Верн Жюль - Паровой дом

аете, почему эти великолепные звери требуются на всех рынках Европы и составляют гордость зверинцев? Что составляет главную привлекательность общественных и частных зверинцев? Тигр! Когда вы боитесь за жизнь укротителя? Когда укротитель входит в клетку тигра! За какого зверя раджи платят золотом для украшения своих королевских садов? За тигра. Кто получает премию на звериных биржах Лондона, Антверпена, Гамбурга? Тигр! На каких охотах прославляются индийские охотники, офицеры королевской или туземной армии? На охоте за тигром! Знаете ли, господа, какое удовольствие владетели независимой Индии предлагают своим гостям? Привозят в клетке королевского тигра. Клетку ставят среди обширной равнины. Раджа, его гости, его офицеры, его стража вооружены кольями, револьверами и карабинами и по большей части все на хороших однокопытных...

   - Однокопытных! - воскликнул капитан Год.

   - Лошадях, если вы предпочитаете это немножко пошлое слово. Но уже эти однокопытные, испуганные близостью тигра, его свирепым видом, молнией, сверкающей из его глаз, становятся на дыбы, и потребна вся ловкость всадников, чтобы удержать их. Вдруг дверь клетки отворяется, чудовище выскакивает, прыгает, летит, бросается на рассеянные группы и приносит своей ярости гекатомбу жертв! Иногда ему удается разбить железный и огненный круг, стиснувший его, а чаще всего он изнемогает, один против сотни, но по крайней мере смерть его достославна и заранее отмщена!

   - Браво! Мистер Матьяс Ван-Гит, - вскричал капитан Год, одушевленный в свою очередь. - Да! Это, должно быть, прекрасное зрелище! Да! Тигр - царь животных! И если вы их захватывали, мистер Ван-Гит, то я их убивал, и надеюсь не оставлять Тарриани, прежде чем пятидесятый не падет под моими выстрелами.

   - Капитан, - сказал поставщик, нахмурив брови, - я предоставил вам кабанов, волков, медведей, буйволов! Неужели этого недостаточно для вашей охотничьей страсти?

   Я видел, что наш друг Год также увлечется этим трепещущим вопросом, как и Матьяс Ван-Гит. Больше ли один поймал тигров, чем другой убил? Какой повод к рассуждениям! Лучше ли их ловить, чем уничтожать? Какая благодарная тема для диссертации! Оба, капитан и поставщик, начинали обмениваться быстрыми взглядами, и, сказать по правде, говорили вместе, не понимая друг друга.

   Банкс вмешался.

   - Тигры, - сказал он, - цари мироздания, это решено, господа, но я позволю себе прибавить, что это цари очень опасные для своих подданных. В 1862 году, если я не ошибаюсь, эти великолепные звери пожрали всех телеграфистов на станции острова Сангора. Упоминают также об одной тигрице, которая в три года сделала не менее ста восемнадцати жертв, и о другой, которая в столько же времени погубила сто двадцать семь человек. Это слишком даже для царицы! Наконец, после разоружения сипаев в три года двенадцать тысяч пятьсот пятьдесят четыре человека погибли от тигров.

   - Но милостивый государь, - ответил Матьяс Ван-Гит, - вы, кажется, забываете, что это животные сыроядные?

   - Сыроядвые? - спросил капитан Год.

   - Да, они едят сырое мясо, и даже индусы уверяют, что, раз попробовав человеческого мяса, тигры не хотят другого!

   - Ну так что же? - сказал Банкс.

   - Они повинуются своей натуре, - ответил, улыбаясь, Матьяс Ван-Гит. - Им же надо есть.

   Это замечание поставщика окончило наше посещение в крааль.

   Настал час возвратиться в паровой дом.

   Капитан Год и Матьяс Ван-Гит расстались не самыми лучшими друзьями на свете! Один хотел уничтожить таррианских зверей, другой хотел их брать, а между тем зверей было достаточно, чтобы оба остались довольны.

   Условились, однако, что между краалем и санитарной станцией сношения будут часты. Обязались взаимно уведомлять друг друга, когда представятся хорошие случаи. Чикари Матьяса Ван-Гита, очень опытные в экспедициях такого рода, знали все излучины Тарриани и могли оказать услугу капитану Году, уведомляя его о следах зверей. Поставщик обязался давать своих людей, и особенно Калагани, в распоряжение капитана. Этот индус, хотя недавно вступивший в состав прислуги крааля, выказал себя очень смышленым, и на него можно было положиться вполне.

   Зато капитан Год обещал помогать, насколько мог, ловить зверей, еще недостававших в зверинце Матьяса Ван-Гита.

   При выходе из крааля сэр Эдвард Мунро, вероятно, не рассчитывавший часто бывать там, еще раз поблагодарил Калагани, вмешательство которого спасло его. Он сказал индусу, что тот всегда будет дорогим гостем в паровом доме.

   Индус холодно поклонился. Если он и находил удовольствие слышать это от человека, который был обязан ему жизнью, он этого не выказал.

   Мы вернулись к обеду. Разумеется, Матьяс Ван-Гит составлял предмет разговора.

