Верн Жюль - Паровой дом

вершенно выздоровевший, - выстрел в питона доказывал это - взялся опять за охотничье ружье.

   Притом, кроме нас, приходилось кормить и обитателей зверинца. Эта забота была предоставлена чикарям.

   Эти искусные индусы под руководством Калагани, который сам был очень ловкий стрелок, не давали оскудеть запасу мяса бизонов и сайгаков. Калагани был человек совсем особенный. Хотя он был малообщителен, полковник Мунро обращался с ним очень дружелюбно, будучи не из таких людей, которые забывают оказанную услугу.

   Десятого сентября поезд обогнул Филибит, не останавливаясь там, но он не мог уклониться от толпы индусов, которые пришли осмотреть его.

   Решительно звери Матьяса Ван-Гита, как ни были замечательны, не могли выдержать никакого сравнения со стальным гигантом. На них даже не смотрели сквозь решетки их клеток, и весь восторг обращался к механическому слону.

   Поезд продолжал спускаться с длинных равнин Северной Индии, оставив за несколько миль на западе, Барейли, один из главных городов в Рохилькенде. Он подвигался среди лесов, населенных птицами, яркими перьями которых заставлял нас любоваться Матьяс Ван-Гит, то по равнине сквозь чащу колючих акаций вышиной в два или три метра, называемых англичанами Walit-a-bit-bush. Там встречались в большом количестве кабаны, очень лакомые до желтой ягоды этих кустов. Некоторые из толстокожих были убиты, не без опасности, потому что эти животные чрезвычайно дикие и опасные. В разных случаях капитан Год и Калагани обнаруживали хладнокровие и отвагу незаурядных охотников.

   Между Филибитом и Этавахом поезд должен был проехать часть Верхнего Ганга.

   Весь подвижной состав зверинца был отделен, и паровой дом, превратившись в плавучий аппарат, легко перебрался с одного берега на другой по поверхности воды.

   Этого нельзя было сделать со зверинцем Матьяса Ван-Гита. Потребовался паром, и клетки должны были переплыть две реки одну после другой. Но хотя этот переезд потребовал некоторого времени, он совершился без больших затруднений. Это был не первый опыт поставщика, и его люди переезжали много рек, когда ехали к гималайской границе.

   Словом, без всяких приключений, о которых стоило бы рассказать, 17 сентября доехали мы до железной дороги из Дели в Аллахабад, шагов за сто до Этавахской станции.

   Там наш поезд разделился на две партии, которым не предназначено было соединяться.

   Первая должна была продолжать спускаться к югу по территории обширного королевства Синдии, чтобы достигнуть Виндхийских гор и Бомбейской провинции.

   Вторая, поставленная на платформу железной дороги, ехала в Аллахабад и оттуда по Бомбейской железной дороге достигнет прибрежья Индийского моря.

   Остановились и устроили на ночь кочевье. На другой день, на рассвете, пока поставщик поедет по юго-восточной дороге, мы пересечем эту дорогу под прямым углом и примем направление почти параллельное семьдесят седьмому меридиану.

   Но в то время, как Матьяс Ван-Гит расставался с нами, он должен был также расстаться с прислугой, которая более не была ему нужна. За исключением двух индусов, необходимых для ухода за клетками во время путешествия, которое должно было продолжаться не более двух или трех дней, ему не нужен был никто. На пристани в Бомбее, где Ван-Гита ждал корабль, отправлявшийся в Европу, его товар перенесут обыкновенные грузчики с пристани. Таким образом, некоторые из его чикарей сделались свободны, и главное Калагани. Известно, каким образом и почему мы искренно привязались к этому индусу после услуг, оказанных им полковнику Мунро и капитану Году.

   Когда Матьяс Ван-Гит отпустил своих людей, Банксу показалось, что Калагани не знал, куда деваться, и спросил его, не удобно ли ему ехать с нами до Бомбея. Калагани, подумав с минуту, принял предложение инженера, и полковник Мунро выразил ему удовольствие, которое чувствовал, что может быть ему полезен. Итак, индус будет причислен к прислуге парового дома и своим знанием этой части Индии мог быть очень нам полезен.

   На другой день мы отправились. Пары были разведены, Банкс отдал Сторру приказание быть готовым.

   Оставалось только проститься с поставщиком; с нашей стороны это произошло очень просто. С его стороны, конечно, гораздо театральнее. Благодарность Ван-Гита за услугу, которую оказал ему полковник Мунро, приняла, конечно, дополнительную форму. Он замечательно "сыграл" это последнее действие и был великолепен в важной сцене прощания. Движением мускулов он так повернул свою правую руку, что ладонь сделалась обращена к земле. Это означало, что на сем свете он никого не забудет, он обязан полковнику Мунро, и что если признательность изгнана из этого мира, то она найдет убежище в его сердце. Потом он повернул ладонь и поднял ее к зениту. Это означало, что даже там чувства в нем не угаснут и что целая вечность не может оплатить оказанного ему одолжения.

