когда-то такомъ трудолюбивомъ, а теперь постоянно склонномъ изобрѣтать предлоги, чтобы цѣлыми часами пропадать въ "уэртѣ", особенно при наступлен³и ночи. Но Тонетъ, съ эгоизмомъ счастья, обращалъ не болѣе вниман³я на ругань и угрозы хозяина, чѣмъ прядильщица - на гнѣвъ своего отца, котораго она скорѣе боялась, чѣмъ уважала.
У Розеты въ спальнѣ всегда оказывалось какое-нибудь гнѣздышко, о которомъ она увѣряла, будто нашла его дорогою. Этотъ парень не умѣлъ приходить съ пустыми руками и обшаривалъ всѣ камыши и деревья, чтобы преподносить своей возлюбленной плетеночки изъ соломы и травы, въ которыхъ нѣсколько птенчиковъ съ розовою шкуркой, еще покрытой нѣжнымъ пухомъ, отчаянно пищали и страшно раскрывали клювы, ненасытно требуя пищи. Она хранила каждый такой подарокъ у себя въ комнатѣ, точно то была собственная особа ея жениха, и плакала, когда ея братья, - друг³е птенцы, гнѣздомъ которыхъ былъ ихъ домикъ, - налюбовавшись птичками, въ концѣ-концовъ свертывали имъ шеи.
Случалось, что Тонетъ являлся съ шишкою на животѣ, нибивъ себѣ полный поясъ сѣмячекъ и бобовъ, купленныхъ у Копы; идя медленнымъ шагомъ, они ѣли и ѣли, при чемъ не переставали глядѣть другъ другу прямо въ глаза, и глуповато улыбались, сами не зная чему, или присаживались время от времени на кочку, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что дѣлаютъ.
Она была благоразумнѣе его и обращалась къ нему съ увѣщан³ями:
"Зачѣмъ все тратить деньги? Вотъ уже не менѣе двухъ реаловъ онъ извелъ въ кабакѣ въ одну недѣлю на свои угощен³я!"
Онъ же старался выказать себя щедрымъ: "Зачѣмъ ему и деньги, если не для нея? Вотъ когда-нибудь женится, - тогда онъ станетъ бережливымъ". Жениться же расчитывали лѣтъ черезъ десять, двѣнадцать: дѣло было не къ спѣху, и всѣ помолвки въ "уэртѣ" растягивались на так³е сроки.
Упоминан³е о бракѣ возвращало Розету къ сознан³ю дѣйствительности: "Когда отецъ узнаетъ все - ахъ! онъ обломаетъ объ нее палку!" Она говорила о будущихъ побояхъ съ полною невозмутимостью, какъ дѣвушка сильная, привыкшая къ той строгой, грозной и почтенной отеческой власти, которая проявлялась въ пощечинахъ и колотушкахъ.
Отношен³я между влюбленными были невинны. Никогда не возникало въ нихъ острое желан³е, не вспыхивала чувственность. Они шли по почти пустынной дорогѣ, въ полусумракѣ надвигавшейся ночи, и самое одиночество какъ-бы хранило ихъ души от всякой грѣшной мысли. Одинъ разъ Тонетъ нечаянно прикоснулся къ тал³и Розеты и покраснѣлъ такъ, точно онъ самъ былъ дѣвица. Обоимъ имъ даже и въ головы не приходило, чтобы так³я ежедневныя встрѣчи могли повести къ чему-нибудь далѣе словъ и взглядовь. Это была первая любовь, цвѣтъ едва распустившейся юности, которая довольствуется обмѣномъ взглядовъ и наивными бесѣдами да смѣхомъ, безъ тѣни вожделѣн³я.
Прядильщица, которая въ тѣ вечера, когда боялась, такъ сильно желала наступлен³я весны, съ тревогою встрѣтила длинныя и свѣтлыя сумерки. Теперь бывало совсѣмъ свѣтло, когда женихъ встрѣчалъ ее, и всегда имъ приходилось натыкаться на какую-нибудь работницу съ фабрики или сосѣдку, которыя, видя ихъ вмѣстѣ, угадывали все и лукаво усмѣхались. Въ мастерской подруги Розеты начали ее дразнить, иронически спрашивать, когда будетъ свадьба, и прозвали ее "пастушкою" за то, что ея возлюбленнымъ былъ внукъ стараго пастуха. Бѣдная дѣвочка дрожала от тревоги: каждый день это извѣст³е могло дойти до ушей Батиста и тогда - какая трепка!
Какъ разъ въ эту пору, въ день своего осужден³я на судѣ по дѣламъ орошен³я, Батистъ засталъ дочь въ обществѣ Тонета. Но это не имѣло послѣдств³й: счастливый случай съ поливкою избавилъ преступницу от кары. Отецъ, радуясь спасен³ю своего посѣва, удовлетворился тѣмъ, что нѣсколько разъ посмотрѣлъ на нее изъ-подъ нахмуренныхъ бровей, и, поднявъ палецъ, медленнымъ голосомъ, въ повелительномъ тонѣ, предупредилъ ее, что отнынѣ пусть возвращается съ фабрики одна, а иначе онъ расправится съ нею.