   - Тысячу чертей! Какие великолепные жесты у этого поставщика! - повторял капитан Год. - Какие отборные слова! Какие выражения! Только если он считает зверей годными единственно для выставки, он ошибается!

   В следующие дни, 27, 28 и 29 июня, дождь шел такой сильный, что наши охотники, несмотря на свою страсть, не могли оставить паровой дом. Притом в такую ужасную погоду следов распознать невозможно, и плотоядные, которые, так же как и кошки, не любят воды, не выходят из своих логовищ.

   Тридцатого июня погода был лучше, и небо имело лучший вид. В этот день капитан Год, Фокс, Гуми и я приготовились отправиться в крааль.

   Утром нас посетили горцы. Они слышали, что какая-то чудесная пагода явилась в Гималайской области, и сильное любопытство привело их в паровой дом.

   Прекрасные типы представляла эта раса, населяющая тибетскую границу, люди с воинственными добродетелями, с непоколебимой честностью, щедро гостеприимные и гораздо выше, и нравственно, и физически, индусов равнин.

   Если мнимая пагода восхитила их, стальной гигант произвел такое впечатление, что вызвал даже знаки обожания. Он, однако, отдыхал. Что же почувствовали бы эти добрые люди, если бы видели, как он, изрыгая дым и пламя, поднимался твердыми шагами по крутым уступам их гор?

   Полковник Мунро хорошо принял этих туземцев, которые часто бывают и на непальской территории, на границе индокитайской. Разговор обратился на ту часть границы, где Нана Сахиб искал убежища после поражения сипаев, когда его отыскивали по всей индийской территории.

   Эти горцы, в сущности, знали только то, что мы. Слух о смерти набоба дошел до них, и они, по-видимому, не сомневались в этом. О тех товарищах, которые пережили его, не было ничего слышно. Может быть, они отправились искать более надежного убежища в глубинах Тибета, но найти их в этой стране было бы трудно.

   Если полковник Мунро думал, поднявшись на север полуострова, разъяснить все, что касалось близко и далеко Нана Сахиба, этот ответ отвлек бы его от цели. Однако, выслушав горцев, он задумался и не принимал более участия в разговоре.

   Капитан Год задал несколько вопросов, но с другой точки зрения. Горцы сообщили ему, что звери, и особенно тигры, делали страшные опустошения в нижнем поясе Гималайских гор. Фермы и даже целые деревни были брошены жителями, несколько стад коз и баранов были уже уничтожены, и между туземцами насчитывалось также много жертв. Несмотря на значительную премию, предложенную правительством, - триста рупий за тигра, число тигров не уменьшилось, и можно было спросить себя, не будет ли принужден человек уступить им место.

   Горцы еще прибавили, что тигры не ограничивались только Тарриани. Повсюду, где равнина предлагала им высокую траву, заросли, кусты, в которых можно было подстерегать добычу, их встречали в большом количестве.

   - Зловредные животные! - сказали горцы.

   Эти добрые люди, и, как видно, по основательной причине, думали о тиграх совсем не так, как поставщик Матьяс Ван-Гит и наш друг капитан Год.

   Горцы удалились в восторге от полученного приема и обещали возобновить свое посещение в паровой дом.

   После их ухода, кончив приготовления, капитан Год, наши два спутника и я, хорошо вооруженные, готовые для всякой встречи, спустились к Тарриани.

   Когда мы дошли до прогалины, где находилась ловушка, из которой мы так удачно спасли Матьяса Ван-Гита, он явился глазам нашим не без некоторой церемонии.

   Пятеро или шестеро из его людей, и в этом числе Калагани, сажали из ловушки в подвижную клетку тигра, который попался ночью.

   Это был действительно великолепный зверь, и, разумеется, капитану Году сделалось завидно!

   - Одним меньше в Тарриани, - прошептал он между двумя вздохами, нашедшими отголосок в груди Фокса.

   - Одним больше в зверинце, - ответил поставщик. - Еще два тигра, один лев, два леопарда - и я буду в состоянии исполнить заказ ранее, чем я рассчитывал. Вы войдете со мной в крааль, господа?

   - Спасибо, - ответил капитан, - но сегодня мы охотимся для себя.

   - Калагани к вашим услугам, капитан Год, - сказал поставщик. - Он хорошо знает лес и может быть вам полезен.

   - Охотно принимаем его в проводники.

   - Теперь, господа, - прибавил Матьяс Ван-Гит, - желаю вам успеха! Но обещайте мне убить не всех!

   - Мы вам оставим! - ответил капитан Год. Матьяс Ван-Гит, простившись с нами великолепным жестом, исчез под деревьями вслед за подвижной клеткой.

   - В путь, - сказал капитан Год, - в путь, друзья мои. К моему сорок второму!

   - К моему тридцать восьмому! - подхватил Фокс.

   - К моему первому! - прибавил я.

   Но тон, которым я произнес эти слова, заставил улыбнуться капитана. Очевидно, во мне не было священного огня.

   Год обернулся к Калагани.

   - Ты хорошо знаешь Тарриани? - спросил он.