   Полковник Мунро поблагодарил Матьяса Ван-Гита как следовало, и через несколько минут поставщик домов Гамбургского и Лондонского исчез из наших глаз.

  

  

  

   Вот в каком положении находились мы 18 сентября, рассчитывая от места отъезда, места остановки и места приезда:

   1. От Калькутты тысяча триста километров.

   2. От гималайской санитарной станции триста восемьдесят километров.

   3. От Бомбея тысяча шестьсот километров.

   Из этого перечня ясно, что мы не совершили еще и половины нашего пути, но считая семь недель, проведенных паровым домом на гималайской границе, прошло более половины времени, назначенного для этого путешествия. Мы оставили Калькутту 6 марта. Через два месяца, если ничто не помешает нам, мы думали достигнуть западного прибрежья Индостана.

   Притом наш маршрут будет убавлен в некоторой степени. Намерение избегать больших городов, замешанных в мятеже 1857 года, принуждало нас прямее спускаться к югу. По великолепным провинциям королевства Синдии шли прекрасные экипажные дороги, и стальной гигант не должен был встречать никакого препятствия, по крайней мере до центральных гор. Следовательно, путешествие должно было совершиться в самых лучших условиях, легко и безопасно.

   Дорога делалась еще легче от присутствия Калагани в паровом доме. Этот индус прекрасно знал всю эту часть полуострова. Банкс мог в этом удостовериться в тот же день. После завтрака, пока полковник Мунро и капитан Год отдыхали. Банкс спросил Калагани, каким образом он несколько раз бывал в этих провинциях.

   - Я служил, - ответил Калагани, - в одном из тех многочисленных Банджерских караванов, которые перевозят на быках зерновые хлеба или для правительства, или для частных лиц. Раз двадцать поднимался и спускался по центральным и северным областям Индии.

   - Эти караваны еще ходят по этой части полуострова? - спросил инженер.

   - Да, - ответил Калагани, - и в это время года я буду очень удивлен, если мы не встретим группы банджерцев, идущих к северу.

   - Ваше знакомство с этими территориями, Калагани, очень нам полезно, - сказал Банкс. Вместо того чтобы проезжать по большим городам королевства Синдии, мы отправимся по деревням, и вы будете нашим проводником.

   - Очень охотно! - ответил индус тем холодным тоном, который был ему свойствен и к которому я не смог еще привыкнуть.

   Потом он прибавил:

   - Хотите я укажу вам общее направление, которого вы должны держаться?

   - Пожалуйста.

   Говоря это, Банкс разложил на столе карту этой части Индии, чтобы проверить точность сведений Калагани.

   - Ничего не может быть проще, - продолжал индиец. - Линия почти прямая приведет нас от делийской железной дороги к бомбейской, которые соединяются в Аллахабаде. От этавахской станции, которую мы оставили на границе Бунделькунда, надо переехать незначительную речку, Джамну, и от этой границы до Виндхий-ских гор, вторую реку, Бетву. В случае, если даже эти две реки разлились вследствие дождевой поры, плавучий поезд, я думаю, без труда переедет на другой берег.

   - Затруднений серьезных не будет, - ответил инженер, - а когда мы приедем в Индию?

   - Мы повернем немного к юго-востоку, чтобы отыскать удобное ущелье. Там опять никакое препятствие не помешает нашему проезду. Я знаю одну удобную дорогу. Ездят предпочтительно по Сингурскому ущелью.

   - Разве наш стальной гигант не может проехать там, где проезжают лошади? - спросил я.

   - Конечно, может, - ответил Банкс, - но за Сингурским ущельем местность очень гористая. Нельзя ли подъехать к Виндхийским горам через Бхопал?

   - Там много городов, - ответил Калагани, - их трудно избежать, и там сипаи особенно отличились в войне за независимость.

   Меня немножко удивило, что Калагани именовал "войной за независимость" мятеж 1857 года. Но не надо забывать, что это говорил не англичанин, а индус. Притом казалось, что Калагани не участвовал в мятеже, или по крайней мере он ничего никогда не говорил, что могло бы заставить это думать.

   - Хорошо,- продолжал Банкс, - мы оставим бхопальские города на западе, и если вы уверены, что Сингурское ущелье даст нам удобную дорогу...

   - Я часто ездил по этой дороге, обогнув озеро Путурия, эта дорога за сорок миль доходит до бомбейской железной дороги в Аллахабаде возле Джаббалпура.

   - В самом деле, - ответил Банкс, следивший на карте за указаниями индуса. - А оттуда?..

   - Большая дорога направляется к юго-западу и идет вдоль железной дороги до Бомбея.

   - Решено, ответил Банкс. - Я не вижу никакого серьезного препятствия проехать Виндхийские горы, и этот маршрут будет удобен для нас. К услугам, которые вы уже оказали нам, Калагани, вы прибавляете другую, которую мы не забудем.