Но разлука влюбленныхъ не могла тянуться долго; и разъ, въ воскресенье, послѣ обѣда, Розета, которой нечего было дѣлать, уставши ходить взадъ и впередъ мимо своей избы и воображая, что узнаетъ Тонета въ каждомъ, кто проходилъ по дальнимъ тропинкамъ, схватила зеленый кувшинъ и сказала матери, что идетъ за водою къ бассейну Королевы.
Мать дала позволен³е. Развѣ не слѣдовало разрѣшать кое-как³я развлечен³я этой бѣдной дѣвочкѣ, лишенной подругъ? Надо же, чтобы было чѣмъ помянуть молодость!
Бассейнъ Королевы былъ гордостью всей этой частѣ "уэрты", обреченной пить колодезную воду и красноватую жидкость, которая текла въ каналахъ. Этотъ бассейнъ находился противъ одного покинутаго хутора и, по словамъ самыхъ знающихъ людей въ окрестности, былъ стариннымъ и драгоцѣннымъ памятникомъ - эпохи мавровъ, по мнѣн³ю Пименто, - временъ, когда апостолы ходили по м³ру, крестя негодяевъ, по мнѣн³ю дѣда Томбы, утверждавшаго это съ вѣрностью оракула.
Въ послѣобѣденное время, по дорогѣ, обсаженой тополями съ трепетной серебристой листвой, проходили группы молодыхъ дѣвушекъ съ кувшинами, неподвижно и прямо несомыми на головахъ; ритмомъ походки и изяществомъ очертан³й онѣ напоминали аѳинскихъ водоносокъ. Ихъ шеств³е придавало валенц³анской "уэртѣ" библейск³й характеръ; оно приводило на память поэз³ю арабовъ, воспѣвающую женщину у фонтана и соединяющую въ одно оба сильнѣйш³я пристраст³я жителя Востока: любовь къ водѣ и любовь къ красотѣ.
Водоемъ состоялъ изъ квадратнаго бассейна, со стѣнами изъ краснаго камня, и вода въ немъ стояла ниже уровня земли. Къ ней спускались по шести ступенямъ, ставшимъ от сырости зелеными и скользкими. На фасадѣ каменнаго прямоугольника, противъ лѣстницы, выдавался барельефъ со стертыми фигурами, совершенно неразличимыми подъ слоемъ побѣлки. Вѣроятно, то была Св. Дѣва, окруженная ангелами, грубой и наивной средневѣковой работы, сдѣланная во исполнен³е обѣта въ эпоху завоеван³я; но такъ какъ одно поколѣн³е долбило камень, чтобы рѣзче выдѣлить сглаженные годами фигуры, a другое бѣлило его съ варварскимъ стремлен³емъ къ чистотѣ, то стѣна дошла до такого состоян³я, что можно было разобрать лишь неопредѣленную женскую фигуру, Королеву, которая и дала бассейну его назван³е, - королеву мавровъ, безъ сомнѣн³я, какъ всѣ королевы деревенскихъ сказокъ.
Шумнаго веселья и суматохи бывало довольно вокругъ бассейна, въ воскресные, послѣполуденные часы. Сюда сходились болѣе тридцати дѣвушекъ, и каждая желала прежде всѣхъ наполнить свой кувшинъ, а уходить не торопилась. Онѣ толкались на узкой лѣстницѣ, забирая юбки между ногъ, чтобы нагнуться и погрузить кувшины въ бассейнъ, по поверхности котораго постоянно пробѣгала рябь от ключей воды, выбивавшихся изъ песчанаго слоя, поросшаго пучками осклизлыхъ растен³й, которыя развѣвались, точно зеленые волосы, по своей жидкой и прозрачной тюрьмѣ, и содрогались от толчковъ течен³я. Неутолимые "ткачи" {"Tejedores", водомѣрки, насѣкомыя, всегда движущ³яся подъ водою.} полосовали своими длинными лапками ясную водную поверхность.
Дѣвицы, уже наполнивш³я кувшины, садились на краю бассейна, свѣсивъ ноги надъ водою; и каждый разъ, какъ парень, спускаясь пить, поднималъ глаза кверху, онѣ поджимали ноги съ криками негодован³я. Онѣ напоминали сборище взбунтовавшихся воробьевъ: говорили всѣ вмѣстѣ; однѣ между собою бранились, друг³я ругали отсутствующихъ и передавали сплетни "уэрты"; вся эта молодежь, на минуту освобожденная от строгаго родительскаго гнета, покидала лицемѣрный видъ, который напускала на себя дома, и выказывала задорный духъ, свойственный умамъ некультурнымъ и живущимъ замкнуто. Эти ангелы, такъ нѣжно распѣвавш³е каноны и псалмы въ альборайской церкви въ день праздника Богоматери, разнуздывались, оставаясь однѣ, пересыпали свою бесѣду извозчичьими ругательствами и говорили о нѣкоторыхъ вещахъ съ апломбомъ акушерокъ.
Сюда-то явилась, наконецъ, со своимъ кувшиномъ и Розета, шедшая очень медленно и безпрестанно поворачивавшая голову въ надеждѣ увидѣть своего друга гдѣ-нибудь на скрещен³и тропинокъ.
При видѣ Розеты, шумное сборище примолкло; ея появлен³е причинило недоумѣн³е, въ томъ родѣ, какъ если бы во время обѣдни въ альборайскую церковь вѣругъ вошелъ мавръ.