   - Я раз двадцать обходил его ночью и днем по всем направлениям, - ответил индус.

   - Не слыхал ли ты, что в окрестностях крааля приметили какого-нибудь тигра?

   - Да, но это не тигр, а тигрица. Ее видели в двух милях отсюда, в верхней части леса, и уже несколько дней стараются захватить ее. Вы хотите, чтобы...

   - Хотим ли мы! - ответил капитан Год, не давая кончить индусу его фразу.

   В самом деле, мы ничего не могли лучше сделать, как следовать за Калагани, что мы и сделали.

   Нет никакого сомнения, хищных зверей очень много в Тарриани, и тут, как и в других местах, им потребно не менее двух быков в неделю для их пропитания! Рассчитывайте, во что это "содержание" обходится всему полуострову!

   Но если тигров там большое количество, не надо воображать, что они бегают по территории без всякой необходимости. Пока голод не пробудит их, они прячутся в своих логовищах, и ошибочно было бы думать, что их можно встретить на каждом шагу. Сколько путешественников проходили по лесам и зарослям и никогда не видали тигров! Поэтому, когда устраивается охота, следует начать с того, чтобы узнать, куда обыкновенно ходят эти звери, а главное, найти ручей или источник, в котором они обыкновенно утоляют жажду.

   Даже и этого недостаточно, надо еще их привлечь.

   Это сделать довольно легко, привязав большой кусок бычьего мяса к столбу в каком-нибудь месте, окруженном деревьями или скалами, за которыми охотники могут укрыться. По крайней мере так действуют в лесу.

   В равнине слон становился самым полезным помощником человека в таких опасных охотах. Однако животные должны быть приучены к этому. Но и дрессированными слонами иногда овладевает паника, что делает очень опасным положение охотников, сидящих на их спине. Следует также сказать, что тигр, не колеблясь, бросается на слона. Борьба между человеком и тигром происходит тогда на спине гигантского толстокожего, которое приходит в ярость, и редко чтобы борьба не кончилась в пользу зверя.

   Но, однако, происходят большие охоты раджей и богатых индийских спортсменов, достойные найти место в охотничьих летописях.

   Не таким образом действовал капитан Год. Он шел пешком отыскивать тигров и пешком имел обыкновение сражаться с ними.

   Между тем мы следовали за Калагани, который двигался легким шагом. Сдержанный, как все индусы, он разговаривал мало и только вкратце отвечал на вопросы, ему предлагаемые.

   Час спустя мы остановились у стремительного ручья, на берегах которого виднелись еще свежие следы животных. Среди поляны возвышался столб, на котором висел большой кусок бычьего мяса.

   Приманка была не совсем цела. Ее недавно разорвали зубы шакалов, этих воров индийской фауны, вечно отыскивающих добычу, даже не им предназначенную. Целая дюжина этих зверей убежала при нашем приближении и оставила место свободным для нас.

   - Капитан, - сказал Калагани, - мы здесь будем ждать тигрицу. Вы видите, что место благоприятно для засады.

   В самом деле, легко было прятаться на деревьях или за скалами, так чтобы сосредоточить выстрелы на одиноком дереве, стоявшем отдельно среди поляны.

   Это было сделано немедленно. Мы с Гуми поселились на одной ветви, капитан Год и Фокс, оба усевшись на нижнем раздвоении двух высоких зеленых дубов, находились друг против друга.

   Калагани спрятался за высокую скалу, на которую мог вскарабкаться, если бы опасность сделалась неизбежной.

   Таким образом, зверь попадет в круг выстрелов, из которого не в состоянии будет выбраться. Следовательно, все было против него, хотя, однако, надо было рассчитывать на непредвиденные обстоятельства.

   Нам оставалось только ждать.

   Хриплый вой разбежавшихся шакалов все еще слышался в соседних зарослях, но они не смели накинуться на бычье мясо.

   Не прошло и часа, как вой внезапно прекратился. Почти тотчас два или три шакала выскочили из чащи, пробежали по прогалине и исчезли в густом лесу.

   Калагани, приготовлявшийся подняться на скалу, знаком предупредил нас, чтобы мы остерегались.

   В самом деле, поспешный побег шакалов мог быть вызван только приближением какого-нибудь хищного зверя - без сомнения, тигрицы, - и надо было каждую минуту ждать ее появления на прогалине.

   Наше оружие было готово. Капитану Году и его денщику стоило только нажать курки карабинов, направленных на то место в зарослях, откуда выбежали шакалы, чтобы выстрелить.

   Скоро мне показалось легкое движение в верхних ветвях чащи. В ту же минуту послышался треск сухих ветвей. Какой-то зверь подходил, но осторожно, не торопясь. Он, очевидно, не мог видеть охотников, подстерегавших его за густой листвой. Инстинкт должен был сказать ему, что это место было небезопасно для него. Наверно, если бы его не побуждал голод, если бы запах мяса не привлекал его, он не отважился бы двигаться далее.

   Он, однако, показался сквозь ветви куста и недоверчиво остановился.