   Калагани поклонился и хотел уйти, но передумал и вернулся к инженеру.

   - Вы хотите о чем-нибудь спросить меня? - сказал Банкс.

   - Да, ответил индус, - Можно мне узнать, почему вы желаете избегать главных городов Бунделькунда?

   Банкс взглянул на меня. Не было никакой причины скрывать от Калагани, что касалось сэра Эдварда Мунро, и индусу объяснили положение полковника.

   Калагани очень внимательно выслушал то, что ему сказал инженер. Потом тоном, обнаружившим некоторое удивление, он сказал:

   - Полковнику Мунро нечего опасаться Нана Сахиба, по крайней мере в этих провинциях.

   - Ни в этих провинциях, ни в других, - ответил Банкс. - Однако почему вы говорите "в этих провинциях"?

   - Потому что, если набоб появился, как уверяли несколько месяцев тому назад, в Бомбейской провинции, - сказал Калагани, - его убежище не было отыскано, и весьма вероятно, что он снова переправился за индо-китайскую границу.

   Этот ответ, по-видимому, доказывал, что Калагани не знал о том, что случилось в горах Сатпура и что в прошлом мае Нана Сахиб был убит солдатами королевской армии у Тандитского пала.

   - Я вижу, Калагани, - произнес тогда Банкс, - что известия, распространяющиеся по Индии, с трудом доходят до гималайских лесов!

   Индус пристально взглянул на него, но промолчал.

   - Да, - продолжал Банкс, - вы, кажется, не знаете, что Нана Сахиб умер.

   - Нана Сахиб? - вскричал Калагани.

   - Конечно, - ответил Банкс. - И правительство обнародовало уже, при каких обстоятельствах он убит.

   - Убит? - растерянно повторил Калагани, качая головой. - Где же убит Нана Сахиб?

   - В горах Сатпура у Тандитского пала.

   - Давно?

   - Месяца четыре назад, если не ошибаюсь, двадцать пятого мая.

   - Имеете вы основания не верить в смерть Нана Сахиба? - спросил я Калагани, взгляд которого показался мне несколько странным.

   - Нет-нет, господа, - ответил он, - я верю вашему сообщению.

   Минуту спустя мы остались вдвоем с Банксом, и инженер заметил раздраженно:

   - Все индусы на один покрой! Начальник мятежных сипаев сделался легендарным. Мне кажется, они не поверят его смерти, даже увидя его на виселице.

   - И в этом случае они похожи на старых ворчунов империи, двадцать лет после смерти Наполеона утверждавших, что он жив.

   Переехав Средний Ганг недели две тому назад, паровой дом теперь следовал по великолепным дорогам плодородного края Доаб. Наносные равнины, разработанные браминами за двадцать столетий до христианской эры, успешные работы английских инженеров по канализации, поля хлопчатника, особенно процветающего здесь, хлопчатные прессы почти у каждой деревни, песни рабочих, - таковы впечатления от Доаба, где когда-то была основана первобытная церковь.

   Местность разнообразилась как будто по мановению волшебного жезла. Не зная устали, жилище наше перемещалось сообразно нашим желаниям.

   - Это последние слова прогресса в искусстве способов передвижения, - уверял Банкс, - телеги, запряженные быками, повозки - лошадьми или лошаками, вагоны железных дорог, - ничто в сравнении с нашими подвижными домами.

   Девятнадцатого сентября паровой дом остановился на левом берегу Джамны, отделяющей страну раджей от Индостана, главной страны индусов.

   Хотя первый прилив и поднял уже воду Джамны, но это нисколько не затруднило нашего переезда, благодаря предосторожностям Банкса. Полчаса спустя паровой дом поднялся на противоположный берег реки. Нашему стальному гиганту и двум колесницам, которые он тащил, реки представляли такой же легкий путь, как и самые лучшие дороги полуострова.

   За Джамной на территории Раджапутана расположено несколько городов, которые инженер хотел исключить из нашего маршрута. В одном из них по левую сторону Гвалиора, на берегу реки Савутрики, со знаменитой крепостью Вигара буднической постройки, рани из Джанси, преданная подруга Нана Сахиба, героем боролась до последней минуты.

   Там в стычке с двумя эскадронами 8-го гусарского полка королевской армии она, как известно, была убита рукой полковника Мунро. И с этого-то дня началась неумолимая ненависть Нана Сахиба, удовлетворения которой так жадно добивался набоб.

   Двадцать второго сентября мы проехали в сорока километрах от Джанси, самой важной военной станции в Бунделькунде, основание которой относится к XVII столетию. Здесь была главная крепость взбунтовавшихся сипаев Центральной Индии. Там неустрашимая рани подняла первое восстание, которое вскоре охватило весь Бунделькунд. Там, несмотря на свое ожесточение, Тан-тиа-Топи, Балао-Рао, брат Нана Сахиба, хотя им и помогал гарнизон в двенадцать тысяч сипаев и армия в двадцать тысяч, должны были уступить превосходству английского оружия! Там, как нам рассказывал сержант Мак-Нейль, полковник Мунро спас жизнь своему сержанту, отдав ему последнюю каплю воды.