"Зачѣмъ пришла сюда эта нищенка?" Розета поздоровалась съ двумя или тремя, работавшими на фабрикѣ; онѣ еле отвѣтили, презрительнымъ тономъ и поджимая губы. Проч³я, оправивш³яся от изумлен³я, вновь принялись болтать, какъ ни въ чемъ не бывало: онѣ захотѣли показать пришедшей, что совсѣмъ не обращаютъ на нее вниман³я.
Розета спустилась къ водѣ; въ ту минуту, какъ она выпрямлялась, наполнивъ кувшинъ, она вытянула шею, чтобы заглянуть черезъ стѣну и обвела тревожнымъ взоромъ всю равнину.
- Смотри, смотри! А онъ не придетъ!
Слова эти произнесла племянница Пименто, подвижная брюнетка съ дерзко приподнятымъ носикомъ, гордая своимъ положен³емъ единственной дочери отца, никому не платящаго аренды: ибо четыре воздѣлываемыя имъ поля составляли его собственность.
- Да, пусть смотритъ, сколько хочетъ, а онъ не придетъ! Развѣ неизвѣстно, кого она поджидаетъ? Конечно, жениха, внучка дѣда Томбы! Какова проныра!
И тридцать жестокихъ устъ засмѣялись такимъ смѣхомъ, который разсчитанъ былъ на причинен³е боли: не то, чтобы на самомъ дѣлѣ имъ стало смѣшно, но только затѣмъ, чтобы оскорбить дочь ненавистнаго Батиста.
- Пастушка!... Божественная пастушка!...
Розета равнодушно пожала плечами: она и не ждала иного пр³ема, да и насмѣшки на фабрикѣ уже притупили ея чувствительность. Она подняла куршинъ себѣ на голову и пошла по ступенямъ наверхъ; но на послѣдней остановилась, услышавъ тонк³й голосокъ племянницы Пименто. Какъ эта змѣйка умѣла жалить!
- Нѣтъ, ей не бывать за внукомъ дѣда Томбы! Онъ - голякъ и дурачокъ, но честный парень, неспособный породниться съ семействомъ вора.
Розета чуть не уронила кувшинъ. Она покраснѣла такъ, какъ будто эти слова, растерзавъ ей сердце, вылили изъ него всю кровь ей на лицо; вслѣдъ затѣмъ она побѣлѣла, поблѣднѣла, точно покойница.
- Кто это - воръ? Кто? - спросила она съ дрожью въ голосѣ, чѣмъ вызвала смѣхъ всѣхъ дѣвушекъ у колодца.
- Кто? Да ея папаша! Пименто это хорошо знаетъ, и у Копы только о томъ и толкуютъ. Неужели они воображаютъ, что это можно скрыть? Они убѣжали изъ своей деревни, потому что были тамъ слишкомъ извѣстны; вотъ почему они явились сюда захватывать чужое. Всѣ даже знаютъ, что Батистъ побывалъ на каторгѣ за дурныя дѣла...
Маленькая ехидна продолжала въ томъ же тонѣ, выкладывая все, что слышала дома и на равнинѣ, всяк³я выдумки, изобрѣтенныя дрянными завсегдатаями Копы, цѣлую сѣть клеветы, сплетенную старан³ями Пименто, который день ото дня чувствовалъ менѣе охоты открыто напасть на Батиста, но стремился его измучить, утомить и ослабить оскорблен³ями.
Внезапно неустрашимость отца пробудилась въ содрогнувшейся дочери, которая начала заикаться от бѣшенства и глаза которой налились кровью, Она уронила кувшинъ, разлетѣвш³йся вдребезги, и забрызгала водою тѣхъ, кто стоялъ близко. Онѣ возмутились и обругали ее дурой. Но она не обратила вниман³я на эту личную обиду.
- Мой отецъ? - вскричала она, подвигаясь къ оскорбительницѣ. - Мой отецъ - воръ? Повторика еще разъ, и я зажму тебѣ пасть-то!
Но брюнеткѣ не пришлось повторять: еще прежде, чѣмъ успѣла раскрыть ротъ, она получила ударъ кулакомъ прямо въ лицо, а пальцы Розеты вцѣпились ей въ волосы. Инстинктивно, подъ вл³ян³емъ боли, она тоже запустила руки въ бѣлокурые волосы прядильщицы и въ течен³е нѣсколькихъ минутъ обѣ барахтались, согнувшись, вскрикивая от боли и злобы, почти касаясь лбами земли, къ которой сильными толчками пригибала каждую ея соперница. Шпильки выпали, косы расплелись; роскошные волосы походили на воинск³я знамена, но не побѣдно развѣвающ³яся, а смятыя и изорванныя рукою непр³ятеля.
Наконецъ, Розета, болѣе сильная или болѣе озлобленная, ухитрилась вырваться; она уже собиралась опрокинуть врага и даже, можетъ быть, подвергнуть его унизительному наказан³ю, - для чего свободною рукой пыталась развязать себѣ башмакъ; - какъ вдругъ произошла сцена неслыханная, звѣрская, возмутительная.
He сговариваясь, не обмѣнявшись ни словомъ, всѣ сразу кинулись на дочь Батиста, точно вся ненависть ихъ семей, всѣ ругательства и проклят³я, слышанныя ими, вдругъ произвели взрывъ въ ихъ душахъ:
- Воровка! воровка!