   Это действительно была тигрица большой величины; с могучей головой, гибким телом. Она приближалась ползком извилистым движением пресмыкающегося.

   По взаимному согласию мы дали ей приблизиться к дереву. Она обнюхивала землю, поднимала голову, выгибала спину, как громадный кот, который хочет прыгнуть.

   Вдруг раздались два выстрела.

   - Сорок второй! - вскрикнул капитан Год.

   - Тридцать восьмой! - вскричал Фокс. Капитан и его денщик выстрелили в одно время, и так метко, что тигрица, пораженная в сердце пулей, если не двумя, повалилась наземь.

   Калагани бросился к зверю. Мы тотчас соскочили наземь.

   Тигрица не шевелилась.

   Но кому принадлежала честь смертельного выстрела? Капитану или Фоксу? Понятно, это был вопрос важный!

   Зверя разрезали. Сердце было пронзено двумя пулями.

   - Ну, - сказал капитан Год не без некоторого сожаления, - половина каждому из нас!

   - Половина, капитан! - ответил Фокс таким же тоном.

   И я думаю, что ни тот, ни другой не уступил бы доли, которую следовало записать на его счет.

   Таковы были эти удивительные выстрелы, зверь пал без борьбы, и, следовательно, без опасности для нападающих, результат очень редкий в охоте такого рода.

   Фокс и Гуми остались на поле битвы, чтобы содрать со зверя великолепную шкуру, а капитан Год и я вернулись в паровой дом.

   Я не имею намерения рассказывать подробно о наших экспедициях в Тарриани, если только они не представят какого-нибудь особенного характера. Следовательно, теперь я только скажу, что капитан Год и Фокс не могли пожаловаться.

   Десятого июля на охоте в гудди, то есть в хижине, счастье опять поблагоприятствовало им, хотя они не подвергались никаким опасностям. Притом гудди хорошо расположен для засады на больших зверей. Это нечто вроде маленькой зубчатой крепости, стены которой, пробитые бойницами, возвышаются над ручьем, куда звери обыкновенно ходят пить. Привыкнув к этим постройкам, они не остерегаются их и прямо подвергаются выстрелам. Но и тут, как повсюду, надо смертельно поразить их первой пулей, или борьба сделается опасной, и гудди не всегда спасает охотника от громадных прыжков этих зверей, которых рана приводит в ярость.

   Так случилось и в тот раз. С нами пошел Матьяс Ван-Гит. Может быть, он надеялся, что тигра, легкораненого, можно увезти в крааль, где он вылечит его.

   В тот день наши охотники имели дело с тремя тиграми, которым первый залп не помешал броситься на стены гудди. Первые два, к великому огорчению поставщика, были убиты второй пулей, когда перепрыгнули за зубчатую ограду. Третий прыгнул внутрь гудди с окровавленной лопаткой, но раненный не смертельно.

   - Этого мы поймаем! - вскричал Матьяс Ван-Гит, - мы его возьмем живьем. Не успел он окончить своей неблагоразумной фразы, как зверь бросился на него, опрокинул, и поставщику пришел бы конец, если бы пуля капитана Года не ударила в голову тигра, который упал, пораженный смертельно.

   Матьяс Ван-Гит проворно вскочил.

   - Э, капитан, - вскричал он, вместо того чтобы поблагодарить нашего товарища, - вы могли бы подождать!..

   - Подождать... чего?... ответил капитан Год, - чтобы этот зверь разорвал вам грудь своими когтями?

   - Царапина когтями не смертельна!

   - Хорошо, - спокойно ответил капитан Год, - в другой раз я подожду!

   Как бы то ни было, зверь, негодный красоваться в зверинце крааля, годился только для постельного ковра; но эта счастливая экспедиция довела до сорока двух для капитана и тридцати восьми для денщика цифру тигров, убитых ими, не считая половины тигрицы, уже красовавшейся в их списке.

   Не надо думать, чтобы эти большие охоты заставили нас забыть о маленьких. Паразар не позволил бы нам этого. Сайгаки, серны, дрофы, которых было очень много около парового дома, куропатки, зайцы доставляли нашему столу разнообразную пищу.

   Когда мы отправлялись в Тарриани, Банкс редко присоединялся к нам. Если эти экспедиции начинали интересовать меня, он ими не прельщался. Верхние пояса Гималайских гор, очевидно, более привлекали его, и ему нравились эти экскурсии, особенно когда полковник Мунро соглашался сопутствовать ему.

   Но это было только раз или два. Инженер мог приметить, что после устройства на санитарной станции сэр Эдвард Мунро опять замкнулся. Он говорил меньше, держался поодаль, иногда совещался с сержантом Мак-Нейлем. Неужели они замышляли какой-нибудь новый план, который хотели скрыть даже от Банкса?

   Тридцатого июля Матьяс Ван-Гит нанес нам визит. Менее счастливый, чем капитан Год, он не мог прибавить нового обитателя в свой зверинец. Ни тигры, ни львы, ни леопарды, по-видимому, не были расположены дать себя поймать. Мысль красоваться на выставках в странах Крайнего Запада, без сомнения, не прельщала их. Поставщик чувствовал большую досаду, которую не старался скрывать.