   На другой день, 23 сентября, встреча, задержавшая нас на несколько часов, оправдала замечание, сделанное прежде Калагани.

   Было одиннадцать часов утра. После завтрака мы все отдыхали, одни на веранде, другие в гостиной парового дома, стальной гигант шел от девяти до десяти километров в час. Великолепная дорога тянулась между хлебными полями и полями хлопчатника.

   На другой день, 24 сентября, поезд остановился на ночь в пяти или шести километрах к западу от Урчи на левом берегу Бетвы, одного из главных притоков Джамны.

   Урча, древняя столица Бунделькунда, город, процветавший в первой половине XVIII столетия. Но монголы, с одной стороны, и магариты - с другой, нанесли ему страшные удары, от которых он не оправился.

   К двум часам утра нас разбудил лай. Я тотчас встал и нашел своих товарищей на ногах.

   - Что там такое? - спросил полковник Мунро.

   - Собаки лают, - ответил Банкс, - и, конечно, не без причины.

   - Может быть, пантера! - ответил Год. - Выйдем осмотрим опушку леса, а из предосторожности возьмем ружья.

   Мак-Нейль, Калагани, Гуми были уже впереди.

   - Ну, - сказал капитан Год, - равняясь с ними, - как вы думаете, что это?

   - Не знаю, - ответил Калагани, - но это не тигры и не пантеры. Под деревьями я вижу какую-то неясную массу...

   - Мы узнаем это, - вскричал капитан Год.

   - Подождите, - сказал Банкс, - в Бунделькунде не худо остерегаться бродяг.

   - Нас много, и мы хорошо вооружены! Я хочу узнать достоверно!

   - Пожалуй!

   Собаки продолжали лаять, но не выказывали признаков того гнева, который немедленно вызвало бы приближение хищных зверей.

   - Мунро, - сказал Банкс, - остановитесь здесь с Мак-Нейлем и другими, а в это время Год, Моклер, Калагани и я пойдем разузнать.

   - Идем? - закричал капитан Год, сделав Фоксу знак идти за ним.

   В чаще мелькнуло несколько теней. Обе собаки с лаем бежали впереди.

   - Кто там? - закричал капитан Год.

   Ответа не было.

   - Калагани, закричите по-индийски, - сказал Банкс, - если не ответят, мы выстрелим.

   Калагани на наречии туземцев Центральной Индии приказал бродягам подойти.

   Опять ответа не последовало.

   Раздался ружейный выстрел. Нетерпеливый капитан Год выстрелил.

   Смутное волнение последовало за выстрелом из карабина. Нам показалось, что бывшая за деревьями толпа разбежалась в разные стороны. В этом мы убедились, когда Фан и Блан, бросившиеся вперед, спокойно вернулись, не выказывая более признаков беспокойства.

   Через несколько минут мы возвратились к товарищам. Мак-Нейль, Гуми и Фокс условились караулить поочередно, а мы прошли в свои комнаты.

   На следующее утро, пока делались приготовления к отъезду, полковник Мунро, капитан Год, Мак-Нейль, Калагани и я вздумали в последний раз осмотреть опушку леса. От шайки, забравшейся туда ночью, не осталось и следа.

   Мы приготовились к переправе Бетвы и заняли свои места на поезде, Калуф у печи, Сторр в башенке, а рядом с ним Банкс, в качестве рулевого.

   До первых волн реки надо было проехать футов пятьдесят по залитому берегу. Вдруг донесся шум, слышанный нами ночью.

   - Черт возьми, да ведь это обезьяны! - весело вскрикнул капитан Год.

   В самом деле, целая стая обезьян сплошной массой подходила к паровому дому.

   - Чего же им нужно?

   - Они желают вместе с нами переплыть реку, - заметил Калагани.

   Индус не ошибся. Не смея отважиться переплыть реку в разливе, они хотели воспользоваться нашими услугами. Миновав берег, поезд вошел в русло реки. Стая обезьян приблизилась моментально, и через десять секунд некоторые очутились на стальном гиганте, штук по тридцати на каждом из домов, так что, в общем, их было около сотни.

   Банкс на минуту опасался, что поезд не выдержит такой неожиданной прибавки пассажиров. Но обезьяны разместились благоразумно, сохраняя равновесие как с одной, так и с другой стороны. Излишняя тяжесть для нас оказалась неопасной.

   Капитан Год и Фокс были в восторге, особенно последний; он готов был принять в паровом доме эту кривляющуюся и бесцеремонную стаю как почетных гостей.

   Между тем стальной гигант работал со всей силой. Через полчаса он достиг берега, и тотчас вся стая четвероруких клоунов соскочила на берег и быстро исчезла.