Въ одно мгновен³е бѣдная дѣвушка исчезла подъ взмахами злобныхъ рукъ. Лицо ея покрылось царапинами; получая толчки со всѣхъ сторонъ, она даже не успѣла упасть на землю, такъ какъ нападавш³я стѣснили ее со всѣхъ боковъ; наконецъ, перекидываемая изъ стороны въ сторону, она покатилась головою внизъ по скользкимъ ступенямъ и ударилась лбомъ о выступъ лѣстницы.
Кровь!... Точно пустили камнемъ въ стаю птицъ на деревѣ. Всѣ разбѣжались съ кувшинами на головахъ и скрылись по разнымъ направлен³ямъ. Минуту спустя, близъ бассейна оставалась лишь бѣдная Розета, растрепанная, въ изорванной юбкѣ; она, плача, пошла домой.
Какъ раскричалась мать, когда ее увидала! Какъ она возмутилась, узнавъ о происшедшемъ! - "Эти люди хуже язычниковъ. Господи! Господи! Возможно ли, чтобы въ христ³анской землѣ совершались так³я злодѣйства? Эдакъ и жить невозможно. Мало мужикамъ нападать на бѣднаго Батиста, преслѣдовать его, лгать на судѣ, подводить подъ напрасные штрафы! Теперь еще дѣвки начнутъ мучить ея несчастную Розету, какъ будто та чѣмъ-нибудь виновата. A за что? За то, что семья хочетъ жить своимъ трудомъ, никому не вредя, по заповѣди Бож³ей!"
Батистъ весь побѣлѣлъ при видѣ Розеты. Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по дорогѣ, не спуская глазъ съ избы Пименто, крыша которой виднѣлась надъ камышемъ; но потомъ вернулся и началъ слегка бранить бѣдняжку: - "Теперь она будетъ знать, каково гулять по равнинѣ!... Имъ слѣдуетъ сторониться от всѣхъ, жить тихо, дружно у себя дома и не сходить съ этого участка, от котораго зависитъ вся ихъ жизнь. Сюда-то ужъ не придутъ обижать ихъ!"
Шумъ, похож³й на гудѣн³е осъ, на жужжан³е пчелъ, слышали съ утра до вечера обитатели "уэрты", проходивш³е мимо мельницы Кадена, по дорогѣ къ морю.
Густая стѣна тополей окружала маленькую площадку, образованную расширен³емъ дороги какъ разъ противъ старыхъ крышъ, испещренныхъ трещинами стѣнъ и черныхъ ставень, груда которыхъ составляла мельницу, - старое развалившееся здан³е надъ каналомъ, державшееся на двухъ толстыхъ быкахъ, между которыми, пѣнясь, падала вода.
Глухой и однообразный шумъ, который, казалось, производили деревья, доносился изъ школы, содержимой въ этомъ мѣстѣ дономъ ²оакимомъ, въ избушкѣ, скрытой за рядомъ тополей.
Хотя знан³е вообще обитаетъ не во дворцахъ, тѣмъ не менѣе, врядъ ли кто видалъ худшую обитель: старая лачуга, куда освѣщен³е проникало только черезъ дверь и щели въ крышѣ; стѣны бѣлизны весьма сомнительной, потому что хозяйка, дама внушительныхъ размѣровъ, почти не вставала съ своего тростниковаго кресла и проводила цѣлые дни, слушая рѣчи своего мужа и восхищаясь имъ; нѣсколько скамеекъ, нѣсколько географическихъ картъ изъ грязной бумаги, разорванныхъ на углахъ и прилѣпленныхъ къ стѣнамъ хлѣбнымъ мякишемъ; а въ комнатѣ, сосѣдней съ классной - немногочисленная мебель, которая, казалось, объѣхала всю Испан³ю.
Въ цѣломъ домѣ былъ только одинъ новый предметъ: длинная трость, которую учитель хранилъ за дверью и возобновлялъ каждые два дня въ сосѣднихъ камышахъ; счаст³е, что этотъ предметъ былъ такъ дешевъ, потому что онъ быстро измочаливался о стриженыя головы маленькихъ дикарей.
Книгъ въ школѣ всего-навсего можно было насчитать двѣ или три. На всѣхъ учениковъ былъ одинъ букварь. Зачѣмъ имѣть больше? Здѣсь господствовала мавританская метода преподаван³я: пѣть и повторять до тѣхъ поръ, пока въ силу упорнаго долблен³я, знан³я не проникнутъ въ дубовыя головушки.
Такимъ образомъ, изъ раскрытыхъ дверей старой избы разносилось скучное пѣн³е, надъ которымъ смѣялись окрестныя птицы:
- Ооотче Нашъ, ииже ееси на неебесахъ.
- Боого роодица Дѣдѣво...
- Дважды два... четыре...
Коноплянки, жаворонки и воробьи, которые удирали от этихъ мальчишекъ, какъ от чертенятъ, когда видѣли ихъ бродящими толпою по полямъ, въ это время съ совершеннымъ довѣр³емъ прилетали на сосѣдн³я деревья и осмѣливались даже прогуливаться въ припрыжку на своихъ маленькихъ лапкахъ до самаго порога школы, громкими трелями издѣваясь надъ своими жестокими врагами, которыхъ видѣли въ клѣткѣ подъ угрозою прута, осужденными смотрѣть на нихъ только украдкою, не сходя съ мѣста и безконечно распѣвая свою скучную и гадкую пѣсню.