   Калагани и два дикаря сопровождали Матьяса Ван Гита.

   Помещение санитарной станции в этом очаровательном местоположении чрезвычайно понравилось ему. Полковник Мунро просил его остаться обедать, он охотно согласился и обещал сделать честь нашему столу.

   В ожидании обеда Матьяс Ван-Гит захотел осмотреть паровой дом, комфорт которого составлялконтраст с его скромным краалем.

   Два подвижных дома восхитили его, но стальной гигант не возбудил его восторга. Такой естествоиспытатель, как он, не мог остаться равнодушным к этому образцовому произведению механики. Каким образом мог он одобрить искусственного зверя, как бы ни был он замечателен!

   - Не думайте дурно о нашем слоне, мистер Матьяс Ван-Гит, - сказал Банкс, - это зверь могучий, и если понадобится, он не затруднится везти с нашими двумя колесницами все клетки вашего подвижного зверинца!

   - У меня есть буйволы, - ответил поставщик. - И я предпочитаю их спокойный и верный шаг.

   - Стальной гигант не боится ни когтей, ни зубов тигров! - вскричал капитан Год.

   - Без сомнения, господа, - ответил Матьяс Ван-Гит, - но зачем зверям нападать на него! Им не нужно стального мяса!

   Но если естествоиспытатель не скрывал своего равнодушия к нашему слону, индусы, особенно Калагани, не спускали с него глаз. Видно было, что в их восторги к гигантскому зверю входила некоторая доля суеверного уважения.

   Калагани казался очень удивленным, когда инженер повторил, что стальной гигант сильнее всей упряжи крааля. Капитан Год воспользовался этим случаем и рассказал не без некоторой гордости наше приключение с тремя "хоботоносными" принца Гуру-Синга. Недоверчивая улыбка мелькнула на губах поставщика, но он не спорил.

   Обед прошел прекрасно. Матьяс Ван-Гит отдал ему должное.

   Надо сказать, что кладовая была в избытке снабжена продуктами наших последних охот и что Паразар старался превзойти самого себя.

   В погребе парового дома были разнообразные напитки, которые оценил наш гость, особенно два или три стакана французского вина заставили его прищелкнуть языком. Так что после обеда, когда мы расставались, можно было судить по его походке, что вино не только бросилось ему в голову, но и в ноги.

   При наступлении ночи расстались лучшими друзьями на свете, и с помощью своих спутников Матьяс Ван-Гит мог добраться благополучно до крааля.

   Шестнадцатого июля одно обстоятельство чуть не поссорило поставщика с капитаном Годом.

   Капитан убил тигра в ту минуту, когда он хотел войти в ловушку. Но если этот тигр составил сорок третьего для капитана, то он не составил восьмого для поставщика.

   После довольно жарких объяснений хорошие отношения были восстановлены благодаря вмешательству полковника Мунро, и капитан Год дал слово не трогать зверей, которые "имели намерение попасть в ловушку Матьяса Ван-Гита".

   В следующие дни погода была отвратительна. Волей-неволей пришлось оставаться в паровом доме. Мы с нетерпением ждали окончания дождевой поры, которая продолжалась уже больше трех месяцев. Если программа нашего путешествия будет выполнена согласно условиям, определенным Банксом, нам оставалось провести на санитарной станции только шесть недель.

   Двадцать третьего июля пограничные горцы во второй раз пришли посетить полковника Мунро. Их деревня, по названию Суари, находилась только в пяти милях от нашего кочевья, почти на верхней границе Тарриани.

   Один из горцев сообщил нам, что уже несколько недель тигрица совершает чудовищные опустошения на этой территории. Истреблялись стада, и жители собирались уже бросить деревню Суари, сделавшуюся необитаемой. В опасности были домашние животные и люди. Ловушки, капканы, засады ничего не могли сделать с этим свирепым зверем, который занял уже место между самыми опасными хищными зверями, о которых когда-либо слышали старые горцы.

   Рассказ этот, конечно, подстрекнул природные наклонности капитана Года. Он тотчас предложил горцам идти с ними в деревню Суари, желая услужить своей охотничьей опытностью и верностью взгляда добрым людям, которые, как мне кажется, несколько рассчитывали на это предложение.

   - Вы пойдете, Моклер? - спросил меня капитан Год тоном человека, который не хочет уговаривать.

   - Непременно, - ответил я. - Я не хочу пропустить такую интересную экспедицию.

   - И я пойду с вами на этот раз, - сказал инженер.

   - Вот превосходная мысль, Банкс!

   - Да, Год! Я очень желаю видеть вас в деле.

   - Я разве не буду участвовать, капитан? - спросил Фокс.

   - Ах, интриган! - вскричал капитан Год. - Ему хочется дополнить половину тигрицы! Да Фокс, да! Ты будешь участвовать!

   Так как приходилось оставить паровой дом на три или четыре дня, Банкс спросил полковника, не желает ли он отправиться с нами в деревню Суари.