   - Могли бы поблагодарить! - вскричал Фокс с видимой досадой.

  

  

  

   Бетву проехали. Между нами и станцией Этвах было расстояние около ста километров. Прошло четыре однообразных дня, даже без трогательных приключений.

   - Положительно грустно, - повторял капитан Год, - я вернусь в Бомбей, не застрелив пятидесятого.

   Калагани, знавший превосходно топографию страны, руководил нашим путешествием с необычайной сметливостью, и 29 сентября наш поезд начал взбираться по северному склону Виндхийских гор, направляясь к Сингурскому ущелью.

   До сих пор все было благополучно, хотя мы пробежали самую опасную часть Индии, убежище преступников и бродяг; следовательно, необходимо было удвоить бдительность.

   Худшая часть всего Бунделькунда - именно та часть Виндхийских гор, в которую вступал паровой дом. Переезд этот невелик; всего сто километров до Джубульпора, ближайшей станции железной дороги, от Бомбея до Аллахабада. Нельзя было и думать двигаться с той же скоростью, с какой мы ехали по равнине Синдии. Крутые спуски, кремнистая почва, частые повороты и местами узкая дорога - все заставляло уменьшить быстроту хода. Банкс рассчитывал делать не более пятнадцати, двадцати километров в десять часов, составлявших наш путевой день.

   Тем не менее без особенных затруднений добрались мы до Сингурского ущелья, временами усиливая пары при подъеме в двенадцать и пятнадцать метров. Вероятность сбиться с пути была небольшая - наш проводник превосходно знал местность и безошибочно указывал нам дорогу. Если ему и случалось ходить одному на разведку или в сопровождении кого-нибудь из нас, то это исключительно для проверки состояния дороги, сильно испорченной предшествовавшими дождями.

   Все шло как нельзя лучше. Дождь перестал, легкая мгла, заволакивавшая небо, умеряла солнечные лучи, и хотя несколько часов в течение дня жар томил нас, в итоге температура была вполне сносная. Наши охотники время от времени предпринимали небольшие экскурсии за дичью, не удаляясь, однако, на большие расстояния от поезда. Хищники здесь не встречались, зато нам предстояло ближе познакомиться с дикими слонами.

   Около полудня 30 сентября пара этих животных показалась впереди поезда. При нашем приближении они бросились в сторону, уступая дорогу экипажу, очевидно испугавшему слонов.

   Убивать их без нужды не пришло в голову даже капитану Году. Он только полюбовался ими и заметил, что Матьяс Ван-Гит не преминул бы воспользоваться этой встречей для прочтения нам лекции практической зоологии. Как известно, Индия по преимуществу родина слонов: все они принадлежат к одному виду, уступая ростом африканским.

   Их ловят чаще всего в "коддахе", то есть в частоколах. Триста или четыреста охотников под предводительством туземного сержанта загоняют стадо в "коддахи", запирают его там и затем уже разделяют с помощью прирученных слонов.

   Но эта система требует много времени и людей, а между тем не всегда удается взять крупного самца. Последние достаточно сметливы, чтобы порвать цепь загонщиков и избежать плена в коддахи, для этой цели дрессируют самок, которые несколько дней следуют за слоном.

   На их спине могут сидеть люди, завернутые в темный плащ. Когда ничего не подозревающий слон засыпает, ему спутывают ноги, надевают цепи и увлекают в неволю раньше, чем он успеет прийти в себя.

   Прежде слонов ловили в ямы, вырытые по высмотренному следу, глубиной футов в пятнадцать. Но животные при падении иногда убивались насмерть, и потому этот варварский способ оставлен почти повсеместно.

   В Непале и Бенгалии употребляют лассо, и эта охота крайне интересна. На каждого дрессированного слона садятся по три человека, на шее помещается погонщик, правящий слоном, на крупе погонщик, раздражающий его молотком или крюком, а на спине индус, вооруженный веревочной петлей. Дрессированный слон преследует дикого иногда по несколько часов, по равнинам и лесами, к вящей опасности всех седоков, пока преследуемое животное не упадет на землю, затянутое петлей.

   Этими различными способами в Индии ежегодно добывается множество слонов, что составляет прибыльную сферу, так как в продаже самка идет за семь тысяч франков, а самец от двадцати до пятидесяти тысяч, смотря по его величине и достоинству.

   Какую пользу приносят эти животные, оплачиваемые так дорого? При условиях хорошей пищи, если им давать по семисот фунтов травы в течение восемнадцати часов, то есть количество, равняющееся тяжести, которую они могут перевезти, они оказывают серьезные услуги по транспортированию войск артиллерии, военных снарядов и исполняют другие частные тяжелые работы. Этих сильных и понятливых животных легко дрессировать благодаря их инстинкту к послушанию, и они в большом употреблении во всей Индии. Но так как они почти не плодятся в неволе, то для удовлетворения спроса на полуострове и за границей приходится везти на них беспрерывную охоту.