Время от премени хоръ замолкалъ; тогда былъ слышенъ голосъ дона ²оакима, величественно открывающ³й сокровища знан³я:
- Сколько дѣлъ милосерд³я?
Или:
- Сколько будетъ дважды семь?
Но отвѣты удовлетворяли его рѣдко.
- Вы ид³оты. Вы слушаете меня, точно я говорю по-гречески... А я еще обращаюсь съ вами такъ утонченно-вѣжливо, какъ въ городской гимназ³и, чтобы привить вамъ приличныя манеры и выучить васъ выражаться, какъ господа. Впрочемъ, понятно, откуда у васъ это: вы так³е же дураки, какъ господа ваши родители, разговоръ которыхъ похожъ на собач³й лай, и которые для кабака всегда имѣютъ болѣе денегъ, чѣмъ требуется, а въ то же время придумываютъ тысячи предлоговъ, чтобы не платить въ субботу слѣдующихъ мнѣ двухъ су.
И онъ съ негодован³емъ, которое выражалось на лицѣ и во всей его манерѣ держаться, прохаживался вдоль и поперекъ по классу.
Во внѣшности дона ²оакима рѣзко отличались верхъ и низъ. Нижняя часть его костюма была представлена разорванными башмаками, всегда запачканными въ грязи, и старыми брюками изъ плиса. Руки у него были мозолистыя, жестк³я на ощупь, съ слѣдами земли, въѣвшейся въ складки кожи въ то время, когда онъ работалъ на своемъ огородѣ противъ школы (часто овощи съ этого огорода бывали единственною провиз³ей, попадавшею въ его котелъ). Но начиная от пояса и до маковки въ донѣ ²оакимѣ бросались въ глаза авторитетность и достоинство, "соотвѣтствующ³я учительскому служен³ю", какъ онъ любилъ говорить самъ: на пластронѣ грязноватой сорочки галстухъ яркихъ цвѣтовъ; сѣдые и жестк³е, какъ щетина, усы, горизонтально дѣливш³е его одутловатое и красное лицо; синяя фуражка съ клеенчатымъ козырькомъ - воспоминан³е объ одной изъ многочисленныхъ должностей, которыя онъ занималъ въ своей богатой превратностями жизни.
Все это вмѣстѣ утѣшало его въ бѣдств³яхъ, а въ особенности галстухъ, подобнаго которому никто не имѣлъ въ округѣ и который ему казался знакомъ высшаго отлич³я.
Сосѣди уважали дона ²оакима; это, впрочемъ, не мѣшало имъ, когда дѣло шло о помощи его бѣдственному положен³ю, относиться къ вопросу небрежно и часто забывать по субботамъ о двухъ су школьной платы. Чего не видалъ этотъ человѣкъ! Сколько онъ шлялся по бѣлу свѣту! Сначала служащимъ на желѣзной дорогѣ, потомъ помощникомъ сборщика податей въ одной изъ самыхъ отдаленныхъ провинц³й Испан³и; расказывали даже, что онъ побывалъ въ Америкѣ и служилъ тамъ въ полиц³и. Однимъ словомъ, это была когда-то жирная, но теперь исхудавшая птица.
- Донъ ²оакимъ, - говорила его толстая супруга, всегда титуловавшая его такимъ образомъ, - никогда еще не бывалъ въ такомъ положен³и какъ теперь. Мы - очень хорошаго рода. Недоля низвела насъ на ту ступень, гдѣ мы теперь находимся; но мы когда-то гребли золото лопатой.
И кумушки въ "уэртѣ" почитали дона ²оакима существомъ высшаго порядка, что, впрочемъ, не мѣшало имъ подсмѣиваться немного надъ зеленымъ сюртукомъ съ четыреугольными фалдами, который онъ надѣвалъ по праздничнымъ днямъ, когда пѣлъ за обѣдней въ альборайской церкви.
Гонимый нищетой, онъ, вмѣстѣ съ своею тучною и обрюзглою половиной, нашелъ пр³ютъ въ этой мѣстности, какъ могъ бы пр³ютиться и во всякой другой. Въ случаяхъ особой важности, онъ помогалъ доревенскому писарю; варилъ изъ травъ, извѣстныхъ ему одному, декокты, которые производили чудеса на хуторахъ. Всѣ единогласно признавали, что этотъ молодчикъ много знаетъ. He боясь придирокъ за отсутств³е диплома или того, что ему велять закрыть школу, которая даже не обезпечивала его пропитан³я, онъ старался при помощи повторныхъ внушен³й и порки научить складамъ и пр³учить къ нѣкоторому порядку своихъ учениковъ - пострѣлятъ от пяти до десяти лѣтъ, которые по праздникамъ кидали камнями въ птицъ, воровали фрукты и гоняли собакь по всѣмъ дорогамъ "уэрты". Откуда же родомъ былъ учитель? Каждая сосѣдка знала это; - издалека, изъ самой глубины "Чуррер³и" {"Чуррер³я", страна "чуросовъ", чужаковъ, - все, что находится за рубежомъ Валенц³и и гдѣ говорятъ по-кастильски.}; Безполезно было спрашивать другихъ разъяснен³й: потому что по географическимъ познан³ямъ "уэрты", всяк³й, кто не говоритъ на валенц³анскомъ нарѣч³и, происходитъ изъ "Чуррер³и".