   Сэр Эдвард Мунро поблагодарил его. Он надеялся воспользоваться нашим отсутствием, чтобы осмотреть средний пояс Гималайских гор над Тарриани с Гуми и сержантом Мак-Нейлем.

   Банкс не настаивал.

   Решили, что мы отправимся в тот же день в крааль взять у Матьяса Ван-Гита его чикарей, которые могли быть полезны нам.

   Час спустя, около полудня, мы пришли и сообщили поставщику о наших планах. Он не скрыл своего тайного удовольствия, узнав о подвигах этой тигрицы, "что должно было, сказал он, возвысить во мнении знатоков репутацию зверей полуострова". Потом он дал нам трех своих индусов, не считая Калагани, всегда готового идти на опасность.

   Он только условился с капитаном Годом, что если неравно эта тигрица даст взять себя живьем, она будет принадлежать зверинцу Матьяса Ван-Гита. Какая привлекательность, когда объявление, прибитое к клетке, расскажет красноречивыми цифрами о высоких подвигах одной из цариц Тарриани, которая съела не менее ста тридцати восьми человек обоего пола.

   Наш маленький отряд вышел из крааля в два часа пополудни. Еще не было четырех часов, когда, взяв наискось к востоку, он благополучно достиг Суари. Там паника дошла до крайней степени. В это самое утро одна несчастная индианка, врасплох застигнутая тигрицей у ручья, была унесена в лес.

   Богатый английский фермер, горец, гостеприимно принял нас в своем доме. Наш хозяин более всех других имел причины жаловаться на неуловимого зверя и охотно заплатил бы за его шкуру несколько тысяч рупий.

   - Капитан Год, - сказал он, - несколько лет тому назад, в центральной провинции, тигрица принудила жителей тридцати деревень бежать, и двести пятьдесят квадратных миль хорошей земли должны были остаться невозделанными. Ну а здесь, если так продолжится, придется бросить всю провинцию.

   - Вы употребляли все возможные способы против этой тигрицы? - спросил Банкс.

   - Все, господин инженер, ловушки, ямы, даже приманки, приготовленные со стрихнином! Ничего не удалось!

   - Друг мой, - сказал капитан Год, - я не утверждаю, что мы успеем вам угодить, но сделаем что можем!

   Как только мы обосновались в Суари, в тот же день была устроена облава. К нам, нашим людям, к чикарям крааля, присоединились человек двадцать горцев, вполне знавших местность, на которой надо было действовать.

   Банкс, хотя вовсе не был охотником, казалось мне, готовился следовать за нашей экспедицией с величайшим интересом.

   Три дня, 24, 25, и 26 июля, вся эта часть горы была исследована, но наши поиски не привели ни к какому результату, кроме того, что два других тигра, о которых вовсе не думали, пали от пули капитана.

   - Сорок пять! - только сказал капитан Год, не приписывая этому никакой другой важности.

   Наконец 27 июля тигрица обозначила свое появление новым злодеянием. Буйвол, принадлежащий нашему хозяину, исчез с соседнего пастбища, и остатки его нашли за четверть мили от Суари.

   Убийство умышленное, сказал бы юрист, было совершено незадолго до рассвета. Убийца не мог быть далеко.

   Но главным виновником преступления действительно ли была эта тигрица, так безуспешно отыскиваемая до тех пор?

   Индусы суарийские не сомневались в этом.

   - Это мой дядя, это только он один мог сделать, - сказал нам один из горцев.

   Мой дядя - таким образом во многих территориях полуострова индусы называют тигра. Это происходит оттого, что они верят, будто каждый из их предков вселяется на веки веков в тело одного из этих членов кошачьего семейства.

   На этот раз они могли бы сказать вернее. Это моя тетка.

   Тотчас приняты были меры отправиться отыскивать зверя, не дожидаясь даже ночи, потому что ночь позволяла ему лучше укрыться от наших поисков. Притом он должен быть сыт и не выйдет из своего логовища прежде двух или трех дней.

   Отправились с того места, где буйвол был схвачен, окровавленные следы показывали путь тигрицы. Следы эти направлялись к небольшому тростнику, который уже осматривали несколько раз, но ничего не могли найти. Решили окружить этот тростник так, чтобы из этого круга зверь не мог проскочить, по крайней мере неприметно.

   Горцы разошлись нарочно так, чтобы мало-помалу суживать свой круг к центру. Капитан Год, Калагани и я находились с одной стороны. Банкс и Фокс - с другой, но имели постоянное сообщение с людьми крааля и деревни. Очевидно, каждый пункт этого круга был опасен, потому что на каждом пункте тигрица могла пытаться прорвать его.

   Нельзя было сомневаться, что зверь находится в тростнике. Следы, которые вели к нему с одной стороны, не виднелись с другой. Не было доказано, чтобы это было его обыкновенное логовище, потому что его искали безуспешно, но в эту минуту можно было предположить, что здесь тростник служил ему убежищем.

   Было около восьми часов утра. Сделав все приготовления, мы продвигались мало-помалу, без шума, все более и более суживая круг. Полчаса спустя мы были на рубеже первых деревьев.