   Хотя их и ловят в большом количестве, тем не менее много слонов остается в некоторых местностях, что и доказывал следующий случай.

   Как выше было сказано, встреченные нами слоны посторонились, дали пройти поезду и затем продолжали свой путь вперед. Почти в то же время за ними показалось еще несколько животных, а через четверть часа можно было насчитать их до десятка, они следовали за паровым домом на расстоянии каких-нибудь пятидесяти метров.

   По-видимому, слоны не стремились догнать нас, но и не отставали. Впрочем, последнее было немудрено, так как поезд наш шел довольно медленно. А если принять во внимание, что быстрота бега слонов, по словам Сондерсона, может превышать двадцать пять километров в час, наши спутники могли не только догнать, но и перегнать нас.

   Около часу дня за нами уже следовал эскорт слонов в тридцать, и никто не мог поручиться, что стая эта не увеличится еще. Большей частью стадо состоит из тридцати или сорока слонов, находящихся в более или менее близком родстве между собой, но нередко встречаются стада и в сто голов, а такие случаи невольно возбуждают страх.

   Мы вышли на веранду второго дома и наблюдали за тем, что происходило позади поезда.

   - Число их все прибывает, - заметил Банкс, - и, вероятно, сюда сбегутся все слоны, рассеянные по окрестности.

   - Однако, - возразил я, - они не могут еще перекликаться на большом расстоянии.

   - Конечно, нет, но у них такое тонкое чутье, что они узнают друг друга на расстоянии трех и даже четырех миль.

   - Это настоящее переселение, -сказал полковник Мунро, - смотрите, тут настоящее войско. Банкс, надо ускорить шаги.

   - "Железный великан" делает что может, - возразил инженер. - у нас пять атмосфер давления, тяга пущена в ход, но подъем очень крут.

   - К чему торопиться? - воскликнул капитан Год, всегда приходивший в веселое расположение духа при виде опасности. Эти испытания оживляют своим присутствием страну, и мы едем с эскортом, наподобие путешествующих раджей.

   - Я и не вижу способа отделаться от этих непрошеных проводников, - заметил инженер.

   - Чего вы боитесь? - спросил капитан. - Конечно, вы знаете, что стадо всегда менее опасно, чем слон в одиночку. Это самые кроткие животные! По-моему, это колоссальные бараны.

   - Ну, Год опять увлекается, - заметил Мунро. - Если стадо останется позади, я согласен, что никакой опасности нет, но если задумает перегонять нас по узкой дороге, то нашему паровому дому не поздоровится.

   - Не говоря уж о том, - прибавил я, - что нам неизвестно, как обойдутся они с своим специфическим собратом при первом знакомстве.

   - Они поклонятся ему, вот увидите, как поклонился слон принца Гуру-Синга.

   - Да ведь то был ручной слон, - резонно заметил Мак-Нейль.

   - Ну и эти приручатся, - возразил капитан Год. Вернее, будут настолько удивлены, что невольно почувствуют уважение. К тому же, насколько мне известно, слоны размышляют, сравнивают, соображают почти как люди.

   - Ну, это дело спорное, - возразил Банкс.

   - Как - спорное?! В этом нет никакого сомнения... Этих умных животных употребляют на всех домашних работах. Знаете ли, Моклер, что говорят о слонах писатели, наиболее изучившие их? Слон предупредителен к людям, которых он полюбит, носит за ними тяжесть, рвет им цветы и плоды; собирает деньги для монастырей, как, например, знаменитые слоны Вилленурской пагоды, близ Пондишери; расплачивается на базарах за сахарный тростник, бананы и манго, покупаемые им для себя; защищает жилище хозяина и его стада от хищников; качает воду из колодцев; стережет детей! Он человеколюбив и признателен, не забывает ни благодеяний, ни оскорблений! Знаете ли, друзья мои, что этих гигантов нельзя заставить раздавить насекомое. Один из моих приятелей рассказывал, что он однажды видел, как на камень положили божью коровку и приказали прирученному слону раздавить ее. Что же бы вы думали? Слон приподнимал ногу всякий раз, как проходил мимо камня, и ни приказания, ни удары не могли заставить его раздавить букашку. Когда же ему приказали ее принести, он деликатно приподнял ее концом хобота и отпустил на волю!

   И после этого вы скажете, Банкс, что слон не самое доброе и великодушное животное, умнее обезьяны и собаки, станете спорить против того, что индусы правы, ставя его ум почти наравне с человеческим?

   И с этими словами капитан снял шляпу и низко поклонился страшному стаду, следовавшему за нами.

   - Слоны имеют в вас пламенного сторонника, - заметил с улыбкой полковник.

   - Тем не менее я прав.

   - Может быть, и правы, но я думаю, что и я буду не менее прав, если стану на сторону Сандерсона, охотника на слонов и знатока всего, что их касается.