Донъ ²оакимъ не безъ труда достигалъ того, чтобы его понимали ученики. Бывали так³е, которые послѣ двухмѣсячнаго пребыван³я въ школѣ широко раскрывали глаза и чесали затылокъ, не будучи въ состоян³и понять, что говоритъ учитель такими высокопарными словами, какихъ они никогда не слыхивали въ родныхъ избахъ. Они доставляли истинное мучен³е этому краснобаю, который, по словамъ его супруги, полагалъ свою преподавательскую гордость въ учтивости, изяществѣ манеръ и чистотѣ выговора. Каждое слово, плохо произнесенное его учениками (а не было ни одного, которое они произносили бы какъ слѣдуетъ), вызывало у него крики гнѣва, при чемъ онъ съ негодован³емъ воздѣвалъ руки вверхъ, касаясь ими закоптѣлаго потолка своей лачуги.
- Это скромное жилище, - говаривалъ онъ тридцати сорванцамъ, которые тѣснились и толкались на узкихъ скамейкахъ и слушали его со смѣшаннымъ чувствомъ скуки и страха передъ лозою, - должно быть признаваемо вами за храмъ вѣжливости и хорошаго воспитан³я. Что я говорю: храмъ? Это - свѣтильникъ, разсѣивающ³й въ этой "уэртѣ" потемки варварства. Чѣмъ вы были бы безъ меня? Скотами, и, простите за выражен³е, совершенно тѣмъ же, что представляютъ изъ себя господа ваши родители, хотя я говорю это безъ намѣрен³я ихъ обидѣть. Но, съ помощью Бож³ей, отсюда вы выйдете настоящими господами, съ умѣн³емъ найтись вездѣ, благодаря счастливой случайности, что вамъ попался такой учитель, какъ я. Развѣ это не правда?
Ребята кивали въ отвѣтъ головами подчасъ такъ энергично, что стукались ими, и сама жена учителя, Хозефа, растроганная тѣмъ, что онъ сказалъ о храмѣ и о свѣтильникѣ, переставала вязать свой чулокъ и, откинувшись на спинку своего тростниковаго стульца, погружалась въ восторженное созерцан³е мужа.
Онъ гордился своимъ свѣтскимъ обращен³емъ съ учениками. Къ этимъ босоногимъ и вшивымъ ребятишкамъ, у которыхъ вѣчно торчалъ наружу подолъ рубашки, онъ относился съ изумительною деликатностью.
- Нусъ, господинъ Льописъ, пожалуйте!
И господинъ Льописъ, плутишка лѣтъ семи, въ штанишкахъ, засученныхъ до колѣнъ и поддерживаемыхъ одною подтяжкой, стремительно кидался со своей скамейки и появлялся передъ учителемъ, косясь въ то же время на страшную лозу.
- Вотъ уже сколько времени я вижу, вы ковыряете пальцами въ носу. Это - отвратительный порокъ, господинъ Льописъ: вѣрьте вашему учителю. На сей разъ вамъ прощается: вы были прилежны и знали таблицу умножен³я; но образованность при отсутств³и знан³я прилич³й - ничто. He забудьте же этого, господинъ Льописъ!
Сопливый мальчикъ, довольный тѣмъ, что дѣло обошлось безъ порки, однимъ нравоучен³емъ, одобрительно слушалъ, какъ вдругъ большой верзила, сосѣдъ по лавкѣ, у котораго, поводимому, были съ товарищемъ старые счеты, замѣтивъ, что тотъ стоитъ и беззащитенъ въ данное время, предательски ущипнулъ его сзади.
- Ай! ай! господинъ учитель! - закричалъ тотъ. - "Л_о_ш_а_д_и_н_а_я М_о_р_д_а" щиплется!
Донъ ²оакимъ сильно вспылилъ. Ничѣмъ такъ не возбуждался его гнѣвъ, какъ привычкой этихъ ребятъ называть другъ друга прозвищами своихъ отцовъ и придумывать даже новыя клички.
- Кто это - "Лошадиная Морда"? Это, я полагаю, вы разумѣли господина Периса. Боже! Что за манера выражатъся! Можно подумать, что мы въ кабакѣ! Хотя бы вы, по крайней мѣрѣ, правильно произнесли слово "Морда". Сколько испортишь крови, уча этихъ ид³отовъ!... Болваны!
И, махая лозой, онъ началъ распредѣлять звонк³е удары, одному за то, что щипался, a другому за то, что онъ въ гнѣвѣ называлъ "н_е_ч_и_с_т_о_т_о_ю" рѣчи. Удары сыпались наудачу и попадали куда придется, такъ что проч³е школьники толкались на скамейкахъ, ежились, прятали головы за плечами сосѣдей; а одинъ, самый маленьк³й, младш³й сынъ Батиста, такъ испугался свиста трости, что наложилъ въ штанишки.
Это несчаст³е смягчило учителя и вернуло ему утраченную величавость, между тѣмъ какъ побитая аудитор³я зажимала носы.
- Госпожа Хозефа, - сказалъ онъ женѣ, - благоволите увести господина Борруля и привести его въ порядокъ въ саду.