   Не случилось ничего, ничто не показывало присутствия зверя, и я спрашивал себя, не напрасно ли действуем мы.

   В эту минуту только те, которые стояли близко, могли видеть друг друга, а между тем было очень важно действовать дружно. Заранее условились, что будет сделан выстрел в ту минуту, когда первый из нас войдет в лес. Сигнал подал капитан Год, который всегда был впереди, и рубеж леса был пройден. Я взглянул на мои часы. Они показывали тридцать пять минут девятого.

   Четверть часа спустя круг сузился, охотники касались друг друга локтями и остановились в самой густой части кустарника, не встретив ничего. Тишина до сих пор нарушалась только шумом сухих ветвей, которые, несмотря на все предосторожности, трещали под нашими ногами. В эту минуту послышался рев.

   - Зверь тут! - вскричал капитан Год, показывая на отверстие пещеры в скалах, венчавших группу высоких деревьев.

   Капитан Год не ошибался. Если это не было обыкновенным логовищем тигрицы, то по крайней мере она укрылась тут, чувствуя за собой погоню целой толпы охотников.

   Год, Банкс, Фокс, Калагани, несколько людей из крааля, подошли к узкому отверстию, у которого кончались кровавые следы.

   - Надо войти туда, - предложил капитан Год.

   - Опасная штука! - заметил Банкс. - Первый, кто войдет, рискует получить опасные раны.

   - Однако я войду, - сказал Год, удостоверившись, что курок его карабина взведен.

   - После меня, капитан, - ответил Фокс, наклонившись к отверстию пещеры.

   - Нет, Фокс, нет! - вскричал Год. - Это мое дело.

   - Ах, капитан, - кротко ответил Фокс тоном упрека, - я отстал на семь!

   Они считали своих тигров в такую минуту!

   - Вы не войдете, ни тот, ни другой! - закричал Банкс. - Нет! Я вас не пущу.

   - Есть, может быть, одно средство, - перебил инженера Калагани.

   - Какое?

   - Задымить эту пещеру, - ответил индус. - Зверь принужден будет выскочить. У нас будет меньше риска и более возможности убить его.

   - Калагани прав, - сказал Банкс. - Ну, друзья мои, сухих ветвей, сухой травы! Завалите это отверстие! Ветер вгонит пламя и дым внутрь. Зверь должен будет или изжариться, или бежать!

   - Он убежит, - ответил индус.

   - Пусть, - ответил капитан Год. - Мы встретим его приветствиями.

   В одну минуту хворост, сухая трава, сухие ветви - в них не было недостатка - целая куча сгораемого материала была навалена у входа в пещеру.

   Ничто не шевелилось внутри. Ничто не показывалось в этом темном проходе, который должен быть довольно глубок. Однако наши уши не могли обмануть нас. Рев раздался оттуда.

   Траву зажгли, и все вспыхнуло. От костра пошел едкий и густой дым, гонимый ветром понизу, от этого дыма перехватывало дыхание.

   Раздался рев еще яростнее первого. Зверь чувствовал себя загнанным в последнем убежище и, чтобы не задохнуться, был принужден выскочить.

   Мы ждали его по обе стороны скалы, полузакрытые завалами деревьев так, чтобы избегнуть натиска первого скачка.

   Капитан выбрал другое место, и, надо сознаться, самое опасное, у входа в просеку, единственную, куда могла убежать тигрица, если бы ей вздумалось бежать по лесу. Год стал на одно колено, чтобы вернее прицелиться, и карабин крепко лежал на его плече; капитан был неподвижен и напоминал каменное изваяние.

   Не прошло и трех минут, как зажгли костер и у отверстия пещеры раздался третий рев или, лучше сказать, на этот раз хрипение. Костер был разбросан в одно мгновение, и громадное тело показалось в клубах дыма. Это была тигрица.

   - Стреляй! - закричал Банкс.

   Раздалось десять выстрелов, но мы впоследствии могли удостовериться, что ни одна пуля не попала в зверя. Его появление было слишком внезапным. Можно ли было метко прицелиться среди клубов дыма, окружавших его?

   После первого прыжка тигрица коснулась земли только для того, чтобы собраться с силами сделать в чащу прыжок еще огромнее.

   Капитан Год ждал тигрицу с чрезвычайным хладнокровием и, подхватив зверя, так сказать, на лету, пустил в него пулю, попавшую в лопатку.

   Быстрее молнии тигрица бросилась на нашего товарища, опрокинула его и хотела размозжить ему голову своей страшной лапой...

   Калагани бросился с большим ножом в руке.

   Крик, вырвавшийся у нас, еще не умолк, как мужественный индус схватил за горло зверя в ту самую минуту, как его правая лапа опускалась на череп капитана.

   Зверь, отвлеченный этим внезапным нападением, опрокинул индуса и устремился на него.

   Но капитан Год уже вскочил и, подняв нож, выроненный Калагани, верной рукой воткнул его весь в сердце зверя.

   Тигрица повалилась наземь. Пяти минут было достаточно для этой страшной сцены. Капитан Год еще стоял на коленях, когда мы подбежали к нему. Калагани с окровавленным плечом приподнялся.