   - Что же говорил вам Сандерсон? - презрительно осведомился капитан.

   - Он уверяет, что уровень интеллекта слона крайне посредственный и все более или менее удивительные его проявления являются благодаря незаметным приказаниям погонщика.

   - Какой вздор! - с горячностью возразил капитан.

   - Доказательством может служить то, - продолжал Банкс, - что индусы никогда не избирали слона символом ума в своих священных изваяниях и картинах, отдавая предпочтение лисице, вороне и обезьяне.

   - Протестую! - воскликнул запальчиво капитан Год.

   - Протестуйте, но выслушайте! - настаивал инженер. - Сандерсон говорил, что отличительная черта слона - его послушание. Он попадается в чисто детские ловушки, например в ямы, покрытые ветками, и не делает малейшего усилия выбраться из них. Позволяет загонять себя в загон, чего нельзя сделать ни с каким другим животным. Наконец, практика доказывает, что и вырвавшийся на свободу слон легко вторично попадает в плен. Даже опыт не учит его осторожности.

   - Бедные создания! - с оттенком юмора заметил капитан.

   - В заключение прибавлю, что иногда слоны не поддаются приручению по недостатку способностей, и нет никаких средств добиться от них толку, особенно если они молоды или принадлежат к слабому полу.

   - Это новая черта сходства с людьми! - торжествовал капитан. - Разве мужчины не податливее детей и женщин.

   - Мы с вами, капитан, холостяки, а потому и не можем быть компетентны в этом деле, - проронил инженер.

   - Ловкий ответ.

   - Затем мое мнение; не следует полагаться на пресловутое добродушие слонов, справиться со стадом таких великанов довольно трудно; я предпочел бы, например, чтобы наши дороги разошлись, и чем скорее, тем лучше.

   - И ваша правда, Банкс, - вставил полковник. - В то время, как вы спорили тут с Годом, наша свита принимает тревожный характер.

  

  

  

   Сэр Эдвард Мунро не ошибся. Число слонов, следовавших за поездом, было уже более пятидесяти. Они шли тесными рядами и настолько приблизились к паровому дому, что их можно было счесть без ошибки. Во главе отряда выступал один из самых крупных экземпляров, хотя его рост от плеч до земли не превышал трех метров. Раньше было замечено, что азиатские слоны меньше африканских, часто достигающих размера четырех метров.

   Клыки их тоже короче клыков африканских собратьев и достигают полутора метров длины и сорока сантиметров окружности при основании. На острове Цейлон встречаются слоны без клыков, но такие "мукносы", как их называют туземцы, довольно редкое явление в Индостане.

   За большим слоном следовало несколько самок, служащих обыкновенно руководительницами каравана. И только благодаря присутствию парового дома самец был впереди; в переселениях самки являются главами семейства и руководительницами, на их обязанности лежит забота о привале.

   - Ну, капитан, - спросил я, - вы и теперь продолжаете находить это скопище безопасным?

   - Не вижу причин, почему бы этим животным злоумышлять против нас. Это не тигры. Не так ли, Фокс?

   - И даже не пантеры! - отозвался Фокс, всегда разделявший образ мыслей своего господина.

   Но я заметил, что, слушая подобные отзывы, Калагани с сомнением покачивал головой. Очевидно, он не разделял самоуверенности охотников.

   - Вы, кажется, тревожитесь, Калагани? - спросил Банкс.

   - Нельзя ли ускорить ход поезда? - спросил тот вместо ответа.

   - Трудно, но мы попытаемся, - отозвался Банкс, направляясь в башенку к Сторру.

   Через несколько минут мы прибавили ход, что в свою очередь сделало и стадо слонов.

   Прошло несколько часов, но положение не изменилось, и когда мы после обеда пошли на веранду, то могли насчитать до ста слонов.

   Масса эта двигалась безмолвно, попарно или по три в ряд, смотря по ширине дороги, но по мере наступления сумерек в отряде стало заметно волнение, послышалось глухое, хотя сильное мычание. К этому шуму вскоре присоединился и еще какой-то звук.

   - Что это такое? - спросил полковник Мунро.

   - Этот звук всегда издают слоны, увидев неприятеля.

   - В данный момент неприятель - это мы.

   - Боюсь, - что вы правы, - заметил Калагани. Звук этот походил на отдаленный гром и напоминал удары в железные листы, когда в театре изображают грозу.

   Около девяти часов решено было остановиться в небольшой равнине, не гася топки, чтобы в случае надобности продолжать путь. Никто из нас не ложился. В первые часы остановки еще продолжался глухой гул вокруг поезда, но около одиннадцати он начал затихать и наконец замолк совсем.

   - Видите, моя правда, - сказал капитан Год, - они ушли!

   - Скатертью дорога! - ответил я.

   - Ушли ли? Вот вопрос, - заметил Банкс. - Мы узнаем это сейчас.