И толстая женщина, имѣвшая нѣкоторое пристраст³е къ тремъ сыновьямъ Батиста, потому что они платили каждую субботу, взяла за руку г_о_с_п_о_д_и_н_а Борруля, который, шатаясь на своихъ коротенькихъ, слабенькихъ ножкахъ и еще плача от испуга, вышелъ изъ школы.
Когда инциденты, подобные этому, приходили къ концу, учен³е нараспѣвъ опять возобновлялось, и стѣна деревьевъ тоскливо дрожала, пропуская сквозь свою листву эго однообразное гудѣн³е.
Иногда слышался меланхолическ³й перезвонъ бубенчиковъ и весь классъ от удовольств³я приходилъ въ волнен³е: это значило, что дѣдъ Томба гонитъ свое стадо; а было извѣстно всѣмъ, что когда этотъ старикъ приходилъ, то занят³я прерывались на добрыхъ два часа.
Дѣдушка Томба пользовался большою симпат³ей дона ²оакима. Этотъ старикъ тоже не мало постранствовалъ и изъ почтен³я къ учителю говорилъ съ нимъ только по-кастильски; онъ зналъ толкъ въ лѣкарственныхъ травахъ; несмотря на всѣ свои познан³я, онъ не отбивалъ учениковъ; однимъ словомъ, это былъ единственный человѣкъ въ "уэртѣ", который могъ б_е_с_ѣ_д_о_в_а_т_ь съ нимъ.
Прибыт³е совершалось всегда одинаковымъ образомъ: сначала къ дверямъ школы подходили овцы, протягивали головы, съ любопытствомъ нюхали, а потомъ, убѣдившись, что здѣсь нѣтъ иной пищи, кромѣ духовной, - пищи неважнаго качества, - отходили съ видомъ презрительнаго разочарован³я. Затѣмъ появлялся дѣдъ Томба, увѣренно ступая по знакомой дорогѣ, но все-таки протягивая передъ собою посохъ, - единственную помощь его почти слѣпымъ глазамъ.
Гость усаживался у двери на кирпичную скамью, и разговоръ завязывался между пастухомъ и учителемъ, тогда какъ донья Хозефа молча любовалась ими, а наиболѣе взрослые изъ учениковъ, постепенно приближаясь, составляли кружокъ около бесѣдующихъ.
Дѣдушка Томба, настолько болтливый, что безпрестанно говорилъ даже со своими овцами, гоняя ихъ по тропинкамъ, высказывался сначала медленно, какъ человѣкъ, который боится обнаружить свой недостатокъ; но вскорѣ болтовня учителя раззадоривала его и онъ пускался въ безконечное море своихъ излюбленныхъ повѣствован³й. Они вмѣстѣ плакались на достойные сожалѣн³я порядки въ Испан³и; на то, что разсказывали въ "уэртѣ" пр³ѣзж³е изъ Валенц³и про дурное управлен³е, какъ причину плохихъ урожаевъ; въ концѣ-концовъ старикъ всегда повторялъ:
- Въ мое время, донъ ²оакимъ, въ мое время было не то. Вы не помните этого времени; но и ваше время все-таки было лучше теперешняго. Все идетъ хуже да хуже. Что-то увидятъ эти дѣти, когда станутъ взрослыми!?
Всѣ знали, что это приступъ къ его истор³и.
- Посмотрѣли бы вы на насъ въ отрядѣ "брата"! Тогдашн³е люди были настоящ³е испанцы; а теперь храбрецы водятся только у Копы... Мнѣ было восемнадцать лѣтъ, - у меня была мѣдная каска съ орломъ, которую я снялъ съ убитаго и ружье больше меня самого. А самъ "братъ", какой молодчина! Теперь хвалятъ этого, того генерала! Вранье! Одно вранье! Тамъ, гдѣ былъ отецъ Невотъ, Невотъ, лучше него никого не было! Если бы вы только видѣли его на маленькой лошадкѣ съ подобранною рясой, при саблѣ и пистолетахъ!... А как³е мы дѣлали переходы! To мы здѣсь, то въ Аликантской провинц³и, то въ окрестностяхъ Альбыцета. Врагъ постоянно былъ за нами, а мы, какъ только попадали на француза, обращали его въ прахъ. Мнѣ кажется, что я теперь еще слышу ихъ мольбы: "Мусью, пардонъ!" {Старикъ перевиралъ французск³я слова, которыя слыхалъ тогда.}. А я, разъ! разъ! хорошенько штыкомъ!
И старикъ, весь въ морщинахъ, выпрямлялъ станъ, оживлялся. Его почти ослѣпш³е глаза загорались маленькими искорками, и онъ размахивалъ своимъ посохомъ, какъ будто и теперь еще поражалъ враговъ.
Потомъ начинались совѣты; въ добродушномъ старикѣ просыпался человѣкъ жесток³й, съ не знающимъ сострадан³я сердцемъ, воспитавшимся въ войнѣ безъ пощады. Обнаруживались жесток³е инстинкты, привитые въ ранней молодости и остававш³еся неизмѣнными съ тѣхъ поръ. Желая щедро подѣлиться плодами своего опыта со школьниками, онъ обращался къ нимъ по-валенц³ански. "Онъ не мало видалъ видовъ! Ему слѣдовало вѣрить! Въ жизни нужно одно: умѣть терпѣливо дожидаться часа мести; намѣтить себѣ цѣль и съ силою къ ней кидаться, когда это удобно" Давая так³я безчеловѣчныя наставлен³я, онъ мигалъ глазами, которые, въ глубинѣ своихъ орбитъ, были похожи на блѣдныя звѣзды, готовыя угаснуть. Хитрый и бывалый старикъ разоблачалъ долгое прошлое, полное борьбы, засадъ и козней, и выказывалъ полное презрѣн³е къ жизни своихъ ближнихъ.