   - Баг Мариага! Баг Мариага! - кричали индусы. Это значило: тигрица мертва!

   Да, действительно мертва! Какой великолепный зверь. Десяти футов длины от морды до конца хвоста, тело соразмерное, лапы громадные с длинными острыми когтями, будто наточенными точильщиком.

   Пока мы любовались зверем, индусы, по справедливости очень раздраженные против него, осыпали его ругательствами. Калагани подошел к капитану Году.

   - Благодарю, капитан! - сказал он.

   - Как, благодарю! - вскричал Год. - Это я, мой милый, напротив, должен тебя благодарить! Без твоей помощи пропал бы капитан первого эскадрона карабинеров королевской армии.

   - Без вас я был бы мертв, - холодно ответил индус.

   - Э! Черт возьми! Не бросился ли ты с ножом в руке заколоть тигрицу в ту минуту, когда она хотела размозжить мне череп?

   - Убили ее вы, капитан, и это ваш сорок шестой!

   - Ура! Ура! - закричали индусы. - Ура капитану Году!

   В самом деле, капитан имел право занести эту тигрицу на свой счет, но он заплатил Калагани крепким пожатием руки.

   - Пойдемте в паровой дом, - сказал Банкс Калагани. - У вас плечо разодрано когтями, но в нашей дорожной аптеке мы найдем чем вылечить вашу рану.

   Калагани поклонился в знак согласия, и все мы, простившись с горцами Суари, не скупившимися на изъявления признательности, направились к санитарной станции.

   Чикари вернулся в крааль на этот раз опять с пустыми руками, и если Матьяс Ван-Гит рассчитывал на эту царицу Тарриани, то должен был проститься с нею. Правда, что при этих условиях невозможно было взять ее живой.

   В полдень пришли мы в паровой дом. Там нас ожидало непредвиденное обстоятельство. К нашей великой досаде, полковник Мунро, сержант Мак-Нейль и Гуми ушли. Записка, оставленная Банксу, сообщала, чтобы он не беспокоился об их отсутствии, что сэр Эдвард Мунро желал на границе Непала разъяснить некоторые сомнения относительно спутников Нана Сахиба и что он вернется до того времени, когда мы должны будем оставить Гималайские горы.

   При чтении записки мне показалось, что движение досады, почти невольное, вырвалось у Калагани.

   Что вызвало это движение? Я, без сомнения, ошибался.

  

  

  

   Отъезд полковника привел нас в сильное беспокойство. Он, очевидно, возвратился к прошлому, которое мы считали законченным навсегда. Но что делать? Пуститься по следам сэра Эдварда Мунро? Мы не знали, какое направление выбрал он, какого пункта непальской границы намеревался достигнуть. С другой стороны, мы не могли скрыть от себя, что если он ни о чем не говорил с Банксом, то потому что боялся замечаний своего друга и хотел избавиться от них. Банкс очень сожалел, что пошел с нами в эту экспедицию.

   Итак, надо было покориться необходимости и ждать. Полковник Мунро, конечно, вернется до начала августа - это был последний месяц, который мы должны были провести на санитарной станции, прежде чем отправимся к юго-западу, в Бомбей.

   Калагани, пользуемый Банксом, оставался только сутки в паровом доме. Рана его должна была скоро исцелиться, и он оставил нас, чтобы заняться своим делом в краале.

   Август начался опять проливным дождем. "От такой погоды могли лягушки простудиться", - говорил капитан Год; но, в сущности, август был не так дождлив, как июль, и, следовательно, благоприятнее для наших экскурсий в Тарриани.

   Между тем сношения с краалем участились. Матьяс Ван-Гит был не совсем доволен, он также рассчитывал оставить кочевье в первых числах сентября. А одного льва, двух тигров, двух леопардов еще недоставало в его зверинце, и поставщик спрашивал себя, будет ли он в состоянии дополнить свою труппу.

   Зато вместо актеров, которых он хотел набрать для своих доверителей, к нему явились другие, которых он не знал куда девать.

   Таким образом, 4 августа, в одну из его ловушек попался медведь. Мы были в краале, когда чикари привезли в подвижной клетке пленника большой величины, с черным мехом, острыми ногтями, длинными мохнатыми ушами - особенность этих представителей медвежьей породы в Индии.

   - Э! К чему мне этот бесполезный тихоход? - вскричал поставщик, пожимая плечами.

   - Брат Баллон! Брат Баллон! - повторяли индусы. Оказывалось, что индусы только племянники тигров, а медведям - братья.

   Но Матьяс Ван-Гит, несмотря на эту степень родства, принял брата Баллона с чувством весьма недвусмысленной досады. Он не мог быть доволен, что попадались медведи, когда ему были нужны тигры. Что он сделает с этим докучливым зверем? Ему невыгодно было кормить его без всякой надежды возвратить эти издержки. Индийского медведя мало спрашивают на европейских рынках. Он не имеет торговой ценности американского и даже полярного медведя. Вот почему Матьяс Ван-Гит, хороший торговец, не хотел держать большого зверя, которого ему будет трудно сбыть.