   Позвав механика, он приказал зажечь фонари. Секунд двадцать спустя два снопа электрического света брызнули из глаз железного великана, попеременно направляясь в разные стороны.

   Слоны оказались тут: они расположились вокруг парового дома и стояли неподвижно, будто спящие, а может быть, они и действительно спали.

   Но едва их коснулся яркий луч света, они пришли в движение, подняли хоботы и клыки, как будто готовились к нападению.

   - Гаси огни! - крикнул Банкс.

   Как только исчез свет, замолк и адский шабаш.

   - Вероятно, они останутся тут до утра, - сказал видимо встревоженный инженер. - И что нам делать, я положительно не знаю.

   На совет был позван Калагани. Решили дождаться утра и затем постараться достигнуть озера Путариа в надежде, что, хотя слоны и плавают, но на воде от них можно будет отделаться скорее. На заре все капище зашевелилось и начало подступать к паровому дому так близко, что из окна рукой можно было достать стоявших впереди. Банкс просил вести себя осторожно. По знаку инженера механик нажал колпак, и почти тотчас же раздался свисток.

   Навострив уши, слоны отступили немного и очистили дорогу, так что машина могла идти беспрепятственно со скоростью лошади, пущенной рысью. Тотчас же слоны образовали группы и двинулись за нами.

   Наше положение, и без того неприятное, еще ухудшилось, когда дорога сузилась в ущелье.

   - Положение усложняется, - заметил полковник Мунро.

   Да, нам нужно было выбирать одно из двух: или врезаться в толпу, или быть раздавленными об утесы.

   Усиленное давление увеличило быстроту хода железного великана, и его клыки ударили в круп одного из слонов, шедших впереди.

   Животное испустило вопль, за которым последовали крики всей ватаги. Борьба была неминуема.

   Мы вооружились ружьями и карабинами, заряженными разрывными пулями. Первое нападение повел на нас гигант самец с одним клыком.

   - Гунем! - воскликнул Калагани.

   - Ба, у него всего один клык, - возразил Год, пожимая плечами.

   - И благодаря этому он сердитее остальных! - отозвался индус.

   Калагани назвал его именем, которым охотники обозначают самцов с одним клыком. Индусы питают особенное почтение к подобным животным, преимущественно если у них недостает правого клыка.

   Гунем испустил громкий крик, подобный звуку трубы, закинул хобот назад и ринулся на паровой дом. Клык врезался в стальную броню железного великана и сломался от удара. Весь поезд почувствовал сотрясение, но сила разбега двинула его вперед, оттолкнув Гунема, пытавшегося оказать сопротивление.

   Однако призыв его был услышан и понят, передние ряды остановились, представляя собой сплошную стену живых тел, между тем как задние напирали на веранду.

   Следовало двигаться вперед, или нас ожидала неминуемая гибель; но в то же время необходимо было и защищаться. Ружья были наведены, и капитан Год скомандовал стрелять.

   К учащенному дыханию железного слона присоединились выстрелы, свист пара и удары клыков о стены парового дома. Давление все усиливалось, и железный слон врезался в авангард, рассекая его ряды.

   Мы двигались по узкой дороге.

   - Ура! - кричал капитан, как солдат, бросающийся в атаку.

   - Ура! - вторили мы ему.

   Сила нашей машины была поистине изумительна! Она с уверенностью рассекала живую стену, как клин, вбиваемый в дерево.

   Вдруг среди общего гама раздался новый шум, второй вагон был придавлен к скале.

   - Идите сюда! Идите сюда! - крикнул Банкс нашим товарищам, защищавшим заднюю веранду.

   Гуми, сержант и Фокс перебрались в первый вагон.

   - А Паразар? - спросил Год.

   - Он не соглашается оставить кухню.

   - Тащите его силой, тащите скорее!

   Без сомнения, наш повар считал бесчестием покинуть свой пост. Но противиться крепким рукам Гуми было так же невозможно, как вырваться из челюсти крокодила. Итак, Паразар был перенесен в столовую.

   - Все ли здесь? - спросил Банкс.

   - Все налицо, - ответил Гуми.

   - Разрубите соединительную цепь.

   Цепь сняли, соединительную площадку разрубили топором, и второй вагон остался позади. Вагон зашатался, поднялся и рухнул под натиском слонов, которые раздавили его вдребезги.

   - И сказать после этого, - заметил капитан Год тоном, который рассмешил бы нас в другое время, - сказать, что эти животные не способны раздавить и букашки.

   - Увеличь огонь, Калуф! - скомандовал инженер. Еще усилие - и через полкилометра мы могли еще спастись в озере Путариа.

   И это последнее усилие, ожидаемое от железного великана, было совершено благодаря Сторру, открывшему регулятор во всю ширину.

   За поворотом показалось озеро.

   Слоны, предчувствуя, что их жертва ускользает, еще раз попытались опрокинуть наш вагон. Снова были пущены в ход батареи. Пу