Учитель, опасаясь, чтобы эти разговоры не повл³яли вредно на нравственность его маленькаго м³рка, мѣнялъ тему бесѣды и заводилъ рѣчь о Франц³и, наиболѣе любимомъ предметѣ воспоминан³й дяди Томбы.
Этой темы хватало на цѣлый часъ. Пастухъ зналъ эту страну, точно въ ней родился. Когда Валенц³я сдалась маршалу Сюше, онъ былъ взятъ въ плѣнъ и съ нѣсколькими тысячами другихъ плѣнниковъ отведенъ въ большой городъ, въ Тулузу. Старикъ примѣшивалъ къ своему разсказу французск³я слова, страшно исковерканныя, которыя еще помнилъ черезъ столько лѣтъ. "Вотъ земля! Тамъ мужчины носятъ бѣлыя шляпы съ большими полями, цвѣтныя пальто съ высокими воротниками до самаго затылка и высок³е сапоги, какъ у кавалеристовъ; на женщинахъ юбки, похож³я на футляръ от флейты, так³я узк³я, что обрисовываютъ все, что подъ ними". Такъ онъ говорилъ о костюмахъ и нравахъ Импер³и, воображая, что все это существуетъ и теперь, и что Франц³я въ наши дни такова же, какъ была въ началѣ вѣка.
Учитель и жена слушали съ интересомъ подробности его воспоминан³й. Между тѣмъ, нѣсколько ребятъ, пользуясь непредвидѣнною свободой, уходили изъ школы, привлекаемые овцами, которыя убѣгали от нихъ, какъ от смертельныхъ враговъ. Они хватали ихъ за хвосты, ловили за задн³я ноги, принуждая ходить на переднихъ, сталкивали внизъ съ откоса, старались взобраться верхомъ на ихъ грязную шерсть. Напрасно несчастныя животныя протестовали жалобнымъ блеян³емъ: пастухъ, съ особымъ удовольств³емъ описывавш³й предсмертныя муки послѣдняго изъ убитыхъ имъ французовъ, не внималъ имъ.
- Сколько же ихъ, приблизительно, погибло подъ вашими ударами? - спрашивалъ учитель въ концѣ разсказа.
- От ста двадцати до ста тридцати, - я не помню точнаго счета.
Супруги обмѣнивались улыбкой: со времени послѣдняго посѣщен³я цифра убитыхъ увеличилась на двадцать. Подвиги пастуха и число его жертвъ возрастали пропорц³онально проходившимъ годамъ.
Въ концѣ-концовъ, блеянье овецъ обращало на нихъ вниман³е дона ²оакима.
- Господа! - кричалъ онъ маленькимъ шалунамъ, самъ въ то же время отправляясь за тростью. - Всѣ сюда! Вы, кажется, воображаете, что можно забавляться цѣлый день? У меня надо заниматься!
Чтобы доказать это на примѣрѣ, онъ такъ работалъ тростью, что стоило посмотрѣть, и ударами загонялъ стадо расшалившихся сорванцовъ въ храмъ знан³я.
- Извините, дядя Томба: ужъ часа два мы бесѣдуемъ съ вами. Мнѣ.пора продолжать урокъ.
И, между тѣмъ, какъ вѣжливо спроваженный пастухъ гналъ своихъ овецъ къ мельницѣ, гдѣ расчитывалъ еще разъ повторить свои разсказы, въ школѣ начиналось распѣван³е таблицы умножен³я: отвѣтить ее безъ ошибки было для учениковъ дона ²оакима верхомъ премудрости.
Къ заходу солнца ученики пѣли послѣднюю молитву, воздавая благодарен³е Создателю за то, что "Онъ сподобилъ ихъ благодати Своея..."; потомъ каждый забиралъ свой мѣшочекъ, въ которомъ былъ принесенъ завтракъ. Такъ какъ разстоян³я въ "уэртѣ" были больш³я, то дѣти, уходя изъ дому, брали съ собой въ школу провиз³ю на цѣлый день, почему враги дона ²оакима доходили даже до предположен³я, будто онъ любитъ наказывать учениковъ, отнимая у нихъ часть пров³анта, тѣмъ самымъ, до нѣкоторой степени, восполняя недочеты въ трапезахъ, приготовпенныхъ доньей Хозефой.
По пятницамъ, когда ученики уходили, донъ ²оакимъ неизмѣнно обращался къ нимъ съ одинаковою рѣчью:
- Господа, завтра - суббота. Напомните госпожамъ вашимъ матушкамъ объ этомъ и поставьте ихъ въ извѣстность, что тотъ, кто завтра утромъ придетъ безъ слѣдуемыхъ мнѣ двухъ су, не войдетъ въ школу. Это я обращаюсь къ вамъ, господинъ X... и къ вамъ, господинъ У...
Такъ онъ перечислялъ до дюжины именъ.
- Вотъ уже три недѣли, какъ вы не платите условл